Реферат: Джон Фаулз. Коллекционер
Конец формы
Джон Фаулз. Коллекционер
294
---------------------------------------------------------------
Перевод с английского И. Бессмертной
Фаулз Дж. Коллекционер. - М.: Вагриус, 2000
OCR: Проект "Общий Текст"
---------------------------------------------------------------
que fors aus ne le sot riens nee
{никто не знал об этом кроме них (старофр.).}
Мария Французская "Шато Вержи"
I
Когда она приезжала из частной школы домой на каникулы, я мог видеть ее
чуть не каждый день: дом их стоял через дорогу, прямо против топ" крыла
Ратуши, где я работал. Она то и дело мчалась куда-то, одна или вместе с
сестренкой, а то и с какими-нибудь молодыми людьми. Вот это мне было вовсе
не по вкусу. Иногда выдавалась минутка, я отрывался от своих гроссбухов и
папок, подходил к окну и смотрел туда, на их дом, поверх матовых стекол, ну,
бывало, и увижу ее. А вечером занесу это в дневник наблюдений. Сперва
обозначал ее индексом "X", а после, когда узнал, как ее звать, "М".
Несколько раз встречал на улице, а как-то стоял прямо за ней в очереди в
библиотеке на Кроссфилд-стрит. Она и не обернулась ни разу, а я долго
смотрел на ее затылок, на волосы, заплетенные в длинную косу, очень светлые,
шелковистые, словно кокон тутового шелкопряда. И собраны в одну косу,
длинную, до пояса. То она ее на грудь перекидывала, то снова на спину. А то
вокруг головы укладывала. И пока она не стала гостьей здесь, в моем доме,
мне только раз посчастливилось увидеть эти волосы свободно рассыпавшимися по
плечам. У меня прямо горло перехватило, так это было красиво. Ну точно
русалка.
А в другой раз, в субботу, я поехал в Музей естественной истории, в
Лондон, и мы возвращались в одном вагоне. Она сидела на третьей от меня
скамейке, ко мне боком, и читала, а я целых полчаса на нее смотрел. Смотреть
на нее было для меня ну все равно как за бабочкой охотиться, как редкий
экземпляр ловить. Крадешься осторожненько, душа в пятки ушла, как
говорится... Будто перламутровку {Перламутровка (Great Spangled Fritillaria)
- крупная бабочка красивой перламутровой окраски.} ловишь. Я хочу сказать, я
о ней думал всегда такими словами, как "неуловимая", "ускользающая",
"редкостная"... В ней была какая-то утонченность, не то что в других, даже
очень хорошеньких. Она была - для знатока. Для тех, кто понимает.
В тот год, когда она еще в школу уезжала, я не знал, кто она и что.
Только фамилию отца - доктор Грей, да еще как-то слышал, говорили на встрече
секции жесткокрылых, что вроде мать у нее попивает. И правда, раз встретил
ее мамашу в магазине, слышал, как она с продавцом разговаривает - голосок
жеманный, футы ну-ты, тон барский, и видно сразу, из тех, кто не дурак
выпить: штукатурка с лица чуть не валится и всякое такое.
Ну а потом в нашей городской газете напечатали, что она получила
стипендию в Лондонском художественном училище и какая она умная и способная.
И я узнал ее имя, красивое, как она сама, - Миранда. И узнал, что изучает
искусство. После этой статьи все сразу пошло по-другому. Вроде мы как-то
сблизились, хотя конечно, не знали друг друга в том смысле, как это обычно
бывает.
Не могу объяснить, отчего да почему... только как я ее впервые увидел,
сразу понял: она - единственная. Конечно, я не окончательно свихнулся,
понимал, что это всего лишь мечта, сновидение, и так оно и осталось бы, если
бы не эти деньги. Я прямо грезил средь бела дня, придумывал всякие истории,
вроде я ее встречаю, совершаю подвиги, она восхищается, мы женимся и всякое
такое. Ничего дурного и в голове не держал. Потом только. Но это я еще
объясню.
В грезах этих она рисовала картины, а я занимался своей коллекцией.
Представлял себе, как она меня любит, как ей коллекция моя нравится, как она
рисует и раскрашивает свои картины. Как мы с ней вместе работаем в красивом
современном доме, в большущей комнате с таким огромным окном из цельного
стекла, и вроде собрания секции жесткокрылых в этой комнате проходят. И я не
молчу, как обычно, чтоб ненароком не сморозить чего, и мы с ней - хозяин и
хозяйка, и все к нам с уважением. И она такая красивая - светлые волосы,
серые глаза, - что от зависти все мужики зеленеют, прямо на глазах.
Ну конечно, эти все приятные мечты таяли, когда я видел ее с одним
парнем, самоуверенным, наглым, из тех, кто позаканчивал частные школы и
теперь раскатывают в спортивных автомобилях. Я раз на тотализаторе встретил
его, он стоял у соседнего окошечка. Я вносил, а он получал. И говорит,
дайте-ка мне полусотенными. А вся шутка в том и заключалась, что выигрыш у
него был всего-то десять фунтов. Все они так. Ну, я видел иногда, как она в
его машину садится, встречал их вместе или видел, как они в этой машине по
городу катаются. Ну, тогда я очень бывал резок со всеми на работе и не
вписывал "X" в дневник энтомологических наблюдений. (Это все до того, как
она в Лондон уехала. Тогда уж она его бросила.) В такие дни я позволял себе
дурные мысли. Тут уж она рыдала и валялась у меня в ногах. Один раз даже я
представил себе, как бью ее по щекам: как-то видел в одной пьесе по телеку,
парень дал пощечину своей подружке. Может, тогда-то все и началось.
Мой отец погиб в автокатастрофе. Мне было два года. Случилось это в
1937-м. Он был пьян вдребезину. Но тетушка Энни утверждала, что запил он
из-за матери. Я так и не узнал, что там было на самом деле, только вскоре
после смерти отца мать уехала, оставила меня тетке, ей-то самой лишь бы жить
полегче да повеселей. Мейбл, моя двоюродная сестрица, как-то раз сообщила
мне в пылу ссоры (мы совсем еще были детишками), что мать моя - уличная и
сбежала с иностранцем. У меня хватило глупости прямо отправиться к тетушке и
задать ей этот вопрос. Ну, конечно, если уж она когда хотела от меня что
утаить, это ей прекрасно удавалось. Теперь-то мне безразлично, и если даже
мать жива, у меня видеть ее нет охоты. Даже из любопытства. А тетушка Энни
всегда повторяет, мол, еще легко отделались. Думаю, она права.
Ну вот, значит, я рос у тетушки Энни и дядюшки Дика, вместе с их дочкой
Мейбл. Тетушка - старшая сестра моего отца.
Дядя Дик умер, когда мне было пятнадцать лет, в 1950-м. Мы отправились
на водохранилище рыбу ловить и, как всегда, разделились: я взял сачок и еще
что там было нужно и ушел. А когда проголодался, вернулся к тому месту, где
его оставил, там уже собралась целая толпа. Я подумал, ото, дядюшка, похоже,
какую-то громадину на крючок подцепил. А оказалось - с ним случился удар.
Его отвезли домой, только он уже не мог говорить и никого больше не узнавал.
Те дни, что мы провели с ним вместе - не так уж все время вместе, я
ведь уходил бабочек ловить, а он сидел со своими удочками на берегу, но
только ели мы всегда вместе и поездки к водохранилищу и домой тоже, - вот те
дни с ним, пожалуй, самые счастливые в моей жизни (кроме, конечно, тех, о
которых я потом расскажу). Тетушка и Мейбл насмехались надо мной из-за
бабочек, во всяком случае, когда я был мальчишкой. А дядюшка - он всегда за
меня стоял. И всегда восхищался, как я их умею накалывать, говорил,
прекрасная аранжировка и всякое такое. И еще со мной радовался, когда
удавалось вывести новый экземпляр имаго {Имаго - взрослая стадия развития
бабочки.}. Всегда сидел и смотрел, как из кокона выбирается бабочка,
расправляет и сушит крылышки, как осторожно их пробует. Для банок с
гусеницами он мне выделил местечко в своей кладовке, а когда на конкурсе
"Мир твоих увлечений" я получил приз за коллекцию фритилларий {Фритилларии -
несколько родов бабочек сем. нимфалид. (Нимфалиды - дневные бабочки, более 2
тыс, видов.)}, он мне подарил деньги, целую кучу - фунт стерлингов, только
не велел тетке говорить. Да что там, он мне был как отец. Когда мне мои
деньги вручали, чек этот, я его в пальцах зажал, а сам первым делом о
дядюшке подумал, после Миранды, конечно. Я бы ему самые лучшие удочки
купил... и снасть всякую... и все, чего бы он только ни захотел. Ну, это уж
было невозможно.
На скачках я стал играть, как только мне стукнуло двадцать один. Каждую
неделю ставил пять шиллингов.
Старина Том и Крачли из нашего отдела и еще несколько девчонок
скидывались и играли по крупной и вечно приставали, чтоб я к ним
присоединился. Только я всегда отказывался, мол, я сам по себе,
волк-одиночка. Да мне ни Том, ни Крачли никогда не были особенно по душе.
Старина Том какой-то противный, скользкий, вечно распространяется про наш
Городской совет, а сам лижет главного бухгалтера во все места. А Крачли -
грязный тип, садист, никогда не упустит случая высмеять меня за бабочек,
особенно при девчонках: "Что-то Фред усталым выглядит после воскресенья,
видно, провел бурную ночку с какой-нибудь бабочкой..." Или:
"Что это за нимфа была с тобой вчера? Может - нимфа Лида из Виргинии
{Нимфалида Виргннская (Vanessa Virginiensis) - название бабочки.}?" И
старина Том ухмыльнется, а Джейн, подружка Крачли (она из отдела
канализации, но вечно торчит у нас, в налоговом) - хихикнет. Вот уж кто на
Миранду не похож. Ну небо и земля. Терпеть не могу вульгарных женщин,
особенно молоденьких. Так что, повторяю, играл я всегда один.
Чек был на 73 091 фунт и еще сколько-то шиллингов и пенсов {Действне
происходит до денежной реформы в Великобритании.}. Я позвонил мистеру
Уильямсу, как только эти люди с тотализатора подтвердили, что все в порядке.
Ну и обозлился же он, что я так вот сразу увольняюсь, хоть и сказал, что
очень даже за меня рад и что - он, мол, уверен - все за меня рады. Я-то
знал, что это все вранье. Он даже предложил мне вложить эти деньги в
пятипроцентные облигации Городского совета. О Господи. У нас в Ратуше
некоторые совсем утратили чувство меры.
А мне, когда чек вручали, посоветовали уехать в Лондон вместе с
тетушкой и Мейбл, пока вся эта шумиха не утихнет. Ну, я так и сделал.
Старине Тому я отправил чек на 500 фунтов и написал, чтоб он поделился с
Крачли и всеми другими. На их письма с благодарностями я и отвечать не стал,
ясно было, они сочли, что я скупердяй.
Ну, ложка дегтя в эту бочку меда все же попала. Из-за Миранды. Когда я
выиграл все эти деньги, она как раз приехала домой на каникулы. Я ее увидел
в субботу утром, в тот самый мой счастливый день. И уехал. И все время в
Лондоне, пока мы только и знали, что тратили мои денежки, я боялся, что
больше никогда ее не увижу. Думал, вот ведь теперь, разбогатев, я вполне
гожусь ей в мужья; потом думал, это же смех - надеяться, теперь выходят
замуж по любви, особенно такие, как Миранда. Были минуты, я верил, что
забуду о ней. Но забыть - это ведь от тебя не зависит, это выходит само
собой. Только у меня не вышло.
Если ты - человек корыстный и беспринципный, а у нас теперь таких пруд
пруди, я думаю, на свои-то кровные, если ты уж их заполучил, здорово можно
время провести. Но по чести могу сказать, я не из таких, меня даже в школе
никогда не наказывали. Тетушка Энни - она из секты нонконформистов
{Нонконформисты - наименование членов английских церковных организаций, не
признающих обряды и учение государственной англиканской церкви.} - никогда
меня силком в церковь не тащила, ничего такого не заставляла делать, но
атмосфера в доме, где я воспитывался, была соответствующая, хотя дядюшка Дик
иногда малость перебирал в пивнушке. А тетка даже курить мне разрешила,
когда я из армии пришел, правда, со скандалами, я их чуть не каждый день ей
закатывал. Что там говорить, я со своим курением у нее в печенках сидел. И
подумать только, она ведь знала, сколько я получил, а все равно не
переставала твердить, мол, не в ее правилах швыряться деньгами. Ох и влетело
же ей за это от Мейбл: сестрица полагала, что я не слышу; ну да все равно, я
сказал, деньги мои, совесть тоже моя, и вся ответственность на мне, пусть
только скажет, чего ей хочется, а не хочет - так на нет и суда нет, а в
уставе нон-конформистов ничего не сказано про подарки.
К чему я все это рассказываю, дело в том, что, когда я в армии служил,
в финчасти корпуса, мы в Западной Германии стояли, я пару раз напился, но с
женщинами дела никакого не имел. Да и не больно-то о них думал до Миранды. Я
ведь знаю, нет во мне того, что нужно девчонкам; парни вроде Крачли мне
кажутся грубыми до невозможности, а девчонки к таким липнут как мухи.
Посмотреть на некоторых у нас в Ратуше, как они этому Крачли глазки строят,
так и рвотных таблеток глотать не надо. А во мне этого грубого, скотского,
что их так влечет, нет. И не было от рождения. (И прекрасно, если бы на
свете побольше было таких, как я, уверен, мир стал бы лучше.)
Если денег нет, всегда кажется, что с деньгами все пойдет совсем
по-другому. Я никогда не требовал ничего лишнего, только то, что мне
причиталось, но в гостинице сразу же ясно стало, что вся их почтительность -
вид один, на самом-то деле все они нас презирают, денег у нас куча, а что с
ними делать, толком не знаем. Мол, из грязи - да в князи. И за спиной они
так обо мне и судили, мол, мелкая сошка - она мелкая сошка и есть, как ни
швыряйся деньгами. Стоило нам сказать или сделать что-нибудь, как все
вылезало наружу. Сразу видно было, что у них на уме: нас не проведешь, мы
тебя насквозь видим, отправляйся-ка подобру-поздорову откуда пришел.
Помню, как-то вечером мы отправились в шикарный ресторан, поужинать.
Ресторан значился в том списке, что мне дали эти люди с тотализатора.
Готовили там отлично, и мы все съели, только я вкуса почти и не чувствовал,
так на нас там смотрели - и посетители, и противные скользкие
официанты-иностранцы; и мне казалось, что сам зал, все предметы в нем
смотрят на нас сверху вниз, потому что мы не так воспитаны и выросли не там,
где надо. Тут как-то мне попалась статья о школьном обучении, о разных там
классах. Меня бы спросили, я бы им порассказал. На мой взгляд, весь Лондон
рассчитан только на тех, кто окончил частную школу или умеет делать вид, что
там учился, а если у тебя ни пижонских манер, ни барского тона нет, то и
рассчитывать не на что. Я, конечно, про богатый Лондон говорю, про Уэст-Энд.
Как-то вечером - это было как раз после того ресторана - я сказал
тетушке Энни, что хочу прогуляться. И ушел. Ходил, ходил, и вдруг подумал,
что мне, пожалуй, нужна женщина, ну чтобы знать, что у меня была женщина. Ну
и набрал номер телефона, мне его один парень дал на церемонии, когда чек
вручали. Если захочется сам знаешь чего, сказал.
Женский голос ответил: "Я занята". Я спросил, может, она знает еще чей
телефон, и она дала мне целых два. Ну, ваял такси, поехал по второму адресу.
Не буду рассказывать, как все было, только у меня ничего не вышло. Слишком
нервничал. Дело в том, что я повел себя так, что вроде все про все знаю, все
умею, а она поняла: она старая была, старая, страшная... ужасно. И вела себя
ужасно, и выглядела не лучше. Потасканная, вульгарная. Ну, вроде как
экземпляр для коллекции совсем негодный, на который и глядеть не станешь, не
то что накалывать. Я еще подумал, вдруг бы Миранда застала меня в этом виде.
Ну, я уже сказал, я было попробовал, но не вышло, да я и не очень-то
старался.
Я не из быстрых молодых людей, никогда локтями никого не расталкивал, у
меня, как говорится, более высокие устремления. Крачли часто говорил, в наше
время если локтями не поработаешь, ничего не добьешься, и еще он говорил,
взгляни на старину Тома, многого он добился лизаньем вышестоящих задов?
Крачли, на мой взгляд, слишком много себе позволял, я уж говорил и могу еще
повторить, слишком со мной фамильярничал. Но и он знал, когда и кого надо
облизать, лишь бы ему от этого что-нибудь обломилось. Подлизывался к мистеру
Уильямсу, например. "Ну-ка, побольше жизни, поактивнее, Клегг, - как-то
сказал мне мистер Уильяме, когда я еще работал в отделе справок. - Люди
любят, когда наши служащие улыбаются: неплохо и пошутить время от времени;
не всякий рождается с этим даром, как Крачли, но почему не попробовать,
может, и у нас получится, верно?" Ну уж это меня просто возмутило. Должен
сказать. Ратуша эта мне до смерти надоела, я все равно собирался оттуда
увольняться.
Я не изменился, нет, могу это доказать. Только была одна причина,
почему тетушка Энни стала меня раздражать: я заинтересовался книгами,
которые можно купить в этих магазинчиках в Сохо {Сохо - район в центральной
части Лондона, средоточие ресторанов, ночных клубов, увеселительных
заведений и магазинчиков, часто сомнительного характера.}, ну там голые
женщины и всякое такое. Журналы с такими картинками удавалось от нее
прятать, а вот книги мне хотелось купить, а нельзя было - вдруг бы она стала
рыться. Я всегда мечтал научиться фотографировать и, конечно, сразу же купил
фотоаппарат, "лейку", самой лучшей марки, с телеобъективом и всеми
принадлежностями. Главная идея была - снимать бабочек в жизни, как
знаменитый С. Бофуа; но еще раньше, когда, бывало, собираешь коллекцию, на
такое наткнешься, в лесу ли, в поле. - не поверите, чего только парочки не
выделывают, и места себе выбирают, постеснялись бы; так что эта мысль тоже
была.
Конечно, случай с той женщиной меня все-таки расстроил, правда, были и
еще всякие обстоятельства. Вот, к примеру, тетушке Энни вздумалось
отправиться морем в Австралию, повидаться с сыном и навестить своего
другого, младшего брата, Стива, с семьей. Ей взбрело в голову, что и я
должен поехать. Но я ведь уже говорил, они с Мейбл надоели мне до смерти.
Нет, я их не возненавидел, ничего подобного, но видеть их больше не хотел.
Да и всюду всем сразу ясно было, что они такое, яснее даже, чем мне самому.
Мелкие людишки, которые никогда до тех пор из дому носа не высовывали. Ну, к
примеру, они требовали, чтобы мы всегда все делали вместе и чтоб я
докладывал им, где был и чем занимался, если вдруг часок проводил без них.
Ну, после того, о чем я уже рассказывал, я им заявил, что не еду в
Австралию. Ну, они не слишком возмущались, наверно, дошло наконец, что
денежки-то мои.
В первый раз я отправился искать Миранду после того, как съездил в
Саутгемптон, проводить тетушку Энни. Если точно, то это было десятого мая.
Конкретных планов у меня не было. Правда, тетушке и Мейбл я сказал, что,
может, уеду за границу, но на самом деле ничего еще для себя не решил.
Тетушка Энни перепугалась, устроила мне перед отъездом серьезный разговор,
что, мол, она надеется, я тут не женюсь, то есть пока она не познакомится с
невестой. Распространялась про то, что деньги, разумеется, мои и жизнь тоже
моя, и какой я щедрый и великодушный, и всякое такое, только сразу было
видно, она до смерти боится, что я женюсь на ком-нибудь и они потеряют все
эти деньги, которых они, видите ли, так стыдятся. Я ее не осуждаю, это
естественно, особенно когда у тебя дочь-калека. Я вообще-то считаю, таких,
как Мейбл, надо безболезненно умерщвлять, впрочем, это к делу не относится.
Я думал что сделать (я уже подготовил все заранее, купил самое лучшее в
Лондоне оборудование), я думал отправиться в какую-нибудь местность,
известную редкими видами и мутациями, и подобрать соответствующие серии для
коллекции. Ну то есть поехать и пожить там сколько вздумается. Мне нужно
было много чего собрать: несколько парусников, например махаона, большую
синюю голубянку, редкие фритилларии, вересковую и селену {Названия бабочек:
Papilio machaon; голубянки (Lycanidae) - семейство дневных бабочек красивой
синей, голубой, зеленой окраски. Вересковая (Issoria lathonia) и селена
(Glossiana selena) - бабочки, разновидности фритилларии.}, и всякое такое.
Многие коллекционеры у нас могут позволить себе роскошь заняться всем этим
только раз в жизни. Ну, еще я хотел заняться разными видами молей. Подумал,
теперь-то могу себе это позволить. Еще до того, как мои родичи уехали, я
стал учиться водить машину (брал уроки) и купил себе фургон, специально
оборудованный для поездок.
Что я хочу сказать, я не планировал везти ее сюда, ко мне в гости,
когда получил эти деньги, это случилось совершенно неожиданно.
Ну, конечно, избавившись от тетушки Энни и Мейбл, я купил все те
книжки; некоторые из них... ну, я просто не подозревал, что такое может
быть, и между прочим, все это было мне отвратительно, я подумал, вот сижу
взаперти в гостинице с этой гадостью, и все это так не похоже на мои мечты о
нас с Мирандой. И вдруг я понял, что в своих мыслях о ней вроде совсем
исключил ее из своей жизни, вроде мы не живем всего в нескольких милях друг
от друга (я тогда переехал в гостиницу в Пэддингтоне {Пэддингтон - район в
центральной части Лондона.}), а ведь у меня не так уж много времени, чтобы
выяснить, где она, не всю ведь жизнь мне ее искать. Ничего такого трудного и
не оказалось, нашел в телефонной книге Художественное училище Слейда
{Художественное училище Слейда (Slade School) - художественное училище при
Лондонском университете, основано в 1871 г., названо в честь Ф. Слейда,
филантропа и коллекционера произведений искусства.} и отправился туда утром
в своем фургоне - ждать. Фургон, пожалуй, был единственной роскошью, которую
я себе позволил. Я купил его, чтобы можно было все оборудование с собой
возить в поездках по сельской местности, в заднем отделении было специальное
устройство - откидная койка-гармошка, ее в любой момент можно было растянуть
и лечь спать, и я еще подумал, если купить такой фургон, можно будет не
таскать за собой повсюду тетушку и Мейбл, когда они вернутся. Я его не для
того купил, для чего использовал. Все это было неожиданно, вдруг, вроде
какого-то гениального озарения.
В первый день я ее так и не встретил, но на следующий наконец-то
увидел. Она вышла в толпе студентов, они так и вились вокруг нее. У меня
сердце заколотилось так, что чуть дурно не стало. Фотоаппарат я заранее
приготовил, но не смог ничего сделать, не решился. Она совсем не изменилась,
походка легкая, туфли без каблуков: она всегда такие носила, так что ей не
нужно было противно семенить ногами, как другим. Движения свободные, видно,
что она и не думала о парнях, которые ее окружали. И все время разговаривала
с одним черноволосым, стрижка короткая и на лбу - челка, ну, настоящий
художник, прямо артист. Всего их было шестеро, но потом она и черноволосый
перешли на другую сторону улицы. Я вышел из машины и отправился за ними. Они
недалеко ушли, завернули в кафе.
И я туда же, против собственной воли, не знаю, с чего вдруг, вроде меня
на аркане затащили. Там было полно народу, студенты, художники, актеры и
всякое такое, битники, в общем. Странные лица, странные картины и маски на
стенах, думаю, что-нибудь такое под Африку.
И столько там было народу, такой стоял шум и гам и я так волновался,
что сначала не мог разглядеть, где она. Она сидела в дальнем зале, в конце.
А я сел на табурет у стойки, так, чтоб ее видеть. Я не решался следить за
ней слишком явно, и свет в том зале был притемненный. Вдруг, смотрю, она
стоит прямо рядом, у стойки. Я делал вид, что читаю газету, вот и не
заметил, как она поднялась из-за столика. У меня щеки загорелись, прячусь за
газетой, буквы расплываются, боюсь даже краешком глаза на нее взглянуть, а
она стоит вплотную, чуть не касаясь. Платье на ней в синюю и белую клетку,
руки голые, золотятся от загара, светлые волосы рассыпались свободно по
плечам, по спине, длинные, шелковистые.
Она говорит: "Дженни, мы совсем на мели, дай нам в долг пару сигарет,
будь так добра!" - "И не подумаю!" - отвечает та из-за стойки. А она
говорит: "Честное слово, только до завтра". И потом: "Ой, спасибо большое!"
- это Дженни ей сигареты дала. Пять секунд - и все, она уже снова сидит со
своим черноволосым, но только ее голос все изменил, она из мечты
превратилась в живую, реальную. Не сумею объяснить, что такое было в ее
голосе особенное. Конечно, слышно было, разговаривает человек воспитанный,
культурный, но никакого тебе жеманства, барства, фу-ты ну-ты, ничего
подобного. Она не выпрашивала сигареты, не требовала, просто спросила, и не
было этого противного чувства, что кто-то тут выше, а кто-то - классом ниже.
Я бы сказал, речь у нее была такая же легкая, Свободная, как походка.
Я поскорей расплатился, чуть не бегом бросился к машине к - в
"Креморн", в свой номер: Совеем расстроился. Отчасти потому, что ей
приходится в долг брать сигареты - денег нет, а у меня - целых шестьдесят
тысяч (десять тысяч я отдал тетушке Энни), и я бы мог все их положить к ее
ногам, потому что так мне тогда хотелось, такое было чувство. Я чувствовал,
что могу на все пойти, только бы узнать ее поближе, радовать ее и помогать,
стать ее другом, чтобы открыто смотреть на нее, не шпионить. Ну вот, чтоб вы
знали, как это со мной было, я взял конверт, положил туда деньги - у меня
как раз было с собой пять фунтов, - надписал: "Художественное училище
Слейда, мисс Миранде Грей"... Только, конечно, не отправил. Отправил бы,
если б мог увидеть выражение ее лица, когда она это получит.
Тогда вот у меня впервые и зародилась мечта, которую я осуществил.
Сначала мне представилось, что вот на нее нападает какой-то человек, а я ее
спасаю. Потом как-то так повернулось, что человек этот - я сам, только я не
делаю ей больно, никакого вреда не причиняю. Ну вот, вроде я увез ее в
уединенный дом и держал ее там, как пленницу, но по-хорошему, без всяких.
Постепенно она узнала, какой я, полюбила, дальше уже мечта была про то, как
мы поженились - и живем в хорошем современном доме, у нас дети и всякое
такое.
Мысли эти стали меня просто преследовать. Я перестал спать по ночам, а
днем прямо себя не помнил. Сидел в "Креморне", не выходя из номера. Это уже
не было больше мечтой. Я воображал, что так оно все и должно произойти на
самом деле (конечно, я думал, все это одно воображение, больше ничего), и
вот стал придумывать, каким путем все это осуществить, как это все устроить,
что надо для этого сделать и всякое такое. Думал, ведь я с ней так и не
познакомлюсь никогда, если по-обыкновенному, но если она будет со мной и
увидит все мои хорошие качества, она поймет. Всегда была эта мысль, что она
поймет.
Что я еще стал делать, так это читать самые классные газеты. Еще - по
той же причине - стал ходить в Национальную галерею {Национальная галерея -
крупнейшее в Великобритании собрание картин, открылась в 1825 г.} и к Тейту
{Галерея Тейта - собрание картин английских (начиная с XVI в) и зарубежных
мастеров XIX-XX вв. Основана Генри Тейтом в 1897 г.}. Мне там не больно
нравилось, все равно как разглядывать витрины с иностранными экземплярами в
энтомологическом зале Музея естественной истории: видно, что красивые, но
ведь ты с ними незнаком, то есть, я хочу сказать, я ведь их не знаю так, как
своих, английских. Но я все равно ходил, чтоб было о чем с ней говорить,
чтоб не выглядеть невеждой.
В одной воскресной газете увидел объявление крупным шрифтом, в разделе
"Продаются дома". Я не искал ничего такого, просто перелистывал страницы и
наткнулся. Объявление было необыкновенное: "ВДАЛИ ОТ ШУМНОЙ ТОЛПЫ?" {В
поразившем Клегга объявлении использовано название известного романа Томаса
Гарди, о чем Клегг не подозревает.}, всего-навсего. А следом шло: "Старый
сельский дом, очаровательное уединенное место, большой сад. 1 ч. езды от
Лнд. 2 мили от ближ. поселка ..." и т.д. В понедельник утром я уже катил
туда посмотреть. Позвонил агенту по продаже недвижимости в Луисе и
договорился, чтобы меня встретили. Купил карту Суссекса {Суссекс - графство
на юго-востоке Англии.}. С деньгами вое можно, никаких проблем.
Я ожидал увидеть какую-нибудь развалюху. Дом и точно выглядел очень
старым, белый с черными балками, крыша - старинная черепица {Имеется в виду
фахверковый дом, представляющий софой каркас из вертикальных элементов,
пересеченных горизонтальными, и раскосов из деревянного бруса с заполнением
промежутков из камня или кирпича. Типичен для Западной Европы в средние
века.}. Стоял он совсем на отшибе. Я подъехал, и агент по недвижимости вышел
меня встретить. Я-то думал, он будет постарше, а он был вроде меня, только
из этих, из пижонов, весь набитый глупыми шутками, вовсе не смешными. Из
кожи вон лез, чтоб показать, ему, мол, зазорно заниматься куплей-продажей,
но дома продавать - не за прилавком торговать. Он меня своими расспросами
сразу оттолкнул. Но я все-таки решил, раз уж я сюда добрался, лучше все как
следует посмотреть. Комнаты мне показались не очень-то, но в доме были все
современные удобства, электричество, телефон и всякое такое. Он раньше
принадлежал какому-то отставному адмиралу или вроде того, а хозяин умер, и
следующий владелец тоже неожиданно скончался, так что дом приходилось
продавать по второму разу.
Повторяю, я поехал не за тем, чтобы выяснить, а не подойдет ли этот дом
для того, чтоб там кто-то тайно жил. Я даже не могу сказать, о чем в самом
деле думал" когда поехал его смотреть, какие намерения были.
Не знаю. То, что потом делаешь как-то заслоняет то, что раньше было.
А парень этот пристал ко мне, надо ему было знать, дом мне одному нужен
или как. Я сказал - для тетки. Я правду сказал, сказал, будет ей сюрприз"
когда и" Австралии вернется, и всякое такое.
- А как насчет цены? - говорит.
А я как раз получил кучу денег, говорю, чтоб его добить.
Мы уже шли вниз по лестнице, когда он вдруг сказал самое главное. Я уж
собирался отказаться, сказать, мол, маловат мне дом этот, не устраивает, ну,
чтоб совсем его в порошок. Тут он и говорит:
- Ну вот, это все, еще только подвалы.
Чтоб спуститься в подвалы, надо было выйти из дома через черный ход.
Парень этот достал из-под цветочного горшка ключ и открыл дверь - прямо
рядом с черным ходом. Конечно, электричество было отключено, но у него
нашелся фонарик. Вошли с солнца - так показалось мерзко, сыро, холодно.
Каменные ступени вниз. Спустились, он стал водить лучом фонарика по стенам,
полу, потолку. Когда-то стены белили, только очень давно. Побелка местами
облупилась, стены казались пестрыми от грязных пятен.
- Под всем домом проходит, - сказал парень, - и еще вот это.
Повел фонариком, и я увидел в углу дверь, прямо против входа в подвал.
За дверью - еще один подвал, четыре ступени вниз, глубже того, где мы
стояли, и потолок пониже, и вроде сводчатый, такие бывают в подвальных
помещениях церквей. Ступеньки шли как-то вбок, не прямо, так что это
помещение вроде отходило куда-то в сторону тат главного.
- Хоть оргии тут устраивай, прямо то, что надо, - говорит.
- А это для чего? - спрашиваю, мимо ушей пропускаю его дурацкую шутку.
Он объясняет, мол, видимо, из-за того, что дом на отшибе, надо было
где-то хранить большие запасы продуктов. А может быть, здесь когда-то была
тайная католическая молельня. Потом-то один электрик сказал, тут было
убежище контрабандистов, когда они пробирались в Лондон из Нью-Хэйвена.
Ну, мы пошли наверх, вышли снова на солнце. Когда он запер дверь и
спрятал ключ под цветочным горшком, показалось, вроде ничего этого не было и
нет. Как в ином мире побывал. И после все время было так. Проснусь - и будто
все это мне приснилось, пока туда не спущусь.
Он взглянул на часы.
А я говорю, меня это заинтересовало. Очень. И так заволновался, что он
удивленно на меня посмотрел, а я говорю, беру этот дом. Вот так вот,
запросто. Сам себе удивляюсь. Потому что раньше я всегда мечтал о чем-нибудь
очень современном, как теперь говорят, модерновом. Не о какой-нибудь древней
развалюхе на отшибе.
Парень этот стоял как остолбенелый, так поражен был и что я дом хочу
купить, и что так разволновался, а главное, думаю, тем, что у меня денег на
это хватает. Все они так.
Он отправился назад в Луис, сказал, еще есть покупатели, он, мол,
должен их привезти. А я сказал, останусь здесь, подожду в саду, подумаю,
прежде чем окончательно решить.
Сад был очень неплохой, доходил до самого поля - тогда оно было засеяно
люцерной, отличная вещь для бабочек. Поле это тянется прямо до подножия
холма (это на севере). На востоке, по обеим сторонам дороги - лес, а дорога
идет через долину вверх, к Луису. На западе - поля. Фермерский дом примерно
в миле за холмом, это самое ближнее жилье. На юг прекрасный вид открывается,
если не принимать в расчет живую изгородь и деревья. Впрочем, их всего там
несколько штук. И гараж хороший.
Вернулся к дому, достал из-под горшка ключ и снова спустился в подвал.
Дальний, должно быть, уходит на три или четыре метра под землю. Сыро, стены
влажные, холодные, ну, вроде как отсыревшее дерево зимой. Я не мог хорошо
все рассмотреть, фонаря не было, только зажигалка. Мороз подирал по коже, и
чувство такое, будто в склепе замурован, но я не суеверен.
Кто-нибудь скажет, мне крупно повезло, раз я с первого захода нашел то,
что надо. Только я все равно нашел бы, рано или поздно. У меня же были
деньги. И желание. Я бы даже сказал, воля. И, смешно сказать, то, что Крачли
назвал бы "предприимчивость". Когда я работал в Ратуше, никакой
предприимчивости у меня и в помине не было, просто все там было не по мне. А
вот здорово бы посмотреть, как Крачли провернул бы то, что провернул я
прошлым летом. Не собираюсь в фанфары трубить по этому поводу, только все
было не так-то просто сделать.
Тут на днях мне попался в газете "Афоризм дня":
"Цель для ума - что вода для тела". По моему скромному разумению, это
очень верно. Когда целью моей жизни стала Миранда, то и я оказался не хуже
других.
Пришлось заплатить на пятьсот фунтов больше, нашлись конкуренты. Меня
обдирали как липку все кому не лень. Землемер, строитель, декораторы,
мебельщики из Луиса. А мне было все равно, чего там, не в деньгах счастье. Я
получал длиннющие письма от тетушки Энни и отвечал, указывая суммы вполовину
меньше, чем приходилось платить.
Договорился с электриками, что подведут кабель а подвал, с сантехниками
- про воду и канализацию. Представил дело так, что хочу заняться фотографией
и плотницким делом и там будут мои мастерские. И не врал, плотничать и
правда надо было много. И я уже сделал несколько снимков, которые нельзя
было проявлять у фотографа. Ничего такого, просто парочки.
В конце августа рабочие ушли, и я въехал. Ну, поначалу жил как во сне,
правда, это скоро прошло. Во-первых, меня не оставляли в покое, а я этого
никак не ожидал. Явился садовник - работать в саду, мол, он тут всегда
работал. Отвратительно повел себя, когда я его выставил. Потом зашел
деревенский священник, и мне пришлось ему нагрубить. Хочу, чтобы меня
оставили в покое, заявил я, я нонконформист и не же
еще рефераты
Еще работы по разное
Реферат по разное
Лет пятнадцать назад этот фильм произвел сенсацию. На документальную ленту "Воспоминание о будущем" выстраивались километровые очереди
18 Сентября 2013
Реферат по разное
Тема Философия, условия ее возникновения и место в культуре
18 Сентября 2013
Реферат по разное
Блеск и Нищета”
18 Сентября 2013
Реферат по разное
Iv. Культурогенез: формирование культурных традиций в рамках первобытного общества
18 Сентября 2013