Лекция: Маска одержимости-2 2 страница
— Мне не терпится взглянуть на эти маски! — возбужденно сказал я и перепрыгнул через пожарный кран. Перебежав на тротуар, я ринулся к большой витрине.
И приник к ней.
Чак, прижавшись носом к стеклу витрины, всматривался в кромешную тьму.
Так мы и стояли, расплющив носы.
— Он что, закрыт? — тихо проговорил Чак. — До завтра?
Я издал слабый стон.
— Какой до завтра! Совсем закрыт.
Когда глаза немного привыкли, я разглядел пустые полки и вешалки. Посреди помещения в проходе на боку лежал большой металлический стенд. На прилавке возвышалась корзина для мусора, доверху набитая бумагой и банками из-под содовой.
— На двери нет таблички «Закрыто», — задумчиво пробубнил Чак. Всё же он славный парень. Настоящий друг. Увидев мою вытянувшуюся физиономию и поняв, как я разочарован, он старался приободрить меня.
— Да он пустой, — тяжело вздохнул я. — Там шаром покати. Он и завтра не откроется.
— Н-да. Боюсь, ты прав, — поддакнул Чак и похлопал меня по плечу. — Не дрейфь! Найдём маску в другом месте.
Я с трудом отклеился от витрины.
— Я хотел, как у Карли Бет, — захныкал я как маленький. — Ты же помнишь, что это была за маска. Бррр. Прямо живой монстр!
— Может, в супермаркете есть что-нибудь такое, — предположил Чак.
— Что ты говоришь! — возмутился я и поддал ногой обёртку, которую ветер нёс по тротуару.
Мимо медленно проехала машина, осветив фарами вход в магазинчик, пустые полки и прилавок.
— Пошли-ка домой, — сказал Чак и потащил меня прочь от витрины. — Мне не разрешают шляться по ночам.
Он что-то говорил ещё, но я его не слушал. У меня перед глазами стояла маска Карли Бет, и я никак не мог смириться с неудачей.
— Ты что, не понимаешь, как для меня это важно, — говорю я Чаку. — Эти зверушки-первоклашки доконали меня. Я должен им отплатить за всё. Чтоб мне провалится!
— Нашёл из-за чего расстраиваться! Это всего лишь малышня.
— Ничего себе малышня! Монстры. Злобные человекоядные монстры.
— А что, если самим сделать маску, — подал идею Чак. — Ну, из папье-маше…
Я даже не удостоил его ответом. Чак хороший парень, но иногда из него прёт такая чушь, что нормальному человеку и в голову не придёт.
Я так и видел эту картину. Хэллоуин. Я выскакиваю из-за кустов, а Марни Роузен и Утёнок Бентон с издёвкой причитают: «О-о-о-о, как страшно! Как страшно! Папье-маше!»
— Я есть хочу, — заканючил Чак. — Пойдём, Стив, домой!
Я нехотя согласился и поплёлся следом, но вдруг как вкопанный остановился.
На улицу сворачивала машина. Её фары осветили узенький проход справа от магазина.
— Подожди, Чак! Смотри! — Я схватил друга за плечи и развернул. — Видишь? Там дверь открыта!
— Какая ещё дверь? — спросил Чак.
Я подтолкнул его в этот переулочек, и там мы увидели приоткрытый чёрный квадратный люк. Свет фонаря слабо освещал ступеньки, ведущие в подвал. Мы как завороженные уставились в это отверстие. Крутые бетонные ступени вели вглубь. Да это же склад!
Чак изумленно поднял брови:
— Это как же понимать? Оставили открытой дверь в подвал, а?
Я заглянул в люк.
— Там какие-то коробки. Груда коробок. Наверно, в них маски, костюмы и прочие товары для вечеринок и пикников. Просто их еще не увезли.
— Ну и что? — заговорил Чак. — Не собираешься же ты лезть туда? Ты в своем уме? Лезть в этот тёмный подвал за какими-то масками?
Я не ответил. Я уже спускался по ступенькам.
Сердце глухо колотилось. Ступеньки были мокрые, скользкие и узкие.
Я поскользнулся и начал падать. Машинально вытянув руки, я пытался схватиться за перила, но никаких перил не было. Просчитав все ступеньки, я бухнулся на пол подвала. Мне повезло, я приземлился на обе ноги. Придя в себя, я глубоко вздохнул и задержал дыхание и лишь затем позвал Чака:
— Я на месте. Спускайся!
Уличный фонарь осветил его недовольную физиономию.
— Чего-то не хочется, — промямлил он.
— Да спускайся скорей! — замахал я ему рукой. — Не торчи в переулке, а то кто-нибудь увидит и решит, что дело не чисто.
— Но Стив, уже поздно, — заканючил Чак. — И потом, нельзя вламываться в чужие подвалы… Это…
— А мы не вламываемся, — нетерпеливо бросил я. — Дверь открыта, разве не так? Давай! Вдвоём мы быстро обшарим коробки. Раз, два — и готово!
Чак склонился над люком.
— Там темно, — сопротивлялся он. — А у нас нет фонаря.
— Я все вижу. Спускайся же! Не трать время попросту.
— Но мы нарушаем закон… — снова начал он, и тут выражение его лица изменилось.
Мимо проехала машина и осветила его фонарем. Охнув, Чак кубарем скатился по лестнице.
— Надеюсь, меня не заметили, — сказал он, озираясь по сторонам. — Тут же тьма непроглядная, Стив. Пошли-ка лучше домой!
— Сейчас у тебя глаза привыкнут. Я уже всё вижу, — сказал я и стал медленно осматривать подвал.
Помещение оказалось больше, чем я предполагал, зато потолок нависал совсем низко над головой. Даже в полумраке видна была густая паутина, свисающая с балок.
Коробки громоздились в два ряда около лестницы. Где-то капала вода: кап-кап-кап. И тут мы услышали другой звук. Что-то лязгнуло. Я насторожился. Я не сразу сообразил, что это стукнула дверь люка под порывом ветра. Пора было действовать. Я склонился над картонной коробкой. Она была закрыта, но не заклеена
— А ну-ка глянем, что здесь, — проговорил я и открыл картонку.
Чак стоял, скрестив руки, словно его это не касалось.
— Не трогай Стив, — сказал он. — Это воровство.
— Мы же ничего не берём. А если что-то и найдём, например, подходящую маску, то лишь на время позаимствуем. Хэллоуин кончится, и мы её вернём.
— А тебе не страшно? — прошептал Чак, боязливо озираясь.
— Есть немного. — Я кивнул. — Здесь так холодно и жутковато.
— Дверь люка снова лязгнула. И снова закапала вода.
— Да помоги же мне! — скомандовал я.
Чак подошел ближе, но даже пальцем не пошевельнул.
Я раскрыл первую коробку.
— Это что такое? — Рука вытащила коническую шляпу, которую надевают на праздники. Ими была набита вся коробка.
— Класс! — прошептал я и бросил шляпу обратно. — Я был прав. Здесь упакован весь товар из магазинчика. Давай искать маски. Вот увидишь, найдём.
Коробки громоздились одна на другую. Я взял верхнюю и раскрыл её.
— Чак, а ты бери следующую, — велел я другу.
— Стив, у меня дурные предчувствия, — прошептал он и неохотно потянулся за картонкой.
— Ищи маски, — перебил его я.
Сердце у меня глухо колотилось. Дрожащими руками я открыл вторую коробку. Меня всего трясло от возбуждения.
— В этой свечи, — сообщил Чак.
В моей коробке были подставки, салфетки, бумажные чашки.
— Давай, давай, — говорю. — Маски где-то здесь.
Снова грохнула дверь люка. Я молился, чтобы быстрее нашлась коробка с масками. Мне вовсе не хотелось надолго застрять в этом холодном подземелье, к тому же от порыва ветра могла захлопнуться дверь, и мы остались бы в полной темноте.
Мы с Чаком достали ещё две коробки и поставили их в световой квадрат. Моя оказалась заклеенной скотчем. Я пытался порвать его, но тут услышал скрип над головой и замер.
Скрип половиц?
— Что это было? — еле слышно прошептал я.
— А что это было? — Чак мрачно посмотрел на меня.
— Ты не слышал шум наверху? Похоже на чьи-то шаги.
Чак покачал головой:
— Ничего я не слышал.
Я прислушался. Тихо. Я снова стал открывать коробку. Наконец отодрал скотч и заглянул внутрь. Поздравительные открытки. Стопки поздравительных открыток. Я взял одну, другую. Открытки с днём рождения. Открытки на Валентинов день. Полная коробка открыток. Я разочарованно отпихнул коробку и повернулся к Чаку:
— Ну как?
— Пока нет. Давай посмотрим вот эту, — и снял следующую коробку. Нагнулся и заглянул. — Ух ты! — вскрикнул он.
— Класс! — замычал Чак.
— Что там, говори?! — подтолкнул его я и перегнулся через коробку, чтобы заглянуть в неё.
— Сам посмотри! — Чак, ухмыляясь, что-то вытащил.
От ужаса у меня даже дыхание перехватило. На меня смотрело отвратительное пунцовое лицо со сломанным зубом и жирным извивающимся червяком, вылезающим из провалившейся щеки.
— Ура! — закричал я. — Нашёл!
Чак довольно хихикнул:
— Полная коробка масок! И все как на подбор. Одна другой ужаснее.
Я выхватил из его рук маску и стал её рассматривать.
— Странно, — пробормотал я. — Она как будто тёплая. В подвале такая холодрыга, а маска на ощупь тёплая. С чего бы это?
Червяк на жуткой морде шевельнулся, словно живой. Я выронил маску и засунул руку в коробку за другой. Это оказалась мерзкая свиная рожа с капающей зеленой гадостью из пасти.
— Совсем как у Карли Бет, — пошутил Чак.
— Эти даже покруче, — заметил я.
Достаю из коробки ещё одну. Звериная рожа вся в шерсти, как у гориллы, только из пасти вылезают два кривых клыка.
Бросив и эту, я потянулся за следующей. Жуткая лысая башка с одним глазом, болтающимся на ниточке, а изо лба торчит стрела.
Я отдал её Чаку и потянулся за другой.
— Вот это прелесть! — обрадовался я. — От таких наша мелюзга просто на стенку полезет. Надо выбрать самую жуткую.
Тут Чак вскрикнул и выронил маску, которую засовывал обратно в коробку.
— Они прямо как настоящие. Кожа на ощупь такая тёплая, как настоящая.
Я не слушал его. Я копался в коробке. Мне хотелось просмотреть все маски, чтобы выбрать одну.
Мне нужна была самая жуткая, самая отпадная. Чтобы моих первоклашек мучили кошмары!
Мне попалась маска с лицом девчонки, у которой изо рта выползает ящерица.
Нет. Недостаточно страшная.
Волчья маска. Волк злобно оскалился, обнажив пасть с острыми клыками.
Не то.
Маска злобно ухмыляющегося старикашки. Изо рта у него торчит длинный, загнутый вниз зуб. У него желтоватые, длинные космы, свисающие на морщинистый лоб. В волосах и ушах угнездились противные чёрные пауки. Клочок кожи на лбу содран, и виден голый череп.
Неплохо, решил я.
От этой маски даже воняет как из помойки.
Я стал запихивать её обратно, как снова слышу тот же скрип.
На этот раз скрип громче. Прямо над головой.
Я затаил дыхание. Похоже на шаги. Кто-то ходит над нами.
Но ведь в магазинчике было темно и пусто. Мы же с Чаком долго глазели в витрину. Если б там кто-нибудь прятался, мы бы заметили.
От очередного скрипа я остолбенел. Я весь превратился в слух. Я отчётливо слышал каждую каплю, капающую на пол. Каждое звяканье двери люка. Даже собственное затаённое дыхание.
Потолок снова скрипнул. Я перестал дышать.
Дом старый, сказал я себе. Старые дома полны всяких скрипов и шорохов. Особенно в такой ветреный вечер.
Скрипучие шаги раздались снова. Я вздрогнул.
— Чак, слышишь? — Не выпуская из рук маску старикашки, я напряженно вслушивался. — Ты слышишь? — шёпотом спросил я. — Как, по-твоему, в доме кто-то есть?
Молчание.
Снова скрип шагов.
— Чак? — шепчу. — Эй, Чак? — Сердце уходит в пятки. Я оборачиваюсь к нему. — Чак?
Его нигде нет.
— Чак? — От страха у меня дыхание спёрло.
Раздались шаги по бетону. Кроссовки. Я повернулся к лестнице. В полумраке я заметил Чака. Он исчез в люке. Выбравшись наверх, он обернулся и позвал меня:
— Стив вылезай! — Он сказал это громким шепотом. — Скорей!
Поздно. Зажёгся свет.
Пока я хлопал глазами, я успел заметить, как быстрыми шагами человек подошёл к стене, потянул за длинный чёрный шнур.
«Не хватало ещё оказаться в ловушке», — промелькнуло у меня в голове.
И вот дверь люка с грохотом опустилась. Бам.
— О, — слабым голосом вскрикнул я.
Человек повернулся ко мне. Вид у него был сердитый.
Я в мышеловке.
Чак смылся, а я попался как кур в ощип. Один в этом чёртовом подвале, и еще этот тип.
А тип-то… тип ещё тот! Одна долгополая чёрная накидка с капюшоном чего стоит! Особенно когда развевается при ходьбе. Что это, хэллоуинский костюм, что ли? Или он всегда ходит в такой хламиде? А под этой пузырящейся накидкой у него чёрная одежда под старину.
Волосы у него чёрные, с пробором посередине, лоснятся, видно, чем-то намазаны, и тоненькие чёрные усики, будто наведённые карандашом.
Он уставился на меня, а глаза горят, как пара угольков. Как глаза вампира!
Меня так и затрясло. Как стоял я на коленках перед коробкой, так и застыл, только сильнее вцепился в неё обеими руками, и тоже смотрю на него как заворожённый. Ну и дела, думаю. В ловушке с вампиром. А сам жду, когда тот заговорит.
Он же, откинув капюшон накидки, скрестил руки на груди и прямо прожигает меня своими огненными глазами.
— Ты что здесь делаешь? — спрашивает.
— Я… это… маски хотел посмотреть, — кое-как выдавил из себя. Встать мне и в голову не приходит. Ноги дрожат. Куда там.
— Магазин закрыт, — процедил он сквозь сжатые губы.
— Я знаю… — И опустил глаза.
— Магазин закрылся совсем. Мы больше не торгуем.
— Я… простите… — уже еле шепчу.
Он хоть отпустит меня? Знать бы, что у него на уме. Тут ори хоть до одури, никто не услышит.
— Я живу наверху, — всё ещё сердито продолжает этот странный человек. — Услышал какой-то шорох. Будто кто-то коробки внизу передвигает. Уже хотел в полицию звонить.
— Я не взломщик, — выпалил я. — Не надо полицию. Дверь люка была открыта, мы с приятелем и заглянули.
Он быстро огляделся вокруг.
— Приятель? Где он?
— Он, услышав шаги, убежал. А я… я хотел посмотреть маски. Ну, понимаете… Скоро Хэллоуин. Я не собирался воровать. Я только…
— Но магазин закрыт, — повторил незнакомец и бросил взгляд на открытую коробку. — Эти маски не простые. Они не продаются.
— Н-не на продажу? — заикаясь, переспросил я.
— Зря ты влез в магазинчик, — сказал человек и покачал головой. Его полированная голова сверкнула под низкой лампой. — Сколько тебе лет?
Я так перепугался, что забыл, сколько мне лет. Я не мог выдавить ни слова. Открыл рот, а из него только мычанье. Наконец, сделав глубокий вдох, чтобы прийти в себя, я вымолвил:
— Двенадцать.
— Двенадцать, а уже лазаешь по магазинам, — укоризненно проговорил человек.
— Никуда я не лазаю, — запротестовал я. — То есть, — сбился я, — я никогда раньше не лазил. Я вообще пришёл купить маску. Вот смотрите, я и деньги принёс.
Сую дрожащую руку в карман джинсов и достаю скомканные деньги.
— Двадцать пять долларов, — говорю, протягивая деньги так, чтобы он мог увидеть. — Вот. Этого же хватит на маску?
Человек потёр подбородок.
— Я же сказал тебе, молодой человек, что маски эти особенные. Они не продаются. Поверь, тебе они не нужны.
— То есть как не нужны! — даже возмутился я. — Они же такие жуткие! Я таких отродясь не видывал. Хэллоуин на носу. Мне как раз позарез нужна маска. Вы даже представить не можете, как нужна. Ну, пожалуйста…
— Они не продаются! — наотрез отказал хозяин магазинчика.
— Но почему? — взвыл я.
— Слишком правдоподобные. Эти маски чересчур правдоподобные.
— Но именно поэтому они такие жуткие! — возражаю. — Ну, пожалуйста, я вас очень прошу. Возьмите деньги! — И протягиваю ему все.
Он молча поворачивается ко мне спиной и уходит. А эта его накидка так волной за ним следом.
— Иди за мной, молодой человек.
По спине у меня пробегает холодок. Я стою, как идиот, и протягиваю ему деньги.
— Пойдём, я хочу позвонить твоим родителям.
— Не надо родителям, — кричу. — Пожалуйста…
Если мои старики узнают, что я ввалился в чужие владения, я и не знаю, что с ними будет. Они запрут меня в комнате на всю жизнь!
Мужчина холодно посмотрел на меня и говорит:
— В полицию я звонить не буду. А родителям позвоню.
— Но я вас умоляю, — залепетал я, с трудом поднимаясь с колен.
И тут у меня созрел план. А что если смыться?
Я бросил быстрый взгляд на бетонные ступени, ведущие к люку. Если дунуть сейчас, можно обогнать этого типа и первым добежать до двери люка. Люк закрыт, но не заперт! А там дёру дать.
Я внимательно посмотрел на ступени. Была не была. Семь бед — один ответ.
Набрал полную грудь воздуха, досчитал до трёх. Раз… два… три!
На три я рванул с места. Сердце стучало громче, чем кроссовки о бетон. Я буквально долетел до лестницы.
— Стой! — крикнул человек в капюшоне. Он явно не ожидал такой прыти. — Стой, молодой человек! Куда ты?
Я даже не оглянулся. Я перепрыгивал сразу через две ступеньки.
Сейчас буду на воле, сидело у меня в голове.
Я мигом оказался наверху. Толкаю дверь. Не тут-то было. Дверь не поддалась.
— О-о-о! — завопил я в ужасе.
Должна же эта чёртова дверь поддаться! Не может такого быть.
Набираю полную грудь воздуха. Упираюсь плечом и что есть силы пытаюсь её приподнять.
Раз, два, взяли!
А человек в накидке уже руку ко мне тянет. Я спиной чую его дыхание. Я руку оттолкнул и снова налёг плечом на дверь.
Раз, два, взяли! Пошла!
— Ура! — От счастья я кричу, как ошалелый. И с этими воплями вываливаюсь в переулочек.
Холодный ветер сразу обдал моё разгорячённое лицо. Я обо что-то спотыкаюсь: не то о камень, не то о кирпич. Даже не посмотрел — не до того. Сломя голову несусь по переулочку на улицу.
Бегу, а сам глазами туда-сюда. Куда Чак подевался?
Поспешно озираюсь, не бежит ли за мной накидка? В переулке тьма тьмущая, хоть глаза выколи.
Несусь дальше, не несусь — лечу. Ноги едва тротуара касаются, будто крылья у меня за спиной выросли. Пулей вылетаю на улицу. Она ярко освещена. Уши режет автомобильный гудок. Ух! От испуга подпрыгиваю. Мимо с рёвом проносится машина.
— Эй, Стив!.. — Из-за высокой живой изгороди возникает Чак. — Смылся?
— Смылся, — говорю, едва переводя дыхание.
— Я совсем растерялся, — оправдывается он.
— Так ты всё это время здесь стоял?
— Я ждал тебя. Я до смерти перепугался.
Спасибо и на том.
— Валим подобру-поздорову, — говорю. — А то он поймает нас.
Мы и побежали. Бежим ноздря в ноздрю, только клубки воздуха пускаем. Пух-пух. Пух-пух.
Мимо проносятся дома, газоны. Всё в чёрно-серой дымке. Бежим молча. Пробежали три квартала и сбавляем скорость. Впереди дом Чака. Я выдохся и, согнувшись, пытаюсь унять боль в боку. У меня всегда так: стоит пробежать чуть быстрее и сразу же в боку колит.
— Ладно, пока! — машет мне рукой Чак. — Жаль, что маской ты так и не разжился.
— Да, — говорю, — жалко.
А сам стою, жду, пока он в дом не вошёл. Потом набрал побольше воздуха и пустился рысцой дальше, ведь я живу в следующем квартале. Сердце всё ещё колотится, но более-менее я пришёл в себя. Слава богу, что ещё этот человек в накидке не преследовал! Сейчас буду дома, и всё кончится. Уже на нашей дорожке я снизил скорость и остановился. В боку уже не колет, а так, тупая боль. Я вступил в полосу желтоватого света от нашего фонаря на крыльце. Из дома доносится лай Спарки — собака всегда чует, когда я к дому подхожу.
Поднимаюсь по ступенькам, улыбочка до ушей. Весь так и сверкаю. Я и впрямь радовался от души. А что? Всё обошлось. Мне хотелось прыгать и плясать. Выкидывать замысловатые коленца в воздухе или кукарекать, а то запрокинуть голову и выть на луну. Всё так здорово!
Я нарочно не сказал Чаку. Нечего ему знать, что у меня есть маска. А получилось это так.
Когда человек в немыслимой накидке врубил в подвале свет, — в тот краткий миг между тем, как он увидел меня, а я его, — я успел выхватить маску из коробки и спрятать её под свитер.
Хотя всё, конечно, было круто. Я в жизни ничего более страшного не переживал. Как вспомню об этом странном типе в жутком подвале, мороз по коже подирает.
Но маска у меня! Так и лежит, милая, у меня под свитером. Я всё время чувствовал её у себя на груди, пока бежал. Я и сейчас чувствую её тепло.
Как я счастлив! А как доволен собой!
И тут за пазухой что-то шевельнулось.
Я вскрикнул. Что-то острое пронзило мне грудь.
Я сквозь свитер прижал маску обеими руками к груди.
— Что за чертовщина! — бормочу, а сам прижимаю её всё крепче.
Спокойно, Стив, говорю себе. Это тебе померещилось. Не давай волю воображению! Подумаешь, маска соскользнула. Иди домой и спрячь её в ящик, уговариваю себя. И отдыхай.
И чего это я распсиховался? Все страхи позади. Я благополучно удрал, да ещё маску прихватил. Теперь моя очередь пугать людей. С чего бы мне трястись?
Придерживая маску руками, я толкнул входную дверь и вошёл в дом. На меня бросается маленький чёрный терьер.
— А ну пошёл, Старки! Отвяжись! — закричал я.
Собака подлетает до потолка, скулит, рычит и тявкает от радости. Можно подумать, сто лет не виделись.
— Отстань, Спарки! Брысь!
Я-то хотел незаметно от родителей пробраться к себе в комнату и успеть спрятать маску. А Спарки все мои планы нарушил.
— Стив, это ты? — раздался голос мамы, и с сердитым видом она ворвалась в гостиную. Отбросив прядку светлых волос со лба, она осмотрела меня. — Где тебя носило? Мы с папой давно пообедали. Всё уже остыло.
— Прости, мама, — говорю, а сам руки не отнимаю от маски, всё пытаюсь спасти её от Спарки.
Непослушная завитушка снова упала маме на лоб. Она дунула на неё.
— Так где ты пропадал?
— Я… да вот…
Соображай быстрей, Стив. Не скажешь же матери, что лазил в подвал магазина и спёр ужасную маску.
— Надо было помочь Чаку, — наконец придумываю я.
Конечно, чистое враньё, но невинное.
Вообще-то я не вру. Только сейчас меня заботило одно — маска. Надо поскорей извлечь её из-под свитера и спрятать в безопасное место у себя в комнате.
— Надо было сказать мне, — упрекнула мама. — Папа пошёл в бакалейную лавку, но он тоже очень расстроился. К обеду изволь являться.
Я виновато опустил голову:
— Прости, мама.
А Спарки глазами меня так и ест. Уж не чует ли он, что у меня под свитером? А если ещё и мама заметит…
— Пойду сниму куртку и спущусь, — говорю я и бегу к лестнице, чтоб не дать ей времени возразить.
Перескакиваю через ступеньки. Шпарю по коридору к себе. Заперся. Остановился у двери, чтоб дух перевести. Прислушался, не поднимается ли следом мама. Нет. Только на кухне кастрюли — звяк. Это мама обед разогревает.
А мне не терпится взглянуть на маску. Какую прихватил? Ведь когда в подвале свет зажёгся, я вытащил из коробки и сунул под свитер первую попавшуюся, даже не успев разглядеть её.
И вот достаю я с такими муками добытое приобретение из-под свитера и что вижу? Маску старика. Мне досталась маска того жуткого старикашки.
— Вот это да! — воскликнул я в восторге, держа в вытянутых руках свой заслуженный приз.
Я погладил его желтовато-белые патлы. Держа маску за острые уши на уровне своего лица, я стал внимательно её рассматривать. Единственный белый зуб нависал над нижней губой. В зубе было видно чёрное дупло.
Я чуть наклонил маску, и острый зуб больно царапнул меня в грудь. Так вот что меня кольнуло под свитером.
Губы старикашки кривились в злобной усмешке. Они были похожи на два извивающихся червя. Из длинного носа свисали зелёные сопли. На лбу вырван клок кожи, оголив череп. Всё лицо в морщинах и складках. Кожа гнилостно-зеленоватого оттенка и местами свисает лохмотьями и отпадает струпьями. В желтовато-белёсых волосах чёрные пауки, они словно живые копошатся. Пауки выглядывают из ушей.
Отпад! Такой маски на Хэллоуин ни у кого никогда не было. Мне стало не по себе. Послюнявив палец, я провёл им по грубой коже. На ощупь она тёплая, ну совсем как настоящая.
— Хе-хе-хе-хе-хе, — попытался я вжиться в роль старика. — Хе-хе-хе-хе, — хихикал я подобающим хриплым голосом.
Ну, теперь держитесь, боровы! Посмотрим, как вы запрыгаете, когда я вам покажу свою рожу.
— Хе-хе-хе-хе-хе.
Я отбросил пальцем отвратительные космы со лба маски. Пальцы наткнулись на пауков. Они тоже как живые.
Я смотрел на мерзкую физиономию и не мог налюбоваться. Я был вне себя от восторга. А маска словно подмигивала мне. И губы, похожие на червяков, вроде как шевельнулись.
Не померить ли её?
Я поднёс маску к зеркалу, что висело на двери стенного шкафа. Мне не терпелось её надеть и посмотреть, какой эффект она производит. Посмотреть на себя как бы со стороны. Каков я в этой обалденной маске. Взглянуть хоть одним глазком, как буду в ней выглядеть.
Я поднёс её к лицу, держа за уши. Потом осторожно, очень осторожно стал надевать её.
— Стив! — раздался мамин голос снизу. — Стив, ты куда провалился? Иди есть!
— Иду! — Я опускаю маску. Потом примерю, решил я.
Быстро направляюсь к комоду и открываю ящик, где хранятся носки. Погладив тонкие, как паутина, волосы маски, аккуратно кладу её в комод и, прикрыв её клубками носков, закрываю ящик. Потом бегу на кухню. Мама уже поставила на стол салат и тарелку подогретых макарон с сыром.
В животе у меня забурчало. Только сейчас понял, как проголодался. Сажусь, отодвигаю салат и набрасываюсь на макароны. Уписываю за обе щеки.
Рядом сидит Спарки и не сводит с меня свои круглых чёрных глазищ. Просто пожирает меня глазами. Заметив, что я обратил на него внимание, закрутил башкой.
— Спарки, — говорю я, — ты же макароны не любишь. Забыл, что ли?
Он голову склонил, словно пытается понять, о чём это я. Бросаю ему длинную макаронину. Он нюхает, но не притрагивается.
У меня за спиной возится в холодильнике мама, освобождая место для продуктов, которые принесёт папа. Меня так и подмывает рассказать ей про маску. Хочется похвастать ею. Вот бы надеть и напугать. Но я-то понимаю, что посыплются вопросы: и где купил, и за сколько, и откуда карманные деньги? На все не ответишь. Так что я прикусил язык. Лучше помалкивать и не говорить, что на этот Хэллоуин я не буду опять бродяжкой.
Костюм бродяги у меня уже лет пять. Честно говоря, это даже не костюм. Я напяливал на себя старые мешковатые папины одёжки, заплата на заплате. Мама мазала мне лицо сажей. На сломанное удилище я подвешивал котомку. Чем не бродяга! Скучища!
В этот раз всё будет по-другому. Я дал себе слово. На этот Хэллоуин я устрою такое, что не соскучишься.
Я был так счастлив. Я уминал макароны, а мыслями был наверху, со своей новоприобретённой маской.
Главное, решил я, поменьше болтать языком. Не надо посвящать всех в свои планы. Тогда удастся напугать всех знакомых.
Даже Чаку не скажу. В конце концов, разве не он сбежал, оставив меня в тёмном подвале?
Берегись, милый Чак, говорю себе и прыскаю от смеха, так что макароны полетели изо рта. Я и тебя достану!
На следующий день после уроков у меня была тренировка с первоклашками. Стоял ясный холодный октябрьский денёк. Под лучами осеннего солнца жёлтые и багряные листья, покрывшие землю, казались золотыми слитками. По голубому небу растянулись белые ватные облака. Всё кругом казалось мне удивительно красивым.
Хэллоуин уже не за горами. Хэллоуин уже завтра.
Я загляделся на причудливой формы облака, а Марни что есть силы послала мне мяч прямо поддых.
От боли я согнулся пополам. Утёнок Бентон и ещё два урода тут же прыгнули мне на спину и повалили меня на землю.
Представляете, я зарылся лицом в грязь, но даже ухом не повёл. Как будто ничего не произошло. Хотите верьте, хотите нет, я засмеялся. Я-то знал, ждать осталось один день. Всего один день.
Я пытался научить их правильно передавать мяч. Я побежал с мячом вдоль боковой линии, а Эндрю Фостер подставил мне ногу. Я отскочил и врезался в стойку с великами. Падая, я ударился о руль, и у меня из глаз посыпались искры. А мне, представьте, всё до лампочки. Встаю как ни в чём не бывало, рот до ушей.
Это они ничего не знали. А я знал. Знал одну тайну. Знал, что завтра вечером, когда все будут ходить с мешками и кричать: «Кошелёк или жизнь!» — в мой мешок перепадёт самая большая добыча.
В четыре я сказал всем, что тренировка закончена. У меня сил не было свистеть в свисток. Я был весь перемазан с головы до ног. Хромал на обе ноги, а шишкам и синякам и счёт потерял. Обычное дело с этими жуткими боровами.