Реферат: К вопросу о переводе интертекста

Л.Б. Бойко

Затрагиваютсяпроблемы перевода интертекста. Делается попытка смоделировать процесстрансляции ассоциаций в инокультурный семиозис на основе вычленения опорных информационныхузлов прецедентного текста. Целью такого моделирования является установлениекультурных параллелей, что позволит определиться с выбором стратегии перевода взависимости от типа прототекста.

Интертекстуальность,в основе которой лежит явление прецедентности, занимает умы литературоведов, лингвистов,культурологов, философов не первое десятилетие уже как сформулированный Ю.Кристевой концепт, а существование свое ведет и вовсе с незапамятных времен.Понимание интертекстуальности как «общего свойства текстов, выражающегося вналичии между ними связей, благодаря которым тексты (или их части) могутмногими разнообразными способами явно или неявно ссылаться друг на друга» былов дальнейшем многократно расширено и дополнено [цит. по: 9, с. 9]. Так, Ю.Степанов делает важное дополнение о способности интертекста к индукции иабстракции в своей трактовке интертекста как «понятия прегнативного, «набухающего»,вбирающего в себя признаки смежных понятий и способного концентрировать, кристаллизоватьнапрашивающиеся на обобщение признаки соседствующих сфер информационного мира»[9. c. 102]. Удачно найденная метафора «палимпсеста» [14] как нельзя лучшерисует образ интертекста, создающего ощущение новизны и свежести мысли на фонеполустертого старого знания. Художественно сильнее звучит только скептическое замечаниеГ. Амелина по отношению к насаждаемой вездесущности интертекста: он предлагаетв таком случае считать аллегорией то, как героиня одной из лучших новеллБоккаччо, «легши с 10000 мужчин», в конце блистательною речью доказывает женихусвою девственность [1].

Механизмвосприятия интертекста, очевидно, движим, среди прочих, и психологическими рычагами.Вероятно, реципиенту приятно сознавать, что, апеллируя к его фоновым знаниям, авторсообщения уважает его осведомленность и рассчитывает на способность домысливать.В когнитивном плане происходит как бы синхронизация мыслительной деятельностиавтора и читателя: реципиент не просто потребляет информацию, но и«соучаствует» в генерировании смыслов. Как отмечает Н.А. Фатеева, автормузыкального термина ‘контрапункт’ в приложении к интертексту, «это способгенезиса собственного текста и постулирования собственного поэтического «Я»через сложную систему отношений оппозиций, идентификации и маскировки стекстами других авторов» [13, c. 13].

Если, говоря оязыке и речи, считать всю нашу языковую деятельность интертекстуальной поприроде, пронизанной блоками-цитатами из предыдущего языкового опыта или изконгломерата нашей языковой памяти [2, c. 119; 14], то не удивительно, что примежъязыковом переводе мы всегда имеем дело с переводом межкультурным. Этостановится очевидным, например, при наблюдении — особенно в контрастивном плане— за лексическими дистрибуциями и логическими моделями, лежащими в их основе[10, c. 5]. Как готовые, так и вновь создаваемые речевые отрезки отражают всвоей семантике, синтактике и прагматике миропонимание носителя языка. В этих коммуникативныхфрагментах (термин Б. Гаспарова), которыми мы оперируем в речи, зафиксированрезультат работы когнитивного механизма национального языка.

Человекпроживает свою жизнь в культурном контексте многообразных прецедентныхфеноменов — не только языковых, — которые хранятся в когнитивной базе в видеинвариантов восприятия и могут быть при необходимости вербализованы [6, c.171]. Д. Гудков подразделяет прецедентные феномены на авто-, социумно-, национально-и универсально-прецедентные [3, c. 104]. Такая систематизация явленийпрецедентности позволяет предсказать эффективность их актуализации винтертексте: так, автопрецедентная ситуация при воспроизведении сможет вызыватьдолжные ассоциации только у весьма ограниченного круга людей, например, в кругусемьи. Естественно, что диапазон ассоциативного воздействия и потенциальнойгенерации новых смыслов тем больше, чем больший круг людей знаком с тем илииным явлением. Таким образом, естественно ограниченным оказывается и ассоциативныйпотенциал социумно- и национально-прецедентных явлений. Д. Гудков вспоминает, какв студенческие годы они смеялись над найденной шпаргалкой, начинавшейся словами«Пушкин — великий русский поэт 1-й 1/3 XIX века…» [3, c. 99]. Для русскогонационального сознания эта информация до смешного избыточна, но дляпредставителя любой другой культуры может быть вполне релевантной.

Человеческаяпамять хранит штампы, которые выявляют свой «рисунок» только при активномучастии речетворца: это он решает, на какой фон нанести рисунок, чтобы достичьжелаемого результата. При этом автору небезразлична целевая аудитория. Примеромможет служить первый попавшийся «бородатый» анекдот, юмористический эффекткоторого основан на разделенном знании и устойчивости ассоциаций. (Новый русский,читая имя поэта на памятнике Пушкину: «”Муму” кто написал?» — «Тургенев». — «Апочему памятник Пушкину поставили?») Ассоциирование рассказа Тургенева сначальной школой, дальше которой не пошел новый русский, и с первыми сильнымивпечатлениями ребенка от прочитанного, а также символичность имени Пушкина какуниверсального концепта, известного всем, кроме героя анекдота, позволяютпроиллюстрировать стереотип ограниченного человека. Между тем, в пучкеассоциаций «Муму» есть множество других знакомых всем русским составляющих, которыеостались невостребованными в данном интертекстуальном эпизоде. Для иноязычногослушателя придется сочинить новый анекдот.

Новые смыслырождаются благодаря механизму установления связей между прецедентным феноменоми новым контекстом его реализации. Поскольку прецедентный феномен входит вкогнитивную базу в результате минимизации, вычленения весьма ограниченногонабора признаков феномена [3, c. 130], то он легко фиксируется в памятичеловека, обретая черты гештальта и обрастая устойчивыми ассоциативнымисвязями. Разные культуры пользуются разными механизмами минимизации техсущественных черт, которые в результате формируют архетип. Результирующийоценочный компонент отнюдь не всегда совпадает в разных культурах. Именнопоэтому не все народы готовы оценить любовь русских к Ивану-дураку или лентяюЕмеле.

Явлениеинтертекста работает благодаря способности человека узнавать прецедентнуюинформацию, отбирать релевантные устойчивые ассоциации и генерировать новыесмыслы. Говоря современным языком, интертекст интерактивен. Устойчивыеассоциации способно вызывать только нечто хорошо узнаваемое, закрепившееся впамяти. В ситуации интертекста ассоциации имеют особенность не простореализовывать метареференцию, а создавать новое знание или впечатление. Вне конкретнойситуации пучок ассоциаций остается лишь потенциалом прецедентного текста, нужныеассоциации вызываются к действию лишь по мере надобности. Психологическичеловек готов к потреблению «хорошо забытого старого» как нового.Интертекстуальные блоки запускают в сознании получателя механизм герменевтическоготолкования полученной информации, даже если реминисценции звучат как отголоскичего-то невнятно знакомого. Особенно это заметно на примере чувственныхассоциаций — узнаваемых ритмов, мелодических рисунков, синестетическихвосприятий. На этом приеме строятся столь популярные интерпретации иреинтерпретации во всех областях культуры, например, в музыке — музыкальныешутки, джазовые вариации классики; в живописи тоже таких примеров не счесть.Установление ассоциативных связей часто происходит на основе лишь смутныхдогадок относительно источника заимствования.

Еще однойособенностью интертекста является его свойство работать как гипертекст. Приэтом наше понимание гипертекста отличается от предложенного Женеттом(гипертекст — осмеяние и пародирование одним текстом другого). Интертекстскорее напоминает нелинейный [6] компьютерный гипертекст, где один текст порождаетцепную реакцию почти бесконечных ссылок к другим.

Н. Кузьмина, авторсинергетического подхода к исследуемому явлению, утверждает, что интертекст вцелом находится в состоянии хаоса и творчество есть процесс перехода от хаоса кпорядку. «Чтобы этот процесс осуществился, интертекст должен обладать некоторойэнергией. Энергия текста складывается из суммы энергий прототекста(прототекстов) и автора, которые выступают в качестве источников энергии.Создание нового текста (метатекста) описывается как энергетический резонанс, возникающиймежду автором и прототекстом, в результате которого происходит спонтанныйвыброс энергии-материи по стреле времени, знаменующий рождение нового текста»[7, c. 98]. Такая «физическая» метафора рождения интертекста не совсемубедительна, так как трудно представить сложение энергий текста (материальногообъекта, продукта мыслительной деятельности человека) и автора (физическогосущества). Думается, что за термином «энергия» стоят как раз те хранящиеся в коллективнойпамяти, редуцированные до наиболее существенных элементы смысла, которые легковоспроизводятся и обладают набором ассоциаций. Нельзя, однако, не согласиться савтором этой теории в том, что именно в интертексте происходит упорядочиваниепрецедентной информации [7, c. 98]. Справедливо и то, что уже даже читательтакого текста в оригинале выполняет функцию интерпретатора или переводчика, несмотряна монокультурную и моноязычную среду извлечения информации.

Для переводчикаинтертекст чаще всего становится почти непреодолимой проблемой. Не стоит, пожалуй,кривить душой и настаивать на принципе тотальной переводимости. В переводе вообщенет готовых решений, однако методы компенсации и замены позволяют частичнонайти утешение в этом искусстве потерь. В случае же с интертекстом аллюзивностьстановится масштабной и новые смыслы генерируются на уровне целого текста илиотрезка текста. Главное препятствие заключается в том, что переводить с одногоязыка на другой приходится для чужой относительно оригинала культуры, а этозначит, что национально-прецедентные интексты становятся непроницаемыми дляиноязычного реципиента.

Какие бы работыпо переводу интертекстуальных фрагментов мы ни взяли, в них в лучшем случаерассматриваются удачные случаи перевода; большей же частью исследователиограничиваются констатацией потерь при переводе, лишь подтверждая тщетность попытокпереводчиков преодолеть культурные барьеры. Одной из целей исследования интертекстав аспекте перевода может стать выявление некоторых закономерностей вустановлении культурных параллелей. Это позволит определиться с выборомстратегии перевода в зависимости от типа прототекста. Суть обсуждаемой здесьстратегии перевода интертекстуальных фрагментов заключается в попыткесмоделировать процесс трансляции ассоциаций в инокультурный семиозис. Такогорода моделирование идет по пути вычленения опорных информационных узлов, как семантических,так и прагматических. Иными словами, это тот же процесс минимизации смыслов сцелью обнаружить то типическое (прототипическое), что позволит отыскать аналогпрецедентного феномена в переводящей культуре. Применение этой стратегиивозможно только в тех случаях, когда интертекстуальный фрагмент основан науниверсально прецедентном феномене (теме, ситуации), обладающем одинаковым илисхожим эмоционально-оценочным компонентом в переводной и переводящей культурах.

Н. Кузьминаполагает, что стратегия переводчика при передаче прототекстов сводится к тому, чтобывоспроизвести прототексты, общие для двух культур, и создать мнимые прототексты,сохранив то напряжение между ними [7]. Г. Денисова вычленяет такие продуктивныеприемы перевода интертекстуальных фрагментов, как адаптация и остранение [4].Рассмотрим механизм адаптации (которая могла бы называться и замещением, илизаменой, по аналогии с лексической заменой, и реконструкцией).

Богатый материалпредоставляет творчество Т. Толстой, которое с большим трудом поддается трансляциив другую культуру. Существующие переводы на английский язык ее рассказов иромана «Кысь» [11] не дают представления о глубине всех тех культурных пластов,которые лежат в основе мировидения автора. В вышедших в США сборниках рассказовТ. Толстой читатель не найдет перевода рассказа «Сюжет», практически целикомпостроенного на отсылках к фактам русской культуры и непрямом цитировании.Роман «Кысь» написан в форме сказа и уже поэтому интертекстуален. Не толькоцитирование национально-прецедентных текстов составляет сложность в переводе(материальная, вербализованная сторона интертекстуальности), но и отсылки кнационально-прецедентным феноменам. Например, в романе «Кысь» вожделенные, ноковарные огнецы не просто выдуманные вкусные плоды, а часть русской картинымира — страсть русских к собиранию грибов и ягод (кстати, ежегодно приводящая ктрагедиям, как и в случае с матерью Бенедикта). ‘Голубчики’, транслитерированныев переводе [16], не сообщают англоязычному читателю унизительно-покровительственногоотношения к тем, кого так называют. И почему «на запад тоже не ходи» понятнолишь тем, кто знает историю русской эмиграции; и выдача товара со Склада — непросто картинка из страшного будущего, а аллюзия к знакомой ситуации с распределителямии очередями из прошлого. Таким образом, прецедентная ситуация оказывается болеесложной для передачи, чем лексический блок. Смыслы, порождаемые отсылками кпрецедентным явлениям, гораздо богаче суммы значений слов, составляющих текст.

Обратимся к отдельнымпримерам из перевода рассказа Татьяны Толстой «Река Оккервиль» [12], в которомодинокий, скромный, средних лет переводчик (Симеонов) безнадежно влюблен в ужедавно постаревшую и ныне безвестную, хотя в прошлом популярную исполнительницуромансов. Все повествование пронизано цитатами из известного романса «Отцвелиуж давно хризантемы в саду». Переводчик, явно пренебрегая аллюзивным значениемроманса, центральный образ которого и является метафорой уже нежизнеспособногочувства, придерживается принципа семантического перевода, добросовестнопередавая содержание вкрапленных цитатных фрагментов [15].

· …Нет, не его так пылко любилаВера Васильевна, а все-таки, в сущности, только его одного, и это у них быловзаимно…

…No,it wasn’t he whom Vera Vasilevna loved so passionately, but still, essentially,she loved only him, and it was mutual…

· …И снова слушал, томясь, оботцветших давно, щщщ, хризантемах в саду, щщщ, где они с нею встретились…

…Andlistened once more, longing for the long-faded, pshsts, chrysanthemums in thegarden, pshsts, where they had met…

· … впрочем, их запах, белый, сухойи горький — это осенний запах, он уже заранее предвещает осень, разлуку, забвение,но любовь все еще живет в моем сердце больном…

…well,actually, their white, dry, and bitter aroma is an autumnal one, a harbinger offall separation, oblivion, but love still lives in my ailing heart…

· Он купил хризантем на рынке —мелких, желтых, обернутых в целлофан. Отцвели уж давно.

Hebought chrysanthemums at the market — tiny yellow ones wrapped in cellophane. Long faded.(Курсив везде мой. — Л.Б.).

Звукоподражательноеpshsts во втором примере не оставляет сомнений в том, что какая-то часть фразызвучит с заигранной пластинки, однако в переводе это остается единственнымсигналом. В оригинале же это описание жизни героя словами старого знакомого романса,и шипение патефонной иглы — это часть потока сознания. Здесь мы имеем дело с такимтипом прототекста, который обладает некоторыми универсальными и существеннымичертами: вне национально-культурных границ общими для большинства культурявляются песенный жанр, узнаваемость песни, тема былого чувства и цветов. Эти параметрыпозволяют поискать аналогию в другой культуре, с тем, чтобы органичной частьюповествования стали слова из песни близкого содержания. Пользуясь приемомреконструкции или замещения (адаптации в терминологии Г. Денисовой)прототекстов, можно взять тексты песен из репертуара британской певицы 60-хгодов Дасти Спрингфилд в качестве материала для воссоздания мнимых прототекстов,в частности, If you go away (Если ты уйдешь…) и Broken Blossoms (Поникшиецветы). Получимследующие варианты:

а)…No, they won’t sail the sun, or ride on the rain, or talk to the trees;though, actually they will — he will return again — oh, he’ll really do! — forwhat good is love without loving Vera Vasilevna…

б) …Andlistened again longing for all the birds in the summer sky, pshsts, when theirlove was new, pshsts, and their hearts were high…

в) Awind of fall, separation, oblivion… And Vera Vasilevna flies away, and all thegood is gone… And I walk where once the grass was green…

г) Hebought the flowers at the market — tiny yellow ones wrapped in cellophane. Broken blossoms.

Данные фрагментылегко узнаваемых в англоязычном мире прототекстов легко вписываются в семиотическийуниверсум английской культуры и вполне сохраняют то напряжение между интертекстуальнымиполюсами, которое существует в тексте-оригинале. Несмотря на то что припереводе утерянными оказались мотив хризантем как ботанического вида и ихпечальная символика, это несущественно влияет на эстетическую функцию вновьсозданного интертекста. В нашу задачу входило моделирование поиска аналога:вычленение элементарных и наиболее существенных, этнически неокрашенныхсоставляющих прецедентного текста с целью поиска текста с такими жесоставляющими в культуре языка перевода. Эта проблема не всегда решается, однаков данном типе прототекста с универсальной компонентой ее решение вполнереально.

За переводчикомсправедливо признается право на применение таких макростратегий, как стратегиякооперации (концептуальное сотрудничество с автором оригинала), стратегиианалогии и стилизации (достижение функционально-эстетической аналогии переводаоригиналу), а также стратегии пертинентности и тесно связанных с ней стратегийразъяснения и аппроксимации; стратегия креативности и даже стратегииконкурентности [8, c. 86]. Если даже список и не бесспорен, он в полной мереотражает отчаянные попытки переводчика прорваться через лингвокультурныебарьеры к иноязычному сознанию. Стратегия переводчика, в поисках которой здесьпредпринята попытка смоделировать процесс поиска ‘общего знаменателя’ дляпрецедентного текста и его заместителя, явно входит в разряд креативных.Остается лишь пожалеть о том, что применение стратегии не гарантируетрезультата, но дает переводчику и читателю шанс.

Списоклитературы

1. Амелин Г.Поминки по интертекстуальности: Лекция 13:magazines.russ.ru/novyi_mi/filos/lec/content.html.

2. Гаспаров Б.М.Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М., 1996.

3. Гудков Д.Б.Теория и практика межкультурной коммуникации. М., 2003.

4. Денисова Г.Интертекстуальность и семиотика перевода: возможности и способы передачиинтекста // Текст. Интертекст. Культура.: Сб. докладов междунар. науч.конференции. М., 2001.

5. Карымова М.Г.Гипертекст в философии постмодернизма // Вестник ТюмГУ., 2002.

6. Красных В.В.«Свой» среди «чужих»: миф или реальность? М., 2003.

7. Кузьмина Н.А.Феномен художественного перевода в свете теории интертекста // Текст.Интертекст. Культура.: Сб. докладов междунар. науч. конференции. М., 2001.

8. Макарова Л.С.Прагматические модификации художественной информации в переводе // Вестник МГУ.Сер. Филология. 2004. № 1.

9. Степанов Ю.С.Интертекст и некоторые современные расширения лингвистики // Языкознание:взгляд в будущее. Калининград, 2002.

10. Тер-МинасоваС.Г. Словосочетание в научно-лингвистическом и дидактическом аспектах. М., 2004.

11. Толстая Т.Н.Кысь. М., 2000.

12. Толстая Т.Н.Любишь — не любишь. М., 1997.

13. Фатеева Н.А.Контрапункт интертекстуальности, или Интертекст в мире текстов.М., 2000.

14.Genette G. Palimpsests. Univ. of Nebraska Press, 1997.

15.Tolstaya Т. Onthe Golden Porch. (tr-ted by A.W. Bouis) Vintage, 1990.

16.Tolstaya Т. TheSlynx. www.chron.com/cs/CDA/ssistory.mpl/ae/ books/ch1/1852755.

Для подготовкиданной работы были использованы материалы с сайта old.albertina.ru/