Лекция: Письмо третье.
17.12.2003
Милая и родненькая моя молодежь — второе и третье поколения, здравствуйте! Как же долго я не писала вам, с апреля месяца, а сейчас декабрь. Причин тому много, а главное — лето — пора огородов, а не писем. Попытаюсь вкратце описать это время. Так естественно складывается форма писаний вам. Опишу вам близкое время, которое очень скоро снова станет дальним. Как у Маршака:
Мелькнув, уходят в прошлое мгновенья,
Какого бы ты счастья не достиг.
Ты прошлому отдашь без промедленья
Еще живой и не остывший миг.
2003 год! Каков же он был? Для меня, например, ознаменовался удивительным «часом ученичества».
Я ездила в Моники, а папа приехал меня встречать, чтоб я не поскользнулась и не упала. Ездила обследоваться из-за своей «немудреной» крови и так-таки упала прямо во дворе института. Ну, а обратно ехали вместе. Папа, конечно, увлек в книжный магазин, находящийся в Олимпийском комплексе. Там увидели трехтомник (по 700 страниц каждый том) Александра Бенуа «История живописи всех времен и народов». Аж, задохнулись, увидав и подержав в руках эти книги. Но решили, что не по карману (3 тома по 200 руб.), да уж и не по возрасту. Не осилим сей труд. Ушли. Идем по улице, а я и говорю: «Женя, а давай ужмемся и купим. Пусть это будет на твои деньги мой тебе подарок ко дню рождения. А то, что я тебе все трусы да майки дарю? А ты мне дашь почитать». Женя просиял. Пошли и купили. Деньги у него в кармане такие оказались (ему 3 тысячи заплатили за какой-то неиспользованный отпуск). Как мы несли эти книги! Как гладили их и разглядывали цветные иллюстрации! Я сразу прочитала предисловие. Изящный язык начала века. Книга издана впервые после 1912 года. Подход к писанию не стандартный: «Это будет история картин, а не художников».
И вот начался мой «час ученичества» (термин Марины Цветаевой). Достала альбомы, какие у нас есть. Я читала и смотрела альбомы.
Кстати, (хотя совсем не кстати) я заболела ОРЗ, а потом заболели уши. И вот я с компрессом на голове, вся замотанная сидела, читала и находила иллюстрации в альбомах. Постигла алтари! Гентский. Изенкеймский, Портинари. Была потрясена, что в Европе десять веков после античности, падения и разграбления Рима — ничего не было. У итальянцев, как глаза ослепли. Это было время начала и становления христианства. Робко искусство в Европе начало развиваться (сначала строительством храмов) с 10-го века. Готика (гот — бог, моление, дотянуться до бога) подарок христианства — миру. До мая почти постигла первый том, сейчас потихоньку возобновила учения. Заканчиваю первый том. И шутя задаю себе вопрос: «Зачем тебе сие накануне семидесятилетия?» Наверное, учиться всегда любила. Но написано так грамотно, интересно, профессионально и эмоционально, что испытываю настоящие минуты почти счастья. Лев Толстой иногда от восхищения словом говорил: «Ах, как сказал! Как сказал!» Вот и я испытываю наслаждение от слова.
Такова была моя весна этого года, правда, напополам с хворями. В мае была больница — глазное отделение, и последний звонок Леси, куда меня отпускал Петр Петрович Бакшинский (мой врач и Светин одноклассник) из больницы. Вот и закончила наша Лесечка школу. В школу на последний звонок ходили все: Ринат (фотографировал), Света, я с Женей, и Рафаэль с Аней. Когда дети запели на сцене, Рафаэль громко закричал, что-то типа «браво».
После больницы с черными щеками (синяками) от уколов в глаза и под глаза я поехала на дачу. И май, и июнь были очень холодными. На дачу в этот холод приехала Света с Рафаэлем. Наездами бывала и Аня — главный агроном. Ничего, вытерпели. И сажала огурцы, и косилкой подкашивала траву, и серпом жала. И трудно, и нельзя, а кому можно? Потихонечку трудилась, и все трудились. Рафаэль носился и с граблями, и с рыхлилкой, и с мотыгой. У меня с ним установилась какая-то теплая связь. Мне ведь нельзя поднимать тяжелое, он ко мне на руки и не просится, а подбежит, руками колени обхватит, прижмется, и так, молча, постоит. Как я тебя люблю мой мальчик!
И выпускной бал Леси! Платье сшила тетя Миля — моя подруга студенческих лет и всей жизни можно сказать. Из всех моих дружб — это самая большая моя любовь. Даже Ниночка Большакова заметила: «Неля с Милей не просто дружит, Неля Милю любит». И вот Леся в Милином платье! Хорошенькая, как фея. Приходится отсылать всех читающих к не очень совершенным фотографиям бала (снимали во дворе школы, были уже сумерки). Леся на некоторых фотографиях очень хорошо выглядит и, главное, такая счастливенькая, внутренне ликующая. Приезжал ее поздравить и Герман Юрьевич (отец).
Ну, а дальше было дачное лето и Лесины экзамены в два института. Лето было жарким, начиная с июля. На дачу приезжала моя подруга Тоня — любовь и привязанность моих пенсионных лет. Тоня – высокая, статная, красивая женщина с темными волосами и яркими синими внимательными и ласковыми глазами. Знаю ее с 1966 года, тоже 37 лет, но на работе мы были в разных зданиях, встречи, кроме наших замечательных вечеров-юбилеев, да консультаций с ней, как с технологом во время совместных работ, не так уж часты были. А сейчас, когда обе уже десятилетие на пенсии, очень сблизились. Из всех моих друзей к Тоне я применяю эпитет — благородная. Это яркое свойство ее души. Хороший она человек, и вот сейчас, не имея сил и времени встретиться, часто помогаем друг другу беседами по телефону.
На даче Тоне понравилось. Она только вошла и воскликнула: «Как хорошо!» Я была ей очень рада. Походили с нею и в один лесок, и в другой. Чудненько посидели за чаем на крылечке — «гульбище», а вокруг шел дождь. Панорама огромная, и такая красота вокруг. И попололи с нею, и так мило было смотреть, как они с Рафаэлем укроп рвали. Слава богу, что все это было. Мы с Тоней сначала были одни, потом Света подъехала с Рафаэлем, а еще через два дня приехала ее институтская подруга — Таня Дрягина со своим сынишкой Артемкой. Ребятишки хорошо играли вместе, Артем чуть младше. Ходили за молоком к молочнице (и Тоня с ними), где козы, куры, утки, цыплята, кошка, собака и парное молоко. Во дворе был поставлен надутый бассейн. Он был без воды, и надо было видеть, как Рафаэль кувыркался в него и обратно. А мы говорили, что у нас, как в сумасшедшем доме. Там говорят: «Если научитесь прыгать, может быть нальем воды». С самого раннего утра ребятишки шли есть ягоды (черная и красная смородина) с куста. Это было такое серьезное занятие!
Там на даче, 25-го июля, отпраздновали день рождения Рафаэльчика — 2 года. Приезжали Ринат, Осик и Таня (брат Жени с женой). Приятно, когда много желанного народа собирается. Но на следующий день Рафаэлька заболел, и все уехали. Только мы — дед с бабкой — грустненькие остались.
Наша дача! Небольшой дощатый домик! Сколько трудных дней с нею связано. Но я привязалась к ней. И хоть она летняя, в мае и сентябре холодная, а все равно любимая. А в летнее время очень красивая. С крыльца виден лес на пригорке. Лес небольшой, как парк. Снаружи березовый, а внутри — дубовый. За ним лесная дорога. За дорогой овраг. Сколько приятных прогулок утром, днем и вечером связано с этим леском. А уж походы за грибами! Находка каждого белого гриба, как праздник или подарок. Я многие помню, как они росли, и как я их увидела. Небольшой лесок, а кормит несколько поселков. Лесенька! А помнишь, как несколько лет тому назад мы с тобой подберезовиков набрали целое ведро и твою футболку?
Вообще, все эти годы, а строим мы дачку 10-й год, в любой поход в лес благодарила бога: «Мне уже больше шестидесяти лет, а я вот в лес иду и такую красоту вижу. Спасибо! Обзор пересеченной местности и огромен, и красив. А полянка груздей, которую я нашла! Я их подращивала, и каждый день за ними ходила. А как ведерками землянику собирали на пригорках! Но в этом году впервые почувствовала, что даже в этот лесок стало ходить трудно. Приступы стенокардии стали прихватывать.
И вот большая радость этого лета. Леся стала студенткой Московского Института стали и сплавов, отделения металловедения. Это действительно радость. Поздравляю тебя внученька, образование всегда нужно, а уж в это смутное время особенно! Но с 1-го сентября не только Леся пошла в институт, но и мама Света вышла на работу! Я же сентябрь и октябрь сидела с Рафаэлем у Светы дома. Очень к тебе, Рафаэльчик, привязалась, и главное приучила тебя к чтению. До этого дело как-то дальше «Курочки-рябы» не шло, а сейчас ты тащишь книжку: «Читай». Рафаэльчик, когда-нибудь ты вспомнишь, как мы начали с тобой «Тараканище», а сейчас уже книг двадцать-тридцать прочитали, и ты уже научился выбирать, какие тебе сегодня более по душе. Я на днях с тобой по телефону говорила, хотя ты еще почти не говоришь. Я тебе: «Добрый доктор Айболит, он под деревом сидит», помнишь, как я тебе читала?" Ты: «Дя.» А сам там телефон целуешь. Это уж деда Женя сказал. Он у вас тогда был.
Милый мальчик Рафаэльчик! Я в эти месяцы, что была с тобой, пережила столько счастливых мигов, моментиков, минуточек. Ты их конечно забыл. Но, читая в будущем эти строчки, тебе, может, будет приятно узнать, как ты любил бабушку, как был благодарен ей.
Опишу некоторые:
1. Укладываю спать, тогда еще на большой маминой кровати, и говорю: «Как же я давно тебя не укладывала спать, а я ведь так тебя люблю. » Ты подвигаешься ко мне и целуешь в щечку.
2. Читаю, очевидно, очень эмоционально «Тараканище». «Взял и клюнул таракана, вот и нету великана», — и пальцем в книжку, вроде клюю таракана. Ты с восторгом, с поднятыми бровями, повторяешь жест и радуешься. Читаю дальше, а ты придвигаешься ко мне (мы лежим на валике под головами на вашей «эстраде») и так благодарно смотришь.
3. Вечером укладываю спать в кроватку. Сама сижу на полу на ковре рядом. А днем ты напроказил. Сбросил все книги из книжного стеллажа на пол. Я читаю: «Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: „Что такое хорошо и что такое плохо?“ Дошла до строчек: „Этот вот порвал подряд книжицу и мячик, — и добавляю, — а ты что сегодня с книжками сделал?“ Ты отворачиваешься и натягиваешь одеяло на лицо, закрывая глаза. Я: „Стыдно, да?“ Ты лежишь спрятанный. И еще были дни, когда сразу после проказ, ты не хотел слушать стихи про то, „что такое хорошо и что такое плохо“, показывал: „Нет, не эту книжку будем читать“.
4. Я приучила тебя вставать на чуть-чуть по времени к стенке лицом, в кухне» — на подумывание". Говорила: " Стой и думай, как правильно поступить". Или: «Давай подумаем вместе». Тебе это так понравилось, что если даже в большой комнате ты что-то проказил, и я говорила: «Что ж, пожалуй, нужно идти „на подумывание“. Ты бегом с удовольствием бежал подумать.
5. Однажды я очень плохо себя чувствовала. Очень болела голова, и вообще сил не было. Я легла. Ты притащил свою подушку и лег рядом. Потом достал из книжного шкафа книжку „Маугли“ и мне протягиваешь. Я: „Книжка-то не по возрасту, но давай очки я тебе по картинкам расскажу, как мальчик жил среди зверей“. Ты никак не мог с кровати достать очки с верхней полки шкафчика, что стоял рядом. Моментально спрыгнул, сбегал в кухню, притащил табуретку. Залез и спрашиваешь: „У?“. Ты не говорил, а вот этим „У“ спрашивал: „Эти?“ Там двое было, и ведь правильные взял. Почитали. Потом я говорю: „Я болею, поиграй в кубики сам, а я полежу“. Ты поиграл, ящики с кубиками перетаскал в другую комнату, а потом подошел к кровати, подтянулся на цыпочках и поцеловал. Пожалел бабушку. Это ведь дорогого стоит. Я ведь тебя не спрашивала: „Покажи, как бабушку любишь?“
Такие были у меня осенние радости.
Ну, вот я и доползла до сегодняшних дней. Было для меня этой осенью еще одно приятное событие. По моей инициативе мы всей семьей (я с Женей, а через две недели и Ринат, Света и Леся) сходили на спектакль „Пушкин“ в театр им. Ермоловой с Сергеем Безруковым в главной роли. Я была ошеломлена: вроде живого Пушкина увидела. Причем разного: и умного, и острослова, и философского, и доброго, и нежного, и озорного, и греховного, и страстного, словом любого, но непременно любимого нами, т. е. такого, которого не любить нельзя. Давно я не была в театре вообще, а тут и театр, как событие. И еще такой спектакль.
И еще приятное событие, снова связанное с театром. Так получилось, что в конце сентября приболел Рафаэль. Света вызвала врача и отпустила меня среди дня. Договорилась с папой Женей по телефону. Мы встретились в метро на Тверской, а это центр Москвы. Осень была теплой и долго летне-зеленой. Постояли у памятника Пушкину, затем пошли бульваром ко МХАТУ и к памятнику Есенину. Я люблю очень этот памятник. Сам поэт мечтал: „Может и мое степное пенье сумеет бронзой прозвенеть“. И вот чудо. Я ведь не первый раз видела этот памятник. Мне он очень нравится. Приятный, милый, раскованный человек, очень легкий, отдыхающий какой-то. И вот мне он увиделся в рубашечке и с пиджаком за спиной, который держит пальчиком за вешалку. Вроде, из лесочка вышел или так приостановился. Я любовалась этой молодостью, красотой, вроде и не бронза, а живой стоит.
Но потом мы зашли в кассу театра им. Пушкина и купили билеты (самые дешевые) сразу на два спектакля. Знай наших. Одни билеты прямо на завтра, а другие на конец октября. И так случилось, что ровно через неделю ко мне в Светину квартиру (я уже снова была с Рафаэлем) приехала моя Тоня Осипова, посмотреть, как семья Светы устроилась в новой квартире. Я уложила Рафаэля, попили чайку, приехала из института Леся мне на смену. В 4 часа мы с Тоней отправились путешествовать по Москве. День был — пятница. Снова Тверская и Пушкин. И снова подошли к памятнику Есенину. И я вижу: пиджак на Есенине надет, а не на пальчике за плечами. Ну, что у меня за воображение? То ли я создала себе какое-то настроение, что отдыхающий человек идет по тропинке березового леса? Лето, отдых, солнце, легкость, но я искренне удивилась, что он пиджак надел.
С Тоней мы чудесно погуляли по этому скверу, потом пешком прошли всю улицу Герцена (теперь Никитскую) до Манежа. Зашли в Александровский сад. Там такие чудесные клумбы были с декоративной капустой, какую Олеся выращивала на даче. Уже поздняя осень. Других цветов нет. А эти огромные, нежных цветов „розы“, как с подсветкой, так далеко видны. Удивились огромной очереди в Кремлевский дворец на какой-то концерт. Оказывается, на входе проверяют: на предмет — нет ли у людей оружия. Вот в нашей молодости терактов не было, и Кремль был открыт. Мы после какого-то экзамена пошли просто погулять туда и так расшумелись, играя в испорченный телефон, что на нас шикнули — мол, в зданиях-то работают.
А теперь так хорошо погуляли. Тоня давно мечтала о такой прогулке. И я не помню, когда я так раскованно гуляла по Москве. Затем зажглась иллюминация, и мы поехали домой.
И последняя яркость этой осени и года: наш поход в театр им. Пушкина на американскую пьесу „Черный принц“, 17 октября. Билеты у нас были дешевые, мы не пошли на балкон, а попытались просочиться в партер. Вот уселись в девятом ряду, ждем, когда погаснет свет, а он не гаснет. Сидим, все разглядываем. Вдруг вижу, что на 4-ом ряду встал мужчина, повернулся к залу лицом и читает газету. Люстра-то в центре зала. Я Жене говорю:
— Видишь впереди читающего мужчину?
— Да.
— Ты знаешь кто это?
— Нет.
— Это ведь тот самый Дмитрий Дмитриевич Зуев, о котором я тебе столько рассказывала. Я двадцать лет промечтала о встрече борсковичей с приглашением Зуева в нашу компанию. И вот поди ж ты — мир тесен.
Дмитрий Дмитриевич Зуев в какой-то степени кумир нашего детства и юности в Борском. Это очень талантливый, энергичный и веселый человек, которого «отрядила нам традиция» (слова Пастернака) в детстве. И по воле судьбы он еще был соседом и первого и второго домов нашего детства. Вы ведь помните нашу Первомайскую улицу?
Дом детства № 1б Дом Ненашевых Дом Масловых Дом Толстых
№ 41
Дома Ягодкиных
Здесь был раньше
колодец с журавлем КБО
Дом детства
Дом Зуева Д. Д. №1а
(теперь Пугасеевых)
№31
Дом Гниломедова
Ул. Первомайская
Наш дом (в нем прошло раннее детство с 1934 по 1938 год и жизнь с 1945 по 1995 год).
Появился Дмитрий Дмитриевич в нашем селе, когда я, наверное, была второклассницей или третьеклассницей, и мы жили в доме №1б. Он был совсем молодым человеком, окончившим ФЗУ. Приехал к теще со своей беременной женой Тосей. Я помню, как она с животиком сидела на крылечке домика. Он стал секретарем райкома комсомола. Огневой был человек, и деятельность его была тесно связана со школой. Помню, как он организовывал пионерский слет. И какие игры придумывал, когда в беготне были задействованы все участники слета, а это 300 — 400 ребятишек первых послевоенных лет. Какие интересные и живые доклады делал он нам в школе, когда мы уже стали старшеклассниками. Какие интересные спектакли ставил он силами учащихся Борской средней школы на сцене ДК. Учителя говорили: „Медом, что ли, этот Зуев намазан, что ученики к нему так и липнут“. Они и знать не знали, где он репетирует с учениками пьесы, и удивлялись, читая афиши. А Зуев репетировал в своем кабинете. Он был в то время заведующим районного отдела культуры. При этом все время учился. И в совпартшколе, и потом в Московском Государственном Университете. Помню, что испытывала уважение и даже благоговенье, проходя вечером мимо его светящегося окошечка: здесь человек учится в МГУ. А ведь он детдомовец, фзушник. Помню даже фотографию его мамы. Лида Репина меня как-то заводила к ним в дом и показывала семейный альбом. А Лида Репина — дочь пастуха „Золотого“, которая училась классом младше меня и иногда домовничала у Зуевых. Жила она напротив их дома. В годы, когда я уже была студенткой и приезжала в Борское, Зуев был II секретарем райкома партии. В какое-то время преподавал историю в медшколе. На сцене Дома Культуры играл в пьесах. Свою единственную встречу с ним помню в 1952 г. Я только что окончила школу и готовилась ехать учиться в Москву. И вот солнечным летним утром выхожу из библиотеки, а он идет навстречу. Молодой, красивый, кудрявый, в вышитой белой рубашечке. Остановил меня. Расспросил, как школу закончила, какие планы. Рассказала. Пожелал доброго пути. А было мне 18 лет, а ему, наверное, 27-28. Потом он был Зав. РОНО, Зав. ОБЛОНО… Через какое-то время вся семья (у них уже было трое детей: Ляля, Оксана и Димка) переехала в Москву. В Москве я вдруг стала слышать его по радио и видеть по телевизору. Он в последние годы возглавлял издательство „Просвещение“ и, очевидно, еще вел какую-то большую работу, связанную со школами и просвещением. Как сейчас вижу его смеющимся на 1-ом ряду рядом с Ролланом Быковым в какой-то передаче по телевизору.
К нему очень уважительно относился мой отец — Григорий Митрофанович. Видно, и это оставило у меня впечатление и оказало влияние.
И вот после стольких лет вижу его в театре. Он рядом — в десяти шагах. Пьесу смотрела рассеянно, да и не очень она меня тронула. Борское встало перед глазами. В антракте встретились, поразговаривали. Он был со второй женой Ниной Ивановной (Тося умерла). Подарил мне визитку.
А теперь перечислю все звания, которые на визитке:
Лауреат премии президента России
в области образования
Зуев
Дмитрий Дмитриевич.
Учитель. Профессор. Академик РАО АПСН.
Заслуженный работник культуры РСФСР.
Главный редактор
»Антологии Гуманной Педагогики"
Вот какой человек был с нами в нашем детстве.
И последняя радость. Едучи от Светы месяц назад (я уже заболевала, нам с Рафаэлем хватило его прививки от гриппа на двоих) заскочили в Центральный выставочный зал на выставку «Интеллектуальная литература». Там был представлен музей Паустовского, который занимается издательской деятельностью. Я в музее когда-то работала экскурсоводом на общественных началах. Получили свой журнал «Мир Паустовского». В воротах встретились с директором музея Ильей Ильичом Комаровым. Поцеловались. Хороший и хорошо выглядит. Ходкий.
А на выставке столько хороших книг. И публика — не то, что на улицах и в электричках — с другими лицами. Купили в подарок к Новому году по книге: мне — «Она друг Пушкина была» Светланы Балашовой-Мрачковской и Жене — Ренана «История израильского народа». Так, практически, на хорошем чтении закончился 2003 год.
Ваша мама.