Лекция: Октября 1757 года
Утро было прохладное и солнечное, и точнее всего можно было бы назвать его «испятнанным» солнцем, потому что яркий свет, проникавший сквозь полог деревьев, превращал лесную подстилку в пестрое лоскутное одеяло с золотыми лоскутами.
Мы ехали верхом, друг за другом, трое, впереди был я. За мной ехала Дженни, давно уже скинувшая наряд служанки и облачившаяся в робу, полы которой свисали сбоку ее лошади. На голове у нее был большой темный капюшон, и лицо под ним вырисовывалось смутно, словно оно выглядывало из пещеры: хмурое, напряженное, в оправе седоватых волос, падавших на плечи. За Дженни следовал Холден в таком же, как у меня, наглухо застегнутом сюртуке, в шарфе и в треуголке, разве что сидел он несколько ссутулившись, и вид у него был бледный, болезненный и… неспокойный.
После лихорадки он стал неразговорчив. Были, правда, моменты — слабые отблески прежнего Холдена: мимолетная улыбка или вспышка его лондонской рассудительности, — но они прошли, и скоро он совсем замкнулся. Во время нашего путешествия через Средиземное море он держался особняком, сидел в одиночестве и все о чем-то думал. Во Франции мы переменили внешность, купили лошадей и направились к замку, а он все так же хранил молчание. Он выглядел слабым, и видя его на прогулке, я думал, что он еще испытывает боли. Я замечал, что и в седле он время от времени морщится, особенно на бездорожье. Мне и думать было тяжело о той пытке, физической и нравственной, которую он терпит.
В часе пути от замка мы остановились и я прицепил на пояс шпагу, зарядил и сунул за портупею пистолет. Холден сделал то же самое, и я спросил его:
— Вы уверены, что сможете драться, Холден?
Он глянул на меня укоризненно, и я заметил мешки у него под глазами.
— Прошу прощения, сэр, но то, что у меня выдрали, помещалось не в голове.[19]
— Не обижайтесь, Холден, я не подразумевал ничего такого. Но ответ я получил, и он меня устраивает.
— А вы думаете, что будет драка, сэр? — спросил он, и я заметил, что он снова поморщился, когда передвинул саблю на поясе, чтоб она была под рукой.
— Не знаю, Холден, право, не знаю.
Мы подъехали к замку поближе, и нам попался первый патрульный. Перед моей лошадью стоял охранник и смотрел на меня из-под широких полей шляпы: тот же самый, что был здесь четыре года назад, во время моего последнего визита.
— Это вы, мастер Кенуэй? — спросил он.
— Да, я, и со мной двое приятелей, — откликнулся я.
Я следил за ним очень внимательно, пока он всматривался в Дженни, а потом в Холдена, и хотя он и пытался утаить это, но по его глазам я понял все, что мне нужно.
Он уже собрался вложить себе в рот пальцы, но я прыгнул с коня, захватил его голову и вонзил ему в глаз и в мозг спрятанный клинок и успел перерезать ему глотку раньше, чем он хотя бы пикнул.
Стоя на коленях возле повергнутого часового, у которого быстро и обильно сочилась кровь из широкой раны на шее, словно из второго, ухмыляющегося, рта, я через плечо обернулся назад: Дженни смотрела на меня нахмурившись, а Холден застыл в седле с обнаженной саблей.
— Может, объяснишь, что все это значит? — спросила Дженни.
— Он хотел свистнуть, — сказал я, оглядывая лес вокруг нас. — В прошлый раз он не свистел.
— Ну и что? Может, они поменяли правила.
Я покачал головой.
— Нет. Они знают, что мы едем. Они ждут нас. Свистом он предупредил бы других. Мы не добрались бы и до замковой лужайки, как нас перерезали бы.
— Откуда ты знаешь? — спросила она.
— Я не знаю, — резко ответил я. Под моей ладонью грудь охранника поднялась и опустилась последний раз. Глаза у него закатились, а тело содрогнулось, и он умер.
— Я предполагаю, — продолжил я, вытирая окровавленные руки о землю и вставая. — Я предполагал годами и не видел очевидного. Книга, которую ты видела той ночью в карете, — она у Реджинальда. Он и здесь будет держать ее при себе, я почти уверен. Нападение на наш дом устроил именно он. И именно он должен ответить за смерть отца.
— О, как это до тебя вдруг дошло? — усмехнулась она.
— Просто раньше… я отказывался верить в это. Но теперь, ты права, до меня дошло. Все вдруг обрело смысл. Например, как-то вечером, еще мальчиком, я встретил Реджинальда возле буфетной. Бьюсь об заклад, он искал книгу. Вот почему он втирался в нашу семью, Дженни, и по той же причине просил твоей руки, — ему была нужна книга.
— Мне ты можешь это не объяснять, — сказала Дженни. — Я пыталась предупредить тебя той ночью, чтобы ты знал, что он предатель.
— Знаю, — сказал я и на мгновенье задумался. — А отец знал, что он тамплиер?
— Сначала нет, но потом я догадалась и сказала отцу.
— Вот почему у них вышла размолвка, — кивнул я.
— Размолвка?
— Я слышал, как они спорили. А после этого отец нанял охранников, ассасинов, скорее всего. Реджинальд сказал мне, что это он предупредил отца об опасности.
— Еще одно вранье, Хэйтем…
Я смотрел на нее, и меня слегка трясло. Ну, да. Вранье. Все, что я знал — мое детство и вообще всё — стоит именно на этом фундаменте.
— Он использовал Дигвида, — сказал я. — Это Дигвид сказал ему, где спрятана книга.
Я вздрогнул от внезапной догадки.
— Что? — спросила она.
— Тогда, возле буфетной, Реджинальд спрашивал меня, где хранится мой меч. И я сказал ему про тайник.
— Который в бильярдной?
Я кивнул.
— Они ведь пошли прямо туда? — спросила она.
Я снова кивнул.
— Они знали, что книга не в буфетной — Дигвид сказал им, что она перепрятана. Поэтому они и отправились прямо в игровую.
— Но они не тамплиеры, — сказала она.
— Что ты хочешь сказать?
— В Сирии ты говорил, что люди, напавшие на нас, не тамплиеры, — голос ее был насмешлив. — Они не могут быть твоими любимыми тамплиерами.
Я покачал головой.
— Нет, это не они. Я же рассказывал, что сталкивался потом с ними, и что они люди Брэддока. Реджинальд, видимо, давно задумал воспитывать меня в Ордене…
Я помолчал и пояснил:
— …из-за наследия, наверное. Поэтому посылать к нам в дом тамплиеров той ночью было рискованно. Я бы обо всем догадался. И приехал бы сюда еще раньше. Я почти добрался до Дигвида. Я почти настиг их в Шварцвальде, но потом…
Перед глазами у меня встала та хижина.
— Реджинальд убил Дигвида. Вот почему они все время опережали нас, и до сих пор опережают.
Я указал на замок.
— Что же будем делать, сэр? — спросил Холден.
— То же, что и они сделали в ту ночь на площади Королевы Анны. Дождемся ночи. А потом проникнем туда и убьем их.