Реферат: Православное философское мировоззрение 60-70 гг. XIX в в контексте критики социалистической идеологии


Часть IV. ДУХОВНО-АКАДЕМИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ В РОССИИ:

ОСНОВНЫЕ ИМЕНА И ТЕМЫ




С.В. Пишун,

г. Владивосток

Православное философское мировоззрение 60-70 гг. XIX в.

в контексте критики социалистической идеологии


Наряду с выработкой собственной этической концепции представители духовно-академического теизма XIX в. стремились выработать воззрение на те социальные процессы и социально-философские доктрины, которые проникали в российское образованное общество. Существенное значение в данном случае имела реакция православных авторов на идеи социализма, в разных вариантах воспринимавшихся политически активной частью общества. Вместе с тем, собственный взгляд на социалистическую идеологию православные авторы вырабатывали крайне медленно, по существу, до революции 1905-1907 гг. процесс теоретического обоснования критики социалистических идей так и не был завершён.

Одновременно духовно-академическая наука должна была выработать и собственный положительный социальный идеал. Как писал молодой православный исследователь И.Л. Рей, «если христианство признало за каждым человеком личность, для этого прежде всего имеющей право на земное благополучие, то борьба с бедностью и угнетением во всех его видах есть прежде всего долг церкви… Церковь в христианском государстве не замыкается в кругу своих внутренних, неземных интересов; между небом и землёй она не проводит грани непроходимой» [1].

С начала 1860-х гг. появляются нравственно-практические труды православных авторов, имеющие близкое соприкосновение с общественной жизнью. В частности, можно отметить работы И.А. Кораблёва [2] и А.Н. Суходаева [3]. Но о социализме в этих работах или совсем ничего не пишется, или этот вопрос затрагивается весьма поверхностно.

Несколько более «отзывчив» в отношении социальной проблематики профессор Казанской духовной академии архим. Феодор (А.М.Бухарев). В 1860 г. был опубликован его труд «О современности в отношении к православию», где автор доказывал, что христианство должно быть положено в основу культурно-социальной жизни, что «Господь в то самое время, когда и всё житейское и гражданское предоставляет государству, в то же самое время даёт свою истину в начало для области дел житейских и гражданских, потому, что без этого гражданству нет спасения, разумея под сим благо не только вечное, но и потребное для здешней жизни» [4]. Автор с большой осторожностью говорит о потребностях современной жизни даже в тех трёх-четырёх главах (речь идёт о главах II, VII, XI, XIV), которые специально посвящены этому вопросу. Но о социализме и архим. Феодор (Бухарев) ничего не пишет в своих работах.

Только в 1865 г. (уже сложив с себя монашеский сан) А.М.Бухарев стал прямо писать о социализме. В частности, в сборнике «О современных духовных потребностях мысли и жизни особенно русской» (М., 1866) Бухарев публикует ряд статей, направленных против Н.Г. Чернышевского. В частности, он полемизирует с одной из статей журнала «Современник» [5; С. 454], и позиционирует себя в качестве решительного противника «фурьеристских мечтаний» [5; С. 412]. Но данная полемика не помешала А.М. Бухареву выражать сочувствие экономическим стремлениям «Современника», он вполне согласен с Н.Г. Чернышевским в том, что современная экономическая жизнь должна быть перестроена на новых началах, чтобы отношения между работодателями и рабочими были устроены максимально в духе социального партнёрства, «через распределение заработка» [5; С. 481]. А.М. Бухарев являлся горячим поборником одной из главных идей «Современника» о том, что экономическое развитие должно быть одним из первых условий духовного роста народа.

В общих чертах социалистическая идеология встречает у А.М. Бухарева не только личное сочувствие, он также стремится примирить её с основными положениями Евангелия [5; С. 484-497]. Тем самым, в лице А.М. Бухарева мы имеем дело с первым предшественником идей христианского социализма. Но его теоретические изыскания были встречены крайне враждебно большинством православных философствующих публицистов. В то время говорить о возможном примирении между христианством и социализмом, по существу, было запрещено. Можно было только осуждать социализм.

В православном религиозно-философском журнале «Странник» за 1867 г. появилась небольшая по объёму статья священника А. Матвеевского [6]. Больше половины этой работы было посвящено историческому очерку социализма, начиная с коммунистических идей Платона. Вместе с тем, имя Маркса в работе не упоминается. Тем не менее, когда автор говорит о новейшем немецком социализме, то он, очевидно, имеет в виду как раз только зарождавшийся тогда в Европе марксистский научный социализм.

В целом, в 60-х гг. XIX века в силу установившихся тогда традиций духовные вожди православия видели истинную задачу христианства в развитии индивидуального нравственного чувства. Социальный аспект евангельского учения тогда освещался очень слабо. На этот счёт были и соответствующие официальные документы. В частности, второй пункт «Временных правил для печати» от 12 мая 1862 г. гласил: «Не допускать к печати сочинений и статей, излагающих вредные учения социализма и коммунизма, клонящиеся к потрясению или ниспровержению существующего порядка и к водворению анархии» [7; С. 345]. Запрет был повторён в третьем пункте «Временных правил» [7; С. 346]. Запрет что-либо писать о социализме был повторён в крайне консервативном уставе «Закона о печати», принятом во время правления Александра III-го в 1886 г.

Такое замалчивание упоминания о социализме, игнорирование самой темы имело негативные последствия для консервативной идеологии, т.к. фактически лишало пропагандистов идей социализма в печати серьёзных оппонентов. В этом смысле представители православной церкви в определённом смысле были сами повинны в необыкновенно сильном развитии идей социализма среди русской интеллигенции.

В 1870 г. в «Страннике» были помещены статьи православных исследователей А.Н. Надеждина «Христианство и т.н. социализм» (в первой книге журнала) и А.С. Родосского «Коммунизм и христианская любовь» (во второй книге журнала). В этих достаточно робких статьях авторы лишь только устанавливают различия между христианством и социализмом. В статьях доказывается, что христианство отличается от социализма так, как область непосредственного чувства, веления сердца отличается от требований рассудка и от правового самоутверждения человека. Следует сразу же указать, что такие параллели носят ненаучный характер, что показал в своё время известный русский юрист Г. Петражицкий, А.Н. Надеждин и А.С. Родосский в основном подвергают критике идеи таких коммунистов и социалистов-утопистов как Сен-Симон, Бабёф, Кабэ, Фурье, Прудон, но они не пишут о Марксе, Энгельсе и русских социалистах. В силу этого факта их критика лишена актуальности и выглядит архаичной и чрезмерно отвлечённой.

В 1875 г. в журнале «Христианское чтение» появляется анонимная статья «О христианстве и социализме». В ней впервые упоминается марксизм. Автор статьи называет К.Маркса «отцом современных русских социалистов» [8]. Сущность современного социализма определяется автором как материализм и «богоборческий атеизм» [8]. Вместе с тем, автор не вполне понимает существо марксистской социальной философии, считая Маркса «отцом демократической анархии». Критика содержания учения марксизма здесь, по сути, отсутствует, она ограничивается лишь указанием на его противоположность христианству.

В том же году в «Домашней беседе» В.И. Аскоченского печатается извлечение из слова архим. Августина на тему «Христианство и социализм» [9]. Критик утверждает, что основной интерес деятельности социалиста – не любовь, а ненависть, за стремление к равенству он именует социалистическое общество «скотоподобным».

В 70-е гг. XIX в. среди всех работ о социализме лучшей, по всей видимости, являлось сочинение протоиерея А.И. Иванцова-Платонова «Христианское учение о любви к человечеству в сравнении с крайностями учений социалистических». Его основные пункты были произнесены в лекционном курсе для студентов Московского университета, а в 1884 г. это сочинение было издано в сборнике слов и поучений Иванцова-Платонова «За 20 лет священства» и одновременно появилось в виде отдельной небольшой брошюры.

А.И. Иванцов-Платонов не тратит много времени на изложение социалистической идеологии, а концентрирует своё внимание на критических замечаниях в адрес данной доктрины. Он признаёт, что «социальная идея» сама по себе согласна с «христианской идеей. Вместе с тем, по мнению Иванцова-Платонова, «социалистические извращения делаю социальную идею пугалом в глазах общества» [10; С. 233-235]. Согласно Иванцову-Платонову, сущность современного социализма противоположна христианству: это не любовь, а начало социальной вражды, злобы, противления и разрушения. Но в то же время он находит возможным говорить об «истинном социализме», где нет злобы и вражды [10; С. 244]. Иванцов-Платонов особенно негативно относится к пропаганде насилия и ненависти [10; С. 245-259, 272-279].

Весьма примечательно то, что при всём критическом отношении к социалистическим идеям Иванцов-Платонов не отвергал социальный прогресс как таковой, выражал сочувствие «идеям науки, свободы, любви к человечеству», что следует из содержания других его статей в сборнике «За двадцать лет священства» [10; С. 8-35, 210-237, 315-354, 365-372].

Кроме вышеуказанных работ в православных журналах вышло ещё ряд примечательных работ на данную тему. В частности, в 1875 г. в философско-богословском журнале Санкт-Петербургской духовной академии «Христианское чтение» (Кн. 1) была напечатана в русском переводе статья датского епископа моралиста Мартенсена «Христианство и социализм». В 1879 г. в том же «Христианском чтении» была напечатана статья А. Хойнацкого «О коммунизме». Весьма интересна также статья С.П. (авторство не расшифровано) «О мнимом коммунизме в древней иерусалимской церкви» в «Чтениях в Обществе любителей духовного просвещения» за 1880 г.

Статья Мартенсена интересна тем, что в ней предпринимается попытка противопоставить социализму социально-культурные принципы христианства. Христианство не возражает против частной собственности, оно поддерживает заповедь «обладайте землёю» [11; С. 367]. Евангелие открывает возможность активного воздействия на социальную жизнь [11; С. 363] и не оправдывает «социального квиетизма». Оно даёт устойчивые принципы для лечения социальных недугов [11; С. 363, 369], и поэтому благотворительность не является единственным христианским средством борьбы с бедностью.

Среди всех авторов указанного периода особенно враждебен к социализму учитель Уфимской семинарии И. Клеванов, выпустивший специально маленькую брошюру (объёмом 36 стр.). Он видит глубокую пропасть между социализмом и христианством, и доходит до того, что пишет о социалистах и коммунистах как «злодеях» [12]. Его точка зрения является крайней, он полагает, что любовь христиан и любовь социалистов в корне противоположны. Любовь и братство проповедуются социалистами не искренне, лицемерно, в основе социалистической идеологии лежат ненависть и злоба. В целом оценки Клеванова отличаются примитивизмом и крайней ангажированностью.

В 70-е гг. официальные издания, в т.ч. и духовно-академические журналы сосредоточили своё внимание на дискредитации и критике учения социалистов-утопистов, которые в то время уже стали историческим анахронизмом. Вместе с тем, идеи марксисткой социальной философии не рассматривались, не замечалось их революционное значение. Не было понимания того, что марксизм для существовавшего тогда в России политического режима представляет гораздо большую опасность, чем все социалисты-утописты вместе взятые. Тем более не брались во внимание такие идеи марксизма, как принцип классовой борьбы, монополизации, солидарности рабочих и др. Православные авторы из духовных академий особенную беспомощность проявляли при обсуждении проблем политической экономии.

Между тем светские авторы к тому времени уже стали обращать внимание на марксизм. В частности, можно указать на работы А.Д. Градовского [13] и Б.Н.Чичерина [14].

Такие значительные фигуры русской религиозной философии, как Ф.М. Достоевский и В.С. Соловьёв также обращались к критике социалистической идеологии. Квинтэссенцией творчества Достоевского являлось то, что он связывал моральную сторону социализма с утилитаризмом. В.С.Соловьёв видел главный недостаток социалистических идей не столько в том, что они требуют от пролетариев слишком многого, сколько в том, что в области нравственных потребностей и интересов они требуют слишком малого и, «стремясь возвеличить рабочего, ограничивают и унижают человека» [15]. Соловьёв писал по данной теме следующее: «Социализм выражает отвлечённое начало именно потому, что он берёт человека исключительно как экономического деятеля, отвлекаясь от всех других сторон и элементов человеческого существа и человеческой жизни. Как все отвлечённые начала, социализм, представляя один частный элемент цельного человеческого бытия, ограничиваясь этим частным элементом, вместе с тем, стремится стать всем, покрыть собой всё и в этом стремлении к универсальности вступает во внутреннее противоречие с самим собой и логически уничтожается» [15]. Таким образом, В.С. Соловьёв стремился доказать, что экономический базис с логической точки зрения не может быть единственной основой всего исторического бытия человечества.

В 80-е гг. XIX века, в период контрреформ Александра III-го уменьшается количество выходивших в духовно-академических изданиях работ, посвящённых критике теории социализма и коммунизма. Этот факт объясняется усилением цензуры, и приходом во власть откровенных охранителей и реакционеров, вроде К.П. Победоносцева [16]. Можно отметить лишь брошюру протоиерея А. Склабовского, направленную главным образом на защиту частной собственности. В этой работе о К. Марксе и его последователях ничего не говорится, но автор уже знаком с трудовой теорией ценности [17]. Вместе с тем, Склабовский пишет в основном о французских экономистах, умалчивая об экономистах немецких и английских. В целом, уровень научности данной работы невысок, выводы и рекомендации автора утопичны. В частности, в противовес социальному насилию для решения социально-экономических проблем он предлагает широко распространять христианскую благотворительнось и «христианское братское общение». Социально угнетённых он утешает указанием на воздаяние в загробной жизни.

В целом же, как мы отмечали выше, царская цензура запрещает вообще что-либо упоминать о социализме и коммунизме. Главный идеолог контрреформ К.П. Победоносцев, выразивший социальное и политическое кредо в 1896 г. в своём «Московском сборнике» указывал, что Запад, пронизанный рационализмом, в своём политическом развитии ориентируется на демократию, а это есть, по его мнению, одно из самых «лживых политических начал». Будучи апологетом крайнего консерватизма, К.П. Победоносцев полагал абсолютно неприемлемой для России точку зрения о том, что всякая власть должна опираться на народную волю, выраженную в демократическом выборе. С его слов, люди вообще не способны и не имеют права строить свою жизнь по собственному усмотрению. Ключевым источников всех социальных и культурных потрясений Победоносцев признавал пагубную веру в общие начала, в логическое построение жизни человека.

Такого рода критика всё более усиливавших свою значимость, в том числе и в России, идей социального переустройства на началах политического и даже имущественного равенства была огульной и, по сути, лишь усиливала привлекательность идей социализма, в т.ч. марксистского толка. Не разбиралось с критических позиций существо марксистского учения, особенно его политическая экономия. Следует признать, что православные полемисты просто не были к ней подготовлены, по причине слабого знакомства с набиравшими свою силу общественными науками – социологией, экономикой и политологией.


Примечания


Рей И.Л. Церковь и культура. СПб., 1917. С.102 // Российский государственный исторический архив Санкт-Петербурга. Ф.277. Оп.3. Е.х.106. 125 стр.

См.: Кораблёв И.А. Нравственность, честность и честь в приложении к практической жизни. СПб., 1865.

См.: Суходаев А.Н. О добродетелях и недостатках, какие замечаются на всех степенях общественной жизни или нравственных правилах в руководство к исправлению и к утверждению добрых начал в многосторонней земной жизни для благо общего. М., 1864.

Бухарев А.М. О современности в отношении к православию. СПб., 1860. С.206.

Бухарев А.М. О современных духовных потребностях мысли и жизни особенно русской. М., 1866. С.454.

См.: Матвеевский А. Историко-критический разбор новейшего западноевропейского социализма // Странник. 1867. Кн.1. Отд.2. С.1-20.

Богучарский В.Я. Из прошлого русского общества. СПб., 1904. С.345, 346.

Христианское чтение. 1875. Кн.VII. С.146.

См.: Домашняя беседа. 1875. С.1140-1144.

Иванцов-Платонов А.И. За двадцать лет священства. М., 1884. С.233-235.

См.: Христианское чтение. 1876. Кн.1.

Клеванов И. Опровержение лжеучений социализма. Уфа, 1880. С.35.

См.: Градовский А.Д. Собрание сочинений. СПб., 1903. Т.III. С.386-387, 395, 433.

См.: Чичерин Б.Н. Немецкие социалисты. СПб., 1878.

См.: Соловьёв В.С. Собрание сочинений. М., 1905. Т. II. С.130.

На эту тему см.: Обзор деятельности ведомства императора Александра III. СПб., 1901. С.716-725.

Склабовский А. Христианские взгляды на неравенство состояния людей на земле. М., 1887. С.13-15.





Д.А. Винокуров,

г. Уфа, Республика Башкортостан

К вопросу о целях человеческого существования

в творчестве Иосифа Волоцкого


Проблема отношения Иосифа Волоцкого (1439-1515) к философии, осмысленная как особое направление в творчестве великого игумена, на данный момент разрешена далеко не полностью. Советские историки философии, заговорившие об отношении преподобного Иосифа Волоцкого к философскому знанию, пришли к определению его учения как “политико-теологического рационализма” [1]. В рамках марксистской парадигмы корни философских установок Иосифа усматривались в особенностях деятельности основателя иосифлянства – борьба с ересью жидовствующих, формирование концепции превосходства светской власти над Церковью и т.д. А.И. Абрамов так выразил общую для многих советских философов идею: “Иосиф Волоцкий воплотил в себе… тип нефилософского философствования, тип политиканствующего богослова и консервативного политика, который в идейных и социальных войнах широко опирался… на философскую аргументацию” [2]. Рационализм же Иосифа однозначно сводился к “практичности”[3].

Вопросы социальной философии и религиозной антропологии Иосифа Волоцкого сводятся рядом авторов к подчинению человеческой личности церкви, в которой часто видится какое-то авторитарное начало. К примеру, один из авторитетнейших медиевистов А.И. Клибанов утверждал, что согласно взглядам Иосифа “От верующего требовалось быть не “христианской” личностью, как в минувшие века, а дисциплинированным адептом церкви, следовавшим всему, чего требовали от него наружное благочестие и внешняя обрядовость” [4].

Концептуальная заданность таких оценок заставляет глубже разобраться в социально-философских основах творчества Волоцкого игумена. В первую очередь встает вопрос о взглядах Иосифа на цель земного, мирского бытия человека.

Иосиф Волоцкий по типу своего мировоззрения является представителем средневековой религиозной традиции. Через все его творчество проходит идея общности человеческого рода, равенства перед Богом: “Мы почитаем друг друга потому, что Бог изначально сотворил человека по образу Своему; поэтому все имеют одинаковую честь” [5; С. 129], – указывает он в седьмом слове своего “Просветителя”. Более развернут этот тезис в позднем частном послании: “вси есмя создани рукою божиею, и вси плоть едина, и вси единем крещением крестихомся, и вси равно кровию Христовою искуплении быхом, и вси в руце господни” [6; С. 149-159]. Однако этот своеобразный pax orthodoxa, является ареной постоянной борьбы между божественной и дьявольской силами, ведущейся на ментальном уровне, но имеющей вполне конкретные результаты. Дьявол, по Иосифу, “непрестанно ищет, кого ему поглотить и отвратить от правого пути. Он начал с Адама и до нашего времени многих прельстил, научив одних поклонению идолам, других – убийству, прелюбодеянию и прочим грехам, третьих же – еретичеству” [5; С. 82]. Рассуждая подобным образом, Иосиф делает вывод о том, что “всякая правда бывает по свидетельству божественных правил. А которое… слово и дело не по свидетельству божественных писаний, то все от лукавого” [6; С. 206]. При этом, рассуждает Иосиф, следуя традиции Иоанна Дамаскина, человек обладает свободой воли – идти по “богоугодному” пути или поддаться дьявольскому “помрачению”. Реальная жизнь в миру понимается Иосифом как своеобразный духовный подвиг. Все в мире “болезни и страха исполнена есть: и рожение наше страстно есть, и смръть наша страшна… всяко веселие света сего плачем кончевается” [7]. “Днесь богат, а утре наг; днесь славен, а утре червьми кипит”, заключает Иосиф.

Человек сам по себе не способен преодолеть соблазны несовершенного мира. Иосиф даже склонен видеть в человеке некие “естественные” пороки, имманентно присущие человеческому роду. В “Сказании о новоявившейся ереси” он перечисляет людские недостатки, которые помогли распространению ереси: “житейские удовольствия”, тщеславие, сребролюбие, сластолюбие, “неправда”. “Прежде всего воздерживайся от бесед с женщинами и от вина, ибо вино и женщины сделают отступником и разумного”[5; С. 147], заключает автор, придерживающийся всю жизнь строгой аскезы. Человек, с молодости живущий в грехе не склонен к саморефлексии и самостоятельно не прекратит “скверная и гнусная делати” [6; С. 150]. Особенно Иосиф выделяет в иерархии мирских грехов, которым подвержен каждый “блудный грех и плотская нечистоты недуг”; “Всякий убо блудник… не имеа чясти в царствии небесном” [6; С. 233]. Но это грехи, которые можно искупить; тягчайший же грех – это ересь, которая “гнуснее любого беззакония”. Один лишь факт общения с еретиком в глазах Иосифа Волоцкого является очень большим грехом, поэтому от еретика “следует отворачиваться” [5; С. 130].

Однако все это свидетельствует не о практической невозможности “правильной” жизни, а скорее о ее чрезвычайной сложности. При этом факт того, что “никто же безъгрешен и никто же чист от скверны” [8] интерпретируется как импульс не к исправлению греховной сути человека как таковой (что невозможно), а к более богоугодному образу жизни в рамках такого положения вещей.

Учение Иосифа о цели человеческого существования строго схематично: через праведное житие и осознание своей греховности путем покаяния – к наследию вечных благ. И. Кологривов справедливо отметил: из Евангелия Иосиф запомнил “в особенности призыв трудиться на свое спасение в страхе и трепете. Эсхатологическая идея, вообще близкая русским людям, осеняла всю его жизнь” [9]. Мысль о том, что главной целью земного существования является заслуга вечного приобщения к Богу проходит красной нитью через все литературное творчество Волоцкого игумена. Здесь можно выделить три пути, ведущие к спасению: во-первых, праведная жизнь в миру; во-вторых – уход из мира, пострижение в монашество; в-третьих – самоотверженная борьба с ересями.

Бесспорно, наиболее сложным и оригинальным для русского мыслителя XV–XVI вв. является третий элемент. Роль Иосифа Волоцкого как борца с ересью жидовствующих хорошо известна: на протяжении 1480–1510 гг. он пишет, наряду со своим знаменитым “Просветителем” – первым сводом русского догматического богословия, многочисленные послания видным иерархам и великим князьям с призывами к борьбе с ересью, которую он мыслил как катаклизм общерусского масштаба. В послании архимандриту Евфимию он прямо заявляет: “воистину благо бы нам, яко за самую Троицу пострадати и о Троицы смерть приятии. И аз испоручаюся, яко воистинну без конца благая наследим, аще тако подвигнется кто” [10]. Можно предположить, что Иосиф мыслил свое предназначение именно как “стоятеля” за православие и от меры своего усердия (а, как известно, в 1504 г. наиболее видные еретики были сожжены) рассчитывал на воздаяние от Бога.

Мысль о принципиально противоположном, нежели мирской, пути к спасению через пострижение в монахи встречается во многих произведениях Иосифа Волоцкого. Во многом это определяется теми антимонашескими установками новгородско-московских еретиков, с которыми боролся Иосиф. Монахи, “нечеловеческого предания держаться, но избрали себе образ жизни по пророческому, евангельскому и апостольскому преданию” [5; С. 192]. Искреннее исполнение обещания постриженика “терпети всяку скорбь и тесноту иноческаго жития”[11], по мысли Иосифа непременно должно привести к исполнению завещания Макария Великого: “чего ты не имел здесь – получишь там”, то есть опять-таки к справедливому воздаянию на небесах.

Можно предположить, что для Иосифа Волоцкого, безмерно строгого в повседневной жизни в своей аскезе к себе и своим духовным детям было очевидна невозможность спасения находящихся в “мирском чине”. Однако богоподобие человека, изначальное стремление души человека к Богу было для Иосифа аксиомой. Спасение для мирян может прийти только в результате тесного единения с церковью; другими словами, жизнь человека должна быть строго воцерковленной. “В церкви печальным веселие, в церкви труждающимся упокоение, в церкви притесняемым отдохновение. Церковь брани разрушила, сражения прекратила, бури утишила, бесов отогнала, болезни уврачевала” [5; С. 141] искренне считает преподобный. Г. Флоровский проницательно отметил, что “Все мировоззрение преп. Иосифа определяется идеей социального служения Церкви” [12]. Сам Иосиф мыслил свою роль как помощника в спасении ближних, и поэтому выработал оригинальную систему, следуя которой каждый может достичь цели своего существования – вечной жизни с праведниками. Посещение церкви является одной стороной такого пути. В обычной жизни Иосиф проповедует истинно христианский образ жизни – “бывайте брат брату блази, милосерди, кротци и смирении, и сущим иже под вами милостиви и человеколюбиви” [6; С. 223]. Конкретные предложения Иосифа для повседневной жизни поражают своей продуманностью до мельчайших мелочей: “Поступь имей кроткую, голос умеренный, слово благочинное, ешь и пей неспешно. При старших молчи, более мудрых слушай… от угождения плоти отвращайся… Работай руками, за все благодари, скорби терпи, со всеми будь смиренным, блюди сердце от помышлений лукавых” [5; С. 146-147]. Особое место в творчестве Иосифа занимают глубоко гуманистические, по сути, послания к вельможам, которые обязаны “своя клевреты…пищею и одеждою удоволить, и инеми всякими нужными потребами упокоити” [6; С. 153]. Следует отметить, что Иосиф не требует от человека сверхъестественных усилий, но “Пусть будет только прилежание к подвигу и старание по силе” [5; С. 76].

Таким образом, в посланиях Иосифа Волоцкого содержится достаточно большой пласт религизно-антропологических идей, основной из которых является осмысление человеческого существования как ежедневного “подвига” покаяния, целью которого является приобщение к вечным благам в неземной ипостаси.


Примечания


Замалеев А.Ф. Философская мысль в средневековой Руси (XI–XVI вв.). Л., 1987. С. 173.

Абрамов А.И. Общие и отличительные черты философствования Иосифа Волоцкого // Философская мысль на Руси в позднее средневековье. М., 1985. С. 39-40.

Громов М.Н., Козлов Н.С. Русская философская мысль X–XVII вв. М., 1990. С. 200.

Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996. С. 104.

Иосиф Волоцкий. Просветитель. М., 2003.

Послания Иосифа Волоцкого. Изд. Зимин А.А., Лурье Я.С. М.-Л., 1959.

Послание иконописцу и три “слова” о почитании икон // Казакова Н.А., Лурье Я.С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV– начало XVI века. Источники. М.-Л., 1955. С. 359.

Сказание о спасительных и душеполезных книгах // Казакова Н.А. Вассиан Патрикеев и его сочинения. Приложения. М.-Л., 1960. С. 356.

Кологривов И. Очерки истории русской святости. Siracusa, 1991. С. 202.

Кобрин В.Б. Послание Иосифа Волоцкого архимандриту Евфимию // Записки отдела рукописей ГБЛ. Вып. 28. М., 1966. С. 238.

Духовная грамота преп. игумена Иосифа // Древнерусские иноческие уставы. М., 2001. С. 59.

Флоровский Г. Пути русского богословия. Киев, 1991. С. 18.

Е.И. Векслер,

г. Уссурийск

Сущность гносеологической концепции Ф.Ф. Сидонского


В нашей стране современный философский процесс связан с нарастанием интереса к философским поискам прошлого. В контексте существенного внимания к основным вопросам мировоззрения человека изучение творческого наследия отечественных мыслителей дооктябрьского периода помогает целостной рецепции проблем современности. Труды отечественных авторов, имеющие религиозно-философское содержание в настоящее время заслуживают особого внимания.

В этой связи особое значение имеет творческое наследие Фёдора Фёдоровича Сидонского (1805–1873 гг.) – выдающегося петербургского философа и богослова, священника, отдавшего себя служению православию и, вместе с тем, посвятившего свою жизнь «любомудрию», и даже пострадавшего за защиту философии в николаевское время. Он стремился соединить гносеологический эмпиризм с теизмом. Его защита интересов «любомудрия» подчас вызывала негативную реакцию со стороны ограниченного в своем мировоззрении чиновничества. Жизнь и деятельность петербургского философа относится ко времени самого неустойчивого отношения лиц, заведовавших делом образования, к программе университетского преподавания. Особенно резко эта изменчивость отношений отразилась на судьбах кафедры философии, которую впоследствии занимал Ф.Ф. Сидонский. Начало XIX века явилось периодом пробуждения русской научно-философской мысли, теснимой со всех сторон и принужденной, поэтому отстаивать свое право на существование. Исходя из этого воззрение на предмет, указание метода и выяснение значения философии среди других наук, по мнению петербургского философа, представляет значительный интерес. Ф.Ф. Сидонский был профессором двух высших учебных заведений и занимал две кафедры, являясь, таким образом, преподавателем двух отраслей, близко стоящих друг к другу. Это совмещение занятий философией и богословием должно было поставить вопрос об отношении философии к вере в откровение и к религиозному чувству.

Учение русского религиозного мыслителя о познании многослойно и, вместе с тем, представляет собой ряд последовательных положений и выводов, имеющих внутри себя определенную логику. Из критики популярного в середине XIX века чистого эмпиризма, сочетающегося с защитой гносеологического реализма, состоит общий смысл гносеологии нашего мыслителя. Чистым рационалистом вроде Декарта Ф.Ф. Сидонского нельзя назвать. Вслед за Кантом он прекрасно видел парадоксальность процесса познания, когда рассудок и разум могут выдвигать положения по смыслу противоположные друг другу, но формально правильные. В то же время через преодоление расщепленности самого рассудка, «скрепленного» верой петербургский философ предлагал преодолеть эту антиномичность. Ф.Ф. Сидонский понимал опасность «мистической настроенности духа в ее крайностях» и доказывал возможность ограниченного познания Абсолюта, исходя из факта наличия в познающем уме естественной потребности богопознания. Наш мыслитель при построении системной гносеологии обобщает наблюдения внешнего опыта и свидетельства опыта внутреннего. Без сомнения, здесь нельзя говорить о полном устранении мистических элементов из теории познания, так как всякая религиозная философия (Ф.Ф. Сидонский здесь не был исключением) в себе содержит априорно мистический элемент. Тем не менее, все это дополнялось сознательным критицизмом. В самом деле, невозможно принять свидетельства одной лишь веры при исследовании процесса познания. Вера не может выйти на истины всеобщие и объективные, она лишь может удостоверить субъективную необходимость истины.

Сочинение Ф.Ф. Сидонского «Введение в науку философии», удостоенное в 1835 г. полной Демидовской премии [1] имеет своей целью указать на задачи философской науки и раскрыть методы их решения. С помощью поверхностного рассмотрения исторически существовавших философских систем [2; С. 6-9] Сидонский приходит к выводу, что необходимо признать три главные задачи философии:

определение образа бытия существ мира действительного;

объяснение образования и достоинства наших познаний;

указание коренных законов нашей деятельности.

Исходя из определения трех основных задач, Сидонский дает следующее определение философии: «она есть учебное решение вопроса о жизни во вселенной, выведенное из строгого рассмотрения природы нашего ума и проведенное до определения законов, по каким должна развиваться наша человеческая деятельность» [2; С. 23-24]. Задачи эти не суть дело простой любознательности; они важны для того, чтобы человек мог спокойно и твердо идти в своей деятельности, чтобы, однажды убедившись в своих воззрениях, он мог всю свою жизнь посвятить служению определенным идеалам. Вопрос о природе нашего познания особенно важен для Ф.Ф. Сидонского среди этих задач. Как мучительно может быть для любознательного человеческого ума сомнение в достоверности нашего познания, в возможности познать истину, риторически замечает он. Коль скоро мы готовы обвинить наше сознание в «коренной, тайной лжи», уже нет места спокойному исследованию, твердой деятельности по убеждениям, выработанным разумом [2; С. 35-45].

Тем не менее, пытаясь решить такие важные, жизненные вопросы и преследуя такие высокие цели, философия по сей день, далека от их абсолютного и положительного решения. Здесь возникает вопрос об отношении философии к религии, и шире – об отношении разума к вере.

При решении вопроса о связи философии и богословия в духовно-академической традиции, следует иметь в виду, что теоретической основой духовно-академической гносеологии являлась проблема соотношения веры и разума. «Проблема соотношения веры и разума, религии, философии и науки – была и остается одна из основных для богословско-философской мысли. Не будет преувеличением суждение, что своему становлению христианская философия во многом обязана именно этому вопросу» [3; С. 235]. Вера не только рассматривалась через призму фундаментальных христианских догматов в качестве критерия истинности религиозного познания, в рамках православной академической традиции, в русле наследия восточной патристики, но и отождествлялась с религиозным знанием сверхъестественного объекта, интерпретировалась как высший, но предполагающий объяснение с помощью разума, метод постижения Божественной истины. Для творческого наследия петербургского философа наиболее характерной особенностью является убежденность в возможности целесообразного постижения веры и концептуального осознания религиозного опыта.

Определение в вопросе о возможности согласования истин веры с истинами разума предполагало создание систем при философском объяснении религиозного сознания. Подобное согласование было довольно сложным. При рациональном постижении истины с помощью философии ничего нельзя принимать на веру, необходимо подвергать каждое предложение суду разума. Тем не менее, основой религиозного сознания является вера, религия обращается не к разуму человека, а к его сердцу, апеллируя к тайне.

Обязательным условием при решении вопроса о связи веры и разума была философская интерпретация религиозного сознания на его высшем, теоретическом уровне. Одну из наиболее существенных задач философии нашего мыслителя составляло обоснование возможности участия разума в осмыслении религиозных идей, а также выделение гносеологического аспекта веры как одного из видов познавательной деятельности человека в данных условиях. Признание возможност
еще рефераты
Еще работы по разное