Лекция: Храмы и жречество

От времени Древнего царства храмов не сохранилось, за исключением заупокойных — при гробницах фараонов (речь. о них пойдет в соответствующем разделе книги). Таким образом, о египетских храмах до V династии наука конкретными сведениями не располагает.

Каждый фараон V династии воздвигал великолепный храм солнца. Названия храмов были различны: «Горизонт Ра», «Удовлетворение Ра» и т. п. До нас эти храмы не дошли, но результаты раскопок немецких ученых в Абусире на рубеже XIX-XX вв. неопровержимо доказывают, что шесть царей V династии построили свои храмы в местности Абу-Гураб,. несколько южнее Гизы. Обнаружены остатки двух из этих храмов — храма фараона Усеркафа и храма фараона Ниусерра (раскопки X. Рике, ученика Л. Борхардта, и самого Л. Борхардта). Храмы были построены по одному образцу. Собственно говоря, храма, как такового, и не было. При упоминании о солнечных храмах этого типа имеется в виду следующее: на специально сооруженной обширной террасе — возвышался на огромном пьедестале высокий обелиск, обитый наверху золоченой медью. Перед обелиском стоял большой жертвенник. Обелиск, жертвенник и часть окружающего пространства были обнесены стеной, покрытой внутри и снаружи разнообразными, весьма интересными изображениями. За этой стеной располагались также разного рода служебные помещения. Предметом культа был сам обелиск, олицетворявший, по-видимому, светило. Культ отправлялся под. открытым небом. Сведения о «солнечных храмах» и отправлявшихся при них культах весьма скудны. Очевидно, однако, что основной идеей создания этих храмов был культ солнца — светила, а не мифологического персонажа. После V династии; строительство «солнечных храмов» прекратилось.

От времен, предшествующих XVIII династии, храмы не сохранились. Наука располагает конкретными сведениями о египетских храмах лишь начиная с XVIII династии.

Почти все храмы времени Нового царства имели в плане вытянутый прямоугольник. Участок, занятый храмом, окружала высокая массивная стена, к воротам которой вела от Нила широкая дорога, уставленная по обеим сторонам статуями сфинксов. Вход в храм оформлялся в виде узкой двери между двумя высокими монументальными башнями, покатые стены которых суживались кверху и увенчивались карнизом характерным для египетской архитектуры профилем. Такое оформление фасада, называемое обычно пилоном (по-егип. «бехен»), имело прототип еще в Среднем царстве. К наружной стороне пилона прикреплялись высокие деревянные мачты с флагами, а перед ним воздвигались обелиски и гигантские статуи царя. Вход вел в открытый, обнесенный колоннадой двор, заканчивающийся портиком, построенным немного выше уровня двора. За портиком были расположены большой широкий колонный зал и ряд меньших. Молельня находилась в глубине храма и могла состоять из нескольких помещений: в центральном — стояла статуя главного божества храма, в остальных — статуи других божеств, чаще всего богини-жены и бога-сына. Вокруг основных помещений располагались дополнительные залы, храмовая библиотека, комнаты для специальных ритуалов, хранилища. Средний проход колонных залов обычно был выше боковых, как в скальных гробницах номархов Среднего царства. Все более широкое применение колонн привлекало внимание зодчих к их оформлению, и в храмах Нового царства наряду с ранее существовавшими типами колонн появляются новые. Освещение в разных частях здания было различным. Двор был щедро залит солнцем; колонный зал освещался через окна под крышей более высокого центрального нефа; помещения же в глубине храма не имели окон, здесь постоянно применялось искусственное освещение. Таким образом, посетитель попадал из залитого солнечным светом двора через слабо освещенный колонный зал в полумрак культовой молельни.

План храма такого типа в главных чертах близок к плану жилого дома времени Среднего и в особенности Нового царства, что закономерно, поскольку храм считался жилищем бога. В течение многих веков в культовом зодчестве вырабатывались определенные традиции, и храмы Нового царства сохранили элементы, возникшие в культовых зданиях Среднего и даже Древнего царств. Эта связь в известных пределах должна была существовать уже в силу того, что сохранилась и определенная преемственность в обрядах. Иногда планировка осуществлялась по определенному древнему образцу, что было легко достижимо, поскольку рукописи с описаниями святилищ имелись в храмовых архивах. Сенусерт I, желая воздвигнуть храм богу Ра в Иуну (Гелиополь), потребовал, чтобы при закладке нового святилища жрец руководствовался указаниями такого «божественного свитка». Среди рукописей храмовых библиотек была «Книга основания храмов первой девятки (эннеады)», которую якобы написал обожествленный впоследствии знаменитый зодчий в мудрец Древнего царства Имхотеп. Книга эта, по легенде,. была унесена на небо, «когда боги покинули землю», но затем сброшена с неба Имхотепом и найдена к северу от Мемфиса.

«Надпись на Птолемеевском храме в Эдфу указывает, что общий план здания храма был сделан именно по предписаниям этой книги.

Однако зодчие XVIII династии, используя традиции прошлого, сумели так их развить и переработать, что в итоге получился новый тип культового здания, очень удачный по-конструкции и гармоническому сочетанию архитектурных форм с декоративными элементами.

К этому типу принадлежали самые крупные и прославленные храмы Нового царства — Карнакский и Луксорский.

Храм в Карнаке, называвшийся в древности Ипетсут, был знаменитейшим святилищем Египта, верховным официальным храмом, расширение и украшение которого находилось в центре внимания каждого фараона.

Карнак правильно считают каменным архивом истории Египта: на его стенах, пилонах и карнизах сохранились не только посвятительные надписи царей, гимны богам или изображения различных моментов ритуала, но и сведения о важнейших исторических событиях Нового царства. Анналы-походов Тутмоса III и история его восшествия на престол, рассказ и поэма о битве Рамсеса II с хеттами при Кадеше, списки царей Египта — все это и многое другое сохранил нам здания Карнакского храма.

Богатейшие вклады фараонов сделали его одним из крупнейших хозяйств в стране и способствовали тому, что его-жречество приобрело огромное влияние в государственных делах. Лучшие зодчие, скульпторы и художники работали над созданием Карнака, настоящей сокровищницы египетского искусства; здесь стояло множество статуй, которые жертвовались людьми, желавшими, чтобы их изображения-постоянно находились в „доме Амона“. Число этих статуй было так велико, что только из одного тайника, куда жрецы складывали устаревшие вставные статуи, удалось извлечь. 779 каменных и свыше 17000 бронзовых статуй и статуэток.

Строившийся на протяжении ряда столетий различными зодчими храм Амона-Ра в Карнаке отразил в себе следы самых разнородных архитектурных замыслов, и является чрезвычайно сложным, далеко не во всех частях одинаково удачным комплексом.

Еще в Среднем царстве здесь было впервые выстроено сравнительно небольшое святилище Амона, явившееся тем.отправным пунктом, от которого фараоны Нового царства начали возводить свои гигантские сооружения. Строительство в Карнаке окончилось лишь во времена Птолемеев. Воздвигнутые здесь храмы посвящены в основном Амону,.Мут, Хонсу, Монту, Осирису и Пта.

Масштабы Карнакского храма были поистине огромны, достаточно сказать, что главный его пилон имел в ширину 113 м, в высоту — 43,5 м и в толщину — 15 м. Большой гипостильный зал занимал площадь 5000 кв. м — на ней мог бы разместиться знаменитый парижский собор Нотр Дам. Потолок этого гигантского помещения покоился на 134 колоннах, расположенных в 16 рядов. Колонны центрального нефа были высотой 19,26 м, остальные — 14,74 м. Поверхность стен и этих колонн была покрыта цветными рельефами площадью :24 282 кв. м. Русский путешественник А. С. Норов, посетивший Карнак в середине XIX в., восхищается этим залом с „необъятным множеством столпов, которых создание превышает силы народа самого могущественного“. „Все виденные вами доселе здания, — пишет он, — хотя бы вы обтекли весь земной шар — игрушки перед этим столпотворением! Этот лес колонн, величины невообразимой, и где же? — внутри здания, повергает вас с первого раза в глубокую задумчивость о зодчих“. Если это помещение производило такое впечатление на русского государственного деятеля XIX в., то можно себе представить, какое действие оно оказывало на верующих египтян во II тысячелетии до н.э.

Так называемый Луксорский храм, посвященный фиванской триаде — Амону-Ра, Мут и Хонсу, — второй по размерам и значению храм Фив. Он начал строиться при Аменхотепе III и был соединен с Карнакским храмом аллеей сфинксов. Карнакский и Луксорский храмы, а также все прочие храмы Египта эпохи Нового царства и более поздних времен, включая птолемеевские и римские, были по замыслу „домами“ божества, в которых отправлялся культ антропоморфных или зооморфных богов, персонажей разных мифов. Вполне понятно, что столичные фиванские храмы превосходят своим.и масштабами, великолепием и богатством храмы других городов.

Нельзя обойти молчанием и чудо египетской архитектуры времени XIX династии — пещерный храм в честь Амона-Ра-Харахти, Пта и Рамсеса II, построенный этим фараоном в Нубии, в Абу-Симбеле.

Сохранность дошедших до нашею.времени храмов различна. Лучше всего, естественно, сохранились храмы, построенные в греко-римское время — храмы в Эсне, Дендере, Филэ, знаменитый храм в Эдфу, о котором уже шла речь выше.

Следует сказать несколько слов и об обелисках (др.-егип. „чехен“). Как уже было отмечено, обелиски играли значительную роль во времена Древнего царства, в „солнечных храмах“ V династии, где они являлись символом солнца. По форме они были такими же, как и обелиски более поздних времен, но отличались от них, по-видимому, приземистостью и массивностью. Обелиски „солнечных храмов“ не сохранились. Древнейший известный науке обелиск — это обелиск из красного асуанского гранита, воздвигнутый фараоном XII династии Сенусертом I перед храмом в Гелиополе. Он и ч наше время высится в деревне Матарие. Обелисков было два, но второй, стоявший еще в XII в. н.э., как это утверждают арабские источники, не сохранился. Еще один обелиск времен Среднего царства имееется в Танисе — на нем начертано имя Рамсеса II (Каирский музей).

Обелиски широко использовались начиная с эпохи Нового царства, но немало их сохранилось и от более поздних времен. Поверхности обелисков покрывались иероглифическими надписями. Высота их достигала тридцати с лишним метров, Наиболее известны обелиски царицы Хатшепсут, Тутмоса I, Тутмоса III и др. Декоративность, изящество и монументальность обелисков привлекли к ним особое внимание, когда египетская цивилизация ушла в далекое прошлое. Некоторые обелиски вывезены из Египта и украшают площади Парижа, Рима, Константинополя, Лондона, Нью-Йорка.

Следует подчеркнуть, что обелиск, являясь предметом культа в „солнечных храмах“, находился внутри храма. Позже, перестав быть таковым, он был выведен из храма наружу и стал украшением храма, в котором поклонялись антропоморфному или зооморфному божеству.

Египетские храмы являлись как бы юридическим лицом, владевшим движимой и недвижимой собственностью, хозяином которой считалось божество храма. Размеры этой собственности могли быть очень скромными, но иногда они были гигантскими. По данным папируса Харрис I, Рамсес III даровал храмам Египта 10 процентов обрабатываемой земли и 6 процентов населения страны. Такие огромные богатства фараоны могли дарить храмам благодаря непрерывным победоносным завоевательным войнам, которые велись в эпоху Нового царства. Огромная добыча сосредоточивалась в руках царей, „сынов Амона“; значительную часть этой добычи они уделяли богам, и в первую очередь своему „отцу“ Амону, который в конце концов оказался богаче всех богов.

Социально-экономические проблемы не являются предметом рассмотрения в книге, но констатация юридического лица храмов, естественно, влечет за собой вопрос о египетском жречестве, управлявшем храмами и всей их собственностью.

»В египтологической литературе, особенно в зарубежной, взаимоотношения между царской властью и храмами нередко представлены в виде явной или скрытой борьбы двух антагонистических начал — светского и духовного, лишь временно сдерживаемых властью могущественных фараонов. В соответствии с этим сложилось мнение, что усиление жрецов и храмов в экономическом отношении всегда таило в себе угрозу светской власти". Эта концепция, безусловно устаревшая, не соответствует фактам, которыми мы располагаем и которые подчеркнул в своем труде И. А. Стучевский. Акад. В. В. Струве, ответственный редактор исследования И. А. Стучевского, писал в предисловии к книге: «Несмотря на некоторые спорные моменты в монографии И. А. Стучевского, есть все основания включить ее в число работ, которые содействуют правильному решению одной из существенных проблем истории Древнего Египта». Нельзя не согласиться с точкой зрения этого маститого ученого.

Прежде всего надо решительно расстаться с довольно широко распространенным мнением о египетском жречестве как о касте или какой-то похожей на касту замкнутой корпорации. И. А. Стучевский приводит многочисленные и несомненные факты из текстов времени Нового царства, свидетельствующие о совмещении одним писцом светских должностей и жреческих функций. Надо сказать, что перечисленные И. А. Стучевским факты могут быть дополнены другими, аналогичными. Подытоживая факты, И. А. Стучевский приводит слова В. Эджертона: «Храмы богов должны рассматриваться как департаменты царской административной системы», а также слова X. Кееса: «Жречество в Египте — царская служба». На это же указал и известный французский египтолог Сонерон, автор специального исследования о жречестве. Он пишет: «Они (жрецы. — М. К.) не имеют ничего общего со жрецами древних евреев, а тем более со жрецами христиан. Это люди, подобные всем прочим, не наделенные никакими привилегиями божественного характера… чиновники особого рода, они исполняют вместо царя определенные ритуальные действия».

В общем и целом жреческая служба хорошо оплачивалась, и мало-помалу в жреческих семьях устанавливается традиция передавать свои должности детям по наследству. Традиция эта проявляется более или менее четко в поздние времена. Ярким примером ожесточенной и кровавой борьбы за жреческие доходные места является знаменитый демотический папирус Райланд IX (время персидского господства), повествующий о борьбе жрецов — деда, отца и внука (все трое назывались Потенсе) — с группой других жрецов, стремившихся захватить их должность. Традиция наследственного жречества не успела превратиться в узаконенный порядок, и поэтому, по сути дела, нет фактов, доказывающих борьбу почитателей светского и духовного начал между собой. То, что представляется иногда такой борьбой, по существу является борьбой разных группировок внутри правящего класса, вызываемой различными историческими факторами. О наличии в Египте внутреннего, жреческого «государства» говорить не приходится. Акад. В. В. Струве очень тонко подметил в упомянутом предисловии к книге И. А. Стучевского сущность этой борьбы. «Изменения, которые претерпевала храмовая политика фараонов, были обусловлены тем, что храмы посвящались культу богов — покровителей номов и поэтому служили местным интересам номов. Однако эти интересы часто не соответствовали требованиям централизованного египетского государства по отношению к номам. Тем не менее при могущественных царях объединенного Египта номы и их храмы полностью подчинялись интересам государства, сплотившего их в одно политическое целое. По мере обусловленного внутренними и внешними причинами ослабления централизованного государства громоздкая надстройка политического объединения долины Нила становилась непосильным бременем для экономики номов. Тогда начинали вступать в действие сепаратистские силы, и номы стремились освободиться от тяжелых повинностей, которые возлагало на них государство. Усиление центробежных сил могло привести в конце концов к распаду единого египетского государства на мелкие государственные (номовые) образования. Это основное положение автора можно считать в достаточной степени аргументированным».

Автор настоящей книги подошел с иных позиций к проблеме противоборства в Египте тенденции централизации номов и их децентрализации, но пришел к тем же выводам: «На протяжении многовековой истории Египта облик номового сепаратизма изменялся, но номы всегда стремились сохранить свои специфические особенности. Наиболее рельефно отражались сепаратистские тенденции в системе местных религиозных культов». Остается в самом сжатом виде рассмотреть организацию египетского жречества.

Каждое из божеств имело свой клир, во главе которого стоял верховный жрец, назначаемый фараоном. Численность, влиятельность и богатство клира зависели от котировки конкретного божества. Так, во времена Нового царства клир фиванского Амона-Ра представлял собой могущественную, богатейшую корпорацию, клиры же других божеств, например мемфисского Пта и гелиопольскою Ра, далеко уступали ему, не говоря уже о клирах провинциальных божеств. Верховные жрецы некоторых богов имели особые титулы. Так, верховный жрец бога Пта в Мемфисе носил титул «великого начальника ремесленников», верховный жрец бога Ра в Ге-лиополе — титул «великий созерцанием (бога)», верховный жрец бога Тота в Гермополе — титул «великий пятерик храма Тюта», верховный жрец богини Бастет в Бубасте — титул «великий врачеванием». Верховный жрец Амона-Ра в Фивах величался «первым жрецом Амона в Фивах», такой же титул носили верховные жрецы других божеств — изменялось лишь в их титулатуре имя божества и название местности. Верховному жрецу подчинялось множество жрецов, назначаемых либо фараоном, либо им самим. Так, в подчинении у верховного жреца Амона были второй, третий и четвертый жрецы. Они назывались по-египетски «хемнечер», что значит «раб божий». Эти «рабы божьи» были главными отправителями культа. Наряду с ними существовали херихебы, т. е. «чтецы» и знатоки священных текстов (они также подразделялись на первого, второго и т. д.), и другие непосредственные служители культа. Большое количество низшего духовенства выполняло самые различные, нередко чисто хозяйственные функции в храме. Они назывались «чистыми» (др.-егип. «уабу»). Имеется в виду в основном физическая и ритуальная чистота. Начиная с эпохи Среднего царства жречество Амона постепенно набирает силу и становится самым могущественным в стране. Из одной надписи первого жреца Амона (времена фараона Рамсеса IX) известно, что он восстановил пришедший в упадок дом, построенный для верховных жрецов Амона при фараоне Сенусерте I (XII династия). История сохранила для нас имена этих жрецов. Некто Хонсуемхеб, о котором нам известно как о герое литературного произведения, сохранившегося на остраконах Лувра, Вены, Турина и Флоренции, назван в этом тексте одним из ранних верховнвгх жрецов Амона (Второй переходный период). Не исключено, что это фиктивный литературный герой. Начиная с XVIII династии верховные жрецы Амона приобретают реальную власть. Хапусенеб, верховный жрец Амона при царице Хат-шепсут, был «начальником [всех] храмов» страны и «начальником жрецов Верхнего и Нижнего Египта», т. е. объединял под своей властью все жречество Египта. Эта прерогатива осталась в руках верховных жрецов Амона вплоть до фараона Аменхотепа III. Последний его везир, по имени Рамосе, перехватил эту прерогативу у верховных жрецов и сам стал «начальником жрецов всех богов Верхнего и Нижнего Египта». Такое положение сохранялось вплоть до Рамсеса II, при котором руководство клиром вернулось к верховным жрецам Амона. В двуязычных декретах птолемеевского времени — Розеттском и Канопском — даны греческие и египетские названия различных разрядов жрецов, свидетельствующие о «специализации» в клире. Само собой понятно, что эта поздняя египетская и греческая терминология — результат многовековой эволюции и что функции и названия разрядов жрецов менялись с течением времени.

Особо надо упомянуть «иерограмматов» греческого текста, что 'соответствует египетскому «писец дома жизни» (например, Розеттский камень, иероглифический текст, стк. 8, — «чет пер-анх») и означает «артель [писцов] дома жизни». Около больших и богатых храмов разных городов располагался «дом жизни». Деятельность этого учреждения была весьма разносторонней, можно даже сказать, универсальной для того времени. Здесь составлялись тексты религиозного содержания (гимны, молитвы, «анналы» богов, и в первую очередь заупоконные тексты). А. Вольтен показал, что «Книга мертвых», а раньше «Тексты саркофагов» и «Тексты пирамид» были продукцией «домов жизни». Здесь же создавались другие магические и религиозные произведения и даже медицинская литература. Словом, «дома жизни» были в те отдаленные времена средоточием умственной жизни страны, в целом поставленной на службу теологическим и сакральным целям. Из одного отрывка магического папируса Салье 825 очевидно, что, в представлении самих египтян, в «доме жизни» создавались письменные произведения, назначением которых было сохранение жизни царя и людей на земле и в потустороннем мире. Таким образом, именно в «домах жизни» создавались новые теологические концепции, переделывались и дополнялись старые.

В клир входили также певцы и музыканты. Нельзя не сказать и о роли женщин в среде египетского жречества. Геродот (II, 35) утверждает следующее: «Ни одна женщина [у них — т. е. египтян] не может быть жрицей ни мужского, ни женского божества, мужчины же [могут быть жрецами] всех богов и богинь». Утверждение это не соответствовало реальному положению дел, и «отец истории» сам себе противоречит в двух местах своего труда. Так, он пишет: «Жрецы Зевса (т. е. Амона. — М. К.) в Фивах рассказывали мне, что две женщины, жрицы из Фив, были увезены финикиянами и одна из них, как узнали, была продана в Ливию, а другая — в Элладу. Эти-то женщины и положили основание первым оракулам у упомянутых народов» (II, 54). Несколько ниже (II, 56) Геродот собщает: «Мое собственное мнение об этом вот какое. Если финикияне действительно похитили тех женщин из храма и одну продали в Ливию, а другую в Элладу, то, по-моему...» Далее следует рассказ об основании оракула в Греции и Ливии. Э. Блэкман посвятил этой проблеме специальное исследование, показывающее, что первое сообщение Геродота о том, что женщины не участвуют в культе, противоречит фактам. Собранные им данные не оставляют ни малейшего сомнения в том, что в Египте существовали жрицы, порой игравшие в культе важную роль. Жрицы упоминаются в памятниках уже во времена Древнего царства (V династия). Позднее, во времена Среднего царства, упоминаются храмовые певицы и музыкантши (храмов бога Осириса в Абидосе и богини Хатхор в Кусе). Гораздо чаще жрицы, музыкантши и певицы фигурируют в текстах Нового царства (драмы Амона-Ра.в Фивах, Осириса, Исиды, Мут, Хапи в Абидосе, Хатхор в Дендере, большой эянеады в Карнаке и т. д.). В одной из надписей в храме Эдфу перечисляются божества 42 номов Египта, верховные жрецы, а вслед за тем жрицы, «играющие на систре» перед изображением божества. Среди жриц того или иного божества выделяются «верховные жрицы», руководившие певицами и музыкантшами. В Фивах такой «верховной жрицей» была жрица, носившая также титулы «поклонницы бога» и «жены бога» (имеется в виду бог Амон-Ра). Жена фараона Яхмеса I, основателя XVIII династии, Яххотеп была, насколько известно, первой царицей, носившей титул «жены бога». Амон-Ра, таким образом, имел в лице царицы земную жену, что вполне соответствует изложенным выше представлениям о теогамии. Однако царь богов не ограничивался одной женой. Как и фараоны, он имел гарем из земных наложниц, и этими наложницами являлись «певицы и музыкантши» храма. Другие боги — Инхар, Харшеф, Мин, Себек, Тот, Инмутеф, Упуаут в Ассиуте — в подражание царю богов также имели земной храмовый гарем.

Функции храмовых певиц и музыкантш не ограничивались музыкальной сферой. В ряде случаев они принимали активное участие в ритуале (об этом свидетельствуют изображения) и в заупокойном культе. Материальное вознаграждение жриц было таким же высоким, как и жрецов-мужчин. Кульминационным пунктом развития института жриц было управление «поклонницы бога» Верхним Египтом.

«После падения XX династии ок. 1000 г. до н.э. Фиваида стала независимой под управлением верховных жрецов Амона-Ра. Но начиная с Осоркона III, фараона XXIII династии, около 720 г. до н.э. и вплоть до Псамтика III, фараона XXVI династии, приблизительно до 525 г. до н.э. Фиваида управлялась не верховными жрецами Амона-Ра, но пятью „женами бога“, правившими друг за другом. Первой из них была дочь Осоркона III Шепенопет. Когда на египетский престол сел эфиопский фараон Пианхи, он принудил ее удочерить Аменардис, которая была сестрой жены Пианхи (Пианхи был женат на дочери Кашты). Аменардис, в свою очередь, удочерила Шепенопет II, дочь Пианхи (и племянницу Аменардис). Шепенопет II сначала удочерила дочь Тахарки, Аменардис II, но через девять лет после своего восшествия на престол Псамтик I заставил ее удочерить свою дочь Нитокрис, которая затем удочерила Анхнеснефибру, дочь Псамтика II. Таким образом, было пять, а не шесть, следовавших друг за другом жриц — правительниц Фив, ибо Шепенопет II была жива при вступлении на эту должность Нитокрис, а Аменардис II никогда не правила». Нитокрис правила 64 года, а Анхнеснефибра умерла при Псамтике III в возрасте старше 80 лет. Правление этих жриц не было фикцией: верховные жрецы Амона-Ра при этих правительствах играли ничтожную роль. При Нитокрис большую роль играл четвертый жрец Амона — Монтуемхат, а также некий Ибе. Вступление в должность жрицы-правительницы ознаменовывалось пышными всенародными торжествами, о чем повествуют тексты.

Во времена жриц-правительниц Фиваиды «жена бога» ставилась в тесную связь с богиней Тефнут. Так, в гробнице упомянутого Ибе в одной из надписей говорится о Нитокрис: «Дочь Ра, она же Тефнут».

Из приведенных фактов, а число их можно умножить, со всей очевидностью явствует, что женщины, как члены клира того или иного божества, принимали активное участие в религиозной жизни страны. В птолемеевские времена появляется категория людей, постоянно живущих в храмах, но фактически не жрецов: это нечто вроде отшельников, давших пожизненный обет подчиняться жрецам храма и выполнять их поручения в благодарность за покровительство и защиту. Не исключено, что эти отшельники были как бы предтечами христианского монашества, появившегося в Египте раньше, чем в других странах, принявших христианство, но не ранее птолемеевских времен.

Следует сказать несколько слов о внешнем виде жрецов. Жрецы были обязаны носить одеяние из белого льна, ни в коем случае не из шерстяных тканей. Покрой одежды был архаический, простой. Некоторые жрецы носили шкуру пантеры (жрецы-сем). На ногах у них были белые сандалии, отличавшие их от прочих египтян, в массе ходивших босиком. Для жреца была строго обязательна чистота одежды и тела. Поэтому жрецы были обязаны брить волосы на теле и на голове. Бритая голова — один из основных признаков жреческого достоинства.

Культ

Как было уже отмечено выше, египтяне представляли себе своих богов в зооморфном или антропоморфном виде, поэтому божество независимо от своего пребывания где-то во вселенной должно было иметь свой земной дом. Местное, номовое божество было связано с номом именно через свои «дом» на территории нома. Таким «домом» являлся египетский храм (слово «пер» означает и «дом», и «храм»). В храме хранились изображения богов и предметы культа. Служение культу сводилось к тому, чтобы удовлетворять земные потребности этих как бы оживленных присутствием в них невидимого бога изображений (т. е. обеспечить божеству еду, питье, одеяние и т. д.), а также воздавать им божественные почести. Иначе говоря, служение культу состояло в основном в аккуратном выполнении разных обрядов, угодных и, как полагали египтяне, необходимых божеству, но вовсе не в следовании каким-либо этическим нормам. Под благочестием подразумевалось в первую очередь соблюдение внешнего ритуала. Нельзя сказать, чтобы этика совсем отвергалась, но в отношении человека к божеству она отодвигалась на второй план. Следует представлять себе вполне четко, что возникновение и развитие религии (т. е. отношение человека к божеству) в доклассовом и раннем классовом обществе происходило по линии материального служения человека божеству, человек считал, что у божества в основном те же чисто материальные потребности, что и у него самого. Представления о духовных потребностях божества, о его требовательности к нормам поведения человека складываются на более позднем этапе религиозного мышления, и это приводит к сближению ритуала и этики при преобладании сначала ритуального начала над этическим. Сведения о ритуале ежедневного-богослужения в египетских храмах содержатся в некоторых папирусах, главным образом в папирусе Берлин № 3055, в. текстах абидосского храма и в других более поздних текстах начиная с эпохи Нового царства, но кое-что, несомненно, восходит ко времени Древнего царства, что доказывается «Текстами пирамид».

На ежедневных богослужениях в храмах народ не присутствовал. Служба происходила внутри храма, и ее участниками были лишь жрецы. Изображение божества, служившее предметом культа, то самое, в которое, по убеждению египтян, вселялся невидимый бог, хранилось в наосе, небольшом каменном сооружении с деревянными дверцами, которые опечатывались. Жрец приближался к наосу, снимал печать и обнаруживал при мерцающем свете свечей (тогда как снаружи сиял яркий солнечный свет) само божество. Приближение к наосу и его открытие уже составляли часть культа и совершались по правилам, строго определенным ритуалом. Затем следовал утренний туалет божества — ему меняли одеяние (одеяние было из лучших, тонких тканей), его умащали, простирались перед ним, символически кормили принесенными жертвенными дарами, давали ему пить и, наконец, подносили статуэтку богини Маат, олицетворявшей установленный богами на земле и во вселенной правопорядок. Подношение Маат символизировало, что жрецы, совершавшие богослужение от имени и по поручению самого фараона, поддерживают существующие в мире божественные установления. Затем наос снова опечатывался. Пищу бога уносили, и она потреблялась жрецами. Такова была суть ежедневного богослужения. Кроме утренней службы существовала еще полуденная и вечерняя.

Каждый храм имел свой религиозный календарь, т. е. расписание празднеств в честь своего божества. Таких празднеств было много. В них принимало участие большое количество людей — множество жрецов и значительные массы населения. Праздники были двух видов: процессии и мистерии. Дальние путешествия божества совершались по ведена специально предназначенных для этого судах. По земле божество перемещалось в небольшой священной барке или судне, которое тащили на руках и плечах. Интересно отметить, что этот обычай сохранился в современном Луксоре: в праздник мусульманского святого Абу-эль-Хагга по узким уличкам города тащат барку на колесах.

В памятниках упоминаются путешествия богов одних городов и храмов в другие города и храмы: мемфисского Пта, ассиутского Анубиса, абидосского Осириса, дендерской Хатхор, фиванских Амона, Мут и Хонсу, армаитского Монту, аполинопольского Хора, асуанской Анукет.

Одним из праздников был «Прекрасный Праздник Долины», во время которого фиванский бог Амон отправлялся по каналам к западной кромке фиванского некрополя и затем возвращался обратно в Карнак. Это путешествие Амон совершал на судне из ливанского кедра, которое называлось Усер-хат. В широко известном рассказе о путешествии Ун-Амуна в Библ упоминается о том, что целью путешествия была закупка в Библе кедрового леса для постройки Усерхата в Фивах (начало XXI династии). О религиозном значении «Прекрасного Праздника Долины» можно сказать многое. В основном оно заключалось в приобщении покоящихся в фиванском некрополе к таинствам и благодати бога Амона. Это был далеко не единственный праздник Амона Карнакского. Следует также упомянуть о многочисленных празднествах Мина Коптосского.

Во время путешествий богов совершалось немало разных обрядов, значение которых нередко нам непонятно. Обрядовая сторона празднеств была строго регламентирована. Большую роль в отправлении культа играло хоровое пение гимнов как во время ежедневных богослужений внутри храмов, так и во время празднеств. Пение нередко сопровождалось игрой на систрах, в некоторых случаях — на плетре. Особое значение имело воскурение мирры, преследовавшее цель ритуального очищения статуи бога, помещений храма, жрецов и т. д.

В храмах существовали специальные пруды, в которых «очищались» жрецы перед службой. Согласно Геродоту (II, 37), они погружались в воду четыре раза в сутки. Это сообщение Геродота подтверждается и сведениями из папируса Анастаси I (7, 6-7). Здесь говорится об обязательности для жрецов три раза в сутки «очищаться в реке», невзирая на погоду и время года. Для ритуального очищения не случайно использовалась вода — именно вода считалась началом всех начал, это был элемент первозданного Мирового океана, олицетворенного богом Нуном.

Нельзя обойти молчанием и весьма разнообразный культовый инвентарь, в первую очередь сосуды. Материал для сосудов и их формы избирались в зависимости от обрядов, для которых они предназначались. С культом были связаны известные предписания и запреты чисто ритуального характера, особенно для жрецов: уже упомянутое обязательное удаление волос с тела, разного рода пищевые табу и т. д. Физическая чистота была абсолютным требованием культа.

С культом была тесно связана символика. Из многих символов особенно важен был знак т «анх». Символ означал неизменное возрождение солнца после его захода". В иероглифическом письме знак этот означал сочетание звуков «анх», имевшее, между прочим, и значение «жизнь». Знак «анх» встречается бесчисленное множество раз в религиозных и ритуальных сценах, да и сами божества часто изображались со знаками жизни в руках.

Огромную роль в отправлении культа играли жертвоприношения — быки, антилопы, козы, гуси, плоды, различные изделия, в том числе из муки и даже из цветов, а также пиво и молоко. Жертвоприношения всегда сопровождались формулой: «Жертва, которую дарует царь».

Нельзя обойти молчанием встречающиеся в некоторых статьях и книгах утверждения, что якобы в древнем Египте были распространены человеческие жертвоприношения. Так, в изданной в СССР в 1966 г. книге Э. Церена «Библейские холмы» (в русском переводе) сказано: «С этих пор (т. е. с древнейших времен. — М. К.) Египет приносил в жертву людей — множество людей. На его алтарях текла человеческая кровь для того, чтобы поднялся Нил, чтобы земля опять стала плодородной, чтобы люди получили пищу, чтобы жизнь не погасла, а возродилась вновь». Эти слова не соответствуют действительности и вводят в заблуждение не искушенного в египтологии читателя. Обратимся к фактам.

Как показали результаты раскопок Фл. Питри, во времена I династии имело место захоронение вместе с умершими фараонами и вельможами насильственно умерщвленной части их окружения. В дальнейшем этот обычай исчез из похоронной практики египтян, но воспоминания о нем сохранились: в одной из фиванских гробниц имеется изображение похорон с удушенными веревками трогадитами (символически-магическая замена действительного удушения людей). В культе богов не выявлены конкретные факты человеческих жертвоприношений, но обнаружены следы их существования в глубочайшей доисторической древности — по изображениям в храмах греко-римского времени в Эдфу, Дендере, на острове Филэ (изображения связаны с мифологическими сюжетами). Это обстоятельство дало повод античным писателям допустить, что у египтян практиковались человеческие жертвоприношения. Так, по утверждению Афинея (IV, 172 d), жившего во II-III вв. н.э., Селевк Александрийский даже написал не дошедшую до нас книгу о человеческих жертвоприношениях в Египте. Афиней, как и некоторые другие, был введен в заблуждение мифологическими реминисценциями. Интересную, но построенную в конечном итоге лишь на догадках статью по этому вопросу опубликовал в самом конце прошлого века Е. Лефебюр. Он правильно отметил, однако, что собственноручное убиение семи пленных вождей из Сирии фараоном Аменхотепом II перед изображением «отца Амона» имело сакральный характер. Как явствует из текста стелы Амады, основной целью казни было устрашение мятежно настроенных и подвластных Египту народов. Если бы человеческие жертвоприношения были культовой реальностью Египта в исторические времена, то подобные факты были бы зафиксированы в текстах.

Мифологические тексты, на которые указал Е. Лефебюр и в которых говорится о человеческих жертвоприношениях в незапамятные времена, отражают давно минувшую культовую реальность. Упоминания о жертвоприношениях такого рода имеются не только в текстах храмов греко-римского времени, но и в «Текстах пирамид». В хорошо известном «каннибальском гимне» содержится ценное указание на обычай съедать своих врагов, в результате чего победитель якобы приобретал желанные для него качества убитого врага. Это, вне всякого сомнения, религиозный и магический каннибализм. Из текста видно, что такой обычай практиковался во времена раздельного существования Верхнего и Нижнего Египта.

Обратимся к проблеме человеческих жертвоприношений реке Нилу. Собственно египетских данных об этом нет. Но у некоторых античных писателей (Псевдо-Плутарха, Овидия, Диодора, Ювенала) имеются сообщения чисто легендарного характера: такой-то царь для ликвидации засухи и голода принес в жертву человека. Ж. Вандье издал очень интересную монографию о годах голода в древнем Египте. Здесь собраны, т. е. воспроизведены в египетском оригинале и в переводе с комментарием, все известные науке тексты о голоде в древнем Египте, однако ни в одном из них нет намеков на человеческие жертвоприношения. Легенды, сообщаемые античными авторами, дали основание арабскому историку и географу Ибн-Аби-эль-Хакаму, умершему в 871 г. н.э., утверждать, что ежегодно в воды Нила бросали девушку и что ликвидировано это было лишь арабами. Лэйн повторяет эту басню в своем описании нравов современных египтян. Однако в действительности дело обстояло иначе. До арабов практиковался обычай во время подъема воды в Ниле направлять к ниломерам судно, на борту которого находилась одна из египетских «богинь» — Исида, Хатхор или Нейт. Делалось это с целью ускорить разлив. Роль богини исполняла девушка, которую, однако, в воду не бросали. Ритуал этот был действительно отменен арабами, однако пережитки древнеегипетского языческого культа Нила продолжали существовать в разных формах и во времена христианства. В связи с разливом пели особые тропари, местами напоминавшие слова из египетского гимна богу Нила. С распространением же в Египте ислама и строгого монотеизма разлив реки стали рассматривать исключительно как проявление воли Аллаха.

Важнейшим обрядом египетского культа богов и культа умерших был обряд «отверзания уст», имевший целью оживить для будущей вечной жизни мумию умершего (не случайно обряд совершался в день похорон) или только что изготовленную статую божества. Обряд «отверзания уст» как бы создавал возможность для вселения в статую невидимого божества. Состоял обряд в следующем: статую божества окуривали и опрыскивали водой, затем специальными жертвенными инструментами прикасались к ее губам, что и означало «отверзание уст», а также к глазам, произнося при этом священные формулы, губы смачивали молоком. Все это, вместе взятое, должно было превратить изваяние в «живого» носителя бога. Таким же было «отверзание уст» и у мумии. Интересно отметить, что подобный обряд играл важную роль и в религии древнего Вавилона.

Религиозные обряды имели значение в жизни египтян и вне храмов, например при рождении, но, к сожалению, о них мало что известно.

К проблемам культа в какой-то степени относятся и вопросы антропонимики. Как совершенно ясно из ряда текстов, человек получал свои имена немедленно после рождения, причем имена ему давала мать по согласованию с отцом. Это было вполне естественно, так как мать, рожавшая дитя, так сказать, рожала и имя, являвшееся органической частью ребенка.

В значительной части собственные имена древних египтян теофорные. Они весьма разнообразны. Наиболее распространены те, составной частью которых являются имена важнейших божеств страны: Пта, Ра, Амона, Хора, Исиды, Монту, Мина, Себека и др. В какой-то степени эти имена отражали «моду» на то или иное божество в той или иной местности в определенное историческое время. Таковы, например, имена Хетепни-Пта («да будет милостив ко мне Пта»); Мери-Пта («любимый [богом] Пта») и т. д. Они выражают благосклонное отношение божества к человеку, или, вернее, надежду человека на подобное отношение. Имена собственные, в состав которых входит имя бога Пта, восходят ко времени Древнего царства, когда Мемфис был столицей страны, а мемфисский бог Пта — одним из важнейших богов египетского пантеона. Имя Пта как компонент собственного имени человека вполне возможно и у других народов. Множество теофорных имен связано с религиозными празднествами, например: Аменемуиа («Амон [путешествующий] в ладье»), Аменеминт («Амон в Долине»). Эти имена давались ребенку в день его рождения, совпадавший с праздниками. Другие имена констатировали факт «появления» божества при рождении ребенка, например: Ментуии («Менту пришел»), Хат-хориити («Хатхор пришла») и т. д. Распространены были имена, выражающие взаимоотношения индивидуума и божества, например: Аменемиби («Амон в сердце моем») и т. д. Ряд имен устанавливает ту или иную зависимость от божества: Бакенхонсу («раб [бога] Хонсу»), Саисе («сын Исиды») и т. п. Имена, указывающие на «отцовство» божества (отцовство не мыслилось как реальное и в случае теогамии, о которой говорилось выше), служили как бы талисманами или амулетами для их носителей, например: Саамон («сын Амона»), Сара («сын Ра») и т. п. Весьма любопытны имена, выражающие пророчества богов в отношении носителя имени, например: Джед-Пта-Хор-иуф-анх («сказали [боги] Пта и Хор: он будет жить»), Джед-Амен-иуф-анх («сказал Амон:.он будет жить») и т. д. Появление таких имен объясняется,.видимо, высокой смертностью детей. Если в Египте в 1929 г. н.э. смертность детей в возрасте до четырех лет достигала 58 процентов, то в древнем Египте, разумеется, она была не ниже. Имена-пророчества — это ответ божества-оракула на запрос родителей, выживет ли их дитя. Имена-заклятия имели своей целью предотвращение вредных влияний, защитником от которых являлось божество, например: Чаи-Исе-Иму («да схватит Исида их») и т. д. Но не все египетские имена были теофорными. Многие из них имени божества не содержали. Таковы, например, имена людей, являющиеся названиями животных и растений и связанные с религией по линии тотемизма.

Имена, представляющие собой названия предметов, профессий, указывающих на этническую принадлежность, на.происхождение из той или иной местности и т. д., к религии отношения не имели. Но наличие таких имен ни в коей мере не лишает египетскую антропонимику ее сакрального характера, ярко иллюстрируемого теофорными именами. Как правило, у египтян было два имени, оба личных, а не групповых: полное и сокращенное (но не обязательно сокращение полного, иногда просто кличка). Имя божества в теофорных именах являлось, естественно, компонентом полного имени. Того, что называется фамилией, у египтян не было.

Египетская антропонимика оказала большое влияние на греков: в эпоху эллинизма были широко распространены греко-египетские имена: Хораполлон, Хермапион, Исидор я т. п. Некоторые египетские имена бытуют и в наше время у европейских народов. Таковы, например, Онуфрий, Паисий, Таисия, Пахомий, Сусанна (у египтян это было мужским именем), Пинехас и др.

К сфере культа относится и деятельность оракулов — одна из форм общения человека с божеством. Человек задает божеству волнующие его вопросы; божество, если хочет, «отвечает» человеку. Явление оракула возможно было лишь в том случае, если человек в чем-то сомневался и искал разрешения своих сомнений в «ответе» божества. Однако «волеизъявление» божества происходило иногда и без запроса человека.

По данным источников, оракулы появились в Египте лишь во времена XVIII династии. Так, фараон Тутмос III стал повелителем Египта именно в результате «указания» самого бога Амона — в то время Тутмос был одним из жрецов этого бога. «Знамение» божества было высказано во время богослужения, но в какой именно форме — об этом текст умалчивает. В правление XVIII династии бог Амон «выразил свои желания» еще два раза. По его «указанию» царица Хатшепсут отправила знаменитую экспедицию в Пунт, а фараон Тутмос IV выступил против повстанцев в Нубии. Как тонко подметил Я. Черны, эти «указания» были даны божеством внутри храма, в то время как все последующие оракулы вещали вне храма, при стечении народа, во время религиозных процессий и празднеств. При Рамсесе II великий бог на одном из празднеств назвал имя Небуненефа в качестве кандидатуры на пост верховного жреца Амона в Фивах (Небуненеф был в то время верховным жрецом бога Онуриса в Тинисе). Позднее, во времена XXI и XXII династий, Амон неоднократно «давал советы» по разным вопросам.

Практика оракула распространилась и за пределы Фив, проникла в далекую Напату и в известный оазис Сива, расположенный в Ливийской пустыне. Здесь следует указать на почти никогда не упоминающийся в египтологической литературе факт: знаменитый спартанский полководец Лисандр, стремившийся к концу Пелопонесской войны стать общегреческим правителем, «учитывая традиционное значение оракулов, к которым спартанское общество имело обыкновение прислушиваться при проведении любых политических преобразований… неоднократно пытался склонить на свою сторону служителей крупнейших прорицалищ в Дельфах, в Додоне и даже в ливийском оазисе Амона с тем, чтобы они от имени своих богов огласили составленные им предсказания». Посещение спартанцем Лисандром далекого оазиса Сива с целью получения предсказания от бога Амона — в высокой степени интересный исторический факт, свидетельствующий как об авторитете и влиянии этого оракула за пределами Фив и собственно Египта, так и о том, что Лисандр был предшественником Александра Македонского, объявленного (тем же оракулом) «сыном бога Амона» в 332 г. н.э. Здесь мы видим конкретное проявление египетского влияния на обожествление эллинистических монархов за пределами Египта. С разделением Египта на две части, управляемые в Танисе фараонами XXI династии, а в Фивах — верховными жрецами Амона, Амон стал часто «вмешиваться в земные дела». Первым верховным жрецом Амона в Фивах был Херихор, современник XXI танисской династии. От него осталась надпись, в которой рассказывается о «волеизъявлении» бога Хонсу, сына бога Амона. Из-за поврежденности текста невозможно понять, о чем идет речь. При верховном жреце Менхеперра, одном из преемников Херихора, Амон проявил себя дважды: «утвердил» в сане верховного жреца Менхеперра, прибывшего с севера в Фивы, и «ответил» на запрос верховного жреца о том, как поступить с лицами, подвергшимися изгнанию из Фив за какие-то проступки, — «разрешил» вернуть изгнанников в Фивы («стела изгнания»).

Во времена XXII династии сын фараона Такелота II Осоркон стал верховным жрецом Амона в Фивах и был «утвержден» в этом сане самим богом. Амон «принимал участие» и в государственных делах независимой Эфиопии. В ее столице Напате Амон был верховным божеством, как и в Фивах. В так называемой «стеле избрания», написанной на египетском языке, повествуется о том, как по указанию бога Амона на престол Эфиопии был возведен царь Аспелта.

Но бог Амон не ограничивался в своих «указаниях» высокой сферой государственных дел. Он «занимался» культовыми вопросами (связанными с экономическими) в интересах членов семьи верховных жрецов Амона в Фивах. Таковы, например, «декреты» — оракулы бога в пользу Иурота, в пользу Хенттоуе и царевны Макара, дочери Псусеннеса, фараона XXI династии. В «декретах» речь идет об ограждении экономических интересов высших представителей жречества Амона. За пределами внимания вездесущего Амона не оставались и чисто культовые интересы, касавшиеся уже не живых, а умерших. Известны «указания» Амона в «декретах» в пользу Несхонс и Пинутема, о переносе мумий фараонов Сети I, Рамсеса I и Рамсеса II в другую гробницу, где они и были найдены в XIX в. н.э., об установлении заупокойного культа Немрата. Наконец, нельзя обойти молчанием и «заботу» Амона о сохранении здоровья ряда лиц в форме его ответов на просьбы жрецов.

Но предсказания изрекали не только фиванские божества: сохранились тексты, указывающие, что боги других городов, в частности Исида и Мин, Пта, Сетх, также занимались этим по примеру Амона.

В круг интересов оракула входили и будничные заботы простых смертных: установление виновников той или иной кражи, разрешение спора о разделе имущества и т. п. Сам великий бог Амон, «царь богов», «снисходил до рассмотрения подобных просьб», о чем свидетельствует ряд текстов. Помимо Амона и его ипостасей на западном берегу Нила этими вопросами «занимался» и обожествленный, умерший царь Аменхотеп. Таким образом, начиная с XVIII династии можно наблюдать определенное «сближение» людей и богов: боги «приобщаются» к жизни людей, к их будничному существованию. Это весьма существенный сдвиг в религиозном мышлении египтян.

В связи со всем сказанным об оракулах возникает важный вопрос: в чем заключалась «техника» оракула, каким образом божество «проявляло свою волю»? Решение божества могло быть оформлено в письменном виде: «декреты» Амона в пользу Иурота, Хенттоуе, Макара, Несхонс, Пинутема, Немрата, упомянутые талисманы. В этом случае вопрос о «технике» оракула не возникает: дошедшие, до нас документы — явное доказательство того, что компетентные лица письменно интерпретировали волю божества. Но как была высказана эта воля? Вопрос далеко не праздный, ведь оракулы в большинстве случаев вещали не во мгле храма, а вне его, при дневном свете, при большом стечении народа. Существовавшая техника «волеизъявления» божества до сих пор остается неизвестной, она не описана в дошедших до нас документах. Я. Черны считает наиболее вероятным, что божество, т. е. его идол, «приближалось» на портативной барке в наосе к поставившему вопрос в случае положительного ответа и удалялось от него в случае отрицательного, т. е. оракул давал только ответы «да» или «нет», которые потом расширенно толковались.

Начиная с эпохи Нового царства практика оракулов получила широкое распространение. Сохранилось немало остраконов, содержащих письменный вопрос божеству, как от времени Нового царства, так и от времен более поздних, включая и греко-римские. Во многих из них высказана просьба дать письменный ответ. Страбон (XVII, 43), рассказывая о посещении Александром оазиса Сива, утверждает, что «ответы оракула давались не словами, как в Дельфах и у Бранхидов, но большей частью кивками и знаками, как у Гомера… причем прорицатель принимал на себя роль Зевса». Если слова Страбона соответствуют действительности, то по крайней мере для IV в. до н.э. секрет техники «волеизъявления» бога объясняется просто — от имени бога высказывался жрец. Вероятно, так же или приблизительно так обстояло дело и в предшествующие времена.

Всякого рода тяжбы разбирались не только с помощью оракулов, но и в судах. На суде клялись именем бога, в частности Амона, и именем фараона.

Выше, в главах об Осирисе и Хоре, был затронут вопрос о мистериях в честь этих божеств. Мистерии были, несомненно, частью культа. Здесь уместно вернуться к этой проблеме в самой общей форме. Помимо К. Зете ею плодотворно занимался крупный французский египтолог Э. Дриотон, перу которого принадлежит ряд исследований по этой теме. Мы не станем касаться литературной стороны египетских мистерий, остановимся в общих чертах на их содержании.

Мистерии — театральные представления из жизни богов, разыгрывавшиеся либо в храмах, либо при храмах. Древнейшая из мистерий существовала уже в эпоху Древнего царства. Это так называемый в науке «Памятник мемфисской теологии». Последней по времени является мистерия Хора Эдфуского (эпоха Птолемеев), о которой подробнее говорилось выше. Упомянутый Э. Дриотон пишет о египетской религиозной драме следующее: «Наши средние века, знавшие пышный расцвет религиозной драмы, подобной древнеегипетской, не оставили никаких произведений светской драмы, как и фараоновский Египет. Насколько можно судить по данным источников, театральные произведения разыгрывались перед храмами, на украшавшей храм эспланаде или в храмовом дворе, точно так же, как и в средние века, когда мистерии разыгрывались на площадях перед соборами».

Актерами в основном были жрецы. Но из очень интересной стелы начала II тысячелетия до н.э., посвященной богу Хору египтянином Эмхебом, мы узнаем, что последний был странствующим актером. Геродот (II, 63) сообщает интересные сведения о мистериях, в которых участвовали массы: «А в Папремисе (локализация этого города не установлена. — М. К.) приносят жертвы и совершают священнодействия так же, как и в других местах. Всякий раз, когда солнце склоняется к западу, лишь немногие жрецы хлопочут около статуи бога, большинство же с деревянными дубинками становятся при входе в святилище. Против них стоят толпой больше тысячи богомольцев, выполняющих обет (также с деревянными дубинками). Статую же бога в деревянном позолоченном ковчеге в виде храма переносят ночью в канун праздника в новый священный покой. Несколько жрецов, оставшихся у статуи бога, влекут на четырехколесной повозке ковчег со статуей бога. Другие же жрецы, стоящие перед вратами в преддверии храма, не пропускают их. Тогда богомольцы, связавшие себя обетом, заступаются за бога и бьют жрецов, которые [в свою очередь] дают им отпор. Начинается жестокая драка на дубинках, в которой они разбивают друг другу головы, и многие даже, как я думаю, умирают от ран. Египтяне, правда, утверждают, что смертных случаев при этом не бывает». Перед нами, несомненно, описание мистерии при участии в ней народных масс.

Геродот (II, 59) подчеркивает, что «всенародные празднества египтяне справляют не один раз в году, а весьма часто. Чаще же всего и с наибольшей охотой египтяне собираются в городе Бубастисе на праздник в честь Артемиды и затем в Бусирисе в честь Исиды. Ведь в этом городе находится самый большой храм Исиды. Расположен же этот город в середине египетской Дельты (Исида — это египетское имя Деметры). Третье празднество бывает в городе Саисе в честь Афины, четвертое — в Гелиополе в честь Гелиоса, пятое — в городе Буто в честь Латоны, шестое — в Папремисе в честь Ареса». Здесь мы имеем четкое указание на обычай всенародно праздновать религиозные мистерии разных богов. Далее Геродот (II, 60) описывает массовые празднества в Бубасте, подчеркивая их вакхический характер, говорит о массовом пиршестве в честь Исиды (II, 40). Словом, массовость празднования мистерий вне сомнения. Таким образом, египетская религиозная драма имеет точки соприкосновения с греческой трагедией. Видный египтолог Б. Стрикер опубликовал очень интересное исследование о происхождении греческого театра (имеется в виду помещение театра). Автор задает себе вопрос: «Имели ли афиняне модель, создавая театр?» И со свойственной ему четкой аргументацией приводит много очень интересных сведений, дающих серьезные основания для размышлений о египетском происхождении греческого театра.

Наши сведения о египетских мистериях говорят об их ритуальном содержании. Элемент нравственности в них отсутствует, что соответствует основной и характерной черте египетской религии. Но ритуальная структура египетской религии вовсе не абсолютна. Постепенно мистерии Осириса приобретают некую нравственную окраску. Осирис, Исида и Хор становятся образцами высоконравственного поведения и именно поэтому завоевывают все большую популярность. До появления нравственного аспекта в египетских мистериях отсутствуют молитвы индивидуума, обращенные к богу. Единственным исключением являются молитвы рабочих фиванского некрополя, адресованные Амону. В некоторых из этих молитв впервые в истории религии Египта появляются элементы раскаяния. Как правильно подметил Б. Ганн, «египтянин не был склонен становиться в положение „жалкого грешника“ перед своим божеством, столь типичное для христианства и других семитских религий». Однако в тех памятниках фиванского некрополя, о которых писали А. Эрман и Б. Ганн, элемент раскаяния, ощущения своего греха налицо. К. Бликер подчеркивает, что эти тексты представляют собой исключение в истории египетской религии. Но как объяснить это исключение? Как указывает К. Бликер, А. Эрман и Б. Ганн видели причину этого явления в том, что тексты написаны, так сказать, лицами из обездоленных слоев населения, среди которого сложилась своя, особая «религия бедняков», не нашедшая отражения в текстах храмов и мест погребения знати. Однако если сама констатация исключения, несомненно, правильна, то предложенное А. Эрманом и Б. Ганном объяснение этого исключения неудовлетворительно или в лучшем случае малоудовлетворительно.

Нравственные элементы в сфере религии порождены естественноисторическим процессом развития египетского общества. К их восприятию были более подготовлены эксплуатируемые группы населения, чем эксплуататоры, для которых распространение идеалов справедливости в широких массах вовсе не было желательным явлением.