Реферат: Доктор исторических наук, профессор

С.Г. Карпюк

доктор исторических наук, профессор,

ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории

Российской академии наук (Москва)


Междисциплинарные подходы к изучению истории древней Греции


Лекция 1

Биографическая составляющая в «Истории» Фукидида


Влияние перипетий жизненного пути на труд историка – обычная, можно сказать, тривиальная тема научных исследований, причем не только тех, которые посвящены изучению античной исторической традиции. Фукидид – не исключение: ученые многократно и пытались восстановить (насколько это возможно) его биографию, и стремились найти следы ее влияния в тексте «Истории» Фукидида. Впрочем, поиск этих следов был сконцентрирован на двух темах: (1) Фукидид и Перикл и (2) Фукидид и Клеон [9, с. 204–209; 6, с. 455–458; 11, с. 220–237; 7; 12]. Можно разве что добавить еще (3) личный опыт историка, пережившего эпидемию чумы [4; 10, с. 87–108]. Важность всех этих тем сомнению не подлежит: очевидно, что в молодости будущий историк испытал огромное влияние и личности, и идей Перикла [8]. Также не подлежит сомнению, что изгнание Фукидида из родного полиса, очевидно, инициированное Клеоном, наложило неизгладимый отпечаток на описание деятельности этого демагога в «Истории». Но этими темами биографический фактор в труде Фукидида не исчерпывается. В настоящей статье будет сделана попытка обратиться к другим моментам и деталям биографии великого историка, которые отразились в его труде. Это – (1) фракийское происхождение Фукидида; (2) тот факт, что стратег Фукидид потерпел неудачу под Амфиполем именно в зимнее время. Характерно, что оба этих момента специально исследователями творчества Фукидида не рассматривались.

(1) Сначала остановимся на общеизвестных фактах о происхождении Фукидида. Фукидид, сын Олора (Thuc. IV, 104, 4), из Галимунтского дема – таково полное имя знаменитого историка. Само имя его отца может свидетельствовать о его фракийском происхождении, причем происхождении из царского рода (Hdt. VI, 39). Отец Фукидида был назван в честь фракийского царя Олора. Конечно, в значительной части случаев иноземные имена афинских граждан вовсе не предполагали иноземных предков, а были, скорее, свидетельством ксенических отношений родителей. Однако в данном случае это очевидно не так: никакие ксенические отношения не могут объяснить того, что Фукидид владел во Фракии наследственным правом на аренду рудников, и, вместе с тем, пользовался определенным политическим влиянием в этом регионе (Thuc. IV, 105, 1). Кроме того, наблюдения Фукидида об экономике Фракии (Thuc. II, 97), мифах фракийцев (Thuc. II, 39) и дикости фракийцев (Thuc. VII, 29, 3), о поражении, которое потерпели греческие поселенцы от фракийцев под Драбеском (I, 100, 3) совсем не похожи на домыслы стороннего наблюдателя, поверхностно знакомого с предметом.

Посмотрим на «генеалогическое древо» великого историка. Наряду со знаменитыми афинскими политическими деятелями-аристократами (Мильтиадом Младшим, Кимоном, Фукидидом, сыном Мелесия) мы обнаруживаем фракийского царя Олора, пра-правнуком которого он и являлся, причем и по отцовской, и по материнской линиям! Этот факт можно счесть и совершенно незначащим для характеристики жизненного пути и взглядов историка, если бы не другие факты его биографии, не менее существенные. Поздний биограф Маркеллин сообщает о том, что его мать звали Гегесипилой (Marcell. Vita Thuc. 2) и что женой Фукидида была тоже фракиянка (ibid. 19). Пусть это поздняя версия, придумка биографа, чьи сведения не вызывают доверия современных исследователей. Хотя косвенные подтверждения факту «фракийского брака» историка найти можно – его дочь после смерти отца, возможно, жила во Фракии.

Каков же был источник богатства семьи Фукидида и самого историка? Очевидно, этот источник не находился в самих Афинах: после обвинительного приговора 423 г., сопровождавшегося изгнанием из родного города, и, как можно обоснованно предположить, конфискацией имущества, Фукидид никаких материальных затруднений не испытывал. В изгнании он разъезжал по Греции, отдав всё свое время написанию труда.

В вытеснении персов из Северной Эгеиды афинским флотом и силами афинян и союзников большая роль принадлежала Кимонидам (вспомним и неудачную экспедицию Мильтиада Младшего после Марафонской победы) и, прежде всего, самому Кимону, которому историк Фукидид приходился внучатым племянником. В своем труде Фукидид, сразу после успеха Кимона при Евримедонте, описывает отпадение Фасоса от Афин (в 466/5 г.) и его подчинение афинянами (в 463/2 г.) (I, 100, 1–2; 101, 3), а также неосуществленную попытку спартанцев помочь фасосцам (I, 101, 1–2).

Неудивительно, что после утраты персами контроля над Фракией Кимон смог через свое влияние и лично-династические связи установить контроль над рудниками. Не исключено, что Фукидид в какой-то мере мог выступать как «наследник» влияния Кимона, и право аренду фракийский рудников – результат этого влияния. Другая возможность – через жену историка, тоже фракиянку, о которой сообщает Маркеллин: «Женился Фукидид на фракиянке из Скаптегилы, женщине очень богатой и владевшей во Фракии приисками» (Marcell. Vita Thuc. 19).

Так что источник богатства Фукидида – право на аренду золотых рудников во Фракии, которую Фукидид, возможно, делил с фракийскими вождями. Сам историк с определенностью утверждает о принадлежавшем наследственном праве на аренду фракийских рудников (возможно, Пангейских) и вытекающем из этого политическом влиянии во фракийском регионе (IV,105).

Фукидиду не пришло в голову вкладывать речи в уста фракийский вождей, он был хорошо осведомлен (как и Ксенофонт) о дикости нравов фракийцев. Этим, возможно, объясняется особо эмоциональное описание резни, которую устроили фракийские наемники в греческом городе Микалессе (VII, 30). Однако породниться с фракийской знатью зазорным Фукидид не считал. Как, впрочем, и афинский демос, который предоставил сыну фракийского царя Ситалка почетное афинское гражданство.

(2) Обратимся теперь к тем сложным чувствам, которые историк питал к зиме (подробнее: [1. С. 14–22]). Слово kheimon («зима») – одно из наиболее часто встречающихся в труде Фукидида, который делил год на лето (theros) и зиму (kheimon), считая подобное деление важным усовершенствованием традиционной хронологии и своим личным вкладом в развитие исторической мысли (V, 20, 2–3). В «Истории» Фукидида не содержится четкого определения лета или зимы; нет там и развернутой критики традиционной системы хронологии по годам [5, c. 1]. Однако, если присмотреться повнимательнее, фукидидовская kheimon обозначает скорее не время года, а период военных действий, зимнюю кампанию, в противоположность летней. Собственно говоря, kheimon – это период неблагоприятных погодных условий с частыми дождями и более редкими снегопадами, характерный для средиземноморского климата с ноября по февраль, «низкий сезон» военных действий. Оно зафиксировано в так называемом «втором вступлении»: «Вернее исследовать события по периодам времени, не отдавая предпочтения перечислению имен лиц должностных или иных, облеченных теми или иными почетными должностями в каждом государстве, по которым обозначаются прошлые события. Такое исчисление неточно, так как то или иное событие имело место в начале, середине или в какой-нибудь другой срок службы такого лица. Напротив, ведя счет по летним и зимним кампаниям (kata there de kai kheimonas arithmon), как это сделано у меня, и считая каждую из этих кампаний за половину года, можно насчитать десять летних и столько же зимних кампаний (deka men there, isous de kheimonas) в этой первой войне» (V, 20, 2–3)(использован русский перевод [2], с некоторыми изменениями).

Несмотря на провозглашаемую точность усовершенствованной историком хронологии, в действительности она не слишком точна. Из приведенного выше «теоретического» пассажа следует, что зима составляет половину года (шесть месяцев), в других местах она представляется как треть года (четыре месяца): так, афинский полководец Никий жаловался, что экспедиционный корпус в Сицилии на четыре зимних месяца будет отрезан от Афин (VI, 21, 2). Соответственно и весна (ear), и осень (phthinoporon) для Фукидида – часть лета, точнее, летней кампании (theros) [5, c. 6]. Граница между двумя «основными» временами года достаточно была условна и часто сдвигалась историком, исходя из стилистических либо композиционных соображений.

При этом, несмотря на частое упоминание зимы, описание самих зимних холодов – крайне редкое явление в «Истории» Фукидида. В этой связи можно разве что упомянуть косвенное упоминание о трудностях афинян при осаде Потидеи (II, 70, 1–2), зимнее отступление фракийского вождя Ситалка из Халкидики (II, 101, 5–6), прорыв пелопоннесской блокады платейским отрядом зимой (III, 22, 1 sqq.), успешный зимний марш-бросок Брасида на Амфиполь (IV, 101, 1 sqq.) и, в какой-то мере, описание грозы во время зимнего сражения в Сицилии (VI, 70, 1). Знаменательно, что историк, несмотря на явную приверженность гомеровской лексике, ни разу не употребил слова khion («снег»), и только дважды – глагол hyponeiphein («[немного] снежить, идти [о снеге]») [3, s.v.].

Можно с полной уверенностью утверждать, что Фукидид, сын Олора, у которого были немалые связи во Фракии, который обладал правом разработки золотых рудников на Фасосе и долгое время жил на греческом севере («в зимней стране»), неоднократно сталкивался с зимними холодами и морозами. И нельзя сказать, что они были совершенно несущественных фактором при ведении военных действий. Уж, во всяком случае, афинские демократы под водительством Фрасибула должны были благодарить судьбу или Зевса за тот восхитительный снегопад зимой 404/3 г., который не позволил ополчению «тридцати правителей» отбить захваченную Фрасибулом Филу (Xen. Hell. II, 4, 3). В чем же тогда причина почти полного умолчания о холодах и морозах в труде Фукидида?

Нужно обратиться к анализу фукидидовского описания стремительного наступления Брасида на Амфиполь, который привел к сдаче города спартанцам зимой восьмого года войны (424/3 г.). Это событие резко повлияло как на политическую карьеру, так и на всю биографию Фукидида.

Итак, двигаясь от Халкидики к Амфиполю, Брасид «…после обеда продолжал путь ночью. Была зима, и шел снег; ввиду этого Брасид и продвигался быстрее (kheimon de en kai hypeneiphen he kai mallon hormese…)» (Thuc. IV, 103, 1–2). Сам Фукидид сразу после этого смог поспешно (kata takhos) передислоцировать свою эскадру с острова Фасос в Эйон при отсутствии какой-либо бури на море (IV, 104, 5).

Соответственно в пятом параграфе той же главы, вопреки мнению большинства переводчиков, речь идет о зиме, а не о буре: «…Ему [Брасиду. – С.К.] способствовала и измена, и зимняя пора (hama de kai kheimonos ontos), и неожиданность штурма» (IV, 103, 5). Фукидид не ожидал столь быстрого зимнего броска Брасида на Амфиполь. Хотя именно от Брасида афинский стратег мог бы ожидать подобного пренебрежения «правилами игры». За пять лет до рассматриваемых событий в начале зимы третьего года войны (429/8 г.) Брасид в числе других пелопоннесских военачальников планировал нападение на Пирей; и, хотя оно не достигло цели, спартанцам удалось опустошить остров Саламин (Thuc. II, 93–94).

Возможно, афинский стратег Фукидид хорошо запомнил зимнюю неудачу Ситалка, но не зимнюю попытку Брасида. Потому-то он и оставался на Фасосе, в непозволительном отдалении от театра военных действий; активные военные действия зимой, под снегом, в «суровой стране» Халкидике (II, 70, 2) представлялись ему маловероятными.

Афинский историк Фукидид стремился, если не оправдать, то объяснить оплошность стратега. Введение «зимней кампании» как хронологической единицы было как раз к месту: стратег действовал правильно, согласно традиции, а Брасид нарушил ее, отступив от обычного порядка ведения войны. Как отступили от него и оказавшиеся в безвыходном положении платейцы, прорвавшие пелопоннескую блокаду города именно зимой, под снегом и по тонкому льду, когда холодная вода во рву доходила им до горла (III, 22–23). При этом не стоит подозревать Фукидида в необъективности, в злонамеренной «подгонке» описания событий под некую абстрактную схему: в своем повествовании он неоднократно упоминал военные действия именно в зимний период.

Фукидидовское деление года на зимнюю и летнюю кампании было достаточно искусственным, и не прижилось в древнегреческой историографии. Показательно, с какой легкостью избавляется от этого деления продолжатель Фукидида Ксенофонт в своей «Греческой истории». Вначале ученик еще как-то пытался следовать мэтру: «На другой год афиняне окружили стеной Форик…» (Xen. Hell. I, 2, 1); «и вот пришла зима (kai kheimon epeei)», в течение которой сиракузские военнопленные бежали из заточения (I, 2, 14). Лексические различия между Фукидидом и Ксенофонтом очевидны: понятие «летней кампании» Ксенофонт не использует изначально, заменяя «лето» «годом», да и зима в дальнейшем быстро исчезает из датировочных характеристик.

Из всего вышесказанного напрашивается вывод о том, что биографический фактор играл большее значение в труде Фукидида, чем обычно предполагают исследователи, сконцентрировавшиеся по большей части на изучении враждебного отношения основателя научной историографии к демагогу Клеону. Объективность Фукидида, как и объективность любого другого историка, не могла быть абсолютной. Однако Фукидид сумел сделать так, что его собственные личные побуждения и пристрастия не превалировали в описании событий. Но от их проявлений он избавиться, как и любой другой представитель античной историографии, да и любой другой историк вообще, он избавиться не смог (или не хотел?).

Субъективный импульс Фукидид использовал для написания первого научного (по большому счету, и в современном понимании) исторического труда, и тем подал пример многим поколениям историков. «Великая война», современником которой он стал, стала несчастьем для всей Греции, но побудила историка собирать факты; крах военно-политической карьеры привел его к мысли написать исторический труд; неготовность стратега-Фукидида воевать зимой, под снегом, привела к отходу от анналистической схемы описания событий и выделения летних и зимних кампаний. Т.е. субъективизм Фукидида парадоксальным образом стал фундаментом его объективности.


1. Карпюк С.Г. Зима и зимние кампании в «Истории» Фукидида // Вестник древней истории. 2006. № 3. С. 14–22.

2. Фукидид. История / Пер. Ф.Г. Мищенко и С.А. Жебелева под ред. Э.Д. Фролова. СПб., 1999.

3. Bétant E.A. Lexicon Thucydideum. Vol. 1–2. Hildesheim, 1961.

4. Connor W.R. The New Politicians of Fifth-century Athens. Princeton, 1971.

4. Craik E.M. Thucydides on the Plague: Psychology of Flux and Fixation // Classical Quarterly. 2001. 51.1. P. 102–108.

5. Gomme A.W. A Historical Commentary on Thucydudes. Vol. II. Oxford, 1956.

6. Gribble D. Individuals in Thucydides // Brill’s Companion to Thucydides / Ed. A. Rengakos, A. Tsakmakis. Leiden–Boston, 2006. P. 439–468.

7. Nikolai W. Thukydides und die perikleishe Machtpolitik // Hermes. 1996. Bd 124. S. 246–281.

8. Podlecki A.J. Perikles and His Circle. London, 1998.

9. Raaflaub K. Thucydides on Democracy and Oligarchy // Brill’s Companion to Thucydides / Ed. A. Rengakos, A. Tsakmakis. Leiden–Boston, 2006. P. 189–222. 204–209 – о Перикле и Клеоне

10. Thomas R. Thucydides’ Intellectual Milieu and the Plague // Brill’s Companion to Thucydides / Ed. A. Rengakos, A. Tsakmakis. Leiden–Boston, 2006. P. 87–108.

11. Vogt J. The Portrait of Pericles in Thucydides // Thucydides (Oxford Readings in Classical Studies) / Ed. J.S. Rusten. Oxford – New York, 2009. P. 220–237.

12. Westlake H.D. Individuals in Thucydides. Cambridge, 1968.


Лекция 2

«Демократически мотивированные» собственные имена

в демократических Афинах


В плутарховой биографии Демосфена есть замечательное описание поведения македонского царя Филиппа после разгрома греков при Херонее в 338 г. до н.э.: «После победы Филипп, вне себя от радости и гордыни, буйно пьянствовал прямо среди трупов и распевал первые слова Демосфенова законопроекта, деля их на стопы и отбивая ногою такт:

Демосфен, сын Демосфена, пэаниец, предложил афинянам…

Однако протрезвев и осмыслив всю великую опасность завершившейся борьбы, он ужаснулся пред искусством и силою оратора, который вынудил его в какую-то краткую долю дня поставить под угрозу не только свое владычество, но и самоё жизнь» (Plut. Dem. 20. 3, пер. С.П. Маркиша, с изменениями).

Мне представляется, что стоит привлечь внимание к данным исторической ономастики (антропонимики), чтобы выявить значение и роль демократической идеологии в обществе классических Афин.

Являлись ли одной из частей этого дискурса «демократические» (т.е. идеологически/политически мотивированные) собственные имена? Для этого сделаем экскурс в историю изучения собственных имен, которые являются источником для двух смежных, хотя и различных вспомогательных дисциплин – просопографии и ономастики. Напомню, что если ономастика (антропонимика) изучает собственные имена сами по себе, то для просопографии важны личности носителей этих имен. Собственные имена жителей классических Афин обычно анализировались в качестве источника по просопографии и – реже – по социальной истории. В данном исследовании нас прежде всего интересует именно ономастика, хотя некоторые экскурсы в просопографию также вполне возможны. Моя цель – отобрать исключительно «идеологически окрашенные» имена и использовать их как своеобразный «маркер» идеологических изменений. Зададимся вопросом: действительно ли имянаречение в классических Афинах в эпоху, которая последовала за «революцией Клисфена», могло быть политически мотивированным?

Известно, что ономастикон, т.е. круг собственных имен, употребляемых каким-либо народом, отличается значительной устойчивостью и традиционностью, причем ономастиконы различных эпох отличаются друг от друга различной социальной оценкой определенных типов имен. (В СССР в 1930 г., в самый разгар «движения за новые имена», «новые» (не христианские) имена получали 11–12% младенцев в городах (в Костроме – 23%), 1– 2% в сельской местности). «Моды на имена объясняются сложным воздействием языковых и внеязыковых факторов, влияющих на выбор имени». Известно также, что в периоды революционных перемен в обществе антропонимы могут быть мотивированы резкими изменениями в социально-политической жизни общества.

Я отдаю себе отчет в том, что для большинства исторических периодов собственные имена не могут использоваться как источник по идеологии. Только периоды революционных изменений в сфере общественного сознания, когда принятая в обществе система ценностей оказывает влияние на семейную сферу, дают возможность для исторических исследований в этой области. В качестве примера можно привести переход от языческих к христианским именам в поздней античности. Эпохи революционных перемен дают нам другие образцы. Для периодов после Французской революции XVIII в. и Русской революции ХХ в. было характерно «революционное имянаречение». Привела ли «революция Клисфена», т.е. демократические преобразования в Афинах, к подобным же результатам? Можно ли говорить о высокой степени идеологического давления общества на семью в этот исторический период?

Совершенно очевидно, что практика имянаречения в древнегреческом (как и в подавляющем большинстве других) обществ традиционна и относилась исключительно (или почти исключительно) к сфере компетенции семьи. О том, как давалось имя ребенку в классических Афинах, можно узнать из реплики Стрепсиада из аристофановой комедии «Облака»:

Позднее сын вот этот родился у нас,

Ох, у меня и у любезной женушки.

Тут начались раздоры из-за имени.

Жене хотелось конно-ипподромное

Придумать имя: Каллиппид, Харипп, Ксантипп.

Я ж Фидонидом звать хотел, в честь дедушки.

Так спорили мы долго; согласясь потом,

Совместно Фидиппидом сына назвали

(сткк. 60–67, пер. А. Пиотровского).

Имя Фидиппид можно перевести как «Щадиконев» (от глагола feivdomai – быть бережливым, щадить). Конечно, автор здесь имел в виду комический эффект (бережливость плохо сочетается с аристократизмом), и целью комедиографа было довести обыденное до степени комичности. Однако сам процесс имянаречения вполне реалистичен. Все три главных компонента имянаречения здесь присутствуют. Во-первых, традиция требовала называть в честь предков, а в данном случае мальчика-первенца в честь деда по отцовской линии. Во-вторых, имя могло иметь социальную (политическую, культурную и т.п. коннотацию). Для Стрепсиада имена с корнем hipp- явно коннотировали с аристократическим образом жизни (к тому же жена Стрепсиада была аристократкой). Не следует забывать, что одного из своих собственных сыновей Аристофан назвал Филиппом. В-третьих, в результате дискуссии супруги выбрали составное имя – наиболее распространенный тип древнегреческого имени.

Знаменитый оратор Демосфен дополняет наши сведения об имянаречении. Его речи относятся к середине IV в.; они отражают основные принципы имянаречения, принятые в афинском гражданском коллективе. В речи «Против Макартата о наследстве Гагния» подтверждает, что детей предпочитали называть по именам родственников, причем старший сын обычно получал имя деда по отцовской линии. В результате имена часто повторялись, и у каждой семьи формировался достаточно узкий круг употребимых имен.

В другой речи («Против Беота по поводу имени»), согласно свидетельству Демосфена, отец имел право не только дать имя своему ребенку, но и впоследствии – в силу каких-либо причин – изменять это имя. Намерение оскорбить либо обидеть при имянаречении было законным основанием для изменения имени. Таким образом, на выбор (или изменение) имени ребенка могли в принципе повлиять политические либо идеологические предпочтения родителей (и прежде всего отца), хотя семейные традиции играли в данной процедуре весьма важную роль.

Какие же имена предпочитали древние греки? Древнегреческое собственное имя состояло из двух основных частей: имени (onoma) и отчества, патронима (patronumon). Кроме этого могло добавляться название полиса, а в Афинах после реформ Клисфена – дема. Речь в моем исследовании пойдет об имени, которое давалось при рождении и в которое могли вкладывать политическую (идеологическую) мотивацию.

Я не буду касаться вопроса о происхождении греческих имен, о переходе от микенских к собственно древнегреческим именам и т.п. Namenforschung – это вполне солидная и фундаментальная область знаний; можно назвать имена Фр. Бехтеля, П.М. Фрэзера, Э. Мэтьюз, О. Масона и многих других ученых, которые внесли большой вклад в изучение собственных имен.

Греки, подобно многим другим индоевропейским народам, предпочитали составные имена. Конечно, встречались и теофорные имена (такие, как Деметрий, Дионисий), и имена, происходившие от кличек (к примеру, Платон – «широкий, широкоплечий»), однако большинство древнегреческих имен состояло из двух корней с очевидно положительными значениями – такими, как arkh – начало, господство, власть, demos – народ, kleos – молва, слава, sthenos – сила, мощь, войско, stratos – войско, флот, filos – любимый, друг, khairon – радость (от khairo – радоваться, быть счастливым) и многих других. Использовался тот же принцип, что в древнеиндийских (санскритских), а также в старославянских и древнерусских именах (Святослав, Богумил, Владимир и т. п.). При этом греческие имена обычно не поддаются прямому переводу: положительные значения корней связывались часто по принципу ассоциации. Мне могут возразить, что комедиографы, в частности Аристофан, вообще вводили в свои пьесы тех или иных персонажей (часто реальных людей) только исходя из их имени; например, Колбасник в аристофановских «Всадниках» дает очень любопытную трактовку имени Агоракрит, объясняя его как «тот, кто привык судить на агоре» (сткк. 1257–1258). Однако такие примеры как раз и свидетельствуют о необычности подобного «перевода» имени, поскольку именно за счет этого и достигался комический эффект.

Известно, что аристократические семьи в древней Греции часто использовали имена с корнями arist-, hipp- и kall-, чтобы подчеркнуть благородство своего происхождения. Именно в аристократических семьях идеология стала влиять на выбор имени; формируются комплексы имен, характерные для той или иной семьи. Впрочем, как известно, аристократическая мода и стиль жизни спустя некоторое время охотно воспринимались и другими слоями населения, так что использование подобных имен само по себе не может свидетельствовать о статусе того или иного человека.

В Аттике сравнительно рано проявляется тенденция «политически значимого» имянаречения. Иначе трудно объяснить появление имени Исагор (от глагола isagoreuo – «равноправно говорить публично»), которое ассоциировалось с политическим равноправием (правда непонятно, для какой части граждан) уже в первой половине VI в. до н.э.

Плутарх в биографиях Фемистокла и Кимона сообщает о «значимых» именах детей афинских политических деятелей начала V в. до н.э. Прежде всего это географические имена. То, что Кимон назвал своих сыновей Лакедемонием и Элейцем, можно еще хоть как-то объяснить происхождением их матери из Аркадии (Plut. Cim. 16. 1; сравни Фессала – сына Писистрата), но то, что Фемистокл своих дочерей от Архиппы, дочери Лисандра из Алопеки, назвал Италией, Сибаридой и Асией (Plut. Them. 32. 1), может быть объяснено исключительно его геополитическими взглядами и особенностями его биографии. Таким образом, процесс имянаречения в некоторых случаях должен был продемонстрировать политические взгляды отца. Этот обычай восходит к гомеровскому времени.

Я подверг анализу употребление имен с корнем dem- в классических Афинах. Почему? Во-первых, они не уникальны и были достаточно широко распространены (согласно последней просопографии, имена с корнем dem- составляли 2–3% афинских собственных имен в течение всей античности). Имена с корнем dem-/dam- являются одними из самых распространенных в самых разных греческих полисах: например, только в Аркадии зарегистрировано 39 типов составных имен, которые начинаются на dem-. В некоторых греческих полисах, насколько мне известно, можно проследить подобную тенденцию (имена с корнем dem- были широко распространены в Этолийском союзе в эпоху его расцвета и меньше распространены в Беотии, в некоторых сицилийских полисах и т.п.). На Хиосе, например, встречается очень мало имен с корнем dem- (около 1%), хотя начиная с архаического периода существовала стойкая традиция называния новорожденных в элитарной среде именами с корнем dem-. В связи с этим важность представляет как количественный аспект исследования, так и качественный анализ конкретных случаев появления самих имен.

Во-вторых, само понятие demos являлось политически знаковым и могло соотносится (и соотносилось в реальности!) с политическими пристрастиями афинских граждан. В других греческих полисах подобные при­меры были. Имя единственного известного нам хиосского демагога – Демос – определенно свидетельствует о политической окрашенности имен с корнем dem- (Plut. Mor. 813A; Ael. Var. hist. XIV. 25).

Следует сразу же оговориться, что имена с корнем dem-/dam- появились и в Афинах, и в Греции вообще задолго до классической эпохи: они засвидетельствованы и среди мифологических – Демодика (Demodike), Демофонт (Demophon), сын Тесея, Дамократейя (Damokrateia), дочь Зевса и Эгины, и среди гомеровских имен – Демодок (Demodokos), Демоптолем (Demoptolemos), Демолеонт (Demoleon). Имя Аристодем было достаточно популярным в архаическую эпоху, да и вообще dem- тогда обозначало скорее «общность», а не обязательно «народ, демос».

Наша цель – проследить, не стали ли в Афинах классической эпохи имена с корнем dem- неким противовесом традиционному аристократическому имянаречению, и показать их возможную связь с распространением демократических идей в афинском обществе1. Можно предложить три уровня изучения собственных имен: анализ статистики употребления собственных имен; изучение конкретных случаев политически/идеологически мотивированного имянаречения; анализ закрытых (конечных) ономастических комплексов, т.е. изучение списков имен, сохранившихся в надписях, либо хронологически ограниченных совокупностей имен (по моему мнению, метод наиболее перспективный).

Изучать статистику имен стало возможным в последние годы как в связи с появлением компьютерных баз данных, и прежде всего Thesaurus linguae Graecae (TLG), так и благодаря публикации издаваемого под эгидой Британской Академии «Словаря греческих собственных имен» (LGPN) П.М. Фрэзера и Э. Мэтьюз (второй том по Аттике подготовил Робин Осборн)2, который является самым полным на сегодняшний день каталогом древнегреческих собственных имен.

У статистического анализа есть заметный недостаток: за минимальную единицу отсчета приходится брать достаточно длительный период (например век). Результаты показывают, что в течение V–IV вв. до н.э. в Афинах происходит возрастание числа имен с корнем dem- (исследование велось по нескольким именам). Имя Демократ (Demokrates) широко распространяется в Афинах начиная с IV в. до н.э. В «Словаре древнегреческих собственных имен» перечисляются 79 упоминаний этого имени и 2 упоминания близкого ему имени Demokratides. Невозможно определить датировку 3 упоминаний, остальные 78 распределяются следующим образом: к V в. до н.э. относится 5 упоминаний (6,41%), к IV в. до н.э. – 30 (38,46%), к III–I вв. до н.э. – 36 упоминаний (46,15%), к I–III вв. н.э. – 7 упоминаний (8,98%). Именно с IV в. до н.э. в Аттике распространяется женское имя Демократия (Demokrateia)3, которое явно отражает стремление афинских граждан продемонстрировать свои политико-идеологические предпочтения в именах своих детей.

Впрочем, похожая тенденция отмечается для имен с корнем arist-. Мужское имя Аристократ (Aristokrates) встречается в Афинах и Аттике 116 раз (в основном в надписях), из которых 6 – с неопределенной датой: на V в. до н.э. приходится 10 упоминаний (9,09%), на IV в.до н.э. – 42 (38,18%), на III–I вв. до н.э. – 51 (46,36%), на I–III вв. н.э. – 7 (6,37%). Распространяется также женское имя Аристократия (Aristokrateia). Да и «идеологически нейтральные» имена (например Диагор) свидетельствуют об увеличении упоминания данного имени именно в IV в. до н.э. Таким образом, статистический анализ дает слишком общие и достаточно тривиальные выводы, хотя, конечно, факт увеличения количества имен с корнем dem- показателен сам по себе. Заметно большие перспективы имеют исследование практики имянаречения в отдельных семьях, а также анализ эпиграфических источников, характеризующих отдельные слои афинского населения.
Перейдем теперь к собственно просопографическому материалу. Выше уже говорилось о том, что Фемистокл и Кимон давали детям «значимые» имена. Появляются и имена с корнем dem-. В 460 г. либо несколько ранее родился Дамострат из Мелиты (Damostratos Meliteus, РА 3126), предки которого принадлежали к разряду пентакосиомедимнов (хотя, возможно, к V в. они уже обеднели). Впрочем, дорийская огласовка корня dam- в Афинах, как уже было отмечено выше, могла иметь скорее аристократический «привкус». Известный афинский стратег Демосфен (Demosthenes Alkisthenes Aphidnaios, PA 3585), родившийся в 457 г. до н.э., принадлежал к аристократической семье, связанной родством с Фукидидом. Одна часть его соcтавного имени была одинаковой с именем его отца, другая же, с корнем dem-, ясно демонстрировала новые предпочтения в имянаречении. Таким образом, в имянаречении поддерживался баланс между традицией и инновацией.
Впрочем, если появление этих имен можно трактовать по-разному, то мотивация некоторых других – вполне очевидна. И здесь мы обращаемся к творчеству Платона, большого ненавистника демократических порядков. Героем платоновского диалога «Лисид» является юноша из очень древнего и богатого рода, его предки как истые аристократы держали конюшни и прославились победами (в состязаниях колесниц и верхом) на Пифийских, Истмийских и Немейских играх; они гордились тем, что в незапамятные имена принимали у себя Геракла (Plat. Lys. 205е). При этом имя отца Лисида, собеседника Сократа, – Демократ из дема Эксоны (PA 3512), который в 30-е годы V в. был известен как любовник Алкивиада (Plut. Alc. 3). Этот самый Демократ соответственно родился несколько ранее 450 г. до н.э., и это первый случай употребления данного имени в Афинах.

В литургическом списке начала IV в. (около 380 г.) (IG II2. 1929, стк. 9) упоминается Демократ, сын Демократа (РА 3516), – возможно, сын предыдущего Демократа. Во всяком случае, можно уже говорить о традиции демократического имянаречения (возможно, что это другой Демократ, но тогда это еще один аргумент в пользу распространения «демократических» имен уже в середине V в. до н.э.).

Еще более показательны имя и происхождение гражданского брата Платона. Знаменитый философ Платон, сын Аристона (Ariston), принадлежал к древнему роду, членами которого были Солон и Критий (РА 8792, Х). После смерти Аристона мать Платона Периктиона вторично вышла замуж за своего дальнего родича Пирилампа (Plat. Charm. 158a; Plut. De gen. Socr. 518d). Пириламп был достаточно известной фигурой. Он принимал участие в мирных переговорах с Персией (Plat. Charm. 158a; возможно, он был спутником знаменитого Каллия во время заключения мирного договора 449 г.). Из Персии он привез павлинов, которых успешно разводил и о которых говорили в Афинах (Antiph. F 57 Blass). Плутарх, впрочем, рассматривал его как «друга» (hetairos) Перикла в 430-е годы (Plut. Per. 13. 15). Возможно, что карьера Пирилампа не развивалась столь гладко: сохранилось свидетельство анонимной биографии Фукидида, что Пириламп успешно защищал лидера аристократической группировки Фукидида, сына Мелесия, на судилище Ареопага от обвинений со стороны Перикла (Anon. Vita Thuc. 6 Westermann).

Свидетельство поздней биографии Фукидида, конечно же, достаточно сомнительно; несомненно то, что Пириламп неоднократно ездил в Азию в составе афинских посольств (Plat. Charm. 158a) и, очевидно, очень опасался потерять свое высокое положение. Опасался настолько, что посылал павлинов в подарок близким Периклу женщинам (Plut. Per. 13. 15) и назвал Демосом своего сына от первого брака, который родился около 440 г. (PA 3573; Plat. Gorg. 481d, 513b; Aristoph. Vesp. 98; Lys. 19. 25). Это проявление политической корректности, если не лояльности, не было напрасным: Пириламп продолжал свои карьеру и смог передать свое «теплое место» Демосу, который, как известно, продолжал разводить павлинов и получил, очевидно, во время дипломатической миссии, золотую чашу в подарок от персидского царя (Lys. XIX. 25; Aristoph. Acharn. 61–63). Демос был еще молод (kalos) в 423 г. (Aristoph. Vesp. 98; его также упоминает и Евполид F 213). И, конечно же, Платон не мог не упомянуть в своих сочинениях своего родственника (Gorg. 481d sqq., 513a–c). Калликл (вполне аристократическое имя!), по словам Сократа, был влюблен как в юношу Демоса, так и в сам афинский демос. Сократ иронически смешивает два вида любви и сравнивает их со своей собственной любовью к Алкивиаду, с одной стороны, и к философии – с другой (Gorg. 481d, 482a–c). В 390 г. в качестве триерарха Демос принял участие в неудачной экспедиции на остров Кипр и, возможно, там погиб (Xen. Hell. IV. 8. 24; Lys. XIX. 25).

Итак, Демос, чье имя явно несет следы политической мотивации, был сводным братом Платона. Впрочем, как первоначально был назван сам знаменитый философ, не совсем ясно. Платон (Platon) – это прозвище, означающее «широкий, широкоплечий». В биографической традиции мы находим упоминания о том, что его настоящим именем было Аристокл (Aristokles), а Платон – лишь прозвищем, которое закрепилось в качестве основного имени (Diog. Laert. III. 4). И действительно, было бы вполне естественным, если бы Платон был назван в честь деда по отцовской линии, тем более что в таком случае в его имени сохранялся типичный для этого рода корень arist-. И то, что мы знаем знаменитого философа под именем Платон, отражает очевидную тенденцию в аристократической среде Афин – по возможности избегать «знаковых» аристократических имен. Годом рождения Платона был 428/7 г. до н.э. – не самое лучшее время даже для интегрированной в политическую жизнь аристократии демократических Афин. Именно на начальный период Пелопоннесской войны падает успешное появление «новых политиков» – демагогов, отодвинувших политиков аристократического происхождения на второй план. Примерно в то же время бы Острака Другим важным (и хронологически очерченным) источником имен афинских граждан являются острака, датировка которых ограничивается V в. до н.э., за вычетом первого и последнего десятилетия. Впрочем, многие из обозначенных на острака лиц получили свои имена еще до клисфеновских реформ. Наиболее полный на настоящий момент список лиц, подвергнутых остракизму, кандидатов на изгнание и их отцов содержится в работе Ш. Бренне и содержит всего 272 имени 10853а/10973 Таким образом, из всего массива лиц, затронутых остракизмом, только двое из них (0,74%) носили имя с корнем dem-. Для сопоставления можно отметить,