Реферат: Конфуцианство

Историческая обстановка в эпоху Конфуция

ИмяКонфуций известно любому образованному человеку, где бы он ни жил: в Китае, вЕвропе, в Америке или в Австралии. Это очень существенно и не случайно.Человек, в течение тысячелетий почитавшийся в одной из цивилизаций земного шараза то, что провозгласил ценности, на которые ориентировались потом многиепоколения, не может быть незначительной фигурой. Не может он быть и простымпередатчиком того, что возникло раньше, — если бы это было так, разум народауказал бы на его предшественника, а не на него.

Жизньи воззрения таких людей, как Конфуций, интересны и в высокой степенирепрезентативны, и не только потому, что в известном смысле такие люди выбранысвоим народом как его представители, но и потому, что каждое зарегистрированноеисторией слово, сказанное ими, было подобно брошенному в воду камню, — круги отнего расходились через поколения, через века.

Конфуцийоткрывает собою эпоху непревзойденного расцвета мысли, ту эпоху, когда былизаложены основы китайской культуры. Его учение было отправной точкой дляпоследующих мыслителей; одни продолжали и развивали его взгляды, другиеподвергали их яростной критике. Но прежде чем охарактеризовать его взгляды, мыхотели бы познакомить читателя с историческим фоном, который нужно учитыватьдля их понимания.

Конфуций(551-479 гг. до н.э.) жил за три с лишним столетия до объединения Китая, вэпоху, когда Китай, по площади занимавший лишь незначительную частьсовременного, был разделен на множество городов-государств, в известной мересохранявших еще остатки примитивной демократии. В традиционной историографиисчитается, что в это время страной управляла династия Чжоу (1122- 249 гг. дон.э.), но на самом деле чжоуский ван, носивший титул «сын неба»,обладал авторитетом, но не властью. Он исполнял ритуальные функции каксвященное лицо, которому небо доверило управление Поднебесной, т.е.государствами Китая, которые представлялись древним китайцам как средоточие цивилизациивообще. Их называли Срединными государствами ( Чжун-го), ибо считалось, что ониокружены некультурными племенами. Это самоназвание Китая сохранилось и до сихпор, с той только разницей, что теперь его следует понимать как Срединноегосударство (в древнекитайском языке нет форм множественного числа).Представление о том, что весь Китай является единой Поднебесной, во главекоторой стоит один властитель, сын неба, заставляло рассматривать политическуюраздробленность как аномалию, отпадение от правильного порядка и,следовательно, явление временное, переходное, представляющее собой ступень кновому единству. Мысли о возможности существования государств, независимых отсына неба и ему не подчиняющихся, в древнем Китае так и не возникло, и это оказалоопределенное влияние на политическое мышление китайцев.

Однакополитической реальностью была не Поднебесная, а город-государство ( го),небольшой по размерам (лишь в крупнейших городах число дворов доходило донескольких тысяч), населенный в основном земледельцами и, в значительно еньшеймере, ремесленниками и торговцами. Высший слой здесь состоял из знатных родов,находившихся в родстве с правящей династией и живших за счет доходов отпередававшихся им в кормление сельских общин. Рабы в это время в древнем Китаесерьезной роли в экономике не играли. Использовали их во дворцах в качествеприслуги. В городе-государстве, как правило, все друг друга знали, и отношениямежду правителем и подданными носили в значительной мере личный характер. Этимобъясняется глубоко проникшее в мышление древних китайцев представление огосударстве как о большой семье, нашедшее отражение в древнекитайском языке,где одним из терминов, обозначавших государство, было слово «го-цзя»- «государство-семья». Народ в городе-государстве играл несравненноболее активную роль, чем в позднейшей империи. Хотя в обычное время правительделил власть со знатью, в опасные моменты на сходки собирался вооруженныйнарод, без одобрения которого правитель действовать не осмеливался. Наиболеедальновидные представители знати в своих речах постоянно подчеркивали, что отнарода зависит судьба правителей, советовали заботиться о народе ипредостерегали от попыток навязать ему волю силой оружия.

Какотметил китайский историк Шан Юэ, такая политическая обстановка привела кубеждению, что народ находится в тесной связи со сверхъестественными силами, снебом и с духами. Так, в «Книге истории» («Шу-цзин»)говорится, что «прозрение и настороженность неба осуществляются черезпрозрение и настороженность народа». В хронике «Цзо-чжуань»передаются слова одного из сановников о том, что «народ — хозяиндухов». Здесь же приводится речь начальника музыкантов Куана, который,отстаивая право народа на изгнание жестокого и несправедливого властителя,говорит: «Небо, создав народ и поставив над ним государя, поручило емубыть пастырем, и ему не следует терять этого качества… Любовь неба к народуогромна, разве оно позволит одному человеку чинить произвол над ним, даватьволю своим прихотям и не считаться с природой неба и земли? Конечно,нет!». О глубоком сознании силы народа говорит появившееся в это время ивпоследствии вошедшее в пословицу изречение «Сердце народа строит стены,голос народа плавит металл». Об этом же свидетельствуют и слова Конфуция: «Бездоверия народа удержаться невозможно».

Кромегорода-государства, a VI-V вв. до н.э. огромную роль в жизни древнекитайскогообщества играла организация цзун-цзу — клана. Как показал М.В.Крюков, это былапатронимическая организация, объединявшая происходившую от общего предка группуродственных семей, между которыми существовало иерархическое подчинение, нокоторые в то же время были связаны общностью интересов. Считалось, что цзун-цзунесет ответственность за действия всех своих членов, и этим объясняютсявстречающиеся в источниках сведения об истреблении всего рода, если кто-либо изчленов обвинялся в тяжких преступлениях. Наличие связанной родственными узамимощной организации, как и факт органической связи между структурой цзун-цзу исистемой социальных рангов, существовавших в то время в древнем Китае, — всеэто укрепляло представление о принципиальной идентичности семьи и государства.

Жизнь Конфуция

Конфуций,родившийся и проведший почти всю жизнь в царстве Лу, происходил из семьиобедневших аристократов. В молодости ему пришлось вынести немало трудностей, ивозможно, что эти ранние испытания и бедность способствовали тому, что на всюжизнь у него осталось сочувствие к простым людям.

Какпредполагают биографы Конфуция, он пытался в юности сделать политическую карьеру.Но в то время большинство должностей передавалось от отца к сыну, и те посты,которые открывали возможность реального участия в решениигосударственных дел,были естественным достоянием отпрысков высшей аристократии. Человек такогопроисхождения, как Конфуций, мог продвинуться только при условии, если бы онинтригами и лестью сумел завоевать расположение тех, кто вершил делами. К этомуКонфуций был решительно не способен. Более того, создается впечатление, что ивпоследствии, когда кому-либо из учеников удавалось добиться для негомногообещающего свидания с власть имущими, он все портил, открыто высказываясвое мнение о действиях собеседника. Возможен был еще одинпуть — военнаякарьера. Но к убийству людей, к войне, к военной муштре и методам военной организацииКонфуций испытывал глубокое отвращение. Конфуций всегда осознавал себяпредставителем того, появившегося в XI в. до н. э., началанравственности икультуры ( вэнь), которое противопоставлялось началу воинственности и войны.

Убедившись,что путь к политической деятельности для него закрыт, Конфуций занялся ученымиразысканиями и преподаванием. По-видимому, он считал себя неудачником. Если впоследующие времена деятельность ученого и преподавателябыла связана сизвестным общественным престижем и даже подчас окружена ореолом, в то время,когда жил Конфуций, такой ореол окружал только правителей и их ближайшихпомощников. Конечно, со времени возникновения в Китае государства, вособенности же с момента, когда начали вести регулярные хроники, знакомство систорическими материалами было необходимо даже для повседневного ведения делкак во внутренней политике, так и во взаимоотношениях с другимигосударствами.Точно так же нужно было знать и ритуал для проведения различных торжеств придворах государей. Но это делалось как бы между прочим чиновниками, основныеобязанности которых лежали в сфере активного участия в управлении. Так жеобстояло дело и с преподаванием, и с подготовкой смены для стареющихгосударственных мужей.

Конфуцийбыл первым в Китае, кто целиком посвятил себя этим второстепенным в глазахсовременников занятиям. Но главное в том, что он впервые стал заниматьсяисторическими исследованиями и преподаванием не как официальное лицо, невпорядке выполнения служебных обязанностей, а по своей собственной инициативе.Успех его деятельности показал, что значение человека не исчерпывается темместом, которое он занимает в официальной иерархии, и тот, кто, размышляя надпроблемами справедливости, человечности, культуры, привлекает к себе людей,жаждущих услышать живое слово, может сыграть в жизни общества несравненнобольшую роль, чем министры и сановники. Это открытие, сделанное исподволь, безосознанного стремления к переворотам, было неслыханным новшеством, прорывом кновым горизонтам из анонимной коллективности архаического города-государства.Живший через 150 лет после Конфуция его последователь Мэн-цзы мог уже говоритьо том, чтоучитель — лицо гораздо более почтенное, чем правитель, и что учителюне может приказать явиться к себе не только царь, но даже и сын неба.

Повсей вероятности, то течение, которое впоследствии стало школой Конфуция,возникло первоначально как свободное сообщество друзей, обсуждавшихинтересовавшие их вопросы. Но сила ума и масштабы личности Конфуция вскорепривели к тому, что он стал признанным главой школы, а его друзья — егоучениками. В «Лунь-юй» упоминаются имена 22 учеников. Даже если этацифра и не точна, она дает представление о размерах его школы. Конфуцийпринимал к себе в школу всякого, кто шел к нему, вне зависимости от того,принадлежал ли он к аристократииили к простым людям, к богатым или бедным. Онговорил, что среди стремящихся к знанию он не признает никаких различий; этотакже было новшеством там, где главным признаком человека было происхождение.

Вкитайской традиции существует версия, что Конфуций был крупным сановником,ведавшим в царстве Лу вопросами суда и расправы. Восходит эта версия к весьмапочтенному источнику — к биографии Конфуция, написанной великим китайскимисториком Сыма Цянем (приблизительно 145-90 гг. до н.э.), о котором нам не разеще придется упоминать. Авторитет Сыма Цяня, поддержанный и усиленныйдвухтысячелетней традицией, казался до последнего времени достаточнойгарантиейправильности сообщаемых им сведений. Но критические исследования ученыхнашего века показали, что отнюдь не всему, что пишет Сыма Цянь, следуетбезусловно доверять. В частности, было выяснено, что, живя в условияхцентрализованнойимперии, Сыма Цянь не представлял себе обстановки,существовавшей в маленьких самостоятельных городах-государствах, уничтоженныхеще за три столетия до егорождения. Народные выступления, происходившие наулицах и площадях, Сыма Цянь изображает как борьбу сановников, происходившую втронных залах и коридорах дворцов. Поскольку история, как ему казалось,творится во дворцахимператорами и их приближенными, неудивительно, что онпревращает в сановника и Конфуция, в его время уже рассматривавшегося вкачестве основоположника государственной идеологии. Для такого человекаположение скромного учителя казалось Сыма Цяню неуместным, и, опираясь налегенды, уже окружавшие в это время личность мыслителя, он наделяет его высокимпостом и помещает его биографию среди биографий царственных особ.

Современныйбиограф Конфуция, Х. Г. Крил, убедительно опроверг эту версию. Самымсущественным из его аргументов является то, что в то время высокий пост могзанимать лишь человек, принадлежащий к одному из знатных родов, а если бы вдействительности Конфуций, не принадлежавший к знати, этот пост занимал, такойфакт не остался бы не отмеченным в самой достоверной книге, о немрассказывающей, — в «Беседах и рассуждениях» («Лунь-юй»).Впоследствии, когда вокруг Конфуция стали возникать легенды, ему приписывали,что, будучи главойсудебного ведомства, он приказывал присуждать к смертнойказни за такие преступления, как «изобретение необычной одежды». Нижемы остановимся на политических взглядах Конфуция, но сейчас стоит отметить, чтотакой образ действий полностью противоречит достоверно известным высказываниямКонфуция, бывшего принципиальным противником жестоких наказаний.

Однако,по-видимому, какой-то официальный пост Конфуций все же занимал. Его ученики шливсе выше по лестнице карьеры, и делалось все более странным, что их учитель — лицо официально не признанное. Цзи Кан-цзы, управлявший в то время царством Лу,присвоил Конфуцию звание не слишком высокое, но достаточнопочетное.По-видимому, он стал одним из низших да-фу (сановников). К такому заключениюможно прийти на основании текста, где говорится, что с другими низшими да-фу онговорил прямо и непринужденно, в то время как с высшими держался болееформально. Пост Конфуция, насколько можно судить, был достаточно почетным, ноне давал ему возможности влиять на ведение дел, и Конфуций тяжело переживалэто. В «Лунь-юй» есть такой эпизод. Один из учеников Конфуция опоздалк нему и объяснил, что задержался из-за государственных дел, и тогда Конфуций сказал: «Это очевидно, были мелкие дела, ибо если бы это были столь важныевопросы, что можно было бы назвать их государственными, посоветовались бы сомной».

Новскоре ему пришлось отказаться от этой иллюзии и понять, что добитьсяполитического влияния в Лу ему не удастся. А между тем он уже приближался кшестидесяти, и если он хотел действовать, откладывать это на долгий срок былонельзя. И вот он решил отправиться в странствие, чтобы найти правителя,который, поверив в его учение, предложил бы ему осуществить его. Проскитавшисьоколо десяти лет по нескольким царствам древнего Китая, Конфуций ни с чемвернулся в Лу. Через несколько лет после возвращения он умер.

Неудачноепутешествие Конфуция накладывает на его жизнь, в общем неяркую и небогатуюсобытиями, отпечаток страдания. Это точно сформулировал Х.Г.Крил, следующимобразом охарактеризовавший значение его путешествия:«Конечно, сферойКонфуция была сфера идей… Он не способен был к компромиссам, необходимым длятого, чтобы претворить эти идеи в жизнь. Но крайне важно было, чтобы он сделалтакую попытку. Различие здесь такое же, как между офицером, дающим команду»За мной!", и тем, кто командует «Вперед!». Если быКонфуций оставался в Лу, пользуясь синекурой и расхаживая со своими учениками,он был бы проповедником. Решившись на свои безнадежные поиски, он сталпророком. В некотором роде это смешная картина: почтенный, но все еще визвестном смысле наивный джентльмен, которому уже за пятьдесят, отправляется впутешествие с целью спасти мир, убедив прошедших огонь, воду и медные трубыправителей, чтобы они не угнетали своих подданных. Но если есть в этом что-тосмешное, то это самоесмешное, что свойственно великим людям".

Теперьпосмотрим, что представляет собой книга, на которую в дальнейшем не разпридется ссылаться и которая, по-видимому, является единственным достовернымсвидетельством о Конфуции и его взглядах. Это «Лунь-юй» — небольшойтрактат, в который входят изречения Конфуция, а также разговоры между ним и егоучениками и современниками.

Всамой ранней китайской библиографии, относящейся к I в. до н.э., сообщается,что эта книга составлена учениками Конфуция после его смерти на основесохранившихся у них записей. Но в настоящее время большинство ученых считает,что, будучидействительно основанной на этих записях, книга (за исключением двухглав) подготовлена через 70-80 лет после смерти Конфуция, т.е. в начале IV в.до н.э. «Лунь-юй» написана крайне лаконичным языком и состоит изотрывочных записей, в которых затрагиваются самые разнообразные темы, начинаяот деталей повседневной жизни Конфуция и кончая разбором проблем философии,культуры, политики и морали. В книге нет продуманной системы; части, на которыеона разделена, озаглавлены по первым словам первого отрывка. В редких случаяхнесколько следующих друг за другом записей содержат сходные по темевысказывания; слова учителя перемежаются словами учеников, причем навопросы,многократно повторяющиеся, почти всегда даются различные ответы. В«Лунь-юй» зарегистрирована постоянная работа мысли, бьющейся надрешением основных вопросов человеческой жизни и отношения к людям; к этимвопросам мыслитель подходит все вновь и вновь с разных сторон, каждый разпредлагая иной аспект их решения.

Чтобычитатель представил себе стиль книги, приведем несколько отрывков. Конфуцийзамечает: «Настоящий человек не досадует на то, что он не занимаетподходящего места; он озабочен тем, есть ли у него качества, которые для этогонеобходимы. Он не беспокоится, что о нем никто не знает, а стремится поступатьтак, чтобы иметь право на признание». Слова Конфуция чередуются своспоминаниями и мыслями о нем учеников. Так, одна из записей гласит: «Когдаучитель, будучи в Ци, услышал музыку Шао, в течение трех месяцев он нечувствовал вкуса того, что ел. „Я никогда не думал, — сказал он, — чтомузыка может быть столь прекрасна“. В другой записи так резюмируетсявпечатление о его личности: „Учитель был ласков, но тверд; преисполнендостоинства, но не высокомерен; почтителен, но спокоен“.

Сведенийо Конфуции в позднейших китайских источниках необъятное количество, и допоследних десятилетий принято было строить на их основе характеристикумыслителя. Но осуществленные уже в XX в. исследования, как отмечалось выше,показали, что эти источники (в первую очередь биография Конфуция в»Исторических записках" Сыма Цяня) недостоверны и подчас грубоискажают его биографию и взгляды. Мы будем привлекать их лишь в случаях, когдаони дают возможностьразъяснить факты, достоверность которых засвидетельствованав «Лунь-юй».

Традиции и культура

Однаиз особенностей 'Лунь-юй' — высокая оценка Конфуцием традиции как таковой.Поскольку именно на этом основана стереотипная оценка конфуцианства какидеологии по преимуществу консервативной, необходимо, на наш взгляд,рассмотреть этот вопрос в более широком контексте.

Понятиетрадиции теснейшим образом связано с понятием культуры, допускающим самыеразличные и подчас противоречивые интерпретации. Американские ученые Кребер иКлакхон проанализировали в работе, посвященной этому понятию, несколько сот егоопределений. Польский социолог Я.Щепаньский выделяет в качестве основных,во-первых, определение, связанное с происхождением этого понятия, означавшегопо-латыни возделывание земли, во-вторых, определение, говорящее об улучшении иоблагораживании человеческих обычаев и поведения; в-третьих, определение, прикотором под культурой понимается все то, что не растет само по себе, а появляетсяблагодаря труду человека, что создано его целенаправленным размышлением идеятельностью; и, наконец, толкование культуры, включающее в это понятие не всесоздания человека, а только 'высшие' — науку, искусство, литературу, религию.Сам Я.Щепаньский склоняется к третьему определению культуры. Он включает в этопонятие все материальные и нематериальные продукты человеческой деятельности,ценности и способы поведения, принятые в любых общностях и передаваемые другимобщностям и последующим поколениям. С таким понятием в основном совпадаетопределение Ю.Лотмана, данное в его работе, посвященной типологии культуры:'Совокупность ненаследственной информации, которую накопляют, хранят и передаютразнообразные коллективы человеческого общества'.

Вобоих определениях подчеркивается первостепенной важности факт, что культурапередается из поколения в поколение. Этот факт говорит о неразрывной ее связи страдицией. Культура не может существовать отдельно от ее передачи, отпреемственности. Представить себе культуру, существующую независимо оттрадиции, было бы примерно равнозначно представлению о живом организме, вкотором прекращен обмен веществ. Совокупность информации, составляющаясодержание понятия 'культура', живет в традиции. Культура немыслима безтрадиции, как традиция немыслима без культуры. Эти термины обозначают, такимобразом, не два различных феномена, а два аспекта одного феномена.

Известно,что совершенно исключительное почтение к традиции испытывают племена инародности, находящиеся на первобытной ступени развития. Значение традиции в ихжизни легко понять — без культурных традиций, попросту говоря, ни один из этихнародов не мог бы выжить. Именно накапливавшийся старшими опыт борьбы смногочисленными врагами первобытного человека, передававшийся во всех своихмногочисленных деталях младшему поколению, мог обеспечить выживание группы.Поскольку традиция передается от старших к младшим, среди первобытных племеннепререкаемым авторитетом, как правило, пользуются старики.

Нокруг народов, почитающих традицию как таковую, не ограничивается примитивнымиплеменами. Можно сказать, что стремление к новаторству, предпочтение новогостарому — черта, лишь сравнительно недавно, с началом нового времени,появившаяся в истории, причем в истории народов Европы. Для примера приведемнекоторые данные, относящиеся к древней Руси. Говоря о древнерусскойлитературе, Д.С.Лихачев отмечает, что нельзя распространять представление обинтересе читателя ко всему новому и современному на психологию тех, кто читалкниги в древней Руси. 'Там произведения жили многими столетиями, — пишетД.С.Лихачев. — Произведения старые иногда интересовали даже больше, чемпроизведения только что созданные (интересовала «авторитетность»произведения как исторического документа, как произведения значительного вцерковном отношении и т.д.)'. Возражая тем, кто считает традиционностьдревнерусской литературы результатом косности и недостатка творческого начала,Д.С.Лихачев пишет: 'Традиционность древнерусской литературы — факт определеннойхудожественной системы… Стремление к новизне, к обновлению художественныхсредств — принцип, в полной мере развившийся в новой литературе…Стремление… к обновлению своего восприятия мира отнюдь не является извечнымсредством литературного творчества'.

ДляКонфуция традиция воплощалась в понятии 'ли', которое переводится наевропейские языки как 'обряды', 'этикет', 'ритуал', 'правила благопристойности'или как вошедшие в пословицу 'китайские церемонии'. Чтобы читатель почувствовалсмысл этого понятия в миропонимании Конфуция, стоит прибегнуть к аналогии справилами вежливости. Вежливость абсолютно необходима культурному человеку, итщательное выполнение правил вежливости и в настоящее время рассматривается каксвидетельство в пользу высоких нравственных качеств человека. Но эта аналогия,годная для первого приближения, имеет все же ограниченное значение. Ли — нетолько правила вежливости и благопристойного поведения, но и религиозныйритуал, ритуал охоты, дипломатии, управления. Замечание Ю.М.Лотмана о том, чтов средневековом обществе любая социально значимая форма деятельности требоваласвоего ритуала, несомненно относится и к архаическому древнекитайскомугороду-государству. В ли, следовательно, включались не только правила вежливогообхождения; в форме ритуала символизировались и религиозные взгляды народа, иего культурные традиции, и представления о добре и зле. Соблюдение ли означалоне только выполнение определенных правил; в понимании Конфуция сюда входило ипринятие ценностей, в этих правилах воплощенных.

Конфуцийбольшей частью употребляет данное слово в паре со словом 'юэ', которое принятопереводить как 'музыка'. Это понятие, впрочем, столь же мало поддается точномупереводу на современные европейские языки, как и 'ли'. В первую очередь онообозначает ритуальные танцы, исполнявшиеся при дворах древнекитайскихправителей под аккомпанемент музыкальных инструментов. Чтобы дать представлениео том, как воспринималась в древнем Китае музыка, приведем диалог междуКонфуцием и одним из его учеников, имеющийся в 'Записках о музыке' ('Юэ-цзи').'Конфуций, сидя однажды рядом с Бинь Моу-цзя, вступил с ним в разговор о музыкеи спросил: «Почему при исполнении песни об У-ване вступление и отбиваемаябарабанами тревога тянутся так долго?» — «Они означают опасенияУ-вана о том, поддержат ли его союзники», — ответил Бинь Моу-цзя.«Почему звуки тянутся и стонут, как долгие вздохи?' — спросил Конфуций.»Чтобы выразить страх У-вана, что союзники не поспеют вовремя", — ответил Бинь Моу-цзя.

«Почемутанцующие начинают так рано размахивать руками и топать ногами?» — спросилКонфуций. «Чтобы показать, что настало время начинать сражение», — ответил Бинь Моу-цзя'. Приведенный здесь диалог (хотя, по-видимому, илегендарный) показывает, что каждый звук и жест 'музыки' воспринимались какнечто значимое, символизирующее чувства и действия исторических героев ипомогающее почувствовать прошлое как нечто неотделимое от настоящего.Интерпретация музыкального произведения бывала весьма далека отбеспристрастного анализа. Через историю она всегда вела к этике, к основнымвопросам человеческих взаимоотношений и жизни общества. Это прекрасно выраженов этом же трактате, где говорится, что, прослушав такую музыку, благородныйчеловек объясняет ее содержание говоря о древности, исправляет собственноеповедение и свою семью, а затем стремится установить справедливость испокойствие в Поднебесной.

Обряды(ли) вместе с музыкой (юэ) образуют в китайской традиции культуру, обозначаемуюсловом 'вэнь'. Как происхождение, так и смысл этого весьма примечательны. Виньских надписях на костях (XIV-XII вв. иероглиф 'вэнь' представляет собойпиктограмму человека с татуировкой на груди, и в раннечжоуских письменныхисточниках он фигурирует со значением 'линия, рисунок, украшение'. Здесь какбудто еще ничто не предвещает той огромной роли, которую впоследствии сыграетначало вэнь в миропонимании китайцев. Может показаться странным, что Конфуций вмомент смертельной опасности восклицает: 'Если бы небо хотело, чтобы вэньпогибло, оно не дало бы мне, позднорожденному смертному, к нему причаститься'.Понятие 'вэнь' при этом возводится Конфуцием к Вэнь-вану (XI в. до н.э.),основателю династии Чжоу. В таком отождествлении качества с именем сказываетсяодна из особенно-стей мышления древних китайцев, связанная со структуройдревнекитайского языка.

Делов том, что в отличие от европейских языков в древнекитайском полностьюотсутствует категория времени. Если в европейских языках сама форма глаголауказывает на то, происходило ли что-то в прошлом, происходит в настоящем илибудет происходить в будущем, в древнекитайском языке для этого необходимоупоминание каких-то конкретных имен и событий. При такой структуре языкаисчезает принципиальная разница между прошлым, настоящим и будущим. 'Появляетсясвоего рода временная плоскость, населенная разного рода образцами и событиями,которые дают возможность ориентироваться, но благодаря которым время нераспадается на две принципиально противоположные сферы — прошлого и будущего'.Отсюда, с одной стороны, как бы постоянное 'присутствие' фигур прошлого; сдругой — глубоко укоренившаяся привычка к приведению исторических прецедентов.Если к этому прибавить, что отсутствие грамматических частиц, флексий исуффиксов сводило возможность формирования абстрактных понятий до минимума,становится понятнее склонность китайцев создавать их при помощи историческихпримеров. Иначе говоря, определенный деятель становится, как правило,воплощением определенного качества, и, вместо того чтобы сказать 'деспот',называли имя деспота.

Ноесли так, то невозможно раскрыть конкретный смысл начала вэнь, не выяснивобраза Вэнь-вана, того 'царя Вэнь', имя которого впоследствии превратилось впонятие, определяющее, на взгляд Сыма Цяня, все правление династии Чжоу. СымаЦянь, синтезировавший в своем труде древнекитайскую традицию, рассказывает, чтоВэнь-ван отличался исключительными нравственными достоинствами. 'Он был честными человечным. Почитая стариков и хорошо относясь к детям, он был почтительным искромным по отношению к людям мудрым'. Привлеченные его добродетелью, к немустали отовсюду стекаться лучшие люди, что навлекло на него гнев иньскогоправителя, возглавлявшего государство, от которого зависело племя чжоу.Вэнь-ван был заточен в тюрьму иньским правителем, выпустившим его лишь задрагоценные подарки. Впоследствии Вэнь-ван добился от иньского правителя отказаот особенно зверской пытки, уступив ему страну к западу от реки Ло.

Этахарактеристика ничего не говорит о культуре как таковой, но в ней всяческиподчеркивается нравственное совершенство Вэнь-вана. Что же дает основаниевкладывать в понятие 'вэнь' смысл 'культура'? Чтобы ответить на этот вопрос,придется продолжить рассказ об основании династии Чжоу. Хотя Сыма Цянь говорит,что Вэнь-ван принял 'небесное повеление' и возглавил, таким образом, Поднебесную,фактическим основателем династии был У-ван, сын Вэнь-вана, собравший уже послесмерти отца войско, с помощью которого он и разгромил государство Инь. В товремя как спектр значений слова 'вэнь' очень широк, смысл имени У-вана невызывает сомнений. Оно значит 'царь Воинственный'. И хотя действия этогоправителя не осуждаются традицией, его образ радикально отличается от образаего отца. Сыма Цянь приводит целый ряд его речей, обращенных к войску передначалом сражения и кончающихся угрозой смертной казни для тех, кто будет плохосражаться. После захвата иньской столицы У-ван отправляется во дворец, гдетолько что повесились последний иньский правитель Чжоу-синь и его жены, иразрубает их трупы на части.

Этоне мешает тому, что в древнейших документах имена этих царей употребляютсярядом друг с другом, и несмотря на то, что Вэнь-ван окружен более ярким ореоломкак основатель династии, они не противопоставляются друг другу в моральномплане. Но постепенно качества, воплощением которых служат эти государи,начинают осознаваться как нечто глубоко различное и даже противоположное, ипринцип вэнь, сочетающий в себе миролюбие, нравственность и культуру, выступаеткак контраст воинственности. Это противопоставление выражено в словахгосударственного деятеля и мыслителя второй половины VI в. до н.э. Цзы-чаня,заявившего в момент упоения военными успехами в его родном царстве Чжэн: 'Неможет быть большего несчастья для маленького государства, чем военный успех безгражданской добродетели'.

Термин'вэнь' объединяет в себе широкий спектр значений, однако после того, как вкачестве основного этического понятия Конфуций выдвинул принцип жэнь('человечность'), в понятии 'вэнь' все более сосредоточивается то, чтохарактеризует культуру как таковую. Это можно заметить уже в 'Лунь-юй', гдеприводятся слова Конфуция о том, каким должен быть молодой человек. Конфуцийговорит, что он должен быть почтителен по отношению к старшим, серьезен,искренен; должен точно выполнять свои обещания, проявлять добрые чувства ковсем и искать дружбы гуманных людей. 'Если же, — добавляет Конфуций, — у негоеще останутся силы, пусть он отдаст их культуре'. Доказательство преимуществавэнь, понимавшегося как путь мира, человеколюбия и культуры, над путем войныстало с тех пор популярной темой политических размышлений конфуцианскинастроенных мыслителей. Понимание огромной роли, какую играет культура в жизниотдельного человека и всего общества, было настолько глубоко внедрено раннимконфуцианством в китайскую общественную мысль, что в сочинении крупнейшегомыслителя II в. до н.э. Дун Чжун-шу принцип вэнь фигурирует как конституирующееначало для всей эпохи Чжоу.

Два идеала человека

Суважением к традиции всегда связано почтение к тем, кто эту традицию передает,- к старшим, и в первую очередь к собственным родителям. Добродетели сыновнейпочтительности (сяо) Конфуций придавал первостепенное значение, считая ееосновой всех остальных добродетелей, и прежде всего человечности. На второмместе среди семейных добродетелей он называет уважение и любовь к старшимбратьям ( ди). Сетуя на то, что в его время примерными детьми считаются те, ктопросто кормит родителей, Конфуций вопрошает: 'Кормят ведь собак и лошадей тоже.Если это делается без глубокого почтения, в чем здесь разница?'. Чувства эти, поКонфуцию, должны выражаться в послушании родителям в соответствии с правиламили при их жизни, а после смерти — в том, чтобы достойно похоронить их иприносить жертвы на их могилах.

Тщетнобыло бы искать в 'Лунь-юй' описания этих правил. Прав, вероятно, английскийкитаевед А.Уэйли, замечающий, что до тех пор, пока они выполнялись как нечтосамо собой разумеющееся, не было нужды в их письменной фиксации. Поэтому, чтобыдать читателю представление о них, придется обратиться к книге 'Ли-цзи'('Записки о ритуале'). Здесь в разделе, озаглавленном 'Нэй-цзэ' ('Домашниеправила'), содержится подробнейшее предписание молодым людям о том, как следуетвести себя дома. После совершения утреннего туалета сыновья вместе с их женамидолжны прийти к родителям. 'Придя к ним, они скромно, веселым тоном спрашивают,теплая ли у них одежда. Если родители страдают от болезни, от нездоровья или отнесварения желудка, сыновья почтительно потирают им больную часть тела. Когдародители выходят, сыновья и их жены сопровождают их спереди и сзади. Они несутвсе, что нужно, чтобы родители помыли руки, причем младший держит таз, астарший — кувшин с водой… После того как родители помыли руки, они дают имполотенце и, спросив, не нужно ли им чего-нибудь еще, почтительно им этоприносят'. Столь же подробные предписания даются и в отношении всех остальныхмоментов повседневной жизни семьи. Лейтмотив их — послушание детей родителям,которое продолжается всю жизнь, не прекращаясь с совершеннолетием детей.

Такаяоценка сыновней почтительности способствовала тому, что в Китае эта добродетельстала пользоваться совершенно исключительным социальным престижем. Один изсовременных ученых отмечает, что китайское общество 'всегда было под влияниемэтической концепции сыновней почтительности. Другими словами, оно былопостроено на сыновней почтительности, которая дошла до каждого уголка китайскойжизни, пронизав собой все виды деятельности китайского народа… Всетрадиционные обычаи и нравы народа воплощали этот принцип. Это может бытьподтверждено тщательным разбором семейной, религиозной, социальной иполитической жизни китайского народа'.

Посколькугосударство рассматривалось как большая семья, добродетель послушания должнабыла найти себе место и среди качеств, характеризующих отношения между правителеми подданными. И в самом деле, в 'Лунь-юй' не раз встречается мысль, что тот,кто в семье слушается отца, в государстве повинуется правителю. Конфуций высокоотзывается о человеке, считающемся почтительным сыном в клане, к которомупринадлежит, и, говоря об одном из своих старших современников, хвалит его зато, что он 'в своем поведении был почтителен и, служа вышестоящим, проявлялуважение'. Мысль о том, что сыновняя любовь и уважение к старшим братьям,играющие решающую роль в семье, должны служить основой поведения подданного,проводится в словах ученика Конфуция Ю-цзы: 'Редко случается, чтобы люди,обладающие сыновней почтительностью и уважением к старшим братьям, выступалипротив вышестоящих… Благородный человек все свое внимание уделяет основе;когда основа твердо установлена, появляется и правильный путь. Сыновняяпочтительность и уважение к старшим братьям и есть основа человечности'.

Призывк покорности и послушанию был одной из тех особенностей конфуцианства, которыепозже, уже во П в. до н.э., обеспечили этому учению положение официальнойидеологии. Мотив, у Конфуция звучащий еще не слишком громко, впоследствии сталлейтмотивом императорского конфуцианства. В этой идейной эволюции большую рольсыграла философия Сюнь-цзы (приблизительно 298- 238 гг. до н.э.),подчеркивавшего необходимость строгой иерархии в обществе и утверждавшего, чточеловек по природе зол и избавиться от дурных наклонностей может лишьбеспрекословно слушаясь своих учителей. Французский китаевед Э.Балаш пишет, чтоосновными ценностями конфуцианства, обеспечившими ему впоследствии положениегосударственной идеологии, были 'уважение, смирение, покорность, повиновение исубординация по отношению к старшим и лучшим'.

Представлениео том. что государство не что иное, как большая семья, определяет взглядыКонфуция на важнейшие проблемы общественного устройства и, в частности, егоотношение к закону. Он считал, что законы никакого значения для улучшенияобщества не имеют. Важно лишь, чтобы во главе государства стоял хороший правитель,воспитывающий народ своим примером и действующий на него при помощи добродетелии правил благопристойности — ли. В хронике 'Цзо-чжуань' рассказывается, что,когда в царстве Цзинь в 513 г. до н.э. были отлиты треножники с уложением онаказаниях, Конфуций осудил это, опасаясь, что, познакомившись с кодексом,народ перестанет уважать знать и ей трудно будет удержать унаследованныепозиции. 'Если не будет различий между высшими и низшими, то как можно будетуправлять государством?' — говорил, согласно 'Цзо-чжуань', Конфуций. Х.Г.Крилвыражает сомнение в аутентичности этого текста, исходя из того, что такого родааргументация не встречается в 'Лунь-юй', где ни разу Конфуций не настаивает натом, что необходимым условием управления должно быть различие между высшими инизшими.

Вполневозможно, что эта аргументация добавлена составителями хроники в IV в. до н.э.. Однако возражение против кодификации законов является естественным следствиемпозиции Конфуция, настаивавшего на том, что для хорошего управления необходимои достаточно, чтобы правитель обладал высокими нравственными качествами. С тоговремени в китайской политической мысли появляется представление о двухпротивоположных методах управления: при помощи ли — правил благопристойности,воплощающих всю традиционную систему нравственных и культурных ценностей, и припомощи фа — законов, означающих неукоснительное и жестокое регулирование.

Конфуцианскоепротивопоставление закона этическим ценностям, передаваемым традицией,интересно сравнить с подходом к этому вопросу, сложившимся в древней Греции.Здесь уже со времени греко-персидских войн появилось сознание, что для полисаважнейшую роль играют законы и конституция, на которых он основан, причемзаконы рассматривались не как свод приказов и правил, налагавшихся сверху, акак хартия, обеспечивающая право граждан и защищающая их от угнетения. Вклассическую эпоху в Греции уже не возникало вопроса о том, нужен ли закон.Стоял другой вопрос: как добиться, чтобы в законах была воплощена максимальнаясправедливость. Платон утверждал, что правильным может считаться лишь тотзакон, который, подобно хорошему стрелку, постоянно нацелен на то, в чем естьистинная красота, и который пренебрегает всем, что лишено добродетели, будь тобогатство или что-либо иное в подобном роде.

ПозицияКонфуция, противопоставившего нравственные и культурные ценности закону, имелаогромное значение в истории Китая. Вопрос: 'либо господство традиции,передающей ценности нравственности и культуры, либо господство закона' — былпоставлен в тот момент, когда в связи с поглощением городов-государств крупнымицарствами возникла необходимость разработки законодательных и административныхнорм. Государственные деятели и мыслители, понявшие требования времени, принялидихотомию Конфуция как нечто неоспоримое и выступили за закон и, следовательно,против культуры и нравственности. Об этой школе древнекитайской мысли,получившей в европейской литературе название легистов ('фа-цзя'), речь будетвпереди. Но следует сразу заметить, что жестокости, превозносившиеся, авпоследствии и проводившиеся в жизнь сторонниками этой школы, дискредитировалив Китае идею закона.

Призывк покорности рассматривается в настоящее время большинством ученых как основноесодержание проповеди Конфуция. Конфуцианские тексты показывают, что этот взглядне лишен оснований. Но он все же оставляет смутное чувство недоумения. В самомделе, как могло случиться, что провозвестник столь убогого по своей сутимировоззрения, дающего человеку так мало удовлетворения и ни в малейшей мере неотвечающего на высшие запросы личности, мог получить место в пантеонечеловечества рядом с величайшими мыслителями и основателями мировых религий?Как объяснить, что учение, им выдвинутое, сумело сохраниться в Китае напротяжении двух с половиной тысячелетий, проникнуть в Корею, Японию и Вьетнам иотразить наступление такого мощного соперника, как буддизм?

Можноли себе представить, что все это было достигнуто одной лишь проповедьюпослушания и покорности? Если в поисках ответа на эти вопросы вновь обратитьсяк 'Лунь-юй', в глаза бросится поразительный факт: наряду с проповедьюпокорности там обнаруживается проповедь непокорности. На вопрос о том, какслужить государю, Конфуций ответил: 'Не надо его обманывать, но надо емусопротивляться'. И это не единичное заявление, а принцип, пронизывающий весьтрактат. Как объяснить это противоречие?

Изучение'Лунь-юй' показывает, что помимо покорности у Конфуция был еще один идеал. Этотидеал воплощен в образе благородного человека (цзюнъ-цзы). Чтобы понять мировоззрениеКонфуция и проникнуть в секрет его привлекательности, необходимо выяснить,какое содержание вкладывалось в этот образ. Это не менее важно, чем, скажем,для человека, занимающегося мировоззрением средневековья, понять, какпредставлял себе средневековый человек образ святого.

Термин'цзюнъ-цзы' был заимствован Конфуцием из 'Книги песен' ('Ши-цзин'), которуюКонфуций не только хорошо знал, но и, если верить традиции, редактировал. В'Книге песен' слово 'цзюнь-цзы'- означало 'государев сын' (буквальное значениеиероглифа 'цзюнь' — 'государь', иероглифа 'цзы'- — 'сын') или 'аристократ'.Конфуций изменил смысл этого слова так, что оно стало обозначать уже непроисхождение, а качества человека. Смысловая эволюция этого слова напоминаетэволюцию, проделанную в русском языке словом 'благородный', котороепервоначально указывало на аристократическое происхождение, а в современномязыке говорит о нравственном облике человека. Поставив в центр своей проповедиидеал благородного человека, Конфуций (сам считавший, что не создает ничегонового, но лишь передает то, что им получено от традиции) внес совершенно новыйэлемент в идейные устои древнекитайской жизни. По сути дела, Конфуций говорил отом, что настоящее благородство зависит не от происхождения, а лишь от нравственныхкачеств и от культуры и потому принципиально доступно каждому. Это значило, чтов обществе появился не только новый идеал, но и новый тип связей наряду сосвященными традицией родственными связями.

Имеющийсяв 'Лунь-юй' разговор между учениками Конфуция показывает, что узы, связывающиемежду собой единомышленников, вместе стремящихся к высоким идеалам,рассматривались близкими к нему людьми как нечто не менее священное инепоколебимое, чем узы родства. Один из них сетует на судьбу за то, что у негонет братьев, другой возражает: 'Жизнь и смерть зависят от судьбы, а богатства ипочести — от неба. Но если цзюнъ-цзы почтительно блюдет свой долг и неуклоняется от него, если он вежлив с людьми и выполняет правилаблагопристойности, то во всем мире между четырьмя морями он найдет себебратьев'.

Многочисленныевысказывания Конфуция позволяют раскрыть тот идеал личности, которыйобозначался словом 'цзюнъ-цзы'. Первейшее его качество — человечность (жэнь).Конфуций говорит, что цзюнъ-цзы не расстается с человечностью ни в спешке, ни вмомент опасности. 'Если же он откажется от человечности, то как можно считатьего цзюнь- цзы?'. Поставленный перед выбором, что предпочесть — жизнь илинравственные принципы, цзюнь-цзы идет на смерть, но не отказывается от того,что придает смысл его существованию. Стремление цзюнь-цзы. к высокимнравственным идеалам сказывается не только в моменты смертельной опасности и вкритических ситуациях. Оно находит свое воплощение и в образе жизни, в том, очем повседневно думает и говорит человек. Цзюнъ-цзы неприхотлив в еде и одежде;если человек стыдится плохой одежды и плохой еды, то, как замечает Конфуций, сним не стоит и говорить. Антиподом цзюнь-цзы в этом плане оказывается 'мелкийчеловек' ( сяо-жэнъ), озабоченный материальным процветанием. 'Цзюнъ-цзы думаето справедливости, а мелкий человек о выгоде'.

Конфуцийупоминает о справедливости ( и), но эта добродетель (как и такие качества, какискренность и верность)' по существу, лишь одно из проявлений категориичеловечности (жэнь), которую Конфуций считал решающим свойством человека. Самоначертание иероглифа 'жэнь' позволяет понять смысл этой категории. Он состоитиз иероглифа 'человек' и графического знака, обозначающего цифру '2'. Иначеговоря, это понятие говорит об отношении человека к человеку. Наиболееправильно передают его значение русские слова 'человечность', 'гуманность'. В'Лунь-юй' термин 'жэнь' определяется по-разному; наиболее многозначительно и вто же время просто он расшифровывается там, где Конфуций говорит, чточеловечность означает любовь к людям. В другом месте Конфуций расшифровываетего как заповедь: не следует делать другому того, что ты не хочешь, чтобысделали тебе.

Какотмечалось, нравственность и культура в представлении Конфуция неотделимы друг отдруга. Отсюда — требование, чтобы цзюнь-цзы наряду с моральным совершенствомобладал еще и культурой. Это — специфическая черта конфуцианства, отличающаяего, в частности, от христианства, где для святого культура совершенно необязательна. Впрочем, Конфуций и его ученики, высоко ценя образование икультуру, все же на первое место ставили нравственность. Так, в 'Лунь-юй'передаются слова Цзы-ся, ученика Конфуция, что он считает образованным даже итого, кто не учился, но, не жалея себя, помогает родителям, готов отдать жизньза своего государя и верен слову в отношениях с друзьями. Это, по-видимому,отголосок споров между учениками, кого же считать культурным человеком: тоголи, кто много знает, или того, кто хорошо поступает. Предпочтение, отдаваемое нравственности,засвидетельствовано и в другом отрывке. Перечисляя обязанности учеников,Конфуций говорит, что дома они должны вести себя почтительно по отношению кродителям, а вне дома — по отношению к старшим вообще, благожелательноотноситься ко всем людям, но искать дружбы лишь с людьми гуманными. Если жепосле выполнения обязанностей по отношению к ближним у них еще остаются силы,они должны их тратить на изучение культуры .

Соотношениесфер нравственности и культуры интересно выступает в одном из текстов'Лунь-юй', где приводится следующий ответ Конфуция на вопрос о том, что такоенастоящий человек. У такого человека знания, талант, мужество и бескорыстиедолжны быть, по мнению Конфуция, увенчаны культурой, т.е. соблюдением ритуала иправил благопристойности и пониманием музыки. И вдруг, словно спохватившись,что ученики, испуганные недостижимостью этого идеала, могут утратить к немуинтерес, Конфуций добавляет: 'Но теперь, может быть, и не обязательно требоватьэтого от настоящего человека.

Достаточнои того, если он, видя возможность обогащения, все же продолжает стремиться ксправедливости, перед лицом опасности готов принести себя в жертву и неотказывается от выполнения обещаний, как бы давно Он их не дал'. Но хотя в этой'программе-минимум' для современника Конфуция культура уже отсутствует, уступаяместо нравственным качествам, все же тот идеал цзюнь-цзы, который такмногосторонне и подробно разъясняется Конфуцием, был идеалом человека,достигшего гармоничного сочетания различных качеств как нравственности, так иобразования, как непосредственности, так и утонченности. Это прекрасно выраженов словах Конфуция о том, что преобладание естественности над культурой приводитк грубости, а культуры над естественностью — к педантизму канцелярского чинуши.Настоящее благородство возникает лишь от слияния естественности с культурой.

Итак,цзюнь-цзы свойственна гармония нравственности и образованности,непосредственности и культуры. Для такого человека должна быть характернатерпимость, многостороннее, широкое понимание жизни и отвращение к любымразновидностям фанатизма и максимализма. Конфуций называет такой путь 'среднимпутем' и жалуется на то, что, не будучи в состоянии найти людей, которые имследуют, вынужден обратиться к людям чересчур горячим и слишком осторожным.Имея в виду эту же необходимость придерживаться во всем соответствующей меры,Конфуций говорит, что не доходить до нее столь же плохо, как и переходить.Найти меру и придерживаться ее помогают правила благопристойности — ли. Дляцзюнь-цзы они играют роль критерия, помогающего ему избежать крайности:'Почтительность без ли превращается в суетливость, тщательность — в робость,смелость — в смутьянство, прямота — в грубость'. Знание ли, проникновение в ихсмысл превращается, таким образом, в необходимость.

Отсюда- огромное значение, которое Конфуций придавал любви к знанию. Свидетельствотому — один из интереснейших текстов 'Лунь-юй', где Конфуций говорит своемуученику: 'Любовь к человечности без любви к обучению вырождается в тупость,любовь к мудрости без стремления учиться вырождается в то, что человекразбрасывается… Любовь к прямоте без желания учиться приводит к грубости, авосхищение мужеством — к смутьянству'. А в другом месте этого же произведениялюбимый ученик Конфуция Янь Юань так описывает переживания тех, кого Конфуцийвводил в сферу высших духовных и нравственных ценностей: 'Чем пристальнее ягляжу на них, тем выше они взмывают, чем глубже я в них погружаюсь, тем ониделаются тверже. Я вижу их впереди, но вдруг они оказываются позади. Шаг зашагом учитель искусно завлекает людей. Он расширяет мой ум образованием исдерживает меня узами правил благопристойности. Даже если бы я хотел отказатьсяот всего этого, я уже не мог бы, а когда чувствую, что силы на исходе, что-токак бы поднимается передо мной близкое и высокое, но стоит мне за нимпоследовать, как я уже не могу к нему подойти'.

Идеалцзюнъ-цзы представляет собой, таким образом, концепцию личности, гармоническисочетающей в себе нравственность и культуру. Несомненно сходство этогопредставления с идеалом калокагатии, выработанным древнегреческой философией. Вособенности примечательно совпадение в оценке роли гармонии в формированииличности. С тем, что говорит Конфуций о 'среднем пути', интересно поставитьтрактовку понятия середины как нормы деятельности человека в этическихсочинениях Аристотеля. В 'Эвдемовой этике' Аристотель сравнивает середину снормой, исходя из которой врач определяет количество лекарства. 'Если егослишком много или слишком мало, оно не оказывает действия'. В 'Никомаховойэтике' категория середины приобретает универсальное значение по отношению клюбой добродетели. Так, говоря о справедливости, Аристотель замечает, что приее исследовании надо выяснить, каково то среднее, которое представляет собой справедливость,и между какими крайностями оно находится.

Понятиео гармоническом, всесторонне развитом человеке обычно связывают с ренессанснымгуманизмом. Но представляется несомненным, что наряду с понятием калокагатииконцепция цзюнь-цзы доказывает, что значение гармонии в формировании личностибыло понято задолго до эпохи Ренессанса. Это подмечено Н.И.Конрадом, которыйпишет: 'В таком отождествлении Ренессанса с гуманизмом есть, как мне кажется,серьезная ошибка. Бесспорно, Ренессанс органически связан с движением, котороеможно назвать гуманистическим, но это не значит, что гуманизм появился на светтолько в эпоху Ренессанса… Гуманизм существовал и в древности, и в средниевека'. Сложившаяся концепция гармонически развитой личности (наряду с огромным значением,придававшимся в конфуцианской этике понятию человечности) служит серьезнейшимдоводом в пользу того, что в рамках раннего конфуцианства сформироваласьгуманистическая традиция древнекитайской философии. Это подтверждаютпримечательные слова Конфуция 'цзюнь-цзы — не орудие', из которых видно, что онсмотрел на развитие человеческой личности не как на средство, а как на цельобщества.

Этоттезис требует обоснования еще с одной стороны. Целый ряд ученых утверждает, чтоКонфуций был, по существу, религиозным мыслителем. Так, Л.Вандемерш пишет: 'Вдао Конфуция просвечивает божество, личное, даже если оно стало анонимным'.Этого же мнения придерживается Ф.С.Быков, замечающий, что 'представленияКонфуция, по существу, основаны на вере в «небо» и в«духов»'. В какой мере правилен этот взгляд? Исследование 'Лунь-юй'показывает, что Конфуций отнюдь не был атеистом. Небо ( тянъ) трактовалось имкак божество, в той или иной мере направляющее земные дела. Это ярче всегопроявилось в момент смертельной опасности, когда, будучи окружен враждебнымижителями царства Куан, Конфуций воскликнул: 'Разве после смерти Вэнь-ванакультура (вэнь) тоже погибла? Если бы небо в самом деле хотело, чтобы культурапогибла, оно не дало бы мне, позднорожденному смертному, к ней причаститься.Если же небо не хочет погубить культуру, что могут мне сделать куанцы?'.

Ноесли на краю гибели Конфуций обращается к небу как к единственной своейнадежде, то в обычной обстановке, в разговорах с учениками и с друзьями, он неупоминает ни о небе, ни о духах, не сулит загробного воздаяния добродетельным ине пугает посмертными муками негуманных и злых. И когда собеседник пытаетсявтянуть его в разговор на эти темы, задав вопрос, как служить духам и что ондумает о смерти, Конфуций, отвечает: 'Не научившись еще служить людям, можно лислужить духам? Не зная как следует жизни, можно ли знать смерть?'. ПроповедьКонфуция была направлена на то, чтобы облагородить, сделать более достойнойповседневную жизнь человека, и, хотя он одобрял соблюдение религиозного (как ииного) ритуала, создается впечатление, что этот ритуал был для него, с однойстороны, символом добропорядочности, с другой — средством приобщения ктрадиции.

Наличиеидеала цзюнь-цзы в рамках учения Конфуция подчас в литературе игнорируется, ився характеристика конфуцианства строится лишь на основе идеала покорногоподданного. Исходя из этого, конфуцианство и провозглашают идеологией деспотии.Линия рассуждения, связанная с идеалом цзюнь-цзы, заставляет внести серьезныекоррективы в подобные оценки. Будучи гармоничной и самостоятельной личностью,цзюнь-цзы не должен выполнять любой приказ правителя. Напротив, он долженсопротивляться ему в тех случаях, когда находит его поведение безнравственным.Если наставления цзюнь-цзы не оказывают воздействия, если в государствеутверждается беспринципность и погоня за наживой, благородному человеку следуетотказаться от службы, ибо не к лицу ему почести и богатства, полученныенечестным путем, и позорно думать о наживе в государстве, построенном на несправедливости.

Отрицательноеотношение Конфуция к деспотизму сказалось в его словах, обращенных к правителюцарства Лу, Дин-гуну. На вопрос правителя, есть ли такое изречение, котороеможет привести страну к процветанию, Конфуций ответил: 'Этого нельзя ожидать отодного изречения, но есть у людей пословица о том, что трудно быть государем инелегко быть сановником. Если вы понимаете, как трудно быть государем, то выблизко подошли к тому, чтобы одним изречением сделать страну процветающей'. — 'А есть ли такое изречение, что может погубить страну?' — спросил Дин-гун. 'Иэтого нельзя ждать от одного изречения, — ответил Конфуций, — но естьизречение: «Не радуюсь тому, что государь, тому лишь радуюсь, что словамне никто наперекор не скажет»… Если правитель поступает плохо и никтоему не противоречит, далеко ли отсюда до того, чтобы одно изречение погубилострану?'.

Конфуцийспециально подчеркивает нонконформизм цзюнь-цзы, утверждая, что цзюнь-цзыгармоничен, но не одинаков с другими. Китайский комментатор II в. до н.э. ЧжэнСюань, поясняя это изречение, писал: 'Сердце цзюнь-цзы гармонично, но взглядыего отличаются от других'. Тема автономности, независимости личности достойногои ученого человека нашла продолжение в некоторых позднейших конфуцианскихсочинениях. Одно из них — входящий в 'Ли-цзи' небольшой трактат 'Поведениеконфуцианца'. Пафос этого трактата состоит в самодостаточности благородногочеловека. Здесь говорится, например, что конфуцианец не считает драгоценностямизолото и яшму, драгоценны для него лишь верность и справедливость. Еслипытаться привлечь его богатством или развратить наслаждениями, то перед лицомвсех выгод, которые ему предлагают, он ни на йоту не отходит от справедливости.'Даже и тогда, когда власть в руках тирана, он не меняет своей позиции'.

То,что Конфуций требовал от цзюнь-цзы твердости и мужества, неожиданноподтверждается одним из антиконфуцианских произведений древнекитайскойфилософии — даосским трактатом 'Чжуан-цзы'. Здесь излагается разговор междуКонфуцием и его любимым учеником Янь Юанем. Объявляя Конфуцию о том, что хочетотправиться в царство Вэй, чтобы помочь народу, страдающему под властьюдеспота, Янь Юань говорит: 'Я слышал от вас слова: «Уходи из государства,где управляют хорошо, иди в государство, где беспорядок. Перед дверью врачамного больных»'. Конфуций отговаривает Янь Юаня: во-первых, такоепредприятие опасно, во-вторых, по мнению Конфуция, нужно не помогать людям, астремиться стать настоящим мудрецом, способным отринуть от себя все людскиезаботы, достигающим просветления без знаний и взмывающим над землей безкрыльев. Разумеется, Конфуций из трактата 'Чжуан-цзы' ничего общего систорическим Конфуцием не имеет.

Полемическийприем, заключающийся в том, что провозвестникам соперничающей доктриныприписывается проповедь собственного учения, хорошо известен в историиобщественной мысли. Таким же образом даосы впоследствии провозглашали Буддупоследователем Лао-цзы, а христиане говорили, что Платон и стоики былиучениками Моисея. Но интереснее здесь другое. Хотя слова Янь Юаня, в которых всамом деле выражен раннеконфуцианский подход к социальной проблематике,приведены в даосском трактате лишь как повод для опровержения, все же этотдревнекитайский Дон Кихот гораздо привлекательнее для современного читателя, нежелисверхчеловек, равнодушный к человеческим страданиям.

Значение раннего конфуцианства

Конфуцийумер за 350 лет до того, как конфуцианство стало государственной идеологией. Вконце III в. до н.э., когда Китай впервые был объединен императором Цинь Ши-хуаном,последователи Конфуция подверглись жесточайшим преследованиям. Следуя заветамШан Яна (о нем будет рассказано ниже), считавшего культуру и ее носителей — образованных и интеллигентных людей — подрывным элементом, Цинь Ши-хуанзапретил изучение древней литературы и философии и распорядился о сожжении всехнаходившихся у частных лиц книг (за исключением 'технической' литературы посельскому хозяйству, медицине и гаданию). Эти меры по ликвидации гуманитарнойкультуры сопровождались казнью сотен виднейших представителей тогдашнейинтеллигенции. Но попытка создать империю на монолитном фундаменте всеобщегооболванивания кончилась провалом: всего лишь через несколько лет после смертиЦинь Ши-хуана его 'тысячелетнее царство' пало под ударами охватившего всюстрану восстания.

Императорыследующей династии — Хань (206 г. до н.э. — 220 г. н.э.), учтя неудачу своегопредшественника, решили не бороться с конфуцианцами, а пойти на соглашение сними. Император У-ди (140-87 гг. до н.э.) провозгласил конфуцианство государственнойидеологией, и в таком качестве оно продержалось вплоть до 1911 г. Ноконфуцианство, ставшее господствующей догмой китайской империи, существенноотличалось от действительной проповеди Конфуция. К этическим положениям раннегоконфуцианства были добавлены космологические спекуляции, восходившие к даосизмуи некоторым другим натуралистическим учениям, и всей этой смеси были приданычерты религии. Если в раннеконфуцианской мысли религия не играла существеннойроли, то впоследствии возникла концепция, в которой небо фигурировало какбожество, обладающее моральным сознанием и внимательно следящее за всем, чтопроисходит на земле.

Религиознымореолом была окружена и особа императора — 'сына неба', который, находясь вцентре космологической троицы — Неба, Земли и Человека, соединяет их междусобой и, будучи исполнителем воли неба, обеспечивает своим справедливымуправлением неукоснительную последовательность явлений природы. В то время каки Конфуций и Мэн-цзы первенствующее значение в государстве придавали народу, вимператорском конфуцианстве (такое название получила эта идеология влитературе) основой государства признавался правитель. Трансформировался иидеал цзюнь-цзы: господствующее значение приобрела тенденция, превращавшая егоиз странствующего рыцаря человечности в образцового чиновника, главное качествокоторого — готовность к слепому и беспрекословному повиновению указаниямначальства.

Такимобразом, события, получившие в китайской литературе название 'триумфаконфуцианства', могут быть в известном смысле названы его пирровой победой. Ноограничиться такой оценкой — значило бы игнорировать ту особенностьконфуцианства, которая сыграла огромную роль для обеспечения устойчивостикитайской империи. Речь идет о конфуцианском тезисе, согласно которому те, ктопринимает участие в управлении, должны быть образованными людьми.Провозглашение конфуцианства государственной идеологией сопровождалось, каксообщают источники, широким развитием образования и разработкой системыэкзаменов, которые должны были выдержать те, кто претендовал на занятиесколько-нибудь значительной чиновничьей должности.

Конечно,нельзя забывать ни о привилегиях, которые (особенно поначалу) облегчали доступв ряды бюрократии отпрыскам знатных фамилий, ни о том, что многолетнее изучениеконфуцианских классиков требовало немалых денег, которые, как правило, не подсилу собрать простому человеку. И все же остается непреложным фактом, что ужесо II в. до н.э. китайское чиновничество вербовалось на основе не столькопроисхождения, сколько определенных способностей. Это обеспечивало высокий длядревности и средневековья уровень правящей элиты. Если еще недавно можно былоотстаивать мнение, согласно которому экзамены были фикцией, предназначенной дляприкрытия действительного господства наследственной верхушки феодалов, топроведенные в последние годы исследования американских ученых Р. Марша и ХэБин-ди82 доказали, что экзамены создавали вполне реальную возможностьпродвижения для способных выходцев из низов. Об этом свидетельствует и китайскаяхудожественная литература, одним из излюбленных сюжетов которой являетсябыстрое возвышение после выдержанных экзаменов бедного, но талантливогомолодого человека.

Разработкасистемы экзаменов, предназначенных для вербовки в ряды чиновничества способныхлюдей, имела важнейшие последствия для судьбы китайской государственности икультуры. Она способствовала культурному объединению и сплочению страны, ибовсе, кто стремился принять участие в управлении, обязаны были пройти один и тотже курс обучения. Это же единообразие стало одной из причин интеллектуальногозастоя. Но важно и другое. Поскольку для способных людей эта система открывалапуть к продвижению, они делались ревностными поборниками существующего порядка.В этом состояло глубокое отличие ситуации, сложившейся в Китае, где средиобразованных слоев социальный протест был явлением совершенно исключительным,от ситуации в Европе, где важ-ным моментом, толкавшим лучшие умы на критикусуществующего строя, было сохранение вплоть до XVIII-XIX вв. аристократическихпривилегий. Мало того, система выдвижения способных людей в Китаеспособствовала обеспечению поддержки существующему строю даже известной частьюэксплуатируемых низов, считавшей этот строй в основном справедливым иотносившей его несовершенство за счет злоупотреблений отдельных чиновников.

Историяконфуцианства крайне сложна и до сих пор слабо разработана. Мы коснулись здесьлишь той ее линии, которая ведет к государственной идеологии китайской империи;при этом не следует забывать, что императорское конфуцианство, связанноеопределенной преемственностью с некоторыми положениями раннего конфуцианства,резко противостоит другим его положениям. Новейшие исследования показали, чтозначительную роль в формировании официальной идеологии сыграл и легизм — учение, враждебное раннему конфуцианству.

Нок истории конфуцианства возможен и другой подход; в идеях раннего конфуцианстваисследователи обнаруживают истоки китайской гуманистической традиции,продолжением которой явились труды ряда мыслителей средневековья и новоговремени. Это, однако, особая тема.

Список литературы

Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.istina.ru/