Реферат: Громов Д. В. "Соревнование маскулинностей" как один из аспектов межнациональной напряженности в Москве // Молодежь Москвы: адаптация к многокультурности / Под ред. М. Ю. Мартыновой, Н. М. Лебедевой. М.: Рудн, 2007. С

Громов Д.В. "Соревнование маскулинностей" как один из аспектов межнациональной напряженности в Москве // Молодежь Москвы: адаптация к многокультурности / Под ред. М.Ю. Мартыновой, Н.М. Лебедевой. М.: РУДН, 2007. С. 367-403.


Громов Д.В.

«Соревнование маскулинностей»
как один из аспектов межнациональной напряженности в Москве


Прослеживая историю межнациональной напряженности в течение второй половины ХХ - начала XXI веков можно точно говорить о ее зависимости от более масштабных социально-политических процессов. Во времена Советского Союза характер межнациональных отношений был обусловлен общей идеологической установкой на интернациональную дружбу. Межнациональная неприязнь, если и имела место, то носила тлеющий характер. С началом перестройки произошел резкий всплеск национального самосознания народов, населявших СССР, что выразилось в стремлении к суверенности, автономизации и сегрегации, а также в многочисленных межнациональных конфликтах, зачастую доходивших до военного противостояния. Еще одним процессом, качественно повысившим уровень межнациональной напряженности, стало усиление миграционных процессов – перемещение населения из республик бывшего СНГ в Россию и, особенно, в крупные города – Москву и Санкт-Петербург.

Пиком межнациональной напряженности на территории России пришелся на начало 2000-х годов. В последнее время уровень межнациональной конфликтности несколько снизился. В течение 2002-2006 годов следующим образом изменились доли положительно и отрицательно ответивших на вопрос: «Испытываете ли Вы раздражение или неприязнь по отношению к представителям какой-либо национальности?» Ответ «испытываю» в апреле <367:368> 2002 года дали 32% опрошенных, в октябре 2004 года – 29%, в апреле 2006 года – 21%. Не испытывают неприязни, соответственно, 65, 67 и 75%i[1].

Однако вряд ли имеет смысл говорить об устойчивой тенденции снижения межнациональной напряженности как в России в целом, так и в московском регионе в частности.

Как свидетельствуют результаты опроса Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), проведенные 30-31 июля 2005 года, «радикальная точка зрения «Россия должна быть государством русских людей» остается в меньшинстве, хотя доля ее сторонников растет: с 11% в июне 2004 года до 16% — в июле 2005 года. Но также растет доля той части общества, которая считает, что Россия — это многонациональное государство, у граждан которого не должно быть преимуществ по национальному признаку: с 49% до 53%. Рост полярных точек зрения на место русских в России обусловлен некоторым сокращением доли «мягких» националистов, которые считают, что все народы в России равны, но русские «чуть равнее других» и поэтому должны иметь больше прав, чем остальные: с 34% в 2004 году до 27% в 2005 году. (…)

Среди народов и национальностей, вызывающих скорее неприязнь, раздражение, с огромным перевесом лидируют «кавказцы» в целом (23%), и конкретно чеченцы (8%). Гораздо ниже уровень неприязни к цыганам (3%), евреям (2%), другим народам. Каждый третий опрошенный (34%) заявляет, что нет такого народа, который вызывал бы у него неприязнь; 18% затрудняются ответить»ii[2].

Межнациональная напряженность просматривается на двух уровнях.

Первый уровень – «общая» взаимная неприязнь <368:369> представителей разных национальностей независимо от их пола и возраста.

Для нас более интересен второй уровень – конфликты, в которые вовлечена молодежь. Как правило, молодежная группа (в первую очередь речь идет о местных, славянских группах, но возможны и группы приезжих), инициируя конфликт, в качестве противоборцев выбирает также молодежную группу. Такая закономерность позволяет вывести межнациональные конфликты, происходящие в Москве за рамки национальной нетерпимости. Помимо «национальной» составляющей, необходимо выявить и другие мотивы возникновения конфликтов.

Основной темой данной статьи является рассмотрение гипотезы о том, что межнациональные конфликты в Москве являются следствием своеобразного соревнования маскулинностей – столкновения групп, которые построены на стереотипах брутальной мужественности. Образцы маскулинности, которые ценны для этих групп, обуславливают их активное, а иногда и агрессивное поведение, в том числе, направленное на межгрупповые конфликты.

Мы рассматриваем только одну категорию нерусских жителей Москвы, вовлеченных в межнациональные конфликты, а именно – жителей Кавказа. Сюда относятся как россияне Северного Кавказа, так и уроженцы государств, расположенных к югу от Кавказского хребта – Грузии, Армении, Азербайджана. Выбор именно этой группы национальностей обусловлен тем фактом, что именно кавказцы традиционно считаются носителями брутальной маскулинности, предполагающей специфическую мужскую активность и агрессивность.

В работе над статьей использовались две группы интервью, взятых в начале 2007 года. Первая группа – интервью с этническими <369:370> кавказцами, жителями Москвы, приехавшими сюда от 1 года до 35 лет назад. Преимущественно это мужчины. Национальный состав: осетины - 3, армяне - 2, дагестанцы - 1, карачаевцы - 1, кабардинцы – 1; грузины - 2; азербайджанцы - 2; всего - 12 интервьюiii[3]. Вторая группа – русские, жители Москвы - 10 человек. Часть из них – участники групп, позиционирующих себя как противники миграции с Кавказа (члены ДПНИ, скинхеды-наци)iv[4].


^ КАВКАЗЦЫ: МУЖЧИНЫ В ПОХОДЕ

Первая группа интервьюируемых – представители кавказских национальностей, проживающие в Москве.

При манипуляции обобщенным термином «кавказцы» надо учитывать, что под эту категорию подпадают люди, очень разные и социальному статусу, и по мотивации, и по культурно-образовательному уровню, и по многим другим параметрам.

Прежде всего, по социально-психологическим параметрам различаются этнические кавказцы, уже долгое время живущие в Москве и те, кто приехал недавно. В числе недавних мигрантов, в свою очередь, выделяется группа молодых мужчин 18-35 лет, которые приехали в столицу с целью заработка или какого-либо иного времяпровождения. Они активны, склонны к включению в разные виды деятельности - не только трудовой, но и досуговой, обусловленной возрастом. Часть из них находится на территории России нелегально.

Рассматривая кавказцев по некоторым параметрам, мы будем описывать их с двух точек зрения: во-первых, с точки зрения русских москвичей, во-вторых, с точки зрения самих кавказцев. В некоторых случаях описания не совпадают – <370:371> москвичи (как это и стоит ожидать от сторонних наблюдателей) мифологизируют кавказцев, создают образ, основанный на стереотипах.

^ Объективные причины миграции
Объективными причинами, подталкивающими жителей Кавказа к поездкам в Россию, являются экономические проблемы. Россия для мигрантов, прежде всего, – место для зарабатывания денег. Об этом говорят все без исключения информанты: «Экономически везде плохо – особенно в Грузии. В душе каждый хочет вернуться, но этого не позволяют сделать экономические причины. Во всем Закавказье кормятся за счет тех, кто живет в России» [И.И.]. «Для многих цель – только заработать и всё. Деньги – основное мерило поездки в Россию» [А.Н.]. «Из Москвы на Кавказ уезжают – но только те, у кого всё уже есть» [Г.А.].

Помимо финансово-экономической, иногда упоминается и «культурная» мотивация – в столицу едут, поскольку здесь «всё лучше» - больше разнообразия в проведении досуга, много новых впечатлений.

Можно выделить и еще один уровень мотивации. Один из информантов, молодой азербайджанец, сказал: «Едут для того, чтобы сделать жизнь лучше» [М.И.]. На первый взгляд, кажется, что этот мотив совпадает с двумя предыдущими. В действительности же, здесь присутствует дополнительный смысловой нюанс – молодежи свойственна склонность к территориальным перемещениям, к путешествиям. Как нам кажется, в процессе таких перемещений достигаются цели социализации – приобретается жизненный опыт, происходит поиск собственного места в жизни, вырабатываются <371:372> навыки самостоятельного существования вне семьи и привычного окружения, зарабатываются деньги.

^ Особенности адаптации
По мнению наших информантов, народы Кавказа значительно различаются по способности к адаптации, по степени активности и агрессивности, по степени лояльности к России и русским. Для того чтобы провести более или менее полный сравнительный анализ адаптационных стратегий кавказских народов, необходимо весьма обширное исследование. Пилотажный же опрос, проведенный нами, позволяет выявить следующие закономерности: «Если взять Кавказ с запада на восток, то на западе люди более лояльны к России, на востоке – менее. На западе – абхазцы, адыгейцы, на востоке – чеченцы, дагестанцы» [Г.А.].

В качестве народов, культурно близких славянам, называют армян и осетин. При этом обычно делается упор на религиозное родство, подчеркивается, что эти народы исповедуют христианство: «Армяне легко адаптируются – они быстро входят в чужую для себя культуру и становятся проводниками этой культуры. Это же свойственно, кстати, евреям» [А.Н.]. Интересно, что сопоставление армян и евреев неоднократно встречалось нам в оценках, исходящих от представителей разных кавказских народов («армяне – евреи Кавказа» [Н.К.]).

Напротив, ислам (а мусульманами является большинство народностей Кавказа) рассматривается как фактор, препятствующий взаимопониманию. Представителей исламских народов называют как наиболее склонных к этнической замкнутости: «Азербайджанцы – расселяются группами. Если азербайджанцы организуют компанию – туда принимают <372:373> только азербайджанцев. Даже если при создании компании поначалу принимают и работников другой национальности, то все равно постепенно их увольняют, и на их место берут азербайджанцев» [А.Н.].

Особый случай представляют собой грузины. С одной стороны, этот христианский народ, традиционно близкий к России; с другой стороны, наблюдающееся в последние годы охлаждение межгосударственных отношений накладывает влияние и на отношения между грузинами и русскими. Вообще, «отношение к русским и поведение в России во многом зависит от политики тех или иных государств по отношению к России. Вот, например, в Грузии Саакашвили постоянно выступает против России. Зрелый человек, конечно, поймет, что к чему. А молодой парень, который Советского Союза уже не помнит, жизни не знает – он-то как раз и поверит. И поедет в Россию на заработки с соответствующим настроением, и будет вести себя здесь так, что хоть трава не расти» [А.Н.].

Наиболее агрессивное поведение, согласно мнению большинства информантов, приписывается жителям востока Кавказа: «Агрессивные – чеченцы, азербайджанцы. Азербайджанцы торгуют, и из-за этого они, казалось бы, должны быть заинтересованы в стабильности, но по натуре они очень агрессивны» [И.И.].

Наиболее высокую степень агрессивности информанты-кавказцы отмечают у чеченцев, причем эта агрессивность не связывается напрямую с событиями последних десятилетий: «Чеченцы – нигде не растворяются. У кавказских народов всегда было настороженное отношение к чеченцам потому, что они агрессивные, отморозки. Я помню, еще в советские времена из Баку опасались ездить в командировки в Грозный. Все всегда знали: не дай бог <373:374> связываться с чеченцами» [И.И.].

Помимо других причин, влияющих на особенности адаптации, указывается на то, что агрессивное поведение свойственно народам, ранее подвергавшимся репрессии [Д.С.].

Оторванность от родного дома, жизнь в экстремальных условиях, нахождение в иной социокультурной среде – все это приводит к тому, что у многих возникает неудовлетворенность пребыванием в столице и, как следствие, желание вернуться: «Возвращение? У кого как. Многие предпочитают вернуться. Так как здесь свобода от традиционных устоев. Говорят: “Девушка идет, пиво глушит – разве такое возможно у нас?” Так что многие хотели бы вернуться, но их здесь держат деньги» [А.Н.].

В целом отмечается, что успешность или неуспешность адаптации обусловлена не этническими установками и психологическими особенностями, а, в первую очередь, личностными: «Из моих знакомых кавказцев, приезжающих в Москву, кто-то изменяется, кто-то нет – у каждого особый случай» [А.Н.]. В целом, по данным социологических исследований, кавказцы, живущие в Москве (грузины, армяне, азербайджанцы) в большей степени, чем русские и москвичи, склонны идентифицировать себя как россиян в ущерб национальной самоидентификацииv[5].

Агрессивность
Хотя каждый народ Кавказа и индивидуален - имеет собственные культуру, общественный уклад, обычаи, психологический тип, - но в то же время можно говорить о неком образе мужчины, который типичен для Кавказа в целом.

Это мужчина активный, импульсивный, имеющий высокое чувство собственного достоинства и готовый его отстаивать: <374:375> «Кавказцы агрессивны, когда ощущают презрение к себе. На Кавказе принято реагировать на любую попытку понизить твой мужской статус. Если ты идешь по улице и тебя оскорбили – ты обязан ответить, принять меры, иначе ты опозорен. У русских такого нет, на оскорбление можно не обратить внимания. Но кавказец, оказавшийся в Москве с такими установками, испытывает огромную нагрузку – он вынужден реагировать на всё вокруг. И поэтому окружающими он часто воспринимается как психотик» [К.Э.]. «Если русские пошлют друг друга по матери, это ничего. А вот кавказцы воспринимают это как оскорбление матери и тут же кидаются в драку» [А.Н.].

Обстановка постоянного экзамена на маскулинность типична для Кавказа, о чем в той или иной форме говорят все опрошенные мужчины; такая атмосфера является частью воспитательного процесса: «На Кавказе мужчина всегда испытывается, он не должен дать слабинку. Если сделал что-то неправильно – наказывают. Неправильно – это если предал друга, совершил неправильный поступок в отношении женщины, не держишь слова. Здесь, в Москве, на этом как-то не акцентируют внимания, а там – наоборот. Такая обстановка испытаний типична для молодежной среды. Вот у меня сейчас – такого уже нет» [Н.А.]. «Постоянно что-то доказывал. Приезжаю, например, домой после каникул, прихожу в школу – и если в прошлом году был в классе вторым, то и сейчас должен остаться вторым» [М.Д.]. «У нас мальчишки постоянно подначивают друг друга – например, давайте все прыгать с этой скалы на ту, или со скалы в море. И нельзя отказаться – иначе позор» [К.Э.].

Высокий уровень маскулинности как стандарт мужского воспитания ведет к формированию воинственных образцов <375:376> поведения. Кавказцы, зарекомендовавшие себя как отличные солдаты в различных военных кампаниях (последняя из которых – война в Чечне), заслужили следующие оценки: «Практически все кавказцы – либо воины, либо торговцы. Это складывалось веками»vi[6]. «Хочу сразу “доброжелателям” сказать, что злобность и мстительность абхазов - это качества, присущие в той или иной мере всем народам Кавказа, не являются отрицательными чертами характера, пороками и прочими недостатками в кавказском миропонимании и мироощущении. Главный герой для кавказца - прежде всего воин. А воин не может быть мягкотелым»vii[7].

Воинственность и агрессивность ведет к возникновению конфликтов. Неправильно было бы думать, что в Москве это конфликты между кавказцами и местным населением - «драки: между кавказцами тоже есть – как спичка вспыхивает» [А.Н.]. Напряженности между представителями разных диаспор соответствуют линиям межнациональной напряженности на Кавказе: между армянами и азербайджанцами, грузинами и осетинами, грузинами и абхазцами, осетинами и ингушами и т.д.

У кавказцев и русских стандарты маскулинности различаются: «Кавказцы воинственны, они воины по воспитанию. А русские в большинстве своем – не воины, а, как бы это сказать, труженики, мирные люди» [Л.В.].

Эта разница стандартов маскулинности может проявляться и в ходе конфликтов: «Кавказец всегда готов к драке, он всегда предполагает, что драка может случиться. Особенно – те, кто приехал в Россию, да еще недавно. Они тут всегда настороже. А у русских не так. Они более миролюбивы, русский пока соберется драться – уже и драка закончится. Нет, когда дело действительно дойдет до драки – тут уже неизвестно, кто <376:377> кого. Но за счет постоянной готовности кавказцы, конечно, оказываются в выигрыше» [М.И.].

В последние десятилетия вследствие целого комплекса причин агрессивность молодежи, приезжающей с Кавказа, повысилась: «Молодежь более бескультурна, агрессивна, чем люди старшего возраста. Но это относится не только к кавказцам, приезжающим в Россию – это сейчас относится ко всем людям» [И.И.].

Стоит добавить, что мигранты в целом активны и конкурентоспособны. Это происходит «по определению», из-за того, что «едут – активные, те, кто не склонен к активности – остаются» [Д.З.]. Поэтому те, кто приехал – сильнее, успешнее; «те, кто приехал, вынуждены крутиться, лучше учатся и всё такое» [А.Н.].

Мигрантами становятся представители наиболее активной части общества; в советские времена нам неоднократно приходилось сталкиваться с удивлением тех, кто ездил на Кавказ – утверждали, что в массе своей население этого региона было не похоже по поведению на тех кавказцев, которые приезжали в Москву.

Рассуждая о маскулинной активности и агрессивности мигрантов, нельзя не согласиться с утверждением, что «у тех, кто занят трудом – времени на агрессию не будет» [И.И.].

^ Поисковая сексуальная активность
Традиционно бытует мнение, что выходцам с Кавказа присуща гиперсексуальность, особо сильное влечение к женскому полу (этот стереотип зафиксирован в фольклоре, в кино, в литературе).

Многие из наших информантов-кавказцев с сомнением отнеслись к этому утверждению. Однако все отметили <377:378> существование определенного механизма, формирующего высокую поисковую сексуальную активность молодых кавказских мужчин, приехавших в Москву: «Северные народы более спокойно относятся к отношениям между мужчиной и женщиной. Женщинам, в сравнении с кавказскими традициями, позволяется очень многое. Разрешается демонстрировать свою сексуальность – обнажать ноги, руки, грудь, волосы, шею. Русские женщины ведут себя так, как принято в России, и не более того. Но кавказцы истолковывают это иначе – как демонстрацию доступности. Отсюда, с одной стороны, возникновение сексуального желания, а с другой – пренебрежение к нормам ухаживания. Если бы русский мужчина оказался в африканском племени, где женщины ходят голые и меньше сексуальных ограничений – он бы, наверно, вел себя так же. В итоге такой реакции у московской девушки создается впечатление, что кавказец – необузданный. Следом может возникнуть или ответное желание, или чувство гадливости. А дальше подключаются московские ребята, которые за этими девушками ухаживали – и тут начинается…» [К.Э.]

Трудно оценить, насколько велика сексуальная активность кавказских мужчин в Москве, но статистические данные говорят о брачной «охоте на москвичек», которую осуществляют активные приезжие мужчины (не только кавказцы, но и представители других национальностей): «Доля браков между уроженцами столицы в 1955 г. всего 10%, в 1980 – 38%, в 1995 – 40%, остальные браки заключались между коренными москвичами и приезжими. (…).

В браках между русскими в последние десятилетия [расстояние между местами рождения супругов] составляет от 500 до 650 км, а в межэтнических браках – последовательно <378:379> возрастает: от 960 км в 1955 г. до 1300 км в 1995-м и более 1500 км в конце прошлого века. Столь большие расстояния свидетельствуют о широте круга брачных связей москвичей.

Другой наглядный показатель аутбридинга – увеличение доли межнациональных браков: в 1955 г. – 14,7%, в 1980-м – 16,5%, в 1994–95 гг. – 22,1%, 1999–2000 гг. – около 30%. В основном это браки между русскими женщинами и представителями других этнических групп. Если раньше в структуре межнациональных браков преобладали русско-украинские, то в 1995 г. с ними почти сравнялись по частоте браки с армянами, грузинами и азербайджанцами»viii[8].

^ Религиозный аспект
Одним из аспектов, поддерживающих высокий уровень маскулинности кавказских мужчин, является ислам: «Мусульманство предполагает более высокий, чем в христианстве, статус мужчины» [Д.Г.]. «Ислам во многом романтичен и привлекателен для мужчин. Многоженство, например» [А.Н.].

С мусульманством часто связывается агрессивность, причем это относится не с мусульманству в целом, а скорее к его отдельным течениям: «Ингуши и чеченцы (молодой ислам) более агрессивны, чем дагестанцы (старый ислам). Таджикский ислам еще более толерантен потому, что он наиболее древний» [М.Д.].

В современном обществе ислам часто связывается с понятиями активности, пассионарности. Это, кстати, является одной из основных причин увлечения исламом некоторой части радикальной русской молодежи [Д.Г.]. <379:380>

Показательно, что меньшей адаптивностью в Москве обладают, согласно проведенному выше опросу, именно выходцы из регионов, где преобладает ислам.

^ Антирусские установки
Оказавшись в Москве, мигранты с Кавказа сталкиваются с новыми для себя культурными реалиями, некоторые из которых вступают в противоречие с их установками, оказываются неприемлемы. Так, негативно характеризуют следующие качества русских вообще и москвичей в частности.

1. Неуважительное отношение к людям старшего возраста. Редкий случай противоположного мнения: «Я думаю, если пожилой человек у русских ведет себя правильно, его уважают» [Г.А.].

2. Склонность к пьянству.

3. Склонность к матерной брани.

4. Отсутствие должного внимания к категории семьи («У кавказцев институт семьи имеет непреходящую ценность» [А.Н.]).

5. Недостаточная взаимовыручка.

6. Вульгарность поведения некоторых женщин (особенно, молодых).

Некоторые претензии относятся не столько к различию национального, сколько к различию уклада, обусловленного переездом из небольшого города или аула в мегаполис: «Нет теплоты в отношениях. Когда привыкаешь жить в узком кругу – в Москве уже тяжело» [Н.А.].

Встречаются и такие претензии как привычка москвичей пить пиво на улице или держать в квартирах домашних животных: «Много-много животных! Их больше даже, чем людей. Это нехорошо. Нехорошо, когда собака с тобой кушает!» [М.Д.] <380:381>

Некоторыми из наших информантов (впрочем, не всеми) высказывалось мнение, что негативные моменты в поведении кавказских юношей обусловлены влиянием низкокультурной московской среды: «У меня есть знакомая, работающая уборщицей – пожилая русская женщина. Она рассказывала о том, как к ним устроились два мальчика, только что приехавшие из Таджикистана. Поначалу они были очень вежливые, обращались к ней уважительно, как к старшей. Но со временем они полностью изменились – начали грубить, ругаться матом. Это потому, что на родине их поведение ограничивается определенными правилами, а здесь их ничто не сдерживает. Они же видят, что в Москве молодежь ругается матом, ни в грош не ставит старших – вот и ведут себя так же» [И.И.]. Падение нравов мигрантов объясняют не только общим падением нравов в России, но и низким моральным уровнем информации, исходящей из СМИ [К.Э.].

Концепция выбора приезжими адаптационной стратегии отражена в следующей цитате: «Да, мы находимся в своей стране и можем жить (по крайней мере, теоретически) там, где нам нравится. Но при этом мы не должны приходить на новое место жительства как завоеватели. Приезжий всегда на виду, с него больше спрос, и чтобы добиться успеха, он должен работать больше и лучше, чем местные жители. Если их нравы, обычаи, порядки совершенно неприемлемы для мигранта, то лучше просто уехать на родину. Некоторые стороны жизни в мегаполисе трудно принять человеку, получившему традиционное воспитание, к примеру, представителю какого-либо из кавказских народов: равнодушие и холодность в отношениях между людьми, разрушение или ослабление родственных связей, отсутствие уважения к старшим и т.д. Но в этом случае ни кто не мешает сохранять в своей семье, у себя дома традиционные устои»ix[9]. <381:382>

^ Провокационность / осторожность
При описании приезжих кавказцев с точки зрения москвичей встречаются две крайних оценки.

Согласно первой из них, мигранты чувствуют себя развязно, нечистоплотно, без уважения к окружающим. Причем считается, что они ведут себя так потому, что находятся на чужой территории, хотя на родине делают все по-другому: «Какой на фиг кунак, когда он снимает квартиру потому, что она рядом с базаром, на котором он цветы продает. Если он даже не утруждает себя выкинуть мусор, а просто выставляет его в коридор. Из-за такого вот на дверях подъезда и появилось обращение просьба уборщицы “уважать ее труд и выносить мусор в мусорный бак”. После некоторого пребывания он съехал и больше ничем не запомнился, хотя и не худший случай» [Ш.Б.]. «Однажды я видела, как из подъезда нашего дома вышли два узбека, снимающих здесь квартиру, кинули под куст мешки с мусором – и пошли по делам. Когда я говорю что-то против приезжих, то я говорю против таких вот приезжих» [Г.А.В.].

Согласно другой точке зрения, кавказцы, как и приезжие вообще, очень осторожны, осмотрительны, не делают лишних, провокационных действий: «Когда я общался со строителями, то у меня сложилось впечатление, что это парни очень хитрые и “себе на уме”. Мы выпивали, много беседовали, с одним аж братались, причем по его инициативе, но при этом они много о себе не рассказывали, было видно, что боятся сболтнуть лишнего – мало ли что. И я их понимаю – у них такое положение, что надо быть осторожным» [У.Д.].

Что касается первого подхода, думаем, нельзя не согласиться с мнением одного из наших информантов: «И русские есть, которые мусор из окна выбрасывают, <382:383> и приезжие. Это зависит не от национальности, а от уровня культуры» [Н.А.].

Второй вариант описания представляется более верным, что подтверждает и большинство информантов. Действительно, для приезжих (особенно, оказавшихся в Москве недавно) более типично осторожное, осмотрительное поведение, они - «настороженные и недоверчивые» [А.Н.].

К слову сказать, именно данное поведение наложило специфическое ограничение на методику нашего исследования, сделав малоэффективными прямые интервьюирования – на улицах, на рынках, на стройках, - и заставив сделать упор на экспертные оценки кавказцев, проживших в Москве уже достаточно долгое время и включенных в миграционный дискурс уже в меньшей степени.

^ Поведение в драках
Из вышесказанного вырисовывается следующий образ кавказского мужчины-мигранта. Еще раз подчеркнем, что сказанное типично не для всех, но для части мигрантов, причем именно эта часть, что важно, и оказывается наиболее задействованной в межнациональных конфликтах.

Мигрант – молодой мужчина, оказавшийся в условиях инокультурного окружения, что обусловлено как переездом в другую этническую среду, так и перемещением в непривычные жизненные условия (из аула или маленького города – в мегаполис).

У мигранта высока склонность к «воинственной» маскулинности, что обусловлено следованием национальным традициям и особенностям воспитания. Он импульсивен, вследствие чего достаточно легко провоцируется на конфликты. Имеет установки на защиту собственного мужского <383:384> статуса и на «доказательство» собственной маскулинности в повседневной жизни.

Мигрант склонен к поисковой сексуальной активности, что обусловлено его молодостью, «походным» состоянием, повышенной маскулинностью и несовпадением национальных установок, связанных с сексуальностью.

В ряде случаев (например, вследствие антирусской пропаганды на родине) мигрант имеет негативные установки и склонен к агрессивности. Эти установки резонируются возможным несовпадением собственного (обусловленного этничностью) мировоззрения и системы ценностей с мировоззрением и системой ценностей жителей Москвы. Иногда играет роль негативный опыт, полученный в общении с москвичами.

Установки мигранта на активность и конфликтность могут быть обусловлены исламским фактором.

Поведение мигранта, как правило, характеризуется повышенной «настороженностью и недоверчивостью» человека, находящегося в чужеродном окружении.

Все сказанное рисует образ «мужчины в походе» - достаточно воинственного и имеющего потенциальную склонность к конфликтности. Стоит добавить, что Кавказ, в течение последних десятилетий неоднократно становившийся зоной боев и военной напряженности, действительно способен поставлять мигрантов с опытом участия в войне. Реально и то, что мигранты с «воинскими» установками склонны к включению в деятельность, имеющую военизированный характер (в условиях современного российского города эта деятельность, как правило, криминальная)x[10].

Описания конфликтов, имевших место на московских улицах, показывают, что кавказцы, ставшие жертвами нападения, <384:385> часто оказываются достойными соперниками и даже наносят нападающим урон.

«Драка произошла между двумя группами молодежи примерно около 23:10 мск. Шесть молодых людей славянского типа напали на двух выходцев с Кавказа. Последние оказали сопротивление и нанесли ножевые ранения нападавшим. Драку прекратил наряд милиции. Все участники потасовки задержаны»xi[11].

В телевизионном сюжете о погроме в Царицыно 30 октября 2002 года был представлен владелец одного из ларьков, кавказец средних лет, который отбил у нападающих (а в нападении участвовало несколько сотен человек) своего соседа по торговле.

В 29 декабря 2006 года в уличном столкновении был убит 18-летний активист ДПНИ Павел Рязанцев. Насколько можно судить по информационным сообщениям, убийство произошло следующим образом: несколько русских парней сделали некое внушение проходившему мимо молодому кавказцу, после чего тот достал нож и нанес смертельную рану одному из них и скрылся. «Характер повреждений свидетельствует о наличии у преступника навыков ножевого боя»xii[12]. Здесь также прослеживается ситуация обоюдостороннего конфликта: оказавшись лицом к лицу с превосходящими силами противника, молодой кавказец не убегает, а вступает в драку, являя себя не как жертву, а как полноправного участника столкновения.

Перечень подобных примеров можно продолжить.

Оказываясь в России, молодые кавказские мужчины часто включаются в ситуацию, которую мы назвали бы соревнованием маскулинностей, иногда заявляя об этом напрямую: «Вспоминаю два конфликта с кавказцами, в которых звучала фраза типа: “Если ты мужчина – давай драться”. <385:386>

Первый случай – в 1987 году в горах Чечни к нашей группе пристало несколько чеченов. Задирались на драку. Мы драться не хотели, а чечены подначивали: вот, мол, давайте как мужчины с мужчинами; вот, у вас девушки – вы перед ними себя покажите.

В другом эпизоде я сам не участвовал – видел со стороны. Поздно ночью в автобусе ехали два нерусских (не знаю, кто они были по национальности, но один летом был в меховой шапке, совсем дикий). И, выходя на остановке, они как-то задели двух парней, стоящих у выхода. Потом, с улицы, один злобно кричал: “Эй, выходите, если вы мужчины!” Русские не вышли, но один из них, маленький, интеллигентный, потом долго переживал, а другой успокаивал его: мол, с кем ты хотел связаться – это ж чучмеки» [У.Д.].

Аналогичные примеры апеллирования кавказцев к маскулинности противника приводили и другие информанты.

^ Культурно-исторический контекст
Экстремальное поведение кавказской молодежи, в частности, поездки в российские города рассматривается многими исследователями как действие, встроенное в длительную традицию создания мужских сообществ воинского типа.

Этнограф Ю.Ю. Карпов, автор ряда исследований, посвященных традиционным мужским сообществам Кавказаxiii[13], указывает на то, что поездки молодых кавказцев «на добычу» в Россию укладываются в контекст издревле практиковавшихся на Кавказе военных набегов. Речь идет о «комплексе “джигитства” (который длительное время полноценно функционировал среди населения Северного Кавказа) — регулярным походам юношества и мужчин молодого возраста <386:387> на соседние территории. Последние напрямую были связаны с традиционной системой социализации — обретением их участниками качеств и статуса мужчины. В мифопоэтической передаче идеальная модель “маскулинизации” предполагала совершение мужчиной в течение жизни последовательно трех походов: 1-, 3- и 7-годичного. В практике XIX в. походы не были долговременными, но имели сезонную регламентацию — совершались весной и осенью, так как были включены в комплекс производственной хозяйственной деятельности.

В современных условиях традиционные мужские союзы и мужские дома оказались разрушенными, невозможными стали походы за «добычей», престижными шрамами на теле, славой. Однако те же условия, создавшие массовую безработицу, в том числе молодежную, и особенно в районах с высокими показателями прироста населения, порождают новые, но внутренне связанные с прежними (“традиционными”) явления. При невозможности найти себе применения на родине и сохранении привлекательности социокультурного клише “похода” процветает практика отъезда молодежи горных районов Кавказа в крупные города России. (…)

Одним из аспектов корпоративности таких групп является принцип сельского, районного и т.д. их комплектования. “Сезонный“, “походный” принцип организации таких групп находит выражение в том, что по достижении верхней возрастной планки допустимого, с точки зрения “традиции”, отсутствия на родине — 28–30 лет, молодые люди обязаны вернуться, обзавестись семьями, “осесть” и начать вести “мирный образ жизни”. С большинством так и происходит. В городах остаются обзаведшиеся вопреки воле родителей семьями “на чужбине”, пристрастившиеся к наркотикам, влившиеся в криминальные группировки и т.п.»xiv[14] <387:388>

Аналогичные мысли высказывает и В.А. Дмитриев: «Нет оснований говорить о сохранении в современных кавказских обществах традиции мужских союзов в сколь-либо целостных формах. Но ее наследие проявляется достаточно зримо. (…)

Наследие рассматриваемой традиции можно увидеть в практике братств-землячеств выходцев с Кавказа, обосновывающихся в крупных городах страны. В современных условиях бытуют представления о том, что для молодых людей до 28–30 лет нормально проводить время/жить вдали от родных мест, но к указанному возрасту они должны вернуться в отчий дом для обзаведения семьей и налаживания жизни “остепенившихся” мужчин»xv[15].

Причины воспроизводства в среде кавказской молодежи «походных» традиций, восходящих к XIX веку носят социально-экономический, социокультурный и этнопсихологический характер. Для нас здесь наиболее интересны механизмы сохранения и актуализации социально-психологических качеств, связанных с «воинственной» маскулинностью – когда общество находится в относительно стабильном состоянии, они не задействованы или задействованы в социально приемлемой форме; однако при изменениях в обществе «воинские» формы поведения активируются: «В формах организации сообществ таких “отходников” не прослеживается прямых слепков с традиционных половозрастных корпоративных структур, хотя их идеологический антураж многое воспринял от таковых. Здесь напрямую проявляется и эффект разжатой пружины, когда отсутствие механизмов общественного контроля приводит к активизации асоциальных действий, часто сопряженных с “легитимизацией” права на жестокость»xvi[16]. <388:389>

В советские времена одной из форм реализации активности молодежи мужского пола была срочная служба в армии. До конца 1980-х годов сохранялась «престижность воинской службы, отказ от которой без уважительных оснований превращал молодого человека в глазах общества в неполноценного и даже в изгоя. К сожалению, ситуация изменилась в связи с ведением российской армией боевых действий в Кавказском регионе»xvii[17]. В последние годы отмечается разрушение традиционного отношения к службе: «Ныне службу в армии юноши с Кавказа часто воспринимают как наказание и противятся ее правилам