Реферат: Профессиональных армий. К тому же идея чисто танковых частей граничит с бредом, как всякая идея, доведенная до абсолютного воплощения. Ну а вторая представляет собой точное описание тактики действий мотопехоты на бтр или бмп

Александр Больных

ХХ век танков




ОТКУДА ЕСТЬ И ПОШЛА ТАНКОВАЯ ВОЙНА


Что такое танковая война? На этот наивный вопрос без малейших затруднений отвечают военные энциклопедии. СВЭ, например, дает такое определение: «Танковая война (иностр.) — понятие, выражающее главенствующую роль танковых (мех.) войск в военных действиях и их преувеличенную способность самостоятельно решать исход войны. Теория танковой войны является одной из разновидностей теории «малых профессиональных армий». Но при этом уже через пару страниц та же самая СВЭ категорически утверждает: «Танковые войска составляют основную ударную силу сухопутных войск».

Имеется и другой вариант: «Танковая война — это использование бронированных боевых машин в современной войне. Преимущества танковой войны заключаются в способности войск прорывать оборонительные позиции обычной пехоты, используя маневренность боевых машин и защиту от пехотного оружия, а также возможность уничтожать артиллерию обороняющихся собственным оружием, обычно скорострельными пушками и пулеметами».

Причем далее следует убийственный ярлык: «Доктрина танковой войны знаменовала разрыв со статической окопной войной в период Первой мировой и возврат к военной школе XIX века, которая отстаивала постулаты маневренной войны и решающего сражения как вершины военной стратегии».

Честно говоря, оба варианта представляются мне не лишенными недостатков и определенного лукавства, так как их авторы сознательно кое-что искажают. Если почитать Фуллера и Лиддел-Гарта, то действительно можно увидеть рассуждения на тему профессиональных армий. К тому же идея чисто танковых частей граничит с бредом, как всякая идея, доведенная до абсолютного воплощения. Ну а вторая представляет собой точное описание тактики действий мотопехоты на БТР или БМП.

Но работы Гудериана и труды советских теоретиков крест-накрест зачеркивают измышления британской школы, хотя и они не лишены определенных недостатков. Мы дадим свое определение танковой войны, ни в коем случае не претендуя на то, чтобы оно стало истиной в последней инстанции. Спорить с сонмом многозвездных генералов и военных академиков было бы откровенной дерзостью с нашей стороны. Итак, танковая война — это вид современной маневренной войны, в которой роль главной ударной силы исполняют танковые войска. Они являются осью, вокруг которой строятся все операции — как наступательные, так и оборонительные. Массированный удар танковых частей решает исход операции. При этом в состав танковых войск входят не одни только танковые части, но также мотопехота, артиллерия, саперы, разведывательные и зенитные подразделения, тыловые службы. Именно исходя из этого определения, мы и будем рассматривать военные операции армий XX века. Кстати, такое определение позволяет провести четкое разграничение между использованием танков и танковой войной, достаточно лишь взглянуть, основную или вспомогательную роль играли танки в соответствующей операции. Наглядным примером является Франция в 1940 году, которая имела много танков, но не имела танковых войск. Самым ярким видом танковой войны является тактика блицкрига, которая предусматривает прорыв вражеского фронта, окружение и уничтожение сил противника, однако она не исчерпывает всех возможных вариантов использования танковых войск. Ведь танки могут использоваться для нанесения глубоких рассекающих ударов, для обеспечения эластичной обороны и других целей.

Очень многие авторы с нескрываемым восторгом рассказывают историю о «танках древности» — боевых слонах. Самое любопытное, что они совершенно правы. Первые в истории «танки» по способам своего тактического применения полностью совпадали с первыми в истории танками.

Слоны были самым опасным противопехотным оружием древности, и точно так же в 1916 году первые английские танки стали самым опасным противопехотным оружием. Все эти Mk.I или Mk.V предназначались для одной-единс- твенной цели — уничтожения вражеской пехоты в траншеях и ничего более. Впрочем, ни на что большее они и не были способны. Создалась несколько странная ситуация — танки уже существовали, а вот до появления танковой войны еще оставалось четверть века.

Однако и в дальнейшем к пониманию концепции танковой войны пришли далеко не все ведущие военные державы. Например, во французской армии танк так и остался вспомогательным пехотным оружием. Англичане уселись между двух стульев, превратив часть танков в то же самое пехотное оружие, а часть — в странное подобие рыцарской кавалерии. Япония и Италия по причине слабости промышленности и технической отсталости вообще ни о чем подобном не могли даже мечтать. Про Соединенные Штаты, которые до Второй мировой войны не имели настоящих вооруженных сил, и говорить смешно. Но зато Германия и Советский Союз создали более или менее стройные теории использования танковых войск, хотя к 1939 году этих самых войск фактически не имели, но по разным причинам. Германии мешало отсутствие по-настоящему боеспособных танков, а советские мехкорпуса все-таки слишком напоминали английскую мечту: танки, танки и снова танки. При этом советские генералы больше говорили, чем делали. Можно, например, вспомнить знаменитые маневры Киевского округа в начале 1930-х годов, названные «большой показухой».

Начало войны показало, что даже лучшие немецкие генералы не слишком уверенно представляли себе, что такое танковые войска и как их следует правильно использовать. Во всяком случае, в польской кампании немецкие танки являлись скорее статистами, чем главными действующими лицами. Во время боев во Франции немцы показали, что постепенно нащупывают правильный путь, а летом 1941 года они продемонстрировали танковую войну в полном блеске, правда, при явном пристрастии к блицкригу, иногда в ущерб общему успеху операции. Одновременно продолжалось совершенствование структуры танковых соединений, совершенствование техники. Летом 1942 года Панцерваффе могли стать подлинным Вундерваффе, если бы не одно маленькое «но». В ходе зимней кампании 1941 года силы вермахта были подорваны окончательно и безнадежно. А к 1944 году, когда производство самоходных противотанковых орудий в Германии превысило производство самих танков, стало понятно: Панцерваффе окончательно перестали быть главной ударной силой вермахта.

Но эстафету подхватили советские танковые войска. Прошло два с лишним года кровавых боев, прежде чем советские командиры научились правильно использовать находящиеся в их распоряжении танки. И к весне 1945 года Советский Союз остался единственным обладателем этого волшебного меча-кладенца модели «танковые войска». Знаете, я позволю себе высказать крамольную мысль. Если бы Красной Армией командовали несколько иные генералы, не Жуков, Тимошенко, Ротмистров и им подобные, а настоящие полководцы, бросок «вперед до Ла-Манша и Гибралтара» был бы вполне реален. Западные союзники просто не представляли себе, какая махина им противостоит. Они воевали только с надломленными и уставшими Панцерваффе, а с танковыми войсками периода расцвета не сталкивались. Недаром ведь Соединенные Штаты так и не создали их у себя, отдельные танковые дивизии, конечно же, не в счет. Кстати, причины этого совершенно очевидны. Соединенные Штаты не готовились и не собирались участвовать в больших войнах, и размах операций на европейском театре не снился американским генералам даже в кошмарных снах. Поэтому они просто не успели. Ошибки англичан выглядят гораздо более странными. Я могу лишь предположить упорное следование традициям, в том числе и пагубным традициям.

После войны продолжалось развитие и совершенствование танков, но не теории и практики танковой войны. И слава богу, потому что развивать эту теорию можно было только в ходе Третьей мировой войны. Да, танки продолжали использоваться в различных войнах и конфликтах, причем иногда в различных операциях участвовали сотни и тысячи бронированных машин. Но все они были локальными и довольно специфичными, поэтому механически переносить опыт таких боев, хотя бы арабо-израильских войн, на общую теорию использования танков не следует. Кстати, если мы посмотрим на послевоенную историю танка, то увидим не менее причудливые и странные идеи и конструкции, чем те, что возникали до войны. Одни только шведские безбашенные танки типа «S» чего стоят, ничуть не хуже пятибашенного Т-35. А если внимательнее присмотреться к истории израильской армии, которую иногда называют самой боеспособной и самой подготовленной в мире, то выяснится, что израильское командование до идеи сбалансированных танковых войск дошло далеко не сразу. Ему понадобились те же самые 25 лет, что и нам с немцами. Но что самое удивительное — израильтяне, имея перед глазами опыт Второй мировой войны, старательно повторили все ошибки, которые допускали ее участники.

Танк не раз хоронили, но очень скоро выяснялось, что могильщики поторопились. Появлялись новые средства борьбы с танками, но появлялись и новые модели танкового оружия и брони. Поэтому даже сегодня танковые войска остаются главной опорой сухопутных войск и их главной ударной силой. И в истории танковой войны последняя страница еще не дописана.

Глава 1

^ ТАНК, КОТОРЫЙ НЕ ТАНК

Новый, 1916 год по обе стороны линии фронта встречали в мрачном настроении. Стало уже совершенно ясно, что военное руководство окончательно потеряло контроль над ходом военных действий. Война стала некой вещью в себе, не обращающей внимания на жалкие усилия каких-то там людишек, пусть даже их мундиры украшены золотыми петлицами и россыпью разнокалиберных звезд. Сплошные линии окопов и колючей проволоки протянулись на тысячи километров, и все попытки прорвать эти оборонительные позиции прежними средствами были бессмысленны. Продолжительность операций увеличивается. Если раньше двухнедельное Мукденское сражение казалось чем-то уникальным, то сейчас бои за Верден шли с февраля по декабрь 1916 года. Новые системы вооружения, в первую очередь пулеметы, отправили на свалку старые тактические приемы, однако генералы оказались просто не в состоянии понять это и упрямо гнали солдат на смерть. Неудивительно, что цифры потерь начали стремительно расти, и сто тысяч из потерь в целом сражении практически сразу после начала войны превратились в счетную единицу, а суммарные потери начали приближаться к миллиону — и все это при почти полном отсутствии результатов. Ни о чем подобном военные раньше даже не думали. Сражения получают характерные названия — «Верденская мясорубка», «Бойня Нивеля». Раньше таких эпитетов не употребляли. Рекорд поставили, похоже, англичане, которые 1 июля 1916 года в первый день летнего наступления на Сомме в 1916 году потеряли 57 ООО человек, в том числе 20 ООО убитыми, отвоевав клочок земли 1,5 на 3 километра. В результате не приходится удивляться тому, что англичане так не любят фельдмаршала Дугласа Хейга и предпочитают помалкивать о своем достижении.

Впрочем, не стоит особо винить генералов за то, что они не сумели предугадать характер новой войны, хотя первые звоночки раздались еще 10 лет назад во время Русско- японской войны. Бессмысленные кровопролитные атаки и колоссальные потери японцев при штурмах Порт-Артура оправдывали тем, что это, мол, крепость, и ее нельзя брать лобовым штурмом. А растянувшиеся на десятки километров полевые позиции всегда можно будет обойти, если уж не удастся прорвать. Представить, что укрепленные позиции будут тянуться не десятки, а тысячи километров и обходить их будет просто негде, не мог никто. И генералы в этом отношении не были исключением. Однако им всем следует предъявить иное обвинение. Когда война приняла совершенно новый, непривычный характер, они с ослиным упрямством пытались решить все проблемы старыми методами, истребляя собственных солдат десятками и сотнями тысяч. Английский историк Роберт Ниланс даже написал книгу «Генералы Великой войны», чтобы опровергнуть образ британского генерала — бездушного и чванливого аристократа-кавалериста, отсиживающегося в старинном французском замке и посылающего солдат на смерть. Особенно ему не понравился австралийский фильм «Галлиполи», который рассказывает о трагической судьбе солдат австралийского корпуса, высаженного в Дарданеллах. Кстати, очень рекомендую посмотреть этот фильм, фактически запрещенный к показу в Англии. Нет, разумеется, в этой стране нет цензурных запретов, фильм просто не показывают... Так вот, в очередной раз книга оказалась сильнее автора. Он доказал именно то, что хотел опровергнуть. Чего стоит одна только дневниковая запись фельдмаршала Хейга, сделанная после первого дня упомянутого наступления: «Учитывая число участников сражения и его масштабы, потери не могут считаться слишком тяжелыми».

Апогеем этих бессмысленных гекатомб стала битва за Верден. Замысел этой операции жирным крестом перечеркивает все басни о гениальности германского Генерального штаба и его руководителей. Начальник Генштаба генерал Фалькенгайн выдвинул очень простую идею. Нужно выбрать такой пункт, отдать который французы просто не посмеют по военным и политическим соображениям и «для защиты которого французское командование будет вынуждено пожертвовать последним человеком». После этого следует штурм, «и пусть они убивают друг друга как можно дольше». Фалькенгайн рассуждал как настоящий людоед — людские резервы Германии больше французских, поэтому, когда будет убит последний французский солдат, Германия потеряет всего лишь предпоследнего. И тогда последний германский гренадер торжественно войдет в Париж по горам трупов и поднимет императорский штандарт над Эйфелевой башней. Нет, разумеется, Фалькенгайн пытается назвать свой замысел «сражением на истощение», но ведь суть от этого не меняется. Он предложил лобовой штурм крепости Верден и без размышлений отверг все иные предложения. Единственным результатом этой «операции» стали потери, достигшие миллиона человек. Фалькенгайну удалось-таки сказать новое слово в военном искусстве, хотя явно не то, на которое он рассчитывал.

Это был тупик, и, чтобы выйти из него, требовались какие-то новые средства. Первыми это поняли немцы, однако вывод они сделали более чем своеобразный, впрочем, вполне согласующийся с «отсутствием такта и здравого смысла, присущего только этой нации». Дело в том, что выражение «зверства немецкой военщины» родилось не вчера и не позавчера. С самого начала Первой мировой войны немецкие солдаты показали себя достойными наследниками гуннов Аттилы, как того и требовал император Вильгельм. Расстрелы заложников, уничтожение культурных ценностей — не было упущено ничего, так что гитлеровские вояки не изобрели велосипед. У них имелся достойный пример.

Впрочем, будем скрупулезно точны. Об этом мало кто знает, но впервые химическое оружие было применено немцами уже 27 октября 1914 года при штурме Невшателя, то есть практически сразу после начала войны. В тени этот эпизод остался, вероятно, по двум причинам. Во-первых, масштабы применения химических снарядов были невелики. Во-вторых, немцы использовали так называемый «снаряд № 2» для 105-мм гаубицы, начиненный раздражающим, а не удушающим или каким-то подобным смертельным ОВ. Впрочем, останавливали немецких генералов отнюдь не моральные соображения, просто в их распоряжении пока еще не было более действенных ОВ. Как только они появились, кайзеровские генералы, не задумываясь, пустили в ход химическое оружие, растоптав все международные договоры. 22 апреля 1915 года под Ипром была открыта новая страница в истории войны. Постепенно химическое оружие совершенствовалось и становилось все более смертоносным — появлялись всяческие «синие кресты», «желтые кресты», однако общий итог оказался неутешительным. Немцы поставили себе на лоб еще одно каиново клеймо, но сумели добиться в лучшем случае незначительных оперативных успехов. Правда, ценой тысяч жизней они обогатили словарь еще одним неологизмом — «иприт». Таков оказался самый крупный результат применения ОВ в годы Первой мировой войны.

Англичане пошли иным путем. Что есть самая лучшая защита от снаряда? Броня. Значит, она прекрасно сможет защитить нас и от пуль. Тем более что бронеавтомобили уже имелись и даже понемногу использовались на фронтах, хотя по причине низкой проходимости их нельзя было использовать на поле боя. Оставалось сделать следующий шаг и создать машину повышенной проходимости. Поскольку имелась потребность, предложения посыпались со всех сторон. Капитан 1-го ранга Мюррей Сьютер предложил Уинстону Черчиллю, тогда Первому лорду Адмиралтейства, создать гусеничную боевую машину на основе трактора «Диплок». Офицер морской авиации, флайт-коммандер Хетерингтон, предложил аналогичную машину. Однако в движение ее приводили 3 чудовищных колеса диаметром 40 футов, а не гусеницы. Сухопутные линкоры Pedrail и Big Wheel тоже были инициативой флота. Самыми прогрессивными были предложения подполковника корпуса Королевских инженеров Эрнеста Данлопа Суинтона. Он предложил использовать бронированный американский сельскохозяйственный трактор «Холт» как средство передвижения по пересеченной местности. Его предложение в конце концов также попало на стол Уинстону Черчиллю, и тот 5 января 1915 года написал премьер-министру меморандум, предупредив, что немцы могут первыми создать бронированные машины. Однако армейское командование во главе с министром обороны лордом Китченером ожесточенно сопротивлялось.

Тогда Черчилль решил сделать все сам, тем более что подобное развитие событий вполне отвечало его бурному нраву. В феврале 1915 года он создает «Комитет по сухопутным кораблям», который приступил к работе, получив 70 ООО фунтов из фондов Адмиралтейства. Основой работы стал меморандум «Потребность в уничтожителе пулеметов», который Суинтон передал в Ставку Верховного командования во Франции. Он дал примерное описание новой машины:

«Эти машины должны быть бензиновыми тракторами на гусеницах. Машины этого типа могут двигаться со скоростью 4 мили в час по гладкой местности, преодолевать канавы шириной до 4 футов, спускаться и взбираться по откосам более широких рвов, переползать через баррикады. Построить такие трактора возможно. Они должны быть забронированы пластинами закаленной стали, способными противостоять германским бронебойным пулям с сердечником. Их следует вооружить, по крайней мере, 2 пулеметами Максима и 2-фн скорострельным орудием».

После рассмотрения нескольких проектов и серии экспериментов был построен первый танк, который назвали «Большим Вилли». Его также называли Сухопутным Кораблем Его Величества «Семиножка» (в конце концов, разработал и построил его именно флот!) или, более чувственно, «Мать». Танк был вооружен двумя 6-фн орудиями и стал прототипом танка Mark I, появившегося на поле боя в 1916 году.

Танк тайно доставили по железной дороге в поместье маркиза Солсбери для испытаний. Здесь Суинтон и флайт- коммандер Хетерингтон строили полосу препятствий, которая должна была помочь новорожденному показать, на что он способен. Испытания прошли 2 февраля 1916 года в присутствии представителей кабинета министров, Адмиралтейства и Ставки Верховного командования. Суинтон вспоминал:

«Среда, 2 февраля. Великий день официальных испытаний. Было сделано все, что в человеческих силах, чтобы гарантировать машину от поломок. Это меня особенно беспокоило, так как ставка была слишком велика... На демонстрации присутствовали лорд Китченер, мистер Бальфур, мистер Ллойд-Джордж, мистер МакКенна, члены совета Адмиралтейства, генерал Робертсон и несколько старших офицеров из Военного министерства, которые помогали в постройке «Матери». И последние по счету, но не по важности — представители Генерального штаба».

Испытания завершились огромным успехом. «Мать» показала себя во всем блеске. На большую часть наблюдателей это произвело впечатление, особенно на представителей Ставки, которых Суинтон считал потенциальными покупателями. Они согласились с рекомендациями главнокомандующего фельдмаршала графа Хейга, что следует построить несколько машин. Следующей важной персоной, которая посетила демонстрацию «Матери», стал король Георг V. Эти испытания прошли 8 февраля. Король был настолько потрясен, что даже лично поздравил водителя. 12 февраля первоначальный заказ на 100 танков был увеличен до 150 машин.

Теперь немного о самом названии новой боевой машины. Сначала Адмиралтейство называло ее «сухопутным кораблем». Однако вскоре решили, что подобное название может выдать противнику намерения англичан, и начались поиски нового названия. Как ни странно, оно родилось само собой. Заводские рабочие, собиравшие новые машины, были убеждены, что готовят «подвижные водяные цистерны» для Месопотамии. Сначала решили было назвать новые машины WC — Water Container, с легким намеком на Winston Churchill, но эти буквы уже использовались как аббревиатура другого слова — ватерклозет. Отказались. И в декабре 1915 года было решено назвать новую машину «танк», поскольку по-английски «цистерна» — это «tank». Слово прижилось.

С первыми танками связана любопытная легенда. Говорят, что их доставляли во Францию в огромных деревянных ящиках, на которых красовались надписи на русском языке, утверждающие, что груз направляется в Петроград. Увы... Ни в какие ящики танки не паковали, однако когда их отправляли с завода на учебный полигон в Тетфорде, на корпусах действительно делали какие-то надписи по-русски.

13 августа 1916 года первое подразделение британских танков отправилось во Францию. Экипажи отплыли из Са- утгемптона, а сами танки — из Эйвонмута, так как в Саут- гемптоне не оказалось кранов, способных погрузить их на транспорт. По железной дороге танки были доставлены на фронт. С целью той же маскировки подразделение называлось «Тяжелая секция пулеметного корпуса».

Мы не собираемся давать пространное описание истории танкостроения. Впрочем, краткого описания мы тоже не дадим, это тема совсем иной книги. Но пару слов сказать все-таки придется, ведь иначе могут возникнуть вопросы: а о чем, собственно, идет речь?

Действительно, о чем? Как-то неожиданно появляется довольно странный вопрос: а что такое танк? Если обратиться к «Советской военной энциклопедии», ответ окажется на удивление расплывчатым и неопределенным: «Гусеничная боевая машина высокой проходимости, полностью бронированная, с вооружением для поражения различных целей на поле боя». Сами видите, что под такое определение можно подтянуть все, что заблагорассудится. Например, любая самоходка или ракетная установка идеально отвечает данному определению. Например, 15 cm-Panzerwerfer 42 auf Sf (Sd.Kdz. 4/1). Хотя нет, этот реактивный миномет установлен на полугусеничном транспортере, а потому заслуживает названия полутанк. Это, конечно, не более чем шутка, но даже она показывает неудовлетворительный характер определения. «Википедия» уточняет: «С орудием, расположенным во вращающейся башне». Это достаточно серьезное уточнение, особенно если вспомнить ехидное старое выражение: «Самоходка — это испорченный танк». Но как быть с современными САУ, у которых орудие тоже расположено во вращающейся башне? Конечно, тянет уточнить «сильно бронированная боевая машина», но подобные качественные определения при составлении справочников неуместны. Поэтому нам придется ограничиться тем, что мы имеем.

Немцы, издавна славящиеся своей тягой к определенности, ударились в другую крайность. В годы Второй мировой войны их классификация радовала глаз пестротой названий и незаурядной фантазией при изобретении всяческих терминов. Мы видим Panzeijager и Jagdpanzer, Sturmgeschutz мирно соседствует со Sturmpanzer и Sturmhaubitze. А тут еще мелькают всяческие P&nzerhaubitze, Panzermorser, Flakpanzer, тот же Panzerwerfer, не говоря уже о Selbstfahrlafette. И хотя все это относится к самоходкам, как говорится, из песни слова не выкинешь.

Так вот, если вернуться к танкам Первой мировой войны, то окажется, что подавляющее большинство из них не является танками в современном смысле этого слова. На них нет башни. Да и задачи, которые они выполняли на поле боя, в следующей войне решали именно штурмовые орудия, а не танки. Все семейство английских танков с их жуткими спонсонами, французский «Сен-Шамон», даже внешне напоминающий самоходку Второй мировой, выступали именно в этой роли. Я уже не говорю об ужасных немецких A7V, больше всего напоминающих деревенскую избу на гусеницах. Конечно, уже появился знаменитый французский Рено FT-17, который стал первым танком современной компоновки, однако первая ласточка не делает весны, да вдобавок он имел свои серьезные недостатки.

Достаточно странный вид британских танков имел вполне логичное и прозаическое объяснение. Они должны были преодолевать широкие рвы — большая длина корпуса, взбираться на эскарпы — задранная вверх передняя часть гусениц, подавлять многочисленные огневые точки противника — большое количество стволов, ведущих огонь во всех направлениях. Вариант установки башен рассматривался, однако от него отказались, чтобы не повышать и без того большую высоту машины и не снижать ее остойчивость верхним весом. Пушки установили в спонсонах. Сухопутному кораблю — корабельное расположение артиллерии. Впрочем, к 1915 году на флоте спонсоны считались архаичным признаком, на новых кораблях ставились башни...

Но, самое главное, все без исключения танки Первой мировой войны имели один органический порок, который, впрочем, в то время пороком не считался. Они имели слишком малую скорость — не более 10 км/ч, которая исключала даже саму мысль об использовании танков вне поля боя. Пока танки считались машиной для сопровождения пехоты, это было слишком страшно. Танк решал только тактические задачи, не дерзая подниматься до оперативного уровня. Блестящего будущего этой боевой машины не мог предсказать никто.

Итак, как же все начиналось?

Библия мудро, хотя и с оттенком горечи замечает: «Не введи нас во искушение». Однако слишком часто люди забывают это наставление, и генералы здесь совсем не исключение. Получив в свои руки какое-то новое оружие, они сразу видят в нем средство решения всех проблем и незамедлительно пускают в ход, хотя есть множество причин подождать чуть-чуть. Получше подготовить солдат, выпустить побольше единиц, выждать более благоприятной обстановки... Нет, здесь и сейчас! Так что, наверное, дьявол стоял за плечом фельдмаршала Хейга, когда он решил бросить в бой первую же горстку танков, появившуюся в его распоряжении.

Впрочем, выбор у него был небогатый. Как началось наступление на Сомме, мы уже писали, и Хейг, обеспокоенный растущей критикой, отчаянно искал решение и рискнул использовать танки, чтобы преодолеть свои трудности. Суинтон утверждал, что танков было слишком мало, а экипажи не имеют боевого опыта. Дело в том, что танк по-прежнему рассматривали как любопытную новую игрушку, и несчастная Тяжелая секция увязла в бесконечной серии демонстраций. Ежедневно кавалькады машин с английскими и французскими офицерами прибывали к лагерю танкистов, приводя толпы зевак. Это полностью сорвало подготовку к бою, у экипажей не оставалось времени на сон и еду. Они с трудом приводили в порядок свои танки.

Заметьте, Суинтон сказал то, о чем потом писали историки! Но Хейг не стал слушать его аргументы. «19 августа я побывал с коротким визитом в передовой Ставке в Боке- не. Сэр Дуглас встретил меня и отметил на карте сектор, где предложил атаковать танками. Он даже не стал вдаваться в обсуждение причин использования их в такое время». При этом кавалерист Хейг совершенно не понимал, что такое танк. Уже в 1925 году он заявлял: «Некоторые энтузиасты прогнозируют, что самолет, танк и автомобиль заменят лошадь в будущих войнах. Я целиком за танки и самолеты, но они — только приложение к человеку и лошади». Стоит ли после этого так яростно нападать на Ворошилова?

Утро 15 сентября 1916 года было прекрасным, хотя над землей стелился тонкий слой тумана. Именно в это утро в районе французских деревушек Флер и Курселет состоялась историческая атака, изменившая характер войны. Интересно, что до сих пор нет единого мнения относительно количества танков, участвовавших в ней. Разные источники дают совершенно разные цифры.

Атака была назначена на 06.20, но танкам пришлось начать движение задолго до этого, чтобы выйти на исходный рубеж к назначенному времени. Предполагалось использовать их в качестве «оружия поддержки пехоты», и это решение также имело далеко идущие последствия, по крайней мере, для британской армии.

Артподготовка началась, как это делалось в то время, еще 12 сентября. За первые два дня было выпущено около 100 ООО снарядов, а за последние сутки — 288 787. А затем в атаку двинулись танки. Мы уже упоминали о расхождении в данных, но в целом картина выглядит примерно так. К линии фронта были доставлены 49 танков. Из-за поломок и аварий в атаку двинулись только 32. Даже это небольшое количество могло оказать серьезное влияние на ход операции, но командование буквально распылило эти крошечные силы, разбросав танки по разным дивизиям, чтобы они могли подавить как можно больше немецких пулеметных гнезд. Например, 6-я пехотная дивизия получила целых 3 танка, а 56-я дивизия — вообще один. Больше всего повезло гвардейской дивизии, которой выделили 10 танков.

Из 32 машин лишь 9 сработали так, как предполагалось, наладив кое-какое взаимодействие с пехотой. Еще 9 ползли столь медленно, что пехотинцы обогнали их. А что вы хотите, если парадная скорость танка Mk I не превышала 5 км/ч? Еще 9 танков из-за различных поломок остановились на поле боя, а последние 5 провалились в различные воронки и траншеи.

Так как танки были распределены по всему фронту, наступали они фактически поодиночке. Однако их воздействие на ход боя было колоссальным. Возможно, наибольшую известность приобрели действия танка D17 (Динна- кен) 3-го взвода роты D, которым командовал лейтенант Хэсти. Британская пресса восторженно расписывала «прогулку по центральной улице Флера, которую британская пехота приветствовала криками радости». А вот как видели это немцы:

«Утром 15 сентября немецкие дозоры, укрывшиеся в своих окопах, напряженно вглядывались в туман и вытягивали шеи. Но кровь застыла у них в жилах. Два таинственных монстра ползли к ним через воронки. Оцепеневшие, словно ударило землетрясение, солдаты терли глаза, пораженные появлением странных созданий... они испуганно таращились, не в силах шевельнуться. Монстры медленно приближались, грохоча и раскачиваясь. Медленно, но приближались. Ничто не могло их остановить. Казалось, ими движут сверхъестественные силы. Кто-то в окопах сказал: «Дьявол идет», — и эта фраза с быстротой молнии разлетелась по окопам».

Однако, несмотря на неожиданность, немцы оправились и обстреляли танки. 17 машин получили попадания, но 7 сумели приползти обратно. Остальные 10 так и остались ржаветь на месте.

Говорить о танковой атаке было бы совершенно неправильно по причинам, которые изложены выше. Первая в истории пехотная атака, поддержанная танками, принесла довольно скромные результаты. Во второй половине дня наступление англичан захлебнулось на тыловых оборонительных позициях немцев, а позднее немцы оттеснили англичан обратно.

Британская пресса заходилась в экстазе, называя танки «механическими монстрами» и всячески расхваливая их. Но точка зрения военных на происшедшее была несколько иной, и оценки были неоднозначными. Некоторые старшие офицеры, которым следовало бы лучше знать предмет, облили танки презрением и говорили только об их недостатках. К счастью, Хейг высоко оценил то, что они сделали, и тепло поблагодарил Суинтона, когда тот 17 сентября посетил его штаб. Утверждают, что Хейг сказал: «Где наступают танки, мы захватываем намеченные цели, а где их нет — мы не двигаемся и ничего не захватываем». Но мы видели и прямо противоположное мнение этого же человека, поэтому есть основания предполагать, что он не был искренним в данном случае.

Следующее крупное наступление с использованием танков состоялось в апреле 1917 года под Аррасом. Английское командование старательно, я бы даже сказал, скрупулезно, повторило все допущенные ранее ошибки, не упустив ни одной. Снова для операции было выделено слишком мало танков, снова они были раздроблены между пехотными дивизиями, снова продвижение было слишком медленным и снова не удалось развить первоначальный успех, снова была выбрана «противотанковая» болотистая местность.

А вот операцию под Камбрэ в ноябре 1917 года западные историки пышно окрестили «рождением танковой войны». Более того, кое-кто даже провозгласил «зарю новой эры». Вот мы и постараемся разобраться, так ли это на самом деле.

В июне 1917 года Тяжелая секция отделения пулеметного корпуса была переименована в Танковый корпус, в составе которого числились 18 батальонов. Однако кавалеристы, засевшие в Военном министерстве, упрямо продолжали третировать его. Подполковник Эллис был назначен его командиром, однако его произвели в бригадные генералы только в мае 1917 года, хотя к этому времени он командовал двумя полными танковыми бригадами и формировал штаб третьей, так как готовился получить из Англии свежие батальоны. Долгое время его командиры бригад имели звания полковника и уступали любому пехотному бригадному генералу, с которым им приходилось работать. «Кроме пятна на Корпусе и его офицерах, это намеренное пренебрежение приводило к серьезным неудобствам. В первые дни существования Танковому корпусу требовалась власть, чтобы преодолевать неизбежные трудности». Автор этой цитаты, капитан Д.Г. Браун, в своей книге «Танки в бою» приводит характерное описание отношения Военного министерства к расширению нового корпуса:

«К несчастью, отношение чиновников к расширению корпуса было отмечено духом неудовольствия и зависти. Это характерно для любых действий педантов из правительства, когда им приходится принимать новинку против своей воли. Казалось, что в Уайтхолле царила негласная уверенность, что любое обещающее предприятие следует держать в узде, не позволяя ему взрослеть и развиваться».

Планы и задачи нового наступления долгое время оставались неясными даже тем, кто его затевал. Сначала Эллис задумал провести небольшой рейд, чтобы показать, на что способны танки при использовании фактора внезапности и подходящей местности. Затем мелькнула светлая мысль провести крупное наступление, чтобы облегчить положение итальянцев, только что потерпевших неслыханное в истории поражение при Капоретто. Потом решили просто попытаться прорвать немецкую оборонительную позицию, уже получившую звонкое название линии Гинденбурга с помощью нового оружия — танков. Но в любом случае наступление не планировалось как генеральное. После долгой ругани в штабах, которая тянулась с июня по октябрь, фельдмаршал Хейг неохотно согласился и поручил разработку операции генералу Бингу, командующему 3-й армии, которой и предстояло наступать. Однако при этом Хейг заявил, что, если в первые двое суток не будут достигнуты заметные результаты, операция будет прекращена. В своих наступлениях — как на Сомме — он сам месяцами гнал сотни тысяч солдат на верную смерть.

Предполагалось, что пехота III и IV корпусов с помощью танков прорвет линию Гинденбурга, а потом в прорыв будет введена кавалерия. На большее фантазии у британских генералов не хватило. В плане операции прорыв немецких позиций из первой фазы наступления превращался в самоцель, ни о каком развитии успеха британское командование даже не помышляло. Хотя в прорыв намеревались бросить 5 кавалерийских дивизий, задачи этой несчастной кавалерии так и не были поставлены. Впрочем, можно предположить, что Хейг не верил в успех прорыва, а потому просто не думал, что делать дальше.

К этому наступлению штаб Танкового корпуса разработал совершенно новый способ атаки: без предварительной артиллерийской подготовки, но с использованием элемента внезаГлава 2

^ ЧТО ПОЛУЧИТСЯ, ЕСЛИ ДВОЕ БУДУТ ДЕЛАТЬ ОДНО И ТО ЖЕ...

11-го числа 11-го месяца в 11.00 в городе Компьене прогремел артиллерийский салют, знаменовавший окончание «войны за окончание всех войн». П