Реферат: «глобализация» до сих пор вызывает неоднозначное отношение. Одни видят в этом явлении прежде всего новые шансы и новые рынки, для других это борьба сильных против слабых и страх утраты собственной идентичности. Для третьей группы глобализация подобна

Internationale Politik

т




Дорогие читатели!


Тема «глобализация» до сих пор вызывает неоднозначное отношение. Одни видят в этом явлении прежде всего новые шансы и новые рынки, для других это борьба сильных против слабых и страх утраты собственной идентичности. Для третьей группы глобализация подобна погоде: ты можешь на нее сердиться, но изменить что-либо не в состоянии. Эту точку зрения опровергает наш номер журнала с его уже в названии заявленным тезисом: «выстраивать глобализацию»!

Прежде всего: не следует демонизировать глобализацию! В конце концов, это всего лишь собирательное понятие для отнюдь не нового феномена, обретшего просто в силу стремительного развития коммуникационных, информационных и транспортных технологий новое качество. Сегодня все и для каждого происходит в режиме реального времени, т.е. любое событие становится известно в момент его протекания в любом конце Земного шара. Денежные и трудовые ресурсы курсируют по всей мировой финансово-экономической системе в поисках точки своего наиболее выгодного приложения. Политические системы и культурные ценности вступают друг с другом в сравнение. Ни одна стена по отношению к «world wide web» не будет достаточно высокой, чтобы полностью изолировать поток информации. Происходит смешение стилей жизни, кулинарных привычек, и это подразумевает нечто большее, чем просто великое победное шествие «Big Mäc».

Чего еще не хватает, так это действенной международной системы порядка, своего рода внутренней мировой политики, которая - подобно тому, как это происходит во внутригосударственных рамках, - определяет правила игры, действующие в глобальном масштабе. Но на многих «строительных площадках» уже ведутся соответствующие работы - прежде всего под эгидой ООН и других международных организаций. Свой вклад в этот процесс вносят также глобальные игроки в области экономики и, разумеется, международное гражданское общество, неправительственные организации, активно выступающие по отдельным темам, имеющим глобальное значение, будь то защита климата и окружающей среды, права человека, разоружение и др..

А кто и что еще может и должен сделать, чтобы процесс глобализации стал более эффективным, - это и есть тема нашего очередного номера журнала «Internationale Politik», который Вы сейчас держите в своих руках. Желаю всем нашим читателям интересных интеллектуальных открытий!


^ Корд Майер-Клодт,

руководитель Отдела печати и связей с общественностью

Германского Посольства в Москве

Анализы, Эссе, точки зрения

Стр.

Мартин Вольф

Рынки, демократия и мир 4

Капитализм без свободы не работает. Только либеральная демократия

может в перспективе решить проблемы нашего мира


Клаудия Деккер, Сторми Мильднер

Новое могущество развивающихся стран 19

Глобальные амбиции – региональная ответственность


Ханс Вернер Мундт

Миграция во времена глобализации 32

Для всех участников может возникнуть выигрышная ситуация: для

мигрантов, принимающего государства, а также для страны происхождения


Эрнст Ульрих фон Вайцзеккер

Границы приватизации 40

Только сильное государство может заботиться о качестве и справедливости


Рассел Берман

Невежественные наследники Адорно 43

Конформизм движения протеста: похвала индивидуализму


Джоди М. Виттори

Цель бизнеса – террор 54

«Аль-Каида» как международная корпорация


Хеннинг Рике

Трансатлантические тихоходы 66

Между Мюнхеном и Майнцем: германо-американские отношения

начинаются заново


Франк Умбах

Стратегическое партнерство или многосторонние

китайские поклоны? 69

Отношения между ЕС и Китаем и отмена эмбарго


Кристоф Ройтер

Внезапный вакуум власти 79

Выборы в Ираке прошли успешно. Что будет дальше – неясно


Петер Фабер, Карло Масала

Уроки иракской войны 90

Дискуссия о политических выводах еще предстоит


Итеревью с экспертом по вооружениям Джозефом Чиринчоне

о Северной Корее, Иране, правительстве Буша и кризисе ДНЯО

«Анализ угроз политизируется» 101


Маттиас Греффрат

Террор и табу 109


Марша Пэлли

Дуэль парадоксов 112

Замечания по теме «Религия в США и Европе»


Алан Вольфе

Примирение и раскол 128

О различиях между религией в теории и на практике


Карстен Д. Фойгт

Во что верит Запад? 143

США и Европа: общие исторические корни, различные пути


Тарик Рамадан

Европа должна стать нашим домом 153

Участие в жизни общества вместо обособления: европейские

мусульмане должны учиться жить на Западе, не отрекаясь от своей веры


^ Анализы, Эссе, точки зрения


Мартин Вольф,

главный колумнист газеты «Financial Times»,

был ведущим экономистом Всемирного банка и

директором Trade Policy Research Center в Лондоне


^ Рынки, демократия и мир

Капитализм без свободы не работает. Только либеральная демократия может в перспективе решить проблемы нашего мира


Наше государство благосостояния возникло благодаря стимулирующей силе конкуренции, оно сохраняется и «держится в узде» благодаря господству права и базируется на уважении к основополагающим ценностям. Оно гарантирует не только свободу, но и экономический успех. Глобализация оказывается самым мощным стимулом демократии, благосостояния и мира. Поэтому нам нужно больше глобализации, а не меньше.


Основой свободного общества является уважение активного, самоопределяющегося индивидуума - вера в свободу отдельного человека. В свободном обществе соблюдается баланс между формами социальной активности, которые каждый (по меньшей мере, каждый взрослый) выбирает себе сам - или которые он как гражданин обязан выполнять. Основной чертой такого общества является добровольное действие.

Часто утверждается, что свободные общества возникали только в определенных культурах, в которых индивидуум как таковой признается в качестве ценности и где каждый отдельный человек приучается нести ответственность за свои действия и свою судьбу. Макс Вебер сформулировал тезис о том, что господствовавшая в странах северо-западной Европы протестантская этика внесла решающий вклад в создание свободного общества и дееспособной экономики. Однако ввиду того факта, что католическая Европа и некоторые страны Восточной Азии, где сильно влияние конфуцианства, также с успехом ввели современную экономическую систему, этот тезис звучит уже не слишком убедительно1. Тем не менее мы можем исходить из того, что одни культуры представляются более пригодными для создания либерального общества и свободного рыночного хозяйства, чем другие. К сожалению, изменение культур - это процесс очень медленный.

Основой либерального общества, как это установил еще Джон Локк в XVII веке, является право всех индивидуумов на свободное владение частной собственностью и ее применение в рамках тщательно сформулированных законодательных ограничений. Либеральные общества представляют собой «commercial societies». Но свобода реализации своих представлений вне зависимости от социального происхождения и пола не может ограничиваться только экономическими действиями. Либеральные общества плохо сочетаются с жесткой властной иерархией и иерархией мнений. Не случайно, что «commercial societies» придают такое большое значение свободе мысли и слова. Коммерсант - человек практический, который прежде всего должен рационально оценивать возможные риски той или иной сделки. Он учится из собственного опыта, а не на основе каких-то авторитетов и полагается на собственную оценку, а не на оценку других.

Либеральные общества не только принимают, но и приветствуют новое. Торговец получает прибыль, потому что он способен быстро распознать рыночные дефициты. Тем самым он изменяет мир экономики. Интеллектуал получает признание, вызывая к жизни нечто новое и изменяя догматы веры этого мира. Старые иерархии, жесты почтительности, унаследованные формы жизни и веры подвержены действию раскрепощающей силы свободы. Либерализм означает постоянное, беспрестанное изменение. Это то, что ненавидит большинство его противников.

Если индивидуумы должны быть свободными, тогда им необходима защита, причем как со стороны государства, так и от него самого. «Экономическая система только тогда приносит большую прибыль, когда много инвестируется, причем всем ясно (и на это следует полагаться), что большая часть инвестиций начнет приносить прибыль лишь значительно позже».2 Может быть, самое важное различие между обществами, ставшими богатыми, и теми, кому это не удалось, состояло в возможности заключать договорные отношения на очень продолжительный срок. Для этого необходима высокая степень взаимного доверия и - что еще важнее - доверия к политическому авторитету, поскольку долгосрочные инвестиции будут делаться только тогда, когда можно положиться, что прибыль не пройдет мимо. Все сколь-либо сложные сообщества обладают широкой палитрой рынков для быстрых трансакций. Базар - типичная рыночная форма во многих странах Ближнего и Среднего Востока. Но базар не помогает той или иной стране стать богатой. Только более сложные общества обладают рынками с плотной сетью долгосрочных договоров, содействующих благосостоянию. Это основополагающий признак того, что Карл Маркс назвал «капитализмом», - общества, в котором граждане при малой степени риска, опираясь на фундамент функционирующей правовой системы, могут делать долгосрочные инвестиции.

Это доверие основывается на «верховенстве закона». При этом свобода означает не анархию; эти концепции диаметрально противоположны. При анархии жизнь «nasty, brutish and short» (отвратительна, ужасна, мерзка и тупа), как писал Томас Гоббс в своем классическом произведении «Левиафан». Границы возможностей отдельного человека определяются брутальностью и пробивными способностями его окружения. Свобода, напротив, означает защиту как со стороны государства, так и от государства. Однако это кажется противоречием. Государство претендует на монополию на применение насилия. Почему оно должно тогда признавать господство законов, урезающих его власть? Этот вопрос задает себе в настоящее время однопартийное правительство Китая. Если оно не воспользуется моделью, где государство «сдерживается» его гражданами, как Гулливер лилипутами, то это может обернуться серьезным препятствием для экономического развития Китая.


^ Стимулирующая сила конкуренции

Сильное и одновременно заботящееся о своих гражданах государство возникло из комбинации трех сил: стимулирующей силы конкуренции, верховенства закона и духовных ценностей.

Одна из причин, позволившая Европе обогнать другие державы - такие как Китай, Индия и мусульманский мир, которые тысячу лет назад однозначно опережали Европу, - это конкуренция среди европейских правителей. Джоэл Мокир в своем ставшим классическим труде о технологическом преимуществе Европы пишет, что «техническая креативность Запада после ее скромного старта в монастырях и мокрых от дождей полях и лесах Западной Европы базируется на двух столпах. Во-первых, это материалистический прагматизм, уходящий своими корнями в следующее убеждение: использование и изменение природы в экономических целях не только приемлемо, но даже желательно. И во-вторых, это постоянная конкуренция между политическими структурами в борьбе за политическое и экономическое господство»3.

Критики глобализации сегодня сокрушаются, что национальное государство и наши социальные сети умирают в силу более масштабной конкуренции, бегства капитала или оттока рабочей силы. На это можно возразить, что поведение государств далеко не всегда бывает полезным и мудрым.

Конкуренция среди европейских правителей допускала определенную свободу. Когда в XVII веке король Франции выслал гугенотов, то в Англии этих трудолюбивых людей встретили с распростертыми объятиями. Когда церковь пыталась подавить идеи Галилео Галилея, они получили распространение в другом месте: «Существовало постоянное взаимодействие, взаимовлияние между финансовыми потребностями государства и тем, насколько в него верили купцы или, соответственно, бюргерство. В частности, политика государства оказала решающее воздействие на развитие рынка капитала. Поскольку государство придерживалось своей уступки не конфисковывать прибыль, то оно внесло существенный вклад в развитие финансовых институтов и создание более эффективных рынков капитала», - заметил лауреат Нобелевской премии Дуглас Сесил Норт.4

Конкуренция остается и сегодня силой могучего действия. На самом деле, одна из причин распространения экономического либерализма в 80-е - 90-е годы состояла в конкуренции (и великолепных результатах) непосредственных соседей. Решение Дэн Сяопина о проведении рыночных реформ в Китае было принято в значительной мере под влиянием экономических успехов Гонконга, Сингапура, Южной Кореи и Тайваня. Экономический подъем в Чили в последние два десятилетия оказал положительное влияние на всю Латинскую Америку.


^ Конституционная демократия и верховенство закона

Однако одной конкуренции недостаточно для достижения такого рода положительных результатов. Абсолютный правитель все еще может конфисковывать богатство своих граждан или в случае кризиса отказаться от выполнения своих платежных обязательств. Свобода нуждается в правительствах, которые были бы в состоянии иметь возможность заботиться о стабильности своей страны. Это способны обеспечить только конституционные демократии с парламентом, сформированном на представительской основе, - т.е. такая система правления, которая предусматривает отчетность перед своими гражданами. Конституционная демократия заботится о прочном закреплении индивидуальных свобод и норм демократического процесса. Большой шаг в этом направлении, как замечает Ольсон, был сделан в XVII веке, когда две революции в Великобритании произвели на свет особую форму правления, при которой кредиторы государства впервые контролировали правительство через парламент. Они заботились о кредитоспособности их должника и посредством создания структуры государственных долгов обеспечили как усиление государства, так и надежные финансовые рынки. 5

Отсюда возникла идея разделения властей - в том виде, в каком она позже была зафиксирована в конституции США. В образованные Соединенные Штаты эту идею принес француз Шарль Монтескье, автор вышедшего в 1748 году классического произведения «L’Esprit des Lois» («Дух законов»). Как подмечено в недавно опубликованном исследовании организации National Bureau of Economic Research (NBER), «как английская, так и американская концепция свободы основывается на той точке зрения, что воля суверена - даже демократически избранного суверена - должна быть ограничена. И обе отвергают идею - лучше всего это представлено у Руссо - что демократически избранный суверен по поручению народа может действовать без ограничений. Как английская, так и американская концепция свободы занимаются рамками правления, но эти границы они определяют по-разному».6

Английская концепция начала с независимости судопроизводства. Гражданское право существовало давно, однако британский суд присяжных ведет свое происхождение с XII века. На этой основе американцы придумали идею «сдержек и противовесов»: независимому правосудию гарантировано право контроля за соответствием законодательства конституции. Сегодня мы видим, что независимость правосудия английской модели вносит свой вклад как в экономические, так и в политические свободы страны, американские институты, напротив,- преимущественно в политическую свободу.

Обычно - хотя и не всегда - демократический электорат (насколько он это понимает) заинтересован в том, чтобы выбирать институты, которые помогают всему обществу достичь более высокого уровня благосостояния, вместо того чтобы присваивать себе собственность меньшинства. Это может измениться при драматическом увеличении пропасти между богатыми и бедными. Как только подавляющее большинство будет зарабатывать значительно меньше среднего уровня, оно может и в условиях демократии реализовать курс на конфискацию собственности или доходов богатого меньшинства. Это часто случалось в популистских демократических режимах Латинской Америки, тем самым средний доход на долгосрочную перспективу снижался сильнее, чем это было бы в случае применения менее брутальных мер. Итак, мы можем констатировать: стабильность демократии требует контроля такого неравенства, так как «введение демократии и свободных выборов не приводит с необходимостью к надежности договорных прав и прав собственности».7

Право на частную собственность является также необходимым условием политического плюрализма. Политическая структура (все равно, идет ли речь об отдельном человеке, клане или партии), контролирующая все ресурсы в государстве, с очень высокой степенью вероятности не допустит никакой оппозиции. Если все экономические решения одновременно являются и политическими, то утрата власти угрожает самому существованию этой структуры. Только тот, кто в таких системах достигает политической власти, может получить также и благосостояние. Это смертельно не только для экономики, но и для любых форм политических разногласий, которые могут быстро эскалировать до уровня гражданских войн. Только в том случае, если политика не является решающим фактором для выживания индивидуума, можно представить себе стабильную демократию. Чтобы демократия могла функционировать, необходимо ограничить царство политики. Рыночная экономика, основанная на частной собственности, делает это.

Страна может предоставить экономическую свободу без свободы политической - рыночную экономику, но не демократию и не гражданские права или права человека. И тем не менее между этими свободами имеется тесная взаимосвязь. Если уважается автономия индивидуума в экономической сфере, то это зачастую действует и в другой сфере - в политической. В долгосрочной перспективе государства с рыночной экономикой станут демократическими, как это в последнее время можно было наблюдать прежде всего в Восточной Азии. Более того: даже если не все государства с рыночной экономикой являются одновременно и демократическими, то, с точки зрения авторитетного венгерского ученого-экономиста Яноша Корная, экономические системы демократических государств всегда представляют собой рыночное хозяйство.8 Социал-демократы часто игнорируют эту тесную связь между экономическим либерализмом и политической демократией, между ценностями торговца и гражданина. Рынок является фундаментом демократии.

Рынок поддерживает демократию еще и другим образом - посредством роста. Современное рыночное хозяйство - это единственная система, обеспечивающая существенный и длительный рост реальных доходов на душу населения. Этот факт значительно упростил переход от авторитарного режима к демократической системе. Экономический рост - это «позитивная сумма»: каждый может жить лучше. В статичных экономических и общественных системах общественная жизнь оказывается «нулевой суммой»: если кто-то получает больше, то другой, очевидно, должен потуже затянуть поясок. Различия между этими двумя системами существенны: общество, в котором доход на душу населения ежегодно растет, скажем, на 1,5%, через одно поколение будет располагать доходом на душу населения на 50% выше первоначального. Если бы, например, защитникам окружающей среды, ангажированным в антиглобалистском движении, удалось продавить идею «общества с нулевым ростом», то такое общество наверняка очень скоро перешло бы к авторитарному правлению. Может быть, власть в таком обществе принадлежала бы касте священников, обращающихся с молитвами к нашей матери-природе в образе богини экологии.

В продвинутых экономических системах общее избирательное право не случайно стало универсальным только в начале XX столетия. Экономическая свобода и определенная степень политического представительства предшествуют массовой демократии. В обществах экономического роста гарантирован лучший доступ к образованию. Решающим является также возникновение среднего класса, который проявляет интерес к политике и требует права голоса. Если равенство всех перед законом принципиально признается, то становится сложно исключить граждан из участия в жизни общества.


^ Власть ценностей

Третий элемент, необходимый для возникновения либерального «государства услуг» и успешного рыночного хозяйства, можно обозначить просто как «мораль». Ценности важны. Верховенство закона должно быть защищено судьями, полицейскими и солдатами, которые ведут себя лояльно по отношению к своему правительству, даже если они его презирают. Как невооруженная часть общества может добиться непременной лояльности полиции и вооруженных сил? С одной стороны, посредством разумной оплаты, что могут себе позволить в первую очередь государства с высоким уровнем благосостояния. С другой стороны, потому что они служат правительству, узаконенному волей народа. Третье объяснение основывается на моральном фундаменте. Симбиоз государства и рынка, отметила канадская журналистка Джейн Якобс, соответствует симбиозу двух культурных форм - «культуры торговца» и «культуры стража». Обе необходимы.

Квинтэссенция «культуры торговца» состоит в праве на свободное решение, в честности в сделках, открытости для нового и неизвестного, уважении договоренностей, желании инноваций, предпринимательстве, эффективности и толерантности, в возможности продуктивных инвестиций, прилежании, экономности и оптимизме.

Страж, напротив, избегает мира торговли. Он ответственен за охрану территории, он должен демонстрировать повиновение, храбрость, дисциплинированность и уважать традиции. Стражи любят досуг и ценят честность. Это этос воина. Сегодня стражи - слуги государства, а торговцы - слуги рынка. Поскольку и те, и другие необходимы, но не доверяют друг другу, то между этими двумя культурами существует постоянное напряжение: между торговцем, который имеет право продавать свои товары тому, кто предлагает больше денег, без применения насилия, и стражами, например, судьями и солдатами, обладающими аппаратом насилия, но не имеющими права продавать свои услуги тем, кто предлагает за них самую высокую плату.

Отношение государства к рынку, демократии к индивидуальной свободе, сферы торговца к сфере стража непросты, они вновь и вновь являются предметом обсуждения и переговоров, поскольку нет конформных установок в отношении четкой роли государства и экономики. В принципе, задача правительств свободных обществ состоит в том, чтобы защищать свободы граждан. Им постепенно передаются также функции управления другими общественными благами, например, здравоохранением, образованием, инфраструктурой, охраной окружающей среды. Государственные расходы западных стран во много раз выросли, в некоторых европейских странах они достигают уже порядка 50% ВВП. События, последовавшие после краха коммунизма, доказали, что либеральные демократии являются единственной политической и экономической системой, способной генерировать длительную стабильность и благосостояние.


^ Международные отношения либеральных демократий

И не только это: либеральная демократия - единственная система правления, которая показала себя способной к долгосрочным гармоничным межгосударственным отношениям. Либеральные демократии могут вступать в конфликт с другими системами, но они крайне редко воют друг против друга. Британский либерал Норман Ангелл был прав, когда писал в своем гениальном труде «The Grand Illusion» («Великая иллюзия») (вышедшем в свет в 1909 году и в свое время осмеянном), что война между великими державами может иметь только один конец - всеобщую катастрофу. То, что война все-таки разразилась и привела к катастрофе - именно так, как это предвидел Ангелл, - доказывает лишь то, что глупость вечна, особенно среди наивных коллективистов и самозваных реалистов.

Благосостояние государства зависит не от размеров территории или численности населения, а от сочетания внутреннего экономического развития и свободной торговли с другими странами. Это основной тезис в «Wealth of Nations» («Богатство нации») Адама Смита. Он не только описал законы экономики, но и дал в высшей степени точный анализ природы международных отношений. Меркантилизм - точка зрения, согласно которой экспорт важнее импорта, а торговля служит единственной цели - приумножать богатство - был, по Смиту, еще более вреден, чем любая плохая экономическая политика, поскольку меркантилизм, полагал он, приводил к конфликтам (например, за обладание территорией), которые вовсе не являются необходимыми. Быстрый, обусловленный индустриализацией экономический рост мог бы нам помочь понять аналитическое исследование Смита. К сожалению, нам для этого понадобились два столетия. «Благосостояние, основанное на владении и господстве над максимально большой территорией, - это игра с нулевой суммой, так что разногласия с применением насилия неизбежны. Благосостояние, которое основывается на промышленности, - это, напротив, игра с положительным результатом - вопреки тому, что марксистские и меркантилистские абстракции о конкуренции рынков почти на протяжении целого столетия скрывали от нас этот тезис. Понадобились две мировых войны, чтобы усвоить этот урок. Но сейчас представление о том, что больше территории означает также больше власти, окончательно погребено на свалке истории. По меньшей мере, мы можем это утверждать в отношении прогрессивных промышленных государств». 9

Страна с гарантированными правами собственности, научными исследованиями и технологическими инновациями становится богаче. А поскольку разделение труда ограничено величиной рынка, то государство будет получать выгоду от торговли, причем не только от торговли товарами и услугами, но и от обмена идеями, капиталом и людьми. Чем меньше государство, тем больше при этом его выигрыш. Торговать - это гораздо дешевле, чем вести завоевательные походы, равно как дальнейшее внутреннее развитие - более эффективный путь к благосостоянию, чем мародерство.

Мирная международная торговля и рыночное хозяйство могут генерировать уровень жизни, многократно превышающий соответствующий показатель огромных, экономически изолированных стран с плохим правлением. Например, в 2000 году внутренний валовой продукт Гонконга, население которого насчитывало тогда семь миллионов человек и который не обладает никакими значимыми природными ресурсами, составлял 25600 долларов на человека, Сингапур с его четырьмя миллионами человек имел ВВП на уровне 24900 долларов на человека, а Дания с пятью миллионами населения - 27300 долларов. Китай с его населением в 1,25 миллиардов человек поднимает ВВП до 3900 долларов на человека, Индия с миллиардным населением - до 2300 долларов, а ВВП России с ее населением в 146 миллионов человек и территорией, составляющей шестую часть суши, составляет 8000 долларов на человека. Власть не производит благосостояния. Это было одним из серьезных заблуждений коллективистов в конце XIX и начале XX столетий. Однако для достижения высокого уровня жизни малым странам необходима сильная, хорошо структурированная торговля. Валовой объем торговли Гонконга (экспорт плюс импорт товаров) составлял в 2000 году 259% валового социального продукта, соответствующие показатели Сингапура - 294%, Дании - 69%, Китая - 9%, а Индия не вышла за рамки 4%.

Фундамент мирных внешних связей вытекает не только из целей и политических структур либеральной демократии, но и из ее природы. Соблюдающее закон государство - это единственный вид государства, которое может быть надежно вовлечено в международные договоры, потому что в сомнительных случаях можно тогда подавать в суды жалобу против правительства. Тиран откажется от международных обязательств, если ему это покажется полезным. Государству, присягнувшему на верность закону, сделать это будет гораздо труднее. По мнению некоторых экспертов, сегодня не существует более жесткого разделения между внутригосударственными и межгосударственными правовыми нормами».10 Основная причина этого состоит в том, что договоренности, которые заключаются правительствами, становятся частью их собственного свода законов и накладывают на них обязательства. Многие из них представляют собой договоренности, которые должны определить, как государству следует вести себя в отношении своих граждан. Как таковые, они - выражение основного принципа либеральной демократии, согласно которому государство должно служить гражданам и защищать их - в том числе от самого себя. Масштаб проистекающей отсюда договорной активности невероятен. Только в период между 1946 и 1975 годами число вступивших в силу международных межправительственных договоров увеличилось более чем в два раза - с 6351 до 14061, в то время как число подобных договоров, заключенных многосторонними правительственными организациями, выросло с 623 до 2303. Между 1909 и 1996 годами количество таких многосторонних правительственных организаций увеличилось с 37 до 260.

Вторая основа мирных отношений либеральных демократий - это в те связи, которые установились «поверх государственных границ» между частными лицами и организациями частных лиц. Как отмечал великий французский либерал Алексис де Токвиль, одной из удивительнейших черт американской демократии было - и остается - количество частных организаций и союзов. Этот феномен сегодня можно наблюдать по всему миру. В 1909 году было 176 неправительственных организаций. В 1996 году их численность выросла уже до 5472. Рост антиглобалистского движения сам по себе является доказательством возможности расширения частных организаций или гражданских инициатив в либеральных демократиях.


^ Опасность коллективизма

Тем самым либерализм - это гораздо больше, чем чисто экономическое кредо. Он является фундаментом как демократии внутри страны, так и мирных внешних отношений. Но вместе с тем либерализм хрупок, как это можно было видеть в конце XIX начале XX веков. Он уязвим со стороны коллективистских идей - национализма, социализма, коммунизма, фашизма, и - худшей идеологии, ставшей средоточием всего ужаса, - национал-социализма. Связь между национализмом, безграничным насилием и восприятием народа как коллектива возникла во времена Французской революции. Однако своего полного расцвета она достигла спустя более чем столетие. В своем классическом произведении «Nations and Nationalism» («Нации и национализм») философ Эрнест Гелльнер утверждал, что национализм возник по практическим причинам. Современное государство нуждается в общей высокой культуре, поскольку оно завязано на квалифицированных, взаимозаменяемых граждан. Эта культура обычно (хотя и не всегда) уходит своими корнями в общность языка. Общность языка порождает национальное чувство, что, в свою очередь, вдохновляет потребность в собственном государстве.

Национализм способствует развитию современного государства и современной экономики: он повышает авторитет, улучшает способность к мобилизации ресурсов, равно как и способность отказаться от тех сфер, которые препятствуют мобильности и экономической эффективности. Его первичная лояльность именно в отношении нации делает из национального государства в высшей степени действенную форму социальной организации. Тот факт, что национализм мог возникнуть из соображений целесообразности, не делает те чувства, которые он вызывает, менее элементарными. Люди общительны и способны к большой отдаче по отношению к социальной общности, которая претендует на их лояльность. Национализм живет за счет этих инстинктов. Он дает нам чувство, что мы живем в большой семье - нации. В крайнем случае он позволяет нам освободиться от мук индивидуализма в теплоте коллективной гармонии. Очевидно, что национализм несет в себе и пользу, и опасность, так как эти инстинкты могут подталкивать либеральные демократии к войне, прежде всего если в этих обществах еще действуют сильные до- или антилиберальные силы.

Этот эффект наблюдался среди европейских держав (особенно в Германии) в конце XIX века. Однако национализм в экстремально военизированном варианте (и какое-то время спустя его отвратительный бастард фашизм) возникли не в наиболее прогрессивных и стабильных либеральных демократических государствах, например, Великобритании, а именно в тех странах, где действовали до- и антилиберальные силы, потому что там переход к либеральным идеям еще не имел глубоких корней. В конце концов, создание единого германского государства обязано не сильной тоске по либеральной демократии, оно было проведено прусскими военными под руководством Отто фон Бисмарка. Утверждение марксистов и ленинистов, что империализм, милитаризм и фашизм являются естественным следствием либеральной демократии или капитализма, является ложью, причем лишь одной из многочисленной череды подобных ложных тезисов.

Национализм XIX века в последних его трех декадах совпал с укреплением досовременного империализма и протекционистских идей. Интерес этих стран заключался только в том, чтобы создать для себя «санитарный кордон». Это не в коей мере не служило стимулированию развития благосостояния. Особенно это относится к противоречиям конца XIX века, связанным с новыми сферами господства и колонизацией Африки. Протекционизм и империализм изменили логику международных отношений: вдруг оказалось достаточно непривлекательно быть маленьким и слабым, поскольку это могло препятствовать возможностям мирной торговли и достижению благосостояния. В протекционистском мире большинство государств скорее будут пытаться стать частями торгового блока или союза или расширить свои империи. Тем самым империализм и протекционизм являются «самоосуществляющимися пророчествами» - они создают картину мира, описываемую формулой «все против всех», которую ее сторонники привлекали для оправдания своего протекционизма.

Образ мира на основе принципа «все против всех» не только совпал по времени своего возникновения с возрождением империализма и протекционизма, но и прекрасно и гармонично сочетался, не нанеся вреда своим наднациональным ценностям, с социализмом. Социалистическое государство делает из государства псевдопредприятие. Что может быть ближе, чем рассматривать это предприятие как своего рода семейное предприятие нации? В мультиэтнических социалистических государствах верхушка пыталась создать псевдонациональности - еще в большем масштабе, чем это было принято у националистов. Лучшие примеры тому - бывший Советский Союз и Югославия.

Обе западных идеологии, национализм и социализм, после второй мировой войны начали свое победное шествие по развивающимся странам, и оно было обусловлено теми же причинами, благодаря которым они распространились в Европе в XIX веке. Социализм обладал особым преимуществом: на Западе он стал модой среди интеллектуалов, хотя в действительности он там не практиковался. Так у руководства развивающихся стран была возможность оставаться одновременно современными и антизападными. Однако социализм не функционировал, в то время как национализм превратился в предлог для отвратительной тирании, что стало очевидно в 80-е годы. Казалось, наступает новая эра либерализма.

После второй мировой войны все прогрессивные народные хозяйства стали либеральными демократиями. В конце концов, глобализация представляет собой следствие этого переворота. Только этот феномен имеет теперь мало что общего с формулой XIX столетия laisser-faire («рынок решает все»). Нынешние правительства действуют гораздо более наступательно. Однако все основополагающие ценности либеральной демократии - выборы, права собственности, свободная торговля и во все большей степени также свободное движение капитала - принимаются и воплощаются в жизнь всеми прогрессивными рыночными эконом