Реферат: Самарин. Образование и элиты в современной России

Самарин. Образование и элиты в современной России

Создание элиты в России дело не столь безнадежное, как может показаться с первого взгляда.

Г. П. Федотов (Париж,1939).

ОБЩЕСТВО ПЕРЕД ЛИЦОМ ВАЖНОГО ВЫБОРА

Не стареет приведенная выше мысль «философа русской истории» (так называют Георгия Федотова), и как выражение оптимизма на будущее, и как признание наличной безнадежности настоящего. Элиты в России все еще нет, ни в нормативном, ни, кажется, даже в функциональном смысле.[1] Нет высокопрофессионального и ответственного правящего слоя. Разумеется, «свято место не бывает пусто» и определенный властный суррогат «альтиметрически» (Дж. Сартори) занимает предназначенное этой группе социальное пространство.[2] Но, как любой суррогат, он ущербен, не способен к полному осуществлению надлежащих функций. Аномичный и «анемичный» он более содействует распаду ткани общественной жизни, нежели ее росту. Для того, чтобы появилась элита в подлинном смысле слова, необходимы хотя бы ее эмбриональные здоровые элементы, высококачественное образование и явный социальный заказ на него со стороны общественности или государства.

В отсутствие хотя бы одной из этих составляющих будет, в лучшем случае, воспроизводиться тот же дисфункциональный суррогат, в худшем - он будет замещен иной, более агрессивной контрэлитой, которая при слове «культура» берется за оружие.

По меньшей мере, один из перечисленных компонентов в России уже есть - это высококачественное образование, представленное лучшими вузами страны, и тонкий слой связанных с ними научно-педагогических кадров. Несмотря на немалые потери последнего, этот сектор высшей школы остается еще дееспособным в пределах ближайшего десятилетия или немного менее того. Эффективность системы образования, невзирая на имеющиеся минусы, достаточно высока, и при сравнении наших затрат с западными на «единицу продукции» остается все еще одной из лучших с учетом столь скромных расходов на нее. «Утечка» ее выпускников на Запад, которая приняла огромные размеры, надежно подтверждает качество их профессиональной подготовки (хотя она же во многом подрывает усилия отечественной высшей школы). Тот факт, что даже «средние» выпускники лучших вузов легко одолевают там разнообразные конкурсы, получают гранты и субсидии, говорит о существовании пока надежного кадрового резерва подлинной элиты (без кавычек) в виде наиболее блестящих молодых специалистов, но его сохранение дома остается под вопросом.

Однако, все особенности предъявляемого сейчас образованию амбивалентного социального заказа в решающей степени связаны с нынешним противоречивым положением отечественных «элит», той исторической развилкой, у которой оказались они, а вместе с ними и российское общество. Этот «заказ» более чем неоднозначен и проблематичен. Состав и востребованные в ближайшем будущем качества «элитных кадров» могут столь резко различаться, как если бы им предстояло жить в разных странах. Впрочем, последнее может случиться и впрямь во всевозможных вариантах. Недаром упомянутые группы так основательно обустраиваются за пределами отечества. Понятно, что авторитарному - изоляционистскому и автаркичному режиму, теократической диктатуре, олигархическому компрадорскому капитализму, открытому обществу - всем этим разным «путям» и моделям, между которыми пока еще блуждает российская элита, потребуются слишком различные кадры, предельно несхожие профессиональные и человеческие качества. Распутье, быть может, еще не пройдено окончательно, хотя возможности благоприятного выбора становятся все меньшими.

В дисперсной, неорганизованной форме в стране наличествует и другой необходимый компонент - сложившиеся «высококлассные» управленцы, но они вытеснены на обочину жизни вместе со всякой созидательной деятельностью. Многократное увеличение аппарата управления в постсоветскую эру произошло главным образом за счет неспециализированных кадров и привело к обратному эффекту - частичной или полной утрате управляемости жизненно важных для общества институтов.

К сожалению, не только общественную погоду в целом, но даже инструментальную сторону процесса управления определяют не профессионалы, а успешно встроившиеся в существующую систему отношений маргинализованные субъекты, асоциальные девиантные группы. Благодаря их усилиям едва ли не все подчиняется одной сверхзадаче - непосредственному изъятию ресурсов в пользу этих групп, а также клиентов и покровителей последних. И только те инструменты, что служат этой «перекачке» средств, получают развитие, тогда как все прочее деградирует.

Все те, «кто не сидел на печи последние десять лет», по известному выражению олигарха, и кто сумел вовремя взобраться в «золотую карету реформ», руководствовались одной эгоистической мотивацией. Они вели себя, поистине, как мародеры на терпящем бедствие судне, и за это не будет им никогда ни исторического, ни юридического оправдания. Организованное ими расточение российских ресурсов принимает все более угрожающие размеры, нанося непоправимый ущерб и жизнеобеспечению масс, и перспективам выживания государства. В этой связи национальная катастрофа, сопровождаемая новым обвалом страны, становится для расхитителей все более желанным способом списать на нее беспрецедентные хищения[3]. К чему и стремятся ныне многие «реформаторы», сознательно посадившие на сверхголодный паек ВПК, вооруженные силы и воспроизводство квалифицированных кадров. В результате огромные природные богатства России служат главным образом целям частного обогащения в то время как страна превращается в банкрота и в немощное в военно-политическом отношении государство[4].

Как показали многочисленные исследования (в том числе и зарубежные), именно форсированное развитие у нас олигархических частных империй, которые ориентированы на вывоз капитала, представляет собой главный фактор разложения основных общественных институтов. Вследствие этого процесса российское общество оказалось у черты, за которой историческая бездна. И тот, кто продолжает настаивать на прежнем «реформаторском» курсе, толкает свою Родину в эту бездну.

Для нашей темы существенно, что организация жизни, построенная только на эксплуатации «трубы» и ее эквивалентов, не требует ни развития социальной инфраструктуры, ни значительного роста кадрового потенциала, ни его интеллектуализации. В частности, потребности ТЭКа в специалистах очень скромны, что хорошо видно из отчетов о работе высшей школы[5]. Еще меньше он нуждается в научных разработках ввиду ориентации на приобретение новейшей зарубежной технологии. Вообще за исключением непосредственно занятых в этой сфере и в обслуживании власти, все прочее «население» превращается для овладевших «трубой» нуворишей в «нежеланных нахлебников». А его просвещение и сбережение уж никак не входит в круг их интересов.

По расчетам западных политиков (М.Тэтчер) и некоторых наших прогнозистов преимущественное обслуживание сырьевых отраслей потребует населения страны не более 15-20 миллионов человек. Нередко у них проскальзывает едва завуалированный, а то и откровенно высказываемый взгляд, что все остальные в России «с экономической точки зрения» - это «лишние люди»[6]. Например, А. Чубайс, будучи еще руководителем Госкомимущества РФ, говорил о том, что вымирание двадцати-тридцати миллионов, не «вписавшихся в рынок» даже полезно[7]. Многие другие находят благодетельным исчезновение «целых пластов» общества (и не только в социальном смысле, но и в физическом). «Сергей Владиленович [Кириенко] мыслит по-государственному», - сообщает один сотрудник этого небезызвестного деятеля, - «а государству экономически невыгодно, чтобы пенсионеры долго жили. Вот мы и стараемся по мере сил…[8]». Таких мыслителей, не чуждых кладбищенскому делу, оказалось излишне много. Они декларировали свою позицию еще на заре «реформ». Помнятся публичные выступления проф. А. И. Ракитова (позднее советника высоких «вождей»), который, летом 1991 г. на одном из партъсъездов того времени, предрекая скорое вымирание «лишних людей» и немалых социальных групп, вызвал тогда настоящий шок у аудитории. Прочно запали в память и аналогичные «теоремы» либерального экономиста К. Вальтуха, который (в 1992-93 гг.) придал все тем же прогнозам вид «объективной необходимости»[9]. Без увеличения смертности невозможна де, по его мысли, искомая дифференциация доходов, которой потребует утверждение капитализма. Настаивая хором, что «лишних» людей у нас слишком много, все они вольно или невольно девальвировали задачу культурного воспроизводства людей, их социализации, требуя все растущего сокращения вложений в «человеческий капитал». А совместить эту линию не только с развитием, но с простым выживанием страны уже никак невозможно.

Понять подтексты вышеприведенных рассуждений нетрудно. Не кто-то конкретный желает, дескать, разорить страну, присвоить ее ресурсы, вывезти капиталы, сгубить население, но этого совершенно требует неумолимый прогресс, универсальный исторический Закон. И только потому «Карфаген должен быть разрушен», а его народонаселение обречено поредеть и весьма существенно. Предельно лапидарно это умонастроение выразила В. Новодворская: «Может быть, мы сожжем, наконец, проклятую тоталитарную Спарту? Даже если при этом сгорит все дотла, в том числе и мы сами»[10].

Обещание насчет самосожжения эта политическая актриса, вероятно, ввернула для красного словца: не для этого борются за власть и собственность. И хорошо известные ее друзья-реформаторы, принадлежащие к непотопляемым «легким фракциям»[11], тоже не торопятся расстаться с жизнью, оставляя такую возможность исключительно другим соотечественникам, счет которых пошел уже на многие миллионы. Адвокаты «радикальных реформ», часто говорят, что лишь по недостатку демократического и рыночного опыта власти действуют «как всегда» неудачно. Суть дела точно оценил Н. И. Бирюков: «Если одни, ошибаясь, платят за это сами, то в нашем отечестве авторы самых масштабных "ошибок" почему-то хорошо зарабатывают на этом, предоставляя расплачиваться за них другим»[12].

Возможно, однако, что выражение - «мы сами» у Новодворской обозначает народ России, тогда ее эскапада приобретает гораздо более достоверный смысл, как упование на погибель его, на уход с исторической сцены подобно спартанцам. В реальности круг неразборчивых «реформаторов», как раз, и намеревался «сжигать дотла», разорять только подвластных им сограждан и еще - то, что называлось в прошлом общенациональным достоянием. И в этом уничтожении «дотла» он сильно преуспел[13]. Результаты «преобразований» находятся в полном соответствии с достоинствами и ориентирами правящих групп.

Экономист М. Кругов приводит впечатляющие данные РАН о непродуктивности нынешнего социально-экономического порядка в России, который создан и поддерживается нынешними суррогатными «элитами». Хоть немного присмотримся к этим вопиющим цифрам и убедительным комментариям упомянутого экономиста. По оценкам Российской академии наук, «в стоимости нашего валового внутреннего продукта (ВВП) 82% составляет природная рента, 12% приходится на амортизацию доставшихся от СССР промышленных мощностей и лишь 6% - на непосредственно производительный труд россиян. […] Это значит, что мы не столько создаем ВВП, сколько проедаем наследие предков, которое в стоимости нашего дохода составляет 94%. …Мы существуем за счет дореволюционных россиян, пятьсот лет осваивавших территории Севера, Урала, Сибири и Дальнего Востока, и большевиков, создавших на этих просторах промышленный потенциал»[14].

«Проедание» наследства зашло так далеко, что по показателям валового внутреннего продукта мы приблизились к уровню маленькой Венесуэлы, а бюджетные расходы страны уступают множеству развивающихся государств. За исключением нескольких больших городов Россия провалилась в беспросветную первобытность и бедность (как об этом не раз говорил другой известный экономист М. Делягин)[15]. В подобных обстоятельствах экономическая деградация неизбежно влечет за собой разрушение образовательного потенциала, его приближение к уровню наименее развитых стран, что ставит под вопрос перспективы социально-экономического возрождения. Возникает порочный круг «самоуглубления» кризиса.

М. Кругов сопоставляет доли живого труда в составе ВВП в сегодняшней России(6%) в первобытном обществе(1-2%) и в ныне наиболее развитых странах(90%), и такое сравнение однозначно свидетельствует о быстром сползании российской экономики к седой патриархальщине. Приведенная этим автором далее динамика соответствующих показателей в постсоветский период именно такова: если мы и движемся, то - в сторону, обратную цивилизации. Чуть производство требует хотя бы среднего по уровню развития интеллекта, показывает Кругов, - так оно, как правило, заброшено и разрушается, ничего не добавляя к ВВП. Последнее «лучше всего характеризует интеллектуальный уровень самой власти – уровень феодальных правителей, все ноу-хау которых ограничивалось умением собирать с подданных дань». /Там же/. Благодаря упомянутому автору из приведенных им данных (и не им одним только) вырисовывается как очевидная траектория длительного экономического падения, так и непосредственная связь ее с интеллектуальным потенциалом властных групп, уровнем их образованности*.

Как будто все необходимое для появления высокопродуктивной элиты в стране давно имеется, и объективная потребность в ней остра, но не хватает ни надлежащего социального заказа, ни самих заинтересованных в нем заказчиков. Поступающие запросы имеют в лучшем случае косвенное отношение к проблеме, предполагая производство, но никак не эффективное использование наиболее подготовленных специалистов, которые легко отдаются на откуп другим и нередко - враждебным странам. В то же время функции элит замещают низкопробные, сильно люмпенизированные и криминализованные группировки.

«Беловоротничковый» политизированный криминалитет «сверху», органично смыкаясь с классическими люмпенами «снизу», надежно перекрывают любые возможности общественного развития и создают деморализующую социально - психологическую атмосферу. Кроме того, «этот мир пока успешно блокирует механизмы понимания» реальности, (на что указывал М. Рыклин)[16], подвергая общей девальвации ценности культуры и образования. В подобной тупиковой люмпенизации духа и повседневного быта - одна из ярких примет смутного времени, которая питает широкие настроения безысходности.

Процессы разложения, распространяясь все далее подобно гангрене, приближаются к опасной грани, за которой распад национального существования. В этой связи встревоженное общество стремительно поляризуется на тех, кто хотел бы поскорее попировать на останках якобы «изжившей себя» российской цивилизации и тех, прилагает силы к ее исцелению от тяжкой болезни[17]. /Об этом немало говорилось на У1 Всемирном русском народном соборе в Москве в декабре 2001 г./.

Есть основания полагать, что фатальной неизбежности всеобщей деградации не существует до тех пор, пока сохраняются альтернативные силы и возможности развития и пока жива мощная культурная традиция, богатый человеческий и кадровый потенциал. Еще не сошли со сцены несколько поколений профессионалов в области науки, техники и образования, хотя возможности их плодотворной работы сведены к минимуму. Еще не утратили навыки квалифицированного и высококачественного труда недавние работники «оборонки», хотя масштабы ее разорения фантастичны.

Еще функционирует из последних сил в режиме «гиперамортизации» выдающаяся система образования. В целом этот культурный слой при разумном использовании немалых материальных ресурсов страны и сотрудничестве с зарубежными обладателями высоких технологий и современного социального опыта вполне мог бы обеспечить возрождение страны. Однако, во-первых, он слишком слабо организован и хрупок, а в условиях разрушения научно-производственных и др. структур быстро деквалифицируется; за короткий срок он вообще может исчезнуть. /По оценкам многих зарубежных и отечественных экспертов, примерно через пять - десять лет или чуть более в нашей стране он необратимо разрушится/. Во-вторых, разумность (и главное своевременность) глобальных решений может обеспечить только пользующаяся авторитетом компетентная политическая и управленческая элита. И, судя по последствиям уже принятых решений, это, кажется, наиболее дефицитный ресурс в нашем обществе.

Как бы то ни было «точка возврата» в восстановлении полноценного образовательного потенциала России еще не пройдена, а вместе с тем не утеряна и возможность пополнения руководящего корпуса высококачественными профессионалами. Хотя полагать, что даже прекрасное образование само по себе обеспечит их социальное продвижение, также не приходится. К сожалению, еще меньше при сохранении нынешних тенденций приходится уповать на подъем российской школы.

Ответственный выбор в пользу - или против развития образования и человеческого потенциала сейчас является самым важным для будущего страны, и он предрешает множество других структурных перемен вместе с их последствиями. Проблема выбора обострилась ныне не только в силу небывало плачевного социально-экономического и военно-стратегического положения страны, деградации или распада базовых научных и воспитательно-образовательных институтов, но приобрела, поистине, ключевое значение в свете настойчивых попыток «реформировать» эти институты на протяжении последнего десятилетия.

Если на первых порах инициаторы таких преобразований еще выдвигали задачи методико-педагогического, информационного и технического обновления как средней, так и высшей школы, то в дальнейшем, начиная с середины 90-х гг. вся мотивация, связанная с усовершенствованием учебного процесса, была полностью отброшена ими, видимо, как утратившая смысл маскировка.

С этого времени педагогов, психологов, философов, социологов (как и многих других специалистов) попросту отстранили от дела реформирования, передав его целиком в руки особо доверенных экономистов гайдаровского круга, которые уже преуспели к тому времени в разрушении российской экономики и дозрели, наконец, до приватизации «социальной сферы»[18]. В области народного просвещения они тоже захотели сделать «как лучше», а уж получилось у них «как всегда».

По мере оглашения одного за другим проектов, начиная с 1998 г., все отчетливее становилась для большинства контрпродуктивность «реформаторских» замыслов. От изначальных обещаний «усовершенствовать» просвещение в этих проектах не осталось и следа. Вместо этого был предложен радикальный демонтаж школы всех уровней, который привел бы к снижению образовательного ценза населения в десятки раз и осуществлялся бы по тем же технологиям, по каким уже были произведены деиндустриализация страны и развал фундаментальной науки. Воплощение подобных проектов в жизнь означало бы также окончательную дезинтеллектуализацию нашего общества и практическое его разоружение перед лицом внешних угроз.

Перед лицом этой очевидности российские власти в августе- сентябре 2001 г. подвергли резкой критике ими же инициированную программу «коренной ломки» в области просвещения и против всяких ожиданий отреклись даже от самого слова «реформа» применительно к образованию. Такой оборот событий был, можно полагать, первым совместным успехом за последний десяток лет, как научно-педагогического сообщества, так и российского ВПК, позиции которых предельно близки в оценке национальных интересов России.

Однако этот первый успех нуждается в закреплении, выиграно лишь одно частное сражение, но не вся борьба. Об окончательных результатах, тем более, «победе здравого смысла» говорить совершенно рано, поскольку хорошо известен стиль российских «либерал-реформаторов». Скорее всего, положенный «под сукно» проект, как и в 1998 г., не будет ими совсем списан, но станет проводиться поэтапно, по частям (и негласным образом) с тем, чтобы снизить энергию протеста. Из продолжительного и печального прошлого опыта ясно, что это - не те люди, которые легко готовы отступиться от наживы или упустить возможность для ослабления собственного Отечества. Вот почему нельзя просто предать забвению или сбросить в архив их преобразовательные инициативы.

Тем более, что и в дальнейшем они не отказались ни от одной своей ранее заявленной позиции, продолжая их ретиво продвигать в жизнь. Уже постфактум, полностью игнорируя всю прозвучавшую критику в их адрес, которая исходила от общественности, включая президента и премьера России, «архитекторы реформ» продолжают настаивать на «безусловной актуальности» своей прежней концепции. «Реформаторы уже прибили свои тезисы на ворота министерств и ведомств», - радуется ангажированный журналист[19], как очевидно, уподобляя героев своего репортажа Мартину Лютеру, хотя более адекватным было бы их сравнение с Геростратом.

Из поступающей дальнейшей информации отчетливо проступает намерение провести прежние цели на этот раз другим, хорошо проверенным методом, который был опробован впервые в ходе массовой «ваучеризации». С его помощью тогда большинство наших сограждан разом утратило всякие права на общенациональную собственность. Теперь предполагается создание именных Государственных финансовых обязательств (ГИФО), под которые якобы будут выделяться средства для абитуриентов и которые «будут следовать за студентом» в соответствующий вуз[20]. Их внедрение в жизнь будет означать на деле аналогичную потерю материальных гарантий права на образование. В том, что эти «образовательные ваучеры» легко напечатать и выдать, сомнений не возникает. Но то, что они будут обеспечены реальными денежными средствами с учетом инфляции, поверить просто невозможно, как и в честность намерений авторов идеи. Социальный антидемократический ее подтекст был сразу же четко отслежен в одной из оперативных интернетных реакций на планы выпуска ГИФО[21].

Кроме «ваучеров» российские граждане уже хорошо знакомы с сертификатами на жилье для военнослужащих, с компенсациями ущерба лицам, пострадавшим от «чеченских» войн, а также с исполнением других финансовых обязательств государства - по сберегательным вкладам, по ГКО и др. Ясно, что и с «ГИФО» мы увидим только повторение пройденного. С ними произойдет ровно то же, что и с первыми «приватизационными чеками». По-видимому, намечается создание еще одной «пирамиды», цель которой не только упразднить основную часть государственного образования, но и «пристроить» кругленькую сумму в надежные руки. Хотя формулирует идею «ГИФО» все тот же, подвергавшийся ранее резкой критике со стороны властей, Я. Кузьминов, однако за его спиной явно усматриваются более опытные стратеги отечественной приватизации. Описанные проекты перемен в этой области слишком напоминают мины, которые не без умысла закладываются под нашу культуру и безопасность страны. И часовой механизм в них запущен.

Закрывать на это глаза невозможно. Приведем только один, все определяющий факт. Известный экономист С. Глазьев сообщил в октябре 2001 г. в ходе телепередачи (уже после отгремевших политических дебатов по поводу образовательной реформы), что вместо предусмотренных нормативами закона расходов на образование в размере 80 миллиардов рублей в бюджете на 2001 г. на эту сферу выделяется только 1 миллиард руб.! [22]Да и то номинально. И ранее много раз говорилось (в том числе и С. Глазьевым), что ни один бюджетный норматив никогда не выполнялся по этой статье и в прежние годы. Таким образом, неуклонно осуществляя финансирование образования в размере менее 1/80 доли от минимально необходимого уровня, правительство в действительности продолжает следовать тому ультраправому «реформаторскому» курсу, от которого оно пыталось откреститься в конце августа – начале сентября 2001 г.

Обещания укрепить финансовую базу школы, похоже, останутся только на бумаге. В противоречии с ними, сразу же (той же осенью) начались полуофициальные толки о неминуемом сокращении расходов на образование в предстоящем году. Параллельно намечается отказ от бюджетного финансирования профессионального обучения на всех его уровнях. Например, первый зам. министра экономического развития и торговли РФ М. Э. Дмитриев в официальном письме министру труда А. Починку сообщил среди прочего, что статья № 10 Европейской социальной хартии (которая была подписана от имени России г. Починком) не может быть исполнена «как в сложившейся экономической ситуации, так и в долгосрочной перспективе». А именно в этой статье заключаются гарантии права на профессиональное обучение и даже содержится требование Хартии о сокращении или упразднении всякой платы за обучение».[23] Далее в этом интереснейшем документе г. М. Э. Дмитриев указывает, что «борьбы с бедностью», предусмотренной Хартией, правительство РФ также вести не намерено и не собирается поддерживать соцобеспечение даже «на удовлетворительном уровне». Это означает, что для большинства альтернатива в виде платного профессионального обучения окажется тоже не «по карману». «Если денег на образование действительно не будет, предел устойчивости системы наступит», - с полным основанием говорил известный деятель отечественного просвещения, депутат Госдумы О. Н. Смолин.[24] И, как ясно каждому, для ликвидации главных культурных завоеваний России в ХХ веке ничего большего и не требуется. Если существующие тенденции сохранятся, то с утратой исходной культурной матрицы, которую заключают в себе образовательные институты, все прочее в нашей стране будет разваливаться (вослед ее средней и высшей школе) «само собой».

НЕВОСТРЕБОВАННОЕ ПОКОЛЕНИЕ: синдром «лишних» талантов.

В обсуждаемой теме неразрывно переплетаются сюжеты, социологические и политические, социально-психологические и собственно педагогические. По возможности отделяя в анализе их друг от друга, нам все же придется затронуть различные из этих взаимосвязанных аспектов, политические особенно. «Элитность» сопряжена с функцией социального отбора не говоря о последующем развитии отбираемых человеческих свойств и лиц. Если выбор узок, то качество селекции падает, если же, напротив, он имеет широкую базу, то показатели «выборки» существенно улучшаются, сказываясь благоприятно на основных параметрах социальной динамики. Высококачественные образовательные учреждения вносят особо важный вклад в дело такого отбора и развития, поставляя не только наиболее подготовленных специалистов, но и высший руководящий персонал. Они во многом обеспечивают, как воспроизводство, так и пополнение сложившейся элиты, а в критических обстоятельствах содействуют полноценной ее смене. Но насколько этой объективно необходимой функции в нашем обществе соответствует реальный социальный заказ?

Специальная кадровая подготовка в подобных заведениях вообще имеет смысл лишь тогда, когда исправны социальные «лифты», когда возможна вертикальная мобильность по рациональным профессиональным и ценностно-нормативным критериям. В противном случае наиболее подготовленные, перспективные кадры уходят «на экспорт», укрепляя другие страны, как это уже случилось в России в особо крупных размерах. Кроме того, они маргинализуются или плавно перетекают в контрэлиты, что тоже наблюдается у нас сплошь и рядом. По имеющимся подсчетам в валютном исчислении, потери общества за счет утечки высоких профессионалов за рубеж уже эквивалентны 800 млрд. долл., а внутреннюю - не меньшую утрату человеческого капитала - никто не считал. Но, скорее всего, речь идет уже о триллионах в том же валютном исчислении.

Точное число уехавших неизвестно, но эксперты часто называют 4-5 млн. большей частью молодых людей. Из них - около полутора миллиона – научные работники или высококвалифицированные специалисты[25]. Во времена наивысшего подъема советской науки ровно столько же составляла численность всех ученых в стране. Не стоит утешать себя предположением, что уехали наименее одаренные, напротив, эмигрировали самые работоспособные и инициативные. И, если первоначально в составе отъезжающих преобладали этнические меньшинства, то теперь страну покидают главным образом русские. Около половины выезжающих - специалисты высокой квалификации, обладатели ученых степеней. Даже во времена нацизма эмиграция культуры из Германии не была столь значительной, как сегодня у нас. Такой пагубный «экспорт» в чем-то напоминает бегство молодежи восточно-европейских стран, предшествовавшее краху тамошних «коммунистических» элит, он точно также содействует сильному ослаблению политического режима в России. Разумеется, в этом случае нам жаль не режим, а страну, которую он так обескровил и ослабил и которую может увлечь за собой, уходя в небытие. Напрасно многие малоквалифицированные деятели власти испытывают преждевременное удовлетворение от ухода сильных конкурентов из числа следующего поколения и от того, что так «ловко» избавились от политического давления потенциально небезопасной силы. Именно от суммарной квалификации правящего слоя и талантов лидеров будет в решающей степени зависеть дальнейшая судьба, их собственная и страны.

«Утечка мозгов» наносит не только материальный ущерб, оставляя за собой качественно иную, чем прежде, культурную и кадровую ситуацию. Хотя одновременно она указывает, по словам С. Капицы, на то, «что наша система образования выиграла соревнование у западной»[26] даже вопреки тяжелейшим для нее условиям. С 1998 г. ситуация с невостребованностью молодежи обострилась до предела, что повлекло новую волну эмиграции молодых талантов. Суммарные интеллектуальные потери стали просто невосполнимыми и в силу деградации образовательных институтов в ходе судорожных попыток их реформирования[27], и по причине общего экономического обвала. Утечке содействует не только нарастающая разница в жизненном уровне в России и развитых странах, но и прямые «силы выталкивания», структурное и психологическое отторжение любых дарований господствующей чиновной или «новорусской» культурой. И хотя наиболее даровитые молодые люди все еще находят работу и в своем отечестве, но настоящего приложения своим способностям они уже не могут обрести. Последнее стало теперь проблемой целого поколения. В некоторых, особо важных областях науки и техники отток за рубеж превысил 80% ученых (например, в математике). Есть много данных о том, что этот исход науки целенаправленно регулируется из-за рубежа и не только по экономическим, но и по военно-политическим мотивам. Вербовка «на экспорт» не только сложившихся, но и молодых специалистов недурно оплачивается из-за рубежей. Плата вербовщикам, порой, достигает нескольких тысяч долларов «за голову». И в нашей «элитной» среде есть лица, сколотившие на этом целые состояния.

Уезжают, как уже говорилось, лучшие и перспективные специалисты, в том числе и будущие лидеры. Что хуже всего - делается это практически безвозвратно. В качестве мотива отъезда у нас они нередко указывают (наряду со ссылками на невостребованность и отсутствие достойного заработка) на возможность продвижения за рубежом по чисто профессиональным основаниям - без обычного дома протекционизма - на условиях ”честного конкурса”. «Нас взяли, быстро оценив подготовку и способности», - звучит из уст многих наших выпускников, избравших этот путь по окончании МГИМО, МГУ, Физтеха. Принимают их не только в качестве клерков, специалистов, докторантов, но после весьма непродолжительной карьеры (буквально за считанные месяцы) некоторых наделяют руководящими функциями нижнего или среднего ранга, если они проявят лидерские наклонности. Многие позднее стали главами фирм. И хотя у них там мало шансов подняться на политический верх, в чем большинство не испытывает ни малейшей нужды, возможности уверенного кадрового роста в своей профессиональной сфере остаются для этих способных людей практически неограниченными.

Аналогичный карьерный рост в нашей отечественной среде скорее исключение, за которым обыкновенно кроются непотизм, клановая поддержка, особые личные связи[28]. Кроме того, масштабы свертывания всякой созидательной деятельности в России столь велики, что потребности в кадровом замещении специалистами высокой квалификации невероятно сузились и в количественном и качественном отношении. Управлять судном, поставленным «на прикол», много проще, нежели осуществлять нормальное судовождение, а его затопление и вовсе не требует больших познаний. Особенно нежелательны даже культурность и моральные принципы, когда топить приходится вместе с людьми. Наибольшую карьеру в постсоветский период, как раз, сделали и делают мастера по «затоплению» экономики, обороны, науки и других сфер жизни.

Шел жесткий отбор на человеческую деструктивность, прочно исключавший у кандидатов на продвижение активные созидательные начала и нравственную щепетильность, требовались кадры, готовые абсолютно «на все» в деле вульгарного изъятия и перемещения «дензнаков». Не надо напрасно путающих аналогий с первоначальным накоплением. Здесь в «новой России» единовременно в руках новоявленных хозяев оказывались огромные, уже созданные ранее и часто полноценные производственные фонды, которые способны регулярно выдавать продукцию и приносить прибыль. Но вместо этого они быстро ликвидировались, как утиль, принося заинтересованным игрокам или группам разовую валютную выручку. И такие процессы идут доныне. Никакие сантименты, ни социальная, ни производственная целесообразность не должны были мешать главной священной задаче, возложенной на эту публику, - бесперебойному скорому выкачиванию всех доступных ресурсов любыми средствами. /Поэтому настоящие профессионалы были даже «вычищены» первыми, как докучливые защитники развития производства/. Мастера по изъятию не способны к созиданию, и работники, умеющие это делать, им тоже не нужны, закончи они хоть Сорбонну. Там, где орудуют всего лишь «подельники», - тем более.

Возведенные в эталон люди с первых страниц газет, хозяева телеэкранов ельцинской эпохи, именитые банкиры и якобы промышленники - почти целиком таковы. «Друг президента» и его семьи Б. А. Березовский останется навсегда символом этой эпохи и свойственной ей селекции на растление. Целое десятилетие он был ведущим деятелем агитпропа, главным наставником молодых (через два телеканала, четыре - пять радиостанций, множество др. СМИ) и даже курировал вместе с А. Б. Чубайсом проекты перемен в образовании. Приватизированное им «просвещение» масс полностью воплощало те антиценности, благодаря которым был вознесен наверх он сам[29]. Но и в его отсутствие развращение продолжается, что говорит о том, как мало персональные перемены меняют природу целого слоя.

Процессы, происходящие на верхних этажах общественной структуры, оказывают огромное воздействие на ценностно-нормативные представления не только самого этого слоя, но и других социальных групп, формируют образы потребного будущего, вызывая к жизни определенные социальные типы и характеры. Именно от тех, кто «контролирует» финансовые и другие материальные ресурсы, как никогда, зависит ныне будущность отечественного образования. Насколько оно необходимо самой номенклатурно-олигархической элите и нуждается ли она в просвещении масс?

Есть большие основания полагать, что массы «россиян» с их заботами она «списала с корабля» своей истории и волноваться о них будет не больше, чем о жизни насекомых. Разве что слишком болезненные укусы обеспокоят некоторых. Для нужд своего воспроизводства она может оставить ничтожно малый процент образцовых спецшкол и один-два университета (в одном из прожектов все так и выглядело), все остальное элита уже сейчас старается «добрать» в зарубежных школах и вузах. Ее основные образовательные вложения текут уже ныне в первую очередь туда. И, как правило, не потому, что там лучше учат: многие из «элитных» отпрысков учатся в третьеразрядных и средних, и высших школах. Гла