Реферат: Джон Фаулз. Коллекционер


Конец формы
Джон Фаулз. Коллекционер

294

---------------------------------------------------------------

Перевод с английского И. Бессмертной

Фаулз Дж. Коллекционер. - М.: Вагриус, 2000

OCR: Проект "Общий Текст"

---------------------------------------------------------------


que fors aus ne le sot riens nee

{никто не знал об этом кроме них (старофр.).}

Мария Французская "Шато Вержи"


I


Когда она приезжала из частной школы домой на каникулы, я мог видеть ее

чуть не каждый день: дом их стоял через дорогу, прямо против топ" крыла

Ратуши, где я работал. Она то и дело мчалась куда-то, одна или вместе с

сестренкой, а то и с какими-нибудь молодыми людьми. Вот это мне было вовсе

не по вкусу. Иногда выдавалась минутка, я отрывался от своих гроссбухов и

папок, подходил к окну и смотрел туда, на их дом, поверх матовых стекол, ну,

бывало, и увижу ее. А вечером занесу это в дневник наблюдений. Сперва

обозначал ее индексом "X", а после, когда узнал, как ее звать, "М".

Несколько раз встречал на улице, а как-то стоял прямо за ней в очереди в

библиотеке на Кроссфилд-стрит. Она и не обернулась ни разу, а я долго

смотрел на ее затылок, на волосы, заплетенные в длинную косу, очень светлые,

шелковистые, словно кокон тутового шелкопряда. И собраны в одну косу,

длинную, до пояса. То она ее на грудь перекидывала, то снова на спину. А то

вокруг головы укладывала. И пока она не стала гостьей здесь, в моем доме,

мне только раз посчастливилось увидеть эти волосы свободно рассыпавшимися по

плечам. У меня прямо горло перехватило, так это было красиво. Ну точно

русалка.

А в другой раз, в субботу, я поехал в Музей естественной истории, в

Лондон, и мы возвращались в одном вагоне. Она сидела на третьей от меня

скамейке, ко мне боком, и читала, а я целых полчаса на нее смотрел. Смотреть

на нее было для меня ну все равно как за бабочкой охотиться, как редкий

экземпляр ловить. Крадешься осторожненько, душа в пятки ушла, как

говорится... Будто перламутровку {Перламутровка (Great Spangled Fritillaria)

- крупная бабочка красивой перламутровой окраски.} ловишь. Я хочу сказать, я

о ней думал всегда такими словами, как "неуловимая", "ускользающая",

"редкостная"... В ней была какая-то утонченность, не то что в других, даже

очень хорошеньких. Она была - для знатока. Для тех, кто понимает.

В тот год, когда она еще в школу уезжала, я не знал, кто она и что.

Только фамилию отца - доктор Грей, да еще как-то слышал, говорили на встрече

секции жесткокрылых, что вроде мать у нее попивает. И правда, раз встретил

ее мамашу в магазине, слышал, как она с продавцом разговаривает - голосок

жеманный, футы ну-ты, тон барский, и видно сразу, из тех, кто не дурак

выпить: штукатурка с лица чуть не валится и всякое такое.

Ну а потом в нашей городской газете напечатали, что она получила

стипендию в Лондонском художественном училище и какая она умная и способная.

И я узнал ее имя, красивое, как она сама, - Миранда. И узнал, что изучает

искусство. После этой статьи все сразу пошло по-другому. Вроде мы как-то

сблизились, хотя конечно, не знали друг друга в том смысле, как это обычно

бывает.

Не могу объяснить, отчего да почему... только как я ее впервые увидел,

сразу понял: она - единственная. Конечно, я не окончательно свихнулся,

понимал, что это всего лишь мечта, сновидение, и так оно и осталось бы, если

бы не эти деньги. Я прямо грезил средь бела дня, придумывал всякие истории,

вроде я ее встречаю, совершаю подвиги, она восхищается, мы женимся и всякое

такое. Ничего дурного и в голове не держал. Потом только. Но это я еще

объясню.

В грезах этих она рисовала картины, а я занимался своей коллекцией.

Представлял себе, как она меня любит, как ей коллекция моя нравится, как она

рисует и раскрашивает свои картины. Как мы с ней вместе работаем в красивом

современном доме, в большущей комнате с таким огромным окном из цельного

стекла, и вроде собрания секции жесткокрылых в этой комнате проходят. И я не

молчу, как обычно, чтоб ненароком не сморозить чего, и мы с ней - хозяин и

хозяйка, и все к нам с уважением. И она такая красивая - светлые волосы,

серые глаза, - что от зависти все мужики зеленеют, прямо на глазах.

Ну конечно, эти все приятные мечты таяли, когда я видел ее с одним

парнем, самоуверенным, наглым, из тех, кто позаканчивал частные школы и

теперь раскатывают в спортивных автомобилях. Я раз на тотализаторе встретил

его, он стоял у соседнего окошечка. Я вносил, а он получал. И говорит,

дайте-ка мне полусотенными. А вся шутка в том и заключалась, что выигрыш у

него был всего-то десять фунтов. Все они так. Ну, я видел иногда, как она в

его машину садится, встречал их вместе или видел, как они в этой машине по

городу катаются. Ну, тогда я очень бывал резок со всеми на работе и не

вписывал "X" в дневник энтомологических наблюдений. (Это все до того, как

она в Лондон уехала. Тогда уж она его бросила.) В такие дни я позволял себе

дурные мысли. Тут уж она рыдала и валялась у меня в ногах. Один раз даже я

представил себе, как бью ее по щекам: как-то видел в одной пьесе по телеку,

парень дал пощечину своей подружке. Может, тогда-то все и началось.


Мой отец погиб в автокатастрофе. Мне было два года. Случилось это в

1937-м. Он был пьян вдребезину. Но тетушка Энни утверждала, что запил он

из-за матери. Я так и не узнал, что там было на самом деле, только вскоре

после смерти отца мать уехала, оставила меня тетке, ей-то самой лишь бы жить

полегче да повеселей. Мейбл, моя двоюродная сестрица, как-то раз сообщила

мне в пылу ссоры (мы совсем еще были детишками), что мать моя - уличная и

сбежала с иностранцем. У меня хватило глупости прямо отправиться к тетушке и

задать ей этот вопрос. Ну, конечно, если уж она когда хотела от меня что

утаить, это ей прекрасно удавалось. Теперь-то мне безразлично, и если даже

мать жива, у меня видеть ее нет охоты. Даже из любопытства. А тетушка Энни

всегда повторяет, мол, еще легко отделались. Думаю, она права.

Ну вот, значит, я рос у тетушки Энни и дядюшки Дика, вместе с их дочкой

Мейбл. Тетушка - старшая сестра моего отца.

Дядя Дик умер, когда мне было пятнадцать лет, в 1950-м. Мы отправились

на водохранилище рыбу ловить и, как всегда, разделились: я взял сачок и еще

что там было нужно и ушел. А когда проголодался, вернулся к тому месту, где

его оставил, там уже собралась целая толпа. Я подумал, ото, дядюшка, похоже,

какую-то громадину на крючок подцепил. А оказалось - с ним случился удар.

Его отвезли домой, только он уже не мог говорить и никого больше не узнавал.

Те дни, что мы провели с ним вместе - не так уж все время вместе, я

ведь уходил бабочек ловить, а он сидел со своими удочками на берегу, но

только ели мы всегда вместе и поездки к водохранилищу и домой тоже, - вот те

дни с ним, пожалуй, самые счастливые в моей жизни (кроме, конечно, тех, о

которых я потом расскажу). Тетушка и Мейбл насмехались надо мной из-за

бабочек, во всяком случае, когда я был мальчишкой. А дядюшка - он всегда за

меня стоял. И всегда восхищался, как я их умею накалывать, говорил,

прекрасная аранжировка и всякое такое. И еще со мной радовался, когда

удавалось вывести новый экземпляр имаго {Имаго - взрослая стадия развития

бабочки.}. Всегда сидел и смотрел, как из кокона выбирается бабочка,

расправляет и сушит крылышки, как осторожно их пробует. Для банок с

гусеницами он мне выделил местечко в своей кладовке, а когда на конкурсе

"Мир твоих увлечений" я получил приз за коллекцию фритилларий {Фритилларии -

несколько родов бабочек сем. нимфалид. (Нимфалиды - дневные бабочки, более 2

тыс, видов.)}, он мне подарил деньги, целую кучу - фунт стерлингов, только

не велел тетке говорить. Да что там, он мне был как отец. Когда мне мои

деньги вручали, чек этот, я его в пальцах зажал, а сам первым делом о

дядюшке подумал, после Миранды, конечно. Я бы ему самые лучшие удочки

купил... и снасть всякую... и все, чего бы он только ни захотел. Ну, это уж

было невозможно.


На скачках я стал играть, как только мне стукнуло двадцать один. Каждую

неделю ставил пять шиллингов.

Старина Том и Крачли из нашего отдела и еще несколько девчонок

скидывались и играли по крупной и вечно приставали, чтоб я к ним

присоединился. Только я всегда отказывался, мол, я сам по себе,

волк-одиночка. Да мне ни Том, ни Крачли никогда не были особенно по душе.

Старина Том какой-то противный, скользкий, вечно распространяется про наш

Городской совет, а сам лижет главного бухгалтера во все места. А Крачли -

грязный тип, садист, никогда не упустит случая высмеять меня за бабочек,

особенно при девчонках: "Что-то Фред усталым выглядит после воскресенья,

видно, провел бурную ночку с какой-нибудь бабочкой..." Или:

"Что это за нимфа была с тобой вчера? Может - нимфа Лида из Виргинии

{Нимфалида Виргннская (Vanessa Virginiensis) - название бабочки.}?" И

старина Том ухмыльнется, а Джейн, подружка Крачли (она из отдела

канализации, но вечно торчит у нас, в налоговом) - хихикнет. Вот уж кто на

Миранду не похож. Ну небо и земля. Терпеть не могу вульгарных женщин,

особенно молоденьких. Так что, повторяю, играл я всегда один.

Чек был на 73 091 фунт и еще сколько-то шиллингов и пенсов {Действне

происходит до денежной реформы в Великобритании.}. Я позвонил мистеру

Уильямсу, как только эти люди с тотализатора подтвердили, что все в порядке.

Ну и обозлился же он, что я так вот сразу увольняюсь, хоть и сказал, что

очень даже за меня рад и что - он, мол, уверен - все за меня рады. Я-то

знал, что это все вранье. Он даже предложил мне вложить эти деньги в

пятипроцентные облигации Городского совета. О Господи. У нас в Ратуше

некоторые совсем утратили чувство меры.

А мне, когда чек вручали, посоветовали уехать в Лондон вместе с

тетушкой и Мейбл, пока вся эта шумиха не утихнет. Ну, я так и сделал.

Старине Тому я отправил чек на 500 фунтов и написал, чтоб он поделился с

Крачли и всеми другими. На их письма с благодарностями я и отвечать не стал,

ясно было, они сочли, что я скупердяй.

Ну, ложка дегтя в эту бочку меда все же попала. Из-за Миранды. Когда я

выиграл все эти деньги, она как раз приехала домой на каникулы. Я ее увидел

в субботу утром, в тот самый мой счастливый день. И уехал. И все время в

Лондоне, пока мы только и знали, что тратили мои денежки, я боялся, что

больше никогда ее не увижу. Думал, вот ведь теперь, разбогатев, я вполне

гожусь ей в мужья; потом думал, это же смех - надеяться, теперь выходят

замуж по любви, особенно такие, как Миранда. Были минуты, я верил, что

забуду о ней. Но забыть - это ведь от тебя не зависит, это выходит само

собой. Только у меня не вышло.


Если ты - человек корыстный и беспринципный, а у нас теперь таких пруд

пруди, я думаю, на свои-то кровные, если ты уж их заполучил, здорово можно

время провести. Но по чести могу сказать, я не из таких, меня даже в школе

никогда не наказывали. Тетушка Энни - она из секты нонконформистов

{Нонконформисты - наименование членов английских церковных организаций, не

признающих обряды и учение государственной англиканской церкви.} - никогда

меня силком в церковь не тащила, ничего такого не заставляла делать, но

атмосфера в доме, где я воспитывался, была соответствующая, хотя дядюшка Дик

иногда малость перебирал в пивнушке. А тетка даже курить мне разрешила,

когда я из армии пришел, правда, со скандалами, я их чуть не каждый день ей

закатывал. Что там говорить, я со своим курением у нее в печенках сидел. И

подумать только, она ведь знала, сколько я получил, а все равно не

переставала твердить, мол, не в ее правилах швыряться деньгами. Ох и влетело

же ей за это от Мейбл: сестрица полагала, что я не слышу; ну да все равно, я

сказал, деньги мои, совесть тоже моя, и вся ответственность на мне, пусть

только скажет, чего ей хочется, а не хочет - так на нет и суда нет, а в

уставе нон-конформистов ничего не сказано про подарки.

К чему я все это рассказываю, дело в том, что, когда я в армии служил,

в финчасти корпуса, мы в Западной Германии стояли, я пару раз напился, но с

женщинами дела никакого не имел. Да и не больно-то о них думал до Миранды. Я

ведь знаю, нет во мне того, что нужно девчонкам; парни вроде Крачли мне

кажутся грубыми до невозможности, а девчонки к таким липнут как мухи.

Посмотреть на некоторых у нас в Ратуше, как они этому Крачли глазки строят,

так и рвотных таблеток глотать не надо. А во мне этого грубого, скотского,

что их так влечет, нет. И не было от рождения. (И прекрасно, если бы на

свете побольше было таких, как я, уверен, мир стал бы лучше.)

Если денег нет, всегда кажется, что с деньгами все пойдет совсем

по-другому. Я никогда не требовал ничего лишнего, только то, что мне

причиталось, но в гостинице сразу же ясно стало, что вся их почтительность -

вид один, на самом-то деле все они нас презирают, денег у нас куча, а что с

ними делать, толком не знаем. Мол, из грязи - да в князи. И за спиной они

так обо мне и судили, мол, мелкая сошка - она мелкая сошка и есть, как ни

швыряйся деньгами. Стоило нам сказать или сделать что-нибудь, как все

вылезало наружу. Сразу видно было, что у них на уме: нас не проведешь, мы

тебя насквозь видим, отправляйся-ка подобру-поздорову откуда пришел.

Помню, как-то вечером мы отправились в шикарный ресторан, поужинать.

Ресторан значился в том списке, что мне дали эти люди с тотализатора.

Готовили там отлично, и мы все съели, только я вкуса почти и не чувствовал,

так на нас там смотрели - и посетители, и противные скользкие

официанты-иностранцы; и мне казалось, что сам зал, все предметы в нем

смотрят на нас сверху вниз, потому что мы не так воспитаны и выросли не там,

где надо. Тут как-то мне попалась статья о школьном обучении, о разных там

классах. Меня бы спросили, я бы им порассказал. На мой взгляд, весь Лондон

рассчитан только на тех, кто окончил частную школу или умеет делать вид, что

там учился, а если у тебя ни пижонских манер, ни барского тона нет, то и

рассчитывать не на что. Я, конечно, про богатый Лондон говорю, про Уэст-Энд.


Как-то вечером - это было как раз после того ресторана - я сказал

тетушке Энни, что хочу прогуляться. И ушел. Ходил, ходил, и вдруг подумал,

что мне, пожалуй, нужна женщина, ну чтобы знать, что у меня была женщина. Ну

и набрал номер телефона, мне его один парень дал на церемонии, когда чек

вручали. Если захочется сам знаешь чего, сказал.

Женский голос ответил: "Я занята". Я спросил, может, она знает еще чей

телефон, и она дала мне целых два. Ну, ваял такси, поехал по второму адресу.

Не буду рассказывать, как все было, только у меня ничего не вышло. Слишком

нервничал. Дело в том, что я повел себя так, что вроде все про все знаю, все

умею, а она поняла: она старая была, старая, страшная... ужасно. И вела себя

ужасно, и выглядела не лучше. Потасканная, вульгарная. Ну, вроде как

экземпляр для коллекции совсем негодный, на который и глядеть не станешь, не

то что накалывать. Я еще подумал, вдруг бы Миранда застала меня в этом виде.

Ну, я уже сказал, я было попробовал, но не вышло, да я и не очень-то

старался.

Я не из быстрых молодых людей, никогда локтями никого не расталкивал, у

меня, как говорится, более высокие устремления. Крачли часто говорил, в наше

время если локтями не поработаешь, ничего не добьешься, и еще он говорил,

взгляни на старину Тома, многого он добился лизаньем вышестоящих задов?

Крачли, на мой взгляд, слишком много себе позволял, я уж говорил и могу еще

повторить, слишком со мной фамильярничал. Но и он знал, когда и кого надо

облизать, лишь бы ему от этого что-нибудь обломилось. Подлизывался к мистеру

Уильямсу, например. "Ну-ка, побольше жизни, поактивнее, Клегг, - как-то

сказал мне мистер Уильяме, когда я еще работал в отделе справок. - Люди

любят, когда наши служащие улыбаются: неплохо и пошутить время от времени;

не всякий рождается с этим даром, как Крачли, но почему не попробовать,

может, и у нас получится, верно?" Ну уж это меня просто возмутило. Должен

сказать. Ратуша эта мне до смерти надоела, я все равно собирался оттуда

увольняться.


Я не изменился, нет, могу это доказать. Только была одна причина,

почему тетушка Энни стала меня раздражать: я заинтересовался книгами,

которые можно купить в этих магазинчиках в Сохо {Сохо - район в центральной

части Лондона, средоточие ресторанов, ночных клубов, увеселительных

заведений и магазинчиков, часто сомнительного характера.}, ну там голые

женщины и всякое такое. Журналы с такими картинками удавалось от нее

прятать, а вот книги мне хотелось купить, а нельзя было - вдруг бы она стала

рыться. Я всегда мечтал научиться фотографировать и, конечно, сразу же купил

фотоаппарат, "лейку", самой лучшей марки, с телеобъективом и всеми

принадлежностями. Главная идея была - снимать бабочек в жизни, как

знаменитый С. Бофуа; но еще раньше, когда, бывало, собираешь коллекцию, на

такое наткнешься, в лесу ли, в поле. - не поверите, чего только парочки не

выделывают, и места себе выбирают, постеснялись бы; так что эта мысль тоже

была.

Конечно, случай с той женщиной меня все-таки расстроил, правда, были и

еще всякие обстоятельства. Вот, к примеру, тетушке Энни вздумалось

отправиться морем в Австралию, повидаться с сыном и навестить своего

другого, младшего брата, Стива, с семьей. Ей взбрело в голову, что и я

должен поехать. Но я ведь уже говорил, они с Мейбл надоели мне до смерти.

Нет, я их не возненавидел, ничего подобного, но видеть их больше не хотел.

Да и всюду всем сразу ясно было, что они такое, яснее даже, чем мне самому.

Мелкие людишки, которые никогда до тех пор из дому носа не высовывали. Ну, к

примеру, они требовали, чтобы мы всегда все делали вместе и чтоб я

докладывал им, где был и чем занимался, если вдруг часок проводил без них.

Ну, после того, о чем я уже рассказывал, я им заявил, что не еду в

Австралию. Ну, они не слишком возмущались, наверно, дошло наконец, что

денежки-то мои.


В первый раз я отправился искать Миранду после того, как съездил в

Саутгемптон, проводить тетушку Энни. Если точно, то это было десятого мая.

Конкретных планов у меня не было. Правда, тетушке и Мейбл я сказал, что,

может, уеду за границу, но на самом деле ничего еще для себя не решил.

Тетушка Энни перепугалась, устроила мне перед отъездом серьезный разговор,

что, мол, она надеется, я тут не женюсь, то есть пока она не познакомится с

невестой. Распространялась про то, что деньги, разумеется, мои и жизнь тоже

моя, и какой я щедрый и великодушный, и всякое такое, только сразу было

видно, она до смерти боится, что я женюсь на ком-нибудь и они потеряют все

эти деньги, которых они, видите ли, так стыдятся. Я ее не осуждаю, это

естественно, особенно когда у тебя дочь-калека. Я вообще-то считаю, таких,

как Мейбл, надо безболезненно умерщвлять, впрочем, это к делу не относится.

Я думал что сделать (я уже подготовил все заранее, купил самое лучшее в

Лондоне оборудование), я думал отправиться в какую-нибудь местность,

известную редкими видами и мутациями, и подобрать соответствующие серии для

коллекции. Ну то есть поехать и пожить там сколько вздумается. Мне нужно

было много чего собрать: несколько парусников, например махаона, большую

синюю голубянку, редкие фритилларии, вересковую и селену {Названия бабочек:

Papilio machaon; голубянки (Lycanidae) - семейство дневных бабочек красивой

синей, голубой, зеленой окраски. Вересковая (Issoria lathonia) и селена

(Glossiana selena) - бабочки, разновидности фритилларии.}, и всякое такое.

Многие коллекционеры у нас могут позволить себе роскошь заняться всем этим

только раз в жизни. Ну, еще я хотел заняться разными видами молей. Подумал,

теперь-то могу себе это позволить. Еще до того, как мои родичи уехали, я

стал учиться водить машину (брал уроки) и купил себе фургон, специально

оборудованный для поездок.

Что я хочу сказать, я не планировал везти ее сюда, ко мне в гости,

когда получил эти деньги, это случилось совершенно неожиданно.

Ну, конечно, избавившись от тетушки Энни и Мейбл, я купил все те

книжки; некоторые из них... ну, я просто не подозревал, что такое может

быть, и между прочим, все это было мне отвратительно, я подумал, вот сижу

взаперти в гостинице с этой гадостью, и все это так не похоже на мои мечты о

нас с Мирандой. И вдруг я понял, что в своих мыслях о ней вроде совсем

исключил ее из своей жизни, вроде мы не живем всего в нескольких милях друг

от друга (я тогда переехал в гостиницу в Пэддингтоне {Пэддингтон - район в

центральной части Лондона.}), а ведь у меня не так уж много времени, чтобы

выяснить, где она, не всю ведь жизнь мне ее искать. Ничего такого трудного и

не оказалось, нашел в телефонной книге Художественное училище Слейда

{Художественное училище Слейда (Slade School) - художественное училище при

Лондонском университете, основано в 1871 г., названо в честь Ф. Слейда,

филантропа и коллекционера произведений искусства.} и отправился туда утром

в своем фургоне - ждать. Фургон, пожалуй, был единственной роскошью, которую

я себе позволил. Я купил его, чтобы можно было все оборудование с собой

возить в поездках по сельской местности, в заднем отделении было специальное

устройство - откидная койка-гармошка, ее в любой момент можно было растянуть

и лечь спать, и я еще подумал, если купить такой фургон, можно будет не

таскать за собой повсюду тетушку и Мейбл, когда они вернутся. Я его не для

того купил, для чего использовал. Все это было неожиданно, вдруг, вроде

какого-то гениального озарения.


В первый день я ее так и не встретил, но на следующий наконец-то

увидел. Она вышла в толпе студентов, они так и вились вокруг нее. У меня

сердце заколотилось так, что чуть дурно не стало. Фотоаппарат я заранее

приготовил, но не смог ничего сделать, не решился. Она совсем не изменилась,

походка легкая, туфли без каблуков: она всегда такие носила, так что ей не

нужно было противно семенить ногами, как другим. Движения свободные, видно,

что она и не думала о парнях, которые ее окружали. И все время разговаривала

с одним черноволосым, стрижка короткая и на лбу - челка, ну, настоящий

художник, прямо артист. Всего их было шестеро, но потом она и черноволосый

перешли на другую сторону улицы. Я вышел из машины и отправился за ними. Они

недалеко ушли, завернули в кафе.

И я туда же, против собственной воли, не знаю, с чего вдруг, вроде меня

на аркане затащили. Там было полно народу, студенты, художники, актеры и

всякое такое, битники, в общем. Странные лица, странные картины и маски на

стенах, думаю, что-нибудь такое под Африку.


И столько там было народу, такой стоял шум и гам и я так волновался,

что сначала не мог разглядеть, где она. Она сидела в дальнем зале, в конце.

А я сел на табурет у стойки, так, чтоб ее видеть. Я не решался следить за

ней слишком явно, и свет в том зале был притемненный. Вдруг, смотрю, она

стоит прямо рядом, у стойки. Я делал вид, что читаю газету, вот и не

заметил, как она поднялась из-за столика. У меня щеки загорелись, прячусь за

газетой, буквы расплываются, боюсь даже краешком глаза на нее взглянуть, а

она стоит вплотную, чуть не касаясь. Платье на ней в синюю и белую клетку,

руки голые, золотятся от загара, светлые волосы рассыпались свободно по

плечам, по спине, длинные, шелковистые.

Она говорит: "Дженни, мы совсем на мели, дай нам в долг пару сигарет,

будь так добра!" - "И не подумаю!" - отвечает та из-за стойки. А она

говорит: "Честное слово, только до завтра". И потом: "Ой, спасибо большое!"

- это Дженни ей сигареты дала. Пять секунд - и все, она уже снова сидит со

своим черноволосым, но только ее голос все изменил, она из мечты

превратилась в живую, реальную. Не сумею объяснить, что такое было в ее

голосе особенное. Конечно, слышно было, разговаривает человек воспитанный,

культурный, но никакого тебе жеманства, барства, фу-ты ну-ты, ничего

подобного. Она не выпрашивала сигареты, не требовала, просто спросила, и не

было этого противного чувства, что кто-то тут выше, а кто-то - классом ниже.

Я бы сказал, речь у нее была такая же легкая, Свободная, как походка.

Я поскорей расплатился, чуть не бегом бросился к машине к - в

"Креморн", в свой номер: Совеем расстроился. Отчасти потому, что ей

приходится в долг брать сигареты - денег нет, а у меня - целых шестьдесят

тысяч (десять тысяч я отдал тетушке Энни), и я бы мог все их положить к ее

ногам, потому что так мне тогда хотелось, такое было чувство. Я чувствовал,

что могу на все пойти, только бы узнать ее поближе, радовать ее и помогать,

стать ее другом, чтобы открыто смотреть на нее, не шпионить. Ну вот, чтоб вы

знали, как это со мной было, я взял конверт, положил туда деньги - у меня

как раз было с собой пять фунтов, - надписал: "Художественное училище

Слейда, мисс Миранде Грей"... Только, конечно, не отправил. Отправил бы,

если б мог увидеть выражение ее лица, когда она это получит.

Тогда вот у меня впервые и зародилась мечта, которую я осуществил.

Сначала мне представилось, что вот на нее нападает какой-то человек, а я ее

спасаю. Потом как-то так повернулось, что человек этот - я сам, только я не

делаю ей больно, никакого вреда не причиняю. Ну вот, вроде я увез ее в

уединенный дом и держал ее там, как пленницу, но по-хорошему, без всяких.

Постепенно она узнала, какой я, полюбила, дальше уже мечта была про то, как

мы поженились - и живем в хорошем современном доме, у нас дети и всякое

такое.

Мысли эти стали меня просто преследовать. Я перестал спать по ночам, а

днем прямо себя не помнил. Сидел в "Креморне", не выходя из номера. Это уже

не было больше мечтой. Я воображал, что так оно все и должно произойти на

самом деле (конечно, я думал, все это одно воображение, больше ничего), и

вот стал придумывать, каким путем все это осуществить, как это все устроить,

что надо для этого сделать и всякое такое. Думал, ведь я с ней так и не

познакомлюсь никогда, если по-обыкновенному, но если она будет со мной и

увидит все мои хорошие качества, она поймет. Всегда была эта мысль, что она

поймет.


Что я еще стал делать, так это читать самые классные газеты. Еще - по

той же причине - стал ходить в Национальную галерею {Национальная галерея -

крупнейшее в Великобритании собрание картин, открылась в 1825 г.} и к Тейту

{Галерея Тейта - собрание картин английских (начиная с XVI в) и зарубежных

мастеров XIX-XX вв. Основана Генри Тейтом в 1897 г.}. Мне там не больно

нравилось, все равно как разглядывать витрины с иностранными экземплярами в

энтомологическом зале Музея естественной истории: видно, что красивые, но

ведь ты с ними незнаком, то есть, я хочу сказать, я ведь их не знаю так, как

своих, английских. Но я все равно ходил, чтоб было о чем с ней говорить,

чтоб не выглядеть невеждой.

В одной воскресной газете увидел объявление крупным шрифтом, в разделе

"Продаются дома". Я не искал ничего такого, просто перелистывал страницы и

наткнулся. Объявление было необыкновенное: "ВДАЛИ ОТ ШУМНОЙ ТОЛПЫ?" {В

поразившем Клегга объявлении использовано название известного романа Томаса

Гарди, о чем Клегг не подозревает.}, всего-навсего. А следом шло: "Старый

сельский дом, очаровательное уединенное место, большой сад. 1 ч. езды от

Лнд. 2 мили от ближ. поселка ..." и т.д. В понедельник утром я уже катил

туда посмотреть. Позвонил агенту по продаже недвижимости в Луисе и

договорился, чтобы меня встретили. Купил карту Суссекса {Суссекс - графство

на юго-востоке Англии.}. С деньгами вое можно, никаких проблем.

Я ожидал увидеть какую-нибудь развалюху. Дом и точно выглядел очень

старым, белый с черными балками, крыша - старинная черепица {Имеется в виду

фахверковый дом, представляющий софой каркас из вертикальных элементов,

пересеченных горизонтальными, и раскосов из деревянного бруса с заполнением

промежутков из камня или кирпича. Типичен для Западной Европы в средние

века.}. Стоял он совсем на отшибе. Я подъехал, и агент по недвижимости вышел

меня встретить. Я-то думал, он будет постарше, а он был вроде меня, только

из этих, из пижонов, весь набитый глупыми шутками, вовсе не смешными. Из

кожи вон лез, чтоб показать, ему, мол, зазорно заниматься куплей-продажей,

но дома продавать - не за прилавком торговать. Он меня своими расспросами

сразу оттолкнул. Но я все-таки решил, раз уж я сюда добрался, лучше все как

следует посмотреть. Комнаты мне показались не очень-то, но в доме были все

современные удобства, электричество, телефон и всякое такое. Он раньше

принадлежал какому-то отставному адмиралу или вроде того, а хозяин умер, и

следующий владелец тоже неожиданно скончался, так что дом приходилось

продавать по второму разу.

Повторяю, я поехал не за тем, чтобы выяснить, а не подойдет ли этот дом

для того, чтоб там кто-то тайно жил. Я даже не могу сказать, о чем в самом

деле думал" когда поехал его смотреть, какие намерения были.

Не знаю. То, что потом делаешь как-то заслоняет то, что раньше было.

А парень этот пристал ко мне, надо ему было знать, дом мне одному нужен

или как. Я сказал - для тетки. Я правду сказал, сказал, будет ей сюрприз"

когда и" Австралии вернется, и всякое такое.

- А как насчет цены? - говорит.

А я как раз получил кучу денег, говорю, чтоб его добить.

Мы уже шли вниз по лестнице, когда он вдруг сказал самое главное. Я уж

собирался отказаться, сказать, мол, маловат мне дом этот, не устраивает, ну,

чтоб совсем его в порошок. Тут он и говорит:

- Ну вот, это все, еще только подвалы.

Чтоб спуститься в подвалы, надо было выйти из дома через черный ход.

Парень этот достал из-под цветочного горшка ключ и открыл дверь - прямо

рядом с черным ходом. Конечно, электричество было отключено, но у него

нашелся фонарик. Вошли с солнца - так показалось мерзко, сыро, холодно.

Каменные ступени вниз. Спустились, он стал водить лучом фонарика по стенам,

полу, потолку. Когда-то стены белили, только очень давно. Побелка местами

облупилась, стены казались пестрыми от грязных пятен.

- Под всем домом проходит, - сказал парень, - и еще вот это.

Повел фонариком, и я увидел в углу дверь, прямо против входа в подвал.

За дверью - еще один подвал, четыре ступени вниз, глубже того, где мы

стояли, и потолок пониже, и вроде сводчатый, такие бывают в подвальных

помещениях церквей. Ступеньки шли как-то вбок, не прямо, так что это

помещение вроде отходило куда-то в сторону тат главного.

- Хоть оргии тут устраивай, прямо то, что надо, - говорит.


- А это для чего? - спрашиваю, мимо ушей пропускаю его дурацкую шутку.

Он объясняет, мол, видимо, из-за того, что дом на отшибе, надо было

где-то хранить большие запасы продуктов. А может быть, здесь когда-то была

тайная католическая молельня. Потом-то один электрик сказал, тут было

убежище контрабандистов, когда они пробирались в Лондон из Нью-Хэйвена.

Ну, мы пошли наверх, вышли снова на солнце. Когда он запер дверь и

спрятал ключ под цветочным горшком, показалось, вроде ничего этого не было и

нет. Как в ином мире побывал. И после все время было так. Проснусь - и будто

все это мне приснилось, пока туда не спущусь.

Он взглянул на часы.

А я говорю, меня это заинтересовало. Очень. И так заволновался, что он

удивленно на меня посмотрел, а я говорю, беру этот дом. Вот так вот,

запросто. Сам себе удивляюсь. Потому что раньше я всегда мечтал о чем-нибудь

очень современном, как теперь говорят, модерновом. Не о какой-нибудь древней

развалюхе на отшибе.

Парень этот стоял как остолбенелый, так поражен был и что я дом хочу

купить, и что так разволновался, а главное, думаю, тем, что у меня денег на

это хватает. Все они так.

Он отправился назад в Луис, сказал, еще есть покупатели, он, мол,

должен их привезти. А я сказал, останусь здесь, подожду в саду, подумаю,

прежде чем окончательно решить.

Сад был очень неплохой, доходил до самого поля - тогда оно было засеяно

люцерной, отличная вещь для бабочек. Поле это тянется прямо до подножия

холма (это на севере). На востоке, по обеим сторонам дороги - лес, а дорога

идет через долину вверх, к Луису. На западе - поля. Фермерский дом примерно

в миле за холмом, это самое ближнее жилье. На юг прекрасный вид открывается,

если не принимать в расчет живую изгородь и деревья. Впрочем, их всего там

несколько штук. И гараж хороший.

Вернулся к дому, достал из-под горшка ключ и снова спустился в подвал.

Дальний, должно быть, уходит на три или четыре метра под землю. Сыро, стены

влажные, холодные, ну, вроде как отсыревшее дерево зимой. Я не мог хорошо

все рассмотреть, фонаря не было, только зажигалка. Мороз подирал по коже, и

чувство такое, будто в склепе замурован, но я не суеверен.


Кто-нибудь скажет, мне крупно повезло, раз я с первого захода нашел то,

что надо. Только я все равно нашел бы, рано или поздно. У меня же были

деньги. И желание. Я бы даже сказал, воля. И, смешно сказать, то, что Крачли

назвал бы "предприимчивость". Когда я работал в Ратуше, никакой

предприимчивости у меня и в помине не было, просто все там было не по мне. А

вот здорово бы посмотреть, как Крачли провернул бы то, что провернул я

прошлым летом. Не собираюсь в фанфары трубить по этому поводу, только все

было не так-то просто сделать.

Тут на днях мне попался в газете "Афоризм дня":

"Цель для ума - что вода для тела". По моему скромному разумению, это

очень верно. Когда целью моей жизни стала Миранда, то и я оказался не хуже

других.


Пришлось заплатить на пятьсот фунтов больше, нашлись конкуренты. Меня

обдирали как липку все кому не лень. Землемер, строитель, декораторы,

мебельщики из Луиса. А мне было все равно, чего там, не в деньгах счастье. Я

получал длиннющие письма от тетушки Энни и отвечал, указывая суммы вполовину

меньше, чем приходилось платить.

Договорился с электриками, что подведут кабель а подвал, с сантехниками

- про воду и канализацию. Представил дело так, что хочу заняться фотографией

и плотницким делом и там будут мои мастерские. И не врал, плотничать и

правда надо было много. И я уже сделал несколько снимков, которые нельзя

было проявлять у фотографа. Ничего такого, просто парочки.

В конце августа рабочие ушли, и я въехал. Ну, поначалу жил как во сне,

правда, это скоро прошло. Во-первых, меня не оставляли в покое, а я этого

никак не ожидал. Явился садовник - работать в саду, мол, он тут всегда

работал. Отвратительно повел себя, когда я его выставил. Потом зашел

деревенский священник, и мне пришлось ему нагрубить. Хочу, чтобы меня

оставили в покое, заявил я, я нонконформист и не же
еще рефераты
Еще работы по разное