Реферат: Иоанна Павла II в память о заслугах святых благовестников Кирилла и Мефодия Одиннадцать веков спустя

Slavorum Apostoli («Апостолы славян»)

Энциклика Его Святейшества Папы Римского Иоанна Павла II

в память о заслугах святых благовестников Кирилла и Мефодия

Одиннадцать веков спустя





СОДЕРЖАНИЕ


I. Введение

II. Краткое жизнеописание

III. Благовестники

IV. Возведение Церкви Божией

V. Кафолическое понимание Церкви

VI. Евангелие и культура

VII. Значение и воздействие тысячелетия христианства в славянском мире

VIII. Заключение


^ I

Введение


1. Апостолы славян, святые Кирилл и Мефодий остались в памяти Церкви нераздельно с великими делами благовествования, ими совершенными. Можно также утверждать, что воспоминание о них в наши дни стало особенно живым и своевременным.

Имея в виду то исполненное благодарности поклонение, которым уже много веков окружены святые братья из Салоник (древняя Фессалоника), особенно у славянских народов , и память о неоценимой лепте, внесенной ими в возвещение Евангелия этим народам и одновременно в дело примирения, дружеского сосуществования этих народов, а также их уважение к собственному достоинству каждого из этих народов, Апостолическим Посланием «Эгрегиэ виртутис» 1 от 31 декабря 1980 года я провозгласил Кирилла и Мефодия сопокровителями Европы. Таким образом я двигаюсь по пути, предуказанному моими предшественниками, в особенности же Львом XIII, который более ста лет назад, 30 сентября 1880 года Энцикликой «Гранде мунус» II ввел культ этих святых по всей Церкви, и Павла VI, который Апостолическим Посланием от 24 октября 1960 года «Пацис нунциус» I3 провозгласил святого Бенедикта покровителем Европы.

2. Этот документ пятилетней давности имел своей целью оживить в умах упомянутые торжественные постановления Церкви и привлечь внимание христиан и всех людей доброй воли, кому дороги благо, покой и единство Европы, к непреходящей современности величественных образов Бенедикта, Кирилла и Мефодия как наглядного примера и духовной опоры для христиан нашего века, в особенности же для народов европейского континента, которые давно уже, благодаря прежде всего молитвам и делам этих святых, сознательно и каждый по-своему крепко укоренились в Церкви и в христианской традиции.

Появление вышеназванного моего Апостолического Послания в 1980 году, проникнутого твердой надеждой на постепенное преодоление всего, что разделяет Церкви, страны, народы, связано с тремя обстоятельствами, составляющими предмет моих молитв и размышлений. Первым стала 1100-летняя годовщина Папского Послания «Индустриэ туэ» 4 , которым Иоанн VIII в 880 году одобрил употребление славянского языка в литургии, переведенной двумя святыми братьями. Вторым явился столетний юбилей упомянутой Энциклики «Гранде мунус». Третьим было начало как раз в 1980 году успешного и многообещающего богословского диалога между Католической и Православной Церквами на острове Патмос.

3. В настоящей Энциклике я хотел бы сослаться прежде всего на Послание, в котором Папа Лев XIII пожелал напомнить Церкви и миру об апостольских заслугах обоих братьев: не только Мефодия, который по преданию окончил свою жизнь в 885 году в Велеграде, в Великоморавском княжестве, но и Кирилла, которого смерть разлучила с братом в 869 году в Риме — в городе, принявшем и по сей день с искренним благоговением хранящем его мощи в старинной базилике святого Климента.

В воспоминание святой жизни и апостольских заслуг двух солунских братьев папа Лев XIII установил литургическое празднование их 7 июля. После II Ватиканского Собора, как следствие литургической реформы, оно было перенесено на 14 февраля — дату, которая с исторической точки зрения обозначает небесное рождение святого Кирилла 5 .

Более века спустя после появления Послания папы Льва, новые обстоятельства, с которыми совпала тысячастолетняя годовщина блаженной кончины святого Мефодия, побуждают нас дать новые свидетельства той памяти, что хранит Церковь об этой важной дате. И в особенности чувствует себя обязанным сделать это первый Папа, призванный на престол святого Петра из Польши, то есть из гущи славянских народов .

События нашего века и прежде всего последних его десятилетий содействовали тому, что наряду с религиозным поминовением в Церкви оживился историко-культурный интерес к двум святым братьям, чья особая харизма становится еще понятнее в свете проблем и опыта нашей эпохи. Этому способствовали многие происшествия, которые, как подлинные знамения времени, принадлежат истории XX века, и прежде всего то великое событие, каким оказался в жизни Церкви II Ватиканский Собор. В свете учения и пастырских наставлений этого Собора мы можем посмотреть иным взглядом — более зрелым и глубоким — на эти два святых образа, от которых нас отделяют уже одиннадцать столетий, и извлечь из их жизни и апостольских трудов тот смысл, который начертало мудрое Провидение Господне, чтобы он в наши дни раскрылся с новой полнотой и принес новые плоды .


^ II

Краткое жизнеописание


4. Следуя примеру, поданному Посланием «Гранде мунус», хочу напомнить историю - святого Мефодия, не упуская при этом из виду судьбу его брата, святого Кирилла, столь тесно с ней связанную. Сделаю это в общих чертах, оставляя ученым-историкам уточнения и дискуссии относительно отдельных моментов.

Город, видевший рождение двух святых братьев,— это нынешние Салоники, которые в IX веке представляли собой важный центр торговой и политической жизни Византийской империи и занимали заметное место в социальной и умственной жизни этой части Балкан. Поскольку город расположен на границе со славянскими землями, то он имел также и славянское название — Солунь.


Мефодий был старшим и при крещении получил, вероятно, имя Михаил. Он родился между 815 и 820 годами. Младший, Константин, впоследствии известный под своим монашеским именем Кирилл, появился на свет в 827 или 828 году. Отец их занимал высокую чиновничью должность в государственной администрации. Общественное положение семьи открывало подобную же карьеру перед двумя братьями; Мефодий, впрочем, ее и начал, приняв пост архонта в одной из приграничных провинций, где жило много славян. Однако уже к 840 году он отказался от этого поста и удалился в один из монастырей; расположенных у подножия горы Олимп в Вифинии, известной в то время под названием Священная гора.

Его брат Кирилл весьма успешно продолжал свое ученье в Византии, где принял священнический сан, решительно отказавшись от блестящей чиновничьей карьеры. Благодаря его необыкновенной одаренности и познаниям в культуре и религии ему еще в молодости доверялись непростые церковные обязанности, такие, как должность библиотекаря в архиве при Соборе святой Софии в Константинополе и видный пост секретаря Патриарха в том же городе. Однако вскоре он выказал желание уклониться от подобных обязанностей, чтобы посвятить себя ученым занятиям и созерцательной жизни, свободной от всяких честолюбивых устремлений. Во исполнение этого намерения он тайно бежал в один из монастырей на побережье Черного моря. Через полгода его разыскали и убедили заняться преподаванием философских предметов в Константинопольской академии; за свою редкую ученость он получил прозвище «философ», под каковым и до сих пор известен. Позднее Император и Патриарх послали его с поручением к сарацинам. Завершив эту миссию, он оставил общественное поприще и присоединился к своему старшему брату Мефодию, чтобы делить с ним монашескую жизнь. И снова был вместе с ним включен в состав византийского посольства к хазарам — в качестве эксперта по религиозным и культурным делам. Во время их пребывания в Крыму, близ Херсонеса, они по всей видимости определили ту церковь, в которой издревле находилась гробница святого Климента, римского папы и мученика, изгнанного в эти отдаленные края; они извлекли и унесли с собой его мощи 6 , сопровождавшие святых братьев в их последующем миссионерском странствовании на Запад до той минуты, когда они смогли оставить их в Риме, торжественно вручив папе Адриану II.

5. Событием, определившим все последующее течение их жизни, была просьба великоморавского князя Ростислава к императору Михаилу III прислать его народу «епископа и учителя... который был бы способен толковать им истинную христианскую веру на их языке» 7 .

Выбор пал на святых Кирилла и Мефодия, которые охотно согласились и отправились в путь, достигнув Великой Моравии (княжества, населенного тогда разными славянскими племенами Центральной Европы, расположенного на перекрестке различных влияний с Востока и Запада), по всей вероятности, уже в 863 году, и стали исполнять среди этих народов свою миссию, которой оба они посвятили весь остаток жизни, пройдя через долгие странствования, лишения, страдания, вражду и преследования, которые для Мефодия закончились суровым заточением. Все это они сносили с твердой верой и неколебимой надеждой на Господа. Они были отлично подготовлены к исполнению своей задачи: они несли с собой тексты Священного Писания, необходимые для служения святой литургии, подготовленные и переведенные ими на славянский язык и написанные на новом алфавите, разработанном Константином Философом и прекрасно приспособленном к звукам этого языка. Миссионерской деятельности двух братьев сопутствовал несомненный успех, но также и вполне понятные сложности, созданные для новых миссионеров предыдущей, изначальной христианизацией, проведенной соседними латинскими Церквами.

Примерно через три года, во время путешествия в Рим, они задержались в Паннонии, где князь-славянин Коцел — бежавший из Нитры, важного государственного и культурного центра,— оказал им гостеприимство. Оттуда они через несколько месяцев продолжили путь в Рим в сопровождении своих учеников, для которых надеялись добиться священнического сана. Их путь пролегал через Венецию, где начался публичный спор о новаторских подходах к той миссии, которую они исполняли. В Риме папа Адриан II, незадолго до того сменивший папу Николая I, принял их весьма благосклонно. Он одобрил славянские литургические книги, которые велел торжественно возложить на алтарь церкви Санта Мария ад Презепе, ныне Санта Мария Маджоре, и приказал рукоположить их учеников в священники. Этот период их трудов завершился как никогда благоприятно. Но следующий этап Мефодию пришлось начинать одному, ибо его младший брат, тяжело больной, едва успев произнести монашеские обеты, умер вскоре после того, 14 февраля 869 года, в Риме.

6. Святой Мефодий остался верен словам, которые сказал ему Кирилл на смертном одре: «Мы делим одну участь, брат, идем за плугом по одной пашне; я ныне падаю на поле по окончании моих дневных трудов. Я знаю, ты сильно любишь свою Гору; и все же не покидай ради Горы своего учительства. Поистине, где может быть для тебя спасение надежнее?» 8

Поставленный во епископы старинного диоцеза Паннонии, назначенный папским легатом «ad gentes» (при этом разумелись славянские народы), он принял церковный сан по восстановленному епископскому престолу в Сирмии. Однако апостольское делание Мефодия было прервано вследствие религиозно-политических осложнений, окончившихся его двухлетним заточением: его обвинили во вмешательстве в чужую епископскую юрисдикцию. Он был освобожден только благодаря личному заступничеству папы Иоанна VIII. К тому же новый государь Великой Моравии, князь Святоплук, под конец стал питать враждебность к деятельности Мефодия, противился литургии на славянском языке и возбуждал в Риме подозрения относительно ортодоксальности нового архиепископа. В 880 году Мефодий был вызван ad limina Apostolorum II , чтобы снова изложить всю проблему лично Иоанну VIII. В Городе, оправдавшись по всем обвинениям, он добился от Папы издания буллы «Индустриэ туэ» 9 , которая восстанавливала, по крайней мере, в основном, те права, что были даны литургии на славянском языке предшественником Иоанна VIII, папой Адрианом II.

Подобное же признание совершенной законности и каноничности своих действий Мефодий получил, отправившись в 881 или в 882 году в Константинополь, от византийского императора и от Патриарха Фотия, в то время сохранявшего полноту общения с Римом. Последние годы жизни он посвятил прежде всего продолжению работы над переводом Священного Писания и трудов Отцов Церкви, а также своду византийских церковных и гражданских законов, так называемому «Номоканону». Озабоченный тем, чтобы начатое им дело не погибло, он назвал в качестве преемника своего ученика Горазда. Умер он 6 апреля 885 года на службе Церкви, воздвигнутой среди славянских народов.

7. Дальновидные поступки, глубокое и ортодоксальное учение, уравновешенность, справедливость, апостольское рвение, бестрепетное мужество снискали ему признательность и доверие римских первосвященников, константинопольских патриархов, византийских императоров и многих государей молодых славянских стран. Благодаря этому Мефодий сделался наставником и законным пастырем Церкви, утверждавшейся в те времена среди этих народов, и вместе со своим братом Константином единодушно почитался как благовестник и учитель, «данный Богом и святым апостолом Петром» 10 , как свидетель полноты общения между вновь образованными Церквами и Церквами более древними.

«Оттого мужчины и женщины, простого звания и знатные, богатые и бедные, свободные и рабы, вдовы и сироты, чужеземцы и местные жители, здоровые и недужные» 11 составили толпу, со слезами и песнопениями провожавшую к месту упокоения доброго учителя и пастыря, который «сделался всем» для всех, чтобы спасти всех 12 (ср. 1 Кор 9, 22).

Истины ради надо сказать, что после смерти Мефодия дело святых братьев пережило тяжелый кризис, а преследования его учеников ужесточились настолько, что те были принуждены покинуть поле их миссионерской деятельности. Тем не менее посеянные ими семена Евангелия продолжают приносить свои плоды, а избранный ими образ пастырских трудов, целью которых было нести истину Откровения новым народам, уважая при этом их культурную неповторимость, остается живым примером для Церкви и для миссионеров всех времен.


^ III

Благовестники


8. Будучи византийцами по культуре, братья Кирилл и Мефодий сумели стать апостолами славян в полном смысле слова. Разлука с родиной, которой Бог порою требует от избранных Своих и которая принимается с верой в Его обетование,— это всегда непостижимое и благотворное условие для развития и возрастания Народа Божьего. Господь сказал Аврааму: «Пойди от земли твоей, от родства твоего и из дома отца, в землю, которую Я укажу тебе. И Я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое; и будешь ты в благословение» (Быт 12, 1—2).

В ночном видении, которое апостол Павел имел в Троаде, в Малой Азии, предстал ему Македонянин, и значит житель европейского континента, и просил отправиться в его страну, чтобы возвещать там Слово Божие: «Приди в Македонию и помоги нам» (Деян 16, 9).

Провидение Божие, которое для двух святых братьев было представлено голосом и властью византийского императора и Патриарха Константинопольской Церкви, обратилось к ним с подобным воззванием, когда повелело отправиться миссионерами к славянам. Такое поручение означало для них необходимость покинуть не только почетные должности, но и созерцательную жизнь; оно означало оставление пределов Византийской империи и долгое паломничество в служении Евангелию среди народов, которые во многих отношениях оставались далеки от правил общежития, основанных на развитом государственном устройстве и утонченной культуре Византии, проникнутой христианским началом. С подобной же просьбой трижды обращался к Мефодию Римский Первосвященник, когда посылал его епископом к славянам Великой Моравии на церковной территории старинного диоцеза Паннонии.

9. Славянское «Житие» Мефодия излагает такими словами просьбу князя Ростислава к императору Михаилу III, переданную его посланцами: «Многие среди нас живут учители христианские из Италии, из Греции и из Германии и наставляют нас всякими способами. Но нет у нас, славян... никого, кто поучал бы нас способом, нам внятным» 13 Тогда и предложили Константину и Мефодию отправиться в путь. Их глубоко христианский ответ на эту просьбу, тогда и во всех подобных случаях, замечательно выражен в словах Константина, обращенных к императору: «Как ни утомлен я и немощен телесно, отправлюсь с радостью в ту страну» 14 ; «иду с радостью за веру христианскую» 15 .

Истинность и сила их посланничества рождались из глубокой тайны Искупления, и то, что они сделали для евангелизации славянских народов, должно составить важное звено миссии, которая была возложена Спасителем до конца времен на Вселенскую Церковь. То было исполнение — в определенном времени и в определенных обстоятельствах — слов Христа, Который властью Креста и Воскресения повелел Апостолам: «Проповедуйте Евангелие всей твари» (Мк 16, 15); «Идите, научите все народы» (Мф 28, 19). Поступая так, благовестники и учители славянских народов следовали апостольскому идеалу святого Павла: «Ибо все вы сыны Божий во Христа Иисуса; все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись. Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского; ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал 3, 26—28).

Наряду с глубоким уважением к личности и бескорыстной заботой об истинном благе, оба святых брата обладали необходимыми запасами энергии, благоразумия, рвения и милосердия, без чего нельзя нести свет будущим христианам и указывать им подлинное благо, предлагая одновременно реальную помощь, чтобы его достичь. Ради этого они старались во всех отношениях уподобиться тем, кому несли Евангелие, желали стать частицей этих народов и разделить во всем их судьбу.

10. Именно по этим причинам они считали естественным занимать ясную позицию во всех конфликтах, потрясавших тогда только складывающееся славянское общество, принимать свои собственные трудности и проблемы, неизбежные для народов, которые защищали свою самобытность под военным и культурным давлением новой Римской империи и старались отталкивать от себя те формы жизни, которые казались им чуждыми. Тогда же начались и более глубокие расхождения, которым, к несчастью, суждено было усиливаться,— расхождения между восточным и западным христианством, и оба святых миссионера оказались лично в них вовлечены; но они всегда умели придерживаться безупречной догматической ортодоксальности и уделять бережное внимание как сохранению традиций, так и обновлению жизни тех народов, которым проповедовали Евангелие. Спорные ситуации часто возникали перед ними во всей их противоречивости и мучительной сложности; Константин и Мефодий не пытались из-за этого уклониться от испытаний: непонимание, явная клевета, а для святого Мефодия даже оковы,— все это принималось из любви к Христу и не могло отвратить ни одного, ни другого от твердого намерения содействовать и служить благу славянских народов и единству Вселенской Церкви. Такова была цена, которую им суждено было заплатить за распространение Евангелия, за миссионерские труды, за отважные поиски новых форм жизни и действенных способов приобщения к Благой Вести становящихся славянских народов.

Ради успешной евангелизации — как явствует из их биографии — святые братья взялись за сложную задачу перевести тексты Священного Писания, известные им по-гречески, на язык того славянского племени, которое селилось у границ их края и их родного города. Опираясь на свое владение греческим языком и собственную культуру, они поставили себе целью понять и почувствовать язык, обычаи и традиции славянских племен, точно передавая те устремления и человеческие ценности, которые в них содержались и выражались.

11. Чтобы перевести евангельские истины на новый язык, они должны были заняться пристальным изучением внутреннего мира тех, кому собирались возвещать Слово Божие с помощью образов и понятий, которые были бы тем хорошо знакомы. Поместить библейские понятия и категории греческого богословия, не искажая их, в контекст совсем иного исторического опыта и образа мысли — это казалось им необходимым условием для успеха их миссионерской деятельности. Речь шла о новом методе катехизации. Чтобы защитить его правомерность и доказать его достоинства, святой Мефодий, сначала вместе с братом, а затем и один, не колеблясь, с покорностью принял приглашения отправиться в Рим — ив 867 году от папы Николая I, и в 879 году от папы Иоанна VIII, которые пожелали сопоставить учение, проповедовавшееся ими в Великой Моравии, с тем, что было завещано, вместе с преславным сокровищем их мощей, святыми апостолами Петром и Павлом первой епископской кафедре Церкви.

Предварительно Константин и его сотрудники занялись созданием нового алфавита, чтобы те истины, которые они намеревались возвещать и разъяснять, могли быть написаны на славянском языке и тем самым стали совершенно понятны и доступны тем, к кому были обращены. Узнать язык и душу молодых народов, которым они несли веру,— это подвиг, поистине достойный миссионерского духа, как достойны подражания готовность принять и разделить все нужды и упования славянских народов. Благородное решение отождествить себя с их жизнью и традициями, очистив и просветив их Откровением, превращает Кирилла и Мефодия в подлинные образцы для всех миссионеров, которые в разное время внимали призыву святого Павла «сделаться всем» для всех, чтобы спасти всех, и в особенности для тех из них, кто с древности до наших дней — от Европы до Азии и ныне на всех континентах — трудился над переводом Библии и литургических текстов на живые языки разных народов, чтобы на них зазвучало единое Слово Божие и стало доступно в том способе выражения, который присущ каждой культуре.

Совершенное общение в любви хранит Церковь от любой формы этнической обособленности и от расовых предрассудков, как и от всякого национального высокомерия. Такое общение должно возвышать и облагораживать любое позволительное чувство, свойственное человеческому сердцу.


IV

^ Возведение Церкви Божией


12. Но та черта в поведении апостолов Кирилла и Мефодия, которую я хочу отметить особо,— это их мирный способ строительства Церкви, в чем они следовали своему видению; единой, святой и соборной Церкви.

И хотя христиане-славяне охотнее, чем другие, признавали святых братьев «славянами душой», те оставались тем не менее людьми эллинской культуры и византийского воспитания, людьми, целиком принадлежавшими как гражданским, так и церковным традициям христианского Востока.

Уже в их времена различия между Константинополем и Римом становились поводом для расхождений, хотя прискорбный раскол между двумя частями единого христианства был еще далеко. Благовестники и учители славян отправились в Великую Моравию, проникнутые всем опытом и всеми богатыми религиозными традициями, отличавшими восточное христианство и нашедшими свое отражение в богословском учении и в богослужении.

Несмотря на то, что все богослужение давно уже шло на греческом языке во всех Церквах, находившихся в пределах Византийской империи, традиции многих национальных Церквей Востока — таких, как Грузинская или Сирийская,— пользовавшихся при богослужении языком своего народа, были хорошо известны константинопольской культуре и в особенности Константину Философу благодаря его научным занятиям и постоянным контактам с христианами этих Церквей как в столице, так и во время путешествий.

Оба брата, признавая древность и правомочность этих священных традиций, не побоялись использовать в литургии славянский язык, превращая его в действенное орудие приближения божественных истин к тем, кто говорил на этом языке. Они поступали так без всякого высокомерия или ощущения собственного превосходства, из любви к справедливости и в ревностном апостольском попечении о мужающих народах.

После переселения молодых народов западное христианство сплавило пришлые этнические группы с коренными латинскими народностями, с помощью Римской Церкви распространяя между всеми, с намерением объединить их, латинский язык, латинскую литургию и культуру. Из достигнутого тем самым единообразия в относительно юном, становящемся обществе рождалось ощущение силы и сплоченности, способствовавшее как более тесному внутреннему единству, так и более энергичному самоутверждению в Европе. Можно представить себе, что в подобных обстоятельствах всякое отличие воспринималось порой как угроза еще хрупкому единству, и сколь велико могло быть искушение искоренить такое отличие, даже прибегая к определенным видам насилия.

13. В этом смысле удивления и восхищения достойно, как святые братья, действуя в столь сложных и шатких условиях, не стали навязывать внимавшим их проповеди народам ни неоспоримого превосходства греческого языка и византийской культуры, ни навыков и обычаев более продвинутого общества, в которых они выросли и которые неизбежно оставались им привычны и дороги. Стремясь к идеалу соединения во Христе новообращенных, они перекладывали на славянский язык великолепные, утонченные тексты византийской литургии, приспосабливали к складу ума и нуждам молодых народов изощренные и сложные достижения греко-римского права. Следуя все тем же принципам согласия и мира, они неукоснительно соблюдали все обязанности, налагавшиеся на них их миссией, признавая традиционные прерогативы и незыблемые церковные права соборных канонов, и почитали своим долгом — они, подданные Восточной империи и верные чада Константинопольского патриархата,— отчитываться перед Римским Первосвященником в своей миссионерской деятельности и отдавать на его суд, в надежде заслужить одобрение, то учение, которое они исповедовали и проповедовали, литургические книги, написанные на славянском языке, и принятые ими методы евангелизации этих народов.

Приступив к своей миссии с благословения Константинополя, они затем пожелали в каком-то смысле подтвердить его, отправившись к Римскому Апостольскому Престолу, видимому центру церковного единства 16 . Так, ощущая Церковь вселенской, они возводили ее как Церковь единую, соборную и апостольскую. Еще более ясным и наглядным образом это вытекает из всего их поведения. Можно сказать, что молитва Иисуса об учениках и их пастве, взывающая: «Да будут все едино» (Ин 17, 21), стала девизом их миссионерского делания, по слову Псалмопевца: «Хвалите Господа, все народы, прославляйте Его, все племена» (Пс 117[116], 1). Для нас сегодня в их апостольских трудах слышится экуменический призыв: это приглашение заново, в тишине примирения, воссоздавать единство, давшее со времен святых Кирилла и Мефодия глубокую трещину, и прежде всего единство между Востоком и Западом.

Убеждение святых солунских братьев, согласно которому каждая поместная Церковь призвана собственными дарами обогащать кафолическую «плерому», находилось в совершенной гармонии с их евангелическими прозрениями о том, что различные условия жизни отдельных христианских Церквей ни в коем случае не могут оправдывать расхождений, распрей, разрывов в исповедании единой веры и в делах любви.

14. Известно, что согласно разъяснению II Ватиканского Собора под «экуменическим движением» следует понимать «такие действия и начинания, которые, возникая в соответствии с различными нуждами Церкви и потребностями времени, направлены на усилия по объединению христиан» 17 . Однако нам вовсе не кажется анахронизмом видеть в святых Кирилле и Мефодии подлинных предшественников экуменизма, поскольку они на деле стремились убрать или хотя бы смягчить любые уже проявившиеся или только намечающиеся расхождения между отдельными общинами, принадлежавшими к одной Церкви. Действительно, разделение, все же свершившееся в истории Церкви и, к несчастью, длящееся по сей день, «не только явно противоречит воле Христа, но и являет собой соблазн для мира и вредит пресвятому делу проповедания Евангелия всей твари» 18 .

Ревностная забота обоих братьев (в особенности Мефодия, в силу его епископских обязанностей) о сохранении единства в вере и любви между Церквами, членами которых они были, то есть Константинопольской Церковью и Римской Церковью, с одной стороны, и Церквами, рождавшимися в славянских землях, с другой, была и всегда останется их великой заслугой; тем более если вспомнить, что их миссия осуществлялась в 863—885 годах, следовательно, в критическое время, когда возникали и начинали углубляться роковые раздоры и жестокие распри между Церквами Востока и Запада. Расхождения усилились из-за вопроса о канонической принадлежности Болгарии, которая как раз тогда официально приняла христианство.

В этот бурный период, отмеченный вооруженными конфликтами между соседними христианскими народами, святые солунские братья хранят неколебимую и бдительную верность истинному учению и преданию совершенно единой Церкви и в особенности «божественным установлениям» и «церковным установлениям» 19 , на которых, согласно канонам древних Соборов, зиждилось ее строение и организация. Подобная верность позволила им довести до конца их великую миссионерскую задачу и остаться в полном духовном и каноническом единстве с Римской Церковью, с Константинопольской Церковью и с новыми Церквами, которые они основали среди славянских народов.

15. В особенности Мефодии, не дрогнув, противостоял непониманию, нападкам и даже клевете и физическим преследованиям, чтобы не нарушать своей образцовой верности Церкви, чтобы строго исполнять свой долг христианина и епископа и обязательства перед Византийской Церковью, воспитавшей его и пославшей миссионером вместе с Кириллом; перед Римской Церковью, благодаря которой он отправлял свою должность архиепископа pro fide на «территории святого Петра» 20 ; как и перед теми новорожденными Церквами на славянских землях, которые он считал своими и, будучи уверен в правоте дела, умел защищать перед церковными и гражданскими властями, отстаивая прежде всего литургию на славянском языке и основные права поместных Церквей.

При этом он всегда, как и Константин Философ, прибегал к диалогу с теми, кто был не согласен с его воззрениями или с его пастырскими начинаниями и ставил под сомнение их правомерность. В этом смысле он навсегда останется учителем для всех, кто когда-либо пытался сгладить противоречия, затрагивающие многообразную полноту Церкви, которая, согласно воле Основателя своего Иисуса Христа, должна всегда пребывать единой, святой, соборной и апостольской: этот завет со всей полнотой звучит в Символе веры 150 Отцов II Вселенского Константинопольского Собора, составляющем неприкосновенное исповедание веры всех христиан.


^ V

Кафолическое понимание Церкви


16. Не только евангельское содержание учения, проповеданного святыми Кириллом и Мефодием, заслуживает особого нашего внимания. Для современной Церкви весьма важен и поучителен также и тот метод их катехизаторских и пастырских трудов, который они применяли в их апостольском служении среди народов, которые еще не участвовали в почитании божественных тайн на своем родном языке, еще не слышали слова Божия, возвещенного в полном соответствии с их складом ума и с уважением к обычным для них условиям жизни.

Известно, что II Ватиканский Собор двадцать лет назад своей главной задачей имел пробудить самосознание Церкви и через ее внутреннее обновление дать новый импульс миссионерской деятельности, чтобы возвещать вечный глагол о спасении, мире и взаимном согласии между народами и странами, поверх всех границ, еще разделяющих нашу планету, волею Бога, Создателя и Искупителя нашего предназначенную служить общим обиталищем для всего человечества. Угрозы, сгущающиеся над ней в наши дни, не могут стереть из нашей памяти пророческой интуиции папы Иоанна XXIII, созвавшего Собор в надежде и убеждении, что он сумеет подготовить и начать эпоху весны и возрождения в жизни Церкви.

На тему вселенскости Церкви этот Собор, среди прочего, высказался так:

«Образовать новый Народ Божий призваны все люди. Потому этот Народ, оставаясь единым и единственным, должен распространиться по всему миру и на все века, дабы свершилась воля Господа, Который в начале сотворил человеческую природу единой и пожелал в конце собрать во едино рассеянных чад Божиих (ср. Ин 11, 52)... Церковь, то есть Народ Божий, возвещая это Царство, отнюдь не отнимает у какого-либо народа его земных благ, но напротив, поощряет и вбирает в себя способности, возможности и обычаи народов в том, что есть в них доброго, и вбирая их в себя, их очищает, укрепляет и возвышает... Такая вселенскость, украшающая и отличающая Народ Божий, есть дар самого Господа... В силу подобной кафоличности отдельные части приносят свои дары другим частям и всей Церкви, и таким образом целое и части возрастают, сообщаясь одно с другими и действуя совместно ради полноты в единстве»21 .

17. Мы можем с уверенностью утверждать, что подобное традиционное и вместе с тем остро современное представление о кафоличности Церкви — ощущаемой как согласное звучание различных литургий на всех языках мира, слитых в одну литургию, или как гармоничный хор, который, состоя из бесконечного множества людских голосов, бесчисленными своими модуляциями, оттенками и сплетениями возносится в хвале Богу из каждой точки земного шара, в каждый миг истории,— особо перекликается с богословскими представлениями и пастырскими принципами, которые вдохновляли апостольскую и миссионерскую деятельность Константина Философа и Мефодия и были им опорой в их подвигах среди славянских народов.

В Венеции, перед теми представителями церковной культуры, которые держались более узких воззрений на Церковь и потому не принимали подобных понятий, святой Кирилл отважно их защищал, указывая на то обстоятельство, что многие народы уже в прошлом ввели у себя и служат литургию, которая и совершается на их собственном языке, к примеру, «армяне, персы, грузины, согдийцы, готы, авары, тюрки, хазары, арабы, копты, сирийцы и многие другие» 22.

Напомнив, что Бог повелевает Солнцу светить и дождю проливаться на всех людей без исключения (ср. Мф 5, 45), он говорил: «Разве мы все не одинаково дышим воздухом? А вы не стыдитесь утверждать только три языка (еврейский, греческий и латинский), полагая, что все другие народы и племена слепы и глухи! Ответьте мне: вы говорите так, потому что считаете Бога столь немощным, что Он не в состоянии наделять таким даром, или столь злобным, что Он не желает этого делать?» 23 . На исторические и логические доводы, которые они приводили ему в возражение, святой отвечал, обращаясь к самому основанию своей мысли, внушенному Священным Писанием: «Всякий язык исповедует, что Господь Иисус Христос во славу Бога Отца» 24 ; «Вся земля да поклонится Тебе и поет Тебе, да поет имени Твоему (Вышний)» 25 ; «Хвалите Господа, все народы, прославляйте его, все племена» 26 .

18. Церковь кафолична еще и потому, что умеет из любых человеческих обстоятельств извлечь истину Откровения, которую хранит во всей чистоте ее божественного содержания так, чтобы она могла соприкасаться с возвышенными помыслами и справедливыми упованиями каждого человека и каждого народа. Прибавим к этому, что внутренние наследственные сокровища добра, которые каждое поколение передает последующим вместе с бесценным даром жизни, составляют как бы огромное множество разноцветных кусочков смальты, складывающихся в живой мозаичный образ Пантократора, Который явится в полной славе Своей только в миг Второго Пришествия.

Евангелие не ведет к оскудению или угасанию того, что каждый человек, народ и страна, каждая, культура на протяжении истории признавали и воплощали как добро, истину и красоту. Оно скорее побуждает усваивать и развивать все эти ценности: жить в них достойно и радостно и дополнять их таинственным и ликующим светом Откровения.

Предметные очертания кафоличности, заложенной Господом Иисусом Христом в самооснование Церкви, не суть нечто статичное, внеисторическое и плоско единообразное; в определе