Лекция: Логоцентристские модели социальной реальности и принцип историзма

Задача состоит в выявлении возможностей полноты описания динамики социальной реальности, представленной моделями конструируемыми на основе онтологической схемы социальной реальности в классической рациональности.

Принципы классической рациональности, одним из которых является принцип историзма, а также деятельностно-продуктивная модель социума формируются на основе рациональной структуры, фиксирующей последовательность в деятельностных циклах по производству артефактов, их вовлечения в новый цикл и формулируются в терминах социальной прагматики (общественных потребностей, целеполагания и целереализации, технологичности и т.д.) Они становятся доминирующими в сознании тогда, когда прагматически ориентированная наука ставится на службу достижения целей человека. Разум в свете этих принципов трактуется как сила, с помощью которой человек овладевает миром, и признается приоритетным качеством человека деятельного. Человеческая активность редуцируется к ее процедурно-процессуальному содержанию и трактуется в качестве технико-технологической. Универсализация данной формы деятельности, когда ее собственные продукты становятся условием и содержанием ее дальнейшей осуществимости, неизбежно ведет к представлению об историчности как следовании одного содержания из предшествующего. В этом аспекте классическая «идея истории» (выраженная в принципе историзма) есть форма выражения деятельностно-продуктивного содержания жизни социума, включая и мышление, трактуемое как мыследеятельность. Эта идея получает статус норматива познавательной деятельности, выраженного принципом логического развертывания мышления. Любая реальность в свете этого принципа приобретает характер историчности в форме следования (историзм).

В теоретическом описании социальной реальности данный принцип является основополагающим. Он утверждает и подтверждается неоднократно тем, что он сам и конструируемые на его основе теоретические модели является продуктом мыследеятельности. Отсюда наибольшую значимость и популярность в обществознании приобретают различные вариации деятельностно–продуктивной модели социальной реальности. Конструируемые деятельностью сознания, сведенного к мышлению, такие модели составляют весь корпус исторического знания, его методологию и способ познания.

Античная философия впервые сформулировала принципы, лежащие в основе рационально-рефлексивной формы мышления. Постулируемая в нем идея упорядоченности мира в форме божественного Разума-Логоса пронизывает и регулирует макрокосм (Вселенную), придает законосообразность и гармоничность всему сущему. Динамика Вселенной циклична, человек (микрокосм), будучи сущим среди сущего, органически вписан в космос, составляет с ним единое целое. Человек способен познать интеллигибельный порядок (Логос) посредством разума. Истинное знание достигается в сфере теоретического мышления, а сами принципы — его результат.

Наряду и в противоположность религиозно-мифическим, эпическим, эстетическим способам и формам восприятия мира начинает функционировать аналитический способ мышления. Однако это противопоставление в виде «перехода от мифа к логосу» нельзя считать состоявшимся в прямом смысле слова, так как миф и логос сосуществовали (продолжают сосуществовать и поныне, хотя мифическое в сознании претерпело изменения и его позиции потеснило логическое мышление) и их особое целостное сочетание в сознании породило уникальный духовно-культурный феномен — древнегреческую цивилизацию.

Формой представления бытия выступила теория. При ближайшем рассмотрении последняя есть не что иное, как вечное, неизменное, инвариантное в содержании интеллектуально-мыслительной деятельности (умозрении). Мышление в сфере теоретического получает возможность классифицировать, систематизировать, структурировать знания, придавая им различную форму организации. Одной из них является историчность, выраженная в «идее истории». Будучи теоретическим выражением процесса становления, она оформляется в философии и науке через процедуру объективации. Это процесс перехода мышления в свой продукт. Она есть всякий раз оформляющаяся временная последовательность операций и процедур мышления, выразимая, как оказалось впоследствии у Аристотеля, в логике.

Возникновение деятельностно-продуктивной модели истории принято связывать с идеей становления — идеей всеобщего движения и изменения мира, обозначившейся в греческой философии уже в досократический период. Особенно отчетливо она проявляется в учении Гераклита, где мир – вечно живой огонь, то возгорающийся, то угасающий. Его знаменитый образ реки становится символом изменяющегося мира. Платон относит становление к миру вещей, являющихся воплощением, копией, отпечатком идей – вечных, неизменных сущностей, принадлежащих к миру подлинного бытия. Аристотель избегает удвоения мира и наделяет вещи самостоятельным бытием, где идея вещи пребывает в ней самой как ее сущность, форма, как общее в единичном. Далее он обосновал изменение состояния вещей наличием четырех причин: материальной, формальной, движущей и целевой. Аристотелевская онтологическая схема изменения- движения – это локально-автономный процесс; движение завершается, реализовав цель. Изменение – это ход от истока к цели. «Отрезок» изменения от истока до цели выступал прообразом исторического, в котором движение внутри локально-автономного процесса соединялось с воздействием внешних причин и т.д. Здесь же проявляется отличная от мифологической онтологическая трактовка пространства и времени, связанная с движением. Каждое сущее имеет свою длительность и свое место.

Наивно онтологическое мировидение, в котором «идея истории» содержалась в скрытом виде, дополнялось результатами разработок теоретико-логической тематики. От Платона и Аристотеля ведет свое начало традиция, в которой велись поиски закономерностей мира становления. Предложенная ими же идея превращения возможности в действительность как движение вещи от ее возникновения (истока) к цели, также сыграла заметную роль в формировании «идеи истории».

Понимание историчности как характеристики общественного развития легло в основу современной западноевропейской культуры. Оно значительно отличается от «идеи истории» греков и, тем более, от историчности представленной в античной культуре в целом. Тем не менее, западноевропейская философия считает античную духовную культуру своим истоком. Однако тут происходит игнорирование отличия в понимании историчности культурами, имеющими различные духовные интенции. Поэтому не случайно возникает вопрос: «Была ли у древних греков идея истории?», вызывающий возобновляющуюся дискуссию1. «Идея истории» родилась у греков совершенно в иной ситуации при доминировании космоцентрической онтологической схемы миропредставления. Ее оригинальность была обеспечена именно данными обстоятельствами. Подгонять ее под доминирующие исторические представления более позднего времени и логически последовательно выводить из «идеи истории» древних «идею истории нововременной эпохи», а также делать выводы о степени развития исторического мышления у греков, по крайней мере, некорректно2.

Что касается сторонников негативного ответа на дискуссионный вопрос о наличии «идеи истории» у древних эллинов, то их позиция ведет нас к отрицанию преемственности между античной и нововременной цивилизациями, с чем трудно согласится. Ответ на вопрос дискуссии надо искать за пределами классического рационального мышления и понимания целостности социальной реальности и ее динамики.

Еще раз подчеркну, что понимание историчности в античной культуре в скрытой форме содержало деятельностно-продуктивную модель общественной жизни, из которой (модели) вытекала «идея истории». Она конструируется логическим мышлением, объектом которого становятся изменения общественного устройства, состояний сознания, деятельности людей. Историческая реальность, какой она представлена в трудах древнегреческих мыслителей, объясняется не только религиозно, мифологически, но и фактографически, исходя из реальных отношений между людьми. События «мотивируются разными психологическими или социальными интересами и ставятся в зависимость от природных условий»3.

В историографических трудах это наиболее четко прослеживается у Фукидида. Правда, у него результат деятельности людей часто уже определен и не тождественен замыслу, свобода человеческой воли крайне ограничена. Исторические события локализуются в линейном времени. Выстраиваются цепочки событий, скрепленные причинно-следственными связями, составляющими определенную целостность. Предмет так трактуемой историографии получал социально-прагматическую направленность. В исследованиях прошлого отдавался приоритет яркой, насыщенной событиями военно-политической жизни, от которых зависело благополучие отдельных личностей и целых народов. Именно эти события рассматривались историками в качестве фактов, не укладывающихся в религиозно-мифическое мировидение, что стимулировало теоретический поиск, а в его результатах содержались дополнительные возможности для интерпретации динамичной социальной реальности. Военно-политическая сфера вполне удовлетворительно описывается схемой «причина-действие-результат-следствие», в отличие, скажем, от социально-экономической или ментальной сфер, где изменения можно заметить лишь на довольно длительных временных промежутках. Знание событий и их причин, как они полагали, давали возможность государственным мужам, да и простым гражданам выстраивать правильную политику, линию поведения, добиваться успеха, избегая ошибок предшественников.*

Преобразование организационных форм общественной жизни в период кризиса греко-римской цивилизации и Великого переселения народов приводит к формированию новых ментальных структур и новых представлений об упорядоченности мира. Их концентрированным выражением стал принцип теоцентризма. Идея космического порядка, порожденная в условиях полисной организации социальности, утратила свою актуальность и не могла обеспечить устойчивость нарождающемуся разрозненному романо-германскому миру. Миропредставление, основанное на идее Божественного творения всего сущего и поддержания мирского порядка Божественным провидением, оказалось наиболее адекватной формой выражения складывающейся ситуации.

В период средневековья метафизическое основание историчности понимается телеологически, как реализация Божественного замысла и цели. Из теологии и телеологии можно вывести и построить как линейные (путь к спасению и др.), так и циклические (возврат человека к состоянию до грехопадения при достижении Царства Божьего и др.) онтологические схемы. Историчность как последовательное движение человека, ориентированного на будущее или прошлое, грозила лишить его настоящего. Надо отметить, что в духовной жизни Средневековья большую роль играли экзистенциальные моменты, где персонифицировано «Настоящее», выражают духовные состояния человека: открываемость Богу (откровение), недеяние (смирение) и др. Они также представляют определенную динамику общества. Тем не менее, линейность в построениях моделей исторического процесса (устремленность в будущее к совершенному состоянию общества и человека) в Средние века все-таки остается главным и определяющим критерием историчности. Она получают новую жизнь в онтологических схемах социальной динамики в период техногенной цивилизации. Так, например, идея Божественного промысла трансформируется в объективные закономерности общественной жизни и, вместе с Божественными качествами человека – разумом и свободой воли, становятся условиями преоразующей деятельности субъекта.

Такой вариант деятельностно-продуктивной модели динамики социальной реальности утверждается в период Просвещения, когда возникала потребность преобразования феодальных форм организации общественной жизни и установления и развития новых капиталистических отношений. Просветители, совершая «революцию в умах», изобрели «идею прогресса». Картина светлого будущего (золотого века), в котором наиболее полно воплотится совершенство человеческого разума, противопоставлялась мрачной картине прошлого и настоящего, где царили глупость, заблуждение, невежество, суеверие, произвол и злоба. Интерес к прошлому ограничивается его критикой, цель которой — обосновать замену одного способа существования людей другим, более разумным. Устремленность к будущему через возможное, через неуловимое настоящее (сущее «здесь-и-сейчас» всегда не соответствует должному) превращается в доминирующую интенцию западной культуры. Говоря другими словами, «идея прогресса» заменяет «идею истории» и обретает статус научно обоснованного проекта социума.* Причем прогресс — это развитие социологического и гносеологического, в силу того, что главной движущей силой и средством преобразования мыслители XVIII века считали «развитие знания» и его внедрение в духовную жизнь путем просвещения народных масс, что означало одновременно и социальный прогресс. Таким образом, конструируемая «идея прогресса» являлась основой для совпадения социо-логического и гносео-логического, динамики знания и динамики социальной реальности.

Взаимообусловленность онтологических схем социальной реальности и познания обычно трактуется через причинно-следственную связь. Она и есть последовательность изменений социологического и гносеологического, выступающих в качестве автономных и внешних по отношению друг к другу реалий, что ведет к грубой схематизации динамики социальной реальности, особенно в состояниях общественных новообразований.

Понимание целостности состояний социальной реальности в ее динамике будет точнее, если ее описание на основе детерминационных связей будет дополнено введением презентативной континуальной связи. Она выражает состояние одновременной представленности различных реалий (онтологической, методологической гносеологической, социальной, материальной и т.д.) друг в друге как равноправных факторов динамики социума, о чем пойдет речь ниже.

В прогрессистской модели истории находит свое измерение социальная динамика. Наиболее полное выражение ее дано в объективном диалектическом идеализме Гегеля, материалистической диалектике марксизма и позитивизме. В названных философских направлениях классическая рациональность получает наиболее полный и завершенный вид.

Описание динамики социальной реальности и поиски ее смысла стали приоритетными направлениями в исторических исследованиях. Анатомия их была удивительно простой: выбор метафизического основания, выведение возможных следствий из него, организация их в определенную систему (схематику социальных процессов) и, наконец, соотнесение ее с эмпирическим материалом.

Метафизическое начало истории, как правило, полагалось в одном из фундаментальных атрибутов общественной жизни (принцип монизма). В качестве такого были, например, дух (абсолютный дух, сознание людей или выдающихся личностей), природа (географическая среда, биология человека, ритмы солнечной активности и космических излучений и т. д.), искусственно созданное (способ производства, техника, символы, язык и т.д.). В самой этой процедуре полагания (пред-положенности, пред-ставленности, пред-намеренности, пред-угаданности и т.д.) в скрытом виде присутствовала «идея истории» в ее пространственно-временной измеряемости и реализуемости.

«Идея истории» — это идея самовоплощения Абсолюта (предельного основания). Разработанный Гегелем диалектический метод выступил в роли универсального «механизма» саморазвертывания любых реалий (под эгидой Абсолюта) и одновременно универсальным средством его описания. В соответствии с этим и метод осмысления предельных оснований претендовал на статус предельного в познавательном инструментарии.

В построенной на этом методе модели истории полагалась способность первоначала развиваться по линейной (ступенчатой, спиралеобразной) траектории в равномерном пространстве и времени, что и соответствовало ньютоновско-лапласовским представлениям о них. История — строго детерминированный, закономерный (где и случайность является проявлением необходимости), прогрессивный процесс смены одной фазы развития другой. Все народы проходят один и тот же путь, подчиняясь всеобщим законам диалектического развития. Смысл истории — в постижении Абсолютной Идеи самой себя через познание законов, целесообразности, где цель, с одной стороны, выступает конститутивным фактором хода истории, а с другой, – формой выражения и способом реализации Логики Абсолюта. Неповторимое многообразие жизни целых народов и эпох, не говоря уже о жизни отдельных людей, игнорировалось, так как метод изучения истории требовал выделять повторяющиеся, общие и типичные черты развития. Свобода людей ограничивалась рамками исторической необходимости, а человек мыслился лишь как придаток скрытых сил истории. Рациональная деятельность человека в так представленном историческом процессе осуществляется в технико-технологическом ее варианте по схеме «цель — средство – результат». История в этом случае совпала с Логикой, что и выражалось в принципе тождества логического и исторического. Достижение исторических целей мыслилось как результат действия объективных законов, логики истории, внешним выражением которых являлись исторические факты. Рационалистический дискурс выясняет связи и отношения между событиями, явлениями, процессами, выделяет закономерности, определяет тенденции развития как логического процесса. Исследователь выступал как субъект, а исторический процесс как предмет познания. Диалектический метод претендовал не только на всеобщность (описание всевозможных реалий), но и на универсальность (описание всевозможных состояний) социальных реалий. Однако логические связи, как оказалось впоследствии, выражают только один тип связей.

Одним из критиков идей классического историзма являлся известный отечественный ученый А. А. Любищев. Он отбрасывает принятую логическую схематику исторического знания и признает человека творцом истории. Историческое знание перестает подчиняться только логическим критериям, становится открытым и множественным.

Выявить недостатки логико-номотетического историзма ученому удается благодаря выделению онтологического аспекта в историческом исследовании. Именно такой подход отчетливо прослеживается в его работах по истории и философии истории. Подобное смещение акцентов в философии науки является нетрадиционным для господствовавшего во времена Любищева одномерно интерпретируемого марксизма. Поэтому уместно отметить его переориентацию исследований с гносеолого-методологических проблем истории на анализ онтологии истории и исторического познания и знания. Целевая установка ученого – преодолеть подведение живого, уникально-разнообразного исторического материала под стереотипные, упрощенные, локально-линейные социологические схемы.

Как ученый и мыслитель Любищев называл себя последовательным рационалистом, поклоняющимся «единственному» принципу — следования разуму, причем разуму переосмысливающему свои основания, или в его формулировке – разуму, работающему по принципу нигилизма. Такой неклассический вариант рационализма помог выявить недостатки, называемые им «дефектами», и обозначить границы исторического знания и познания, какими они мыслились на основе методологии догматизированного марксизма в контексте классической рациональности.

Он отмечает следующие «дефекты» теории общественно-экономической формации: «1) фатальность эволюции; 2) линейность эволюции; обязательность всех этапов развития»1. А.А. Любищев считает, что историки допускают логико — методологическую ошибку: «Всякий этап в развитии государства, пришедшего к высокому уровню, считается необходимым для этого высокого уровня»2 «После этого» не значит «по причине этого». Очень верно подмечено. Природа ошибки имеет не логико-гносеологическое происхождение, а онтологическое, поскольку вытекала из «естественного порядка вещей». Всякое новое качественное состояние развития общества, с позиций диалектического метода, понималось как результат преемственности, поступательности, детерминированности предшествующими состояниями. Хотя Любищев прямо не говорит об онтологической природе «дефектов» формационной теории, он усматривает метафизическое основание данной концепции исторического процесса в признании экономики «ведущим фактором прогрессивной эволюции общества». Иными словами, в качестве метафизического основания исторического процесса выступала экономика, а сама теория общественного развития базировалась на принципе экономического детерминизма. Онтология истории, таким образом, опиралась на весьма зыбкий фундамент — «подсознательное догматическое использование далеко не оправданных постулатов» или на «отсутствие ясно выраженных постулатов исторического исследования»1, т.е. задавалась крайне формализованным и идеологизированным мышлением, теоретически ориентированным на гносеологическую проблематику. Критикуя фундаментальные положения классического историзма в марксистско-позитивистком варианте, А.А. Любищев выходит на неклассическое понимание истории, заняв позицию «исторического неоидеализма», который «утверждает, что прогрессивная идеология и воля к ее воплощению в жизнь является необходимым, но недостаточным условием прогресса»2. Концепция неоидеализма избавляла метафизическую основу истории от монистического принципа, делая ее плюральной за счет введения дополнительного фактора «прогрессивной идеологии и воли к ее воплощению в жизнь». Этот же фактор разрушал логически заданный порядок следования истории, придавал ходу истории открытый, а значит нелинейный и непредсказуемый характер.

Осмысление сознания как творящего историю фактора придает ей открытость, а критика постулата абсолютного детерминизма по-иному высвечивает проблему роли личности в истории. А.А. Любищев отмечает: «Чем ближе мы придерживаемся постулата абсолютного детерминизма, тем меньшее значение имеет личность в истории»3. Исторический процесс перестает подчинятся жестко детерминированной схеме, становится вариативным и вероятностным. Особенно велика роль личности в переломные моменты жизни человечества, ибо «личность – фермент исторического движения; это – идея, душа истории; это — повитуха истории!!..»4. Таким образом, открытость сознания и свобода мышления самого ученого позволила ему отказаться от жесткой детерминистской, технико-технологической трактовки исторического познания и перейти к осмыслению исторического знания с позиции его событийного измерения. Сама историческая мысль как со-бытие становятся фактом истории. Историчность выражает динамику мышления через акты его преобразования и в качестве таковых они входят в содержание и ткань Истории.

При описании и представлении состояний социальной реальности в языке диалектической логики историзм выступает одним из ее измерений – линейной динамики. При изменении способа описания социальной реальности, когда она берется в со-стоянии — актуальная форма ее бытия, в понятие «историчность» вкладывается другой смысл и «История» мыслится иначе.1

Современные модификации деятельностно-продуктивной модели исторического процесса вызваны разносторонней критикой ее классического варианта. Современные исследования теоретической истории, исторической макросоциологии, геополитики, развивающие идеи К.Гемпеля2, не лишены новых парадигмальных «прививок» и включают в онтологические схемы истории идеи неравновесности, открытости, нелинейности, альтернативности развития социальных систем, усложняя представления о ее динамике. Последняя, конечно, включает прогресс на правах одной из ее форм проявления. Деятельностно-продуктивная модель истории с ее базовым понятием линейного времени также становится одной из реализуемых. Но все же необходимо заметить, что некоторые нововведения в этих разделах социально-исторического познания и усовершенствованные варианты деятельностно-продуктивной модели истории в классической рациональности не могут претендовать на описание и представление всей динамики социальной реальности в ее целостности.*

Деятельностно-продуктивная модель социально-исторической реальности и соответствующие этой модели рационально-онтологические принципы не утратили свою актуальность и востребованность в период нынешнего кризиса техногенной цивилизации. Это, скорее всего, связано с необходимостью постоянного воспроизведения социальных отношений на основе технико-технологического способа осуществления жизнедеятельности, а также с поддержанием стабильности в общественном бытии. Однако абсолютизация значения устойчивых структур в жизнедеятельности людей и в сознании оборачивается чрезмерной верой в исключительные способности классической рациональности решать возникающие социальные задачи и способствует установлению закрытых социальных систем, их неизбежной стагнации и, в конечном счете, гибели. Этот аспект динамики социальной реальности артикулировал А. Тойнби в своей модели истории — в «концепции локальных цивилизаций». Позитивная сторона так трактуемой истории представлена такими явлениями общественной жизни, как способностью к творческому ответу на «вызов» складывающейся ситуации, самоорганизацией социальных структур, полнотой раскрытости духовного потенциала той или иной цивилизации. В цивилизационной модели истории делается акцент на ее дискретном характере, узловыми «точками» которой выступают рождение и гибель цивилизаций. История здесь мыслится в терминах креативности, а потому и ее онтологическая схема строится не только и не столько на линейном времени, сколько на событийном, о чем пойдет речь далее.