Лекция: Маска одержимости-2 3 страница

Но вы думаете, я жаловался? Впрочем, вы и сами знаете ответ.

Собираю я всю эту малышню в кружок. Они пихаются, таскают друг дружку за волосы, обзываются. А я им так спокойно и говорю, что они настоящие скоты. Поднимаю руку, мол, помолчите секунду, и говорю:

— Давайте завтра на Хэллоуин устроим настоящую вечеринку.

— Ура! — вопят они.

— Тогда сразу после тренировки в хэллоуинских костюмах встречаемся всей командой, — продолжаю. — Вместе пойдём по домам.

— Ура! — снова голосят они.

— Предупредите родителей, — говорю. — Собираемся перед старым домом Карпентера.

Молчание. Никто из боровов уже не кричит, не радуется.

— Чего это мы там будем встречаться? — спрашивает Эндрю.

— Там, говорят, привидения водятся, — подаёт голос Марни.

— Это уж больно страшное место, — поддакивает Утёнок.

Я, прищурившись, смотрю на них.

— Да вы что, ребята, сдрейфили? — спрашиваю.

Молчание. Все стоят и переглядываются.

— Вам что, — поддразниваю их, — слабо встречаться там?

— Ты что! Испугаемся мы какого-то старого дома, — возражает Марни.

И тут все наперебой начинают уверять меня, какие они смелые. И кричат, мол, разумеется, все придут.

— Я как-то видел привидение, у нас за гаражом, — хвастает Джонни Майерс. — Я как крикну: «Бу!» — оно и испарилось. — Богатое воображение у этих малышей.

А все стали потешаться над Джонни. А он упёрся, стоит на своём. Видел, мол, и всё тут. Так они его повалили и вывозили в грязи.

— А ты кем собираешься нарядиться на Хэллоуин, Стив? — спрашивает Марни.

— Да-да, — подхватывает Эндрю. — Что на тебе будет?

— Он будет свалкой токсичных отходов, — кричит один.

— Да нет, он будет балериной, — кричит другой.

И все ржут и веселятся.

Смейтесь, смейтесь, думаю. Смеётся тот, кто смеётся последний. Доживём до Хэллоуина. А там посмотрим, кто будет смеяться.

— Я… — говорю. — Я буду бродягой. Вы меня сразу узнаете. В лохмотьях. С грязной физиономией. Бродяга, он и есть бродяга.

— А ты и есть бродяга. На себя посмотри! — засмеялся кто-то из моей команды.

И все снова ржут и веселятся. Снова толкаются, таскают друг друга за волосы, катаются в обнимку по земле.

К счастью, их быстро разобрали родители и няньки. Я смотрел, как они расходятся по домам, и улыбался. Потом подхватил свой ранец и дунул домой. Всю дорогу я бежал. Мне не терпелось взглянуть на свою маску.

Когда я пробегал мимо дома Чака, он вышел мне навстречу.

— Эй, Стив… ты чего это несёшься, как ошпаренный? Постой!

— Не могу, — кричу и бегу дальше. — Попозже увидимся.

Некогда мне тут торчать с Чаком. Мне на маску хочется поскорей взглянуть. Так не терпится ещё раз убедиться, какая она жуткая.

Я пулей влетел в дом, поскакал по лестнице аж через три ступени. Промчался по длинному коридору. Влетел в свою комнату, швырнул ранец на кровать и к комоду. Открываю ящик.

— Что за дела?

Смотрю и глазам своим не верю. Разгрёб груду носков. Маски нет.

— Не-е-ет!

Я стал бешено рыться в ящике. Я перевернул всё вверх дном. Выкинул все носки на пол.

Маски не было. Исчезла.

Клубки носков скакали по полу. Сердце моё тоже скакало в груди.

И тут я вспомнил, что переложил маску. Перед самым уходом в школу. Я испугался, вдруг мама затеет стирку и сунется в ящик за носками. И найдёт там маску. Вот я и перепрятал её в дальний угол стенного шкафа, за свёрнутый спальный мешок.

Словно гора с плеч. Облегчённо вздохнув, я опустился на четвереньки, собрал все свёрнутые в клубки носки и запихнул их обратно в ящик. Потом открыл дверцу стенного шкафа и извлёк с верхней полки, где лежал спальный мешок, маску.

Стив, старина, приди в себя, говорил я себе. В конце концов, это всего лишь хэллоуинская маска. Нельзя же всё принимать так близко к сердцу. Чего ты себя пугаешь?

Иногда полезно так пожурить себя, дать полезный совет самому себе.

Я немного успокоился. Потрогал прямые патлы моей маски, погладил её морщинистую бугристую кожу.

Коричневатые губы, словно скалились мне. Я сунул мизинец в отвратительное дупло в клыке. Потрогал пауков в ушных раковинах.

— Клёво, что и говорить! — воскликнул я.

Я не мог ждать до Хэллоуина. Меня так и подмывало показать свою маску кому-нибудь. Надо кого-нибудь напугать.

Первым в голову пришёл Чак. Я так и видел его изумлённую физиономию. Чак — вот идеальная первая жертва. Я знал, что он дома. Я же видел его несколько минут назад.

Ух, ну и хорош он будет! Чак ведь уверен, что с этого склада я выбежал с пустыми руками. Если я прошмыгну к нему в дом и предстану перед ним в этой маске — ого! — он отпадёт.

Смотрю на часы. До ужина ещё час. Мамы с папой ещё даже дома нет. Успею всё это проделать, решил я.

— Хе-хе-хе-хе, — хихикаю я, входя в роль мерзкого старикашки. — Хе-хе-хе-хе. — Аж самому страшно.

Обеими руками берусь за морщинистую шею маски. Подхожу к зеркалу и поднимаю маску на уровень лица. И начинаю натягивать её сверху вниз.

Она легко скользит по волосам. Идёт как по маслу. Я чувствую её мягкое тёплое прикосновение. Натягиваю на уши. На щёки. Ниже. Ниже. Верхняя часть маски села на голову Я верчу её туда-сюда, пока щелки глаз не совпадают с моими глазами, и я могу видеть.

Довольный, я опускаю руки и отступаю на шаг от зеркала, чтобы полюбоваться своим новым видом.

Так тепло. Даже слишком. Резиновая маска плотно обхватывает щёки и лоб. Уже не тепло, а горячо.

— Эй!.. — кричу я, чувствуя, как лицо под маской начинает гореть.

Жарко невмочь… Трудно дышать. Эй… да что это со мной?

Маска плотно обхватывает лицо.

Щёки пылают. Я с трудом дышу от какого-то резкого запаха. Запах нестерпимый.

Я задыхаюсь. Я судорожно хватаю воздух ртом, но маска так плотно облегает меня, что мне ни охнуть, ни вздохнуть.

Хватаю маску за уши и тяну изо всех сил. Внешняя сторона маски тёплая и даже приятная на ощупь. Но внутри она вся горит!

Пытаюсь сдёрнуть маску. Не тут-то было. Она не поддаётся. Раскалённая резина приварилась к коже.

Отвратительный запах кружит мне голову. Я нечленораздельно мычу что-то.

Тащу ещё сильней. Маска ни на миллиметр не поддаётся.

Я чувствую себя как рыба, выброшенная на песок.

Вцепившись в чёртовы патлы, тяну, как могу. Пытаюсь поддеть маску снизу, под подбородком.

— О-о-о! — мычу я, слабея. Руки безвольно висят вдоль тела.

Я вдруг чувствую такую усталость, словно на мне воду возили. Я пальцем не могу пошевельнуть. Каждый вздох даётся неимоверным усилием. Я сгибаюсь в три погибели. Меня всего колотит.

И такая слабость. Я чувствую себя древним стариком. Старым как мир. Неужели старики так себя чувствуют?

Спокойно, Стив, спокойно, уговариваю я себя. Подумаешь, резиновая маска. Ну, жмёт малость, всё бывает. Прилипла. Ну и что. Сейчас снимешь и забудешь о ней.

Спокойствие. Досчитай до десяти. Рассмотри маску в зеркале. Схвати за нижний край и снимешь. Эка невидаль, снять маску!

Считаю до десяти. Подхожу вплотную к зеркалу. Увидев своё отражение, я чуть не завопил. Вот это маска. Жуть! Как живая. Вот так класс! С моими глазами она и вовсе стала настоящим лицом. Губы шевелятся. Я пошевелил своими губами, и её губы тоже зашевелились. Зелёные сопли шевельнулись в ноздрях. Пауки, казалось, ожили в спутанных желтоватых волосах.

Да это же маска, говорю себе. Клеевая, что и говорить, но всего лишь маска.

Я немного успокоился. И вдруг у меня из горла вырвалось:

— Хе-хе-хе-хе.

Это же не мой смех! И голос не мой! Так хихикают старики. Да что же это такое? Как это у меня вырвался такой мерзкий смех? Я плотно сжал губы. Только бы не повторился этот ужасный смешок.

— Хе-хе-хе-хе.

Снова эта жуть! Голос дребезжащий, тонкий. Да не голос, а чёрт знает что, какое-то хриплое карканье.

— Хе-хе-хе-хе.

Но это же не я! Кто же так гадко хихикает? Откуда исходит этот пронзительный сухой смех? Я пристально смотрю в зеркало и цепенею от ужаса.

И тут чья-то сильная рука хватает меня за ногу.

С криком я резко оборачиваюсь.

И смотрю вниз сквозь прорези глаз. И вдруг вижу, что это не рука. В ногу впились зубы, собачьи зубы!

— Спарки, это ты! — кричу я, но вместо моего голоса, из-под маски слышится какое-то хриплое ворчание.

Спарки попятился. Я прокашлялся и снова подал голос:

— Не бойся, Спарки. Это же я.

Господи, что это с моим голосом? Это скорей похоже на кашель, будто у меня коклюш. Это напоминает моего дедушку. На мне стариковская маска, и голос у меня стариковский. А я так стал. Словно всё тело из свинца.

Я хотел протянуть руку и погладить собаку, но руки словно отяжелели. А колени щёлкнули и заскрипели, когда я нагнулся.

Спарки смотрит на меня, склонив голову набок, а обрубок хвоста бешено вращается.

— Не бойся, Спарки, — каркаю я. — Это только маска. Страшноватая, верно?

Я наклоняюсь, чтобы взять пса на руки. И тут я увидел глаза Спарки. Они расширились от ужаса. Спарки взвизгнул тонким голосом, вырвался у меня из рук и помчался по комнате, лая во всю глотку. Так лают собаки с перепугу.

Я хотел догнать его, но ноги не слушались меня, они стали как ватные, а колени не сгибались. Разогнуться удалось лишь с третьей попытки. Голова раскалывалась. Куда мне было за Спарки! Я совсем запыхался. Да и поздно. Спарки вылетел из комнаты и заливался уже на лестнице.

— Ну и дела, — пробормотал я, потирая ноющую поясницу. Странно. Что Спарки, масок не видел? И что это я, он знал. Чего же он так перепугался? Моего скрипучего голоса?

Но как могла маска изменить мой голос? И почему я себя чувствую так, словно мне сто лет? Спасибо, хоть лицо не горит как раньше. Хотя маска так плотно облегала его, что я с трудом двигал губами.

Надо как-то снять эту маску, решил я. Чаку придётся подождать до Хэллоуина. Он ещё натерпится страха.

Подняв обе руки, я попробовал нащупать нижние края маски. Шея была какая-то морщинистая, с дряблой и очень сухой кожей. Да где же край?

Придвинувшись вплотную к зеркалу и прищурившись, я пытался разглядеть, где же края маски на шее. Морщинистая шея была вся в неприятных коричневых пятнах. Но где же нижний край? Где кончается маска и начинается моя шея?

Трясущимися руками я машинально водил по шее. Сердце бешено колотилось. Взяв себя в руки, я тщательно проверял каждый сантиметр шеи. Вверх, вниз. Ещё раз. Наконец я сдался и в отчаянии опустил руки. У маски не было края. Вообще никакой разделительной черты. Морщинистая крапчатая кожа маски стала моей кожей.

— Не-е-ет! — взвыл я голосом старика.

Надо избавиться от этой чёртовой маски! Должен же быть какой-то способ. Вцепившись в щёки маски, я потянул изо всех сил.

— Ай! — вскрикнул я от боли.

Потянул за волосы. От боли выступили слёзы. Уже не понимая, что делаю, я хватал, рвал, тащил не то себя, не то маску. От каждого движения меня пронзала дикая боль. Каждый щипок отзывался во всём теле, словно я щипал себя.

Вдруг меня осенило. Глазные щели!

Я попробовал просунуть палец под край маски. Если это удастся, я как-нибудь сниму её. Пальцы пытались нащупать хоть щёлку, хоть какой-то зазор между веками и маской. Но всё напрасно. Никакой щели.

Эта кожа с морщинами и струпьями стала моей кожей! Мерзкая маска стала моим лицом! Я и был этим мерзким старикашкой, в котором кишат пауки. Я и ощущал себя старой развалиной. У меня сжалось горло, словно его схватила железная рука.

Я снова приник к зеркалу обезображенным лбом. И закрыл глаза. Что делать? Что мне делать? Этот вопрос снова и снова проносился у меня в голове.

И вдруг слышу: во входной двери щёлкнул замок. И снизу раздался голос мамы:

— Стив, ты дома? Стив?

Что делать? Что делать? Снова тот же вопрос.

— Стив? — снова крикнула мама.

Нет, твёрдо решил я. В горле у меня что-то щёлкнуло, и оттуда вырвался старческий хрип. Ни за что. Ни за что я не спущусь. Не хватало ещё, чтобы вы видели меня таким безобразным!

— Ладно, — снова раздался голос мамы. — Я иду наверх.

Послышались шаги на лестнице.

В панике я бросился к двери и чуть не упал. Мои дряхлые ноги едва слушались меня.

Я успел вовремя. Только я запер дверь, как мама поднялась на второй этаж. Я прижался спиной к двери, схватившись за грудь. Сердце выпрыгивало, и я задыхался.

Я думал только об одном: что сказать маме? Она не должна видеть моё лицо. Нельзя позволить ей увидеть маску. Начнутся ахи да охи и тысяча вопросов. Не могу же я позволить ей увидеть себя в таком состоянии!

Через пару секунд мама тихонько постучала в дверь.

— Стив, ты там? Что ты делаешь?

— Я… ничего.

— Ну, так можно войти? Я тебе кое-что принесла.

— Не сейчас, — просипел я.

Пожалуйста, не открывай дверь, молил я её про себя. Ради бога, не входи в комнату!

— Стив, что с тобой, почему у тебя такой голос? — удивилась мама. — Что случилось?

— Э-э-э… — Думай, Стив, думай! — Пустяки, горло немного того…

— Пусти меня, я посмотрю. Уж не заболел ли ты?

Вижу, ручка в двери поворачивается.

— Нет! — закричал я, прижимаясь к двери.

— Уж не болен ли ты?

— Я что-то не очень хорошо себя чувствую, мама, — бормочу я старческим скрипучим голосом. — Пожалуй, прилягу. Я спущусь позже, ладно?

А сам глаз не отрываю от ручки. Слышу только её дыхание с той стороны.

— Стив, а я принесла тебе твоё любимое печенье. Съешь, и станет лучше!

У меня слюнки потекли. Я представил своё любимое печенье, облитое шоколадной глазурью с одной стороны и ванильной с другой. Вкуснятина!

— Чуть позже, ладно? — чуть не плача, пробормотал я. — Мне действительно что-то не по себе. В висках стреляет. Всё тело ломит. Я прямо на ногах не держусь.

— Позову тебя, когда ужин будет готов, — обиженно проговорила мама.

Я прислушался к её удаляющимся шагам. Потом побрёл к кровати и с трудом присел на краешек, словно мне было действительно сто лет. «Что же дальше?» — спрашивал я себя, прижимая дрожащие ладони к морщинистым щекам. — Как снять эту чёртову маску?»

Глаза горят, словно в них песок насыпали. Прикрыв веки, я стал думать. Сижу я так, и вдруг в сознании всплывает лицо Карли Бет.

Эврика! Вот кто мне нужен. Карли Бет поможет мне. Только она, и никто на всём белом свете.

В прошлом году на Хэллоуин у Карли Бет была маска из того же магазинчика. Чем чёрт не шутит, а вдруг и с ней стряслась такая же история? Может, и её маска приросла к ней и изменила её. Но она ведь как-то умудрилась снять её. Она посоветует мне, как освободиться от этого наказания.

Телефон стоял около компьютера на столе. Обычно это три шага от кровати. Раз и дотянулся. Но я добирался до телефона добрые полчаса. Минуты три — не меньше, кряхтя и охая, хватаясь за поясницу при каждом движении, вставал с кровати. Минут пять, шаркая непослушными ногами, ковылял к столу. Когда, с горем пополам, добрался, то в полном изнеможении рухнул в кресло. Из последних сил дотянулся до трубки и кое-как набрал номер Карли Бет.

Так дальше не пойдёт, подумал я. Карли Бет должна выручить меня. Должна же она знать, как снять треклятую маску.

На третий звонок трубку взял отец Карли Бет:

— Алло?

— Хи… кхе… будьте добры Карли Бет, — кое-как прошамкал я.

Молчание. Затем:

— Кто это? — Мистер Калдуэл был явно растерян.

— Это я, — отвечаю. — Карли Бет дома?

— Это кто-то из учителей? — переспросил он.

— Да нет. Это я, Стив…

— Прошу прощения, сэр, но я плохо вас слышу. Говорите громче. Зачем вам моя дочь? Может, вы скажете мне.

— Нет… мне нужна Карли Бет…

Я слышал, как мистер Калдуэл тихо говорил кому-то:

— Там какой-то старик спрашивает Карли Бет. Я с трудом понимаю, что он говорит. И не хочет говорить, кто он.

Он снова заговорил в трубку:

— Вы один из учителей Карли Бет, сэр? Откуда вы знаете мою дочь?

— Она моя подруга, — сиплю я.

Слышу, он снова обращается к кому-то. Наверное, к маме Карли Бет. Он трубку рукой зажал, но мне всё равно слышно:

— Странно, какой-то ненормальный. — Потом мне: — Простите, сэр, но Карли Бет не может подойти к телефону. — И повесил трубку.

Я тупо вслушивался в короткие гудки своим паучьим ухом.

Приехали, мелькнуло у меня. Что дальше?

Я, вероятно, задремал в своём кресле за столом. Сколько прошло времени, я не знаю. Проснулся я от стука в дверь. Это стучал папа.

— Стив, ужинать! — позвал он.

Я встрепенулся. Спину ломило, оттого что я спал сидя. Я потёр онемевшую шею.

— Стив, идёшь ужинать?

— Я… мне не хочется есть, — просипел я. — Я лучше посплю, папа. Что-то я расклеился.

— Не вздумай заболеть за день до Хэллоуина! — воскликнул отец. — Кто же будет с мешком по домам ходить?

— Утро вечера мудренее, — выдавил я и издал что-то вроде стона. — Высплюсь, и завтра буду как стёклышко.

Буду. Жди. Мне стукнет все сто пятьдесят лет.

— Мы тебе супчика принесём или что хочешь, — отозвался папа. Потом послышались его шаги по лестнице.

Я посмотрел на телефон. Не попробовать ли ещё раз звякнуть Карли Бет? Попытка не пытка. Впрочем, она мне не поверит, решил я. Повесит трубку, как её папа.

Я поскрёб уши. Пауки словно забегали. Я коснулся того места на голове, где содрана кожа. На ощупь оно было мягким и влажным. Пальцы нащупали гладкую кость обнажённого черепа.

Я снова тяжело вздохнул. Надо думать. Надо что-то придумать. Но я так устал. Меня тянуло в сон. С трудом поднявшись из кресла, я поплёлся к кровати. Стоило мне коснуться головой подушки, как я крепко заснул.

Когда я проснулся, из окна моей комнаты струился солнечный свет.

Солнце было такое яркое, что я замигал. Уже утро. Утро Хэллоуина.

Господи, это же такой замечательный день! Такой потрясающий! А тут…

Обеими руками я притронулся к лицу. Гладкое. Щёки гладкие. Мягкие и гладкие.

Я потрогал уши. Уши как уши. Маленькие. Мои уши. И никаких тебе пауков!

Трогаю волосы. Это же мои волосы! А не противная выцветшая пакля.

Нерешительно поднимаю руку ко лбу, чтобы дотронуться до свисающего клочка кожи, под которой обнажённый череп. Ничего такого там нет!

— Ура! — завопил я. — Это я опять!

Никакой стариковской маски. Никакого скрипучего голоса. И тело не столетней развалины. Мне всё это приснилось. Это был страшный кошмар.

Всё ещё жмурясь от яркого света, я оглядел комнату.

— Мне всё это приснилось! — кричу во всю глотку.

И весь этот поход в подвал магазинчика. И рысканье в коробке с масками. И человек в дурацкой накидке с капюшоном. И маска старика. И эта игра в прятки. И мой жуткий вид: приросшая к лицу маска, которую не снять никакими силами.

Всё сон! Страшный ночной кошмар, который развеялся.

Я вне себя от счастья. Это самый счастливый миг в моей жизни.

Я хотел было спрыгнуть с кровати. Мне хотелось носиться по комнате и плясать от радости.

И тут я моргнул снова и открыл глаза. И проснулся по-настоящему…

Я проснулся по-настоящему. И понял, что мне приснилось, что всё это мне приснилось! Трогаю свою физиономию и щупая вялые складки, морщины и струпья. Берусь за нос и пальцем попадаю в свернувшиеся зелёные сопли.

Мне приснилось, что маски не существует. Мне приснилось, что у меня моё прежнее лицо. Прежний голос и прежнее тело. Всё сон. Чудный сон.

А вот теперь я проснулся без дураков. И дела мои плохи.

Я сел на кровати и отбросил со лба прямые иссохшие пряди волос. Придётся сказать маме и папе, тяжело вздохнув, решил я. Ещё один такой день мне не выдержать.

Я спал в одежде. Я выбрался из постели и поплёлся, цепляясь ногой за ногу, к двери. Открыл дверь. На двери записка:

Дорогой Стив, надеюсь, ты чувствуешь себя лучше. Мы с мамой едем в гости к тёте Хелен. Выезжаем пораньше, чтобы не попасть в пробку. Вернёмся к вечеру, чтобы помочь тебе нарядиться к Хэллоуину.

С любовью, папа.

Нарядиться в бродягу? Ну уж нет. В этом году этому не бывать! Не говоря уже о том, что в свои сто пятьдесят лет я староват для того, чтобы обходить соседей с мешком.

Смяв записку, я кое-как спустился по лестнице, держась за перила и переступая со ступеньки на ступеньку. Мне вдруг захотелось дымящегося омлета с чашкой горячего молока.

— Господи, только этого не хватало! — застонал я. Я и думать стал как старик!

Я приготовил себе завтрак из апельсинового сока и кукурузных хлопьев. Стакан с соком как-то странно ощущался старческими коричневатыми губами. А жевать хлопья одним кривым зубом оказалось просто невозможно.

— Что же мне делать? — стал сетовать я на свою судьбу.

И вдруг меня осенило. Я решил прежде всего осуществить свой план и до смерти напугать первоклашек. Надо же по заслугам воздать этим маленьким чудовищам, измывавшимся надо мной на футбольном поле.

Решено! Когда вернутся мама с папой, я встречу их в костюме старика. Они не поймут, что это вовсе не маска. Они обрадуются, как здорово я всё придумал. А к вечеру я подойду к старому дому Карпентера и встречу своих распрекрасных малышей. Они у меня из собственных масок повылетают, эти звери в обличии детей!

А что потом? Потом суп с котом. Найду Карли Бет. Это проще простого. После того как все обойдут дома с мешками, договорились встретиться у неё дома. Там и будет праздничная вечеринка.

Вот там-то и выведаю у Карли Бет тайну маски. Она поможет мне ней распрощаться. И всё будет снова прекрасно.

Сидя за завтраком и давясь корнфлексом, я был уверен, что придумал всё на славу. Жаль только, ничего из этого не получилось.

Когда мама с папой вечером вернулись домой, я встретил их, намеренно проковыляв по лестнице вниз. Они аж ахнули от моего вида. Мама выронила пакет. Челюсть у неё отпала, и она так и стояла с открытым ртом. У папы глаза вылезли на лоб. Он долго смотрел на меня, потом расхохотался.

— Ну ты и вырядился, Стив! — воскликнул он. — Где ты такую маску откопал?

— Боже, какая отвратительная. Мне плохо от этой дыры на лбу. А дупло!

Папа обошёл меня вокруг. Он был в восторге от моего вида.

Вырядился я в заплатанную одежду, которую надевал, изображая бродягу. А в стенном шкафу я нашёл старую папину палку. На неё и опирался.

— Здорово! — сказал папа, похлопав меня по плечу.

— Я эту маску купил в магазинчике товаров для вечеринок, — сообщил я. И это был не так уж далеко от правды.

Мама с папой переглянулись.

— А голос у тебя совсем старческий, — заметила мама. — Ты что, тренировался?

— Ещё бы, — говорю. — Целый день.

— Ты как себя чувствуешь? — спрашивает папа. — Мы решили не будить тебя утром, раз ты вчера так расклеился. Мы выехали ни свет ни заря…

— Я себя чувствую отлично, — соврал я. На самом деле ноги у меня дрожали, и меня бросало то в жар, то в холод.

Я навалился на палку, чтобы не упасть.

— Ой, ой! — всплеснула руками мама. — Что это у тебя на голове?

— Пауки, — отвечаю как ни в чём не бывало. А у самого мурашки по коже. Чувствую, как они копошатся в волосах и ушах.

— Они совсем как настоящие, — говорит мама, прижимая ладонь к щеке и качая головой. — Ты уверен, что не хочешь стать бродягой? В этой маске, наверно, жарко и неудобно!

— Да что ты говоришь, — замахал рукой папа. — Ты посмотри, как потрясающе он выглядит. Сегодня он всю улицу перепугает, вот увидишь.

Будем надеяться, подумал я про себя. Потом глянул на часы. Пора.

— Не знаю как улицу, а меня он перепугал точно! — воскликнула мама. Она даже глаза закрыла. — Я смотреть на тебя не могу, Стив. И как тебя угораздило купить такую… мерзость?

— А по мне, так это забавно, — сказал папа и сунул палец в дупло моего зуба. — Потрясающая маска. Она резиновая или из латекса?

— По-моему, латекс, — пробормотал я голосом дряхлого старика.

Мама поморщилась.

— Ты с Чаком будешь по домам ходить?

Я зевнул. Меня вдруг в сон потянуло.

— Я обещал малышне из первого класса, — дрожащим голосом проговорил я. — А потом зайду к Карли Бет. У неё все собираются.

— Хорошо, только не допоздна, — предупредила мама. — А если тебе будет очень жарко в маске, снимай её хоть ненадолго, договорились?

Я и сам бы рад, с горечью подумал я.

— Ладно, — говорю, — увидимся. — И опираясь на палку, поплёлся к уличной двери.

Мама и папа засмеялись, видя, как я ковыляю.

Я не смеялся. Мне хотелось плакать. Мне хотелось махнуть на всё рукой и выложить им всё начистоту. Рассказать, что я попался, как в капкан, в эту ужасную маску и что она превратила меня в дряхлого старика. Лишь одно сдерживало меня от признания: месть. Я так и видел перекошенные рожицы своих первоклашек, слышал визг разбегающейся кто куда футбольной команды. Эта картина придала мне силы, и я не остановился. Вцепившись в ручку двери, я налёг на неё изо всех сил.

— Стив, подожди! — вдруг крикнул папа. — Где моя камера. Я хочу снять тебя. — Он побежал за фотоаппаратом.

— А где твоя сумка? — воскликнула мама. — Ты же забыл сумку для сбора сластей. — Она вытащила из шкафа сумку для продуктов с нарисованными тыквами.

Я-то понимал, что с сумкой и палкой мне не справиться. Однако, ни слова не говоря, я взял сумку. Выйду на улицу и швырну её куда подальше, решил я. Мне сегодня не до попрошайничества. Куда там! Мне до крыльца любого дома добираться не меньше получаса.

Прибежал папа с камерой.

— Сы-ы-ыр! — крикнул он и поднял мыльницу.

Я попытался изобразить улыбку. Папа щёлкнул. Потом ещё пару раз. Ослеплённый вспышкой, я попрощался и вышел из дома, и тут же чуть не полетел со ступенек: перед глазами мелькали белые круги.

Вцепившись в перила, я подождал, когда перестанет бешено колотиться сердце. Белые вспышки перед глазами постепенно стали угасать, и я смог двинуться дальше.

Вечер был ясный, безветренный, но прохладный. Деревья, почти голые, стояли недвижно, как статуи.

Доковыляв до улицы, я направился в сторону особняка Карпентера. Луны не было, но улицы, казалось, освещены ярче обычного. На всех фасадах горела иллюминация по случаю Хэллоуина. Все готовились к встрече детей с мешками.

Свою сумку я сунул в первый же помойный контейнер у соседнего дома и побрёл дальше, тяжело опираясь на палку.

Спина заныла. Мои дряблые ноги тряслись в коленях, одышка давала о себе знать. Пройдя всего полквартала, я вынужден был остановиться у фонарного столба, чтобы передохнуть. К счастью, до дома Карпентера было рукой подать.

Поковылял себе потихоньку дальше, и тут догоняет меня парочка маленьких девчонок. В сопровождении папы. У одной девчонки пёстрые крылышки: она бабочка. У другой — размалёванное личико, на головке золотая корона, и одета она в платье до пят.

— О, какой безобразный старик, — шепнула бабочка принцессе, когда они обогнали меня.

Принцесса ойкнула:

— Ты только посмотри, что у него из носа капает.

Я повернулся к ним, раззявил свой рот и проскрежетал:

— А ну с дороги!

Девчонки как завизжат и с тротуара на дорогу попрыгали. А папаша на меня сердито покосился и пошёл за ними.

— Хе-хе-хе-хе. — Злобное хихиканье сорвалось с моих губ.

От одного вида этих перепуганных мордашек я почувствовал прилив сил. Стуча своей палкой, я, довольный, потопал дальше.

Вот и дом Карпентера. Старый домина жутковатой громадой возник из темноты. Каменные башенки прорезали багровое небо. Можно было подумать, что это средневековый замок.

У фонарного столба на заросшей сорняком неухоженной лужайке сбилась кучкой вся моя футбольная команда. Мои боровы. Мои первоклашки. Мои жертвы. Все в хэллоуинских костюмах. Могучие рейнджеры. Черепашки ниндзя. Мумии и монстры. Парочка призраков. Красавица и Чудовище. Но я всех узнал. И как их не узнать, если они пихались, щипались, вырывали друг у друга сумки, орали и смеялись.

Опираясь на палку, я долго рассматривал их издали. Сердце у меня учащённо забилось. Я весь задрожал. Вот оно. Пришёл мой час.

— Что ж, дружочки, — прошептал я, — сейчас повеселимся.