Реферат: Логика русского языка

Юрий Нечипоренко

Классикязыкознания Вильгельм фон Гумбольт писал "… слова и формы слов образуюти определяют понятия и различные языки по своей сути, по своему влиянию напознание и на чувства являются в действительности различнымимировидениями". Отсюда следует, что гносеологии (теории познания),развиваемые в русле культур разных народов, различаются и логики, которымируководствуются народы в своей деятельности, не вполне совпадают.

Языкв целом — основание орудийной познавательной деятельности. Нильс Бор говорил о«подвешенности» познающего сознания в языке. Сознание тех, кто думаетпо-русски, движется в реалиях русского языка, по его законам. В зависимости оттого, откуда и как то или иное слово является в сознании человека, в какой«свите» и в какой ситуации, как оно запечатлевается, могутразличаться личностные, сословные и другие значения слов. Для того, чтобысформировать поле согласия: восстановить единые исходные значения слов, а затемрассмотреть исторические превращения их смыслов, необходимо воспользоватьсятолковыми и этимологическими словарями. Не следует придавать большого значенияотдельным различиям толкований слов в этих словарях — важнее дыхание русскогоязыка, которое есть в словарях Даля и Фасмера. Эти словари явились в результатеподвига людей, показавших возможность глубокого личностного знания о соборномсознании народа, запечатленном в его языке.

Влияниеродного языка на формирование духа народа рассматривалось немецким языковедомВайсгербером. Народы ранее по-русски назывались «языки», и мыпопробуем найти в русском языке основание логики и онтологии той культуры,которая создается усилиями людей, думающих по-русски. Корнем логики, онтологиии гносеологии служит логос, или по-русски «слово».

Рассматриваяслово «слово», мы обнаруживаем, что в древнерусском языке оно имелочетыре значения: дар речи (1), смысл (2), поучение (3), письмо (4)

1.Дар речи — в этом значении присутствует представление о божественной благодатии благодарности за счастье владеть словом.

2.Смысл — (то же значение, что и у греческого логос), «мысль» восходитк индоевропейскому meudh-, mudh- «стремиться, страстно хотеть».Древнерусское «идея, суждение, намерение».

3.Поучение — отметим древне-индийское ucyati — «является привычным,подходящим», «находит удовольствие».

4.Письмо — «писать» обозначало «изображать что-либо путемвырезывания или с помощью красок, раскрашивать, делать разноцветным,пестрым».

Слово- это божественный дар, в слове есть смысл, есть поучение и прорисовка(пестрота). Если значения (1) и (4) связаны с религиозным и артистическимисмыслами «слова», то (2) и (3) — с научным и образовательным. Словоимеет религиозную, смысловую, учебную и художественную ипостаси.

Словокак молитва, слово как мысль, как учение и как жест составляются и сливаются вцелостное СЛОВО.

Нарядус историческим наращиванием «культурного слоя» происходит закапываниепод этим слоем изначальных смыслов «слова». Ныне такие смыслывыявляются лишь с помощью терминов и словосочетаний, само «слово»теряет синкретический потенциал и глубину, оно становится более абстрактным,поверхностным. Этот процесс имеет свой смысл — но налицо выполаживание,упрощение «слова», что можно сравнить с засыпанием колодца, когдастены его обваливаются, он мельчает и все труднее становится доступ к воде. Этипревращения происходили за последние несколько веков. Ранее шли не менеелюбопытные процессы, которые мы можем восстановить из сравнительногосопоставления разных языков.

Дляэтого рассмотрим смыслы слов, которые ведут происхождение от того же корня, чтои слово «слово»:

Индоевропейскийкорень k'lou — слышать, слух, слыть, слава

латинскоеcluor — мнение, слава

греческое- молва, слух, слава

древнеиндийскоеsravas — звук, хвала, слава.

Словодается от Бога (1) и рождается из стремления (2), но по мере продвижения с югана север от древнеиндийского к древнерусскому языку смысл этого стремлениястановится все менее жарким и чувственным. Исчезают смыслы знания какмогущества (древне верх-нем kunnan — «быть в состоянии»,«мочь»), исчезает и смысл слова как славы, хвалы. Так же нет смысла«подходящий, удобный» в значении «слова» (3) — какпоучения.

Возникаетопределенный аскетизм — но понять смысл превращений трудно без анализа языковыхтабу.

2. Бритва сумасшедшего

Впротивовес принципу Оккама «Не умножать без достаточного на то основаниячисло необходимых сущностей» мы в рассмотрении полного смысла слова«слово» предлагаем принцип неуменьшения без достаточного на тооснования числа сущностей. Дело в том, что принцип Оккама предполагаетследующую ситуацию: есть некий объект, который подвергается исследованию иописанию. Это изучение проводит суб ект, который остается «за кадром»в данной ситуации, подобно оператору при съемке фильма. Субъект«наводит» свое сознание на об ект, как кинокамеру. Устройство камерыне интересует оператора, ему важно лишь, чтобы об ект попадал в объектив.Языковую активность сознания можно рассматривать как движениесветочувствительной «пленки». В свойства пленки и задачи режиссераоператор тоже не хочет вникать: зачем лишние сущности?

Конечно,при решении многих практических задач не обязательно применять сведения обистоках науки и свойствах познающего сознания. Однако отказ от опознанияприсутствующих в ситуации сущностей и «вынесение за кадр» самихоснований положения, в котором находятся объект и субъект означает введение подздание науки онтологической мины, которая грозит разрушением всегоинструментария познания. Орудование словами подразумевает привлечениемогущественных сущностей, которые переопределяют положение познающего сознанияи познаваемого явления. Истинным источником слова является не оператор, а тот,от кого он это слово получил в дар — язык (или божественная благодать, еслиследовать первому значению слова «слово»).

Слово- это орудие, цветущее многими смыслами, оно вырастаетна почве родного языка исращивает сознание человека с совокупным сознанием общества. Слово можноуподобить луку, изготовленному из ветки вербы — лук может послать стрелу мыслив цель, но этот желук, если его воткнуть землю, может пустить корни ирасцвести, превратившись в дерево действенного смысла (verb в переводе с латыниозначает «глагол»).

Границыприменимости «бритвы Оккама» следует понимать столь же ясно, как и последствияее использования в ситуации, когда бритва находится не в руках брадобрея,снимающего лишние волосинки с щек клиента, а в руках фанатика науки, которыйжелает отнять голову от тела с целью более детального изучения принциповфункционирования мышления. Зачем мысли тело? «Лишняя сущность!» Когдамы выказываем сомнение в применимости принципа Оккама — речь идет не осохранении волос, а о том, чтобы голова оставалась на месте.

«Снявшиголову, по волосам не плачут» — эту пословицу можно рассматривать, какпример силлогизма, умозаключения, подытоживающего некий опыт.

Боратынскийкак-то заметил о том, что после долгих переживаний, на основании размышленийвдруг возникает прозрение — и понимаешь: — «Что? Точный смысл народнойпоговорки!»

Логикарусского языка может строиться на принципиально иных основаниях, чем формальнаялогика — на основаниях афористических образов и нечаянных проблесков мысли — подобных тем, которые виртуозно развил Розанов. Здесь может нарушаться принципсамотождественности, переопределяться цели и задачи исследования по мереразвития познания. Истина может претерпевать изменения вслед за жизнью, и«истинность и ложность» того или иного высказывания становятсяусловными и изменчивыми. Любопытно, что в последнее время в области математическойлогики появились работы, в которых рассматриваются подобного рода возможности исоздан аппарат, позволяющий следить за жизнью и развитием понятий(соответствующий формальный язык построил профессор Николай Непейвода).

Пословицыи поговорки несут в себе синкретичное восприятие мира — интеллектуальную ихудожественную составляющую слова. Они содержат то, что можно назвать«плазмой языка»: единство сообщения и выразительности, придающеематерии речи характер целостности. Живую речь в обществе можно сравнить сплазмой в межклеточном пространстве организма, которая омывает отдельные органыи переносит жизненно необходимые вещества. Язык как плазма является необходимымпитательным субстратом общества, без которого оно не может существовать. В речиможно выделить плазменные структуры — эмоционально нагруженные ряды слов.Плазменность характерна для сгустков энергии в речи, которые в чем-то сходны сгорячими волнами лавы, извергающейся из вулкана. Истоки речи человека следуетискать в напряжении души, в тех участках сознания, которые пребывают всостоянии возбуждения. Там находятся начала речи: «оттуда» возникаетжелание сказать.

Всякаяфраза произносится из своего участка души — и несет информацию о нем, оформировании этим участком его интонационных фигур. «Запал», которыйопределяет энергию внимания и интереса, перемещается по пространству души вовремя речевой деятельности. В каждый момент работают те участки души, которыесвязаны с «водителем» интереса. То коллективное бессознательное,которое входит в «устроение души», выказывает себя в истоках логикиязыка (если рассматривать не формальную, а «диалектическую» логику, вкоторой по Гегелю происходит мерцание, между «бытием» и«ничто», характерное для категории «становления»). Механизмстановления высказываний определяется логикой языка: посредством языкапроисходит «форматирование» сознания.

Всознании возможно сосуществование нескольких форматов, обучение разным языкамможет дать основания человеку думать на нескольких языках. Но родной язык,впитанный с материнским молоком, определяет само устроение души, формирует дух,который затем уже может претерпевать самые удивительные превращения, сохраняятем не менее нечто постоянное. То, что сохраняется — «предсуществующее», о котором писал Лосев, или «первоформы»,известные из восточной философии. Лосев называл метод своих рассуждений«диалектической логикой». Ныне часть философов, уставшая от марксизмас его «таранным» аппаратом, чурается «истертых» понятий: нодиалектическая логика есть в изначальном смысле не что иное, как логикаразговора, искусство вести беседу, выясняя смыслы отвлеченных понятий. Логикадиалога родилась в разговорах Сократа — у Платона она предстает в блескесинкретизма, где метафоры и образы, обращенные к уму и сердцу собеседника,сообщают ему больше, чем любые точные мысли. Сократ в своей последней беседеперед смертью сказал, что миф — высшее, что может создать человек.

3. Возделанность души

Представленияо предсуществующих идеях нашли подтверждение в открытии генов, к сходнымпредставлениям приходят и психологи, работающие с детьми — психика ребенка неявляется чистым листом бумаги, на котором можно написать любые иероглифы. Душамладенца избирательно чувствительна и способна активно реагировать наопределенного рода воздействия. Действия, входящие в противоречия с темиструктурами коллективного бессознательного, которые определены«социально-культурном» архетипом, вызывают душевные травмы — психозыи неврозы у детей (эти аффекты исследованы работах Ирины Медведевой и ТатьяныШишовой).

Сознаниеребенка несет объемные культурные матрицы, содержит в себе сообщение, котороеможет быть услышано и востребовано. Это сообщение о норме: оно неявным образомзаключено в душе ребенка. Французский психолог Пиаже выделяет определенныестадии развития сознания, этапы реализации программы по освоению понятий.Детская психика — активно ждущая, открытая для восприятия определеннойинформации, младенец способен нормально развиваться в неком русле, при выходеза границы которого возникает сигнал опасности — невроз. Помечены лишь границынормы, психика ребенка может занимать любое положение внутри«социально-культурного» архетипа, где хватает пространства дляиндивидуальных, групповых и этнических особеностей психики, не выходящих зарамки общего культурного архетипа.

Идеи,которые сейчас выступают как предсуществующие, исторически вошли в плотькультуры — и погрузились в ней «на дно» генетической памяти: ктосейчас вспомнит, что поля в центре России отвоеваны у леса, кто этудеятельность по освоению природных ресурсов назовет культурной? Генетическаяпамять человечества встроена в области коллективного бессознательного и дананам «сама собой», для ее усвоения не требуется специальных усилий — но при разрушении этой памяти возникает психическое сопротивление в виде самыхразнообразных аффектов.

«Русскость»в смысле культуры — определенная возделанность души, это возделывание совершенов истории (оно выражается в судьбе народа) и имеет результатом сплавгенетических предрасположенностей, определенные черты «коллективногобессознательного». При развитии на ребенка оказывает влияние среда,атмосфера, ландшафт, поступки старших, звуки, интонации, строй речи и такдалее. Прекрасно, если все эти структуры действуют «в лад» — тогда мыимеем целостное воспитание. Однако даже если возникает некотороераcогласование, «разнобой», структуры могут подстраховывать другдруга — и все равно возникнет «русская душа» как суб ект русскойкультуры. Она изначально (генетически) предсуществует, вопрос о «материалистических»способах ее трансляции, передачи есть лишь вопрос об «техникеродовспоможения».

Языкформирует дух народа. Поисходит это путем эманации — истечения, излучениявысшей сущности языка. Дух народа, в свою очередь, воплощается не только вбытовании разговорного языка — но и в обычаях, привычках, ритуалах, сказаниях,образе жизни. При отсутствии овеществленной «материальной» и живойповеденческой культуры первым средством трансляции духа народа становится язык.Большинство россиян живет не на селе, не в теремах и не в общинах, не празднуетобычаев предков — но говорит по-русски. Пока люди не разучились говорить, языкимеет значение для духовной жизни народа — он аккамулирует те функции, которыераньше исполняли няньки, дедки и бабки, привычки и ритуалы. Язык становится главнымносителем духа народа, поэтому так актуально выяснять его смыслы. Сейчас, живяв городе и глазея на рекламы и видиоклипы, народ уже менее защищентрадиционными оболочками культуры. Мы не можем себе позволить не уметь думатьпо-русски — щеголять другими языками, как то делала Татьяна«русскаядушою».

4. Логика пошлости

Уместность- одно из основных понятий восточной философии, наряду с неуместностью оносоставляет пару категорий, которая не имеет аналогов в западной философии.Некоторым аналогом неуместности можно считать русское слово«пошлость», которое, как известно, тоже непереводимо на большинствоевропейских языков. В то же время «прогресс» в буквальном переводе слатыни на русский будет означать «по-шагивание», «пере-шагивание»,«пре-ступление» и «по-шлость». Можно предположить, чтосовременная массовая культура, рожденная на Западе, не знает пошлости именнопотому, что пропитана ее духом, исходящим из чрева Прогресса. Одно изизначальных значений слова «пошлость» в русском языке — «то, чтошироко распространено» имеет смысл именно массового, стереотипногоповедения.

Аналогомкатегории «уместность» в смысле соответствия слова или поведениянекоторой ситуации есть понятие «адекватность», то же можно сказать иоб операционных понятиях ва английском языке типа «fit, suit» — новсе они имеют прикладное значение. Например, «адекватность» имеетпсихиатрический оттенок в связи с применением его в описании поведения (примеры«неадекватного» поведения в случае разного рода патологий являютсяпризнаками заболеваний).

Любопытно,что одно из значений слова «слово» — «учить», связано сдревнеиндийским ucyati — «является привычным, подходящим». Когда-тобыло очевидно, что учить можно только «привычному, подходящему» — тогда никаких аффектов не возникает.

Существуетобширная область медицинских знаний, связанная с изучением различного родапатологий (пато-логия, наука о страдании) и не существует, за исключениемницшеанских и шутовских затей, науки о норме. Сосредоточение внимания научногосообщества на дефектах, изощренное исследование патологий свидетельствует оперекосе, которое существует в общественном сознании. Интерес к патологииобусловлен интересами больных, социальным заказом, исходящим от страдающейчасти населения. Врачи-психиаторы, взирающие на мир сквозь призму увечногосознания своих подопечных, создали ряд моделей душевных заболеваний, которыезатем легко были перенесены на психику здоровых людей: это и есть путьпрогресса в психиатрии. Однако набором закономерностей, выявленных при изучениипатологий, норму описать невозможно.

«Труднооценить ту степень разрушающего влияния, который оказало учение Фрейда наевропейскую культуру ХХ века» — эти слова бельгийского драматурга Мишеляде Гальдерода характеризуют результат безоговорочной веры в прогресс, лишенныйв отличии от религии, охранительных принципов меры и целостности. Психоанализдал толчок развития новым представлениям о человеке — но оказалось, что областьего применимости весьма ограничена. Фрейд занимался изучением пациенток,принадлежащих финансовой верхушке Австро-Венгерской империи. Новая элита имеласвои характерные трудности, связанные с комплексом избранности и приводящие котклонениям в поведении. Ритуализация и церемониалы, которые издавна не толькопозволяли организовать общение, но и предохраняли от психических травм, былиотброшены новой элитой, которая не видела в них рационального, позитивноготолка — и результатом явилось возникновение затруднений в трансляции культурныхсмыслов.

5. Рай понимания

Восновании поведения человека лежит нечто более фундаментальное, чем«инстинкт продолжения рода». Этот инстинкт есть частный случай болееобщего «информационного инстинкта», проявляющегося в потребностиобщения, сообщения и передачи информации в двух направлениях — по наследству,«во времени» и по отношению к среде, обществу — «впространстве». Человек постоянно встречает сообщения и оставляет их,разговор есть один из примеров такого сообщения, слово — духовный элементобщения. Слово «входит» в человека, являясь орудием, знаком, частью языка,и выходит как часть речи, приобретая интонации и окрас его души, его психики.

«Свободаслова» есть во-первых, свобода появления слова в душе человека вадекватном самому слову значении, свобода явления в существе своем, в истиннойдуховной сущности — онтологическая точность слова. И лишь во-вторых — этовозможность выражения своих мыслей, передачи словами смыслов. Если слованесвободны в смысле, который им присваивает «общественное мнение»,если они носят маски, то о какой свободе слова можно говорить? Лишь о свободепсихоаналитического «выговаривания» своих комплексов. Речь идет вовсене о засильи «иностранных» слов: напротив, термины часто позволяютболее точно выразить желаемое, а возможность сказать одно и то же по разному — это еще одна степень свободы языка.

«Русские»и «иностранные» слова в тексте помогают друг другу, если их уместноупотреблять. Необходимо говорить о свободе слова в самом сущностном смысле, освободе слов от идеологии, которая эксплуатирует их и искажает значения слов. Свободаслова есть свобода понимания и свобода речи. Рассматривая слово как частьбожественной сущности, мы приходим к парадоксальному требованию «свободыБога». «Свобода культуры» и «свобода языка» есть некиеаналоги вышеупомянутой, наиболее радикальной из свобод. Представление онеобходимости дать слову свободу задает следующее рассуждение: «Бог несвободен — следовательно, он требует освобождения».

Этоне «Бог умер» Ницше, это «Бог предан, заточен, скрыт». Ноесли «С нами Бог» — значит, в заточении находимся и «мы».«Мы с Богом вместе — но в тюрьме». Отсюда рождается цепочка смыслов«зона, беспредел, оккупация, интервенция», порождающих криминализациюи милитаризацию сознания.

Неменее любопытные смыслы идут от требования «прав человека». Какизвестно, концепция «прав человека» подвергалась критике религиознымидеятелями на основании того, что часть прав своих «человек» отнял уБога. Этот «человек» оказался среди заточителей Бога, притеснителейЕго — и тем самым становится очевидно, кто скрывается под именем «человека».Итак, «права человека» превращаются в «права врага родачеловеческого».

«Правачеловека», если их применять как критерий при решении многих важныхвопросов, дают характерные «сбои». Например, каковы «правачеловека» на войне? Не реализовал ли их, например, генерал Власов,перешедший на сторону врага? Абсурдность применения концепции «правчеловека» в ряде ситуаций очевидна. Человек отнимает права не только уБога — но и у своих близких, рода и народа своего.

Интересно,что «мракобесы», которые строят рассуждения такого рода — «врагивсего прогрессивного» и проч. тоже требуют свободы слова. Противоположныепартии, обвиняющие противников во всех смертных грехах, опускаясь сметафизических высот на грешную землю завершают свои страстные речи угрозамивозмездия за конкретные уголовно наказуемые деяния. Немудрено: онтологическикриминальность положения задана в требовании «свободы слова»: этотребование, как мы показали, подразумевает несвободу языка, народа, культуры иБога: узы темницы сковывают поголовно все понятия.

Какже вывести партнеров-противников из темницы? Следует начать освобождать своислова от позы, снимая с них маски наносных, превратных смыслов. Слованеобходимо осваивать, обратившись к ним лицом, прислушаться к ним — неиспользовать их и насиловать. В этом смысл очищения — в поисках изначальныхсмыслов слов, ключевых смыслов. Есть надежда, что человек, который способен ненасиловать слова, может деликатно обходиться и с людьми — ему даны способыобращения с духовными сущностями!

Дорогаочищения ведет в рай понимания.

Свободаслова как свобода речи налицо. Но живо ли само слово после долгих лет духовнойобездвиженности и насильственной службы? Свобода мертвых слов мало что дает иотдельным индивидам, претендующим на роль личностей в истории, и обществу вцелом, неспособному наладить систему коммуникации, живого общения, без которогоневозможно понимание ситуации, в которой оказался народ — и адекватногореагирования.

Возвращаяськ гегелевской диалектике, можно заметить, что мерцание между «бытием»и «ничто» характерно лишь для поверхностного, пограничного слоякультуры, в котором происходит освоение нового пространства. Сам же культурный«гумус» входит в «ставшее» и почти незаметен. Бахтин утверждал,что культура вообще существует «на границах» — вернее было бысказать, что она оживает на границах, «просыпается» в соприкосновениис чем-то, что культурой не является. Самый ясный пример приходит изистолкования изначальных смыслов: культура в переводе с латинского — это «возделывание».Освоение новых земель, отвоевание участка у леса есть деятельность энергичная ипроявляющаяся на границе участков. Что касается уже возделанных участков, тоони представляют собой то ставшее, что не учитывает Бахтин. Между тем они-то исоставляют основание бытия, но деятельность по возделыванию этих участков исбору урожая как-то не принято считать деятельностью культурной — она всовременном сознании связана с производством с-х продукции, соответствующийтруд приравнен по своему культурному статусу труду уборщиков мусора.Земледельцы, которые дают возможность человечеству жить, уравнены в правах сзолотарями. Дать высококачественный продукт питания и вынести помои — деятельность однопорядковая по значению в обществе. Это — великая ложьмассового общества, которую поддерживают «деятели культуры», незамечающие основ своего существования, всего исторического масштаба культурныхпроцессов.

Список литературы

Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.pereplet.ru/