Реферат: Молодежь и политика в России





Молодежь и политика в России

2003–2005


Легенда для технического редактора


Содержание
Предисловие
Введение

Размышления об определениях

Что такое «молодежь» и с чем ее едят

Глава первая Исторический экскурс

Дети и старики

ЮКОС, КПРФ, результаты голосования и партийные списки…

Национал-большевики
Глава вторая Как создаются молодежные организации
Молодежь аполитична? Вряд ли…

Первый вариант — молодежь под партию

Второй вариант — идейное движение

Третий вариант — секта

Четвертый вариант — следуем моде

Пятый вариант — создание массовки

Шестой вариант — распил бюджета

Седьмой вариант — поиск заказчика

Восьмой вариант — своя тусовка

Девятый вариант — клубные организации

Десятый вариант — организация при вузе

Одиннадцатый вариант — сетевая структура
^ Глава третья Президентская кампания 2004 года. Рост молодежного протеста в столице
«Россия без Путина» и другие

Террористическая карта и безальтернативность выборов
^ Глава четвертая Весна — лето 2004 года: время освоения новых форм молодежного протеста
Проигравшие

Московское молодежное «Яблоко»

Союз молодежи «За Родину!»

Левый марш
^ Глава пятая Столичные проблемы, московская Интернет-тусовка и «Живой журнал»
Интернет: столица и провинция

Живее всех живых
Глава шестая Осень 2004-го
Наш козырь — террор

Президентские инициативы и партийная истерика

Цвет революции — оранжевый
^ Глава седьмая Зима — весна 2005 года
Пресловутая монетизация

Либералы и пенсионеры

Свободу политзекам!

Клонирование и реинкарнация

Глава восьмая Почему в России невозможно создание массового политического молодежного движения

Провал неизбежен?

Перспективы «Наших». И не наших тоже
^ Вместо заключения. А давайте пофантазируем?
Работа с молодежью до 20 лет

Работа с молодежью от 20 до 30 лет

Выводы

Приложения
Приложение 1. НБП — структура, лидеры, акции Приложение 2. Краткие характеристика других молодежных движений в России ^ Приложение 3. Упоминаемость в СМИ молодежных организаций Приложение 4. Анализ протестной активности в связи с принятием закона о замене льгот на денежные компенсации От автора


Предисловие
Несколько десятилетий мне казалось, что технологией создания молодежных движений наука не интересуется, и эта отрасль знаний относится к той же категории, что и выращивание домашних кактусов. Миллионы кактусоводов обмениваются информацией и саженцами, есть какие-то брошюры, книги, иногда даже не самиздатские, а с ISBN, но все это не наука в Декартовом смысле слова, не великое, верное учение, а ползучий эмпиризм: практические советы, обмен частным опытом. Я сам писал такие книги (не про кактусы, а про неформальные сообщества), и они широко издавались, и переиздавались для узких кругов.

Нельзя сказать, что наука совсем была к нам равнодушна. Например, есть прекрасные работы ленинградского социолога Т.Б. Щепанской. Они изучали нас, неформалов, как звезды, горные хребты, падежи и времена глаголов. Вот оно такое и этакое, спектральный класс NN, в нем бытуют такие нравы и словечки, летает в сумерках, а в подразумеваемых скобках — безвредно и бесполезно. Это совсем не так, как изучают яблони, тараканов и облака: ученых не интересовало, как нас выращивать, травить и предсказывать. Некоторые из нас подхватывали этот стиль и, не будучи учеными, писали и самиздавали. К этому классу относится прекрасная и незаслуженно малоизвестная книга о русских хиппи «Сага о Системе», созданная Кротом (RealName Евгений Балакирев, врач-психиатр из Владивостока).

Изредка возникали кухонные измышления о том, что, может быть, эти технологии изучаются спецслужбами в целях предотвращения молодежных бунтов, а также «внедрения» и прочих «грязных делишек». Строились они исключительно на логике, на основе постулата о всесведущести КГБ, не имея под собой никаких доказательств, но имея противоречия. Кандидаты, профессора и академики Академии педагогических наук СССР, впоследствии РАО РФ, читали книги и статьи мои и моих друзей, смотрели работы «живьем» (то есть детские-молодежные группы), дружески похваливали и предлагали бросить самиздатское дилетантство и оформить эти тексты в нормальную диссертацию.

Диссертировать нам было лень, мы предпочитали делать. Академики выросли из пионервожатых, директоров школ и мэнээсов на наших глазах, некоторые были друзьями, и я категорически не верю в их неискренность. Даже под подпиской и первым допуском — намекнули бы. Фактом, противоречащим версии об осведомленности спецслужб в этих вопросах, я считаю неосведомленность высших научных кругов. Все мы знаем, насколько наука в СССР была переплетена с «оборонкой» и другими системами безопасности страны. Вспомните хоть академиков Андрея Сахарова и Евгения Примакова.

За всей этой суетой, сначала благоденствуя за железным занавесом, а потом карабкаясь под обломками империи, мы как-то забыли, что КГБ — не единственная спецслужба на свете, а структура наука — оборонка — спецура на Западе совсем иная. Частные фирмы и лица там вполне могут выполнять исследования и производить продукцию по госзаказу, соблюдая при сем надлежащую секретность. Впрочем, или не соблюдая. В Интернете появились книги Говарда Рейнгольдса (пришлось осваивать английский с электронным переводчиком), а затем совсем откровенные тексты Джина Шарпа уже в переводе на все языки, подлежащие демократизации и деградации, в том числе и на русский. Что-то в них чувствовалось родное… не в смысле там заимствования, ничуть, просто ясно стало, что мы с этими (может, свойскими парнями) Говом и Джином знаем одно и то же. Другие парадигмы, научные школы, традиции — но предмет-то один.

Потом началась подготовка оранжевой революции на Украине. Шел 2002 год, я еще не знал, что это будет революция, думал так, электорат воспитывают. Но методы! Наши методы! Я пришел к властям и сказал (многократно): «Смотрите, что они делают! Вы не считаете, что пора вернуться к работе с молодежью? Не надо нанимать меня, я уже старпер. Вот вам молодежные лидеры (могу познакомить и подружить), вот они ходят по улицам в прикиде, и их за это вяжут менты! Им нужны помещения, оборудования, поездки, прикиды эти самые! Им нужны парашюты, дельтапланы, ледорубы, мечи и латы, лыжи, ацетиленовые фонари, мотоциклы… Тогда они будут ваши, или хотя бы не ваши враги. Да, это дорого. А вам дороже не обойдется?»

Им обошлось дороже.

Я держу в руках книгу, написанную молодым — это чрезвычайно важно! Молодым русским человеком, о современной России, о современных молодежных движениях, без высокотерминологичного эстетского наукообразия, а с почитаемым мною эмпиризмом.

Первое, что я вижу, — методы создания молодежных групп и систем связей между ними. Хотя как будто большая часть текста не совсем о том — я так вижу, ибо так устроен и нацелен. Это не означает, что я отрицаю важность электоральных игр, значимость политических интриг и роль личностей в историях. Автор, кажется, знаком с большинством политических молодежных лидеров России. Несмотря на разнообразность подачи, все методы в книге объединены парадигмой, естественной для меня и моих друзей, но совершенно нетипичной для современных политических партий и непонятной чиновникам.

О строительстве говорят все, кроме автора этой книги. Только он все время употребляет слово «растет». Это не мелочь, а глубочайшая мировоззренческая и вытекающая из нее технологическая пропасть. Все пытаются молодежные движения строить — как дома, свинчивать — как трактора или сшивать — как пиджаки. Молодежное сообщество можно вырастить, если поливать и удобрять. Его можно затоптать, срубить, уничтожить. Но его невозможно собрать из деталей — молекул. Его нельзя загнать в заранее придуманные рамки. Из зерна яблони вырастет только яблоня. Мы можем только выбирать нужные нам зерна — благо, их в природе много, всегда найдутся нужные.

Множество раз в книге повторяется и подтверждается примерами мысль: у молодежи нет вертикальной политической мобильности. Партии, и тем более государство, не дают возможности карьеры. Молодежные группы и движения рассматриваются как фишки в политических играх старперов. Автор, вероятнее всего, самостоятельно, додумался до ключевого слова — «субъектность». «Ребенок — субъект, а не объект!» — это главный лозунг «педагогов-новаторов» — общественного движения 80-х, сыгравшего не последнюю роль в формировании пушечного мяса для революции 91-го. Каковы бы ни были ее печальные итоги, но революционеры добились успеха. Сейчас создатели «Наших» пытаются использовать педагогические разработки академика Иванова.

В книге не используются слова и понятия, давно потерявшие определенность значения. Например, «демократия» — только в кавычках, цитатах и названиях организаций. Слова «тоталитаризм» в книге нет вообще. В ней есть ответы на вопросы «что?» и «как?»? В ней, слава Богу, нет ответов на вопрос «почему?», уводящий нас в непроницаемый для практической деятельности чад кухонных трепов, — тех, кого автор несколько натянуто, но внятно называет интеллигенцией. Что происходит и как сделать, чтобы было иначе. Может быть, не все рецепты совершенны. Но парадигма — действенна! Это надо пробовать, менять, и опять пробовать. Это надо делать! И если те, в чьих руках ресурсы (не обязательно государство) этого делать не будут, они окажутся в глубокой черной… дыре истории. Да они-то — бог с ними, они там вместе с Россией окажутся. И мы опять будем карабкаться из-под обломков.

Одновременно эта книга является и справочником по молодежным движениям. География издания стянута к Москве, что убедительно целеположено: революции делаются в столицах. У этой книги есть цель: предотвратить очередную российскую катастрофу. Автор — человек, живущий за идею.

Если такие люди появились на нашей стороне, значит у нас есть шансы, сколько бы денег не было у наших врагов. По большому счету, против идеи деньги бессильны. Говоря максимами (каковые мы видим в реале чуть ли не каждый день), против человека, готового к смерти, может выстоять только другой человек, готовый на то же. И только когда двое таких стоят друг против друга, победит тот, у кого лучше оружие.

Это книга о социальных технологиях, а технологии — это оружие.

Михаил Кордонский


Введение

Размышления об определениях

В то время как в Москве солнце озаряет зубцы Кремля, в далеком Лондоне еще глубокая ночь, но Борис Березовский спит спокойно, ибо знает, что президент России не приезжает на работу раньше 11 часов утра… Так должен был бы начинаться страшный роман об оранжевой революции в России, где на улицы вышла вся «прогрессивная молодежь, доведенная до ручки кровавым путинским режимом». Но альтернативной историей заниматься неблагодарно, а предсказатели со времен Нострадамуса особым успехом не пользовались, другое дело — фантасты. Быть может, начинать книгу надо со слов «…сейчас количество молодежных движений в стране растет…» и дальше искать удачное продолжение? Понятное дело, что «растет как грибы под дождем» — слишком затасканно, «растет как ВВП» — неполиткорректно, да и не отражает тех стремительных процессов в среде молодежи. А если сравнивать с раковой опухолью? Но это будет несправедливо по отношению к самим молодежным движениям. Они ведь на самом деле являются истинными, хотя и немногочисленными, ростками гражданского общества. Того самого, о строительстве которого так много говорят.

Поэтому надо просто принять факт: молодежные движения стали «модными», внимание всех акторов политического процесса к молодежи велико, и, отталкиваясь от этого, уже дальше разбираться с тем, что именно произошло, как произошло и что делать дальше. Конечно, нельзя забывать и еще один главный русский вопрос: «кто во всем этом виноват?»

Для начала немного академизма. Молодежь — это «социально-демографическая группа, переживающая период становления социальной и психо-физиологической зрелости, адаптации к исполнению социальных ролей взрослых. Обычно к молодежи причисляют людей в возрасте от 14 до 30 лет»1. Увы, но именно это определение, являющееся общепринятым и общераспространенным, делает невозможным понимание той роли, которую юные поколения играют в политике сейчас. Оставшись с советских времен, оно совершенно не соответствует реалиям сегодняшнего дня. И с этим вопросом следует разобраться как можно более подробно, ибо в неправильном применении самого термина «молодежь» к политическому процессу, и более того, в неправильном его понимании кроется главная причина неудач многих, если не всех, молодежных движений, попыток создать их, или оседлать, сделав инструментом решения собственных политических проблем.


(СНОСКА1 http://www.glossary.ru/cgi-bin/gl_sch2.cgi?RMuruklm.)


В СССР все было просто: человек с семи лет становился октябренком, с десяти — пионером, с четырнадцати — комсомольцем, и только годам к тридцати в среднем становился членом КПСС, если не было непреодолимых препятствий. При этом надо понимать, что членство ни в комсомоле, ни тем более в КПСС не было обязательным. То есть в СССР понятие «молодежь», если говорить о нем в системном, политическом аспекте, четко привязывалось к комсомольскому периоду. Поэтому нет ничего странного, что молодежь в советских энциклопедических словарях несколько уничижительно характеризуется как «переживающая период… адаптации к исполнению социальных ролей взрослых». Действительно, прежде чем стать полноправным субъектом политического общества, сиречь членом КПСС, человеку следовало пройти комсомольскую «практику», доказать свою лояльность, а также умение и желание заниматься политикой, какой бы выхолощенной она нам сейчас не казалась. Безусловно, стать партийцем было вполне реально и до 30 лет, но для этого нужен был либо блат, либо «активное участие в общественной жизни», либо мифические или реальные заслуги перед Родиной.

После распада СССР компартия как единый инструмент социализации и политизации молодежи прекратила свое существование. Нового, естественно, создано не было. Результатом стала «политическая молодежная трагедия». Об этом стоит говорить в кавычках, поскольку речь идет именно о политическом поражении молодежи, а не о социальной и демографической трагедиях, которые тоже произошли в то время, но касались не одной группы населения, а всех граждан бывшего СССР. Эта «политическая молодежная трагедия» случилась не по чьему-то злому умыслу. Юные поколения, игравшие главную роль в событиях перестройки, ставшие мотором событий августа 1991 года, просто оказались предоставлены сами себе. Молодежь взяла «суверенитета» столько, сколько хотела, но не могла унести его по определению. Тогда большинству казалось, что свалив КПСС, избавившись от железного занавеса, получив «демократию», они вместе с ней обретут и все остальное, в том числе и свою роль, и должное место в политике. В результате свобода превратилась в анархию.

Кто-то повесил себе на грудь медаль «За защиту Белого дома», кто-то прошмыгнул во власть, кто-то в постперестроечном хаосе сколотил банды, а кто-то подался в коммерсанты. Молодежь была брошена в свободное плавание. Государство о своей функции социализации забыло, а лучшими «социализаторами» оказались спортивные клубы, секции, банды и неформальные радикальные объединения. Что же до молодежи, которая хотела заниматься политикой, то она не то чтобы была лишена такого права — нет, партий и общественных организаций было море! Однако стимула, той самой морковки, которую предоставляла раньше компартия, юные поколения лишились. Если отбросить в сторону условности, то надо признать, что стимул этот ранее заключался в государственных гарантиях политического роста индивида, в том случае, разумеется, если он выполнял условия и условности, писаные и неписаные советским строем.

После 1991 года никаких гарантий никто и никому не давал. У молодежи был отнят единственный реально работавший ранее инструмент вертикальной мобильности в сфере политики, воспользоваться которым мог любой желающий. Сначала этого не заметили. На слуху были имена единиц удачливых молодых журналистов, коммерсантов и политиков, но в массе своей молодежь как социально-демографическая категория с начала 90-х была попросту «отрублена» от политики. Особенно страшно это оказалось для глубокой провинции. Если в столице и городах-миллионниках «демократия» давала некоторый шанс выбиться в люди — неважно, каким путем, — то в глубинке вертикальная мобильность работала тогда только в криминальной сфере, отсюда небезызвестные «тамбовские», «кемеровские», «ингушские», «ореховские» и иные организованные преступные группировкиОПГ1.


(СНОСКА1 Практический смысл: надо создавать конструкции, в которых заложена возможность политического роста. Пусть не до самых высот, у маленькой организации — маленький рост, но он заведомо известен и виден внешнему наблюдателю — потенциальному неофиту. Лучше чем ничего. — Примеч. М. Кордонского.)


При этом все бесчисленное множество появившихся в России партий оказались всего лишь уродливыми слепками, жалкими подобиями КПСС. Сохраняя все негативное, что было в компартии, позитивного для рядовых членов, а для молодежи особенно, они предложить не смогли, да и до сих пор не могут. Не будем разбираться в причинах — это тема для отдельной книги, а подумаем вот над чем: в угаре «демократизации» молодежный вопрос не вставал в принципе. Казалось, что новый строй сам сможет разрешить все проблемы, как социальные, так и экономические (а уж тем более политические: как же иначе, когда вокруг свобода, плюрализм, многопартийность…). Однако, унаследовав от КПСС грандиозный поколенческий разрыв в элите, остальные партии банальным образом его репродуцировали. То же самое проделал и государственный аппарат. При этом произошел еще и жуткий, невообразимый раскол внутри поколения той самой «молодежи», определяемой согласно советским учебникам как монолитная демографическая группа в возрасте от 14 до 30 лет. И на это тоже никто особенного внимания не обратил. А ведь, те, кому в 91-м году было 15 лет, и те, кому было 29, находились не в равных условиях перед вступлением страны в новый порядок.

Что такое «молодежь» и с чем ее едят

Прежде чем говорить о том, что происходило в 90-х, надо разобраться все-таки с самим понятием «молодежь». Очевидный вывод, до сих пор почему-то не сделанный: эту группу населения в приложении к политическому процессу ни в коем случае нельзя рассматривать как монолитный сегмент в возрастных рамках среднестатистического советского комсомольца. Чтобы не усложнять ее структурирование введением понятий о субкультурах и т.д., правильнее разделять молодежь на поколения. Возраст в молодости воспринимается как намного более значимая субстанция, нежели в старости. В детском саду разница в год — пропасть. Когда человеку перевалило за 60, эта разница — ничто. В средней школе человека считают «младшим», если он родился как минимум на полтора-два года позже. Для старости два года — мизер.

Так почему же в политике молодежь присутствует как однородная демографическая масса? Естественно, это ошибочный подход, особенно неверный для эпохи больших перемен. Саму молодежь в политологии необходимо делить на поколения1. Разница между поколениями в молодости составляет не более шести лет. Два молодых человека просто не смогут понять базовые жизненные установки друг друга, если один старше другого на больший срок.


(СНОСКА1 Поколения — сходные по строению, образу жизни и другим признакам модификации одного вида, закономерно сменяющие друг друга в процессе жизненного цикла (http://www.glossaru.ru/cgi-bin/gl_sch2.cgi?RPuqurlto9!r8klp).)


Тех, кому было 12–18 лет, то есть родившихся с 1973 по 1979 год, можно отнести к «потерянному поколению». У них оказались выбиты ценностные ориентиры, они были практически лишены возможностей, которые подарил «период первоначального накопления капитала». И, кстати, именно они сейчас, в 2005 году, совершают, по советской логике, переходный период от молодости во взрослую жизнь. Однако это не так, все эти люди давным-давно повзрослели. Кто-то в 1991-м, кто-то в 1993 году. Взросление было непростое потому, что воспитание-то их было советское, а жить пришлось в рыночной системе.

Базовые рекомендации

Характеризуются устоявшимися убеждениями. «Перевербовка» представителей поколения в противоположный идеологический лагерь затруднена.

Политизированность — средняя, политическая активность — средняя.

Монолитность идеологии у поколения достаточно высока. Преобладают патриотические, националистические и антилиберальные взгляды (за исключением столицы и городов-миллионников).

Лояльность к власти условно можно оценить «выше среднего».

Склонность к радикализму — минимальная, за небольшими исключениями.

При работе с представителями молодежи этого поколения необходимо учитывать их изначальные взгляды, не пытаться кардинально ломать их, перестраивая под идеологию, имеющуюся у политической структуры, максимально предоставлять инициативу, в случае, если человек зарекомендовал себя как лояльный, использовать сильные стороны (или слабые — в зависимости от того, как смотреть), как-то — твердость убеждений и относительно высокий конформизм.

Старшему поколению — тем, кому в 1991 году перевалило за 19, было проще. Им было легче «перестроиться», «приспособиться» под рынок, так как они уже при позднем Михаиле Горбачеве были более социально активны, больше читали, могли лучше анализировать происходящее в стране, нежели их младшие братья из «потерянного поколения». Все они были нацелены на успех, и кто-то этого успеха действительно добился, хотя опять же единицы. Они играли важную роль в «стоянии у Белого дома», спасшем Бориса Ельцина, а потом до политики им стало «по барабану», потому что главным критерием успешности в то время стала отнюдь не политическая карьера, а коммерческий ларек и подержанная иномарка. К этому стремилась вся страна, но лучше всего получалось достичь своеобразного «идеала» как раз у поколения, о котором мы говорим, то есть, у тех, кому сейчас от 32 до 38 лет. Другое дело, что критерии успеха давно изменились. Это поколение нас особо не интересует: в 2005 году они даже под советское определение молодежи не подпадают. Но сказать о них необходимо, чтобы было понятно происходившее в российской политике в 90-х годах.

Базовые рекомендации

Политизированность — низкая, политическая активность — средняя.

Монолитности в идеологии нет.

Лояльность к власти — высокая.

Склонность к радикализму — минимальная.

Поколение в молодежных движениях участвовать не может, поскольку давно выросло из этих штанов. При назначении представителя этого поколения руководителем молодежным крылом надо учитывать негативные факторы, связанные с его оторванностью от молодежи. Положительным фактором является абсолютный конформизм.

Наибольший интерес для нас представляют родившиеся с 1980 по 1985 год, то есть те, кому сейчас 20–25 лет. Они-то и являются движущей силой всех современных молодежных движений, они — лицо современной молодежи. Время перестройки эти ребята провели в пеленках и в детских садах, а когда развалился Советский Союз, самые молодые из них только пошли в школу, а самые старшие — перешли в шестой класс. Что они тогда понимали? Какая политика? Какое «потерянное поколение»? Зато росли они в интереснейший период. У них не было того мучительного разлома сознания, которое пережило большинство россиян в 1993 году, у них не осталось почти никакой памяти о временах гайдаровских экспериментов. Табула раса, надписи на которой оставляли с одной стороны олигархические СМИ, царившие в информационном пространстве, и с другой — кухонные разговоры родителей о политике, полностью противоречащие тому, что изрыгалось со страниц и экранов масс-медиа.

Базовые рекомендации

Убеждения представителей этого поколения, чаще всего нетвердые, соответственно, «перевербовка» вполне возможна.

Политизированность — высокая, политическая активность — высокая.

Монолитности в идеологии нет. Столичная молодежь этого поколения скорее либеральна, провинциальная — консервативна. При этом студенчеству присущи особые требования вроде недопущения отмены льгот и реформирования образования, рабочую молодежь можно охарактеризовать как выжидательно-угрожающе настроенную. Базовые ценности, на которых выросло это поколение — демократия и разные свободы. Ущемление этих ценностей, особенно на бытовом уровне, а не на абстрактно-политическом, способно усилить негативное отношение к власти.

Лояльность к власти — низкая.

Склонность к радикализму — высокая.

При работе с представителями поколения необходимо учитывать психологическую неустойчивость, ранимость, личностные факторы (особенно гендерные), низкий уровень конформизма. Как позитивные аспекты можно отметить высокую социальную активность, зачастую бескорыстие, инициативность.

Поколение тех, кому сейчас от 16 до 20, тоже приковывает к себе внимание политических сил. И не только в силу электоральных причин, но и потому, что они уже приходят на смену нынешним «молодежным активистам». Вчерашние школьники и школьницы — нормальное явление в большинстве молодежных организаций. За этих ребят сейчас идет ожесточенная борьба и слева, и справа, и в центре. В случае, если расчет делается на длительную стратегическую перспективу, борьбу следует вести именно за них. Если же говорить о тактических решениях, то наиболее перспективным выглядит все же поколение молодежи 20–25 лет. При этом необходимо рассматривать каждого конкретного кандидата отдельно, особенно учитывая ситуацию в его семье: «юного человека в 14–15 лет семья делает политиком, потому что они знают, сколько родители зарабатывают и можно ли на эти деньги прожить, обсуждают с родителями ситуацию в стране и мире, новости по телевидению или присутствуют при этом. Семья — самая политизированная ячейка общества»1.


(СНОСКА1 А.Школьник: Только 2% молодежи интересуются политикой в стране (http://www.kreml.org/other/80534736).)


Базовые рекомендации

Партиям и общественным движениям необходимо особенно активно работать с этим поколением. Убеждения его представителей еще не до конца сформированы, более того, при правильной работе «перевербовка» даже не воспринимается как таковая, а ощущается как «некоторое изменение политических ориентиров».

Политизированность — средняя.

Идеология — см. рекомендации к поколению 20–25 лет. Также необходимо учитывать социально-экономические условия, в которых живет человек. В семье, едва сводящей концы с концами, вербовать либерала на основе идеологии «гайдаров-чубайсов» — бессмысленно.

Лояльность к власти — средняя.

Склонность к радикализму присутствует, но не ярко выражена.

При работе особенно важно учитывать гендерные аспекты, для представителей поколения необходимы умелые наставники из двух старших поколений молодежи, необходимо стимулирование участия в политической активности (не в финансовом, а в моральном и психологическом смысле). Поколение очень внимательно относится к внешним признакам своего положения — «корочкам», значкам и т. д. Конформизм у представителей поколения можно оценить как средний, но вполне возможны психологические срывы, поэтому контроль над действиями этих молодых людей необходим очень жесткий. Инициативы необходимо принимать и рассматривать, обязательно отвечая на них по существу. Уровень социальной активности в представителей необходимо поддерживать постоянно, пусть даже искусственным образом, проводя ничего не значащие акции.

Между тем понимания того, что молодежь не может быть едина, что в молодежи есть субкультуры (хиппи, панки, скины, наци и другие), что разница в 5–6 лет — это уже поколенческая разница, что, наконец, внутри молодежи есть и образовательные границы (интересы студента вуза и учащегося лицея — бывшего ПТУ серьезно расходятся), так вот, такого понимания нет до сих пор. Нет ни у государства, ни у партий, ни у тех, кто по идее должен разбираться в этом. Александра Буратаева, член профильного комитета Госдумы и лидер «Молодежного единства», на вопрос о том, на кого рассчитана Федеральная целевая программа «Молодежь России 2001–2005 гг.» — тогда она лоббировала продление программы до 2010 года — уверенно ответила: «На молодежь в возрасте от 14 до 30 лет»1. Комментарии как говорится, излишни. А ведь эта Федеральная целевая программа — единственная государственная, направленная на воспитание молодежи в сфере политики.


(СНОСКА1 А. Буратаева: Основные направления работы ФЦП «Молодежь России 2006-2010 гг.» (http://www.kreml.org/interview/81984626).)


О том, как она реализуется, автору доходчиво рассказали два человека — живущий в Великом Новгороде Михаил Бударагин, который около четырех лет был активистом различных молодежных движений и не понаслышке знаком с ней, а также Отар Макиев, председатель Комитета по делам молодежи Администрации Новосибирской области. Несмотря на грандиозную разницу в возрасте и во взглядах на проблему, то, о чем они говорили, по сути идентично. Процитирую Бударагина: «Одна из первых причин, мешающих реализации любой, даже самой и умной и четкой областной молодежной программы — большое количество кабинетов, в которых «вершатся судьбы» молодежи. Городской комитет по делам молодежи, Областной комитет по делам молодежи, Дом молодежи, центр «Сам», студенческий союз, городской и областной комитеты образования. В кабинетах сидят люди. И чем больше становится этих людей, тем запутанней оказывается система, тем труднее с кем бы то ни было о чем бы то ни было договориться. Не всегда в одном кабинете знают, чем именно занимаются в другом. И, конечно же, все пишут отчеты. За месяц, за квартал, за полгода, за год. Где уж тут заниматься молодежной политикой?» И теперь для сравнения слова Отара Макиева: «На сегодняшний день реализуется проект общественного совета по молодежной политике на уровне администрации области. Функции совета — общественная экспертиза деятельности администрации в плане реализации молодежной политики. Комитет по делам молодежи Администрации Новосибирской области создан для того, чтобы молодежь сама стала участником социальных и экономических процессов. Уже третий год работает областной молодежный парламент»1.


(СНОСКА1 О.Макиев: Мы делаем акцент на деловую активность молодежи и включение ее в социально-экономические проекты (http://www.kreml.org/opinions/28787015).)


Общего в этих высказываниях много. Единственное отличие — чиновник ставит себе это в плюс, а молодой человек уверен, что именно эти комитеты с их бюрократией убивают само понятие «молодежная политика». И согласиться необходимо именно с молодым человеком. Ведь если посмотреть, что же реального сделал тот же молодежный комитет в Новосибирске, то итог неутешителен. По словам Макиева, они «проводят молодежные концерты, соревнования, и другие культурно-массовые мероприятия», однако это не является основным направлением. Основное, оказывается, — это развитие молодежного предпринимательства. «Правда, пока это сельское предпринимательство. Мы совместно изучаем район, в котором определяются приоритетные направления и экономически выгодные проекты. Ситуацию анализируют в администрациях города и области. И уже потом мы запускаем проект, в котором задействовано молодое поколение россиян», — отмечает Макиев. Что ж, похвально конечно, но уж больно это напоминает целину с одной стороны и хлебные местечки для «своих» — с другой. Простой вопрос — что такое молодежное предпринимательство и чем оно отличается от взрослого, ставит в тупик любого. А ведь Новосибирская область, по мнению ряда специалистов, — одна из лучших в России по организации «молодежной политики». Что творится в других регионах, представить сложно. Соответственно глава Министерства экономического развития и торговли РФ Герман Греф, отказав Александре Буратаевой в продлении ФЦП «Молодежь России» еще на пять лет, поступил совершенно правильно. Расходовать деньги впустую бессмысленно. Хотя, конечно, не надо думать, что теперь, после того как ФЦП закрыта, умрут такие организации, как «Молодежное Единство», «Наши, ВАЛ и подобные. Они и до этого основные финансы получали за рамками вышеупомянутой программы.

Необходимый вывод из всего этого: среди политической элиты сейчас никто не знает того, что такое молодежь. Равно как никто не знает, как с этой молодежью себя вести, хотя все говорят о необходимости некоей абстрактной «молодежной политики». Здесь снова не обойтись без академизма. Молодежная политика — это система государственных и общественных мер, направленных на осуществление социальных программ, поддержание доходов, уровня жизни, обеспечение занятости, предотвращение социальных конфликтов молодежи. То есть это глобальные задачи, которые должны в идеале решаться властью вместе с обществом. Однако в этой книге мы не будем говорить о молодежной политике. Цель — показать, что такое «молодежь и политика», каковы формы участия молодежи в политической жизни, как и почему образуются, как функционируют молодежные движения, насколько они самостоятельные политические акторы, а насколько подвержены влиянию, и могут быть использованы другими игроками.


^ Глава первая Исторический экскурс

Дети и старики

СССР развалился, и, как и все остальное население, молодежь училась выживать в новых условиях дикого капитализма. Страна погрузилась в хаос и разруху, при этом нет ничего удивительного в том, что интересы российской молодежи 90-х годов почти не отличались от интересов их сверстников в капиталистических странах после второй мировой войны. Происходившая деполитизация или, лучше сказать, аполитичность молодежи полностью устраивала власть. Не зря «в 1993 году сетовали Зюганов с Макашовым на отсутствие в их рядах стройных колон молодежи»1. Молодежь не встала в октябре на защиту Белого дома и избранной власти, что позволило Борису Ельцину расстрелять парламент и провести свою конституцию при молчаливо-угрюмой пассивности всего населения.


(СНОСКА1 А.Жарич: Молодежный протест сегодня — это не больше, чем игра в снежки (http://www.kreml.org/interview/81574486).)


Большинство молодежных движений того времени носили националистический характер, так же, как это было в Европе сразу после второй мировой. Да и движений этих было — кот наплакал. Обращать на них внимание могла только прокуратура, и только тогда, когда те совершали резонансные преступления. Что же касается партий, то они, как уже говорилось выше, молодежью не интересовались в принципе. Потом, когда партии окончательно превратились в олигархические заповедники или провластные конструкции, молодежь стала тем более не нужна. Выборы вполне нормально проходили и без ее участия, а аполитичность «недорослей» была только на руку властям и партиям, поскольку гарантировала если не спокойствие, то хотя бы отсутствие больших проблем среди молодежи.

Поэтому вплоть до ^ Глава вторая Как создаются молодежные организации1

(СНОСКА1 Уже в названии главы звучит в принципе практичная постановка вопроса: «как?» без бесполезного интельского «почему?» и универсального ответа «Этопотомучто». (Примеч. М. Кордонского.))


Молодежь аполитична? Вряд ли…

Неизвестно, откуда у государственных и общественных деятелей 2003 года, да и у части нынешних тоже, появилась уверенность в том, что молодежь политикой не интересуется. Полагаю, что действительно был проведен когда-нибудь какой-нибудь заказной опрос, результаты которого показали, что активный интерес к политике проявляют всего лишь 2 % молодежи, еще 8 % интересуются ей в принципе, а остальные к политическим событиям индифферентны. Вопрос, однако, в другом: почему это мнение прижилось в российском истеблишменте и полностью оккупировал
еще рефераты
Еще работы по разное