Реферат: В святом граде и на афоне
В СВЯТОМ ГРАДЕ И НА АФОНЕ
«Когда о нем стали распространять различные слухи, – писала о Григории Ефимовиче А.А. Вырубова, – он собрал среди друзей деньги и поехал в Иерусалим поклониться Гробу Господню»1.
«Мой отец, – вспоминала Матрена Распутина, – очень страдал от этих инсинуаций, тем не менее, не испытывая ненависти, не желая мести своим врагам. И только двуличность и злоба его окружения ускорили его паломничество ко Святому Гробу, о котором он думал на протяжении долгих лет, задолго до его встречи с сильными мiра сего.
Это не было бегством от врагов; скорее это было желанием бежать от самого себя, потому что он начал бояться, как бы в атмосфере, в которой он жил, сердце не очерствело и он не запутался бы в интригах петербургского общества. Паломничество и пребывание во Святой Земле должно было укрепить его веру и дать ему отдохновение, покой и силу, которые ему так были нужны. Что же до его врагов, то его отъезд был для них благоприятен»2.
3 февраля 1911 г. у Государыни появилась новая записная книжка в темно-синем переплете. Открывавшая ее дарственная надпись гласила: «Здесь мой покой, славы источник, во свете свет, подарок моей сердечной Маме. Григорий февраля 3, 1911»3.
В нее Государыня стала заносить высказывания и мысли Григория Ефимовича.
Первая запись открывается выделенными словами: «^ Трудная моя минута, дни мои скорби!»4 Далее следуют слова Григория Ефимовича, вынесенные нами в качестве эпиграфа к настоящей книге. А потом – записи, рисующие состояние души Григория Ефимовича накануне паломничества. Сделаны они были в Покровском в июне, июле и декабре 1910 года:
«Боже! Дай сил, чтобы не потоптать множества жемчуга и не доспеться участникам, которые кричали “Осанна в вышних” и постилали одежды. И кивали всячески. А потом наши иереи и книжники не признают. И епископы, – и нам негоже! Друзи мои, где вы? А друзи мои кричат: наши епископы не признают Тебя! Плети готовят! О, Боже наш! Тяжелы воспоминания об отпоре утешения! В крайнюю минуту многие убоялись!!! Что им за это? Сердце духовное поймет, как было терпеть Господу? А которые из зависти, тем легче, они не хлебнули духовной сладости и не знают ее, потому им земной шар дороже небесного. А кто вкусил, да отперся: не знаю человека. Пойми духовно: горе ему! Познал да не вкусил, то есть не порадовался: ему тоже легче. А познал и вкусил: “осанна” сказал и порадовался, потом не знаю человека. Подумайте и поймите, как ни слезно и ни больно расстаться с благодатью, которая вселила любовь в нас. И сердца наши слились в духовную любовь, и мы стали как один, и очи наши понимающие друг друга, и не умолкнут хвалить Бога. И хотят все убить семя духовное. И убили друзи наши и развели глазами. А воспоминанья – это в нас будут вместо утешенья. И Царство Небес в нас есть. Этого злые люди не отнимут»5.
«Моя жизнь в дальнейший путь во Христе – рай! О, как весел, да крест тяжел. Радостный день в гоненьи, да не всяк вместит. Тяжелы скорби без привычки. Пойми грехи свои, и крест будет всласть. Без креста Бог далек! И сам не ищи креста, а Бог даст, понесешь, сколько сможешь. Бог знает, что тебе нужно, только будь осторожен»6.
«Правду написал Царь Давид: “блажен муж, который не ходит на совет нечестивых”, потому что занятые празднословием, и бес не любит единомышленников. Бес очень опытен, прожил много и научил ко злу, и зависть – это его вкус. Да не зли беса, то он поедет на тебе, потому что люди тут не готовы, заняты гуляньями. Очень беседуй осторожно, а то это будет твоя беседа у тебя на спине Утешителя: за то, что рассыпал жемчуг перед свиньями. А везде бес, как он опытен! Только победа – смиренье и крестное знаменье»7.
«Попущение ко исполнению славы Божией. Неосторожность от беса – наука духовной жизни: когда сорвешься, на другой раз – побережешься»8.
«Скорби – рыцарь: опыт идти на войну каждый день, чем более проживешь, тем более встретишь бесовского войска: старайся победить. Главное – опыт с миром в душе.
Потом очень осторожно! Бог дает скорби: вынесешь – победа – небеса!
Попадешь потом на искушение, – не давай значения, что он тебя искусит за добрые дела, – делай более.
И будит бес, – покажет, что нет тебя грешнее: врет бес, – милосердие Божие более всего: делай добро, потом бес убоится»9.
«Тяжелые переживаю напраслины. Ужас, что пишут. Боже! Дай терпения и загради уста врагам! Или дай помощи небесной, то есть приготовь вечную радость Твоего блаженства.
Трудный час на земле – сладкая минута на небе. Утешь, Боже, Своих! Дай Твоего примера. Укажи, Боже, что такое небесное и земное. Мы увидим и возрадуемся всем злым языкам, что они привели к познанию высшего познания духовной жизни, и увидим красоту Бога Живаго! Увидимся, увидимся в вечном блаженстве рая и здесь насладимся премудростью!»10
«И Христос страдал и при кресте была минута. И крест Его остался на любящих Его и повседнесь пребывает, кто терпит за Христа. И враги посейчас есть и ловят и распинают истинных Христиан. Господи, тысячами ополчились на меня (Псалом 93, 3): “доколе, нечестивые торжествовать будут”, покажи им свет, Боже, всякую небылицу выставляют и запугивают птенцов Божиих. Скоро запугаешь, а духовно не отнять. Помните, юноши, как нас учит храм: слуха зла не убоимся, избавь меня, Господи, от человека злого, сохрани меня от притеснителя! […]
А праведник от гонения цветет, и Бог его учит и славит красотой премудрости»11.
***
Известия о времени отъезда Григория Ефимовича в паломничество были записаны рукою Царя и Царицы.
Запись в дневнике Государя (12.2.1911): «…Поехали к Ане, где долго беседовали с Григорием».
Письмо Государыни дочери Вел. Кн. Марии Николаевне (15.2.1911): «Да, Я тоже опечалена тем, что Наш любимый Друг сейчас уезжает. Но пока он в отъезде, нужно стараться жить так, как он Нам этого желает. Тогда Мы будем чувствовать, что он с Нами в молитвах и мыслях»12.
Вернётся Друг Царей лишь через четыре месяца.
«Святые места – опыт жизни и неизменный кладезь мудрости»13, – писал Григорий Ефимович, отправляясь во второе свое паломничество в Палестину и на Афон.
«Отнимите от нашего русского народа, от нашей русской жизни Православие, – предупреждал архиепископ Антоний (Храповицкий), – и от нее ничего своего родного не останется, – как справедливо выражается Достоевский. Напрасно заговорили у нас о какой-то национальной русской Церкви: таковой не существует, а существует церковная национальность, существует церковный народ наш (и отчасти даже церковное общество), который родным и своим признает лишь то, что согласно с Церковью и ее учением, который не признает русскими русских штундистов, но не полагает никакой разницы между собою и православными иностранцами – греками, арабами и сербами. Скажите нашему крестьянину: не брани евреев, ведь Пресвятая Богородица и все Апостолы были евреями. – Что он ответит? “Неправда, – скажет он. – Они жили тогда, когда евреи были русскими”. Он отлично знает, что Апостолы по-русски не говорили, что русских тогда не было, но он хочет выразить такую верную мысль, что в то время верующие Христу евреи были в той истинной вере и Церкви, с которой теперь слился народ русский и от которой отпали современные евреи и их непокорные Господу предки. [...]
Говорить ли о том, что самым родным, самым святым для себя местом на земном шаре русские люди считают “Матерь Церквей, Божие жилище”, т.е. Святой град Иерусалим, а духовною столицей христианства – Святую Гору Афонскую? Десятками тысяч направляют они ежегодно туда свои стопы, а сердца их стремятся туда десятками миллионов. Далеко не церковный, но понимавший Россию Некрасов, когда взялся доказывать читателю, что русский народ носит в сердце великую идею, великие нравственные стремления и духовный энтузиазм, то изобразил картину, как крестьянская семья слушает повествование странников о Святой Земле и прочих святынях: все тогда стихает в избе, сон отбегает от глаз старых и юных, веретено замерло в руках пряхи, и восторженно умиленные лица мужчин, женщин и детей свидетельствуют наблюдателю о том, что не может пропасть или зачахнуть, или развратиться вконец тот народ, который так глубоко переживает живущую в Христовой Церкви тайну нашего искупления».
Побывавшие в Палестине русские крестьяне и крестьянки, по словам Владыки, «мыслят себя в известных обязательных отношениях к Святой Земле, и, побывав там, рекомендуют себя самым почетным из доступных им титулов: “Я иерусалимка”»14.
Вот как объяснял великую тягу малых сих к Земле Господа славный проповедник начала ХХ века, близко знавший и ценивший Г.Е. Распутина, – протоиерей Иоанн Восторгов: «Среди народа русского сложилось и живет одно трогательное и умилительное сказание: наши предки рассказывали, будто бы Сын Божий, умирая на кресте среди родного Ему, но отвергшего Его и богоубийственного народа, распят был так, что Его хребет обращен был к Иерусалиму, а потухающий взор – к далекому, неизвестному северу. И вот, когда наш Искупитель в священном молчании висел на кресте, когда уже холод могилы проникал в Его тело и мрак смерти застилал налитые кровью Его очи: тогда в последний раз взглянул Он по направлению к нашей родной стране и, распростертыми Божественными руками призывая весь мiр в любовь Свою, в этот предсмертный час умолял Отца дать Ему в обладание народы далекого севера»15.
По пути в Святую Землю Григорий Ефимович останавливался в Киево-Печерской Лавре: «Я прибыл в Святую Лавру из Питера и назову светом Питер, но свет этот гонитель мыслей на суетный мiр, а в Лавре свет светит тишины»16.
Как видим, память о чудовищных по своей несправедливости и лжи наветах, о предательстве тех, кого он считал своими духовными друзьями-единомышленниками, все не оставляла его. Однако в паломничестве она обрела высокое духовное измерение:
«Горе мятущимся и несть конца.
Господи, избавь меня от друзей, и бес ничто. Бес в друге, а друг – суета. […]
Тяжелые воспоминания о мучителях иноплеменниках, но в настоящее время большее мучение – брат на брата и как не познают своя своих. Поэтому и мучения более тяжелые. Обида берет. Потому я уверен, что венцы будут ближе к Лицу Божию от этих мучителей в настоящее время (в 1911 г.).
Тех мучили инородцы, а теперь сами себя, наипаче батьки – батьков, монахи – монахов и вот Слово Божие на нас: брат на брата и сын на отца – конец приближается»17.
Затем была «дивная Почаевская Лавра», потом Одесса, пароход с паломниками: «…Недаром русский человек все свои копейки собирает и стремится посмотреть на эти места, где творятся чудеса. Я много встретил народа, но особенно в третьем классе много истинных христианок, страдают и молятся постоянно, читают акафисты утром и вечером, смотришь и не устанешь»18.
Вот как об этих паломниках из третьего класса вспоминал епископ Варнава (Беляев), сам перед Великой войной ходивший во Святой Град: «Палестина – Святая земля, освященная жизнью, страданиями и смертью нашего Господа, с самых первых веков христианства сделалась центром паломничества. Сколько святых мужей и жен в древности отправлялись ко святому Гробу, прежде чем выйти в пустыню на путь подвижничества или на служение мiру! Таковы свв. Василий Великий, Григорий Нисский, Варсонофий Великий, Павла, Мелания, Евстолия и многие другие. Сколько после них ходило туда же простых людей всех стран, всех национальностей, всех вер! Даже наши деревенские старушки превосходно знают дорогу в Палестину и Иерусалим…
Некоторые из них ни разу в жизни не бывали в своем губернском городе и тем более никогда не слыхали о Парижах и Ниццах, но зато десятки раз видели Царьград и бывали в Св. Земле. В 1914 г. одну из таких паломниц я сам встретил на пароходе из Палестины. Неутомимая, живая 78-летняя старица, духовная дочь о. Иоанна Кронштадтского, она совершила со мной свою 13-ю ежегодную поездку!
Поучительный пример! “Темные”, по взгляду мiра, крестьянки, масса которых обычно, кроме своей деревенской невылазной грязи, ничего не видит, превосходно знакомы с заграничными порядками, не хуже господ справляются с таможенными и путевыми приключениями, превосходно знают западные страны (при путешествии к св. Николаю Чудотворцу в Бар-град) и как нечто недостойное внимания после святынь и Креста – попирают мысленно “чудеса цивилизации”»19.
Во времена Григория Ефимовича паломничества эти устраивало Императорское Православное Палестинское Общество20. Ему принадлежало три подворья в Иерусалиме (на 7 тысяч паломников), Назаретское (на 1 тысячу) и Хайфское. Нужды паломников обслуживали шесть больниц, помощь в которых была безплатной.
В 1899/1900 гг. такое путешествие стоило 16 рублей 18 копеек, но в действительности обходилось оно паломнику в 3 рубля 80 копеек. Разницу платило Палестинское общество.
В 1911-1912 гг., т.е. как раз в год посещения святой Земли Г.Е. Распутиным, на подворьях Палестинского общества перебывало 9 178 человек, из которых 4 159 встречали в Святом Граде Пасху.
К 1914 г. оно на правах собственности имело в Палестине, Сирии и Ливане земельные участки общей площадью более 270 гектаров. В самой Палестине между 1857 и 1914 гг. Русская Духовная миссия в Иерусалиме и Общество приобрели более 65 участков земли общей площадью около 150 гектаров. Для сравнения: эта площадь в шесть раз превышает территорию Московского Кремля21.
Наплыв русских паломников способствовал тому, что множество местных жителей неплохо говорили на русском языке (причем других языков, кроме родного, они не знали).
«Я лежал и вслушивался в этот русский бабий говор, – писал путешественник, журналист и историк Н.В. Берг. – Он так приятен и оригинален в Мидбар-Егуде!»
Русские мужики и бабы, как и у себя на родине, могли выпить привычного им русского кваса местного иерусалимского производства. Под аркой древних ворот на Давидовой улице висела сообщающая об этом русская вывеска22. Неподалеку от Гроба Господня паломников из России привлекала русская «Белая харчевня»23. Царский рубль принимали охотно, и русский паломник на любом палестинском базаре чувствовал себя совершенно свободно, совсем как на ярмарке на родине.
Культурное влияние России в Святой Земле трудно переоценить. В ведении Палестинского общества, например, находилось более 100 арабских школ и две учительские семинарии: мужская в Назарете и женская – в Бет-Джале (близ Вифлеема). Каждый год в них учились 11 594 мальчиков и девочек. Еще в 1971 г. в Палестине нередко можно было встретить стариков, никогда не бывавших в России, но прекрасно говоривших по-русски. Выпускники русских семинарий еще в 1930-1940-е годы были директорами арабских школ24.
***
Наконец берег исчез из виду, вышли в открытое море…
«Что могу сказать о своей тишине? Как только отправился из Одессы по Черному морю – тишина на море и душа с морем ликует и спит тишиной; видно блистают маленькие валочки, как златница и нечего более искать. Вот пример Божий: насколько душа человека драгоценна; разве она не жемчужина? что и море для нее?..
Безо всякого усилия утешает море. […] Море пробуждает от сна сует, очень много думается, само по себе, безо всякого усилия. […]
Солнце по минутам уходит за горы, душа человека немного поскорбит о его дивных светозарных лучах… Смеркается.
О, какая становится тишина… нет даже звука птицы и от раздумья человек начинает ходить по палубе и невольно вспоминает детство и всю суету и сравнивает ту свою тишину с суетным мiром и тихо беседует с собой и желает с кем-нибудь отвести скуку, нагнанную на него от его врагов…
Тихая ночь на море и заснем спокойно от разного раздумья, от глубоких впечатлений… Христово море. На тебе дивные чудеса. Самим Богом посещено и чудесами сотворено»25.
«И даже в местах высшего лирического подъема, – отмечает, имея в виду именно это место, автор предисловия к первому изданию книжки, – повествователь […] остается на высоте изобразительности, которая так властно звучит в русском эпосе»26.
Но и тут мысли Григория Ефимовича невольно возвращаются к случившемуся на родине искушению. Он продолжает недоумевать над смыслом мнимых «разоблачений». Ведь «совесть всем без языка говорит про свой недостаток, всем надо поглядеть на нее, тут никакой грех не утаим и в землю не закопаем. А всякий грех все равно, что пушечный выстрел – все узнают…»27 «…Какие бы ни были на море волны, они утихнут, а совесть только от доброго дела погаснет»28.
Писал он, конечно, и том, что видел вокруг себя: «…Много народа едет на пароходе, несколько сотен, и в этой толпе рассадник веры, только многих бес запутал, но в ней много золота и жемчуга – тайная поддержка государства. Всякий в своем уголке имеет духовную силу, расскажут юношам про Иерусалим, в этих юношах явится страх и полюбит Родину и Царя. Я уверен, если больше веры будет, никакой варвар не подточит корень ее»29.
Как видим, у современного исследователя есть полное основание утверждать: «Проводниками православной политики на Востоке были паломники, в большинстве своем “серые мужички и бабы”…»30
В своем известном памфлете, практически совершенно недостоверном с точки зрения изложенных там фактов, Илиодор утверждал, что Г.Е. Распутин с дороги якобы посылал «письма Царям». Первое из этих «писем» он для пущей достоверности даже датировал 22 февраля31. При этом он ссылался на «дневники Лохтиной»32. Однако все эти «письма» являются ничем иным, как отрывками из известной книжки Г.Е. Распутина 1915 г. Переиздавший ее в 1925 г. В.П. Семенников не дал, к сожалению, четкую и однозначную оценку этому утверждению расстриги: «Илиодор в своих записках о Распутине […] приводит цитаты из этих “мыслей”, называя приведенные им страницы “письмом к Царям” (от 22 февраля 1911 г.). Вероятно, и другие “мысли” имели такое же предназначение. Но, по-видимому, уже позднее из них было скомбинировано нечто целое»33.
В качестве «писем» подает эти отрывки из описания паломничества Григория Ефимовича в своей крайне недостоверной книге Эльвира Ватала34. Оттуда они перекочевали и в недавно вышедшую «Хронику великой дружбы», ссылки в которой, к сожалению, даны не на книгу Илиодора (как это подобало бы), а на сборник Э. Ваталы, тем самым как бы вводя читателей в заблуждение35.
Даже простой здравый смысл не позволяет представить себе, как не очень-то грамотный Г.Е. Распутин мог писать такие обширные письма, да еще с дороги.
От Одессы до Яффы плыли в те времена две недели, но до этого паломнический пароход зашел в Константинополь.
Подобно тому, как многовековой путь паломников к Вифлеему, Голгофе и Горе Елеонской непременно пролегал через Константинополь, есть мистическая взаимозависимость Святой Земли и Царьграда, существующих как бы во образ Богомудрой Благочестивой Двоицы: Царя-Помазанника Божия и Вселенского Патриарха (первого по диптиху). Прибавьте к этому вполне сознательное устроение Русской земли Царями, первоиерархами Церкви, святыми и подвижниками благочестия во образ Святой Земли и Царьграда. Все это, разумеется вовсе не случайно, находит свое богословское обоснование в концепциях «Руси – нового Израиля» и «Москвы – Третьего Рима» (преемницы Нового, Второго Рима – Константинополя), составляющих такое понятие, как Святая Русь.
«В Св. Софии и до сих пор, – замечал в 1915 г. доктор церковной истории И.С. Пальмов, – ощущается какое-то неизъяснимое веяние святыни. “Вы чувствуете, – пишет один из посетителей Софии А.В. Вышеславцев, – что вы – в храме Бога Истинного, несмотря на то, что чуждый вам культ на время поселился в этом храме и дерзко нарушил его гармоническое единство, вывесив по углам на громадных зеленых щитах изречения из корана, написанные исполинскими золотыми буквами”»36.
«Здесь ключ к мiровой истории, – записывал в конце 1922 г. “у входа в Царьград” о. Сергий Булгаков, – здесь Иустиниан, здесь Константин Великий, здесь: Иоанн Златоуст, Фотий, Византия и ее падение, здесь узел политических судеб мiра, и доныне не распутанный, а еще сильнее затянутый!»37
А вот что увидел Опытный Странник в 1911 году:
«Как облако на горизонте, так и Софийский храм.
О горе! как Господь гневается за нашу гордость, что предал Святыню нечестивым туркам и допустил Свой Лик на посмешище и поругание – в нем курят. Господи, услыши и возврати, пусть храм будет ковчегом! По преданию говорится, что именно из-за гордости был отнят храм у Православных, ибо не признавали сего ковчега, имели дом гулянья и роскоши. Господь прогневался на долгое время и повелел кощунствовать над Своей Святыней. Обождем – Господь смилуется и вернет ее с похвалой, почувствуем и покаемся»38.
«Всего лишить могут – и жилища, а души – никогда, – так писал Григорий Ефимович после посещения им келлии преподобного Феодора Студита. – Заслуги земные потоптали и над трудами Праведника надругались и сделали его посмешищем, а терпением его украсили небеса. Поэтому нам пример, что лишение земное – утеха небес.
Просить Бога надо, чтобы дал терпение, а потеря земного это – великий подвиг. За потерю земного и награда большая, чем если сам подашь.
Сам подашь – это от своей воли, а тут лишают; скорбишь и Царство Божие скорбями наследуешь. Бог всем поможет перенести потери с терпением и за это сделает наследниками Отца Небесного»39.
Размышлял Г.Е. Распутин об этом и уже будучи в Бейруте: «Горе, как Бог гневается на православных; подумать нужно как у турок неприятно, а Бог им дал всю святыню. Вот пример того, когда мы получаем от Господа какое-нибудь Боголепие и его потопчем, то сделается в нас пустота, святыня не у места»40.
Четыре года спустя эти строчки нашли живой отклик у Государыни, писавшей 5 апреля 1915 г. Императору: «Я перечитывала то, что Наш Друг писал, когда был в Константинополе, теперь это вдвое интересней, хотя это только краткие заметки. О, что за великий день, когда будет отслужена опять обедня в Св. Софии!»
Благодаря вышедшему через четыре года после паломничества его описанию нам сегодня известен путь Григория Ефимовича: Митилена – Смирна – Эфес – остров Патмос – Родос – Кипр – Мерсина – Бейрут – Триполи.
Святыни помогали ему утверждаться в Божиих истинах:
«Где только нет мучеников за Христа? Все, значит, венцы кровью достигались»41.
«Дивный путь этот учит смотреть на себя, как ты преуспеваешь и соработник ли ты сих мест и апостольских идеалов. Хоть бы бисеринку посеять истины и за это оживем, только бы не работа вражья, не обуял бы сатана, не закинул бы своих сетей художника, в которых мы не знаем как нам разобраться»42.
Прибыли в Яффу – город святого пророка Илии.
«Еще приближаясь на пароходе к Яффе, – передавал свои впечатления преподаватель Новгородской Духовной семинарии Н.Е. Громцев, – паломники начинают сильно волноваться. Еще заметив далеко на горизонте окутанную туманной дымкой длинную полосу Ливанских гор, они все высыпают наверх и, перегнувшись через борт, зорко всматриваются в темно-синюю даль, а многие, сильно взволнованные нахлынувшим потоком чувств при виде в первый раз Святой Земли, коленопреклоненно молятся и орошают палубу слезами благодарной радости»43.
«Илия Славный, – молился Григорий, – умоли Христа! ведь ты нам подобен, и Господь услышит, и мы усердно просим тебя, умоли Христа, чтобы Он нас полюбил и умилосердился над нами, дал нам вечное блаженство»44.
Но вот и венец паломничества – Святой Град.
«Завидя Иерусалим, центр святынь палестинских, – вспоминал один из поклонников Великим Христианским Святыням, – паломники наши еще менее бывают в силах владеть собой и своими чувствами. Потрясенные до глубины души, обнажив головы, сняв обувь, они повергаются ниц с пламенной к Богу молитвой, целуют и орошают слезами драгоценную Землю, с какою-то страстностью простирают руки к Святому Городу, восклицая бурно-радостное приветствие: “Иерусалим, Иерусалим!” Все забыто: и трудность дальнего пути, и лишения, и горе, – и одна у всех мысль: они во граде Великого Царя; одну молитву шепчут уста – благодарение Всевышнему, удостоившему их дойти до цели желаний»45.
«При переходе от великой волны в земной рай тишины, – передавал свои чувства Григорий Ефимович, – первым делом отслужили молебен.
Впечатление радости я не могу здесь описать, чернила безсильны – невозможно, да и слезы у всякого поклонника вместе с радостью протекут. С одной стороны всегда “да воскреснет Бог” поет душа радостно, а с другой стороны великие скорби Господни вспоминает: Господь здесь страдал. О, как видишь Матерь Божию у Креста! Все это живо себе представляешь и как за нас так пришлось ему в Аттике поскорбеть. […]
Что реку о такой минуте, когда подходил ко Гробу Христа.
Так я чувствовал, что Гроб – гроб любви и такое чувство в себе имел, что всех готов обласкать и такая любовь к людям, что все люди кажутся святыми, потому что любовь не видит за людьми никаких недостатков. Тут у гроба видишь духовным сердцем всех людей, своих любящих и они дома чувствуют себя отрадно.
Сколько тысяч с Ним воскреснет посетителей. И какой народ? Все простячки, которые сокрушаются – их по морю Бог заставил любить Себя разным страхом; они постятся, их пища – одни сухарики, даже не видят, как спасаются. […]
О, какое впечатление производит Голгофа. Тут же в храме Воскресения, где Царица Небесная стояла, на том месте сделана круглая чаша и с этого места Матерь Божия смотрела на высоту Голгофы и плакала, когда Господа распинали на Кресте. Как взглянешь на место, где Матерь Божия стояла, поневоле слезы потекут и видишь перед собой, как это было.
Боже, какое деяние совершилось! и сняли Тело и положили вниз. Какая тут грусть и какой плач на месте, где Тело лежало!
Боже, Боже, за что это? Боже, не будем более грешить, спаси нас Своим страданием.
Повели нас в Патриарший Двор, стали умывать ноги. Боже, какая восстает в уме картина. Умывают ноги, утирают полотенцем и полились слезы у верующих, все изумлены глубиной поучения, как нас учат смиряться. Что я здесь еще опишу? Боже, смири нас – мы Твои!
Вот усадили нас рядами и наставили старого завета кувшины иудейские, так в душе и восстает Тайной Вечери беседа: с нее начались великие события и был первый намек ученикам о расставании с Ним. Велики страдания, велика любовь Твоя за нас, Сокровище наше, не гневайся на нас – мы не можем быть без Тебя.
Повели нас ночевать. По нотам пели у Гроба акафисты и на Голгофе. Боже, какая отрада! так сердце трепещет от умиления и слез. Потом утром в двенадцать часов – обедня и запели Пасху. Тут я посмотрел вокруг и сказал: Рай земной, не отступи от меня, будь во мне!
Тут в пещере Воскресения крест Царя Константина и матери его Елены, которые, как говорится в истории, нашли три креста и Господь указал, на котором был Он распят.
Запели все “Кресту Твоему поклоняемся…” Крест Твой во ограждении чудес послужил. Крест с нами, яко и Бог в нас. […]
Повели нас к Красным воротам, где Господа в последний раз осудили. О, как посмотришь, что такое суд!? Кто ежели страдал, всякий про него скажет: нет, – вот за то его и преследуют; ах, мне-то еще мало этого; но за то, за что говорят, теперь невинен, а ранее согрешил; но Господь ни теперь, ни прежде не грешил»46.
Слушая чтение «Моих мыслей и размышлений», старец Николай (Гурьянов), «весь просияв», сказал: «Григорий шел к людям ради спасения их душ! Понимаете!»47
Автор предисловия к изданию 1915 г. замечает: «Самая торжественная минута – появление у Гроба Господня, обычно в описаниях авторов, отнимающая целые страницы – Распутиным отражена в нескольких строчках». По мнению издателя, эти слова Опытного Странника представляют первостепенное значение «для точного усвоения, как основы мiросозерцания этого человека, так и для характеристики приемов его изложения мыслей»48.
«Искренность “старца” очевидна»49, – не удержавшись, пишет по поводу приведенных слов Григория Ефимовича современный еврейский ученый.
В главе «О благодати Великой субботы» Г.Е. Распутин, подобно многим русским паломникам, описал чудесное исхождение Благодатного огня:
«О, какое ожидание Благодатного огня, как томятся все богомольцы до крестного хода! Более суток ожидают этого Благодатного огня. Тысяча народов и множество наций. Многие плачут, а арабы хлопают в ладоши, скачут и что-то поют в исступлении; кругом войска турецкие и кавасы. Приходит главная минута: Патриарх раздевается, остается в одном белье и входит в Кувуклию, где Гроб Христов…
Народ со слезами и с сильным напряжением ожидает, когда Патриарх выйдет с огнем… Вот он выскакивает, неся огонь и бежит в храм Воскресенья, зажигает свечи неугасимые, а потом выходит к народу и от его пучка свеч зажигают свечи и поклонники с большим рвением, все вне себя от радости и не чувствуют утомления, жгут свечи пучками; тридцать три свечи. В лице поклонников пылает чрезвычайная радость, но большой шум по всему храму. Во всех частях храма и во всех пределах люди набрались радости и наполнились благодатью вместе с зажжением свеч от Благодатного огня. Некоторые повезли огонь домой, а другие только обожгли свечи, до трех раз зажигали и гасили. Дивное событие совершилось и совершается. Боже, дай память, чтобы не забыть такое обновление!»50
«В это верят представители всех конфессий, даже магометане, исключение составляют латиняне и, понятно, евреи». До того, заметим, что цитировавшийся нами еврейский современный исследователь немало места посвящает богохульному «обличению» чуда Благодатного огня51. Никак не может успокоиться, болезный.
Тот же современный «израильский» исследователь, опираясь на свидетельства очевидцев, не без удовольствия отмечает стычки на Гробе Господнем между христианами разных конфессий, часто доходившие до драк52.
Возмущались этим в свое время и многие русские Иерархи.
«С владыкой Нестором, – вспоминал секретарь Камчатского Архиерея, будущий архиепископ Нафанаил (Львов), – из Белграда мы собирались ехать в Святую Землю. По этому поводу в присутствии митрополита Антония [Храповицкого] начались разговоры о том, что недавно греческие монахи около Гроба Господня подрались с католическими. И владыка Нестор повторил очень распространенную в таких случаях фразу:
– Какой позор, что у Гроба Того, Кто учил любви и миру, монахи дерутся.
Митрополит Антоний прервал:
– Нет, Владыка, слава Богу, что дерутся. Значит, любят. За то, к чему равнодушны, драться не будут, а за то, что любят, полезут в драку. Слава Богу, что эти простые монахи так любят Господа нашего и Его Святой Гроб»53.
***
Пробыв несколько дней в Иерусалиме, Григорий Ефимович отправился дальше.
«Побыл на Иордане». Помолился в греческих обителях в Иорданских пустынях, в Сорокадневном монастыре, монастыре Георгия Хозевита, Лавре св. Саввы.
Описывая «хорошие монастыри на Востоке», епископ Варнава (Беляев) писал: «Нужно выйти на монастырский двор ночью, окошечки открыты, оттуда разносится речитатив иноков, сливающийся в одну сплошную воркотню…»54
Посетил «в Иерихоне дом Закхея», «Мамврийский дуб», в Вифании, «где Господь видел Марфу». В Вифлееме поклонялся яслям Спасителя (то место «Облобызали страннички и паломники и у всех радость на лице!»), ходил в пещеру избитых Иродом младенцев.
«Русские паломники с ужасом посмотрели на Иродово зло и на его коварную зависть, а о младенцах невинных, чьи косточки лежат здесь – поплакали! Каково было матерям с ними расставаться. Зло и зависть до сих пор в нас, между большим и более великим и интрига царствует в короне, а правда, как былинка в осеннюю ночь, ожидает восхода солнца, как солнце взойдет, то и правду найдут!»55
«Святыня любит страх, – делился опытом Г.Е. Распутин. – Для Иерусалима нужно побывать везде раз только: посетить все места и оценить. […] Первый раз непонятная для тебя радость является, а во второй раз начнем хулить и безверье в нас вкоренится»56.
***
Удивительно сейчас, почти сто лет спустя, узнавать о тех, кого встретил Григорий Ефимович в 1911 году в Святой Земле.
Одного из знакомых он назвал в своей книжке сам: «В Иерихоне дом Закхея, о котором говорится в Евангелии. Там нашли раскопки – пол мозаичный, найденный одним академиком из Пантелеймоновского монастыря – я с ним знаком»57.
Другого – указала А.А. Вырубова:
«Через много лет после этого, когда я была в Валаамском монастыре в Финляндии, я встретила там монаха, теперь уже покойного. Это был отец Михаил, духовник монастыря. Он рассказала мне о своей встрече с Распутиным в Иерусалиме, когда старец, вместе с другими паломниками, направлялся ко Гробу Господню»58.
Иеросхимонах Михаил Старший (1871†8.5.1934) родился в Кронштадте в семье небогатых мещан. Восемнадцатилетним юношей он прибыл на Валаам. Вскоре туда же пришли и два его брата. Через десять лет его постригли в монахи с именем Маркиан, а еще четыре года спустя (в 1903 г.) рукоположили во иеромонаха.
«В 1911 году, – говорится в его жизнеописании, – отец Маркиан совершил продолжительное паломничество в Палестину и на Афон. […] Поездка по Святым местам началась в Одессе 8-го января после Крещения. 22-го числа того же месяца утомленные путешествием паломники прибыли на пароходе “Принцесса Ольденбургская” в Палестину.
В Святой Земле о. Маркиан провел весь Великий пост и Пасху. Он ознакомился со святынями Иерусалима, посетил монастыри в его окрестностях и исторические святые места, связанные с библейскими событиями. Не раз он совершал богослужения и молился у Гроба Господня и в других святых местах, связанных со страстями, смертью, воскресением и вознесением Спасителя»59.
«С высоты Елеонской горы, – записал свои впечатления от увиденного на крыше русской обители о. Маркиан, – открываются окрестности в даль на многие версты. Вот там Мертвое море в лунном серебряном переливе! Дальше высятся величественные Моавитские горы. Слева безмолвствует Иерусалим. Темный силуэт мечети Омара резко выделяется на общем фоне. У подошвы горы долина Кедрон и Гефсимания. Сколько святых воспоминаний будит в душе этот библейский пейзаж. Как это все дорого христианскому сердцу!»60
«После Святой Земли, – читаем далее в жизнеописании, – отец Маркиан остановилсСергей ФОМИН
Примечания
1 Неопубликованные воспоминания А.А. Вырубовой // Новый журнал. № 131. Нью-Йорк. 1978. С. 169.
2 ^ Solovieff-Raspoutine M. Mon père Grigory Raspoutine. Р. 51.
3 Григорий Ефимович Распутин-Новый. Духовное наследие. С. 51.
4 Там же.
5 Там же. С. 53.
6 Там же.
7 Там же. С. 54.
8 Там же.
9 Там же. С. 55.
10 Там же.
11 Там же. С. 60-61.
12 Государыня Императрица Александра Феодоровна. Дивный свет. Дневниковые записи, переписка и жизнеописание. М. 1999. С. 389.
13 Распутин Г. Мои мысли и размышления. Краткое описание по святым местам и вызванные им размышления по религиозным вопросам. Ч. I. Пг. 1915. С. 15.
14 Архиеп. Антоний (Храповицкий). Чей должен быть Константинополь? Таганрог. 1916. С. 4-6.
15 Прот. И.И. Восторгов. Полное собрание сочинений. Т. III. М. 1915. С. 147.
16 Распутин Г. Мои мысли и размышления. С. 15.
17 Там же. С. 15-16.
18 Там же. С. 24.
19 Дар ученичества.
еще рефераты
Еще работы по разное
Реферат по разное
Холодная война и системный антикапитализм1[1]
17 Сентября 2013
Реферат по разное
Вариант №9 задани е
17 Сентября 2013
Реферат по разное
Основы геополитики Москва, Арктогея,2000
17 Сентября 2013
Реферат по разное
Формування комунікативної компетенції учнів через впровадження технології групової діяльності в початковій школі
17 Сентября 2013