Реферат: Гурам Одишария Причал катеров пьеса Всем друзьям посвящается. Тбилиси

Гурам Одишария


Причал катеров


пьеса


Всем друзьям

посвящается.


Тбилиси


2006


Действующие лица:


Зураб, литератор, 50 лет


Астамур, литератор, друг детства Зураба, 50 лет


Саида, знакомая Зураба, 40 лет


Гиви

сухумцы, 40-45 лет

Рома


Один из уголков некогда фешенебельного сухумского санатория, расположенного у моря. Маленькая кофейня санатории, в которой всего два стола и несколько стульев. Хорошо видны море, пальмы, магнолии, олеандры, большие, обветшалые пляжные зонты.

Вечереет.

Шум волн.

В середине кофейни стоят Саида и Зураб. Зураб держит Саиду за руку. Они почти обнимаются.


Саида: (Отходит в сторону) Анзор...


Зураб: (Прерывая ее) Знаю.


Саида: Когда узнал?


Зураб: Давно.


Саида: Давно?


Зураб: Да, но после окончания войны... Разве я так далеко, чтобы не узнать?! Но что сказать тебе, вот это уже не знаю, Саида...


Саида: Его убили в январе 93-го... 4-го января, возле Гумисты, около автокемпинга. Они перешли в атаку... А в феврале я начала работать санитаркой в больнице.


^ Зураб: Знаю и об этом.


Пауза.


Зураб: А музыку... Музыку преподаешь?


Саида: Да, есть ученики...


Зураб: В тот день, 4-го января, я был в родительском доме, в Мачарке. Незадолго до рассвета раздался грохот "градов". Спросонья мне подумалось, что кто-то устроил новогодний фейерверк - красный огонь отражался на запотевших стеклах окон.


^ Саида: (С иронией) Новогодний фейерверк? Эти снаряды разрывались на другом берегу Гумисты.


Зураб: Спросонья так показалось... Знаю, и то, что потом ты была очень больна.


^ Саида: Нет, приболела только.


Зураб: В тот день у Гумисты погиб и наш соседский парень.


Саида: Грузин?


Зураб: Да.


Саида: У Гумисты?


Зураб: Да, там.


Саида на несколько шагов отходит от Зураба, поправляет рукой волосы, смотрит в сторону.


Саида: И что... Нашли труп того парня?


^ Зураб: Труп?.. Конечно. Мы его похоронили. А почему спрашиваешь?


Саида: Так. Хотя нет, почему так... Скажу. После войны мы долго искали тело Анзора. Только через год удалось его найти.


^ Зураб: Я этого не знал.


Саида: Не знал? А говорил, что недалеко находишься?!


Зураб: Извини... Я об этом не слышал.


Саида: По просьбе родителей мы похоронили его в деревне, во дворе родительского дома.


Пауза.


Зураб: А как дети, чем занимаются?


Саида: Эрик в прошлом году поступил в университет, потом захотел служить в армии и уже пограничник. Как я хотела, чтобы ты его увидел, но он сейчас в Гали, на Ингуре. Натела в восьмом классе. Помнишь, как мы пригласили тебя, когда Эрику исполнилось пять лет. Анзор назначил тебя тамадой. Он очень тебя уважал.


^ Зураб: Я тоже. Он был достойным парнем. Ты же знаешь, как я к нему относился... Поэтому мне и трудно говорить.


Пауза.


Саида: С Лали часто видишься?


Зураб: Нет. Тбилиси китообразный город, там людям все некогда. Недавно встретил ее на улице, торопилась в школу за внуком. Ты, наверно, и не знала, что она уже бабушка.


^ Саида: (С иронией) Я ведь тоже недалеко. Ее внук во время войны родился.


Зураб: Да, во время войны. Он и говорить начал во время войны. Первым его словом было "танк". На перевале заговорил, когда их на БМП перевозили.


^ Саида: Кажется, и я во время войны родилась, тогда же состарилась и умерла.


Пауза. Зураб приближается к Саиде.


Зураб: Саида...


Саида: Несколько лет назад я и представить себе не могла, что вот так с тобой встречусь, как-то по-домашнему... Хоть и с давним другом семьи, но все же... Ты ведь грузин... Теперь и не знаю, что со мной происходит. Наверное, возраст.


^ Зураб: Ты еще молода, и рано говорить о возрасте, Саида.


Саида: Когда я узнала, что Астамур должен был с тобой встретиться, предложила это кафе... Здесь я работаю, но сегодня Новый Год по старому и я должна быть дома... Но хотела увидеться с тобой.


^ Зураб: Я благодарен тебе.


Саида: Помню, рассказывали такой случай: пожилой мужчина в своем дворе сжигал осенние листья. Мимо двора проходила женщина, примерно его же возраста. Она спросила мужчину: «Ну что, мой дорогой, готовишь себя к адскому огню?». Она говорила это как близкому, да еще – «мой дорогой». Могла ли в молодости сказать такое незнакомому человеку?


^ Зураб: Время многое меняет.


Саида: И война. Недавно я читала книгу о том, как люди шли через горный перевал, как они замерзали и гибли... Я читала и плакала, а мне говорили - грузины убили у тебя мужа, а ты их жалеешь, вот, какие мы, абхазы.


Слышен шум подъехавшей машины.


Зураб: Приехал?..


Саида: Да, кажется, Астамур. Лучше вам встретиться здесь - ворота санатория закрываются, и там охрана. Кое-кому может не понравиться твой приезд в Сухум. Кто знает?! Береженного Бог бережет.


Входят Гиви и Рома.


Гиви: (Со смехом Роме) Нет, ты смейся, смейся, Вася, а ведь все так и случилось, как я базарил. А вы не верили... Вы не кумекали, Вася... А я же базарил... И все так и случилось... Как будто в воду глядел...


Рома: (^ Со смехом Зурабу) Через сто лет, когда мы уйдем из этого мира... И если Гиви нас немного опередит, то он будет встречать нас у ворот того света и как сейчас (ритмично машет указательным пальцем, подражая Гиви) будет говорить: я же базарил вам, Вася, я же базарил, что тот свет существует, а вы не кумекали, Вася, не кумекали...


Все улыбаются.


Саида: Ей, вы - Нострадамуси, а теперь скажите, почему опаздывает Астамур.


^ Гиви: Он скоро будет, были какие-то проблемы.


Саида: Надеюсь, ничего серьезного.


Гиви: Да так, пустяки.


Саида: Хорошо, тогда вы поговорите, а я приготовлю кофе. (Обращается к Зурабу) Сварю кофе на песке.


^ Гиви: (Улыбаясь) По-сухумски, Вася.


Саида выходит.


Рома: Скажи, Зураб, ведь чайная Кукур-чая была покрыта не цветным тентом, а какой-то беловатой тканью, какой-то такой, не знаю, как сказать... А Гиви упрямо твердит, что на ней был цветной тент.


^ Гиви: Конечно, Вася, цветной, говорю тебе - цвет-ной!


Рома: Нет, тебе только спорить со мной, тент был беловатый!


Гиви: Цветной, Вася.


Рома: Давай, спорим!


Гиви: Опять на пацху?


Рома: Опять!


Гиви: Фраер ты македонский, Вася, смотри, опять проиграешь!


Пожимают друг другу руки. Зураб «режет».


Гиви: Теперь скажи, Зураб, кто из нас прав.


^ Зураб: (Улыбаясь) Что вам сказать? Кажется, несколько сезонов был цветной тент, а потом, как ты говоришь, Рома, беловатый!


Гиви: (Смеется) Ауу, Зураб, это уже по-нашенски, по-сухумский, соломоново решение, высший пилотаж дипломатии... Клёва.


^ Зураб: (Улыбается) Так оно и есть, ничего уж не поделаешь.


Рома: «Не курите, дети, дури, пейте чай вы у Кукури»... Может, ты скажешь (обращается к Гиви), что и эти стихи не Кукур-чаем написаны?


^ Гиви: А кто с этим спорит, Вася, Кукур-чаем!


Зураб: «Топи весроле читебса, гавкари буфетчикебса».*


Гиви: И это его. (Потом, как бы соревнуясь с Ромой и Зурабом) «Кто Кукур-чай с утра не пьет, тот удачи не найдет. Подходи и налетай, чай горячий забирай. Вместо водки пей его, будешь весел, как Махно».


Зураб: А когда его спрашивали – правда, таким веселым человеком был Махно - так он отвечал: а я почем знаю, Махно для рифмы понадобился.


Смеются, присаживаются к столу.


Гиви: (Смотрит вверх и вспоминает) Роста он был среднего... С седыми усами на розоватом лице... В белом чепчике... Подносил чаек с лимоном и спрашивал: С чем будешь пить - с печеным, хачапури или бутербродом?


Рома: Один только раз я его видел сердитым. В «Брехаловке» кто-то пошутил, что будто бы ОБХСС арестовал Кукур-чая за хранение «левого» кипятка в самоваре. Будто его самовар двойное дно имел. Тогда он очень разозлился.


^ Гиви: Это Профа пошутил, Вася, Профа. Профу помнишь, спасателем на пляже работал.


Рома: Аа, Профа? Тот, что на спор двадцать чашек кофе залпом выпил?


Гиви: Ну да, мы его потом откачивали, почернел, как кофе, Вася. Сердце остановилось. А однажды он бухой из «Амры» бросился в море.


_____

* «Из ружья выстрелил я по птицам, да пошли они... Буфетчики» (груз.)

Смеются.


Зураб: Так что же это с мобильником Астамура? Три дня ему звоню. И дома никто не отвечает. А мне скоро отправляться.


^ Гиви: Он скоро будет, клянусь маханей, Зураб, скоро будет.


Рома: Вот эта интонация, Гиви... Такой акцент Зураба... Эту интонацию давно не слышали.


В это время, как бы стараясь остаться незамеченным, со стороны моря входит Астамур. Останавливается, какое-то время издалека наблюдает за Зурабом. Затем легкой поступью приближается к столу. Наконец Зураб замечает Астамура и встает. Но его опережают Рома и Гиви – встают раньше. Астамур и Зураб обнимаются, потом, какое-то время, как бы испытывающим взглядом смотрят друг на друга, хлопают по плечу, улыбаются.


^ Астамур: Ты почти не изменился, хотя раньше был шустрее.


Зураб: И ты все тот же, Астамур, только седина подводит.


Астамур: Присядем, а то я целый день мотаюсь, устал...


Зураб: Слава Богу, увиделся с тобой, тринадцать лет ищу. У меня всего несколько часов.


^ Астамур: Несколько часов?


Зураб: Да, уезжаю утром.


Астамур: Кто провожает?


Зураб: Гиви и Рома. Рома повезет.


Зураб и Астамур садятся за стол. Гиви и Рома мешкают, думают, оставаться им или нет. Наконец и они присаживаются к столу.


Астмур: (Улыбаясь) Сколько лет тебя не было здесь?


Зураб: Больше двенадцати.


Астамур: Ну, узнал места здешние?


Зураб: Запахи моря, растений... Настоящий коктейль... И еще цвета. Тут по-другому светло.


^ Астамур: Видел кого-нибудь из знакомых?


Рома: Первым с Аликом встретились.


Астамур: С каким Аликом?


Гиви: (Улыбаясь) Мистер Алик, шарафист. Тот, что в прошлом году поздравил нас с пасхой: «Христос Акбар, Вася!..»


Астамур: А-аа, Христос Акбар? (Смеется) Ну и что же мистер Алик?


^ Гиви: Мы с ним встретились перед «Рицей», в кафе у Акопа, (смеется) он и нас повел смотреть причал катеров.


Астамур: (Обращаясь к Гиви) И вас?


Гиви: (Смеется) Да, и нас. Он с утра был под кайфом, и нас тоже за гостей принял.


Рома: (Смеется) Он и нам рассказывал, что причал только что восстановили.


^ Зураб: Причал катеров такой же, каким был раньше. Узкие и толстые доски, как и прежде, на расстоянии друг от друга постелили.


Астамур: (Улыбается) Даже в проливной дождь, после кофе у Акопа я выхожу на причал. Там вспоминается детство, Зураб, между досками виднеется море, и в детстве мне казалось, что я иду по волнам.


^ Рома: Помню, как трудно было там ходить дамочкам на высоких каблучках. Они все опасались за свои каблуки и ходили на цыпочках.


Гиви: Так оно и было, Вася, так оно и было. Не любит море аристократию. На море босиком надо ходить. Море для простых и веселых... Пойду-ка, принесу кофе, готов, наверное.


Гиви выходит.


Астамур: (Обращаясь к Зурабу) Ты знаешь, кто еще часто ходит на причал? «Марадона». Помнишь «Марадону»?


^ Зураб: «Марадона» жив?


Рома: Да, он как огурчик. Но уже другой человек, даже при галстуке иногда.


Астамур: Ну да, зови ты его после этого придурком.


Гиви вносит кофе на подносе. Заводит речь издалека.


Гиви: Помните портового Габо? У него еще такая повязка была на голове с номером два. Когда его спрашивали, а кто номер первый, он психовал и грозил кулаком, моль не под... Не подшучивайте, мол, надо мной...


Рома: У Габо было шестеро сыновей. На «Брехаловке» однажды профессор Алания как-то пожаловался, что вот, мол, у меня трое дочерей и ни одного сына, а у этого дебила Габо шестеро сыновей. А Габо был там же и сказал профессору - а ты допусти меня к своей жене и посмотришь, если у тебя не появится пацан. Алания взбесился - убью этого ублюдка - и гнался за ним до самой «Диоскурии», но не догнал. Смотрели люди на профессора и придурка и весь город смеялся.


Все смеются.


Гиви: «Чума», Вася, «Чума»? Он все у почты торчал.


Рома: Не «Чума», а «Свобода».


Астамур: Это тот редкий случай, когда вы оба правы - его звали и «Чумой» и «Свободой».


Зураб: Однажды утром выхожу к «Пингвину» Амирана, и вижу рядом с «Пингвином», у лестницы, что спускается к морю, на коленях стоит «Свобода» и ласкает бродячую собаку: ты моя умница, моя хорошая... Золотая моя... Рядом валяются шляпа и гитара. Собака с умилением смотрит «Свободе» в глаза, стоит на задних лапах, а передние положила на руке «Свободе»... Жаль, не было фотоаппарата...


Рома: «Свобода» был из «Амбы». Тогда в живых осталось всего несколько детей. Одним из них был «Свобода». Вот после этого он стал таким (подносит палец к виску). Как он кричал иногда (подражает «Свободе», высоко поднимая сжатый кулак) «Я спасу детей всего мира, я – «Свобода»!»


Гиви: «Амба» был сухогруз. Во время второй мировой детей из Одессы везли в Сухуми. «Амба» почти был у причала, когда его разбомбил «Мессершмидт». Он и затонул.


^ Зураб: Вчера я был в «Маяке», видел «Амбу». И сейчас часть его кормы видна из воды. На ней сидели чайки.


Гиви: В детстве, Вася, мы приплывали к «Амбе», ныряли и собирали мидии.


^ Рома: Да, самые большие мидии на «Амбе», вот такие (складывает ладони).


Астамур: Мы говорим об одних только сумасшедших! Неужели у нас не о чем, о другом говорить? А я не помню, чтобы хотя бы раз «Марадона», «Чума», Габо, Аполлон или Котик подрались друг с другом, я не видел такого...


^ Гиви: Наоборот, они и кинтовали даже.


Астамур: Кто знает, если бы сумасшедших было больше, чем нас - умных, быть может, не было бы войны.


Гиви и Рома, как будто заранее договорились, тихо встают.


Рома: Астамур, мы будем у Саиды, поиграем в шахматы. Я должен доказать Гиви, что он не Ботвинник. Пускай его не беспокоят иллюзии на этот счет.


Гиви и Рома выходят, Астамур и Зураб остаются одни.


Астамур: Знаю, что звонил, но у меня дома отключен телефон.


^ Зураб: А мобильный?


Астамур: И он что-то стал барахлить.


Астамур достает из кармана мобильный телефон и кладет его на стол. Потом берет в руки и возится с ним.


Астамур: (Уже другим тоном и так, как будто только что увидел Зураба) Как поживаешь, Зура... После стольких лет я хочу извиниться за то, что не был на похоронах твоего отца... Меня не было в городе... Я поздно узнал об этом. А потом и не виделись с тобой.


^ Зураб: Все знаю, Астамур.


Астамур: Как дома?


Зураб: Ничего. Мальчики уже окончили институт, работают. А как у тебя?


Астамур: Дочь в Москве, а сын здесь, работает юристом.


Зураб: А мама?.. Тетя Вера?


Астамур: Не жалуется на здоровье. (^ Улыбается, хлопает по плечу Зураба) Помнишь, как мы однажды застали ее во время молитвы?


Зураб: Когда?


Астамур: Дома. Она просила у Бога возвращения Бесика.


^ Зураб: Да, да, вспомнил. Кажется, она обещала принести в жертву барана.


Астамур: (Улыбаясь) Нет, двух кур.


Зураб: Напомни-ка получше.


Астамур: Однажды мы со школы зашли ко мне домой. Мы тогда, кажется, были в восьмом классе. ... Да, Зура, чтобы не забыть - кто тебя встречал на границе?


^ Зураб: Рома и Гиви.


Астамур: И вы поехали...


Зураб: На машине Ромы.


Астамур: А пропуск? Был у тебя пропуск?


Зураб: Гиви мне дал. А почему ты спрашиваешь?


^ Астамур: Так, а потом?.. Проверили пропуск на границе?


Зураб: Не помню. Кажется, нет. Друзья Ромы стояли на Ингури. Нет, не проверяли. Они заранее знали о моем приезде. Наверно, ребята их предупредили. Но почему ты спрашиваешь так?


Астамур: Ребята их предупредили... Зураб, пропуск у тебя с собой? Покажи-ка!


Зураб шарит у себя в кармане. Наконец находит пропуск и протягивает его Астамуру. Астамур берет у него пропуск и внимательно рассматривает.


Зураб: Если бы меня так проверяли пограничники, то, наверное, и не пропустили бы вообще.


^ Астамур: Они так и должны были проверить.


Зураб: Почему ты так говоришь со мной? Случилось что-нибудь?


Астамур: Случилось, да... Случилось. Твой пропуск просрочен. Ты должен был приехать в начале декабря прошлого года, а теперь уже январь.


^ Зураб: (Удивленно) А дальше?


Астамур: Что дальше? Неужели не понятно? Ты нарушитель границы и незаконно находишься в Абхазии.


Зураб: Да, но ведь у меня же есть пропуск?


Астамур: Который просрочен.


Зураб: Если месяц назад мой приезд был законным, то почему теперь он незаконный?


^ Астамур: Закон есть закон. В этом году тебе должны были выписать новый пропуск.


Зураб: Но ребята устроили всё, договорились, с кем следовало.


Астамур: Ребята... Им на все наплевать, этим ребятам. Мол, как хочу, так и верчу. Они еще не поняли, что живут в государстве, а не в шарашкиной конторе. Они будут наказаны. Пограничники тоже.

^ Зураб: Да, но что же, я Бин Ладен, что ли?


Астамур: Ты нарушил границу. Если страна не уважает свои законы, то она недостойна независимости. Где нет порядка и закона, там нет и государства.


^ Зураб: Вот теперь я, кажется, правда, во сне. Это ты, Астамур? Вот это встреча! А ребята знают, в чем ты их обвиняешь?


Астамур: Пока нет. Вот закончим с твоим делом, разберемся, а потом они узнают. С них еще спросится. Я удивляюсь, как ты мог довериться этим гаврикам.


^ Зураб: А что значит – «разберемся?»


Астамур: В общем, так: ты два дня как приехал, и все это время свободно гуляешь на берегу, меришь и меришь расстояние между «Рицей» и «Диоскурией». Конечно же, тебя узнали и позвонили в правительство, в редакцию тоже...


^ Зураб: И в чем же моя вина?


Астамур: Для твоего обвинения достаточно и того, что ты грузин. Кроме того, ты сухумец, местный, беженец. К чему тут удивляться?


^ Зураб: И что дальше?


Астамур: Короче, тебя должны были взять вчера, как нарушителя границы. На несколько дней отправили бы в тюрьму, потом - суд... Присудили бы выдворение из Абхазии и в сопровождении конвоя вывезли бы на границу. Вот и вся процедура. Да, еще, конечно, допросили бы.


^ Зураб: Дальше?


Астамур: Что дальше?


Зураб: Вчера я был на могиле отца. Что же, меня там бы и арестовали?


Астамур: Собирались, но я вмешался, сказал, что я сам буду тебя брать. Хотя это не входит в мои обязанности.

Зураб: И что же, ты должен меня «взять»?


Астамур: Поэтому я и здесь. Для тебя лучше, если это сделаю я. Столько лет мы не виделись, но... Не представлял себе нашу встречу такой.


^ Зураб: Да и я никак не ожидал, что в родном городе из-за какого-то просроченного пропуска меня арестует друг детства.


Астамур: Время другое, а ты, как вижу, несерьезно относишься к таким вещам.


^ Зураб: А Саида знает об этом?


Астамур: Только мы с тобой знаем.


Пауза.


Зураб: Так пойдем, чего же ждать?


Астамур: Побудем еще немного, поговорим.


Зураб: А если я вздумаю бежать, ты, наверное, будешь стрелять - ведь закон есть закон, не правда ли?


^ Астамур: Ты шутишь, но это действительно так, и с этим ничего не поделаешь. Кроме того, отсюда уже никуда не убежишь.


Зураб: Ну, если закон есть закон, чего тут резинку тянуть? Кстати, ты первым нарушаешь закон. Сначала нарушил его, когда ваши люди не взяли меня на кладбище. Кроме того, ты должен быть примером для подчиненных, ведь у тебя, так или иначе, ответственная должность.


^ Астамур: Поэтому я и могу себе позволить вот так, распивая кофе, беседовать с тобой. Закон этим не нарушается, просто время длится.


Зураб: Беседовать или допрашивать?


Астамур: (^ Машет рукой) Ну ладно, хватит...


Пауза.


Астамур: А как Руслан? Где он?


Зураб: Арестуй его и допроси, все скажет.


Астамур: (Не обращая внимания на слова Зураба) Помнишь, как однажды Руслан надел на голову хрустальную вазу и никак снять не мог. И мы ничем не смогли помочь. Мама отвела его к травматологу. В троллейбусе лицо Руслана сияло как новогодняя елочная игрушка. Он то и дело спрашивал: «Мама, я, правда, похож на короля? Я, правда, король?»


Зураб: (^ С вымученной улыбкой) Это была чешская ваза. Тогда чешский хрусталь был в большой моде: всякого рода вазы, «лодки», стаканы, люстры... Озадачил Руслан свою мать. Ей и вазу ломать было жалко, и за голову сына опасалась. С большим трудом сняли вазу с головы. Кажется, глицерином ее смазали.


^ Астамур: Вот этого не помню, помню только, как потом тетя Нелли долго не пускала Руслана во двор.


Зураб: А помнишь, как мы студентами останавливали на улице девчат и мальчишек. Старались угадать их имена по выражению лиц.


^ Астамур: Тебе это лучше удавалось. Ты чаще побеждал.


Зураб: (Иронический) Уж больно умным был... Какие удивленные лица были у детей, когда мы отгадывали их имена?


^ Астамур: А еще мы хотели пришить к костюму фотографии нашего детства в черной каемочке. В знак кончины его, детства.


Пауза.


Астамур: И не сделали этого. Сейчас жалею... А Вано? Сколько ставриды мы наловили на его лодке? Наверное, тоннами. Где он теперь?


^ Зураб: В Тбилиси... (Улыбается) Открыл цех аджики.


Астамур: (Громко смеется) Вот где пригодилось... Больше, чем уверен, абхазскую аджику готовит?


^ Зураб: Нет, грузино-абхазскую, нашел какую-то объединительную формулу.


Астамур: (Смеется) Объединительную?.. А знают ли об этом в ООН?


Зураб: Не говорит, не смогли выпытать...


Астамур: Это же Вано! Кроме того, у него авторское право.


Входит Саида. Несет на подносе кофе и кусочки торта. Астамур встает, вслед за ним и Зураб.


^ Астамур: Спасибо, Саида. Так допоздна тебе не следовало оставаться. Скоро ночь.


Саида: Постойте, я и вино принесу.


Зураб: Нет, не надо вина, большое спасибо. Астамур устал, я тоже, кроме того, мы скоро... (^ Глядя на Астамура) Должны отправляться.


Астамур: Хватит и кофе. Тем более, что у нас такой экзотический торт. Ты его, наверное, в честь Зураба пекла.


^ Саида: «Поль Робсон».


Астамур: А-а, потому он такой коричневый? (Напевает мотив из какой-то песни Поля Робсона) Испеки хоть один разок белый торт «Астамур Хварцкия», и чтоб он был цвета моей седины.


Саида: (Смеется) Очень даже невкусный получится. Ладно, скоро вернусь, у меня на кухне стартовал чемпионат по шахматам.


Саида выходит. Астамур и Зураб садятся.


Зураб: Лика...


Пауза.


Астамур: (Закуривает) Куришь?


Зураб: Бросил, кажется, но... Какие у тебя сигареты?


Зураб берет со стола пачку, достает сигарету и прикуривает.


Астамур: Одна гадость, только названия разные. Не то что «Кент», который мы покупали в «Интуристе» за два рубля. Я уж не говорю о «Филипп Морисе» в пластмассовой коробке. Его мы доставали у моряков... Знал, что ты спросишь про Лику...


Зураб тоже курит.


Астамур: Лика была в том вертолете, который сбили в горах. Около семидесяти человек тогда погибло. В основном, женщины и дети. Их перевозили из Ткварчал в Гудауту. Лика через три месяца ждала первого ребенка...


Пауза.


Зураб: А твой зять, Мушни?..


Астамур: Он не полетел, остался в Ткварчале, после гибели Лики сражался... Когда на второй год после окончания войны я поехал в село деда на автобусе, то издалека увидев во дворе ореховое дерево, понял, что не могу дальше ехать. Я попросил остановить автобус и вышел. Вспомнил свою несчастную сестру... В детстве мы проводили лето у дедушки - я, Бесик и Лика... И ты там бывал...


^ Зураб: Не раз...


Астамур: Приближаясь к деревне, мы по ореховому дереву узнавали дедушкин дом, еще с далека... Лику особенно радовал его вид и...


Пауза.


Зураб: Слушаю, Астамур.


Астамур: Вернулся в Сухум, не мог дальше идти, не мог ступить за порог дедушкиного дома... Потом, всего лишь раз мне удалось там... и теперь думаю, что делать мне с тем деревом, Зураб. Может, срубить его? Срубить, что ли, то дерево?..


Пауза.


Астамур: Для Мушни война началась в Поквеше, в его селе. Убил гвардейца во дворе собственного дома... После боя он бросился на убитого и стал бить его ногами... Что вы сделали... Почему вынудили нас на такое?.. Он бил ногами покойника и кричал - что ты здесь искал, почему пришел с автоматом?!.. Бил мертвеца и кричал... Ведь ты помнишь Мушни?


^ Зураб: Помню.


Астамур: Он был художником, хорошим художником-маринистом. Больше не рисует. Никогда не сможет рисовать. Нет, никогда не прощу!.. (Спокойно, четко произносит каждое слово) Никогда не прощу эту войну грузинам, никогда! (Заглядывает Зурабу в глаза) Никогда не прощу вам, Зураб!


Пауза.


Зураб: (Тихим голосом) Мне трудно найти слова... Астамур, ты не хуже меня знаешь, что война есть война. До Абхазии она была в Тбилиси. И там близкие стреляли в друг друга. Я знаю братьев, которые стояли по разные стороны баррикад и стреляли.


Астамур: А может, ты еще скажешь, что мы слишком близкие родственники и эта война была чем-то вроде домашней ссоры, что мы как в детстве просто играли в «войнуху»?


^ Зураб: Нет, ты не так меня понял...


Астамур: Если мы действительно родственники, то почему же голос крови не смог уберечь нас от этого несчастья?


Зураб: Не то, что родство, даже братство не может остановить войну, наоборот - усугубляет. Война есть война! Но сегодня эти мои знакомые братья вновь сидят за одним домашним столом.


Астамур: (^ С иронической улыбкой) За домашним столом?.. Наш дом назывался Советским Союзом, но жители этого дома давно разошлись. А тот общий домашний стол распилили и сделали из него свои маленькие столики. Хотя из старого материала, но все же свои. В общей коммунистической родине мы были «едины», но вот скончалась это «единство». Каждый в своей пристани бросил якорь, каждый, Зураб... И Абхазия стала независимой.


^ Зураб: Но ведь задолго до Советского Союза грузины и абхазы построили общую пристань.


Астамур: Да, знаю, но мы не всегда были пассажирами одного корабля. И, вообще, не напоминай историю. Столько там фальшей и глупостей в этих толстых изданиях, что когда вспоминаю, дурно становится. В одно время я все читал, читал и абхазских и грузинских историков. Они первыми начинают войны, но не заканчивают их.


^ Зураб: Не только историки.


Астамур: Как могу верить древним источникам, когда летописец одного царя пишет, что в какой-то войне его правитель победил другого, уничтожив в бою тысячи противников. И в то же время летописец другого царя сообщает, что победа была за ними, они уничтожили врага, а остававшихся в живых угнали в плен. Смешно.


^ Зураб: Да, иной раз так и пишут, но не всегда же?


Астамур: Или вот еще - оказывается, у берегов Фазиса жили негры и обитали слоны. А в Фазисе плавали крокодилы и акулы. Эти сказки, наверно, какой-то пьяный моряк рассказал, скажем, Страбону. История всегда была политизирована. А политика - источник войны. Мы даже во вчерашних событиях не можем разобраться, не говоря уже о древних.


^ Зураб: Но все же - мы были вместе. И это вовсе не бред пьяного матроса. Ты сам знаешь.


Астамур: Я не отрицаю, что мы были вместе, но время от времени. Но даже в этой бредовой истории нигде не говорится о столь жестокой войне с абхазами. Тут применялись все виды вооружений, что и в Афганистане. С увеличением числа жертв росла ненависть и углублялась пропасть между нами.


^ Зураб: Пропасть появилась раньше.


Астамур: Но она сейчас особенно глубока, и ее ничем не заполнить. Что можно построить на крови? Ничего! Все разрушится. Вот построили на крови детей Романовых огромное государство. Рухнуло. Рухнуло потому, что основание было проклято. Тяжела пролитая кровь и нога на ней скользит... Поэтому так невозможно стало ходить друг к другу. К чему тут удивляться.


Зураб: Есть к чему. Люди считают допустимыми встречи и диалоги политиков. Понятно, но они также допускают диалоги криминалов и в то же время мешают встрече нормальных людей. Чтобы увидеться с тобой, мне пришлось преодолеть тысячи препятствии. Справедливо ли это? Вот это меня и удивляет.


Астамур: Удивляет? Именно нормальных людей и опасались во все времена, честных и совестливых. Мы ведь все в сверхполитизированном пространстве существуем. А в политике совесть - плохой попутчик. С ней не взобраться на вершину власти. Если не строишь свое счастье на чужой беде, то ты обречен. О, какой плодородной почвой оказалось чужое горе для некоторых. Таков человек. И вот результат: ты думаешь, что находишься в Сухуми? Нет, убила война тот город, утопила его в ненависти. Теперь это совсем другой город. Ему всего двенадцать лет от рождения, и называется он по-другому - Сухум. Ты понимаешь это? А вы в старый Сухуми думаете возвратиться. В несуществующее невозможно вернуться. Он скончался раньше срока. Годовщины уже отмечены.


Пауза.


Астамур: И я потерял тот город, который был частью моей души. Но теперь и я уже другой человек... Кукур-чай, Михаил Бгажба и многие другие - унесли с собой старый город, туда, где нет проблем ни независимости, ни территориальной целостности, но... Там гармония и спокойствие, наверное... Надеюсь, спокойствие. Хотя, кто знает... Не должны были начинать! Не должны были...


Зураб: В войне не может быть виновной лишь одна сторона. Так не бывает, чтобы на одной стороне были только ангелы, а на другой – только черти.


Астамур: Иногда я не совсем понимаю и окружающих, не узнаю их. Все так быстро меняется... И как ты думаешь, смогу ли я понять после стольких лет тех, кто хочет сюда вернуться. Они ведь за эти годы стали чужими для нас.


^ Зураб: О возвращении я, кажется, еще слово не говорил.


Астамур: Но желание этого я прочел в твоих глазах. Как ты смотрел на море... В одной грузинской газете вычитал - какой-то генерал рассказывает корреспонденту о том, как он до войны приезжал отдыхать в Абхазию, на море, так сказать... И когда он по-грузински обращался к продавцу, то тот его понимал, но отвечал по-русски. Это, по мнению уважаемого генерала, и была одной из причин начала войны.


^ Зураб: Да, но...


Астамур: Я и от других «уважаемых» людей слышал, что, мол, знаете грузинский, но не хотите разговаривать на нем. Одно дело понимать по-грузински – «дайте вино или сигареты», а другое уметь поддерживать беседу. Разве в каждом магазине южной Грузии будут с вами говорить по-грузински? А может и там следует обучать грузинскому танками и «градами»? Танк очень неуклюжий учитель! Оружие всегда вызывает ответный огонь, Зураб. Ты же видишь, каким беспомощным оказалось оружие, которое некогда пугало весь мир - в одной крохотной Чечне не может выиграть войну.


^ Зураб: Да, оставь этого генерала...


Астамур: Между прочим, отдыхающий генерал, большой любитель экзотики и природы, обожатель певчих птиц. И таких немало. И еще - у них есть какое-то отношение к оружию... (С иронией) Между прочим. Я и грузинской культуры боюсь уже. Драматурги и художники полководцами стали... Кому после этого доверять...


Зураб: Астамур, государство могло, государство имело же право ввести войска на свою территорию и все это оформить соответствующим образом.


Астамур: На бумажке, да?.. На той бумажке, которая давала право убивать, грабить, насиловать! И все под видом защиты железной дороги?.. Так ведь на территорию врага входят. Взяли Сухуми, будто Берлин брали, и по телевидению то и дело звучало песня «Динамо»! «Динамо»! «Динамо»! Если Абхазия принадлежала Грузии, то почему же абхазы не принадлежали ей? Почему же вы забыли про абхазов? Если вы хотели свести счеты с кем-то, как вы говорите, с сепаратистами, то в чем же провинился народ?


^ Зураб: И об этом было сказано, Астамур, и написано. Однако ты, как видно, не читаешь те газеты.


Астамур: Вот, потом извинились перед мегрелами, а перед Абхазией - нет!.. Бумаги, говоришь?.. Но ведь наши предки общались не по бумагам?


^ Зураб: Да, наши предки не общались по бумагам, и между прочем, меж собой на другом языке не говорили...


Астамур: Как? Как, батоно генерало?* И ты намекаешь?.. Карги, геткви ерт-ор ситквас картулад, маграм шен мипасухеб афхазурад?**


Зураб в знак отрицания качает головой.


Астамур: Вот в этом и дела. А в твоей конституции написано, что абхазский тоже является государственным языком. Это что, ради плаформы записали, или чтобы меня обмануть?


Зураб: Существует миф о двуглавой птице. Однажды ее головы поссорились и назло друг другу стали глотать камни. Птица погибла, поскольку желудок у нее был один...


Пауза. Нервный смех Зураба.


Астамур: Чему смеешься?


Зураб: (Продолжает смеяться) Как это чему? Что только не придет человеку на ум, да еще в самое неподходящее время?.. Однажды, в пору нашего студенчества, мой отец, благословляя нас, «Изабеллой» наполнил фужер и произнес тост: «Ребята, желаю вам достичь такого положения в жизни, чтобы меня к вам без пропуска не впускали!» И вот из-за просроченного пропуска ты чуть было не связал меня на его могиле... Слава Богу, что отец не дожил до этой войны...


^ Астамур: Ну ладно, хватит.


Пауза.


Астамур: Недавно я был в гостях. Сидели в комнате, и вдруг слышу звук летящего в нашу сторону снаряда. Был такой пронзительный писк. Я вскочил и своим телом накрыл детей. Оказалось, вскипел чайник со свистком. А я подумал, что война, бомбежка... А однажды в ВИЕМ-е взорвался газовый баллон, людей охватила паника, им померещился, что бомбит грузинский самолет. Война продолжается... Даже сейчас, в нашей беседе, а ты говоришь...


Зураб: Но ведь и на этой стороне было точно также, все подвергались бомбежке, и, уверяю тебя, с большей точностью. И совершенно также свистели снаряды.


___________

* Господин генерал? (груз.)

** Ладно, скажу тебе пару слов на грузинском, но ты ответишь мне по абхазский? (груз.)


^ Астамур: Война есть война, сам говорил.


Зураб: Но до каких пор она может продолжаться? Эта хроническая болезнь?! Должны же мы заговорить меж собой?!. Или народы должны предохраняться друг от друга, как от инфекционной болезни?


^ Астамур: Да и раньше мы не очень понимали друг друга.


Зураб: Хорошо научился захлопывать перед прошлым двери и обманывать себя... (Улыбается) Помнишь, как мы в первый раз вместе напились в «Рице»? Или тех блондинок, с которыми познакомились на пляже? У тебя даже руки дрожали, когда мы с ними в карты играли. А у меня сердце рвалось из груди. Чему тут удивляться, ведь для нас красивее них никого не было на свете... Они были как роднички...


^ Астамур: Ну, ты вспомнил тоже!


Зураб встает, берет со стола сигареты, прикуривает, ходит взад и вперед.


Астамур: (Тоже прикуривает) Мое прошлое как промелькнувший сон, в котором на каждом счастливом воспоминании поставлена точка. Там погибло все, что казалось таким прекрасным. Там ничего не может измениться, там одно лишь отчаянье кладбищ. Все кончено!


^ Зураб: Всему никогда не приходит конец. В таком случае и будущее потеряло бы смысл.


Астамур: А что может произойти в будущем хуже того, что уже случилось? Быть может, будущее неясно, но оно все же лучше прошлого. Вот «Рицу», о которой ты вспомнил, сожгли грузинские гвардейцы! Не говори что нет! Тогда вам принадлежал город, и ты был здесь. Почему же ты не смог потушить тот пожар, спасти «Рицу»?


Зураб: Пять пожарных машин и сотни людей тушили, но... Невозможно стало остановить войну. Пламя огня можно затоптать, но если она уж разгорелась...


Астамур: Так значит, нет спасенья - тебе никогда не остановить войну... Сожгли «Апсны», архив, «АБНЫ», вторую среднюю школу... Тогда же вашим был город?.. Если бы мы встали вместе, гвардия не вошла бы в Абхазию! Вот так ведь случилось в Аджарии? Удалос