Реферат: Другое небо. Ложные стереотипы российской демократии

Вазиф Мейланов.

Другое небо. Ложные стереотипы российской демократии. Анализ Чеченс-

кого кризиса


Махачкала 1999


Вазиф Мейланов. Ложные стереотипы российской демократии. Анализ

чеченского кризиса. -- Махачкала, 1999. -- 480 с.


В книгу вошли избранные выступления, статьи, письма и заявления В.С.

Мейланова 1989--1999 гг., материалы Следственного дела и Личного дела

заключенного.


© Copyright Вазиф Мейланов, 1999.

E-mail: think@dinet.ru


О СЕБЕ

Я родился 15 мая 1940 года в Махачкале. До 1954 года учился в школе No1

г. Махачкалы. С 1954 учился в школе No2 г. Чарджоу (Туркмения) и окончил ее

в 1957 году. С 1957 по 1958 жил в г. Пятигорске, готовился к поступлению в

Московский университет. С 1958 по 1961 год учился на Физическом факультете

Московского университета. С 1961 по 1964 год служил в армии (рядовым). С

1964 по 1969 учился на механико-математическом факультете Московского

университета, с 1969 по 1972 -- там же в аспирантуре, с 1972 по 1978

преподавал высшую математику в Дагестанском политехническом институте.


В 1972 году написал роман "Мелькнет тигрицей".

В 1974 и в 1976 годах написал две математические работы по теории

функций действительного переменного. Последняя переведена и издана в США.

В 1977-м году написал и подписал своим именем философско-политическую

работу "Заметки на полях советских газет", в которой единственным средством

спасения общества назвал создание в стране структур свободы слова и печати,

отмену статей 70 и 190-1 УК РСФСР.

В 1978 году за "противопоставление себя коллективу и нанесение ущерба

коммунистическому воспитанию молодежи" не был переизбран Ученым советом на

должность преподавателя института на новый пятилетний срок.

С 1978 по 1980 работал бетонщиком 5-го разряда в передвижной

механизированной колонне No10 и в специальной передвижной механизированной

колонне No18.


25 января 1980 года был арестован за выход на площадь им.Ленина

г.Махачкалы с плакатом, на котором было написано:

"Протестую против преследования властями А.Сахарова.

С идеями должно бороться идеями, а не милицией.

Сахаровы нужны народу -- они осуществляют истинный, неформальный

контроль за действиями государства.

Все беды этой страны -- из-за отсутствия в ней свободы слова.

Боритесь за свободу слова для идейных оппонентов коммунизма -- это и

будет вашей борьбой за свободу слова!"


2 декабря 1980 года был приговорен Верховным судом ДАССР к 7 годам

лагеря строгого режима и к 2-м годам ссылки -- "за написание и

распространение своей работы "Заметки на полях советских газет", за выход на

площадь с плакатом и за распространение книг "Окаянные дни" И.Бунина,

"Некрополь" В.Ходасевича, "Жизнь Сологдина" Д.Панина.*

В колонии отказался от участия в исправительно-принудительном труде,

заявив письменно, что исправляться не желаю. В результате весь срок просидел

в тюрьме, в том числе более пятисот суток в карцере.

Вышел из тюрьмы на ссылку 11 сентября 1987 года. Место ссылки --

Якутия, село Намцы Верхневилюйского района.

Из ссылки в Махачкалу вернулся 25 декабря 1988 года.


С сентября 1989 года был председателем Союза демократических сил

Дагестана, затем движения "Демократический Дагестан", вышел из всех движений

и партий в августе 1992 года.

В 1990-м году издал брошюру "Из первых рук".

С 1991 по 1994 издавал газету "Взгляд" и авторскую газету "Другое

небо".

С 1994 по 1997 год работал старшим научным сотрудником Института

социально-экономических исследований Дагестанского научного центра

Российской Академии наук.

Подробней моя деятельность в Дагестане в период с 1989 по 1998-й

представлена в книге "Другое небо" (1998 год).


Как получилось, что я написал "Заметки", вышел на площадь, отказался от

принудительного труда, просидел весь срок (семь с половиной лет) в тюрьме?

Думаю, ответ будет дан в моих будущих книгах. Для этого мне придется

рассказать не только о моей жизни, но и о жизни моих отца и матери, об отце

моей матери и об отце моего отца.

Многое, наверное, станет понятно из романа "Мелькнет тигрицей" (1972),

написанного за восемь лет до выхода на площадь.

На суде я заявил, что не считаю для себя возможным быть только ученым:

"Ученого я уподобляю оружейнику, всю жизнь точащему меч, но никогда не

доводящему дела до его применения. Я ученый и солдат, я сам выковал свой меч

и сам сейчас его применяю."


Классическая русская литература XIX- начала XX века, на которой я

воспитался, которую любил и люблю, вдохновила меня на преодоление ее

излюбленного героя -- рефлектирующего интеллигента, вроде бы все понимающего

(а вот и не все!), но бессильного победить свое время, общество,

обстоятельства.


Литература с малых лет была для меня родной средой обитания, математика

дала мне логический позвоночник, приучила сначала самому испытывать на

прочность свои рассуждения. Специально о том не думая, всей своей жизнью до

25-го января 1980 года я оказался подготовлен к сражению с коммунизмом.

1999 год.


^ ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ

25 января 1980 года, в день моего ареста, сотрудниками КГБ из ящиков

моего письменного стола было изъято все их содержимое. Под арест попали и

подготовительные материалы к будущим работам.

После моего возвращения из тюрьмы и ссылки , в декабре 1991 года все

бумаги с моими записями были мне возвращены.

Цитируемая ниже запись сделана в 77-78 годах -- это черновик

предисловия к работе "Заметки на полях советских газет". ( Лист 19, том 8

Следственного дела 1980 года).

"На одной из лекций перед математиками МГУ я выдвинул тезис о

необходимости каждому участвовать в устрояющей деятельности --

метадеятельности, политике. Иначе ученый превращается в Архимеда из

анекдота: рушится мир, враги штурмуют остров -- он погружен в занятия

кривыми, и только одна просьба: "не тронь моих чертежей", и эти слова --

солдату!!

И солдат, восхищенный такой преданностью науке, разваливает "архимеду"

голову...

Первая встреча с солдатом оказывается и последней: не оценив, и т.п.,

солдат разваливает "архимеду" голову.

Помню вопрос ко мне: "Что значит заниматься политикой, как это можно

делать в СССР?"

Для каждого человека политика, занятие политикой -- это прежде всего

осведомленность.

Встречать во всеоружии событие истории, политическое событие, каждый

новый шаг правительственных преступников.

Для понимания сущности коммунистической организации общества, сущности

"человека нового типа" нет нужды лазить в сейфы и перехватывать директивы

ЦК: все нужное есть в доступных источниках, которые требуют лишь прочтения

открытым оком.

----------------

Дело в том, что, как искусно и дальновидно ни корректируй историю,

критических ситуаций в ней, видимо, не избежать, посему нужно специально

готовиться к этим быстротечным схваткам с историей, к действиям в особом

поле, когда "все плывет в радостном опьянении". [Это написано мною в 78

году, а упоминаемая в тексте "лекция перед математиками МГУ" была прочитана

мною в конце 68-го--начале 69-го. Я был в то время студентом 5-го курса

мехмата МГУ. Ко мне явилась делегация первокурсников с предложением прочесть

лекцию на любую избранную мною тему: "Говорят, у вас своя философия...".

Лекции надо было дать название (для объявления). Я назвал ее "Умеем ли мы

любить?". Уже тогда, начав с темы любви, с умения чувствовать природу (я

привел небольшое стихотворение древнегреческой поэтессы Праксиллы и

некоторые места из "Зеленых холмов Африки" Хемингуэя, я закончил темой

политики, устрояющей деятельности].

"2. Демократия невозможна при безвластии или при слабой государственной

власти. Почему? А потому, что одним из принципов демократии является:

"свобода одного кончается там, где начинается свобода другого". Если мы

представим области свободы каждого человека кружком, то, в этой модели,

демократическое общество должно обеспечить неналожение этих вот кружков друг

на друга. А что в демократическом обществе обеспечивает это неналожение

кружков? Органы принуждения демократического государства. Они, эти органы

принуждения к демократическим правилам жизни, должны быть суперсильными, ибо

люди стремятся расширить область своей свободы и своих прав за счет свободы

и прав другого, других. Вот почему я во всех выступлениях особое место

отвожу проблеме построения сильных правоохранительных органов. Сегодня, на

мой взгляд, это одна из важнейших организационных и кадровых задач, решение

которой обеспечит стабильность и, тем самым, условия для выведения

республики из кризиса. Органы принуждения к соблюдению правил свободы должны

перестать быть главноуговаривающими, а начать и постоянно продолжать

применять силу. Для того общество им и вручает оружие. Уговаривать не надо,

от уговоров уголовники только наглеют. Народ ждет применения правой силы и

поддержит и самые жесткие меры по обеспечению безопасности каждого члена

общества."

Напечатано в моей авторской газете "Другое небо" в августе 1992 года.


"Гражданская война, в общепринятом понимании этого термина, вещь,

безусловно, нежелательная. Но... ведь в здоровых обществах непрерывно

ведется и должна вестись гражданская война: война людей, желающих жить по

правилам, с людьми, не желающими жить по правилам, а желающими

паразитировать на том, что другие живут по правилам. Это именно гражданская

война -- внутренняя, одной части общества с другой его частью. И это война,

которая должна вестись, чтобы общество оставалось здоровым.

Эта гражданская война велась (и ведется в здоровых обществах) во всех

социумах, во все времена, при всех формациях. А у нас эта очистительная

гражданская война -- тонкая, адресная, правовая -- не ведется, и потому в

обществе накапливается отрицательный заряд, необходимый и достаточный для

обыкновенной гражданской войны.

Войны, по Питириму Сорокину, понижающей уровень и качество общества, а

то и ведущей его к гибели."

Опубликовано в третьем номере моего "Другого неба" в августе 1994 года.


"На самом же деле, на мой взгляд, нынешняя Россия страдает не от

излишней полицейской силы государства, а из-за недостаточной силы его.

Из-за недостаточной полицейской силы государства нам грозит превращение

России не в полицейское государство, а в криминальное образование.

Нам необходимо усиление полицейской силы государства, это усиление --

необходимое условие демократии."

Из доклада на Ученом совете Института социально-экономических

исследований ДНЦ РАН, ноябрь 1995 года.


"Коммунистическое государство поселило у населения Советского Союза

ложную уверенность в том, что мира всегда можно добиться мирным путем, без

крови. К сожаленью, мир часто завоевывается очень дорогой ценой. [...]

демократии необходимо сильное государство. Российские демократы (Гайдар,

Ковалев, Шейнис, Явлинский, Юшенков ...), которых я после Чечни уже не

считаю демократами, не понимают этого. Они боятся сильного государства как

идеи, как принципа. Они не дошли, и им не дойти до такой мысли: сталинское,

коммунистическое государство принуждало к соблюдению законов несвободы. К

соблюдению законов свободы тоже нужно принуждать! Нужно принуждать не

заступать, не топтать свободу ближнего своего.

Этого нынешние демократические говоруны России понять не могут. Они все

хотят решить словами. Я бы тоже рад все решать словами. Но ведь не слушаются

дудаевы слов. Не все в истории решается словами. [...] К первым применившим

оружие применяют уже не слова, а оружие."

Опубликовано в газете "Эхо Дагестана" (6-12 июля 1995 года, стр.2).


"Я больше доверяю не анализу, идущему вслед за событиями, а анализу,

предсказывающему и объясняющему события, которым еще только предстоит

произойти. Вот почему я предлагаю читателям свой анализ политической

ситуации в России, данный мною 5 апреля этого года.

Вчера, сразу после выступления Б.Н. Ельцина, Р.И. Хасбулатов сослался

на 104-ю статью российской Конституции. Ответ на этот аргумент дан мною 5

месяцев назад: именно 104-я статья обнулила все статьи Конституции, именно

из-за нее у нас НЕТ КОНСТИТУЦИИ.

Сегодня утром Конституционный суд вынес вердикт Указу Президента:

неконституционен. Я 5 месяцев назад разъяснил ситуацию с самим

Конституционным судом: нарушение принципа разделения властей в действующей

Конституции делает незаконным сам Конституционный суд: он призван защищать

узаконивающую беззаконие ныне действующую Конституцию. [...]

На мой взгляд, и все остальные идеи того моего выступления -- это

размышления наперед, время и события не обесценивают их, а придают им

больший вес."

Опубликовано в газете "Новое дело" 24 сентября 1993 года.


Что значит заниматься политикой, как это можно делать в СССР? -- Через

тридцать лет после вопроса настоящей книгой я отвечаю на этот вопрос.

Как "специально готовиться к этим быстротечным схваткам с историей"? --

Алгоритма не существует. Но эта книга доказывает, что готовиться к ним

нужно, а быть готовым -- возможно.

20 сентября 1999 года.


^ ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ

Я посчитал для себя необходимым высказаться о Чеченской войне, потому

что все официальные и неофициальные учителя России и мира стали на сторону

чеченских националистов, чеченских национал-освободителей, чеченских

национал-революционеров, а я именно их (национал-освободителей) считал

неправой стороной.

Потому что на сторону врагов человечности перешли все средства массовой

информации России и мира.

Потому что уже и народы, привыкшие за семьдесят лет послушно повторять

то, что им вкладывают в голову газета и телевидение, заговорили о

"странной", о "непонятной" и даже преступной и аморальной, со стороны

России, войне в Чечне.

Опять, как в семидесятые годы, в российских газетах, на телевидении, но

в отличие от семидесятых, с добавлением в ту же компанию "правозащитников",

"моральных оппозиционеров" семидесятых годов, свободного радио "Свобода",

свободной газеты "Русская мысль", учителей демократии из Совета Европы и

т.п., установилось полное единомыслие и единогласие: "имперская Россия

опять, как в былые времена, стремится грубой силой подавить, а пожалуй что и

уничтожить свободолюбивый чеченский народ, ведомый бескорыстными,

благородными борцами за свободу".

Я начал писать и сразу увидел, что одной статьей и одним выступлением

вала лжи, а то и добросовестных ошибок, не одолеешь. Нужно одолевать саму

национально-освободительную идеологию, национально-освободительную мораль,

нужно сегодняшние события взять в контексте истории, на несколько веков

вглубь.

Нужен системный анализ, нужен ответ на все аргументы защитников

национально-освободительных войн, нужно встать против правозащитников,

оправдывающих применение оружия национал-освободителями, правозащитников,

гнущих Закон в помощь взявшимся за оружие освободителям.

Первую часть я закончил в ноябре 1995-го. Передал ее для публикации в

дагестанский еженедельник "Новое дело". Главный редактор начал выставлять

мне свои возражения, которые не показались мне серьезными. Я ответил:

"Послушай, ну почему я должен каждому из вас разъяснять свою теорию

индивидуально? У нас ведь вроде бы свобода слова. Делай свое дело: приступай

к печатанию в выпусках газеты моей работы. Возражения? А ты публикуй их,

если хочешь, в тех же или в других номерах своей газеты." На это предложение

Далгат Ахмедханов выставил новый довод: стиль у меня не газетный, он больше

подойдет для научного журнала. -- А я не хочу в научный журнал! Я хочу дать

знать народу свою точку зрения. -- Вазиф, ну не могу я эту работу

напечатать.

Его заместитель прочитал работу и говорит мне: "Для нас было бы большой

честью напечатать вашу работу, но у нас открытая граница с Чечней, нам уже

угрожают, мы боимся..." Ощутили, значит, дыхание чеченской свободы.

Вот и ответ Анатолию Соловьеву на его вопрос мне в "Новом деле": почему

молчит Вазиф Мейланов? -- Потому что он не молчит. Молчит газета, в редакцию

которой входит А.Соловьев, о позиции Вазифа Мейланова.

Несколько экземпляров "Анализа Чеченской войны", доставленных в начале

1996 года в Москву В.Барончуком, были разобраны членами думской фракции

"Демократический выбор России".

Я решил послать работу в немецкий журнал "Фокус", выходящий в Москве на

русском языке. Тот же фокус с "Фокусом". -- Мы аналитических работ не берем.

-- Неправда. В "Новом деле" опубликован отрывок из вашей (Беттины Зейдлинг)

статьи в "Фокусе", и этот отрывок аналитичен. -- О-о! "Новое дело" нас

печатает! Это прекрасно! Но, простите нас, вашу работу мы напечатать не

можем.

Мне пояснений не требуется: немецкий министр иностранных дел Кинкель

горой стоит за чеченских борцов за свободу и, надо полагать, демократию (я

улыбаюсь).

Я посылаю в январе 96-го работу Ельцину, чтоб объяснить ему смысл

введения войск в Чечню: установление торжества Закона в стране. Он (т.е. его

канцелярия, за которую он несет ответственность) отправляет мою работу в

аналитический центр Эмилю Паину, насмерть перепуганному стороннику "гроздий

переговоров".

Я понимаю, что опубликовать ее должен я сам . И я решаю "себе во благо

обратить дурное": я должен объяснить мой анализ Чеченских событий моею

философией, сложившейся и двадцать, и тридцать лет назад, моими

выступлениями в печати и на телевидении, моим анализом фундаментальных

понятий: свобода, суверенитет, Закон, ныне действующая мораль, демократия,

нынешние демократы, преступность, государство и демократия, честность и

экономика, кто лучшие, как формируется социальная пирамида сегодня и как она

должна формироваться.

Я решаю, что эти идеи ценны еще и тем, что не конъюнктурны: они

высказаны мною первым, до войны, до Чечни. Именно потому они, на мой взгляд,

оказались удивительно приложимы к предсказанным мною и последовавшим

событиям.

Собранные в этой книге тексты -- не просто мысли, это политические

действия, совершавшиеся в течение десяти лет: речи в парламенте и

университете, на площади и на поляне близ Хасавюрта, разговоры на улице и

ответы в газете, заметки на полях жизни общества и официальные обращения к

законодателям.

Я считал себя обязанным издать эту книгу еще и потому, что все в ней

сказанное, считал я, имел право сказать только я: критиковать номенклатурную

демократию наибольшее право имел человек, предпочитавший называть себя не

демократом, а человеком, -- действовавший в равных со всеми внешних

условиях. Уже тогда, в семидесятых и восьмидесятых, политзаключенные

занялись тем, чем потом, в девяностые годы, прославились демократы,

пришедшие во власть -- устроением личных демократических карьер, а не

достижением общественно-значимого результата. Критиковать тех и других

наибольшее моральное право имею я.

Я один не написал заявления, ставившегося, в 1987 году, компартией СССР

необходимым условием досрочного освобождения политзаключенных. Поэтому я

один имел моральное право предъявить счет компартии за ее преступления и

потребовать Нового Нюрнберга над преступным коммунистическим государством.

Я один имел право и потому считал себя обязанным им воспользоваться.

Опять, как в 1990 году, я увидел, что во всех своих работах я куда

меньше спорю с коммунистами (эта идеология уже отходит и отойдет), чем с

демократами, думаю, что это правильно: надо спорить с и поправлять, в первую

очередь, правящую идеологию, как правоохранительным органам, в первую

очередь, надо поправлять себя самих.

Я понимаю, что главное в моей работе -- критика российской демократии,

я понимаю, что моему опыту расхождения с нынешней демократией время быть

собрану и стать достоянием гласности.

В 1977-м году И.Шафаревич (в ходе первого и последнего моего разговора

с ним) обратил мое внимание на то, что человечество умалчивает и покрывает

преступления левых, тогда как по поводу в тысячу раз меньших преступлений

правых поднимает страшный крик. На мой взгляд, причина этого явления в том,

что левые мостят дорогу в ад благими намерениями, и слабая часть рода

человеческого, не допуская самой возможности обмана, уступает, левые

обольщают добром, правые обольщают злом, культом силы и насилия -- в этом

случае зло не стесняется, и картинами такой жизни обольщается намного

меньшая часть человечества. Под левыми в разговоре понимались большевики и

полпотовцы, под правыми -- Пиночет. Я отвечал Шафаревичу идеей мировой

свободы слова, которая позволит исправлять ошибки человечества.

Я и сегодня считаю эту идею верной, но сегодня я вижу, что не все

просто с установлением мировой свободы слова: сегодня больше всего

препятствуют свободе слова демократы, они обманывают мировое общественное

мнение точно так же, как его обманывали большевики -- добром, благом,

интересами народа, демократии, свободы, человечества. Во имя этих высоких

целей можно позволять брать в заложники женщин, детей, больных, да просто

мирных жителей, можно позволять создавать освободительные армии, можно

позволять войной перекраивать границы.

Новые большевики, новые учителя человечества -- боннэр, ковалевы,

григорьянцы, новодворские, старовойтовы, юшенковы, гинзбурги, шустеры,

тольцы сегодня разрушают свободу слова, не давая слышать своих идейных

противников. На время чеченской войны демократы захватили почту, телеграф,

типографии, газеты, радио: российское радио, парижская "Русская мысль",

радио "Свобода", газеты "Известия", "Комсомольская правда", "Общая газета",

"Новая газета"... вся демократическая печать, все программы телевидения были

за чеченцев-дудаевцев. Противнику блока демократов, дудаевцев и коммунистов

печататься, как в 70-е годы, было негде. Такую мировую свободу слова

устроили борцы за свободу слова.

Нынешние демократы дискутируют только с теми, с кем полегче --

макашовыми-зюгановыми, а с теми, кто выше их, действуют по-сталински: в чьих

руках свобода слова, тот и... это самое... и прав.

4 декабря 1989 года я послал в "Русскую мысль" полемизирующую с работой

Шафаревича "Две дороги к обрыву" статью "Дороги И.Р.Шафаревича к обрыву".

Эта статья, поначалу, было, поставленная в номер, была отвергнута, как через

силу признался мне В.А.Сендеров, из-за критики позиции только что умершего

А.Сахарова. Но статья-то лежала в "Русской мысли" уже 10 декабря, до кончины

Сахарова. Что же: демократы, вроде бы выступавшие против культа личности,

творят новый, демократический культ личности Сахарова? Безусловно. Так и не

напечатали. Статью, запрещенную к публикации свободной парижской "Русской

мыслью" (а где я еще в 1989-м мог ее напечатать?), так и оставшуюся

неопубликованной, читатель может прочесть в этой книге.

Поправлять надо всех, особое внимание обращая на тех, кого поправлять

не разрешают.

Ленина, выходит по Гинзбургу, Маркса мне поправлять можно, потому что

это "наших" не обидит, а вот Сахарова -- никак нет, потому что это "наших"

обидит, потому что обидит влиятельную Боннэр и ее окружение.

В газете "Известия" за 31.12.1997г. помещено ценное признание:

"Цивилизованный мир, ужаснувшись (речь идет о публичной казни, совершенной в

Грозном на площади Дружбы народов. -- Вазиф Мейланов), задумался о том,

какой же режим утвердился там после завершившейся войны, в ходе которой

прогрессивная общественность выступала на стороне чеченского сопротивления".

"Прогрессивная общественность"? А что это такое? Это что ли сословие?

Или как-то иначе выделенная часть человечества, которая всегда права? или,

хотя бы, всегда прогрессивна? А может "прогрессивная общественность" в одних

вопросах быть правой, а в других ошибаться, и уже потому представлять угрозу

для человечества? А из кого состоит "прогрессивная общественность"? Из тех,

кто заявляет, что из них и состоит "прогрессивная общественность"? С

"прогрессивной общественностью" та же история, что с известной партией --

авангардом всего прогрессивного человечества: нет никакой "прогрессивной

общественности", правильно отвечая на одни вопросы, любая общественность

опасно-неправильно отвечает на другие. Спасение только в одном -- слушать и

тех, кто против.

Цивилизованному миру грозит стать нецивилизованным, если он и дальше

будет слушать одних только боннэр-сендеровых-гинзбургов-ковалевых,

присвоивших себе монополию на прогрессивность и демократию.

В августе 1989 года г-н Гинзбург отказался печатать мое обращение к

съезду депутатов Советского Союза с требованием проведения Суда над

компартией и коммунистической идеологией (оно напечатано в настоящем

издании). Сегодня г-жа Боннэр жалуется-вздыхает: мы не провели суда над

компартией... Так я же предлагал! А Валерий Сендеров мне возражал: "Нас

мало, а коммунистов 20 миллионов. Общество не готово". -- "То же мне

говорили в 1980-м году: вы один, общество не готово. Так я своим

выступлением его и подготовил к сегодняшнему, 1989-го года, дню. Публикация

моего обращения и будет подготовкой и нашего общества и человечества к

Новому Нюрнбергу". -- "Я, конечно, пошлю твое обращение, а там как они

решат". -- "А они не имеют права решать! Они обязаны публиковать".

"Ваши" (сендеровы-гинзбурги, сванидзе-попцовы), "ваши" виноваты.

"Себе во благо обращу дурное".

Но дурное не просто позволяет обращать себя во благо: меня лишили

работы "в связи с прекращением финансирования" моих работ: дурное велит

финансировать преступников, "ученых", коммунистов, демократов, ловко

устроившихся в сегодняшнем уголовно-демократическом обществе, но только не

меня.

Кстати, сообщаю дагестанцам, наивно полагающим, что я депутат то ли

народного собрания, то ли Госдумы, что правительство создало специально для

меня некий институт, директором которого я все эти годы являюсь, что я

занимаю некий пост то ли в Совмине, то ли в администрации города: после

возвращения в Дагестан из ссылки 25 декабря 1988 года я работал на

оплачиваемой должности только три года -- 94-й, 95-й, 96-й -- старшим

научным сотрудником Института социально-экономических исследований

дагестанского отделения Российской Академии наук. Из чего следует, что в

течение семи лет: в годы 1989, 90-й, 91-й, 92-й, 93-й, 97-й, 98-й Вазиф

Мейланов дарил своими объяснениями, предостережениями и предложениями народы

Дагестана и России бесплатно.

В 94-м году я сообразил, что долго мне платить не будут, и решил сам

себя профинансировать, 3 июля 1995 года я подал в Верховный суд Дагестана

иск к Российской федерации по возмещению вреда, причиненного мне

коммунистическим советским союзом -- содержанием в тюремной камере в течение

семи с половиной лет. Пятнадцатого апреля 1997 года Верховный суд выносит

решение возместить мне ущерб суммой в 377 миллионов рублей. Пока я не

получил ни рубля.

Я тогда решаю по-другому себя финансировать -- продаю квартиру,

рассчитывая, что государство исполнит решение суда -- заплатит мне, и тогда

я опять куплю квартиру. Но дурное не дремлет -- оно уже неплохо проникло в

государство: государство мне не платит (уже более 1,5 лет) денег, на которые

я рассчитывал. Сегодня, 11 ноября 1998-го года, я получил извещение Верхсуда

России об отмене решения Верхсуда Дагестана по моему иску и о направлении

дела на новое рассмотрение. Я остаюсь без квартиры и без денег. Меня это не

удивляет. Мою семью тоже.

С согласия жены я начинаю издавать книгу.

Она пред вами.


------------


Тексты, собранные в этой книжке не просто слова, а действия, ценность

которых еще и в том, что они совершались в то время. Они и должны сохранить

отпечаток того времени, потому я привожу их, практически, без изменений.

Время превратило тексты моих выступлений в документы. Их особая

доказательная сила в том, что все в них сказанное сказано до событий .


Чтобы дать понять читателю каковы моральные принципы, на которых я

стоял и стою, я помещаю в конце этой книги некоторые материалы из моего

Личного дела заключенного, Следственного дела, несколько моих писем и писем

ко мне.


Выражаю благодарность всем, кто помогал мне в издании этой книги:

Абдуразаку Мирзабекову, Багомеду Багомедову, Ахияду Идрисову, Давуду

Зулумханову, Татьяне Курбановой, Юлии Халиловой.


14 ноября 1998 года.


^ ПРЕДИСЛОВИЕ К РАБОТЕ

"РАЗОРУЖЕНИЕ И УГОЛОВНЫЕ КОДЕКСЫ"*

Работа "Разоружение и уголовные кодексы" -- первая из написанных мною в

Чистопольской тюрьме, я написал ее в марте 1983-го.

Моей философии истории неприемлема сама идея объективного политического

прогноза -- я не угадываю, а способствую. "Разоружением и уголовными

кодексами" я не угадал, а способствовал тому повороту истории, свидетелями и

участниками которого мы являемся. Эту работу читали не только узники

Чистопольской тюрьмы (на прогулках я перекинул ее Щаранскому и Порешу,

Никлусу и Калиниченко, а в камере давал читать Ельчину, Некипелову,

Новосельцеву, Ривкину, Цалитису) -- ее читала и правящая верхушка страны.

Владимир Ельчин говорил мне: "Вазиф, зачем Вы даете понять, как Вы опасны

им? Ведь они Вас уничтожат!" Зачем? Из тюрьмы, из камеры я возвращал миру

его истинное мерило -- человека, я лишал их уверенности в себе, моральной

силы, волевого настроя: на десяти страничках повергались уже и новые

псевдообоснования их внешней и внутренней политик, всей советской жизни.

Через всю работу я провожу одну мысль: главным источником напряженности

в мире является внутренняя жизнь советского союза. Доводя мысль до числа

(как я это называю), я формулирую -"Бороться за мир -- значит бороться за

отмену статей 70, 190-1 и 64 УК РСФСР и соответствующих статей уголовных

кодексов союзных республик".

Центральное рассуждение работы применимо и к сегодняшним проблемам,

например, к вопросу о суверенитете: ситуация в стране (или в республике)

определяется ее внутренним устройством, ее внутренними законами, образом

мыслей народа, уровнем душ, уровнем отношений между людьми. Если внешние

условия мешают нам становиться лучше, то есть смысл думать о внешнем статусе

общества. Но, как советскому союзу не внешний мир мешал становиться лучше

(наоборот, чем только мог подвигал его в сторону человеческого), так и

сегодня не Россия мешает Дагестану устроиться по-человечески, а внутреннее

устройство Дагестана, ложные моральные установки людей, порочные понятия,

порочные подходы...

Нужно мужество, чтобы политические проблемы решать в политической

плоскости, а не уходить от опасностей политической борьбы в национальную

плоскость.

Большевики, взяв за основу понятие класса, укоренили сначала

отчуждение, а затем и сословную (классовую) ненависть. Националисты, беря

основным понятием нацию, порождают отчуждение наций друг от друга, за этим,

неизбежно, придут и ненависть, и кровь.

Что же спасет, что может спасти? Только идея человека, только

личностный (а не классовый, а не национальный) подход к человеку, к

личности. Только создание в обществе демократических структур, безразличных

к национальному признаку. Только повышение уровня души, благородства,

человечности.

До недавнего времени я ставил главной задачей преодоление партийного

мышления, сегодня я отдаю приоритет задаче преодоления национального

мышления. Только решение этой последней не даст нам из болезни социальной --

социализма -- впасть в болезнь национальную -- нацизм.

Центральным, основным, главным и единственным понятием человеческого

общества может и должно быть только понятие человека, личности -- не класса,

не нации, не народа, не коллектива.

Мне дорог человек любой нации, я не о его национальности думаю, говоря

с ним, а о его личных достоинствах.


11 ноября 1990 года.


^ ЛОЖНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ РОССИЙСКОЙ ДЕМОКРАТИИ

К чИТАТЕЛЯМ

"Другое небо", No1, 20 августа 1991 года.


Я назвал газету "Другое небо": считаю я, что нам мало сменить экономику

и политику: нам надо сменить мораль, другими глазами увидеть мир, мы должны

начать жить под другим небом, в другом мире. Демократия -- это умение, это

правила жизни с не такими, как ты, с не по-твоему думающими, с не по-твоему

верящими. Тоталитаризм -- это умение, это правила жизни только с такими, как

ты, в то же, во что и ты, верящими, так же, как и ты, думающими. Демократия

-- человечный, честный, глубокий, ненасильственный мир, другое небо.

Сила в демократических государствах применяется только против людей и

организаций применяющих насилие. Эта правая сила, поддерживаемая обществом,

и обеспечивает устойчивость демократии.

Союз жил во лжи и насилии 74 года. Сейчас государственное насилие снято

-- так на смену ему идет насилие людей и организаций, которых 70 лет

убеждали насилием и страхом и которые сегодня сами пытаются убеждать

насилием и страхом (потому что никак иначе они убеждать не умеют). Против

людей и организаций, сегодня действующих насилием и страхом, нужно вставать

всем обществом, нужно выходить на массовые демонстрации протеста и осуждения

этих людей. Если бы насильственные методы большевиков были отвергнуты

народом в самом начале, то не было бы позора жизни в империи страха. Надо

глядеть не на провозглашаемые цели (большевики тоже обещали рай на земле), а

на средства их достижения: если новые учителя опять строят "самый правильный

и самый нравственный мир" насилием и страхом, то долой таких учителей, они

не учителя, а уголовники, как не учителями, а уголовниками были вдохновенные

и бескорыстные большевики. Сила должна применяться только против насилия, и

против насилия она обязана применяться. Иначе разрушится общество.

В "Другом небе" я собираюсь осуществить программу, намеченную мною в

обращении к читателям в 1-м номере "Взгляда", но в своей газете у меня будет

еще и возможность публикации моих статей, вышедших за рубежом и материалов

из моего архива.


^ ЗАМЕТКИ ОБ УКАЗЕ ОТ 8 АПРЕЛЯ 1989 ГОДА

"Другое небо", No1, 20 августа 1991 года.


Эта статья была написана 18 мая 1989 года, через пять месяцев после

моего возвращения в Дагестан из якутской ссылки, напечатана в парижской

газете "Русская мысль" и передана по радио "Свобода".


В то время компартия пыталась удушить свободу слова статьями 7 и 11