Лекция: Манаил (гл. 13).
Близость к Ироду еще не определяет духовно человека. Мы это видим на примере Манаила, который был “совоспитанник Ирода” (13:1), но духа Ироду противоположного. “Бытие” само по себе и его внешние условия совсем не определяют сознания, — духовной свободы и нравственного чувства человека. Воспитанные одинаково, Ирод и Манаил пошли совсем разными путями в жизни. Один сделался напыщенным тираном, царьком, игрушкой демонического духа, а другой “служил Господу и постился” (ст. 2), слушая недомыслимые веяния Духа Святого в своем утонченном и освященном сердце.
“Набожные и почетные женщины.”
Священное Писание божественно чуждо страстных интонаций. Поэтому оно чуждо иронии и сарказма.
Отсутствие “душевности” и эмоциональности придает особенную силу нравственному суду над злом.
Стих 50 гл. 13 говорит без всякой иронии о набожных и почетных женщинах, выявляя лишь протокольную правду.
Эти набожные и почетные женщины вместе с первыми в городе людьми “воздвигли гонение на Павла и Варнаву и изгнали их из своих пределов.” — Типичный образец встречи мира, который “во зле лежит,” с Истиной Божьей… “Суд же состоит в том, что свет пришел в мир, но люди более возлюбили тьму, нежели свет; потому что дела их были злы” (Ин. 3:19). “Всякий, делающий худые дела, ненавидит свет и не идет к свету” (Ин. 3:20). Страшный Суд есть все та же Любовь. Но она есть и Правда. Любовь-Правда светит в мире, и светом своим уже сейчас распределяет людей, по правую и по левую сторону от себя. Есть души-овцы, уже сейчас послушные любви, а есть козлы, уже сейчас ее бодающие. Свет Христов спасает и судит одновременно. Все это начинается уже на земле, в кратком отрезке земного времени. Неповторимая земная жизнь — испытание метафизического существа человека. Будущий Суд есть лишь печать на том письме, которое написал человек во время своей земной жизни. Оттого так велика цена всякой минуты земной.
Ценность ее не в созерцании только начатков будущей гармонии, не в предвкушении только будущего блаженства; но великая ценность этой “исполненной печали” земной жизни — в возможности всецелого обращения к Жизни Вечной. Ужас земного существования — в возможности не откликнуться на зов Божий, оттолкнуться от Вечной Жизни, возненавидеть, распять на своем пути, этот зов, как Христа; оттолкнуться от Света несомого учениками… Ужас этой жизни в возможности вот чего: “они же отрясши на них прах от ног своих пошли в Иконию.” Этот легкий прах, взметаемый от ног посланных Богом людей, прах отряхаемый, не принятый даже на подошву апостольских сандалий, — какое это невероятное свидетельство о душе человека, о доме, о городе, о народе… Если этот грех не омоется водою глубокого раскаяния и обращения ко Христу, как будет он свидетельствовать о предании и распятии Истины Христовой — в душе, в доме, в стране… “Истинно, истинно говорю вам, отраднее будет Содому и Гоморре в день суда, нежели граду тому,” — граду, стране, душе, на которой осело это легкое облачко пыли, отрясенной с ног апостолов… У города Содома не нашлось ничего, кроме тусклой совести человеческой, мерцавшей в Лоте. В Антиохии Писидийской, а ныне почти во всех городах мира было Слово Божие. Если совесть Лота можно было содомлянам пытаться испачкать и нарушить, то Слово Божие можно только изгнать. На это именно и решились “первые” люди в Антиохии Писидийской. Нередко на это же самое решаются именно “первые люди” — в городе, обществе и народе… Конечно, о них это было сказано, что “многие же будут первые последними и последние первыми” (Мф. 19:30).
“Набожные и почетные женщины” в истории не всегда оказывают поддержку Истине. Стих 50-й 13-ой главы Деяний написан специально для. — многих в мире — набожных и почетных женщин.