Реферат: Гезлевские «Текие-дервиш»

«О брат, познай с уверенностью, что эта работа была до тебя и меня,
и что каждый человек уже достиг известной ступени.
Никто не начал этой работы в первый раз».
(Письмо учителя суфия Шариф эд-дин Менери).

Алифе Яшлавская
Гезлевские «Текие-дервиш»
С древнейших времен Перекопский залив называли Керкинитским, а турки называли его «Олю-Денизи», в переводе «Мёртвое море».

О постройке Керкинитиды Диафаном, полководцем Митридата Евпатора упоминает Страбон, ясно определяющий, что крепость одноименного залива Керкинитис находилась на мысе около двух с половиной верст от Херсонеса.

За 500 лет до новой эры на побережье Черного моря города-крепости строились на небольших расстояниях друг от друга в стратегических целях, в случае нападения врага. Таким был «Колос-лимен», на Джарылгачской косе «Тимирака». На косе Тендра находился знаменитый «Дромос Ахиллеос». Полуостров оканчивался мысом, который по Страбону назывался «Священным» в Каламитском заливе тут находилась «Роща Гекаты», (Гекат – с тюркского, серая дикая степная лошадь, тарпан). На этом месте города, который пришел в упадок, был основан Гезлев, переименованный в 1784 году императрицей Екатериной II в Евпаторию. Есть разные предположения о названии Гезлева «досконально с тюркского – скрытый дом», т.к. огороженный высокой стеной город не просматривался, особенно со стороны моря.


Надгробный камень кипчак с тамгой. XIII век. Фото А. Яшлавской

Город был окружен крепостными стенами, со рвом, сторожевыми башнями, цитаделью. Турки реставрировали крепость, застроили великолепными мечетями, мраморными банями, прекрасными фонтанами, подвели к городу подземные водоводы, называемые кяризами. Пять крепостных ворот служили входом в самый гостеприимный город, входящий в него мог прочитать на воротах такие слова: «О отворяющий двери! Отвори нам лучшую дверь». Каждые из ворот имели свое название и назначение.

В начале XV-XVI вв. Гезлев был культурным и религиозным центром Крымского ханства, даже один из правителей Крыма, Ходжа Девлет Гирей желал Гезлев сделать своей столицей.

Недалеко от главных ворот «Одун-базар» крепости Гезлев, в пустыре, вдали от городской суеты был воздвигнут в XV-XVI веках «Текие-дервиш» (монастырь) – единственный и неотразимый исторический шедевр эпохи «возрождения» крымского мусульманского зодчества, который сохранился в первозданном состоянии на полуострове как ансамбль, в нем сосредоточены мечеть, текие, медресе. Первоначально текие было деревянным, возможно, на его же фундаменте был позже возрожден каменный текие. Дервишество, возникшее вместе с исламом, широко использовавшим хадисы Аль-Корана и другие его элементы, быстро распространилось по всему Крыму.

Турецкий путешественник Эвлия Челеби, посетивший Крым в 1666 году и побывавший в Гезлеве, отмечал в своем «Сеяхетнаме» (Книга путешествий), что «...есть там три монастыря джалветского и халветского толка. Наиболее многолюдным из них является монастырь, где настоятель – Ахмед-эфенди из Келиджа», этим «многолюдным» был текие на «Одун-базаре».

В конце XVIII века в Крыму насчитывалось 22 текие различных орденов. Во главе каждого ордена стояли шейхи, объединяющие до 30-40 дервишей. Шейхи в Крымском ханстве были наделены политической властью, среди мусульман пользовались большим авторитетом и влиянием. Они в Гезлеве, в «Хан-джами» короновали наследника престола и опоясывали хана мечом Османа.

По утверждению Эвлия Челеби, «...в Гезлеве было несколько текие», из которых сохранился и дошел до наших дней только один. Текие на площади «Одун-базар» дает предположение, что по количеству келий и стилю строения был основан шейхами, выходцами из Коньи, самым влиятельным орденом «Мевлеви».

Центрально-купольное сооружение из камня-ракушечника, покрытое черепицей-сарматкой (татаркой) местного производства, с девятнадцатью кельями. Во дворе с южной стороны было кладбище, где были похоронены правоверные мусульмане, шейхи, священнослужители, послушники текие-дервиши. Это кладбище на территории ансамбля снесли власти коммунистов в 1933 году, в этом же году было упразднено самое старое мусульманское кладбище (первые захоронения датированы 847 годом, последние 1932 г.) в западной части Гезлева, нынешние улицы от железнодорожного вокзала «Евпатория-курорт» по Фрунзе, улицы Некрасова, Толстого, Коробкова до нынешней торговой площади «Дом мебели». В архивах сохранились карты, схемы, описи.

Территория ансамбля, объединяющая «ищущих Бога», была местом поиска «Духовного совершенства». Приходили в «ханака» правоверные «полировать зеркала своих сердец и избавляться от ржавчины привязанностей». «Эта была Кааба влюбленных. Это была Къыбла искренних, михраб тех, кто владел тайнами, кто не нуждался ни в чем. Это было пристанище чистых и верных, кто бесстрашно разверзал свою грудь, вырывал сердце и полностью отвергал себя. Там не было слышно ничего, кроме прекрасных мелодий «Возлюбленного», там не вдыхали иного аромата, кроме нежного дуновения «Любви» и «Верности». Все им было чуждо, кроме Бога. Они становились превыше «Разума», но для почитателя «Разума» они выглядели безумцами. Там вызывало высочайшее уважение тех, кто откладывал в сторону «Я» и «Мы» ради «Я есмь БОГ».

В мечети проводились пятничные молебни, зал был устлан прекрасными дорогими коврами, для омовения во дворе журчал источник, окаймленный розовым мрамором. Первоначальная мечеть не сохранилась, на ее месте в XVII веке была сооружена новая мечеть: одноэтажная с двухъярусным расположением окон – типичная для построек мечетей в Крыму. Простота форм сооружения со слабой освещенностью интерьера создавали ту таинственность, которая усиливала мистическое состояние дервишей. К сооружению мечети примыкает колоннообразный (а не кафедральный) минарет, сооруженный в конце XVII века, высеченный из тесаных блоков камня-известняка местных каменоломней. Завершал минарет конусообразное покрытие из свинца. Венчал его Алан – полумесяц, обращенный в сторону Къыбла.

В медресе получали «тайны премудростей чтения и письма» отпрыски благочестивых мусульман.

«...К сожалению, отмечают авторы книги „Керкинитида – Гезлев – Евпатория“, те скудные сведения, которыми мы располагаем об ансамбле построек средневекового монастыря, не позволяют нам восстановить подлинную историю».

– Подлинную историю Гезлева мог знать только коренной народ, историю которого так безжалостно, жестоко уничтожали, – рассказывает коренная евпаторийка, столетняя Бахтыл Османова, – разрушались средневековые архитектурные памятники, изымались и сжигались книги, кладбища подпадали под ножи бульдозера, сравнивались с землей. Уничтожалось все, что было связано с историей коренного народа, а сам народ истреблялся, вплоть до депортации всех крымских татар с территории Крыма.

Ансамбль «Текие-дервиш» состоит из разновременных построек: Текие считается первоначальным сооружением, медресе, более ранним строением начала XVIII века, вопрос возникновения мечети, также его современное название «Шукурулла-эфенди» является спорным и есть предположение отнести его к началу XVII века, а название мечети, по сведению коренного евпаторийца, имама мечети «Хан-Джами» Алиева Энвера, была «Джума-джами».


Минарет мечети «Джума-Джами», 2001 год. Фото А. Яшлавской

– Мечеть, где служил имамом Шукурулла-эфенди, – рассказывает Аджи Энвер-эфенди, – находилась недалеко от армянской церкви, на улице нынешней Интернациональной. Видимо, чиновник, который делал перепись мусульманских мечетей, допустил ошибку в названии мечети в текие, и так вошло в реестр. Мы всегда эту мечеть до депортации 1944 г. называли «Джума-джами».

Изучая строение и основание мечетей, которые были в Гезлеве уничтожены, Моисей Гинзбург отмечает: «Минарет мечети в ансамбле „Текие“ очень похож на минарет мечети „Ашик Омера“. Они имели одинаковые основания, оба невысокие, колоннообразные».

Таким образом, напрашивается вывод, что обе эти мечети построены по одному и тому же проекту. По архивным материалам мечеть «Ашик Омера» находилась в Гезлеве на современной улице Караимской, угол ул. Д.Ульянова (современный микрорынок). Тот же чиновник назвал древнейшую мечеть Ашик Омера «Анной Беим».

Да, жил неподалеку от этой мечети караим Исаак Соломон Беим, не в честь ли его семнадцатилетней дочери, которая рано умерла, переименовал тот же чиновник мечеть «Ашик Омера»?

Само здание мечети «Ашик Омер» сохранилось со стороны современной улицы Володарской, там живут переселенцы из других городов России.

Здание медресе в ансамбле «Текие-дервиш», вскоре после аннексии было закрыто, там была устроена кофейня, в советский период в нем сделали «Чайную». В 80-х годах XX столетия археологи Крыма решили для себя построить гостиницу, пристроили второй этаж. В таком виде представлен ансамбль «Текие-дервиш».
^ Азиз – святая могила
Наш народ всегда ценил и оберегал свой край. Он знал цену каждой крупинке плодородной земли, радовался и благоустраивал любой источник воды, лелеял и оберегал их, радовался восходу солнца, любой свежей зелени, с трепетом выращивал деревцо. Он всегда хотел украшать свою землю, жить вечно рядом с прахом предков и никогда не умирать! Он помнит обычаи, рассказы своих дедов о бережном отношении к воде, о целительных свойствах священной воды, который бил ключом у святой могилы.

Святым источником в ансамбле «Текие-дервиш» был колодец, прорытый на глубине 13 метров, с чистой прозрачной водой и очень хорошего вкуса, а у стены текие была могила святого, который якобы по ночам ходит по территории в облике мальчика во всем белом.

Во все времена Крымский полуостров был лакомым кусочком для воинствующих соседей. Одни племена заходили, другие выходили из Крыма, но коренной народ оставался. Фельдмаршал Миних дотла сжег Гезлев. Последующие войны использовали самую современную технику, характерно то, что ни одна пуля, ни один снаряд, ни одна бомба не попала в текие. Не это ли подчеркивает святость этого места?

Во дворе ансамбля «Текие-дервиш», останавливаясь у ворот, посетитель моментально чувствует совершенно другую ауру. Входящий как бы попадает совершенно в другой мир. В зале текие каждый ощущает на себе биоэнергетические заряды. Наблюдения показали, что посетители после посещения этого святого места приобретали душевный покой, многие недуги забывались или вовсе исчезали. Это действительно так! Не это ли подчеркивает еще раз то, что в древности ученые улемы, шейхи знали законы природы, и места для строительства монастырей выбирали в определенных местах, возможно, они знали свойства биотоков. Среди кладбищ, у источников воды строились дюрьбе – усыпальницы, увековечивались имена людей, которые делали добро, совершали подвиги во имя человека, превращали эти места в святыни. Люди, которые приходили в такую обитель, становились душевно чище. Они, которые шли на поклонение святым, верили, что они исцелятся не только от недуга, но и от дурного помысла, Аллах поставит его деяния на путь истинный. Но в это нужно очень верить! Эти места были отведены для людей, которые отвергали все блага и отдавали себя Богу, это были дервиши.

Среди мусульман Крыма особенно сильна вера в целительную силу святой воды – аясма. Посетивший текие, из колодца черпал воду, испив её, совершал омовение перед молитвой в мечети. На ветке дерева оставлял лоскуток от своей одежды, как бы просил Святого Азиза ходатайствовать перед Всевышним, чтобы он избавил его от недуга или порока. Воду набирали в емкости и увозили домой, чтобы напоить ближних. Вода в колодце текие имела свои особые свойства исцеления. Об этом сохранились легенды, их рассказывают старые степняки – крымские татары, которые помнят рассказы своих дедов, отцов, бабушек.

Во всех уголках полуострова можно было встретить святые могилы Азиза, теперь их почти нет. Коммунистический режим стер с лица земли то, во что так верили и поклонялись аборигены полуострова. Но память людскую невозможно уничтожить, невозможно убить в человеке великую любовь и привязанность к своим корням и истокам.

С наступлением теплых дней начинали стекаться к святыням паломники, дервиши для совершения молебни и зикр, дабы найти «успокоение души, приобрести силу и веру в себе, исцелить душевные раны, недуги, мучающие после походов, поклониться и отдать дань любви Всевышнему!».

«Действительно, жили тут люди долго, – иные сто лет и больше. Где бы он ни был, всюду и всегда скажет, что нет земли лучше Крыма. И если ему суждено умирать в чужой земле, он всегда хотел, чтобы его кости покоились у себя на Родине», – рассказывает Абибулла Халил-оглу.

Такие святые могилы были близ Алушты, при монастыре Святого Козьмы и Дамиана, куда стекались паломники мусульмане для омовения в источнике и поклонении могиле святого.

В северо-восточной части Симферополя, в старой части Акъ-мечети была могила, огражденная каменной стеной. Здесь был похоронен святой Салгир-баба. К могиле святого приходили за исцелением мусульмане со всего Крыма. 3 июля 1736 года войска палача фельдмаршала Миниха выжгли Акъ-мечеть, с тех пор эта часть города не могла подняться.

До сих пор можно услышать легенду о священной могиле Азиза в селе Эски-Ода (переименовано в село Лозовое) под Симферополем, в саду устроенный и принадлежащий мурзе Крымтаеву, (впоследствии завладел этим садом князь Долгоруков). Село Эски-Ода считалось одним из древнейших поселений крымских татар.

За Успенским скитом, против Чуфут-Кале, близ Бахчисарая, могила святого Гъазы Мансур-Султана. Это он, погибнув на чужбине, вернулся в свой сад и принес свою отрубленную голову под мышкой к себе на Родину.

Под Феодосией на горе Къара-Даг сохранились следы могилы Азиза.

В народе сохранилась легенда о трех святых села Бай-Къыят (Владимирка, Черноморского района), села Айдар-Гъазы, Сакского района. В Саках, на старом мусульманском кладбище, которое стерли с лица земли, был прекрасный дюрьбе (усыпальница) святого Азиза, который реставрировали в 1910 году, сохранились архивные материалы. Рядом с могилой пробивался родник с целительной водой, здесь останавливались путники испить святую воду, напоить уставшую лошадь и верблюда, помолиться Аллаху, попросить легкой дороги и здоровья, оставить свой «автограф» на ветке святого дерева.

Такая святая могила была на территории ансамбля «Текие-дервиш». У стены текие с северной стороны, где раньше были входные двери на территорию, при входе в метрах трех слева, прорисовывается схема этой могилы. Мы надеемся, что эта святыня восстановится со временем. Местные люди рассказывают о чудодействиях текие и святой могилы неизвестного шейха. Многие, кто приходил в текие, это испытали на себе.

Итак, экскурс в мусульманское зодчество ставит справедливый вопрос: кто такие дервиши, как они попали в Крым, о чем они философствовали в затворничестве, что выражалось в мистических плясках?
^ Ищущие успокоения души
Степь. Сумерки быстро сползают в низину, по которой проходит узкая тропа, ведущая к ближайшей кибитке из глины и камыша. Легким туманом кружится пыль. Обгоняя друг друга, то застывая, катятся два шара перекати-поля. Воздух доносит унылую мелодию, исполняемую старческим голосом. На тропе появилась высокая худая фигура незнакомца. Неспешным размеренным шагом, с посохом в руке, в странной одежде весь из заплаток, на боку высушенная тыква. Человек поравнялся с одним из перекати-поле. Остановился, как бы рассматривая степного скитальца, покачал головой, что-то про себя сказал и снова запел свою песню. Длинный шлейф развевался на плечах, высокая, остроконечная шапка, перетянутая белой широкой тесьмой, подчеркивала, что странник возвращается из паломничества. Усталый взгляд, запыленная одежда, ниспадающие на плечи давно немытые длинные, темные волосы навеяли бы тоску, если не его глаза, неожиданно сверкающие таинством. На ногах стоптанные чарыки, перетянутые грубой веревкой. Это странствующий дервиш – еремит.

Дервиш, в переводе с персидского языка, означает нищий.

У мусульман – это человек набожный, ищущий успокоения души в отшельнической жизни. Дервиши, последователи суфийских идей (слово «суфий» в переводе означает «вольнодумец»). Соблюдение правил и обычая тарикъат (духовного пути) входит как одна из частей в «адеб-ханака».

Целое суфизм – это адеб (правило, этикет, культура).

Суфизм первоначально принял форму оппозиционного мистицизма, направленного против роскоши и лицемерия знати. В суфийской проповеди отказ от всех земных радостей, богатства, роскоши, изнеженности нашел выражение растущий протест против несправедливого распределения благ. Первые суфии носили грубые простые одежды из овечьей шерсти «хирка», «суфи», откуда, как полагают, и произошло слово «суфий».

Рассказывают, что однажды святой Баязид Вистами, идя по дороге со своими учениками, увидел отрубленную голову, лежащую на обочине. На лбу ее было написано: «Он теряет и этот мир, и загробную жизнь» (из Корана). Баязид поднял эту голову и поцеловал ее. Когда путники спросили его, кто был этот человек, он ответил: «Это голова дервиша, который отказался от обоих миров ради Бога».

Под влиянием духовенства появляется новая форма суфизма. Некоторые суфии стали призывать народ только к благочестию, покорности властям, следованию шариата. Наибольшую роль в слиянии суфизма с ортодоксальным мусульманством, в создании особой, отвечающей интересам феодалов формы суфизма, сыграл крупный богослов и философ Мухаммад Гъазали (1058-1111 гг.)

Вначале секта суфиев определялась сухим формализмом ислама, это учение не признавало никакой обрядности, вместо нее суфии стремились к мистическому «слиянию с божеством». Создавались братства для совместной молитвы, объединяющие представительство дервишей-аскетов (подвижники), анахоретов (отшельники), еремитов (странствующие пустынники).

Первые религиозные братства приписывают пророкам Абу-Бакру и Али. Братства преобразовывались в ордена, таких орденов в XIX веке насчитывалось свыше 70, около половины в Оттоманской империи, остальные в Персии, Аравии, Центральной Азии, Северной Африке.

Древнейшим орденом считается «Эльване», основанный шейхом Эльване, который умер в Джиде 766 году, также древнейшими считаются ордена Эдгемит, Вестами, Сакъати. Европейцам знаком Д.Руфаи из Константинополя, который поражал зрителей глотанием шпаг, огня и т.п. Известны ордена Кадири, Нурбаши, Мевлеви, Бедеви (Бедуины), Бейрами, Накъшбанди, Сзади. Большим влиянием у янычар пользовались Бекташи, основатель которых благословил это войско при его формировании. Султан Мехмед-II, уничтожив в 1828 году янычар, старался всеми мерами полностью истребить секту Бекташей.

Дервиши занимали в среде религиозных мусульманских учреждений то же положение, которое принадлежало в христианстве монахам. Как те так и другие составляли избранные дисциплинарные корпорации (общества, союз), достигшие среди дервишей «поразительного совершенства». «Он содержится в мире, и в него мир обратно стечет. Мир (материя) есть эманация Божества, и сам по себе имеет лишь призрачное существование, его видимое разнообразие в формах и красках – обман наших чувств. Он один, как единое Божество, Бог разлит во всем мире в виде Всемирной души, в человеке есть его часть и высшее счастье человека отрешиться от личного «Я», когда влюбленный становится искренним, он слышит зов Бога в каждом звуке. Каждой мелодией «Возлюбленный» (т.е. Бог) подает ему знак. Келья отшельника или собрание суфиев, одиночество или толпа – все это не имеет для него никакого значения. Иногда он плывет по волнам «сэма» опьяненный, но еще существующий, иногда он растворяется в море небытия, иногда, как глава круга познавших Али, он слышит, что колокола поют: «Боже пречистый. Бог – мой владыка, предвечный, нужды ни в чем не знающий», «... как Шибла (суфийский святой IX в.), он может услышать звук «ГУ», «ГУ» в ворковании горлицы, как Моггар-Раби (знаменитый суфий XIV в.), он может услышать «Аллаг, йа Аллаг» в обычном звуке поворачивающего мельничного колеса».

Подобно тому, как древние анахореты основывали в уединении христианские монастыри, куда стремились их ученики, мусульмане основывали текие, куда привлекались веровавшие в их духовное превосходство. Къайгусыз Абдал – суфийский ашыкъ XIV в., образовал братство Абдалов. Шейх Нажмет-дин Къубра, в Соктари, близ Бухары, основал орден Къубрия, среди его учеников был султан Велед-эд-Дин-Руми, отец великого Джалал-эд-Дина Руми. Шейх Абдурахман Джоми в Герате основал орден Накъшбанди. Поэт XV в. Пир Султан Абдал был членом ордена Къызыл-Баши. Общину Текке «Эмрелер ашикълар» возглавлял шейх Тантыкъ Эмре.

Среди перечисленных орденов только семь были признаны Султанской Турцией и семь великих шейхов считались среди мусульман святыми и почитались. Но независимо от этих признанных официально семи дервишеских святых, во всякое время бытовали массы мелких шейхов, репутация которых была так же эфемерна и кратковременна, как их проповедники. Эти мелкие шейхи начинали всегда с какого-нибудь нового принципа, который сразу привлекал известное число адептов (последователей) и обеспечивал им временную известность и влияние. Эти первые успехи давали шейхам возможность обратить их жилища в текие. Превращения совершались без затруднений, обычно начинали с воздвижения мавзолея в нижнем этаже, куда клали останки покойника, превратившегося в святого за какие-то мученические или праведные поступки. С наружной стороны жилища прорубали небольшую нишу, в которой ночью постоянно горела свеча, а внутри небольшой комнаты делали различные надписи, украшали декорациями, коврами, создавали интимное состояние. В соседней же комнате, более просторной, собирались адепты на свои проповеди, совещания. «После этого оставалось устроить вход приличным образом и расписать фасад зеленою краской, особенно любимою дервишем».

Адепты подразделялись на разряды, например: адепты первого разряда, назывались «Деде» – отцом, дедом. Деде образовывали совещательный и административный Совет ордена. Между Деде и шейхами хранились предания и тайны ордена, они-то тайно двигали его нитями и заставляли действовать его членов. Дервиши одного и того же ордена имели условные франмассонские знаки, которые употребляли в отношениях между собой (телодвижения, специальные фразы и др.), никто кроме них этими секретами не владел. Особые золотые, серебряные, медные, деревянные пластинки – пайцзы – с изображением или надписью, служили дервишам для выполнения секретных миссий и означали неприкосновенность этой личности.

Членов ордена дервишей можно было найти во всех слоях мусульманского общества от самых бедных и до высших. Самые высокопоставленные лица вписывали свои имена в число мюридов (послушник, последователь). Мюриды во главе с шейхами каждый день совершали пятивременный намаз, исполняли особые гимны (зикр) тексты которых имели догматический и нравственный характер. Семь зикр, составляет «тельки», который позволяет при обязательном порядке исполнения, подняться по двенадцати ступеням аскетического созерцания.

Аллаяр, автор аскетической книги «Сюбют-уль-Аджизин» комментирует смысл каждого из семи «зикр»: «Не давай птице размышления улететь (из гнезда души твоей), чтобы яйцо души твоей не сделалось болтуном».

Аскеты, основываясь на психологические познания человека, учат своих учеников приведения в порядок ум и сердце.

Автор статьи «Дервишеские общины» в 17 томе «Энциклопедии» поясняет о семи зикр: «Первым из семи изречений (зикр) исповедуется единство Божье; вторым прославляется Его могущество, третьим – Его вечность, следующие – другие свойства Бога. Далее размышления о них переходит к самым произвольным сближениям: «... число семь есть указание на семь твердей небесных (Аль-Коран, 2, 27, 23, 17)» на семь блесков божественных, из которых проистекает, по мнению мусульман, семь цветов радуги.

«....Хоть семь небес, хоть восемь над землей...» – вторит Омар Хайям, как бы в подтверждение того, что Бог, сотворив землю, разделил небо, состоящее из дыма на семь (восемь) небес, получивших разное назначение.

Каждый дервишеский орден, из семи официально признанных, в свою очеред разделялся на множество мелких общин, и в таком виде распространялся по «мухаммедаским странам». В каждом более или менее значительном местечке, городке непременно была дервишеская община какого-либо ордена, обыкновенно состоящая из 30-40 мужчин.

Женщины имели право быть членами дервишеской общины, присутствовать в текие на религиозных обрядах в специально отведенном месте: галерее или балконе.

Во главе каждого ордена дервишей стоял шейх (старец, руководитель исламской общины). Власть и священный характер которого были наследованы, т.е. переходили от отца к сыну. В случае прекращения рода первого шейха, орден избирал нового шейха и вследствие этого основывал новую династию. Шейхи были наделены большой властью, потому что их адепты обязаны были слепо повиноваться. Эту власть шейхи получили благодаря своему социальному влиянию, «... о котором не могло мечтать православное духовенство».

В XI веке суфизм получает широкое распространение.

Шейх Абу Сайд (умер в 1049 г.) строит в Нишапуре дервишескую обитель и ведет там проповеди и диспуты с богословами. Шейх Абуль-Къасим Кушейри (умер в 1073 г.) создает теоретический труд по суфизму.

Один из первых суфиев шейх Абдаллах Ансари, да будет им доволен Господь, завещал своим сподвижникам: «запомните хоть по одному изречению каждого старца, а если не способны на это, то не забывайте хотя бы имена – и это вам полезно». Говорят, что на следующий день того, как покойники восстанут из могил, спросит всевышний у одного из рабов своих, униженного нищетой: «Знавал, ли ты такого-то мудреца, жившего в такой-то местности? И ответит бедняк:

«Да, знавал». И тогда последует повеление: «Милую тебя во имя Его».

Крупные теоретики суфизма, философ Насир, сын Хусрава Ансари – выдающийся поэт и философ. Был крупным деятелем исмаилитов, организатором и духовным главой исмаилитского движения в Средней Азии и на территориях современного Восточного Ирана и Северо-Западного Афганистана, верховным эмиссаром у правителей Египта из династии Фятимидов (909-1171), Использовавших исмаилизм в качестве орудия своей политической экспансии и борьбы за главенство в странах, где основной религией был ислам.

Философ Мухаммад Гъазали и его брат Ахмад Гъазали, обосновавшие особую суфийскую теорию мистической любви, а также выдающиеся поэты суфийского направления, Кемаль-ад-Дин Маъсуд Худжанди, четыре года провел в плену на Волге в Золотой Орде. Захир-ад-Дин Тахир Фаръяби (1156-1201 гг.) блестящий мастер панегирических къасидов.

Значительную часть жизни провел в странствиях, разъезжал от одного двора султана к другому двору. В конце жизни отказался от придворной жизни и стал отшельником. Зун-н-Нун Мисри (ум. 859 г.) был одним из ранних авторитетов суфийской теории познания.

Принято считать, что Гъазали в своих трудах с помощью суфийских идей разрушил рационалистическую философию в странах распространения ислама, хитроумно соединил суфийские мистические и богословные начала религии ислама и надолго охранил тем самым мусульманское богословие от философского тупика и дискредитации. Благодаря его одаренности и глубоким познаниям философии, его труды сыграли и другую роль. В книге « Макъа-сид-аль-Фаласафа» (Цели философии) он изложил, например, ради опровержения основные учения перипатетиков настолько точно и четко, что это изложение долгое время использовалось как лучшее пособие по их учениям, независимо от поставленных автором задач и объективно способствовало распространению рационализма.

В творчестве Насира Ансари применена форма рассуждения, перемежающегося с народными занимательными притчами, сыгравшую впоследствии роль в развитии композиции дидактической поэмы (творчество Аттари, Низами, Джоми) интересны и его рубаи, иногда близкие к народным.

Абуль-Мазж-Санаи, оставаясь поэтом-мистиком, поднимался выше своих обычных мотивов и религиозной ограниченности, и тогда в его противоречивой поэзии в своеобразной форме отражались настроения народа.

Ранняя поэма Фарид-ад-Дина Аттари «Хусра-и-Гуль» – романтическая любовная история, вероятно восходящая к греческому роману. В ней заметен лишь налет мистицизма. Аттари принадлежит написанная великолепной прозой тазкира – биография видных суфиев.

Ведущую роль в развитии гуманистических идей в рассматриваемом периоде сыграл писавший на фарси великий азербайджанский поэт Низами Гянджави (умер в 1209 г.), создатель прославленных «Хамса» (Пять поэм), на которые потом писали поэтические ответы – «Назира» – десятки поэтов, слагавших стихи на фарси, узбекском, турецком и др. языках.

«Да светится тайна его» – традиционная формула, употребляемая после имен умерших выдающихся деятелей суфизма.

Чтобы иметь более полное представление о дервишах Крыма, совершим небольшой экскурс в прошлое, давно минувшее.

Встреча двух великих людей, которые положили основу учения, идею личного общения человека с Богом, путем мистического экстаза (отмолчаливого созерцания и самоуглубления до общих молений вслух, сопровождаемых пением, музыкой, ритуальной пляской). Два человека, встретившиеся более семисот лет тому назад, не только открыли себя друг другу, они совершили еще одно открытие – ЧЕЛОВЕКА ДЛЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА.

...Конье в древности именовавшаяся Икониум, была когда-то столицей могущественного государства тюрок-сельджуков. Сейчас это чистенький аккуратный провинциальный городок ремесленников, торговцев, служащих. По улицам разъезжают фаэтоны. Их в раза два больше, чем такси. От былого величия остались в Конье медресе с кружевными порталами, покрытыми сплошной вязью каменной резьбы, гробницы ученых богословов-улемов, мечети и караван-сараи, круторебрые арочные мосты удивительной каменной кладки. Все это великолепие, пережившее века, было создано в годы правления сельджукского султана Ал-лаедина (1218-1236). Эти годы, за которые в Конье было построено и возведено столько, сколько не строили за предыдущие двести и за двести последующие лет, были короткой передышкой между нашествием крестоносцев с запада и еще более страшное – монгольское нашествие с востока. Но главную славу Коньи составили не султаны и воины, не почтенные улемы и даже не замечательное искусство сельджукских мастеров, а СЛОВО. Слово одного из величайших поэтов земли, мыслителя и гуманиста Джалал-эд-Дина Руми, которого здесь звали «Мевляне» (Наш господин).

Джалал-эд-Дин Руми (1207-1272) происходил из древнейшего литературного центра – города Балха. Перед монгольским нашествием он в возрасте 14 лет вместе со своим отцом Велед-эд-Дином Руми покинул родину и, побывав в Нишапуре, Хиджазе, Сирии остановился в Конье (Малая Азия). Получил высшее, по тому времени, образование сначала под руководством своего отца в самой Конье, а затем в Алеппо и Дамаске, он стал заниматься преподаванием. В 1244 году под влиянием встречи с одним из дервишей, он передал своим ученикам преподавание и руководство созданным им суфийское братство, а сам избрал отшельнический образ жизни.

Писал ли он в эти годы стихи неизвестно. Известно лишь, что поэтом, которого знает весь мир, он стал 26 ноября 1244 года. В этот день произошла встреча с неистовым странствующим дервишем Шамс-эд-Дин Мохаммед Ассар Табризи (точные даты жизни неизвестны). Не будь этой встречи, по иному чувствовали и думали бы десятки миллионов людей от Средней Азии до Аравии, от Индонезии до Северной Африки. Для второй природы человека, именуемый «культурой», она имела такое же значение, как встреча Сократа и Платона, Шиллера и Гете.

Что же был за мир, куда позвал будущего поэта его таинственный друг? Каким знанием наградил он его? Каждое слово Шамс-эд-Дин, сказанное публично, записывалось учениками поэта. Эти записи и свидетельства самого поэта, запечатленные в его стихах, несмотря на туманность речей Шамса, позволяют сделать определенные выводы.

Шамс-эд-Дин с иронией отзывался о схоластической книжной науке: по его мнению, она полезна лишь для того, чтобы уяснить ее бессилие: «Ученые наших дней, – говорит вслед за своим другом Джалал-эд-Дин, – умеют на сорок частей расщепить каждый волос в своих науках, но самого главного, того, что для них важнее всего, – кто они сами – не ведают». С еще большей резкостью высказывался Шамс о богословах, сделавших веру своей профессией, о дервишеских шейхах: «... Шейхи и суфии – разбойники с большой дороги веры». «Они превратили веру, так же, как ученые науку, в цель. И вера, так же, как наука, в руках схоластов», «стала завесой, скрывающей истину», ибо ни вера, ни наука, а всего лишь средство».

«Что же цель? Все на свете – жертва человеку, – говорит Шамс, – и только человек – жертва самому себе». Джалал-эд-Дин вторит ему в стихах: «Ты стоишь обоих миров, небесного и земного. Но что поделать, коль ты сам не знаешь себе цены?»

«Цель человека. Ты можешь забыть все, кроме одного: зачем ты явился на свет. Не продавай себя задешево, ибо цена тебе велика!»

«Цель – совершенный человек». А таковым для Шамса был лишь человек, познавший себя и забывший о себе.

«Совершенный человек» для него – венец творения. Отсюда он делает еще один шаг;

«...познавший себя и в самозабвении слившийся с миром человек равен Богу». Джалал-эд-Дин писал: «О, те, кто взыщет Бога! Нет нужды искать его. Он – это Вы!» Таково вкратце было то новое знание, которое он «открыл» Джалал-эд-Дину и которое тот сделал предметом великой поэзии.

Всемирно известная поэма Джалал-эд-Дина Руми «Месневи» (двустишье) насчитывает более тридцати одной тысячи стихотворных строк. Эта книга, подобно которой не знает мировая литература. О чем же эта книга? О единстве мира и единства человечества. Но и о бесконечном разнообразии мира и разъединенности людей. О величии совершенного человека. Но и о человеческих слабостях. О любви. В ней есть все. Она сама – как мир, единство которого проявляется через бесконечность многообразия. В «Месневи» вошли сказки, притчи, легенды, пословицы многих народов. Но она все-таки сложена одним человеком.

Вскоре после создания «Месневи» ее стали заучивать наизусть. Создавались специальные школы «Дар-уль-Месневи», где изучали и толковали поэму. Из нее были составлены десятки сборников, написаны сотни томов комментарий и толкователей к ней на арабском, персидском и тюркском языках. Лишь религиозностью христианнейшей Европы и невежеством ее можно объяснить, что вплоть до XIX века в Европе почти ничего не знали об этой книге.

Ныне стихи Джалал-эд-Дина Руми переведены на большинство языков мира. Трудно найти какого-либо выдающегося мыслителя в мусульманских странах, который не испытал бы его влияние, не читал бы его стихов. В XIX веке, идя на казнь, читал вождь народного восстания в Иране Сулейман-хан. Великий индийский поэт XX века Икъбал называл «своим учителем и наставником».

В эпoху крестовых походов и фанатизма Джалал-эд-Дин Руми проповедовал равенство людей независимо от религии, цвета кожи и языка, воспел величие человеческого рода. После смерти Джалал-эд-Дина сочинители «Житий» стали изображать его «Святым чудотворцем», его привычки и обыкновения, манера одеваться, его пляски и сами его стихи были канонизированы, превращены в часть религиозного обряда.

После смерти Джалал-эд-Дина его сын основал орден «Мевлеви», освятил его именем поэта. Есть два способа расправы с неугодными мыслями, утверждает восточная мудрость, первый – уничтожение мыслителей и их книг, второй, наиб