Лекция: ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
…достоин сразиться с самим Ахиллом.
Вергилий. Энеида
Долгожданный турнир в честь святого Георгия открылся ревом фанфар, к вящей радости придворных и желающих поглазеть на бесплатное зрелище обитателей Лондона, толпами стекавшихся к залитому солнечным светом ристалищу в Гринвиче, дабы криками приветствовать прославленных бойцов королевства. Турнир по праву считался настоящим торжеством рыцарского духа, в соответствии с которым соперники обязаны явить чудеса храбрости и силы, продемонстрировать зоркость глаза, твердость руки и превосходное умение выбирать нужный момент, рискуя в противном случае навлечь на себя немилость самого короля. Принять в нем участие было почти столь же почетно, как и покрыть себя славой на поле брани.
Двор замка, украшенный гирляндами из крестов святого Георгия с вплетенными в них красными и белыми розами Тюдоров в честь короля, его благородных дворян и рыцарей–сподвижников ордена Подвязки, был заполнен до отказа. Королевская галерея сверкала роскошным убранством из золотого и ярко–алого бархата с вышитыми на нем заглавными буквами “Г” и “Е”, розами Тюдоров и испанскими гранатами.
Зрители, оккупировавшие королевскую галерею, зубчатые башни, ярусные помосты, зарезервированные для городских чиновников, а также простой народ, толпившийся у ограды, которой было обнесено ристалище, с восторженным трепетом наблюдали за тем, как на арену выехала блистательная процессия. Первыми верхом на лошадях неспешно двигались маршалы рыцарского турнира, за которыми следовали пешие ратники, барабанщики и трубачи в ливреях цветов Тюдоров. Далее покачивались в седлах рыцари в дорогих доспехах на покрытых яркими попонами боевых конях в сопровождении оруженосцев, и замыкали шествие тридцать джентльменов в шелках, атласе и бархате. Король Генрих, привстав на стременах, выехал на середину арены под восторженный рев зрителей. Живое воплощение магической рыцарской мощи и силы, его величество олицетворял собой святого Георгия с тяжелым рыцарским копьем, которым, по преданию, и был убит огнедышащий дракон. Под ним, высоко вскидывая ноги, гарцевал жеребец в легкой позолоченной броне. Король приветствовал собравшихся величественным взмахом руки и, после того как участники внесли свои имена на “рыцарское древо”[55], галопом подскакал к судьям и добавил к ним собственный титул, на что трибуны вновь откликнулись восторженным ревом.
Королева Екатерина, которая сумела оправиться от желудочных колик, но не до конца преодолела свой страх, окружила себя статс–дамами и фрейлинами, щеголявшими нарядами с роскошной отделкой из золотой парчи.
Рене сидела между Мэри и Мэг. Глаза ее высматривали в разодетой толпе золотоволосую голову. К своему неудовольствию, она разглядела среди участников сэра Уолтера Деверо, но Майкла нигде не было видно. Разочарование охватило Рене. Она не могла понять, что раздражает ее сильнее: то, что она не увидит, как его выбьют из седла, или то, что она втайне надеялась посмотреть, как он сам проделает нечто подобное.
Когда участники турнира разошлись по своим шатрам, на арену бодрой трусцой выехал королевский шут на маленькой лошадке, седло и попона которой были расшиты золотом, и сорвал громовые аплодисменты зрителей, настояв на том, чтобы и его щит укрепили на “рыцарском древе”. После этого он принялся колотить дубиной маршала и герольда, вынудив их объявить себя участником турнира под именем “Королевский дурак”. Комичная сценка несколько разрядила напряжение, охватившее бойцов и зрителей.
Под радостный рев труб и бой барабанов на арене появился огнедышащий дракон из папье–маше. Его везли на пышно украшенной телеге, запряженной четверкой верблюдов, разумеется, не настоящих. Повозка представляла собой декорацию восточного замка, с песком и пальмами, а на щитах и флажках, которые держали в руках загримированные под мавров оруженосцы, красовались серпы и полумесяцы. Когда повозка остановилась напротив королевской галереи, кто–то невидимый поджег внутри цитадели факел, и дракон вскинул голову, делая вид, будто плюется огнем. Зрители ахнули от восторга, а потом, распознав фокус, радостно засвистели, заулюлюкали и захлопали в ладоши.
“Мавры” затрубили в рога. На поле высыпала шумная толпа варваров, одетых в черные мавританские халаты и размахивавших над головами кривыми сверкающими саблями и ятаганами. Язычники принялись хвастливо демонстрировать королеве свои щиты.
Вновь загремели фанфары, и на ристалище вырвалась кавалькада всадников, переодетых монахами–францисканцами. В рясах с капюшонами, низко надвинутыми на глаза, они возглавляли процессию “пилигримов”. Обряженные в коричневые сутаны, те несли над головами посохи Иакова[56]и распевали псалмы, как будто только что вернулись из паломничества к усыпальнице святого Иакова Компостельского. Всадники приблизились к трибуне для венценосных зрителей, чтобы получить разрешение королевы принять брошенный им вызов. Когда Екатерина любезно дала согласие, они сбросили рясы, и тут обнаружилось, что под ними скрывались сам король Генрих и его знаменитые турнирные бойцы — Саффолк, Бэкингем, Комптон, Невилл, Дорсет и другие, закованные с головы до ног в сверкающие доспехи. На их плащах и посеребренных кирасах расплескался кроваво–красный крест — хоругвь святого Георгия и флаг Англии. Доспехи короля, выкованные лучшими фламандскими мастерами, сидели на нем подобно второй коже, чрезвычайно гибкие во всех сочленениях; инкрустированные золотом, они сверкали на солнце, а на груди серебрилось изображение святого Георгия, поражающего змея. Зрители разразились приветственными воплями, когда королева Екатерина, разыграв изумление при виде воинственных монахов, личности которых повергли ее в трепет, подарила их вожаку свой платочек с вышитым гербом — испанским гранатом.
Краем глаза Рене уловила какое–то движение и, повернув голову, затаила дыхание. Со стороны дворца к турнирному полю приближался одинокий всадник, за которым бежали двое пеших слуг, нагруженных амуницией. Его мощную фигуру облегали угольно–черные и сверкающие, как вороново крыло, доспехи тончайшей работы. На его черном плаще, наброшенном поверх лат, простер крылья огромный красный орел. В золотых кудрях всадника играли солнечные зайчики, а норовистого жеребца у него под седлом покрывала попона в черно–красных цветах лорда Тайрона.
При виде Майкла, излучающего мужскую силу и красоту, сердце Рене затрепетало. Когда молодой человек подъехал поближе, на его загорелом лице она прочла непоколебимую решимость. Надменно выдвинутая вперед нижняя челюсть выражала упрямство и целеустремленность, но в бирюзовых глазах читалось тщательно скрываемое беспокойство. И хотя его появление не произвело особого впечатления на остальных зрителей, ее соседи по галерее заметно оживились.
— Ого! Вы только взгляните, кто пожаловал составить нам компанию! — приглушенным голосом возвестила Мэг, бросив на Рене озорной взгляд. Лукавая улыбка мистрис Клиффорд как бы говорила: “Никто и не сомневался, что он появится. Разве могло быть иначе?”
Чувствуя, как предательский румянец заливает ее щеки, Рене ответила с деланной беспечностью:
— Не понимаю, чего он надеется достичь своей показной медлительностью. Не очень–то вежливый поступок с его стороны. Его величество может оскорбиться.
— По–моему, ты ошибаешься, — возразила Мэри. — Эдвард Вудсток, Черный принц Уэльса, имел привычку приезжать на турнир в одиночку, в черных доспехах, чтобы никто не узнал в нем наследника трона и не отказался преломить с ним копье. Это недвусмысленное заявление. Он хочет подняться высоко и проделать это изящно и смело. Гарри с одобрением отнесется к его поведению, вот увидишь.
Рене между тем внимательно разглядывала его величественную эмблему. Что–то она ей напоминала, но вот что именно, девушка сказать не могла.
— Ты же прекрасно понимаешь, что он увлекся тобой. Молодой человек влюбился без памяти. Чарльз говорит, что Тайрон — настоящий король Ирландии и что Майкл унаследует все его титулы и станет управлять страной вместо старика. Так что твой презрительный взгляд совершенно неуместен, Рене. Да, в его жилах нет ни капли королевской крови, но он честный, умный и славный малый, к тому же, его карьера явно идет в гору. Но главное — он ведь тоже тебе нравится. Поэтому совершенно ни к чему отвергать его ухаживания. На мой взгляд, лучше владеть замками в Ирландии, чем холстом и кистью в какой–нибудь глухой деревне, nе с'еst pas, chere аmiе?[57]
Рене перевела взгляд на предмет их горячей дискуссии. Ну, скажите, разве можно придумать что–либо более абсурдное и нелепое? Она здесь не затем, чтобы искать подходящего супруга. Она приехала в Англию, чтобы похитить могущественное оружие.
— Так–так, мой бесстрашный защитник! — приветствовал король опоздавшего воина, когда тот направил коня к судьям, чтобы вписать свое имя на “рыцарском древе”.
Реплика его величества вызвала легкий шум на трибунах; зеваки изо всех сил вытягивали шеи, стараясь разглядеть этого самого “бесстрашного защитника”, а заодно и узнать, чем он заслужил столь благожелательное отношение к себе самого короля.
“Мэри оказалась права”, — вынуждена была признать Рене. Расчет Майкла на позднее прибытие оправдался полностью.
— Как поживаете, Деверо? Здоровы ли вы? — пожелал узнать Генрих. — Клянусь честью, нам бы не хотелось, чтобы вы истекли кровью у нас на глазах, получив удар копьем в свой раненый бок. Вы послужите нам лучше, если ограничитесь тем, что станете наблюдать за поединками, а не принимать в них участие. Что, кстати, говорят на этот счет доктора?
— Забота вашего величества проливает целительный бальзам на раны вашего покорного слуги, — ответствовал Майкл, слегка наклонив голову. — Доктор счел меня вполне здоровым для того, чтобы принять участие в турнире.
В разговор вмешался Комптон, прославленный рубака.
— Ага, зеленый новичок! Хочу предупредить: снимать кольца с шеста и метить копьем в деревянный манекен — хорошее, конечно, дело, но живой противник способен нанести ответный удар[58].
Этими словами Комптон перевел Майкла из разряда “бесстрашных защитников” в бесславную категорию “зеленых новичков”.
— Вы уверены, что хотите выступить? — поинтересовался Бэкингем. — Рана в боку — не шутка. К тому же, это соблазн для ваших противников.
Король, прищурившись, метнул на герцога раздраженный взгляд.
— Мы нисколько не сомневаемся в том, ваша светлость, что мастер Деверо превосходно владеет оружием и сумеет отразить любой удар. — Обращаясь к Майклу, Генрих добавил: — Назовите моему секретарю имя вашего оружейника, поскольку я собираюсь заказать ему такой же комплект доспехов, как у вас. Майкл позволил себе улыбнуться.
— Если ваше величество соблаговолит принять мой собственный комплект, я почту это за величайшую честь. Хотя должен предупредить, что в них жарче, чем в аду. Пожалуй, к концу дня я попросту расплавлюсь в этих доспехах.
Генрих, его свита и придворные вокруг весело рассмеялись.
Пока свидетели последних событий на галерее перешептывались друг с другом, стремясь узнать побольше об этом неизвестном парвеню[59], приукрашенные россказни о подвигах Майкла, подобно лесному пожару, перекинулись с зубчатых башен на ярусы для зрителей рангом пониже и ряды простолюдинов за загородкой.
Тем временем по полю расставляли шесты с петлями для соревнований по снятию колец, цель которых заключалась в том, чтобы уже на этом этапе отсеять безнадежных соискателей. Каждому из участников давали три попытки снять кольцо с шеста копьем, верхом на коне, чтобы продолжить борьбу в одиночных схватках. Испытания оказались забавными и прибыльными, потому как ставки на каждого конкурсанта делались самые невероятные — от ста к одному до трех к одному. Пока неопытные новички выбывали один за другим, король Генрих и его приближенные утоляли жажду элем за раскладными столиками возле королевского павильона на краю ристалища, ожидая своей очереди продемонстрировать безупречное владение конем и копьем.
Рене пришла в восторг, когда Майкл снял по кольцу в каждой из своих трех попыток; для новичка результат получился превосходным. Обычно она ничуть не сопереживала хвастливым турнирным бойцам, но сейчас вдруг обнаружила, что радуется за юношу, когда он стремглав проносится по арене верхом на своем дьявольском жеребце. Слова Мэри эхом звучали у нее в голове. Майкл влюбился без памяти… Девушка не стала бы отрицать, что это льстит ей, но ведь она любит Рафаэля…
Запели трубы, и маршал взмахнул белым жезлом.
— Именем Господа нашего и святого Георгия, а также повелением его величества Генриха Тюдора, короля Англии и Франции, за щитника веры и отечества, покровителя Ирландии — объявляю начало поединков!
Рене была наслышана о непревзойденном умении короля владеть оружием, и потому изрядно удивилась, увидев, что он взошел на галерею. Она встала, чтобы сделать ему реверанс, когда он занял место рядом с королевой, любезно кивнув при этом кардиналу Уолси. Принцесса наклонилась к Мэри.
— Разве не увидим мы, как управляется с копьем лучший рыцарь Англии?
— Он вынужден потакать ее величеству, — шепотом ответствовала Мэри. — Она ждет ребенка. Пожалуй, Екатерине следует отдать должное. Она преуспела там, где потерпели неудачи все “старожилы” Совета. Еще когда король был совсем юным, они рвали на себе волосы оттого, что его могут ранить или, не приведи Господь, убить. И только королеве удалось убедить Генриха в необходимости пропустить первые турнирные схватки и любоваться мастерством своих рыцарей со стороны.
— Как интересно! Никогда бы не подумала, — понизив голос, пробормотала Рене. — Что же до того, что она уберегла его от опасностей… Хм. Полагаю, ее величество настолько возгордилась своей маленькой победой, что позволила лукавому супругу одурачить себя, поскольку по–настоящему опасные поединки начинаются как раз после того, как зерна очищены от плевел.
— Ох, Рене, из тебя получился бы выдающийся член Совета. Какая жалость, что ты родилась женщиной.
— Да, мой венценосный отец тоже частенько так говорил, — пробормотала Рене.
Мэри ласково взяла ее под руку.
— Ты знаешь, это ведь очень приятно — быть женой. Тебе не стоит этого страшиться.
Рене изумленно уставилась на подругу, чувствуя, как вдруг тяжело забилось сердце у нее в груди. Мэри задела ее за живое.
— И это говоришь мне ты, после того как побывала замужем за моим отцом?
В глазах Мэри заплясали озорные искорки.
— Чарльз не опускает копье после первой схватки.
Рене натянуто улыбнулась и приняла кубок розового вина из рук слуги, разносившего по галерее золотые чаши и тарелки с засахаренными фруктами. Она еще не изведала страсти, на которую намекала Мэри и которой предавалась с Майклом Анна, — и это выбило девушку из колеи сильнее, чем она готова была признаться даже самой себе.
Грохот барабанов и рев фанфар заставили умолкнуть оживленную аудиторию. Герольд объявил:
— Мастер Томас Найтли вызывает сэра Фрэнсиса Брайана au plaisant![60]
Брайан остановился у стартовой линии и опустил на лицо забрало. Его противник занял место на другом конце поля, откуда начинались две параллельные черты, между которыми протянулась невысокая деревянная ограда — палисад.
Король взмахнул платком, и всадники пустили коней вскачь навстречу друг другу, приподняв щиты и положив копья на луки своих седел. Из–под копыт тяжелых жеребцов во все стороны полетели грязь и куски дерна. Зрители, затаив дыхание, ожидали первого страшного удара… Из сотен глоток вырвался радостный крик, когда Брайан взял верх над своим более молодым соперником. Отовсюду неслись громкие аплодисменты, под звуки которых проигравший, понурив голову, выехал с арены, раскачиваясь в седле и еще не придя в себя после столкновения.
— Прекрасное выступление! — Король Генрих, не в силах сдержать восторг, несколько раз стукнул кулаком по подлокотнику своего кресла и швырнул орден Святого Георгия своему торжествующему другу.
Следующими на ристалище должны были сразиться Стэнли и Лоуэлл. Стэнли подъехал к Мэг, протянул ей на кончике копья букет из бархатцев и попросил дать ему бант, который он мог бы повязать в знак того, что она выбрала его своим рыцарем. Рене наблюдала за влюбленными со смешанным чувством досады и зависти. Мэг открыто лучилась радостью и торжеством любви. Тем временем завзятые спорщики, которым ничто не грозило, строили догадки о том, какие физические увечья нанесет Стэнли своему противнику, поскольку исход этого поединка был предрешен и ни у кого не вызывал сомнений.
Но Стэнли проявил великодушие и, к вящему восторгу толпы, всего лишь выбил хвастуна из седла.
Состоялись еще два десятка поединков, начинающихся всегда одинаково — под громкий крик герольда, объявлявшего соперников, и приветственный рев зрителей. Впрочем, и заканчивались они так, как предвидела Рене: более титулованный боец, обычно входящий в число приближенных короля, одерживал очередную победу над незадачливой жертвой, зачастую повергая ее наземь, и получал из рук своего сюзерена орден. Герольд прокричал:
— Мастер Майкл Деверо вызывает сэра Уильяма Комптона au plaisant!
Мэг радостно захлопала в ладоши, подталкивая локтем Рене, чтобы та присоединилась к ней, когда на турнирное поле выехал Майкл верхом на своем черном жеребце. Бесполезно было отрицать, что, увидев, как он надевает шлем, Рене ощутила нешуточное стеснение в груди. Пиппин, щеголявший в ливрее красного и черного цветов, протянул своему господину копье и щит.
Лицо Майкла, зажатое с обеих сторон пластинами шлема, блестело от пота. Он не сводил глаз со своего противника, который терпеливо ожидал на противоположном конце поля, уже опустив забрало. Конь Майкла, горячась, встал на дыбы, подняв столб пыли. А вот с его хозяином происходило что–то неладное.
Майкл вдруг покачнулся в седле. Он выглядел каким–то неуверенным в себе, словно… словно ему вообще не хотелось драться. Он все не опускал забрало и судорожно хватал воздух широко открытым ртом. Зрители принялись сначала недоуменно перешептываться, а потом и улюлюкать.
— Ну, давай же, милашка! Не бойся, тебе будет совсем не больно! — донесся чей–то крик, и зрители разразились обидным хохотом.
— Ставлю десять фунтов на то, что он подожмет хвост, — злорадно заявил Норфолк.
— Неужели он откажется драться? — пробормотал король. Он оглянулся на Норфолка. — Ставлю двадцать фунтов.
Внезапно Майкл повернулся боком, перегнулся с седла и изверг содержимое своего желудка на землю. Толпа изумленно ахнула. Фавориты короля, неспешно попивавшие эль за раскладным столом у королевского шатра, громко загоготали. Пиппин протянул Майклу влажную тряпицу, чтобы тот вытер лицо. Спустя мгновение Майкл опустил забрало. Король поднял руку, и герольд объявил о начале схватки. Рев фанфар заставил Майкла подъехать к стартовой линии. Молодой человек поудобнее перехватил копье. Гул голосов стих, и над полем повисла хрупкая тишина. Платочек опустился. Подобно стрелам, сорвавшимся с тетивы, противники рванулись вперед; тяжелые рыцарские кони быстро набрали ход, всадники подняли щиты, целясь друг в друга копьями.
Рене не сводила глаз с Майкла, пока тот, умело управляя своим норовистым скакуном, мчался по арене, страшный в своей целеустремленной решимости. Соперники сблизились почти вплотную. Казалось, закованные в тяжелые латы гиганты неминуемо столкнутся с жутким грохотом, и девушка затаила дыхание, невольно поднеся руку к губам. Она не поменялась бы местами с этими сумасшедшими за все герцогства в мире.
В последнее мгновение Майкл приподнял копье — приняв на раненый бок страшный удар оружия своего противника, отчего, то разлетелось в щепки, принося ему выигрышные очки, и с невероятной точностью и силой поразил Комптона прямо в шлем. Комптон рухнул на землю, несколько раз перевернулся и замер.
— Ура!
Зрители вскочили на ноги, оглашая воздух приветственными криками, зачарованные редким зрелищем: никому не известный воин победил одного из лучших бойцов королевства в первой же схватке, причем проделал это исключительно ловко. На их глазах творилась легенда, сказка стала былью, простой ратник поразил огнедышащего дракона и мгновенно сделался героем.
Когда Майкл натянул поводья, останавливая своего скакуна на дальнем конце арены, вокруг Комптона, простертого на спине, уже суетились оруженосцы, приводя его в чувство и помогая ему встать. На лице у него отражалось недоумение; оглушенный, он тряс головой, нетвердыми шагами уходя с поля и тяжело опираясь на плечи своих слуг. Схватки на копьях были опасным занятием, их участники прекрасно сознавали риск, на который шли, и по всем правилам и законам — писаным и неписаным — Майкл одержал блестящую победу.
Король отправил одного пажа с приказанием справиться о здоровье своего друга, а другому велел привести Майкла к королевской галерее. Когда юноша пересекал арену верхом на своем жеребце, какой–то мужчина из числа сидевших на помосте вскочил на ноги и прокричал:
— Бесстрашный защитник короля! — Его крик подхватила толпа, горячо аплодируя победителю.
Мэг яростно захлопала в ладоши, не забывая больно толкать Рене в бок острым локотком.
— Нет, какой молодец! Он достоин того, чтобы им любовались!
А король Генрих вовсю сплетничал со своими лордами:
— Опрокинут неизвестно кем! Комптон этого не переживет. Мрачный и неприветливый, он всю неделю будет жалеть свою бедную голову, которой сегодня изрядно досталось. — Фавориты короля, обязанные смеяться каждой его шутке, пусть даже самой незамысловатой, дружно расхохотались вместе с ним. — Вы должны мне двадцать фунтов, ваша светлость.
Норфолк отнесся к своему проигрышу с философским смирением.
— Клянусь честью, сегодня фортуна улыбается нашему мудрому и проницательному сюзерену. Вы сполна вкушаете ее расположение, ваше величество.
— Ты прав. — Король с удовлетворением смотрел на Майкла, приближавшегося к галерее. — Вы блестяще показали себя. Отличная работа! — И Генрих перебросил Майклу украшенный драгоценными камнями орден Святого Георгия, который юноша ловко поймал рукой в латной перчатке.
— Покорнейше благодарю, ваше величество. — Майкл поднял забрало, открыв залитое потом улыбающееся лицо. Он скосил глаза на Рене, а потом улыбнулся сестре. — Не припомню, когда в последний раз так приятно проводил время, ваше величество.
Король поднял свой кубок, салютуя ему.
— Мастер Деверо, мы поздравляем вас с первой победой и желаем вам и далее сохранить твердость руки!
Рене подняла свою чашу вместе с остальными лордами, которые изо всех сил постарались, чтобы на их лицах отразилась веселая благожелательность. Слушая приветственные крики толпы, она спросила себя, а понимает ли этот зеленый новичок, скольких могущественных врагов он приобрел в мгновение ока. Норфолк, Бэкингем, Комптон и другие придворные, у которых его быстрое возвышение вызвало лишь ревность и зависть… Носить титул “бесстрашного защитника короля” оказалось не так–то легко. И еще неизвестно, будет ли он погребен под ним или благополучно выберется на твердую почву.