Реферат: Государственные крестьяне и подготовка реформы гр. П. Д. Киселева введение

ГОСУДАРСТВЕННЫЕ КРЕСТЬЯНЕ

И

ПОДГОТОВКА РЕФОРМЫ гр. П. Д. КИСЕЛЕВА


Введение.

Нашей целью в данной работе является краткое обозрение состояния государственного хозяйства в период времени, предшествовавший реформам графа П. Д. Киселева и «точки напряжения», вокруг которых была сосредоточена реформаторская мысль членов российского правительства теперь уже позапрошлого века. Мы полагали важным обозреть основные из предпринятых тогда мер по двум причинам:

Во-первых, они явились подготовительным шагом в разработке крестьянской реформы 1861 года и без их понимания ряд дискуссий, развернувшихся вокруг «освобождения», и реальных политических шагов остается для нас непонятным.

Во-вторых, эти реформы прямо определели на два десятилетия жизнь более чем трети русского крестьянства и, думается нам, это сам по себе повод основательный.

Итак, мы приступаем к обозрению, по необходимости более чем поверхностного и отрывочного, но, полагаем мы, небесполезного хотя бы тем, что затрагивает наиболее важные для казенных крестьян в этот период события и позволяет взглянуть на российское прошлое не через призму войн и прочих внешнеполитических менуэтов и не через ставшую для нас во многом привычною историю либо дворянства, либо крепостного крестьянства, а через казенное крестьянство, жившее в уверенности в обладании свободой и собственностью и ставшее фундаментом российской монархии во второй половине XIX века, когда именно из этой среды вышла и «консервативная интеллигенция», слой «охранителей», нам почти не известный, и мелкие и средние промышленники и множество иного люда, имевшего важные объединяющие всех их черты – ощущение свободы, совпадающее с ответственностью за свои дела, понимание ценности прошлого, традиций, пребывание в связи с родными корнями, понимание того, «кто ты и откуда». Этот тугой и крепкий слой, благотворно обновленный и наделенный новыми силами в ходе «киселевских реформ», быть может и был той неизвестной силой, что позволила раздираемой во все стороны Империи простоять еще блистательных полвека, столь благотворного влияющих на всю нашу культурную жизнь и по сей день.


^ Общее обозрение категорий земельных владений и статус государственных земель вплоть до начала XIX века.

К началу XV века с точки зрения права собственности, согласно изысканиям В. Б. Ильяшевича1, можно выделить пять основных категорий земель:

Государственные земли (обычно именуемые черными).

Великокняжеские земли (дворцовые).

Вотчины (родовые, наследственные имения) удельных князей, сохранявшие свою правовую специфику даже в случае отказа удельных князей от сюзеренитета над ними.

Боярские земли, к которым относились не только те земли, которыми владели бояре, но и вообще все земли, принадлежащие на праве частной собственности. Как указывал Г. В. Вернадский, термин «боярские земли» в тот период являлся эквивалентным термину «частные владения» и противопоставлялся не праву собственности иных сословий, но собственности государства и церкви. В категорию боярских земель попадали и совсем незначительные земельные участки, зачастую обрабатываемые самим собственником земли (в Новгороде таковых именовали «своеземцами»).

Церковные земли, включая сюда монастырские.


Разделение дворцовых и государственных (черных) земель проводилось по тому, на чье содержание идут доходы с данной собственности. В. Сергеевич даже писал, что «в Москве есть только земельные имущества великого князя, а не государственные. Земли великого князя различаются на черные и дворцовые; последние приписаны к дворцам и несут особые повинности на их содержание; но и те, и другие одинаково принадлежат государю и даже повинностями не всегда различаются. Великий князь одинаково распоряжается как теми, так и другими. Черные земли могут быть приписаны к дворцу, а дворцовые отписаны в черные. И те, и другие могут быть розданы в поместья и вотчины, могут быть назначены сыновьям, княгиням, дочерям, монастырям и т. д.»2. Но вывод, который отсюда делается проф. Гарвардского университета Ричардом Пайпсом, что в России не различались собственность лично монарха, государства и частных лиц3, неверен, поскольку есть все-таки разница между недифференциацией и слабым различением категорий собственности. Оставляя без обсуждения утверждение о неразличении государственной и частной собственности, отметим только, что возможность государя как верховного властителя распоряжаться равно своим частным имуществом и собственностью государства не приводит еще к абсолютной их слитности. Разумеется, московские государи часто смотрели на государство как на свою вотчину а свои права понимали по аналогии с правами вотчинника, но при этом в московском государстве XIV – XV веков понимается особенность Руси как чего-то единого несмотря на все местные дрязги, пробуждается прежний, киевский взгляд на единство народа по его вере и общности прошлого. Земля Русская неразрывно связана с домом Рюрика, но у самого князя наличествует ряд обязанностей перед землей – беречь и защищать («смотреть от врагов»), творить мир, хранить веру православную – что, между прочим, находится за пределами частнособственнических обязанностей. Сергеевич, заостряя свою позицию, тем не менее находит нужным сказать о «переводе» земель из черных в дворцовые, то есть у государя есть право менять назначение отдельных земель, но до тех пор, пока они находятся в рамках одного из двух указанных фондов, они регулируются правилами, принятыми (хотя и преимущественно в порядке обычая) для земель данного фонда. Подтверждением занимаемой нами позиции может служить и тот факт, что сбором доходов с собственно царских и иных земель ведали различные учреждения московского правительства – доходы с царских земель направлялись в приказ Большого дворца (учрежден в 1534 г.), а большая часть иных доходов – приказом Большого прихода (учрежден в 1554 г.)4. Таким образом, мы можем говорить только о значительной близости правового положения данных категорий земель, но никак ни о единстве их юридического статуса.

Еще одним подтверждением различения правового статуса государственных и дворцовых земель служит и различие в налогообложении прикрепленных к ним крестьян. В частности, в середине XVII века с черных крестьян взъималась стрелецкая подать, тогда как владельческие крестьяне (включая в их число и дворцовых) были от нее освобождены. Вместе с тем уже все владельческие крестьяне (опять же без исключения дворцовых) должны были платить ямские и полоняничные деньги, от которых были освобождены черные крестьяне5. Из этого ясно следует, что с точки зрения фискальных органов дворцовые крестьяне (ergo, дворцовые имущества) принципиально отличались по статусу от государственных (черных), но были однородны с прочими владельческими

Конечно, не следует преувеличивать обособленность государственных земель от дворцовых, поскольку и те и другие находились в руках государя, а в тот период еще не наблюдалось отчетливого отделения государя как частного лица от его как персоны верховного властителя, то есть на лицо был, говоря словами А. Е. Преснякова, синкретизм «социально-политических функций властвующей силы»6.

Однако к середине XVII века это различение проходит все явственнее, что видно, например, из наблюдений А. И. Заозерского, который, исследуя историю царских вотчин в правление Алексея Михайловича, установил, что происходило перечисление земли из государственного фонда в дворцовое ведомство, мало пригодные земли заменялись более выгодными в хозяйственном отношении; нередко хорошие земли изымались у частных лиц, а взамен отобранных им давали государственные земли7. То есть дворцовое хозяйство явственно имело тенденцию усиливаться за счет государственного, что, разумеется, было бы немыслимо без их достаточно точного различения в умах современников.

Этот вывод прямо поддерживается следующим заключением, сделанном Е. И. Индовой на основе обобщения огромного исторического материала, относящегося ко второй половине XVII – первой половине XVIII века: «Дворцовое землевладение на всем протяжении своей истории было совершенно самостоятельной хозяйственной организацией»8. И далее: «Стремление объединить дворцовые земли в одном ведомстве – в Приказе Большого дворца, а в XVIII веке – в особых дворцовых канцеляриях, свидетельствовало о том, что владельцы на всем протяжении существования дворцового землевладения и не пытались его сливать с государственной формой управления, оно существовало особо, как форма управления частного, личного типа владений, хотя, как уже указывалось выше, на практике, когда в одном лице соединялся вотчинник и царь, неизбежны были случаи слияния личного и государственного»9.

Наиболее ясно однородность дворцового хозяйства с частновладельческим и, одновременно, его отличность от государственного, демонстрирует сравнительное изучение статуса дворцовых, частновладельческих и государственных крестьян. «Дворцовое крестьянство было прикреплено к владельцу и земле также, как помещичье»10. В указе от 21 ноября 1601 года прямо говорилось об этом: «Где бы не жили крестьяне на землях владельческих или дворцовых, с этого времени им не переходить». Крестьянству дворцового ведомства было запрещено даже переделять свои надельные жеребьи «без указу великого государя». Менять же местожительство, уходить или переходить без дозволения на то владельца, означало числиться в бегах, беглые подвергались суровому наказанию Соборное Уложение 1649 года, отменившее урочные годы, упоминает также о бессрочном сыске беглых дворцовых крестьян наряду с другими (Гл. XI, ст. 1).

Государственные крестьяне в тот же период оставались лично свободными людьми, более того, полагавшими себя собственниками обрабатываемой ими земли и несущими обязанности перед государственной властью исключительно как властью публичной11, то есть действительно «почитали себя находящимися к ней в отношениях гражданственных». Убеждение это было столь сильно, что, хотя во второй половине XVII века правительство уже борется с ним, издавая целую серию указов, в которых запрещает продавать, закладывать и отдавать в монастыри «по душе» земли, обрабатываемые «черными» (т. е. государственными) крестьянами12, пытаясь впитать в крестьянское сознание признание государственной собственности на их земли, однако соответствующе распоряжения приходится вновь и вновь повторять не только в начале XVIII века, но и в третей его четверти13, прямо предписывая крестьянам дабы они «впредь казенных земель своими не называли»14.

Победить это народное сознание императорскому правительству не удалось и вплоть до самого конца Империи, а наличие этого взгляда должно было постоянно учитываться при разработке конкретных проектов реформ государственного хозяйства, как это мы увидим в дальнейшем.



Число государственных крестьян и затруднения с наделением их казенной землею.

Общее число государственных крестьян непрерывно возрастала с того момента, как мы можем достаточно последовательно наблюдать за ее показателями по данным государственных ревизий. Для ясности мы приведем сводная таблица по первым восьми ревизиям, с приведением одновременно данных по общей численности крестьян (данные приводятся только по лицам «мужеского пола») – (см. вкладыш).

Резкое увеличение численности государственных крестьян в период от III до IV связано с проведенной в на территориях центральной России секуляризацией церковных земельных имуществ (по завершении которой к числу государственных было приписано 911’000 душ крестьян монастырских, а также с присоединением к России территорий Могилевской и Псковской (Полоцкой губерний) а рост к V связан с последствиями II-го и III-го разделов Речи Посполитой, а также с южными приобретениями России и завершением секуляризации обращением в число государственных крестьян монастырских в Малороссии (1786)15. Следует учитывать и такой «ресурс» роста численности государственных крестьян, как более точное исчисление уже ранее зачисленных в ревизию общин (в том числе почитаемых государственных крестьянами, но по существу никоим образом не управляемыми в общем порядке и, соответственно, не учтенными в государственных интересах местных коренных жителей Сибири и русского Севера).

Более того, нужно учитывать, что данный рост протекал параллельно масштабной практике раздач государственных крестьян с землями российскому дворянству как в аренды (преимущественно в западных губерниях)16, так и в собственность. Продемонстрировать масштабность таких раздач (приобретших в царствование Екатерины поистине легендарный характер) можно, приведя «Ведомость о всемилостивейших пожалованиях земель»17, относящуюся правда, к более позднему периоду (с 1804 года по 1836 год), но тем более впечатляющую, поскольку в первой половине XIX века практика раздач была самым жестким образом сужена и встретила решительное сопротивление как со стороны либерально настроенной части русского высшего общества, так и в министерстве финансов, каждое таковое пожалование непосредственно принимавшего как расхищение казны. Итак, данные этой ведомости следующие:


Год

Число лиц

Число десятин

1804

2

6.500

1805

3

10.000

1807

3

13.000

1808

4

2.950

1809

5

27.000

1810

3

5.300

1811

1

1.000

1812

2

4.171

1814

4

7.576

1815

2

3.000

1816

12

32.130

1817

10

40.418

1818

25

85.000

1819

31

73.500

1820

42

118.500

1821

51

143.637

1822

15

37.500

1823

23

66.000

1824

14

41.300

1825

7

13.000

1826

11

23.342

1827

10

15.555

1828

3

8.000

1829

9

23.000

1830

5

13.500

1831

6

14.250

1832

10

24.000

1833

8

19.000

1834

12

29.500

1835

13

89.500

1836

22

41.395

Всего

368

1.032.524


Итак, всего за тридцатилетний период, в которой в качестве государственной проводилось политика недопущения раздач, в частные руки перешло более 1’000’000 десятин, причем, поскольку жаловались земли по выбору самого лица, получившего высочайшее благоволение18, то этот миллион десятин приходился на наилучшие земли, причем происходило одновременно с нараставшим земельным голодом уже и в государственной деревне, где на протяжении десятилетий не могли привести в жизнь положения о дополнительном наделении крестьян пахотной землей и были вынуждены постоянно сокращать законодательно положенные размеры крестьянских наделов, но так и оставаясь неспособными произвести даже и эти ограниченные реформы19.

Чтобы охарактеризовать сложившееся положение, просто приведем пространную выписку из Высочайше 17 октября 1801 года утвержденного доклада Сената, озаглавленного «Об удовольствовании крестьян казенного ведомства положенною пропорциею земель, предпочтительно перед теми лицами, коим оная Всемилостивейше пожалована»20:

«…на удовольствование казенных селений полною 15 десятинною пропорциею имеется достаточное количество казенных порозжих и оброчных земель только в Губерниях: Новгородской, Вологодской, Саратовской, Новороссийской, Оренбургской, Астараханской, Архангельской, Вятской, Пермской, Тобольской и Иркутской, в которых и сверх той 15 десятинной пропорции есть казенных земель немалой избыток; а в нижеследующих Губерниях к наполнению 15 десятинной пропорции не достает в каждой от 50.000 и более, даже в некоторых до миллиона десятин, а именно: в Санктпетербургской, Московской, Тверской, Псковской, Калужской, Тульской, Рязанской, Смоленской, Казанской, Симбирской, Воронежской, Тамбовской, Ярославской, Костромской, Нижегородской, Курской, Орловской, Владимирской и Слободско-Украинской, и из числа оных в трех Губерниях: Московской, Смоленской и Казанской с отдачею в каждой всех казенных земель исчисляется не более для казенных крестьян, как только от 5 до 6 десятин с саженями на душу».

Итак, это положение дел, фиксируемое сенатским докладом, более того, сам этот доклад затем оказывается включен в состав Полного собрания законов Российской империи. Если такова была «официальная действительность», то можно только догадываться о реальном положении вещей.


^ Связность потребности реформы государственного крестьянства с вопросом о крепостничестве.

Понимание необходимости ликвидации крепостной зависимости проникает в правительственные сферы практически одновременно со складыванием последней в окончательную и в определенном смысле слова стройную систему. И практически сразу же эта проблема откликается в отношении казенного крестьянства.

Поскольку обстановка в среде помещичьих крестьян оставалась неспокойной, а сама Екатерина полагал крепостное положение ненормальным и стремилась найти из него по возможности взаимоприемлемый выход, то начался процесс изыскания подходящего решения сего затруднения. Уже в 1764 году П. И. Паниным была подана записка, в которой он предлагал ограничить помещичьи права в отношении крепостных, установив в законодательном порядке максимальный объем крестьянских обязанностей, который помещик бы не имел права преступать (в дальнейшем эта идея легла в основание мероприятий по люстрации 30-х – 40-х гг. XIX века). По мнению М. К. Любавского проект Панина был оставлен Екатериной без последствий, поскольку она «увидела всю непрактичность этих мер, поняла, что вопрос лежит глубже, и стала искать новые пути»21.

В сочинениях, поданных на объявленный Вольным экономическим обществом конкурс на сформулированную самой императрицей тему – «Что крестьянское имение в собственности земельной или в другом имуществе заключается и как далеко его права простираться могут» – акцент был сделан на необходимости определенности в отношениях между крепостными и помещиком, надобности государственной регламентации хотя бы основных вопросов в данной сфере, чтобы прикрепленность крестьян к земле стала не только ограничением для них, но и обеспечением их прав на земельный надел, недопустимости произвольного его лишения, обращения в дворовые и т. п. К данной проблематике непосредственно примыкали и соображения по регламентации крестьянских повинностей – из сочинений, поданных на конкурс ВЭО в пользу государственного определения господских платежей высказался Поленов22, а в Уложенной комиссии ту же позицию заняли Коробьин, Чупров, Жеребцов, Кипенский и Козельский23. Последний предполагал возможность определения повинностей и посредством договоров, заключаемых между крестьянами и помещиками, с тем, однако же, чтобы законом был определен максимум, выше которого условия договора признавались недействительными.


К первому периоду правления Александра Павловича относится разработка вопросов гражданского положения крестьянства М. М. Сперанским, как в подаваемых им «мнениях», содержащих теоретическую разработку проблемы, так и в непосредственно приготовляемых проектах законов. Уже в записках 1802 – 1803 гг., составленных для В. П. Кочубея, Сперанский касается этого вопроса, в качестве исходного тезиса полагая неприемлемость «рабского состояния» и, соответственно, ставя вопрос уже только о способах его ликвидация. В качестве первого этапа реформ автор предлагал государственной властью определить крестьянские повинности, «кои помещик законно может требовать от землевладельца»24 (эта идея, встречаемая уже в материалах Уложенной комиссии, в конечном счете привела к возникновению плана общегосударственной люстрации). Продолжение этих идей содержится во «Введении к уложению государственных законов», написанном в 1809 году. Здесь Сперанский предлагал наделение крестьян «правами гражданских общин», понимая под этим уже известном нам определение крестьянских повинностей, но, сверх того, право крестьян заключать договоры с помещиками о размере податей и повинностей и, что наиболее важно для нашей темы, права владения и приобретения ими как движимой, так и недвижимой собственности, исключая только владение «имениями населенными»25. О наделении крестьян землями речь в проекте Сперанского не шла; предполагалось исключительно доставление им возможности самим приобретать землю в собственность (через что, помимо прочего, крестьян предполагалась, по планам государственного устройства, наделять политическими правами, в частности, активным избирательным правом26). В этом проекте устройства крестьян-собственников без уничтожения помещичьей власти над ними продолжается линия, заложенная еще в возбужденным Екатериной II конкурсом Вольного экономического общества. Соответственно, за дворянством сохранялось исключительное право владеть «населенными имениями», однако с правом «пользоваться» ими (разумея, естественно, под этим право использовать крестьян, к таковым имениями приписанным, а не сами имения) только в рамках, законом предписанных.

По поводу этих двух проектов Сперанского приходится сказать, что реформаторская мысль автора так и не вышла за пределы, определенные спорами вокруг «Наказа», но изменения в вопросе все-таки произошли – те планы, которые ранее высказывались лишь отрывочно и так и оставаясь без каких-либо даже начальных мер к их осуществлению, ныне получили рассмотрение уже в качестве проектов, назначенных к реализации и именно с такой точки зрения подвергавшиеся обсуждению в правительственных кругах. О верности такой оценки говорит и сама реакция высшего общества на удаление Сперанского – как на средство, единственно могущее предотвратить разрушение сложившегося порядка и идеи, высказанные государственным секретарем, воспринимались как реальная угроза. Д. П. Рунич, современник М. М. Сперанского, резко негативно с консервативных позиций оценивавший его деятельность при Александре I, писал: «Самый недальновидный человек понимал, что вскоре наступят новые порядки, которые перевернут вверх дном весь существующий строй»27. Это и отличает коренным образом ситуацию с проектами первого десятилетия XIX века от обсуждения, развернувшегося в конце 60-х – начале 70-х годов XVIII века – то, что ранее воспринималось как прекраснодушные разговоры и, в таком качестве, терпимо было воспринимаемо и даже (в отдельных случаях) поощряемо, теперь грозило превратиться в реальность.

В целом, можно сказать, что М. М. Сперанский придерживался изложенных взглядов до самого конца жизни, что видно по его позиции в процессе подготовки реформы государственных крестьян. Позиция, занятая им в вопросе о крестьянской собственности и предоставлении крестьянам общих гражданских прав, оставалась по существу неизменной28, претерпевая, однако, значительные перемены в вопросе о сроках ее проведения – если в первое десятилетие XIX века подобные перемены и казались ему осуществимыми «двумя указами», то спустя десятилетия он говорил уже о множестве лет, потребных для того только, чтобы изменить положение государственных крестьян, не говоря уже о распространении общих принцип на крестьян частновладельческих.


В 1826 году графом Н. С. Мордвиновым29 был составлен детальный проект преобразования государственной деревни. Согласно ему, государственные крестьяне, вместе со своими наделами и добавочной площадью земли передавались в долгосрочную аренду на 50 – 100 лет частным лицам (Мордвинов разумел под ними помещиков) и учебным заведениям. Помимо оброка, который оставался неизменным и по прежнему вносился государству, крестьяне от 18 до 50 лет облагались в пользу арендатора барщинными повинностями в размере 1 дня в неделю. С разрешения правительства арендаторы могли продавать, дарить и менять крестьян, но не имели права раздроблять деревни при передачи их по наследству. О размерах крестьянских наделов и об ограничении вотчинной власти Мордвинов не говорил ни одного слова, - здесь все предоставлялось на добрую волю арендатора.

Крестьяне, которые еще не перешли в частные руки, должны были состоять в ведении министра двора и подчинены правилам удельного, т. е. частновладельческого управления; Мордвинов отказывался видеть в них «свободных сельских обывателей» и трактовал их – по аналогии с помещичьими – как «крепостных государя императора».


Еще гораздо ранее, в 1810 году в связи с угрожающим дефицитом государственного бюджета и непрерывным падением ценности ассигнаций, был разработан, при непосредственном и активном участии Мордвинова, финансовый план Сперанского; в программу этого плана входило образование особого капитала в целях изъятия и погашения ассигнаций путем распродажи казенных земель и, в частности, всех арендных имений. Министром финансов Гурьевым предлагалось обратить в продажу на территории 37 губерний 3 миллиона десятин земли, около 2 миллионов десятин лесов и более 332 тысяч душ крестьян; общая сумма реализации должна была составлять больше 100 миллионов рублей серебром. В продажу в первую очередь были назначены старостинские и бывшие духовные имения. Данный план был принят и 27 мая 1810 года был опубликован манифест «Об открытии срочного внутреннего займа для уменьшения количества ассигнаций и для уплаты государственных долгов»30. Им объявлялось, что определенная часть государственных имуществ – оброчные статьи, отдаваемые в наем, часть казенных лесов и «имения арендные и другие, ныне во временном частном владении состоящие» - отделяется «для обращения ее в частную собственность посредством продажи». Самая продажа должна была производиться с публичных торгов; населенные земли могли приобретать не только дворяне, но и «купцы высших разрядов», в том числе иностранные капиталисты.

Операция по претворению манифеста 1810 года в жизнь ясно показало всю расстроенность казенного хозяйства и растянулась вплоть до 1816 года, не принеся ожидавшихся правительством результатов. Вместо 37 губерний в торгах приняло участие только 19; оброчных угодий было приобретено всего на 292.458 рублей серебром. Арендных имений было продано 37 и в них 11.686 ревизских душ на сумму 1.033.490 рублей серебром и 757.155 рублей ассигнациями. Позднее 1.278 душ вернулось в казну из-за отказа покупателей. По мере поступлений сведений с мест о ходе торгов, правительство пришло к твердому выводу, что лучше оставить имущества в пользовании казны, чем распродавать их за бесценок частным лицам31.

В этот период (1810 – 1818 гг.) правительство стало переходить на другой путь – охраны казенной собственности и обеспечения минимального крестьянского надела.


Проект графа Д. А. Гурьева о государственных крестьянах относится к 1824 году. Им предполагалось «дарование их сословию [т. е. сословию государственных крестьян] твердого гражданского бытия, подобно как таковое установлено для дворянства грамотою, всемилостивейше оному пожалованною, а для среднего состояния городовым положением». Отдельные сословные разряды государственных крестьян с разнообразными правами и обязанностями сливались в единое сословие «казенных поселян»; за ними утверждались гражданские права, которые принадлежали «свободным податным состояниям»: право собственности на движимое и недвижимое имущество, право передвижения и перехода в другие сословия, возможность совершать обязательственные сделки, безусловная свобода заключения брака, свободный выбор занятий, право свидетельствования на суде, право наследования и опеки. На основании нового Положения исключалась возможность закрепощения казенных поселян, передача их тем или иным способом в частные руки.

Общинное землевладение по Проекту 1824 года предполагалось заменить институтом «бессрочного содержания» существующего надела. Все участки, находившиеся у казенных поселян «под их усадьбами, дворами и всякими сельскими устройствами, а также под пашнею, сенокосами и лугами, оставаясь по прежнему собственностью казны», с момента опубликования наказа переходили в потомственное владение отдельных домохозяев под условием платежа оброка. Правда, луга, сенокосы, выгоны и лесные угодья могли оставаться в пользовании крестьянского общества, но согласно постановлению 2/3 голосов на мирском сходе можно было произвести раздел общинных земель между отдельными домохозяевами. При отсутствии такового коллективного решения каждый отдельный домохозяин имел право требовать выдела соответствующего участка в бессрочное содержание. В случаях раздела и выдела требовалось, «поелику возможно, избегать раздробления по разным местам участка, принадлежащего одному хозяину».

Институту «бессрочного содержания» было придано чрезвычайно широкое содержание, сближавшее его с правом собственности. «Бессрочное содержание есть наследственное право владеть, распоряжать и пользоваться недвижимым имуществом, казне принадлежащим…», право соединять черезполосные участки посредством обмена, продавать, дарить32, завещать или иным образом передавать свое право на землю в пользу другого казенного поселянина, в частности, делить имущество при своей жизни между законными наследниками; но сдавать участки в аренду и отдавать их в заклад не разрешалось, очевидно, чтобы предотвратить спекуляцию казенными угодьями. Обязательным условием заключения сделок было сохранение определенного минимального размера участка – не менее 20 десятин земли. На основании закона участок переходил к старшему сыну, а за отсутствием сыновей – к дочери.

Введение института «бессрочного содержания» участков ликвидировало не только земельные переделы, но и всякое наделение землей безземельных, малоземельных и вновь приписавшихся к обществу, если они не получили наследственной доли в недвижимом имуществе. Для таких обделенных крестьян открывалась возможность или приобрести землю в собственность, или взять свободные казенные участки в аренду (институт срочного содержания), или заняться промышленностью, или поступить в работу по найму.

Противники проекта, в числе прочего, указывали и на социально-политическую опасность столь крутого перелома: крестьяне привыкли считать землю своим общественным достоянием, в этом убедили их писцовые книги, межевые инструкции, судебные решения: если эта общинная земля будет вдруг объявлена достояние отдельных домохозяев, то кто поручиться за спокойствие и порядок в казенной деревне.

Гурьевский проект был похоронен Канкриным, однако и последнему не удалось добиться утверждения им самим разработанного положения (1826) о казенных крестьянах, не производившего сколько-нибудь существенных изменений в сложившемся их положении, более того, рассматривавших их наравне с удельными, т. е. легально обращая в казенных крепостных. Если Гурьевский проект преследовал целью экономическое, хозяйственное преобразование казенного села, то цели Канкрина оставались сугубо фискальными, что и самим правительством было сочтено неприемлемым.

Третий проект (1828), автором коего выступил князь Алексей Куракин, представлял компромисс между буйным реформаторством Гурьева и безликим консерватизмом Канкрина. Если Куракин, по собственному признанию, склонялся к проекту Гурьева, то от прямого признания его отвращали предположения возможных возмущений при быстром и повсеместном введении названного проекта. Куракин предлагал предпринять постепенный переход к новым отношениям, и первоначально испытать проект в четырех губерниях – двух малоземельных и двух многоземельных. Под руководством правительства, с оказанием государственной поддержки организовывалось массовое переселение из губерний малоземельных в многоземельные. Переселялись преимущественно многотягольные зажиточные семьи; им нарезались отдельные (по позднейшей терминологии – «отрубные») участки со всеми нужными угодьями, размером от 30 до 500 десятин. Переселенцы пользовались землею на правах потомственного бессрочного содержания без права переделов, но и без права раздела и отчуждения. По истечении 2 – 3 летнего льготного срока на переселенцев налагалась поземельная подать, соответствующая выгодам предоставленного участка. На старом месте жительства оставались преимущественно малотягольные семьи; их наделы расширялись за счет переселившихся, по крайней мере до 10 десятин на тягло; всякие переделы запрещались; крестьяне, занимавшиеся промыслами, получали исключительно усадебные участки; что касается прибылых членов семейств, то эти излишние руки могли или заниматься промышленностью, или арендовать соседние помещичьи дачи, или переселяться на свободные земли. Поземельная подать вводилась и среди оставшихся крестьян.

Проект Куракина был отклонен Комитетом 6 декабря, возглавлявшемся Кочубеем и Сперанским, хотя идея переселения и была энергично поддержана «как средство выйти из состояния земельного кризиса и насадить новую форму индивидуального землепользования».


С 1830 года правительство отказалось от плана масштабных преобразований государственной деревни, расширения сословных прав казенных крестьян и встало на путь частных преобразований, организационно-технических улучшений, о которых Сперанский высказался следующим образом: «легкие временные поправки имеют еще то важное неудобство, что не только не исцеляют болезни, но и закрывают ее и делают, наконец, неизлечимой»33.

В 1832 году, в условиях все усиливавшейся недоимочности казенной деревни в сочетании с глубоким бюджетным дефицитом, Комитет Кочубея (т. е. Комитет 6 декабря) признал возможным распространить «удельное управление» 1826 года на все великорусские губернии. В ответ Канкрин согласился ввести поземельную оброчную подать, связав ее с постепенной отменой общинного землевладения.

Основными началами этого проекта (1832 года) были следующие: подушная подать отделялась от оброчного сбора и оставалась личным государственным налогом; оброк превращался в поземельный сбор и варьировался с учетом промысловых доходов. Соответственно денежным повинностям разделялся надел государственного крестьянина: усадьба, т. е. двор с огородом, конопланником, садом, гумном, составляла «дворовый участок» и оставалась в вечном наследственном пользовании отдельного крестьянского семейства; на этот дворовый участок падали все казенные и земские денежные налоги. Что касается пашен, лугов, сенокосов и всех угодий, оставлявших надел казенного селения, то они распределялись на оброчные двухдушевые участки, которые предоставлялись в бессрочное пользование отдельных крестьян под принципом uti possidetis, - под условие личной обработки и выполнения повинностей, но без права продажи в другие руки. Оброчный сбор устанавливался в соответствии с размерами и качеством оброчного участка, с ценами на продукты и с наличием промыслов, оставаясь неизменным от ревизии до ревизии. В общинном владении селения сохранялись пастбища, определенная часть лесов и кустарники. Земли и леса, превышавшие узаконенную пропорцию, должны были образовывать земельный резерв, из которого составлялись новые дворовые и оброчные участки для прибылых и переселяющихся душ. Обязательным условиями для осуществления принятой схемы были намечены 1) измерение, обмежевание и оценка земель (с этой целью при Лесном институте учреждалась школа межевщиков) и 2) постепенное распространение на новые губернии Положения 1826 года, т. е. изъятие государственных крестьян из-под власти земской полиции и создание на местах особого административного аппарата Министерства финансов.


В начале 30-х годов активно развернулась деятельность Министерства двора и уделов, возглавляемая товарищем министра Л. А. Перовским, по переводу удельных крестьян на поземельную форму оброка. Задачей реформы официально объявлялось не только достигнуть уравнения податей и повышения доходов, но и внушить крестьянам мысль, что земля не составляет их собственности, а дается им в пользование временно, как оброчникам.

В свете успех