Реферат: Вопросы взаимовлияния Европы и Азии будоражили умы философов, историков и мыслителей Вавилона, Персии, Египта, Греции и Рима



Глава вторая


ВОСТОК И ЗАПАД -

ИСТОРИЧЕСКИЕ СУДЬБЫ

ГОСУДАРСТВЕННОСТИ


Проблемы взаимоотношений и взаимосвязей между Востоком и

Западом привлекали внимание человечества уже многие столетия.

Вопросы взаимовлияния Европы и Азии будоражили умы философов,

историков и мыслителей Вавилона, Персии, Египта, Греции и Рима.

Данная проблематика оставалась не менее актуальной в средние века и

особенно острой стала в эпоху крестовых походов, а в новое время - в

связи с колониальными захватами в Африке, Азии и Латинской Аме-

рике. По-иному начинает видеться этот вопрос в новейшее время, с

перерастанием национальных капиталов в интернациональный, а в

наше время - в связи с развитием транснациональных связей в областях

государственного управления, экономики, политики и культуры.

Представляется необходимым по-новому взглянуть на весь спектр

вопросов взаимосвязей по линии Восток-Запад. В современном ракур-

се эта проблема видится более многопланово. Она включает в себя всю

гамму отношений по линии не только Восток-Запад, но и Запад-

Восток-Юг-Север. Другими словами, необходим анализ взаимодейст-

вия не только в рамках Евразийского материка, а также всех

остальных трех континентов - Африки и двух Америк. В этом смысле

несколько обособленно находится Австралия. Однако, возможно, но-

вые открытия в ее истории позволят по-иному взглянуть на ее прошлое

и включить ее в сферу взаимовлияний с Юго-Восточной Азией и

Тихоокеанским побережьем Центральной и Южной Америки.

Говоря об одном из наиболее значительных компонентов обще-

мировой культурно-исторической системы - Евразии, прежде всего

необходимо отдать должное основоположникам нового научного тече-

ния, по-иному взглянувшим на вопросы взаимодействия Востока и

Запада, - российским евразийцам. Используя комплексный подход в

исследовании вопросов взаимосвязей Восток-Запад, Европа - Россия -

Азия, евразийцы коснулись очень многих сторон этой проблематики.

Они изучали культуру, этнографию, историю, религию, философию,

лингвистику, экономику, геологию, географию и биологию Евразий-

ского материка. Сбреди всего богатого спектра многочисленных направ-

лений, прорабатывавшихся евразийцами, привлекает внимание одна из

фундаментальнейших проблем прошлою, настоящего и будущего -

вопрос российской государственности.

Следует напомнить, что, несмотря на обилие работ евразийцев, и

которых так или иначе затрагивается проблема российской государст-

венности, специального труда на эту тему не создано. Это крайне

осложняет работу по целостному восприятию евразийской теории

государственности. В многочисленных исследованиях, от фундамен-

тальных коллективных трудов до мелких статей и брошюр, принад-

лежащих перу ученых евразийской школы, этому вопросу уделяется

незначительное внимание. Зачастую вопросы российской государ-

ственности завуалированы более широким анализом другой проб-

лематики и ее выявление требует неординарного, творческого подхода

в процессе осмысления произведений ученых-евразийцев. Для состав-

ления достаточно ясной и целостной картины о прошлом, настоящем и

будущем российской государственности в русле теоретического ви-

дения мыслителей евразийской школы необходимо комплексное

изучение подавляющего большинства их трудов, до недавнего времени

остававшихся практически недоступными отечественным ученым в

силу нахождения их в спецхранах центральных российских библиотек и

архивов или в библиотеках Западной Европы, в частности в Нацио-

нальном архиве Франции и Национальной библиотеке Франции в

Париже.

Анализ наследия евразийцев в целом, включая хранящуюся в

ГАРФ их личную переписку, выявляет наличие порой достаточно

различных точек зрения внутри этой научной школы по вопросу

российской государственности. Соединение разнообразных фрагментов

и мнений евразийцев по этой проблематике позволяет составить мо-

заичную, но тем не менее достаточно целостную и логичную картину

их взглядов на этот вопрос.

Изучая историю российской государственности, евразийцы пришли

к выводу, что время от времени весьма полезно подвергать пересмотру

привычные исторические понятия1. Это необходимо для того, чтобы

при пользовании ими не впадать в заблуждения, возводя некоторые из

них в абсолют. К числу понятий, особенно часто употреблямых и

притом с наименьшей степенью разночтений, с точки зрения евра-

зийцев, относятся термины: Восток, Запад, Азия, Европа, части

света, материки, континенты, государственная система и культур-

ные миры. Их антагонизм кроется в борьбе двух извечных начал -

свободы и деспотизма, прогресса и косности, движения и застоя и т.д.

Этот вечный конфликт предстает во всемирной истории государст-

венности, в частности в прообразах деспотической государственной

системы Персии и демократий Эллады. Однако при этом упускается из

виду, что у самого Запада есть свой Восток и свой Запад. В качестве

примера можно привести западную романо-германскую часть Римской

империи и Византию, а в настоящее время - Западную и Восточную

Европу. Это же наблюдается и применительно к Востоку. Здесь в

противоположности друг к другу, как считали евразийцы, находятся

Иран и Туркестан, конфуцианский Китай и степная зона кочевни-

чества, Индия и Центральная Азия.

Учитывая столь сложную и неоднородную картину внутренних

взаимосвязей на континенте, евразийцы впервые предложили заменить

европоцентристскую концепцию противостояния и полюсности Вос-

1 См.: Бицилли П.М. "Восток" и "Запад" в истории Старого Света // На путях:

Утверждение евразийцев. Берлин, 1922. Кн. 2. Сб 317, 340.


тока и Запада на теорию взаимодействия Центра и Окраин2. Евра-

зийцы по-новому поставили вопрос о противопоставлении государ-

ственности Востока и Запада. Во-первых, этот контраст, с их точки

зрения, не являлся заблуждением и его всячески необходимо было

подчеркивать. Во-вторых, видя контрасты, нельзя было упускать из

виду и черты сходства. В-третьих, необходимо было поставить вопрос о

самих носителях противостоящих понятий. В-четвертых, следовало

покончить с привычкой видеть этот контраст во всем и везде, даже

там, где его и нет.

Основываясь на этих представлениях, евразийцы впервые выдви-

нули тезис о существовании Срединного континента, который они

назвали Евразией, а также о двух периферических мирах: азиатском

(Китай, Индия и Иран) и европейском (романо-германо-славянские

страны Западной, Центральной и Восточной Европы) 3.

Евразийцы полагали, что Срединный континент - это некое

замкнутое и единое пространство, ограниченное с запада реками

Неман-Западный Буг-Сан-устьем Дуная, с востока - Тихим океаном, с

севера - тундрой, с юга - горными цепями Кавказа, Памира и Тянь-

Шаня. Его степная зона, по их мнению, являлась становым хребтом

истории и государственности Старого Света. Евразийцы были убеж-

дены, что тот, кто владел степью, становился политическим и государ-

ственным объединителем Евразии и двух периферических миров.

Помимо основательного пересмотра методологии и подходов к

исследованию Востока и Запада, евразийцы сосредоточили внимание

на изучении явлений синхронизма в религиозно-философском и го-

сударственном развитии наиболее крупных культурных миров. Они

указывали, что, повинуясь определенной периодичности, примерно в


2 См.:Там же. С. 318 - 320.

3 См.: Евразийство (Опыт систематическою изложения). Париж, 1926. С. 33-34,

Евразийская хроника. Париж, 1926.вып. 5. С. 73, ГАРФ. Ф. 5783. Оп. 1. Ед. хр. 45.

Евразия.Л. 1.


одно и то же время произошло зарождение монотеистической рефор-

мы Заратустры, религиозной реформы Пифагора, развертывание

деятельности Будды, формирование философии Конфуция и Лао-

Цзы 4. В контексте этого видения проблемы они исследовали истоки

закономерности объединения обширных пространств Старого Совета

под единым руководством и в рамках единого государства. Их внимание

привлекали завоевания, а затем формирование государств Алек-

сандром Македонским, скифами, гуннами, Чингисханом, московскими

царями, а затем российскими императорами.

Евразийцы были убеждены, что синхронность, периодичность и

внутреннее единство истории Старого Света наиболее ярко проявились

за последние две с половиной тысячи лет, т.е. от 1000 лет до н.э.

и до 1500 г. н.э. Этот период истории они назвали "евразийским".

Однако, но их мнению, с XVI в. наступает период дробления. Перифе-

рическая Европа отделяется от Евразии, от которой также отпадает

периферическая Азия. Пропадает евразийский центр и остаются одни

окраины.

Новейшую судьбу России с XVI в. евразийцы рассматривали как

грандиозную попытку восстановления евразийского центра и тем

самым воссоздание евразийской государственности и Евразии как

единого целого. Над этой проблемой в первой трети XX в.

плодотворно трудились такие крупнейшие представители евразийской

школы, как Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий, П.П. Сувчинский, Г.В.

Флоровский, Г.В. Вернадский, А.В. Карташев, П.М. Бицилли, М.В.

Шахматов, В.И. Ильин, С.Г. Пушкарёв, В.П. Никитин, P.O. Якобсон и

др.

Работая в этом направлении, евразийцы ставили перед собой ряд

стратегических научных целей. Во-первых, они отказались от концеп-

ций и теорий государственности, существовавших до начала XX в. и

4 См.: Бицилли П.М. Указ. Соч.. С. 320-330.


основанных либо на монархических, либо на республиканских, либо на

симбиозе этих двух начал вследствие почти полной выработки их

потенциала к первой трети XX столетия. При этом также отвергалась

теория государственного строительства, предложенная большевиками

после 1917 г. Они поставили перед собой цель поиска новой системы

государственных институтов и управления Россией. Во-вторых, евра-

зийцы считали необходимым начать формулирование новой объедини-

тельной государственной идеи и общегосударственной идеологии,

которая помогла бы вновь сплотить территории и земли вокруг

Евразийского центра. В-третьих, они попытались доказать преемствен-

ность и периодичность государственного строительства на просторах

Евразии от скифов к гуннам, от гуннов к тюрко-монголам, от тюрко-

монголов к русскому этносу. Наиболее глубоко они исследовали

преемственность государственного начала последнего звена этой цепи

- от империи Чингисхана к Российской империи. В-четвертых, они

пытались выяснить причины достаточно длительного существования

обширнейших государственных образований на территории Евразии в

прошлом, настоящем и предполагаемом будущем и в этом контексте

доказать, что объединительные тенденции намного сильнее на Средин-

ном евразийском континенте, чем центробежные силы распада.

В-пятых, отстаивая свою концепцию государственности, евразийцы

вели серьезную научную полемику со своими российскими и зарубеж-

ными оппонентами.

Анализируя системы государственного устройства наиболее

развитых в социально-экономическом плане стран Старого и Нового

Света первой трети XX в., евразийцы указывали на один весьма

примечательный факт. Для них, как и для многих ученых начала XX в.,

было весьма показательно, что один из самых преданных поклонников

романской культуры, Г. Ферреро, чуть ли ни первый заявил после

окончания первой мировой войны, что старые европейские принципы

права и государственности рухнули и что Европа должна найти новые,

если не хочет захлебнуться в волнах анархии, подобно тому, как погиб

Рим, когда пал авторитет Сената5. Подобные мысли были изложены

Рено де Би в книге "Испытание огнем”6. Остро ощущая этот кризис

государственных начал, проявившийся в первой мировой войне, а затем

в событиях 1917 г. в России, евразийцы понимали уже в начале 20-х

годов нашего столетия, что необходим поиск новых форм теорий

государственности. Их исследования начались с представлений о

"непосредственной катастрофичности происходящего"7. Последующие

исторические события полностью подтвердили опасения евразийцев.

Как результат кризиса старых западноевропейских и российской го-

сударственных систем ими рассматривался рост национал-социализма,

интернационал-социализма, фашизма и фалангизма, приведших к

трагическим событиям 1936-1945 гг.

Являясь очевидцами крушения старых принципов государст-

венности, евразийцы считали, что выход из этого кризисного поло-

жения лежал не в повторе тех или иных форм политического и

государственного строя XIX в. Они утверждали, что формой большей

части XX в. будет диктатура партии8. Они были убеждены, что опыт

большевиков в СССР в 1920-е годы и фашистов в Италии являлся как

бы первой попыткой поиска основных принципов этого государствен-

ного строя9. В противоположность демократическим началам XIX в.

этот новый строй покоится на принципе, названном евразийцами

демотизмом. Демотизм рассматривался ими как форма осуществления

неосознанной воли большинства сознательной волей организованого

меньшинства. Формой организации меньшинства являлась партия.


5 См.: Евразийская хроника. Париж, 1926. Вып. 4. С. 43.

6 См.: Там же.

7 См.: Евразийский временник. Берлин, 1923. Кн. 3. С. 5-6.

8 См.: Евразийская хроника. Вып. 4. С. 4.

9 Там же.


Поддерживая такую форму организации государственного управ-

ления, евразийцы выступали против ее содержания, предложенного

идеологами национал-социализма, фашизма и интернационал-социа-

лизма. Они считали, что эти идеологические доктрины не связаны с

действительностью и, давая поначалу некоторый толчок в развитии, в

конечном итоге обречены на поражение10. Они полагали, что только

та партия сможет осуществить диктатуру, идеология которой будет

охватывать и представлять не интересы якобы некоего этнического

большинства, класса или общественного слоя, а того большого корен-

ного органического целого, которым является группа наций, состав-

ляющих то или иное государство XX в.

По мысли евразийцев, такая партия будет создана и окрепнет по

имя идеологии, которая не имеет ничего общего с идеологическими

установками, предложенными в Европе в 20-е годы нашего

столетия. Главенствующая роль, этой партии в системе нового госу-

дарственного устройства и в управлении как в странах Западной

Пвроны, так и в России станет возможна, но мнению евразийцев, при

условии гармоничного сочетания ее организационных принципов с ее

основными идейными целями и при условии, что эти два фактора не

будут постоянно противоречить друг другу11. Создание такой партии

снимет основное препятствие на пути развития стран мирового

сообщества и, в частности, России и даст дорогу подлинному конструк-

тивному творчеству.

Обращаясь к вопросу об идеологии такой партии, евразийцы

полагали, что всякое жизненное движение определяется некой идео-

логией и вытекающей из нее системой конкретных задач или прог-

рамм, которых обусловлены определенной исторической обстанов-

кой12. Естественно, что задачи и система зависят от условий, места и


10 См.: Там же. С. 5.

11 Там же.

12 См.: Евразийство (Опыт систематического изложения). С. 3.


времени. В результате появляются новые цели, меняются и отмирают

старые. Однако именно идеология, но мнению евразийцев, определяет

ту грань, за которой прагматизм и практицизм движения вырождаются

в беспринципный оппортунизм. Евразийцы считали, что оппортунизм

связан с отсутствием идеологии или, в крайнем случае, с ее неясностью,

туманностью и неразработанностью. С оппортунизмом они также

связывали абстрактную идеологию. Примерами такого сочетания, с их

точки зрения, являлись теоретические концепции по реставрации

монархии в России и различные теории по построению социалисти-

ческих государственных систем. Все они, по глубокому убеждению

евразийцев, были критически не проверены, ошибочны, безжизненно

схематичны и основаны на мнимых, а не на действительных законах

общественного и исторического развития13.

Евразийцы придерживались мнения, что любая идеология, а тем

более идеология государственной системы нового типа, может быть

определена, прежде всего, как органическая система идей. Это не

простая совокупность, а органическое единство, связанное с конкрет-

ной жизнью, социумом и страной, а не с ложной или мнимой абстрак-

цией14. Евразийцы уподобляли новую государственную идеологию

развивающемуся семени растения, которое в своем существе и идеале

являет внутреннюю необходимость самораскрытия одной основопо-

лагающей и фундаментальной идеи или системы идей. В отличие от

абстрактной идеологии истинная государственная идеология не явля-

ется универсальной и отвлеченной системой и не может быть выра-

жена одной отвлеченной формулой, фразой или броским лозунгом.

Она подобна живому организму, который сложен и многопланов и в

котором важен каждый орган, каждый сосуд и каждая артерия.


13 См.: Евразийская хроника. Вып. 4. С. 4-5; Евразийство (Опыт систематического

изложения). С. 3-4, 7: Евразийство: Формулировка 1927 г. - М., 1927. С. 4-5.

14См.: Евразийская хроника. Вып. 4. С. 4- 5; Евразийство (Опыт систематического

изложения). С. 3-4, 7: Евразийство. Формулировка 1927 г. С. 4- 5.


Общегосударственная идеология не абстрактна, а симфонична и

соборна, согласуя и объединяя свои выражения с чаяниями широких

слов общества.

Таким образом, истинная государственная идеология не может

отрицать конкретную действительность и противоречить ее существу.

Евразийцы были убеждены, что истинная государственная идеология,

зарождаясь и требуя своего осуществления в жизни как отдельного

индивидуума, так и всего общества и государства в целом, уже в этом

предсодержит в себе жизненные стихии конкретной действительности,

страны и социума. Людям, которые стоят вне истинной государствен-

ной идеологии, убежденно и энергично стремятся к каким-либо другим

целям, связывая их с ложной идеологией, может казаться, что истинная

идеология говорит о чем-то другом и мало имеет общего с конкретной

действительностью. Однако это не так. Истинная идеология является

гармоничной и вечно развивающейся системой идей, имеющей цен-

ность не только в настоящем или для решения каких-либо сиюминут-

ных политических или государственных задач, и представляет зна-

чимость в глубинном понимании процессов отдаленного прошлого,

постоянно развивающегося настоящего и построении реальных планов

на будущее.

Изучая старые буржуазные государственные идеологические

системы Старого Света, евразийцы, признавая их значимость и плодо-

творность для XIX в., указывали на то, что к его концу наука о

государственности явно начала переживать кризис. Особенно ярко это

проявилось в Западной Европе. Этот кризис науки и научного миро-

созерцания, прикрытый блестящими успехами техники в XX в., начался

уже давно - вместе с упадком великих западноевропейских философ-

ских систем XIX в. Евразийцы определяли XIX столетие как эпоху

катастрофического убывания духовности европейской культуры. Оно

заключалось в исчезновении органического синтеза идей, а также в

замене их естественного внутреннего природного единства внешним,

механическим и формальным15. Это сказалось, с одной стороны, в

скептическом релятивизме и прагматизме Западной Европы, с другой -

в безнадежных попытках объяснить все явления по типу механических

связей и материального бытия. Однако это, по мнению евразийцев, все

более заводило западноевропейскую мысль в тупик.

В противоположность старому западноевропейскому пониманию

государственного устройства, основанного па замкнутом и себе со-

циальном атоме и индивидуализме, евразийцы выдвигали понятие лич-

ности как живого единства и органического многообразия, заклады-

пающего основу государственности. Именно в единстве, гармоничности

и свободе личностного начала, не подверженного разрушительному

процессу отчуждения от духовности, средств производств и власти, как

это произошло в Европе, евразийцы видели здоровое начало россий-

ской государственности. Они понимали личность как единство мно-

жества ее состояний и проявлений16. Вместе с тем евразийцы

признавали реальностью не только индивидуальную личность, но и

социальную группу, однако не только как сословие или класс, как это

признано в социалистических теориях, но и как народ, представляющий

единое целое или субъект культуры.

Осмысливая позицию евразийцев в отношении основ западно-

европейских теорий государственности, следует особое внимание уде-

лить концепции исторического и государственного развития, разрабо-

танной Н.С. Трубецким17. Анализируя западноевропейскую науку

XIX - начала XX в., он пришел к выводу, что понятия эволюция,

эволюционная лестница, ступени развития являются глубоко европо-

центричными. Представления об эволюции в том виде, в каком они

существовали в западноевропейских теориях истории, государства и

права, этнологии, культурологии, этнографии, лингвистики и антропо-

15 См.:Евразийство ( Oпыт систематического изложения ).С.10-12.

16 См.:Там же. С. 12.

17 См.: Трубецкой Н.С. Европа и человечество. София, 1920; Евразийский временник.

Берлин, 1925. Кн. 4. С. 66-81; Бицилли П.М. Указ. соч. С. 310-316: Евразийский

временник. Кн. 3. С. 18-29; Евразийская хроника. Париж, 1927. Вып. 8.


логии, по его мнению, проникнуты европоцентризмом. Путь развития

человеческого общества и государства виделся западноевропейскими

учеными как прямая линия. В этом, конечно, сказалось влияние

христианства. Например, в Древней Греции и Риме время представ-

лялось как движение по кругу. Как таковое оно, завершая очередной

круг, замыкалось само на себя. Это отразилось в мифологии, религии и

науках античного мира18. С появлением христианства время стало

рассматриваться не в циклическом, а в линейном плане. Отправной

точкой в новой системе отсчета считалось рождение Христа.

Окидывая взором общую картину ныне существующих челове-

ческих обществ и государственных систем, исходя из западноевро-

пейских концепций, видны народы и государства в различных поло-

жениях на этой линии. Человечество шло как бы по прямой линии,

однако отдельные народы и государственные образования останавли-

вались в ее разных точках и продолжали топтаться на одном и том же

месте, а другие - двигались дальше и оказывались на более продви-

нутых позициях. В этой схеме на самых передовых местах оказались, с

точки зрения западноевропейских ученых, государства романо-герман-

ского мира: Англия, Франция, Германия, Италия и Австро-Венгрия.

Остальные страны остались далеко позади. Так было положено начало

эволюционной цепи, а остальные части выстраивались исходя из

принципов европоцентризма.

Используя эту схему, западноевропейские ученые, политики и

государственные деятели, конечно же, видели Европу как передовой

форпост человечества. При таком положении вещей все европейское

должно было автоматически считаться самым лучшим, самым пере-


18 См.: Вегнер В. Рим (история и культура римского народа). СПб.; М., 1902. С. 194-195;

415 -416; 487-488; Культура Древнего Рима. М., 1985. Т. 1. С. 106, 144, 173; Штаерман

Е.М. Кризис античной культуры. М., 1975; Адорно Ф. Античная философия. Рим, 1965;

Реале Г. История античной философии. Милан, 1978; Голубцова Е.С. Идеология и

культура сельского населения Малой Азии 1-111 вв. М., 1977.


довым и самым прогрессивным. Это касалось не только частных

вопросов образа жизни, быта, поведения или моды, но и фундамен-

тальных вопросов ценностных ориентиров, государственной идеологии,

государственного управления и институтов. И здесь многие незапад-

ноевропейские страны столкнулись с очень сложной проблемой евро-

пеизации, или вестернизации. Однако, как отмечал Н.С. Трубецкой,

европеизация происходила не вообще, а по романо-германскому образ-

цу. Негативными последствиями этого, по его мнению, являлось

следующее. Прежде всего, европеизация приводит к расчленению

незападноевропейской нации на слои и классы, а затем - к классовой

борьбе. Во-вторых, вестернизация затрудняет переход из одного

общественного слоя или класса в другой и способствует нарастанию

общего напряжения в социуме и государстве. Разобщенность общест-

венных групп приводит к еще большему торможению в движении

общества и государства, к затруднению в дальнейшем распространения

новшеств и открытий и препятствует сотрудничеству всех частей

народа в деле государственного строительства, культурного развития и

социально-экономической эволюции.

Изучение истории и отношения к государству этого вестер-

низирующего народа также складывается на основе европоцентризма.

В этом контакте все, что противоречит европейской государственности

и духу, представляется злом и носителем косности. Наивысшим

моментом эволюции считается тот, который связан с решительным

поворотом к Западной Европе. В дальнейшем же все, что берется из

Европы, считается прогрессом, а всякое отклонение от европейских

норм и стандартов - реакцией и регрессом. Постепенно этот народ

приучается презирать все свое, исконное, всю государственную и

общественную структуру своего прошлого, все собственные традиции,

образы и обычаи, все народное и национальное в угоду европейским

ценностям.

Народы, вставшие на путь европеизации, теряют истинное чувство

патриотизма и национальной гордости. Эти чувства остаются уделом

лишь отдельных их представителей. Национальное самоутверждение

большей частью сводится у них к амбициям правящей верхушки, а

также руководящих политических, государственных и хозяйственных

деятелей. Несколько отвлекаясь от теории Н.С. Трубецкого, следует

отметить, что возможности национального, в смысле государственного

и духовного, остаются достаточно высокими. Это подтверждают при-

меры необычайно бурного развития ряда стран в XX столетии. Здесь

необходимо указать, что речь идет не о национальном духе, как

моноэтническом феномене, а о национально-государственном духе на

полиэтнической основе, но и рамках единого государства. В странах,

где потенциал этого государственного духа направлен на определенном

переломном этапе истории на созидание, происходит резкий и

значительный социально-экономический рывок нации.

Н.С. Трубецкой, анализируя вопрос европеизации, затронул очень

важный аспект о государственной безопасности в условиях внешней

военной угрозы. Чтобы оградить себя от иноземной опасности, что

входило и входит в доктрину большинства правящих кругов стран в

Х1Х-ХХ вв., отстающему государству приходится держать на одном

уровне с высокоразвитыми романо-германскими державами свою воен-

ную промышленность. Однако усилия, прилагаемые на ее поддер-

жание, еще более усугубляют отсталость страны в остальных областях

техники и науки. Для устранения этого разрыва европеизируемым

странам и народам необходимо пройти за короткого время весь тот

путь, который романо-германские государства прошли постепенно в

течение нескольких столетий. Этот способ "движения" к Европе

Н.С. Трубецкой называл скачками. Последствия скачков явно не

благоприятны.

Помимо того, что скачки болезненны и требуют большого

напряжения всего государственного и хозяйственного механизма, за

каждым из них неминуемо следует, по мысли Н.С. Трубецкого, период,

кажущийся, с европейской точки зрения, застоем. Период подобной

стагнации необходим для приведения в соответствие с новыми

достижениями государственного устройства и хозяйственных связей.

Также необходимо согласовать результаты, достигнутые вследствие

такого рывка, зачастую только в области военной техники и промыш-

ленности и при отставании остальных отраслей хозяйства, с инсти-

тутами государственности, культуры и науки. За время такого застоя

страна еще более отстает от Европы.

Нечто аналогичное происходило с Россией в XIX - начале XX в.

Евразийская схема исторического развития "скачок-застой" хорошо

подтверждается историческим материалом России именно этого

периода, изобилующего критическими и поворотными моментами оте-

чественной истории. При Александре I - скачок в виде либеральных

реформ Негласного комитета и М.М. Сперанского, успешных войн с

Турцией 1806-1812 гг., присоединения к России Грузии в 1801 г.,

Финляндии в 1809 г., Бессарабии в 1812 г...Азербайджана в 1813 г.,

бывшего герцогства Варшавского в 1815 г., а также победы в

Отечественной войне 1812 г. над Наполеоном Бонапартом. Участие в

Венском конгрессе и руководство в Священном союзе можно рассмат-

ривать как международное признание резко возросшего значения

России. Однако затем последовала разрушительная кульминация этого

этапа европеизации страны и могущества западных идей в первой

четверти XIX в. С точки зрения евразийцев, ею стало восстание

декабристов, едва не покончившее с самой российской заевропеизиро-

вавшейся монархической системой, которая в лице Александра I

позволила столь бурно развиваться либеральным идеям среди элиты

дворянства.

События Отечественной войны 1812 г. и победоносное шествие

русской армии по странам Западной Европы взбудоражили умы

российского офицерства и высшей аристократии. Победа над Наполео-

ном Бонапартом и прямое соприкосновение с плодами европейского

капитализма, формально давшего романо-германским народам

свободу, равенство и братство, создали такое состояние мысли и духа

прогрессивной части российского дворянства, при котором казалось

все возможным, даже коренное изменение направления исторического

хода развития страны. При этом мало учитывались традиционные

особенности российского общества, по мнению евразийцев, во многом

принципиально отличавшиеся от западноевропейских условий. К этому

надо добавить, что, с исторической точки зрения, не вполне объектив-

ным и закономерным был бы шаг в сторону смены системы

государственного устройства страны до момента полного или почти

полного израсходования его внутреннего потенциала. Следует также

указать, что все эти реформаторские нововеяния декабристов сверху

были малопринимаемы как большей частью умеренного и консер-

вативного дворянства, так и российской бюрократией, а тем более

отечественным крестьянством. Подтверждением того, что возмож-

ности российского абсолютизма как стержневого элемента отечествен-

ной государственной системы были далеко не исчерпаны ко второй

четверти XIX в., стал приход Николая I.

Правление Николая I, с точки зрения евразийцев, можно охарак-

теризовать как застой и реакцию против европейских веяний, выра-

зившихся в подавлении декабрьского восстания, всякого свободомыс-

лия в лице Пушкина, Лермонтова, Герцена, Шевченко и других круп-

ных мыслителей второй четверти XIX в. Как застой можно охаракте-

ризовать политику России этого периода и в качестве жандарма

Европы - разгром Польского восстания 1830-1831 гг. и Венгерской

революции 1848-1849 гг. и т.д.

Новый этап скачка к Европе связан уже с царствованием Алек-

сандра II. Здесь можно провести аналогию с политикой его предшест-

венника императора Александра I. Отмена крепостного права, целый

ряд буржуазных реформ по европейскому образцу явились одним из

крупнейших потрясений российских устоев и традиций. С гибелью

Александра II, убитого народовольцами в 1881 г., в России вновь

наступает период относительного затишья и застоя. При АлександреIII

значительное внимание было уделено мирному хозяйственному

развитию страны. На основе метода цикличности

Н.С. Трубецкого этот период можно определить как стабилизацион-

ную постскачковую фазу.

Затем вновь наступает период скачка, завершившийся самораз-

рушением системы вследствие неприятия и отторжения несоответст-

вующих ей европейских стандартов, идей и методов развития.

В качестве яркого примера этой деструктуризации российской госу-

дарственности можно привести поражение в русско-японской войне

1904-1905 гг., больно ударившее по престижу России как великого и

могущественного государства, проигравшего несравненно меньшей в

территориальном и хозяйственно-политическом плане Японии начала

XX в. Далее, после кровавых событий 1905-1907 гг. Россия поддалась

влиянию европейских идей о конституционной монархии как формы

государственного правления. Помимо этого, ввязывание России в

"большую" европейскую политику и участие в первой мировой войне

окончательно подорвали традиционные устои российской государ-

ственности, хозяйства, морали и быта. Этот европейский скачок прави-

тельства во главе с Николаем II привел к полному саморазрушению

основ государственной системы, заложенных Петром I.

Анализируя вопрос о причине слабости старых российских объеди-

няющих монархических государственных традиций, П.П. Сувчинский

писал, что к 1914 г. "русская государственность фатально низводила

свое значение до степени частного политического фактора, вынуж-

денно слагающего общеевропейское равновесие"21. Однако, признавая

пагубность бездумного использования западноевропейских государ-

ственных и экономических теорий, стандартов и концептуальных цен-

21 См.: Евразийский временник. Кн. 3. С. 9, 35-36.

ностей для России, евразийцы не признавали обреченной фатальности

того пути, по которому шла вестернизирующаяся страна в XVIII -

начале XX в. В отношении возможностей российской государствен-

ности П.П. Сувчинский отмечал, что она имела "несколько раз воз-

можность нейтрально утвердить себя как великое самодовлеющее

целое"22. Но такая возможность творческого подхода к вопросу транс-

формации российского государственного устройства не была исполь-

зована ни Александром II, ни Александром III, ни Н
еще рефераты
Еще работы по разное