Реферат: История латинского языка

Содержание.

Глава I.                                                     стр. 2-3

Глава II.                                                     стр. 4-5

Глава III.                                                  стр. 6-27

Глава IV.                                                   стр. 28-32

Список литературы.                               стр. 33

Глава I.

Появление Рима.

    Началось всё несколько тысяч лет назад наапенинском полуострове в месте, которое называлось Лациум. Там жили латины. Онижили около албанских гор. Благодаря тому, что они добывали соль (соль в тевремена была ценнейшим продуктом) и удачному место расположению через  эти места проходили торговые пути племя началобыстро расти и образовалось римское государство.

    Дальше история Рима тесно переплетается систорией Греций, начиная с осады Трои. У царя Трои был племянник Эней сын Афродиты.Перед тем, как Троя пала к нему пришли боги и сказали, что об этом. Эней сотцом покидают Трою. Дальше Эней изображается богом и его путешествие есть нечто другое, как греческий миф об Одиссее. После убийства циклопа сына Посейдонаон проклял Энея и тот скитается по морю совершая различные подвиги. Наконецбоги прощают его и позволили войти в устье реки Тибр, так он попал к латинам.Его встречает царь, Эней женится на его дочери и у них, рождаются дети Юлии.Образуют государство Лонга-Альба. Через 450 лет правит Нимитору него есть дочькрасавица и злой брат Амулий, который хочет власти и он совершает дворцовый переворот.Нимитора сажает в тюрьму а племянницу отправляет в культ весталок. Культ богиниВесты-римляни считают, что всё произошло из огня, а Веста была богиней огня,поэтому её почитали. Ей служили весталки-молодые девушки, которые давали обетбезбрачия и вели замкнутый образ жизни.

   Однажды Марс-бог войны проник в храм в видедождя увидел девушку, они полюбили друг друга и сочетались тайным браком, носкоро плоды их любви стали заметны. Жрец заметил это и, чтобы избежать позорапрячет её и принимает роды.

Рождаютсядва сына: Ромул и Рэм. Амулий узнал об этом и детей прячут в корзину и пускаютпо Тибру. Через какое-то время корзина причаливает и дети уже умирали отголода, но на берег вышла волчица и вскормила их своим молоком. Услышав шум,приближавшихся людей, она убегает. Детей находит пастух, у которого не былодетей, и он оставляет их себе.

     Дети выросли красивые и драчливые иоднажды подрались со стражниками за это их отвели к царю ( Амулию). Все узналив них наследников настоящего царя и они с помощью щита копья ( символы Рима )свергают самозванца, освобождают мать и отправляются на поиски новых земель.

     Находят хорошее место около семи холмов,там полно дичи и земли очень плодородные, решают основать город. Но кто будетправить? Забираются на холмы, и ждут знамения с выше, Ромул сидел на холмеАлексимо, а Рэм на холме Палатино. Рем посмотрел в небо и увидел стаю из шестиптиц, а Ромул увидел из двенадцати. Спускаются вниз и сорят. Завязывается дракав результате которой Ромул убивает Рэма и называет этот город в честь себяРимом – 754 г.до н.э.

Ромулпридумал символы власти ( скипетр и державу ), ветви власти и календарь.

Глава II.

Этапы развитиялатинского языка.

До 754 г.до н.э.период до архаической латыни.

Государстворазрастается, захватываются новые племена.

Нужнаписьменность. Письменность бывает: символьная и смысловая — где символобозначает какое-то действие и есть фонетическое письмо – где буквасоответствует звуку. Сначала приняли у этрусков символьную письменность, но несмогли её освоить и приняли греческую фонетическую письменность. Писали справана лево, но с четвёртого века стали писать слева на право.

     Первые надписи появляются на оружие.Литературы нет, только устное творчество. Пишут стихи – сатуры, что вижу, о томпою.

IIIвек до н.э до классический – литературный период.

УТоренто в плен взят грек Андроник, он был слабый, и его хотели убить, но онзнал поэмы (Эллада, Одиссея и.т.д.) и веселил хозяина, заканчивая каждый раз насамом интересном месте. Тогда хозяин предложил ему записать всё, что он знаетстилем на табличке по латински.

Квинтескейприносит стиховой размер дактенический гекзамен.

IIвек пишут комедии герои ещё живутв Греции, но характер римский. Представители Плант и Теренций. Появляется философия(любовь мудрости с греческого). Тит Лукреций Карр филосовско-научная поэма «Оприроде вещей» в шести томах.

Гайвелерий Катулл пишет лирические стихи о любви.

Iвек до н.э до Iвека н.э золотаяили классическая латынь.

ИмператорАвгуст покровительствует поэтам. Публий Вергилий Марон сын бедняка сидит надороге и поёт свои стихи, несут Цинния Мецената он выкупает мальчика, даритвиллу в Риме и тот его не подводит.

Георийпишет поэмы о сельском хозяйстве, о пастухах, о траве и.т.д. Хотел сказать, чтохватит воевать пора начинать жить мирно.

КвинтГораций-сын отпущенного раба. Пишет оды для Августа. Ему принадлежит строчка изстихотворения «Я памятник себе воздвих не рукотворный…».

ПублийУвидий Назон из всаднического сословия-будущий рыцарь. Писал о том, что еговолновало, о коррупции, о свободе нравов, и он предвидел закат империи. За этоего изгоняют, и он умирает в Румынии.

IIвек н.э. серебренная латынь.

Происходитнасильственная романизация, латынь меняется.

Абзонийпишет свои стихи.

Конец II-IIIвек диалектический скачок-переходколичесва в качество. «Чистая» становится вульгарной-народной.

Происходитраспад римской империи, варвары разрушают дороги и начинают появляться  новые языки. Латинский язык «умирает».

 Глава III.

Развитие латинскогоязыка.

     Основным источником для изучениялатинского языка являются, конечно, тексты, составленные на этомязыке,-памятники римской письменности.

     После распада Римской империи распался иединый латинский язык, он положил начало образованию новых языков и пересталслужить языком общения кокого-либо народа в целом и сохранился лишь в качествеписьменного языка-как язык науки, как язык католической  церкви, как язык официальных актов. При всехсвоих исторче ских модификациях письменная латынь оставалась „латынью", т.е. сохраняла и основной словарный фонд и грамматический строй античной латыни;в силу своей „искусственности", ориентированности на письменные образцыпрошлого, она сохранялась в гораздо более неизменных, застывших формах, чем этоимеет место в „народных" языках, обслуживающих потребности устного общениямасс. Непрерывная преемствен­ность изучения и использования латинского языкасоздает, таким образом, прочную основу для элементарного понимания античныхтекстов, для того, чтобы, с помощью их дальней­шего истолкования и анализа,выводить более глубокие закономерности строя латинского языка и егоисторического развития.

Отсостава этих текстов, от богатства и разнообразия памятников, документирующихразличные периоды истории латинского языка, от того, в какой мере в памятникахпред­ставлены различные речевые стили, зависят и возможности научной разработкивопросов истории языка, степень охвата различных сторон его развития.

Не менеесущественным является и вопрос о сохран­ности текста памятников, о том, дошлили до нас тексты в том виде, в каком они были созданы своими авторами, илиподверглись каким-либо изменениям в сохранившей их для нас традиции. Прииспользовании памятников с историко-лингвистической целью этот вопрос имеетособо важное зна­чение.

С обеихупомянутых точек зрения представляется целесо­образным разбить всю суммудошедших до нас памятников на две большие группы, резко противостоящие однадругой в своей основной массе как по характеру сохранности текста, так и вотношении отраженных в них речевых стилей: памят­ники литературные и памятникиэпиграфические (надписи); термин „литературный" понимается при этом ши­роко,включая в себя не только художественную литературу, но и научную,публицистическую — все то, что распространя­лось в форме книги.

Литературныепамятники дошли до нас, как правило, в средневековых рукописях.

Вантичности основным писчим материалом был папирус,1 плохо сохраняющийся вевропейском климате, и папирусная

книгасравнительно быстро погибала.1 Сохраниться мог лишь такой текст, которыйпродолжал вызывать к себе интерес и время от времени переписывался заново. Сначала новой эры 'появился гораздо более устойчивый писчий материал, перга­мен,но он лишь медленно вытеснял собой папирус и одер­жал окончательную победу тольков поздней античности. Последние века Римской империи, когда происходил оконча­тельныйперевод текстов с папируса на пергамен, и являются тем критическим периодом,который определил состав дошед­ших до нас литературных памятников, но еще доэтого мно­гое было безвозвратно утеряно и у самих римлян. Однако числолитературных текстов, непосредственно сохранившихся в позднеантичныхэкземплярах (IV—VIвв. н. э.), крайне незначительно; в огромном большинстве случаев мы имеемлишь позднейшие списки, количество которых, начиная с IXв., с каролингских времен, неуклонно возрастает.

Составлитературных памятников, имеющихся в нашем распоряжении, является результатомпоследовательного отбора, производившегося рядом поколений и в древности и вначале Средних веков и сохранившего из письменности прошлого лишь то, чтооставалось с той или иной точки зрения актуальным; для нашей цели нет необходимостивходить в подробный анализ изменявшихся на протяжении веков принципов этогоотбора. Здесь действовали и потребности практического порядка, нужда втехнической, сельско­хозяйственной, медицинской или юридической книге, инаправленность художественного интереса, и религиозные соображения; большуюроль играли потребности школы, обу­чавшей литературному языку и литературномуискусству на выдающихся образцах различных литературных жанров. Необходимо,однако, зафиксировать итоги этого отбора.

Исследовательлатинского языка не может не учитывать, что, хотя в его   распоряжении   имеется  большое   количество литературныхпамятников,   они   все  же составляют лишь не­значительную часть литературной продукции   Рима. От  мно­гих видных писателей ничегоне осталось,  кроме ничтожныхотрывков;   творчество    других  авторов    представлено   лишь отдельными произведениями; лишь висключительных случаях (например Теренций, Вергилий,   Гораций)  мы имеем, повидимому, полное   собрание  сочинений.   При   этих условиях мно­гие серьезные вопросыистории языка лишь с трудом могут   бытьпоставлены,   например   вопрос  о   роли отдельных писа­телейв   развитии   литературного   языка.  Почти  невозможно следить заобогащением словаря, за  выпадением устаревшихслов из языка; слишком многое зависит здесь от случайных обстоятельств,   от   засвидетельствованности   или  незасвпдетельствованности   слова   в    дошедших   до    нас    памятниках. В смысле обследованностилексики сохранившихся источников латинист находится в очень благоприятномположении, кото­рому  могутпозавидовать   работники в   области  любого дру­гого языка.  Почти   ко  всем   значительным   текстам имеются полные словари; полный  словарь   латинского   языка (еще не законченный),    „Thesaurus   linguae    Latinae",    содержит   под каждым словом все контексты,  в   которых   это слово встре­чается в римских   памятниках  с   древнейшей   поры  до   II   в. н. э., а выборочно — и материализ более   поздних античныхписателей;   но, несмотря на   полноту охвата наличных источ­ников,  самый характер   их  зачастую   не   позволяет выйти за пределы    суммарных   характеристик    отдельных     периодов. Необходимо,    однако,   заметить,    что    весь   этот    огромный накопленный    лексикологический    материал   еще    почти   не

использован   и  что   в   этом    отношении    предстоит    большая

работа.

Далее,  имеющиеся памятники очень неравномерно распре­делены   по  отдельным   периодам.    Особенно   пострадал   от античногоотбора  архаический период, а также времястанов­ления   классического    языка.  От   всей   литературы  до-цице­роновского времениуцелели в качестве полных произведений только комедии   Плавта и Теренция и сельскохозяйственный трактат Катона  Старшего.  Для   так   называемых „золотого" и „серебряного" веков (Iв. до н.  э. и Iв. н. э.) материал посту­пает гораздо   более  обильно и компактными массами, причем художественная литература (в  античном  смысле,  т.  е. вклю­чая историографию,  красноречие   и   художественные   формы философского изложения)преобладает   над научной и техни­ческой.Со IIв. н. э. картина снова меняется,и среди сохра­нившихся    довольно    многочисленных   памятников  ученая   и специальная   литература  преобладает   над  художественной, а   затем  присоединяется   и   новая  религиозная   литература,христианская.   При   этом иногда  получаются серьезные  про­белы вдокументации, из которых   наиболее   чувствительным является    отсутствие    перехода    от    „архаического"    языка Теренция   и  Катона   к    „классическому"    языку   Цицерона, неожиданно    вырастающему    перед   нами    во   всей  полноте своих  лексических   и  грамматических   качеств   в  результате почти    полного    отсутствия    памятников     второй   половины IIв. и начала Iв. до н. э.

Утрата    почти   всей    архаической    римской   литературы отнюдь   не   компенсируется   наличием  фрагментов,   т.   е. цитат  из   утраченных   произведений,   которые  мы   находим у   различных  римских   писателей;   так,  римские   грамматики (стр. 18 ел.)выбирали редкие слова и необычные   формыиз произведений старинных авторов и приводили  соответствую­щие цитаты, обычно очень краткие. Сами по себе  эти мате­риалы представляют значительнуюценность, обогащая наши сведения о латинской лексике или морфологии, но  установка грамматиков насобирание одних лишь отклонений от „класси­ческой"   нормы  скорее   способна   затемнить  вопрос   о   роли того или иного писателя   в  создании этой нормы и о харак­терных особенностях   его  языка в целом. Более показатель­ными в этом отношении нередко оказываютсядругие цитаты, более   обширные   по  величине,   которые   приводятся  по  тем или иным поводам Цицерономи другими авторами (например Геллием, без специальной  „грамматической"цели. Большое количество фрагментов имеется лишь от писателей эпохи республики.Не дошедшие до нас произведения позднейшего времени цитируются гораздо реже.

Архаическаялитература пострадала больше, чем литера­тура какого-либо другого периода, нетолько с точки зрения состава памятников, но и в смысле сохранности текста,который легко подвергался модернизации. Правда, в этом отношении судьбаразличных памятников была не­одинакова. Так, комедии Теренция, издававшиеся,вероятно, уже самим автором в виде отдельных книг и рано ставшие предметом заботыримских грамматиков, дошли в относи­тельно сохранной форме. Иначе обстоит делос текстом Плавта, нашего важнейшего источника для знакомства с архаической латыньюна рубеже IIIи IIвв. до н. э.

Praesagibat mianimus frustra me ire quom exibam domo-(Aul., 178).

'Предвещаламне душа, когда я выходил из дому, что я напрасно иду'.

Цицеронприводит этот стих в трактате „Dedivinatione", I, 34, 65,заменяя индикатив exibamсубъюнктивом exiremв согласии с нормами классического синтаксиса, расширив­шего,по сравнению с эпохой Плавта, употребление субъ-юнктива во временных придаточныхпредложениях, вводимых союзом cum. Это—явная модернизация, откоторой наше рукописное предание Плавта свободно.

... tempestasquondam fuit Cum inter nos sordebamus alter alteri (True., 380—381).

'Былонекогда время, когда мы друг к другу питали отвращение'.

В товремя как амвросианский палимпсест (А; ср. стр. 5 ел.) дает индикатив sordebamus, прочие рукописи (группа Р) имеют чтение sorderemus, т. е. вводят полагающийся по классической нормесубъюнктив. Здесь модернизация про­никла уже в одну из ветвей рукописногопредания.

Duorum labori egohominum parsissem lubens

Mei te rogandi ettis respondendi mihi (Pseud., 5—6).

'Яохотно поберег бы труд двоих людей, мой — спрашивать тебя, и твой — отвечатьмне'.

Mei— род. падеж личного местоименияego, и tis•— древняя форма род. падежа личного местоимения tu, соответствующая позднейшему tui, служатприложениями к duorumhominum

Архаическоеtis, стилистически оправданноепародийно высо­ким стилем всего отрывка, было впоследствии модернизовано. Текств приведенной форме восстановлен издателями на основании цитаты у Геллия, гдерукописи дают чтение ettuitis, объединяя старую форму с привычной. В трактате Нония цитируется ettui, т. е. архаическая форма ужеокончательно вытеснена. В рукописях Плавта искаже­ние продвинулось еще ступеньюдальше: etui(A), ette(P). Модернизация охватила уже всерукописное предание и могла быть устранена лишь в силу случайности, благодаряцитате у Геллия, которая показывает нам и путь искажения текста: непонятное tisбыло объяснено („глоссировано") помощью надписаниянад ним классической формы tui, которая в даль­нейшем вытеснилапервоначальную. Не приходится сомне­ваться в том, что дошедший до нас текстПлавта модерни­зован и в других местах, где у нас уже нет средств восста­новитьего подлинный облик.

Дурнаясохранность плавтовского текста связана, неви­димому, и с тем обстоятельством,что комедии Плавта на первых порах существовали лишь в форме „сценических экземпляров",допускавших переделку текста при возобнов­лении постановки пьесы. Отсюда рядвставок, сокращений, двойных редакций, попавших в наши рукописи. Так,

Studeo hercleaudire: nam ted ausculto lubens. Agedum: nam satis lubenter te ausculto loqui.

Второй стихпредставляет собою не что иное, как изме­ненную редакцию первого, с устранениемархаического винит, падежа ted. При таком характере традициитекста его модернизация, в особенности фонетическая и орфографиче­ская, былапочти неизбежной, а у последующих переписчи­ков она все более усиливалась. Род.и дат. падежи место­имения quiили quisимеют обычно в рукописях форму cuius, cui, хотя для эпохи Плавта мы ожидали бы написания quoius, quoi; и действительно, в стихе Capt., 887, где по недоразу­мению было прочитано quoiusseratвместо quoiuserat, ошибка в распределении букв между словами сохраниласледы прежнего написания, а в As., 589, 593 старая форма quoiоказалась переписанной совместно с позднейшим cui. Совершенно очевидно, что текст Плавта в той форме, какуюдают рукописи, а вслед за ними и печатные издания, не может рассматриваться какнезамутненный источник, в частности для выводов историко-фонетического порядка,   в тех случаях, когда он совпадает   с  позднейшей   нормой,—-особенно   если его легко было привести   в  соответствие с   этой нормой, ненарушая метрического   строения   стиха.  Для   датировки,   на­пример, таких процессов III—IIвв.,  как  монофтонгизация тех или иных дифтонгов (стр. 194 ел.), текст Плавтабесполезен. Ясно,  что чем далее архаическийтекст отстоял от нормы „классического" языка,   тем   более  ему   угрожала опасностьмодернизации и   вольных   или  невольных   искажений со сто­роныпереписчиков.  Цитаты из   древнейшего памятника рим­ской сакральнойпоэзии,  гимна салиев,   непонятные уже  для самих римлян (Qu'mtil.,   I.   О.,   I, 6, 40:   Saliorum carmina vix sacerdotibus suis satisintellecta; cp.  Hor. Epist. II, 1, 86—87), дошли до нас побольшей   части   в  совершенно   искаженном виде.  В. несколько лучшем положении находятсядревнейшие юридические тексты, цитаты из законов   12 таблиц (V  в. до н.  э.)   и  так   называемых   „царских  законов"   (leges   regiae). Знание   12   таблиц  наизусть   входило   в  систему   римского '   образования еще   в   I   в.  до   н.   э.   (Cic.,   Deleg.   II, 23,  59: discebamusenimpueriXIIutcarmennecessarium), и текст их, будучи   все    время    на   устах,    менял   свою  форму   вместе с развитиемязыка.  Например: I, 3: simorbusaevitasuevitiumescit,   qui   in   ius   vocabit   iumentum   dato   'если   помехой  [для явки   ответчика]   будет  болезнь   или   возраст,  то   тот,   кто зовет в суд,  пусть  предоставит   повозку'.   Слова  qui  iniusvocabitпризнаются вставкой толкователя, нарушающей стильдревнеримского законодательства:  для 12таблиц характерны бессубъектные   конструкции   типа  I,    1:   si   in   ius   vocat, ito'если зовет в суд, пусть   идет',  и   прямое ука­зание на легкодополняемый   из   контекста субъект, сделан­ное к тому   же  в   форме   придаточного   предложения, имеет явно   позднейший  характер.    Но   и  после   устранения   этой синтаксической модернизации в отрывкене остается ни одного слова, которое сохранило бы форму, свойственную ему в Vв. Судя   по   хронологически     близким  и   даже   более  поздним надписям,     рассматриваемое     предложение     должно     было в  первоначальном   тексте   иметь  вид   *sei   morbos   aivotasvevitiom  escet,   iouxmentom   datod.   Для   того  чтобы   отрывок получил ту  форму, в которой он дошел до нас, должен былсовершиться   целый   ряд  фонетических   изменений,   происхо­дивших   на  протяжении   веков:   -xm — > -sm — > -т-,  процессы сужения   кратких   гласных  в   срединных   и  конечных слогах -о->-1- (в открытом срединном слоге),   -s> -us,  -om>-um, -et>-Ttотпадение конечного-dпосле  долгогогласного,  монофтонгизация ei> I, ou^> u, переход ai> ae; текст полностью переведен нафонетику классиче­ской латыни. Форма aevitasкакфонетический дублет к позднейшему aetasнеисчезла и в классическом языке, равно как и начинательный глагол escit« es-ske-ti» в функции будущего erit. Вообще говоря, модернизация древних юриди­ческихтекстов проходила в первую очередь по фонетиче­ской линии: морфологические,лексические или синтаксические замены встречаются гораздо реже, и с этойстороны фрагменты 12 таблиц сохраняют свою ценность как один из древнейшихпамятников архаической латыни.

Мы особорассмотрели здесь вопрос о модернизации архаических текстов ввиду чрезвычайнойважности их для истории языка, но модернизация есть лишь частный случай более общегопроцесса нормализации текста, устранения из него необычных слов, форм,оборотов. Изучение вариантов рукописного предания показывает, что нормализацияраспро­странялась даже на произведения самых „корректных" авто­ров, таких,как Цицерон или Цезарь. Каждый античный текст, сохраненный средневековымирукописями (стр. 4), имеет более или менее длительную историю своего предания,и в этом процессе ошибочная правка играет подчас не менее разрушительную роль,чем ошибки при списывании.

В этомотношении нередко грешат и современные изда­тели, чрезмерно нормализируя текстыи устраняя из них интересные лингвистические явления. Так, в одном из „цар­скихзаконов", приведенном в словаре Феста под словом occisum, мы читаем: sihominemfulminibusoccisit'если чело­века убьет молниями'. Более поздние латинскиетексты не содержат примеров на безличное предложение с указанием производителядействия в аблативе, но это еще не дает основания отрицать возможность такойконструкции в древ­нейшем языке и удалять ее из текста, как это обычно делаютиздатели. Предлагают читать fulmen'молния' или fulmenlovis'молния Юпитера'. Но в первом случае очень трудно будет объяснить происхождениеошибки, замену fulmenна fulmini­bus, а против второго предположенияговорит приводимая тут же Фестом более модернизованная редакция того жепостановления homosifulmineoccisusest'если человек убит молнией', — без какого-либо упоминания о Юпитере.

Вкачестве реакции против увлечения „конъектурами" иногда возникает ипротивоположная крайность — чрезмерное доверие к рукописному преданию, недоучетнеизбежности в нем некоторого количества ошибок.

Предварительнымусловием лингвистической работы над античным литературным текстом является,таким образом, критическое отношение к тексту, установление степени его достоверностина основе оценки рукописного предания. Отрыв языкознания от филологии одинаковоне желателен с точки зрения интересов обеих дисциплин.

Наконец,литературные тексты — и это очень существенно для их оценки как источников —очень неравномерно отра­жают различные речевые стили. Одним из наиболее чувстви­тельныхпробелов всей нашей информации об истории латин­ского языка является скудостьданных о народноразго-ворной речи, характерные черты которой нередко остаютсяза порогом книжного стиля. При строгой стилистической дифференцированностиразличных жанров античной литера­туры особенности разговорной речи могли-проникать только в „низменные" жанры с бытовым содержанием, но и здесь онине служили основой литературного стиля, а привлека­лись лишь в известной мере,для создания некоторого коло­рита. С особой силой сказалось в этой области иопустоши­тельное действие „отбора", определившего собою состав дошедших донас памятников. Сознательное стремление художественно воспроизвести разговорнуюречь мы находим только в некоторых частях „Сатирикона" Петрония. Отсюда тозначение, которое приобретают памят­ники, даже не столько близкие к народнойречи, сколько отходящие в ее сторону от литературной нормы, указываю­щие своимиотличиями от литературного языка хотя бы на то направление, в которомразвивалась разговорная речь. Историко-лингвистический интерес комедий Плавта опреде­ляетсяне только архаичностью их как документов сравни­тельно раннего периода развитиялатинского языка, но и их — относительной — близостью к живой речи. Известный материалв этом направлении дают и другие памятники римской коме­дии (Теренций,фрагменты тогаты, ателланы), произведения римских сатириков, эпиграмматистов,фамильярная лирика Катулла, письма. Богатое поле для наблюдений представляютписьма Цицерона в их стилистических отличиях от его речей и трактатов. Менееотягощены требованиями литературной нормы труды специального (технического)содержания, но таких произведений от „классического" периода сохранилосьсравнительно немного — к их числу принадлежит, например, трактат Витрувия „Обархитектуре" (20-е годы Iв. до н. э.),— так как в этойобласти „отбор" был направлен преимуще­ственно на сохранение более позднихпамятников, непосред

ственноотвечавших потребностям той эпохи, когда он про­изводился. Не очень стеснены вотношении „литературности" также и некоторые произведения христианскойписьменности. Позднелатинские литературные тексты, равно как и архаические,содержат больше элементов народнораз-говорной речи, чем памятники классическогопериода.

Исследователинеоднократно отмечали, что слова, формы, обороты, встречающиеся в архаическуюэпоху и как будто исчезающие в классический период, вновь появляются впоздне-латинской письменности и переходят даже в романские языки. Так,соответствие итал. canuto, ст.-исп. canudo, франц. chenu'седой' — побудило исследователейроманских языков посту­лировать латинское прилагательное canutus. Оно, действи­тельно, существует, имелось у Плавта (fragm. inc., 16), а затем его можно найтилишь через ряд столетий в позднелатинском памятнике — ActaAndreaeetMatthiae. Сочетание безличного глагола lucescit'светает' с указательным местоимением hocвстречается, после Плавта и Теренция, на рубеже IVи Vвв. н. э. у Сульпиция Севера. Втех случаях, когда поздняя латынь смыкается с архаической, минуя классическую,мы имеем обычно дело с явлениями народноразговорной речи, отвергнутымилитературной нормой.

Вкачестве примера языковой области, не находящей достаточного отражения втекстах, можно привести и сферу детской речи. В словаре Феста—Павла (стр. 20),под словом atavus, мы находим указание на atta(ср. греч. атта, готск. atta, ст.-сл. отьць., русск. отец, алб. at) как обозначе­ние „отца" в детской речи (pater, utpueriusurparesolent). В известных нам античныхтекстах это слово ни разу не встречается, но затем появляется в одном церковномпамят­нике IXв., опять как слово детскогоязыка.

Существенныедополнения к тем данным, которые можно почерпнуть из литературных текстов, даютнадписи (эпи­графические памятники).

Надписи— главным образом на твердом материале — дошли до собирателей и исследователейв той мере, в какой сохра­нились те предметы — скалы, здания, сооружения,плиты, утварь, пластинки, монеты и т. д., на которых эти надписи в свое времябыли начертаны — вырезаны, вылиты, намале-ваны и т. п. Условия сохранениянадписей резко отличны поэтому от условий сохранения литературного текст