Реферат: 3/2004 = Дорогие читатели!


3/2004

===============================================

Дорогие читатели!


За прошедшие годы Россия и НАТО сделали серьезные шаги навстречу друг другу. Политический диалог - свидетельством чему является, например, Совет Россия-НАТО - обрел институциональные формы, успешно функционирует и все больше включает в себя также практическое сотрудничество: совместные учения или взаимодействие флотов. Объединяет партнеров и борьба против террора, который и Россией, и НАТО рассматривается в качестве наиболее серьезной угрозы современности.

Интерес друг к другу велик и на уровне общественности. Общественное мнение в России не первый год дискутирует о феномене НАТО как политической и военной организации. Российские СМИ активно комментировали Стамбульский саммит НАТО, но прежде всего - вступление в альянс ряда стран Центральной и Восточной Европы весной этого года. В странах-членах НАТО отношениям с Россией также уделяется особое внимание.

Однако несмотря на этот взаимный интерес следует констатировать, что по-прежнему восприятие НАТО российской строной и самовосприятие этой организации существенно расходятся, равно как и восприятие Североатлантического альянса государствами-членами, включая государства ЦВЕ, с одной стороны, и Россией - с другой. Имеем ли мы здесь дело с выражением различия интересов? Или просто с непониманием? Или с недостатком информации у одной из или у обеих сторон?

Публикации данного номера журнала помогут российскому читателю лучше проникнуть в логику и ментальность западных политических аналитиков. Это тем более интересно и ценно, что статьи изначально не были ориентированы на российского читателя, они по-иному расставляют акценты, нежели российские публикации на аналогичную тему, рассматривая проблемы под другим углом зрения. Может быть, данный выпуск журнала послужит стимулом для плодотворной дискуссии о том, что такое НАТО, какие цели она преследует и как следует России самоопределиться по отношенияю к НАТО.


^ Вольфганг Биндзайль,

зам. руководителя Отдела печати и связей с общественностью

Германского Посольства в Москве


Анализы, эссе, точки зрения

Стр.

Констанц Штельценмюллер

Бедственное положение Североатлантического союза 5

Организованная преступность, терроризм, распространение ОМУ - все эти вызовы 21 века предъявляют новые требования к НАТО. Судьба альянса будет зависеть от того, найдут ли государства-члены союза ответы на поставленные выше вопросы, и какими будут эти ответы.


Яап де Хооп Схеффер

Саммит НАТО в Стамбуле 20

Основная задача НАТО - расширение зон стабильности, пути достижения этой цели - выстраивание сети партнерских отношений в сфере безопасности со все большим числом государств, проведение военных операций там, где это необходимо, модернизация методов военного планирования и подготовки военных кадров.


Стивен Дж. Флэнэган

Чего ждет Америка от НАТО 26

Вашингтон полон решимости найти способы противостояния новым вызовам безопасности. Это потребует от европейских союзников серьезных усилий по адаптации к структурам НАТО, принятию на себя больших нагрузок и трансформации своего оборонного потенциала.


Ханс-Георг Эрхарт

Становление политики безопасности Европейского Союза 33

Преодолев кризис годичной давности, ЕС, НАТО и ООН демонстрируют свою дееспособность: Германия, Франция и Великобритания взаимодействуют друг с другом еще теснее, чем раньше, НАТО активнее, чем когда бы то ни было, а влияние и вес ООН повысились. Позитивные подвижки налицо в Общей внешней политике и политике безопасности, а также Общей европейской политике в области безопасности и обороны.


Дмитрий Тренин

НАТО как стратегический тыл России и источник ее военной модернизации 45

На политическом уровне отношения между Россией и НАТО перестали быть конфликтными, а на рабочем уровне превратились в почти рутинные. При президенте Путине Россия не будет стремиться вступать в НАТО или становиться младшим союзником США. Вероятнее всего, Москва будет выстраивать партнерство в области безопасности с Вашингтогом, НАТО и ЕС, одновременно укрепляя связи в этой области со странами СНГ и поддерживая не зависимые от Запада отношения с азиатскими гигантами – Китаем и Индией.


Август Прадетто

„Ось добра“ 48

Cотрудничество между Германией, Францией и Россией в период кризиса в Ираке 2002-2003 годов расценивается многими аналитиками как явление доселе невиданное, однако нет оснований говорить о возникновении стратегической оси, направленной против США.


Свен Бернхард Гарайс

ЕС – военная держава? 57

Картина общественного мнения – не только в Германии – позволяет рассчитывать на то, что дальнейшее развитие Общей европейской политики в области безопасности и обороны в направлении формирования европейской добровольческой армии с собственным правовым статусом будет поддержано гражданами Европы.


Рональд Д. Асмус, Брюс П. Джексон

Стратегия для Черноморского региона 64

Западу недостает сегодня убедительной долгосрочной стратегии в отношении Черноморского региона. А без нее невозможно пробудить у стран региона живой интерес к Западу и интегрировать их в западное сообщество или - как минимум - привлечь их к тесному сотрудничеству.


Лотар Рюль

Интервенционная политика США 77

После 11 сентября 2001 года внешняя политика США преследует три крупных цели: борьба с международным терроризмом, устранение ОМУ из тайных арсеналов „стран-изгоев“ и широкомасштабная, гибкая защита Америки на других континентах посредством упреждающих действий по устранению угроз. Национальная стратегия безопасности США (сент. 2002 г.) не стала в этом отношении сменой парадигм, она только по-иному расставляет акценты.


Кристоф Ройтер

Восстание в Ираке 87

США после своего вторжения в Ирак допустили ряд грубейших ошибок: распустили иракскую армию, недооценили значение групповой, клановой и религиозной принаждлежности иракцев. В силу этого мощное сопротивление, с которым столкнулись американцы, можно считать закономерным.


Удо Штайнбах

Провал Америки в Ираке 96

Попытка США навязать Ираку западную модель либеральной демократии обречена на провал. Учитывая то, что репутация Вашингтона в арабском мире существенно подпорчена безоговорочной поддержкой Израиля, роль посредника и модератора движения Ближнего Востока в сторону модернизации должна взять на себя Европа.


Ян Филипп Реемтсма

Рожа в зеркале 104

Европа и Америка использовали известие о пытках в Ираке как повод для дискуссии об их легитимности, что абсолютно недопустимо. Никакие условия не могут оправдать применение пыток, поскольку приостановка действия запрета пыток в корне подрывет идею правового государства, а именно на ней покоится современная западная культура.


Юрген Турек

Качество позиции „Made in Germany“ 110

Германии, чтобы реально стать в будущем инновационным магнитом, необходимо сделать рывок в сфере образования и как можно быстрее и надежнее внедрять результаты научных исследований в промышленность. Одного государственного финансирования здесь явно недостаточно, важно, чтобы подключился частный капитал.


Хервиг Бирг

Демографически обусловленный кризис распределения 119

Снижение уровня рождаемости и увеличение продолжительности жизни подрывают основы сложившейся системы социальной защиты, что может привести к серьезным конфликтам между различными группами населения, странами и регионами. В данной ситуации необходимо найти баланс между экономической динамикой и демографической стабильностью. В противном случае обществу грозит обезлюдение и экономический коллапс.


^ АНАЛИЗы, эссе, точки зрения


Констанц Штельценмюллер,

редактор еженедельника „Цайт“


Бедственное положение Североатлантического Союза

НАТО проходит самую серьезную проверку на прочность


Для организации, которую всего лишь два года тому назад отпевали на всех углах, НАТО сегодня просто на удивление активна. Она только что приняла в свои ряды семь новых членов. В столице Афганистана Кабуле она возглавляет операцию по стабилизации ситуации, которая должна расшириться и включить в свою орбиту многие провинциальные центры. В Средиземном море находится военно-морская группировка НАТО. Наконец, она оказывает поддержку польскому командованию многонациональной дивизии в Южном Ираке. Если все пойдет по планам Вашингтона, на Стамбульском саммите НАТО в конце июня будет обсуждаться усиление роли НАТО в Ираке. И не только в этой стране. Соединенные Штаты предпочитают рассматривать НАТО как фактор стабильности на всем Ближнем и Среднем Востоке. В связи с этим возникает лишь один вопрос: Что же действительно произошло? Был поставлен неверный диагноз? Тяжело больной пациент был быстро поставлен на ноги в результате правильной терапии? Или все дело в том состоянии лихорадочной активности, связанном с обманом чувств, которое бывает иногда незадолго до кончины?

Одна из причин для трагического заламывания рук при всяком новом кризисе заключается, по-видимому, в широко распространенной склонности рассматривать задним числом в более выгодном свете стабильность трансатлантического союза, институциональным воплощением которого является НАТО. В период „холодной войны“ - существует такое стереотипное объяснение - один был за всех и все за одного. И так продолжалось непрерывно на протяжении более чем сорока лет. В действительности же НАТО приходилось вновь и вновь сглаживать острые разногласия в ценностях, преодолевать расхождения во мнениях и регулировать конфликты интересов. Североатлантический совет как перманентный форум для переговоров; принцип консенсуса; собственная политическая и военная бюрократия; интегрированная система управления и коммуникации; регулярные совместные учения; наконец, западное „сообщество безопасности“, возникшее в результате преобразований, - все это позволяло постоянно вырабатывать новую совместную позицию. Эта способность к адаптации и самообновлению была одной из наиболее ярко выраженных сильных сторон альянса. Однако верно и то, что НАТО сталкивается сегодня с гораздо более серьезными вызовами, чем когда бы то ни было раньше.

Во-первых, это динамика расширения. После развала Организации Варшавского договора исчезла и восточная граница НАТО. А поскольку все хотят стать членами клуба победителей, прессинг с целью вступления сохранится и после двух последних этапов расширения (1). В интересах собственной безопасности НАТО следовало бы даже распространить свою успешную деятельность по привязыванию молодых демократий к Западу (Греция, Испания, Португалия) на Юго-Восток (Сербия, Хорватия, Босния и Герцеговина, Македония, Албания) и на Восток (Украина, возможно, Беларусь). Впрочем, расширение порождает также новые проблемы, как политические, так и военные: как может организация, каждый член которой имеет право вето, принимать решения при наличии 26-ти или даже более государств-членов? Хотя НАТО и накопила богатый опыт делегирования подготовки решений неформальным органам, таким как контактная группа, „четверка“ и им подобные, но при этом от всех участников и раньше требовались прямо-таки безграничное доверие, добрая воля и дипломатические усилия. Они еще больше необходимы для организации, в которой уже 26 государств-членов.


^ Новые риски и угрозы

Прежнего противника больше нет, вместо него НАТО имеет дело с широким спектром неясно выраженных рисков и угроз – от структур организованной преступности, которые занимаются контрабандой людей и всевозможных нелегальных товаров, до терроризма и распространения оружия массового уничтожения и средств его доставки. Самое позднее 11 сентября 2001 года стало ясно, что терроризм также стал глобальным: теракты могут подготавливаться очень далеко от нас и все же поразить нас в самое сердце. Поэтому НАТО прекратила многолетние споры об операциях за пределами своей зоны ответственности. С этого момента, как гласит новый девиз, вооруженные силы НАТО могут использоваться „там, где это необходимо“ (2). Это решение еще не превращает альянс в мирового жандарма, но формально оно ликвидировало прежнюю негласную евро-атлантическую границу интервенции. Уже одно это обстоятельство является грандиозным вызовом для стратегического консенсуса в Североатлантическом союзе.

Какие риски можно потерпеть, с какими необходимо вести борьбу? Никогда еще среди союзников не было такого разнобоя мнений по поводу угрожающих им сегодня опасностей, которым необходимо противодействовать с использованием военной силы, как в начале этого нового столетия.

Расширение рядов НАТО на десять новых членов в условиях, когда процесс интеграции и без того пробуксовывает, не освоенная еще до конца новая роль в качестве субъекта протектората на Балканах, застой в экономике, миграционные проблемы и страх модернизации – все это сделало „старую“ Европу более интровертируемой и менее склонной подыскивать себе новые задачи по ту сторону своих границ. Она все еще переоценивает масштаб и возможность инструментализации своей „мирной силы“. Поэтому в упреке Роберта Кагана - повышенная терпимость европейцев к рискам (или снижение восприятия рисков) объясняется не столько политическими принципами, сколько военной слабостью – таится значительная доля правды. Однако американская критика бывает неправа, когда не замечает, что европейцы пытаются добиться адекватного соотношения силы и права (3).

В отличие от этого американское правительство во главе с Джорджем Бушем было исполнено твердой решимости использовать собственный статус державы-гегемона, чтобы установить новый порядок в мире, не останавливаясь в случае необходимости перед превентивными войнами. Атаки террористов 11 сентября 2001 года и быстрая победа над режимом талибов в Афганистане укрепили этот курс Вашингтона и довели его до войны против Саддама Хусейна.

Постоянное ухудшение положения коалиции в Ираке и рецидивы израильско-палестинского конфликта затмевают тот факт, что с того памятного дня Европа и Америка также проделали путь навстречу друг другу. Европейский Союз предписал себе собственную стратегию безопасности и проводит гораздо более жесткую, чем раньше, политику обуздания ядерных амбиций Ирана. Вашингтон, со своей стороны, вновь ищет возможности сотрудничества с союзниками, НАТО и ООН. Это объясняется не только нуждой, но и начинающимся прозрением относительно ограниченной пользы доктрины упреждающих ударов (что связано с неполной или недостоверной информацией о противнике) и возможностей международных организаций и союзов, ценившихся дотоле не очень высоко. Все это могло бы заложить фундамент нового стратегического консенсуса, но позволят ли обстоятельства?

Отставание Европы в военной области становится все больше и больше. Америка намеревается внести революционные изменения в доктрину и технику ведения войны, используя для этого инновации. Она выделяет для обеспечения своей безопасности больше денег, чем все остальные партнеры по НАТО, вместе взятые. Однако в Ираке стало ясно, что гражданское руководство Пентагона безмерно переоценило военный инструментарий (4) и недооценило угрозы и вызовы послевоенной оккупации этой страны.

По иронии судьбы, это именно те способности, которые выработали европейцы (а вместе с ними и американцы, главным образом резервисты) за десять лет проведения операций НАТО по стабилизации ситуации на Балканах. Если и существует урок интервенций 90-х годов, то он состоит в том, что после их проведения западные демократии не могут уклоняться от решения задачи „национального строительства“, и что в военном плане эта роль требует по меньшей мере таких же затрат и может быть столь же опасной, как и сама интервенция. С учетом этого опыта в будущих дебатах о военной реформе необходимо будет заново определить, с одной стороны, относительную ценность высоких технологий и хорошо подготовленных солдат - с другой.

Однако же американские инновации ставят европейцев перед фактами, которым последние могут мало что противопоставить, поскольку они (за отдельными исключениями) не способны или не желают брать на себя бремя альянса, соответствующее весу их народного хозяйства или их политическим амбициям. Это происходит также потому, что дискуссия о стратегии по эту сторону Атлантического океана все еще по большей части ведется в режиме реагирования и даже обороны. Это уже сейчас оборачивается в высшей степени практическими последствиями. Стандарты в НАТО или коалициях, созданных с определенной целью, устанавливают США. Их европейские союзники, которые лишь отчасти соответствуют этим стандартам, превращаются из партнеров в поставщиков военных возможностей в определенных нишах с соответствующими последствиями для права на равных формировать политику.

Прессинг расширения, новые угрозы, разногласия в принципиальных вопросах, ухудшающаяся способность к военному взаимодействию – можно было бы сказать, что вызовов достаточно. И все же после терактов 11 сентября 2001 года и первоначального отказа Вашингтона от предложенной помощи НАТО разом наметила так много задач, как никогда раньше в своей теперь уже 55-летней истории. В апреле 2004 года она приняла семь новых членов, она предписала себе полномасштабную организационную и военную реформу и начала, несмотря на то, что по-прежнему держит десятки тысяч солдат на Балканах, одну за другой несколько новых сложных операций.

^ Будет ли расширение успешным?

Вступление в НАТО в конце марта семи стран-новобранцев из Восточной Европы, воспринятое как само собой разумеющееся (если не сказать обыденное) дело, доказывает, сколь впечатляющим образом изменились Североатлантический альянс и мировой ландшафт в области политики безопасности. Теракты против Америки 11 сентября 2001 года положили конец многолетней игре в покер с территориальными ставками, обусловленной расширением НАТО на Восток, поскольку Россия, возлагавшая большие надежды на сотрудничество с Западом в борьбе против терроризма, внезапно отказалась от своей блокирующей позиции. Однако что означает это самое большое и амбициозное расширение всех времен для НАТО, какие последствия оно имеет для стран-новобранцев?

Альянс явно оказался в стратегическом выигрыше. С одной стороны, он переориентируется на операции за пределами собственных границ, поскольку страны-новобранцы предлагают благоприятные географические позиции, военные базы и прочую инфраструктуру, а также свое воздушное пространство; с другой стороны, они становятся с настоящего момента буферной зоной безопасности для бывших фронтовых государств, таких как Германия (5). Решающее преимущество для семи новобранцев, которые живут в напряжении в соседстве с бывшими „братскими государствами“ Организации Варшавского договора и с недоверием взирают на их политический курс, заключается, конечно, в переходе в западный лагерь в комплексе с гарантиями экстренной помощи.

Политический „навар“ для обеих сторон менее очевиден. Одно ясно: это второе расширение НАТО (заодно с расширением ЕС) займет прочное место в учебниках истории уже потому, что положило конец послевоенному расколу Европы. Но НАТО, в которую страны-новобранцы вступили в 2004 году, является по многим описанным выше причинам другой организацией, нежели та, заявки на прием в которую они посылали в начале 90-х годов. И даже тот разрыв, который образовался, казалось, в начале войны в Ираке в отношениях между „старой“ и „новой“ Европой, уже не так однозначен. Пять из семи стран стали 1 мая членами ЕС (6). Они хотят и то, и другое: сильный Европейский Союз и сильную НАТО и не желают, чтобы кто-либо принуждал их делать выбор между Европой и Соединенными Штатами. Хотя по историческим причинам они и проявляют рьяную лояльность по отношению к Америке, глобально-интервенционные замашки правительства Буша им никоим образом не с руки – у них есть более насущные проблемы прямо под боком. Кроме того, процесс демократической трансформации, мягко говоря, не у всех зашел одинаково далеко. Это наводит на мысль о том, что некоторые из них окажутся более провинциальными и интровертируемыми. Поэтому страны-новобранцы не примкнут, по всей вероятности, к какому-то лагерю, а будут от случая к случаю заново определять свой внешнеполитический курс (7). Все это вряд ли облегчит процесс поиска решений в Североатлантическом совете. Скорее, это повысит значение упоминавшихся выше неформальных органов для консультаций и усилит тенденцию Североатлантического совета делегировать конкретные операции сколачиваемым от случая к случаю коалициям. Военные достижения стран-новобранцев также сильно разнятся. Некоторые из семи стран проделали большую работу, чтобы адаптировать свои вооруженные силы к стандартам НАТО (8). Однако состояние и „покрой“ их некогда интегрированных в Организацию Варшавского договора войск, скромные расходы на оборону и установленные НАТО плановые задания по трансформации, которые были вновь повышены решениями Пражского саммита, привели к тому, что они волей-неволей специализировались на развитии способностей для определенных ниш („boutique capabilities“). Это наилучшим образом соответствует американской модели ведения войны в составе коалиций, когда политический выигрыш в легитимации за счет явной поддержки по меньшей мере столь же важен, как и собственный военный вклад (9). Но в то же время это колоссально осложняет усилия стран-новобранцев по проведению общей реформы вооруженных сил (они вынуждены демобилизовать большинство военнослужащих, уничтожить огромное количество тяжелых вооружений, а небольшую оставшуюся часть модернизировать и поставить под демократический и эффективный гражданский контроль) (10). Поэтому в краткосрочной и среднесрочной перспективе и без того уже неравномерное распределение нагрузки внутри альянса не смягчится, а усилится.

Остается также открытым вопрос о том, что будет означать расширение НАТО до 26 государств-членов для ее прочих внешнеполитических отношений, в особенности с оставшимися странами-участницами программы „Партнерство ради мира“. С учетом новых угроз и акций НАТО эта рамочная программа кооперации и стабилизации на пространстве к востоку от старого „железного занавеса“, принятая в 1994 году, актуальнее, чем когда бы то ни было. Но она также нуждается в срочном пересмотре – уже из-за в высшей степени гетерогенных интересов и ориентаций 20 участвующих в ней государств (и двух кандидатов на участие - Боснии и Сербии и Черногории). В их числе нейтральные страны (Финляндия, Ирландия, Австрия, Швеция, Швейцария), кандидаты на вступление в НАТО (Албания, Хорватия, Македония), претенденты на кандидатский статус (Украина), кавказские партнеры (Армения, Азербайджан, Грузия), республики Центральной Азии (Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан) и даже Беларусь и Молдова. В число партнеров входит, наконец, даже Россия, которая категорически отвергает членство в НАТО, но сильно заинтересована в сотрудничестве с ней (11).

Здесь также возникает главный вопрос: когда НАТО пытается поддержать процессы демократической трансформации и построения правовых государств по ту сторону своих (европейских) границ и таким образом экспортировать стабильность и безопасность на Восток, рассматривает ли она своих ближних и дальних соседей как партнеров или как в первую очередь союзников в войне с терроризмом (12)? Эти две цели не должны принципиально исключать друг друга, но связать их воедино – очень щепетильная и трудная задача.


^ Реформы для сохранения значимости

После 11 сентября НАТО должна была измениться, чтобы сохранить свою достоверность в качестве оборонительного западного союза или, используя любимую формулировку тогдашнего Генерального секретаря лорда Робертсона, сохранить „значимость“. В альянсе был консенсус на этот счет, и ему не требовалось даже снисходительного предупреждения, прозвучавшего во всеуслышание в Стратегии национальной безопасности США от сентября 2002 года: „Если НАТО удастся провести реформы, - говорится в ней, - наградой станет партнерство, значение которого для безопасности и интересов ее государств-членов столь же велико, как во времена „холодной войны“ (13). Лорд Робертсон мужественно добрался до политической бюрократии союза, до штаб-квартиры НАТО в Брюсселе. Ему удалось упразднить треть из 467 комитетов и рабочих групп и перестроить свой штаб. Он расширил свободу рук в управлении текущими делами в канцелярии Генерального секретаря и пытался слегка „смазать“ заржавевший механизм принятия решений, в том числе путем делегирования частных решений. Другие, не менее неотложные реформы - бюджет, штатный состав – ждут еще своего осуществления. Однако борьба за эффективность наталкивается на стену принципа суверенитета не далее как в высшем политическом органе исполнительной власти союза - Североатлантическом совете: право вето теперь уже 26-ти государств-членов НАТО никак невозможно обойти (14).

В отличие от этого в военной сфере союза сегодня происходит нечто подобное концептуальной революции: от программ и структур управления до организации войск. Простой факт этого переосмысления примечателен уже сам по себе, а тем более с учетом упорных сражений пятилетней давности за новую стратегическую концепцию и концепцию вооруженных сил союзников. Это было бы немыслимо, если бы не теракты 11 сентября 2001 года. За ними последовало решение правительства Буша не задействовать НАТО в военных операциях против движения „Талибан“, несмотря на состояние коллективной самообороны, объявленное 12 сентября, а принять предложенную многими союзниками помощь на двусторонней основе. Потом был трансатлантический раздрай из-за военных действий против Ирака, во время которого Вашингтон напрасно пытался навязать НАТО вспомогательную роль и облегченный вздох европейцев после возврата Соединенных Штатов к союзникам в связи со стабилизацией Афганистана (15).

Результатом этого двустороннего переосмысления стали решения Пражского саммита НАТО в ноябре 2002 года: военная концепция противодействия терроризму, новые силы реагирования НАТО, а также целый комплекс мер по улучшению военных способностей государств-членов альянса, обеспечению сотрудничества спецслужб, защиты от ОМУ и ликвидации последствий катастроф. Одним словом, была предпринята энергичная попытка сделать главной задачей НАТО глобальную борьбу с терроризмом. Но насколько эффективна эта борьба?

Концепция противодействия терроризму и связанные с ней инициативы вызвали мало энтузиазма у военных по обеим сторонам Атлантического океана. И на то есть веские причины. С терроризмом, исходящим от какого-либо государства или получающим государственную поддержку (а „Аль-Каида“ и ее спонсоры извлекли, по всей видимости, собственные уроки из военной кампании против движения „Талибан“), можно эффективнее бороться, используя не военные, а юридические и полицейские средства и возможности разведслужб. Ход антитеррористической операции под названием „Operation Enduring Freedom“, наводит на мысль о том, что военные удары или даже войны с террористами станут в будущем исключением.

При решении всех других задач вооруженные силы могут играть в случае необходимости вспомогательную роль. Пражские инициативы НАТО направлены на то, чтобы получше защитить их при этом от новых рисков, таких как применение оружия массового уничтожения (например, с помощью нового батальона радиационной, биологической и химической защиты). Правда, на практике, как, например, при проведении военно-морской части операции „Enduring Freedom“, в ходе которой осуществляется наблюдение за акваторией в районе Африканского рога и выходом из Ормузского пролива, или при патрулировании и сопровождении судов кораблями НАТО в Средиземном море, подобные операции, несомненно, будут выглядеть как приукрашенные полицейские акции.

Для увязки невоенных антитеррористических мер (которая требует зачастую соблюдения тайны и быстрой трансграничной координации) НАТО, как союз суверенных государств, опять же подходит гораздо хуже, нежели организованный по принципу наднациональности Европейский Союз. Решения Пражского саммита НАТО, направленные на борьбу с терроризмом, благоразумно сохраняют первичную ответственность государств-членов союза за эту сферу и выделяют альянсу лишь небольшую, главным образом вспомогательную роль, заслуженную, но не слишком важную.

Силы реагирования НАТО должны решить застарелую проблему союза: в его распоряжении находятся сотни тысяч солдат, но у него мало мобильных боевых частей и вообще нет таких соединений, в которых все рода войск действуют совместно с использованием электронных сетей и самых современных систем вооружений. Силы реагирования НАТО задуманы как новый наконечник для старого копья, как силы постоянной боеготовности в составе 21000 человек для проведения интервенций (сформированные из контингента сухопутных войск в размере бригады, а также военно-воздушных и военно-морских частей), которые в течение пяти дней могут выдвинуться в любую точку мира. Самое позднее осенью 2006 года они должны быть полностью боеспособны.

Для Соединенных Штатов силы реагирования НАТО имеют и другую, не менее важную функцию: они служат приводным ремнем для экспорта их собственной военной революции. С этой целью сегодня радикально перестраивается военная организационная структура НАТО: за теоретическое обеспечение отвечает новая „Allied Command Transformation“ в Виргинии. SHAPE (Штаб Верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами в Европе), расположенный в бельгийском Монсе, напротив, преобразуется в чисто оперативную штаб-квартиру с букетом специализированных учреждений по соседству (не случайно в таких странах, как Норвегия, Португалия и Польша все настроены на атлантический лад). Европейцы, как старые, так и новые, также считают силы реагирования многообещающей инвестицией. Они должны привязать США к альянсу и помогают продавливать сложные процессы реформ на национальных уровнях.

Как бы быстро ни проходило до сих пор развертывание этих войск, какая бы сильная политическая воля ни просматривалась явным образом за этим, все же важнейшие барьеры силам реагирования еще предстоит преодолеть. Нет никакой гарантии того, что государства, предложившие воинские части или свои способности для сил реагирования (Германия проявила большое мужество, предложив сразу 5000 солдат), выполнят свои обещания. Дело в том, что все участвующие в формировании войск европейские страны изнемогают уже под бременем существующих обязательств. Некоторые государства, в том числе и Германия, вынуждены даже изменить свои конституционно-правовые правила игры, чтобы выделить в столь короткие сроки боевые части. Пока еще неясно, каков будет американский вклад – кроме права командовать войсками быстрого реагирования. И вообще является ли американская оборонная трансформация подходящей моделью для союза, состоящего в большинстве своем из европейских государств? И для чего, собственно, должны использоваться силы реагирования? Для боевой операции, как в Ираке, они слишком малы, для нанесения удара по террористам слишком велики. Наконец, согласно действующему принципу консенсуса, все государства-члены НАТО, даже если не все из них участвуют в формировании сил реагирования, должны договариваться о проведении операции. После иракского кризиса это кажется менее вероятным, чем когда бы то ни было раньше.

^ Бесконечные операции

Никогда еще войска НАТО не были задействованы в столь разнообразных вариантах в таком большом количестве мест во всем мире. На Балканах НАТО все еще участвует в проведении двух больших операций по стабилизации ситуации – СФОР в Боснии и КФОР в Косово (16). Только после 11 сентября 2001 года она начала три новых миссии: операцию по обеспечению безопасности в Афганистане (ISAF), военно-морскую операцию по мониторингу в Средиземном море и Гибралтарском проливе „Active Endeavour“, а также акцию по поддержке польского командования многонациональной дивизией в Ираке, входящей в состав коалиционных сил во главе с США (17).

За исключением воздушной войны в Косово весной 1999 года все операции НАТО проводились для обеспечения мира и стабилизации ситуации. В отличие от этих действий война за свержение режима „Талибан“ в Афганистане, а также выросшая из нее антитеррористическая операция проводились или, соответственно, проводятся коалицией под командованием США. Это относится также к операции „Iraq Freedom“ - интервенции против Ирака с его последующей оккупацией. Североатлантический союз предложил свою поддержку в войне в Афганистане (торжественно объявив о состоянии коллективной самообороны, недавно продленной еще на один год, а также предложив конкретные войска), но Вашингтон отклонил эти предложения. Перед войной в Ираке Вашингтон если и не требовал участия в ней НАТО как таковой, то настойчиво добивался ее поддержки, но получил от европейцев жесткий отказ.

Однако даже там, где нет вывески НАТО, она зачастую массивно присутствует: и в Афганистане, и в Ираке на стороне США находилось и находится значительное число государств-членов альянса, а также участников программы „Партнерство ради мира“.

Полностью завершенной в узком смысле этого слова можно считать только самую маленькую операцию НАТО „Allied Harmony“ в Македонии, ответственность за проведение которой взял на себя в мае 2003 года Евросоюз. Хотя ответственность за миротворческую миссию в Боснии должна быть по желанию европейцев возложена в 2005 году на ЕС, НАТО все же хочет сохранить там свое присутствие. Что касается операций KFOR и ISAF, то их завершение сегодня даже не обсуждается.

Кредит этого десятилетнего баланса впечатляет. Серия операций на Балканах отражает процесс коллективной учебы Запада: от этапа запоздалой, предпринятой против собственной воли и сопровождавшейся гигантскими проблемами координации в политической и военной областях операции в Боснии и до практически без трений скоординированной НАТО и ЕС успешной превентивной акции в Македонии. Не будь этих интервенций, Балканы, несомненно, погрузились бы в хаос (18). В Афганистане ISAF поддерживают режим Хамида Карзая в Кабуле, защищают его от провинциальных псов войны и принесли стране хрупкий мир. Ни один другой союз в мире не был бы готов к таким колоссальным усилиям и не смог бы их осуществить. Созданные на протяжении полувека общие учреждения и процедуры внесли значительный вклад в то, чтобы это вообще стало возможно.

Но этот список предельно ясно показывает и границы того, что может позволить себе НАТО. Феномен „mission creep“ на Балканах, когда солдаты брали на себя невоенные функции, является следствием отсутствия сложившихся международных механизмов управления протекторатами. НАТО, как и направленные туда национальные войска, доказала здесь свою способность к учебе и импровизации. Но в конечном счете, солдаты и союз взяли на себя слишком много. К тому же ситуация на Балканах в целом остается неустойчивой, что объясняется определенными локальными причинами. Но этому в значительной мере способствует также неровная политика Запада и все еще открытый вопрос о статусе Косово. Необходимы скоординированные усилия с целью передать оба балканских протектората их собственному населению, иначе операции в Боснии и Косово грозят вылиться в акции по военному усмирению. Солдаты альянса станут таким образом „затычками“ в политических играх.

Между тем на Гиндукуше складывается гораздо более драматическая ситуация. В отличие от Ирака население Афганистана приветствовало не только насильственное изгнание талибов, но и солдат НАТО. Скоро уже год тому, как Североатлантический союз, сознающий, что стабилизация провалится, если силы по обеспечению безопасности в Афганистане будут и
еще рефераты
Еще работы по разное