Реферат: Секция экономической истории

Секция экономической истории


Ульянова Галина Николаевна, доктор исторических наук

Институт российской истории РАН, ведущий научный сотрудник

Тел. (495) 350 28 49; 8 916 239 44 25. email: galina.ulianova@gmail.com


Женщины-предприниматели в России XIX века. Влияние фактора равных имущественных прав с мужчинами на трансформацию гендерных ролей в экономическом дискурсе


Главным отличием российского законодательства от западноевропейского были равные имущественные права мужчины и женщины1. Законом 1753 г. женам было разрешено «продавать их собственное имение без согласия мужей». В «Своде законов Российской империи» (1832) принцип раздельной собственности в браке был окончательно закреплен.

Принцип раздельной личной собственности делал женщину независимой в предпринимательской деятельности. Женщины имели равные с мужчинами права на занятия коммерцией, что было подтверждено сенатским указом от 25 мая 1775 г. Стремление женщин к обретению независимой экономической позиции в бизнесе получило правовое подтверждение в законе 10 июня 1857 г. «О дозволении выдавать купеческим женам свидетельства для производства отдельной от мужа их торговли».

В докладе на основе анализа данных промышленной статистики, судебной практики и просопографических сведений будет освещен вопрос о том, как женщины сумели реализовать провозглашенные в законодательстве Российской империи права – 1) контроля над собственностью, 2) на занятия коммерцией наравне с мужчинами – и включиться в экономически активное население.

В Российской империи к началу ХХ века предпринимательство женщин стало играть важную роль. Однако картина этого сегмента предпринимательства была мозаичной. Женщины, владевшие промышленными и торговыми предприятиями, были представительницами различных социальных групп, в первую очередь землевладельческой аристократии и купечества.

Паттерны собственности и социального состава женщин-предпринимателей изменялись на всём протяжении столетия. В первой половине XIX в. ядро богатства женщин-предпринимателей в значительной степени составляла унаследованная собственность, во второй половине века соотношение постепенно изменялось в пользу приобретенной собственности и капиталов, активно используемых в коммерческом обороте.

При изучении истории участия женщин в российской экономике XIX в., нельзя игнорировать вопрос о влиянии гендерной идеологии на женское предпринимательство. В европейской историографии последнего пятнадцатилетия продолжаются горячие дискуссии по этой проблеме, поскольку анализ одних региональных моделей подтверждает парадигму «разделённых сфер» (‘separate spheres’, то есть сфер частной и публичной), и напротив, новые факты, обнаруженные в ходе изучения других стран и регионов, приводят историков к доказательствам существования «сегментированных сфер» (‘segmented spheres’). При этом сторонники второго направления предоставляют убедительные аргументы, что «используемый для доиндустриальной эпохи концепт «совмещенных сфер» эластичен и вполне применим к новым обстоятельствам»2 (подразумевается история XIX в.).

История женского предпринимательства в России в XIX в. дает возможность говорить о симбиотической модели. С одной стороны, российская ситуация была уникальной, поскольку на всём протяжении столетия женщина имела и реализовывала равные с мужчиной права – как в сфере владения имуществом, так и в сфере занятия бизнесом. (Единственное ограничение заключалось в запрещении женам купцов ‘давать на себя вексели без согласия мужа’, но оно не действовало в случае, если женщина производила торговлю ‘от своего лица’.) Это отличало Россию от Европейских стран, в большинстве которых вплоть до последней четверти XIX в. ужесточались ограничения на право владения собственностью, что негативно влияло на самостоятельное предпринимательство замужних женщин.

Но в то же время, мы находим проявления парадигмы разделённых сфер в ригидности маскулинизированного характера предпринимательских общественных организаций и институтов. Женщины могли участвовать в качестве директоров и вкладчиков в совещаниях правлений товариществ, но не допускались на заседания местных Биржевых и Купеческих обществ. По крайней мере с 1860-х гг., в Москве несколько сот женщин-предпринимателей имели право голоса при выборе депутатов в органы купеческого самоуправления, однако им запрещалось приезжать в зал голосования. По уставу Московского Купеческого общества, женщина была обязана расписаться в листе курьера в получении приглашения на голосование, но затем передоверить право голосования любому совершеннолетнему члену семьи мужского пола. Давление гендерной идеологии проявлялось также в запрещении женщинам купеческого сословия приезжать к императорскому двору (по закону 1807 г.3), существовавшем на всём протяжении XIX в. Несмотря на ограничения на самопрезентацию женщин-предпринимателей в сетях общественного влияния, экономические характеристики предпринимательства женщин в России, полученные в результате нашего исследования, достаточно впечатляют.

Агрегированные данные об участии предпринимательниц в промышленном развитии показывают, что в 1814 г. насчитывалось 165 принадлежащих женщинам предприятий (из общего количества 3,731), в 1832 г. – 484 (из 5,349), в 1879 г. – 1,045 (из 26,067), в 1884 г. – 1354 (из 27,235), в 1897 г. – 1,684 (из 34,723). См. диаграмму 7.1 «Доля предприятий, принадлежащих женщинам, в общем объеме промышленного производства Российской империи. 1814-1897»).


Diagram 7.1. The share of female-owned enterprises. 1814-1897



При этом доля «женских» предприятий по объему производства (в денежном выражении) составила 4% в 1879 г., 4,8% в 1884 г., 6% в 1897 г. Исторический максимум женского промышленного предпринимательства (1897) выразился в следующих цифрах: 106 тысяч рабочих (из общего российского количества 1,8 млн чел.) производили продукции на сумму 150.4 млн руб.

Анализ статистических данных показал, что в 1880-1890-х гг. 85% объема производства принадлежащих женщинам-владелицам предприятий относились к пищевой и текстильной отраслям. Именно в этих отраслях доля женщин среди фабрикантов была самой высокой, достигая, по нашим подсчетам, соответственно 9,2% и 7,7% в 1884, и 10,6% и 6,9% в 1897 от объема общероссийского годового производства.). В 1897 г. достаточно высокие показатели были достигнуты также в таких отраслях, как табачная – 10,6%, и производство спичек – 13%.

В Российской империи XIX в. женское промышленное предпринимательство характеризовалось социально смешанным составом собственниц. Статистический анализ не подтвердил нашу первоначальную гипотезу о постепенном вытеснении дворянок-предпринимательниц – купчихами. Несмотря на неумолимое падение дворянского землевладения после Крестьянской реформы 1861 г. – в 1,5 раза с 1862 по 1897 гг.4 – роль дворянок в индустриальном развитии не снизилась, и они сохраняли паритетные отношения с купчихами, при незначительном, но постоянном присутствии мещанок и крестьянок. В 1814 г. Среди владелиц промышленных предприятий дворянки составляли 46%, лица из купеческого сословия (вдовы, жёны и «девицы») 38%; в 1832 г. соответственно 50% и 36% (причем 49% «женских» фабрик и заводов были устроены в сельских имениях), в 1879 – 42% и 43%, в 1884 – 44% и 42% (для 1897 точных данных нет).

После эпохи Великих Реформ новым явлением стало рекрутирование предпринимательниц (более в торговлю и менее в промышленность) не только из купеческого и крестьянского сословий (что наблюдалось на всём протяжении первой половины XIX века), но также из чиновничества и до некоторой степени из высших слоев дворянства. В 1890-е гг. в Москве и Петербурге среди лиц, взявших купеческих свидетельства для ведения бизнеса, были: вдова сенатора, вдова, жена и дочь из генерал-майорских семей, и даже жена (статс-секретаря) императора Александра III (Надежда Половцова). Эти изменения свидетельствовали о постепенном изменении взглядов на престижность занятий бизнесом в общественном мнении. Вышеназванные лица стали заниматься предпринимательством с целью получения дополнительных (а иногда и единственных) средств к существованию. Для молодых поколений предпринимательниц из образованных слоев общества бизнес становился не только попыткой преодолеть патриархальную гендерную модель и достичь экономической самостоятельности, но в значительной мере оценивался как путь социального продвижения.

Параметр брачного статуса на протяжении столетия претерпел немалые изменения. Начиная с 1860-х гг. причинами для независимого ведения бизнеса становятся не только вдовство или незамужнее состояние (при наследовании после отца), как это было ранее. Был выявлен целый ряд женщин – купеческих вдов, которые даже при повторном вступлении в брак вели свой бизнес независимо от мужей (среди которых находим купцов, чиновников, военных). В 1890-е гг. количество вдов среди лиц, бравших купеческие свидетельства в Петербурге и Москве, составляло 49-53%, замужних женщин – 33-35%, одиноких (по прежней терминологии, старых дев) – 12-16%. Количественный рост и усиление роли замужних и одиноких женщин свидетельствует о размывании патриархальной гендерно-ролевой модели. Это означало, что самоидентичность женщин-предпринимателей также претерпевала несомненные изменения, таким образом, стремясь к выявлению самодостаточности и независимого поведения в обществе.

В последней четверти XIX в. доминирующим трендом стала реорганизация семейных компаний в паевые товарищества и акционерные компании. Феноменом 1890-х гг. стало участие женщин в бизнесе в роли директоров правлений и пайщиков и здесь женщины демонстрировали свое значительное влияние на принятие решений. Другой инновацией последней декады XIX в. стало успешное функционирование предприятий с всецело женским составом руководства (случай Завьяловых).

К концу XIX в. женское предпринимательство стало играть важную роль в экономике. Результатом было появление слоя женщин, обладавших значительным личным богатством. Владение огромными капиталами влияло на трансформацию гендерных ролей женщин-предпринимателей, как в семейном, так и в общественном дискурсах. Порой у предпринимательницы даже мог возникнуть внутренний психологический диссонанс, когда ее деловые интересы приходили в противоречие со стремлением к женскому благополучию в роли жены и матери семейства (случаи Фирсановой и Щекиной). Но такие случаи скорее были исключениями.

По оценке Пола Грегори, «Россия накануне Первой мировой войны являлась одной из мировых экономических держав. В основных трудах [по экономике] Россию, обычно ставят на четвертое или пятое место среди крупнейших промышленно развитых стран, вслед за Соединенными Штатами, Великобританией, Францией, Германией, и вероятно, Австро-Венгрией» (Paul Gregory, ‘Russia on the eve of World War I was one of the worlds’ major economic powers. General works typically rank Russia as the world’s fourth or fifth largest industrial power behind the United States, the United Kingdom, France, Germany and perhaps Austria-Hungary’).5 Промышленная революция в России запаздывала на 50-60 лет по сравнению с Великобританией, и на 25-30 лет по сравнению с Германией. Однако Россия сумела использовать преимущества «отсталости», заключавшиеся в perception новейших технологий, что обеспечило высокие темпы индустриализации, особенно в конце 1880-х – 1890-х гг. и вывело в начале ХХ в. Россию в число ведущих экономических держав.

В этом продвижении России по пути модернизации женщины-предприниматели сыграли свою заметную роль.


1 Подробнее см.: Galina Ulianova. Female Entrepreneurs in Nineteenth-Century Russia. London: Pickering & Chatto, 2009. P.10-12.

2 Beachy, Craig, Owens, ‘Introduction’, in R. Beachy, B. Craig, A. Owens (eds), Women, Business, and Finance in Nineteenth-century Europe. Rethinking Separate Spheres (Oxford and New York: Berg, 2005). P. 11.

3 Сословная дискриминация действовала и для мужчин из купеческого сословия. Во время приездов императора в Москву в 1880-1890-х гг., на церемониях в Кремле купечество было топографически отделено от дворянства. Монарх встречался с лидерами купечества и ремесленников во Владимирском зале Большого Кремлевского дворца, а с семьями, принадлежавшими к первым четырем классам дворянства – в Георгиевском зале.

4 C 87,2 млн. десятин до 58,4 млн. дес. См.: S. Becker, Nobility and Privilege in Late Imperial Russia (DeKalb, Ill.: Northern Illinois University Press, 1985), p. 32.

5 Gregory, Russian National Income, p.154.