Реферат: Из истории Вологодских монастырей XVI xvii века (состав насельников)

Шамина И.Н.*

Из истории Вологодских монастырей XVI - XVII века (состав насельников).

Отечественная история. 2003г. №1. С. 141-154.


Вологодскую землю от южной ее границы до Белозерья писатель А. Н. Муравьев назвал "Русской Фиваидой на Севере" по аналогии с египетской пустыней, где селились когда-то основатели раннехристианского отшельничества1. Это поэтическое сравнение вполне оправдано. Здесь возникли десятки крупных и мелких монастырей, а протекавшая в них интенсивная духовная жизнь и особый уклад сохранялись в отдельных уголках Вологодчины вплоть до революционных событий 1917 г. В предлагаемой статье речь пойдет о монастырях Северной Фиваиды, располагавшихся к югу от Вологды. В XVI - XVII вв. это территории Комельской и Обнорской волостей, где на сравнительно небольшом пространстве существовало до 10 монастырей и пустыней. История монастырей региона к югу от Вологды практически неизвестна. Наиболее подробные сведения о них содержатся в работах местных краеведов XIX - начала XX в. А. Воскресенского, Н. И. Суворова, А. К. Лебедева, Р. Невского и др. Однако они носят описательный характер, поскольку краеведы делали акцент на современном им состоянии обителей и не затрагивали социально-экономические аспекты, организацию хозяйства и внутреннюю жизнь монастырей2.

Первые монастыри в южной части Вологодского уезда появились уже в конце XIV - начале XV в. Это Спасо-Преображенский Нуромский (1387 г.) и Троицкий Павлов Обнорский (1414 г.), основанные учениками Сергия Радонежского. В XV - XVI вв. возникли Спасо-Преображенский Иннокентиев (1480-е гг.), Введенский Корнильево-Комельский (1497 г.), Николо-Озерский (1528 - 1530 гг.), Арсеньево-Комельский (1528 - 1530 гг.) монастыри, а также Коптево-Сретенская Николаевская (1481 г.), Комело-Перцова (1499 г.), Шилегодская Александро-Коровина (1529 - 1530 гг.) и Иоанно-Богословская Кохтыжская (XVI в.) пустыни. В XVI в. небольшие Перцова и Коптева пустыни перешли во владение Корнильево-Комельского, а Александро-Коровина в XVII в. - Арсеньево-Комельского монастырей.

Каждый из монастырей южной части Вологодского уезда представлял собой единое культурно-хозяйственное целое, но они различались как по уровню экономического развития, так и по своей религиозной и культурной значимости. Сравнительно крупными из них можно считать Павлов Обнорский и Корнильево-Комельский. Они входили в общероссийскую иерархию, а их настоятели ставили свои подписи под важнейшими государственными постановлениями - решениями соборов 1580 г. об ограничении земельных пожалований Церкви, осуждении патриарха Никона 1660 г., Соборным Уложением 1649 г. и др. Принадлежащие им вотчины располагались не только в Вологодском уезде, но и за его пределами. Так, во владении Павлова Обнорского монастыря в 1678 г. находились 9 сел и 122 деревни в Вологодском, Пошехонском, Ярославском и Костромском уездах с 702 крестьянскими дворами. Вотчина Корнильево-Комельского монастыря в эти годы была одной из самых крупных в Вологодском уезде. Она включала в себя 9 сел с деревнями, расположенными в Вологодском, Пошехонском и Переяславском уездах с 769 крестьянскими дворами3.

Николо-Озерский, Спасо-Нуромский, Иннокентьево-Комельский и Арсеньево- Комельский монастыри не были степенными, а среди вологодских обителей занимали, соответственно, 6, 7, 17 и 19 места4. Владения Николо- Озерского монастыря, к 1678 г. включавшие в себя 383 крестьянских двора, располагались в Вологодском уезде - в Комельской и Лоскомской волостях и частично - в Пошехонском уезде, в то время как небольшие в 122, 108 и 39 дворов вотчины Иннокентьева, Нуромского и Арсеньева - находились в непосредственной близости от самих монастырей.


*Шамина Ирина Николаевна, аспирантка Института российской истории РАН.


С. 141


Различия в экономическом положении монастырей оказали влияние на организацию их хозяйств, внутреннее устройство и на структуру штатов. В статье предполагается на примере перечисленных обителей показать, кто жил в монастырях северной России в XVI - XVII в., во времена, предшествующие началу реформ Петра I и введению монастырских штатов, а также каковы были основные обязанности и социальное положение монастырских насельников.

Вопрос о населении монастырей - один из наименее изученных в историографии. В дореволюционный период ему уделяли внимание Н. К. Никольский и М. М. Богословский, показавшие, как управлялся монастырь и отправлялось богослужение, что представлял собой монастырь как особый тип поселения, а также проанализировавшие различные стороны его хозяйственной деятельности и др.5

А. А. Савич в 1920-е гг. показал устройство вотчины Соловецкого монастыря, назвав и его насельников6. Б. Д. Греков подробно разобрал структуру управления Новгородского дома Святой Софии и организацию крупной церковной вотчины. Ученый выявил круг лиц, управлявших хозяйством (казначей, конюшенный старец, коровник, чашник и др.), определил, что входило в их обязанности. З. А. Огризко очень обстоятельно рассмотрела категорию монастырских слуг на примере Вологодского Спасо-Прилуцкого монастыря, выяснила их происхождение, круг обязанностей, систему вознаграждения за службу и т.д. Большой вклад в изучение вопроса об организации монастырского хозяйства внес М. Н. Тихомиров. В своем очерке об Иосифо-Волоколамском монастыре он описал обязанности некоторых категорий монастырских работников, определил размеры их жалованья7. В работе И. К. Смолича, увидевшей свет в 1952 г. и переведенной в 1997 г. на русский язык, наряду с другими вопросами уделяется внимание и штатам монастырей XVI - XVII вв. В целом же его труд, охватывая широкий спектр вопросов по истории русского монашества, является, однако, достаточно поверхностным, а многие выводы требуют проверки8. Составу монашеской братии Троице-Сергиева монастыря в первой четверти XVIII в. посвящена статья С. В. Николаевой9.

Сохранившиеся источники содержат в основном сведения о лицах, занимавших должности игумена, келаря, казначея, а также о некоторых соборных старцах. Кроме того, большинство из них ограничивается лишь упоминанием монашеского имени, что затрудняет определение социального происхождения человека. Основными документами о населении монастырей являются описи монастырского имущества середины XVII - начала XVIII в. Их составляли при передаче монастырей в ведение новых настоятелей или отдельных монастырских служб новым ответственным за них лицам - келарю, казначею, посельским старцам или приказчикам. В описях, наряду с описанием внешнего облика монастырей, храмов, ризницы, библиотеки, хозяйственных служб и др., содержатся сведения о составе братии и монастырских работниках. При работе над статьей использовались описи имущества XVII в.: Корнильево-Комельского - 1656, 1657, 1659, 1661 гг. и Павлова Обнорского монастырей - 1654, 1683 и 1687 гг.10 В качестве дополнительной информации привлекались также отдельные описи начала XVIII в. - переписная книга Павлова Обнорского 1702 г. и опись имущества Николо-Озерского 1702 г. монастырей11.

Об обязанностях представителей монастырской администрации, а также рядовых монахов, слуг, детенышей, участвовавших в монастырских хозяйственных делах, позволяют судить приходо-расходные книги. Опубликованы и неоднократно вовлекались в научный оборот расходная книга Павлова Обнорского монастыря 1568 г. и приходо-расходная книга Корнильево- Комельского монастыря 1576/1577 гг.12 Представляют интерес недавно выявленные приходо-расходные книги Павлова Обнорского 1694 г. и Корнильево-Комельского 1703 г. монастырей. В них названы имена священников и некоторых монастырских работников (в приходо-расходной книге Павлова Обнорского монастыря 1694 г. - всех), а также указаны их месячный и годовой оклады13.

Пожалуй, уникальным источником для характеристики повседневной жизни монастырей и выявления монастырских насельников является хранящаяся в Государственном архиве Вологодской обл. вкладная книга Арсеньево- Комельского монастыря. Источник содержит записи о вкладах (всего их 673), поступивших в монастырь на протяжении второй половины XVI - XVIII в. Записи включают в себя, как правило, дату поступления вклада (часто неполную), имя вкладчика (если речь шла о крепостных крестьянах, то фиксировались и имена их владельцев), место жительства, описание вклада. Часть вкладных записей XVI - первой половины XVII в. обозначает цели вкладов и называет монашеские имена вновь постригшихся людей. В отдельных случаях указаны имена игуменов, в период настоятельства которых поступил вклад14. Сохранившиеся источники по составу населения монастырей Обнорской и Комельской волостей в XVI-XVII вв. позволяют выяснить разные аспекты поставленной задачи. Однако их объем не дает возможности в полной мере описать состав населения всех монастырей региона, поэтому в ряде случаев я ограничусь лишь характеристикой сравнительно крупных обителей.


С. 142


Русские монастыри были не только вотчинными, но и духовными центрами. На основании вкладной книги Арсеньево-Комельского монастыря можно проследить, кто и каким образом становился иноком в XVI-XVII вв. Информация о вкладах на пострижение содержится только в записях с 1553 по 1656 гг. (около 25% всех вкладных записей, сделанных в эти годы). За пострижение необходимо было внести сумму, которая составляла в среднем 5 руб. Вкладчик не всегда мог отдать ее целиком. В таком случае ему предлагалось принести свою одежду или отработать в монастыре необходимое время. Чаще всего, приняв от человека небольшой вклад, монастырские власти отмечали "а постричься ему в своем платье". Строгих требований к одежде, по крайней мере в Арсеньево-Комельском монастыре, не существовало. В 1650 г. "дал вкладу Лоскомские волости деревни Окатова Прокопья Воронова крестьянин Борис Панкратьев пять рублев, да как придет в монастырь и ему принести шуба нова, да кавтан сермяжной нов, да штаны сермяжные серы, да онучи, да рукавицы". Только крупные вклады давали людям право получить "платье казенное". В 1629 г. "дал вкладом Еремеев крестьянин Скорбиева Фома Кондратьев мерина бура за пять рублев, да того ж дни и постригся. А платье ему дано монастырское, шуба братцкая, да матеица болшая, да свиска, да клобук, да матеица малая, да снуженка"15.

Наиболее крупным по числу постриженников был Павлов Обнорский монастырь. В XVII в. в его стенах жили от 47 (в 1683 г.) до 60 (в 1687 г.) монахов. По описи монастырского имущества 1654 г., в монастыре было 27 монашеских келий, в которых жили 59 человек. Следовательно, одну келью могли занимать 2 - 3 человека. Вторым по численности иноков был Корнильево- Комельский монастырь, где в XVII в. их проживало от 45 до 54. Прямых сведений о численности монахов в других монастырях региона нет. В сотных грамотах и выписях из писцовых книг 1620 - 1630 г., выданных властям, указано количество монашеских келий. Так, в Николо-Озерском монастыре их было 10, и в них могли жить 20 - 25 человек; в Спасо-Нуромском - 7 (около 15 человек); в Арсеньево-Комельском - 5 (10 - 12 человек); в Иннокентьево- Комельском - 4 (до 10 монахов)16.

К сожалению, данные источников о социальном происхождении монахов за XVI-XVII вв. фрагментарны. Жития святых об основателях изучаемых монастырей говорят, что они были в основном "благородного" происхождения. Преподобный Корнилий Комельский вышел из рода ростовских бояр Крюковых, Арсений Комельский принадлежал к знатному московскому роду бояр Сахарусовых, Стефан Комельский был незаконнорожденным сыном княгини Софьи Бородатой из рода Ярославских князей. Павел Обнорский "родися от благородных и благочестивоу родителех"17. Сергий Нуромский, по мнению И. У. Будовница, был человеком достаточно богатым, поскольку пришел к Сергию Радонежскому с Афона, что, безусловно, было сопряжено с большими расходами18.

Монахами же в изучаемых монастырях становились чаще всего люди незнатные и небогатые. Так, из вкладной книги Арсеньево-Комельского монастыря видим, что из 61 человека, внесшего вклады на пострижение в течение второй половины XVI - первой половины XVII в., 28 были крестьянами и бобылями, 11 - горожанами, преимущественно из г. Вологды, 7 - священниками, в том числе и овдовевшими попами, 2 - слугами местных помещиков и 1 - помещиком. Социальное происхождение остальных вкладчиков, ставших монахами, неизвестно19. Еще одну возможность для определения социального положения монахов дает переписная книга Павлова Обнорского монастыря 1702 г. Большинство братии в это время составляли выходцы из крестьянской среды (41 человек из 60), 5 человек до пострижения были священниками или детьми священников, 4 - служками и служебниками. Названы также ямщики, соколий помытчик, помещик (Азарий Остолопов), посадский человек, слуги помещиков. О настоятеле монастыря в эти годы архимандрите Сергии сказано, что он "родом вологжанин попов сын, пострижен в Прилуцком монастыре"20. Как видим, по крайней мере в XVII в., на основе имеющихся далеко не полных данных, можно полагать, что насельники рассматриваемых монастырей происходили преимущественно из местных крестьян, посадских людей, монастырских слуг. Доля феодалов, даже средних и мелких, была крайне незначительна. Аналогичную картину в Троице-Сергиевом монастыре в первой четверти XVIII в. отметила С. В. Николаева21. Имена некоторых монахов сопровождались прозвищами географического характера, что позволяет определить их региональную принадлежность. Так, в Павлове Обнорском и Корнильево-Комельском монастырях в разные годы жили уроженцы Костромы, Пскова, Новгорода, Нижнего Новгорода, Смоленска, Рязани и др.

По форме подвижничества монахи разделялись на три степени: рясофорные, куда постригались прошедшие послушание лица, монахи малой схимы (слово схима означает внешнее смирение, внутреннее душевное покаяние) и, наконец, монахи великой схимы, дававшие обеты проводить свою жизнь в особенно строгом посте и непрерывной молитве22. К сожалению, имеющиеся источники не позволяют в полной мере выявить в среде братии изучаемых монастырей степени монашества. Лишь синодик Корнильево-Комельского монастыря, составленный не ранее 1652 г.


С. 143


и перечисляющий всех постриженников обители с момента ее основания, разделяет их на иноков и иноков схимников. Всего в синодике названы имена 772 человек. Из них 135 (около 17.5%) записаны как схимники23.

Все рассматриваемые монастыри были в XVI-XVII вв. мужскими. Однако в них могли жить и женщины. Об этом, в частности, свидетельствуют некоторые записи во вкладной книге Арсеньево-Комельского монастыря. Например, "189 октября в 30 день дал вкладом Иван Кузмин сын Скорбиев за матерь свою старицу Анастасию божие милосердие восмь икон... а за тот ево Иванов вклад давать ей старице по две четверти ржи, да по две овса, да по осмине солоду, да по сажени дров не полененых, да в том ей и вкладная дана по ей смерть"24. Речь идет о назначении "кормов" монахине, безусловно, жившей в Арсеньево-Комельском монастыре. Такого рода случаи не были исключением. Так, в синодике Корнильево-Комельского монастыря названы имена 14 монахинь, живших здесь в разные годы25.

Чтобы вести хозяйство, монастырю требовался большой управленческий персонал. Возглавлял монастырь настоятель. Им мог быть архимандрит, игумен, строитель (иеромонах, иеродьякон) или просто черный священник. Большинство монастырей южной части Вологодского уезда в XVI-XVII вв. возглавляли игумены. В Павлове Обнорском и Корнильево-Комельском монастырях игуменство установилось уже в первые годы их существования. Так, митрополит Фотий в 1420 г. вместе с грамотой на возведение церкви, выданной Павлу Обнорскому, поставил игуменом нового монастыря Алексия, ученика преподобного Сергия Нуромского26. Преподобный Корнилий Комельский был поставлен митрополитом Симоном в 1501 г. в попы монастырской церкви Введения Пречистой богородицы, а также "в четцы и в подьяконы и в диаконы", однако уже в 1530 г. имел статус игумена27. Интересно, что настоятель Корнильево-Комельского монастыря Исаак в грамоте 1563 г. в одном случае назван строителем, в другом игуменом. Видимо, эти понятия в те годы четко не различались. Во вкладной грамоте 1638 г. в монастыре упоминаются одновременно игумен Пимен и строитель Иев Беляницын28. Возможно, строителей могли назначать при старом игумене в том случае, если он уже не мог самостоятельно выполнять свои функции.

Строители были настоятелями, как правило, в небольших монастырях и пустынях. Поскольку положение строителя по рангу было ниже, чем игуменское, то, по мнению А. В. Камкина, игуменам как старшим поручался надзор и опека над соседними мелкими пустынями29. Такого рода подчинение видим на примере Арсеньево-Комельского монастыря и Шилегодской Александре-Коровиной пустыни. Александрову пустынь, так же как и Арсеньев монастырь, основал в 1529 - 1530 гг. преподобный Арсений Комельский, изгнанный из Комельской волости крестьянами. С тех пор пустынь находилась в полной зависимости от Арсеньево-Комельского монастыря, оттуда же в нее направляли строителей. По имени одного из них в первой половине XVII в. за пустыней утвердилось название Александро-Коровина30. В 1656 г. ее официально приписали к Арсеньево-Комельскому монастырю. Строительское настоятельство отмечено в отдельные годы в Коптевой и Перцовой пустынях, находившихся в зависимости от Корнильево-Комельского монастыря, а также в Спасо-Нуромском монастыре.

Иоанно-Богословская Кохтыжская пустынь, которую когда-то возглавлял игумен, сильно пострадала в годы Смуты; "И как де были на Вологде полские и литовские люди и от тех лет та пустынка запустела и церковка ветхи..." Ее настоятелем стал черный поп. К 1649 г. пустынь совсем обезлюдела. В церкви Иоанна Богослова служил белый священник, а при ней жили 3 бобыля. В связи с этим некий богомолец бил челом Алексею Михайловичу с тем, чтобы он содействовал устройству в заброшенную пустынь черного попа31.

В конце XVII в. в крупных Павлове Обнорском и Корнильево-Комельском монастырях настоятелями стали архимандриты. В Корнильево-Комельском на эту должность в 1693 г. был назначен игумен Климент. Архимандритом Павлова монастыря по челобитью "вологжан вкладчиков всяких чинов людей, и того монастыря братии, служек и служебников и вотчинных крестьян духовнаго чину и мирского" в 1694 г. стал переведенный из Вологодского Сямского Рождественского монастыря игумен Сергий. Свою просьбу челобитчики мотивировали тем, что "во иных монастырех, кои и ниже того Павлова монастыря по степеням, а иных монастырей в степени и не написано и построены вновь, и в тех монастырях архимандриты с шапками". В царской грамоте установлены и правила, соблюдать которые обязан был архимандрит: "Носити мандии простомонашеския, и во олтарь царскими враты без фелоня и епитрахиля не входити... ниже при первом входе на литургии кадити, ниже осеняти народ, ниже святое во олтаре гласно пети..."32.

Настоятели монастырей по уставу избирались братией33. При выборе кандидата учитывались его происхождение, личные заслуги, образование и т.д. Часто настоятель был выходцем из другого монастыря. Подобно Сямскому игумену Сергию, из Вологодского Духова монастыря в


С. 144


Корнильево-Комельский в 1685 г. был переведен игумен Авраамий. П. Строев зафиксировал несколько случаев, когда настоятелей изучаемых монастырей переводили в другие обители. В 1577 г. в Антониево-Сийский монастырь был переведен игумен Николо-Озерского монастыря Питирим. В трех случаях настоятелей отправляли в Вологодский Спасо-Прилуцкий монастырь -в 1632 г. игумена Арсеньево-Комельского монастыря Антония, в 1644 г. Николо- Озерского игумена Феодосия, 5 октября 1679 г. Павловского игумена Иосифа Андреяновского34. Настоятель Павлова Обнорского монастыря игумен Никон в 1502 г. стал Коломенским епископом. Однако его пребывание на епископской кафедре продолжалось лишь полтора года. По мнению А. Б. Мазурова, это объясняется позицией Никона на соборах начала XVI в., ознаменовавшихся победой сторонников Иосифа Волоцкого. Будучи по своим взглядам "нестяжателем", он сложил с себя епископию и удалился в Кирилло- Белозерский монастырь, поддерживавший в те годы позицию Нила Сорского35.

Главная обязанность настоятеля состояла в управлении всей монастырской собственностью - землей, строениями, и людьми - монахами, слугами, монастырскими работниками, крестьянами. Без участия и подписи игуменов не совершалась ни одна земельная сделка. Настоятели монастырей стремились получить от властей иммунитет на свои владения, в частности право самостоятельно вершить суд. Так, игумен Павлова Обнорского монастыря в 1546 г. добился права судить своих крестьян, не прибегая к вмешательству волостных и уездных властей. Князьям, боярам, воеводам, а также всяким "ездокам незваным" грамота запрещала собирать "корм" с монастырских крестьян и вообще вмешиваться в жизнь вотчины36.

Многие игумены, судя по сохранившимся документам, делали в монастыри личные вклады, занимались их благоустройством. Во вкладной книге Арсеньево-Комельского монастыря записаны 6 игуменских вкладов. В 1600 г. игумен Дионисий дал в монастырь Евангелие, псалтырь, постригальник и другие книги, а также 5 четей ржаной муки; игумен Иоасаф в 1652 г. купил Евангелие, колокол и дал 4 руб. в царские двери. При игумене Арсеньево- Комельского монастыря Сергии в 1630-е гг. монастырские власти собирали средства на приобретение колокола Благовеста. В 1654 - 1655 гг. игумен Иоасаф начал строительство нового каменного храма во имя Пречистой Богородицы. В 1682 г. игумен Иона Кочев "дал в церковь Пресвятые Богородицы на церковное строение за письмо праотцев и пророков своих келейных денег восмь рублев, да он же... дал на позолоту креста осеняльного сребряного три рубли десять алтын с полугривною, да он же игумен дал сорок алтын, да свечи, да крест золотил дал за работу пятнатцать алтын"37.

Отмечены случаи, когда игумены лично занимались переписыванием и обновлением книг в библиотеках. По сообщению М. В. Кукушкиной, книга "Беседы Иоанна Златоуста" 1592 г., попавшая в качестве вклада во Владимирский Рождественский монастырь в 1617 г., содержит запись: "Писана... з добрых переводов честных монастырей Заволжских Павловского и с перевода преподобного отца нашего святаго старца Корнилия Комельского чюдотворца, а перевод его руки; а правлена на Москве"38. Игумен Арсеньево-Комельского монастыря Антоний "переплетал еуангелие старое манастырское тетро в полдести да Апостол: починивал и переплетал, да святцы церковные, да кануник на Рождество Христово и на Крещение, да Триодь Постную преплетал все снова и починивал"39. Стараниями игумена Павлова Обнорского монастыря Протасия (1538 - 1546 гг.) было составлено житие преподобного Павла Обнорского. Протасий собрал все известные к тому времени сведения об основателе обители, сохранившиеся преимущественно в устных рассказах, которые, по мнению В. О. Ключевского, существовали наряду с различными текстами о жизни святого еще до появления его труда40. Помимо биографических сведений, в житие, составленное Протасием, попали 25 чудес41. Труд игумена рассматривался московским собором русских архипастырей в 1547 г. и был признан достоверным. Это послужило основанием для канонизации Павла Обнорского.

Архимандриты Павлова Обнорского и Корнильево-Комельского монастырей ездили в Вологду на большие церковные праздники - Рождество, Светлое Христово Воскресение, Успение и др. Перед тем, как прийти на архиерейский двор, настоятели вместе с сопровождавшими их представителями монастырской администрации или слугами покупали дары для подношения преосвященному архиепископу42. Приходо-расходная книга показывает также, что на протяжении 1694 г. архимандрит Сергий даже не в праздничные дни (сам или через своих служек) подносил Вологодскому архиерею деньги и рыбу. Причиной столь особо обходительного отношения архимандрита Павлова Обнорского к властям было судебное дело об избиении монастырскими крестьянами и слугами приказных людей архиепископа и костромича Кирилла Андреева сына Писемского. Подношения в данном случае делались для того, чтобы архиепископ "пожаловал заступил в деле с Кирилом Писемским", а стольник Петр Григорьев Львов "не торопил с пошлинами"43.

О причинах прекращения настоятельства источники полной информации не предоставляют. Некоторые старцы могли занимать это место по несколько раз. По наблюдению С. М. Каштано-


С. 145


ва, игумен Павлова Обнорского монастыря Антоний занимал свой пост в 1559/60 - 1563/64 гг. В 1566 г. игуменом был Макарий, а в 1567/68 гг. Паисий44. Однако в приходо-расходной книге монастыря за 1568 - 1569 гг. вновь появляется имя Антония как игумена45, что может свидетельствовать о том, что в эти годы он занимал пост вторично. Не исключено также, что игуменом в период составления приходно-расходной книги стал другой монах с именем Антоний. Игумены могли закончить свое настоятельство не только переводом в другие монастыри и возвращением в число рядовой братии. Так, игумена Корнильево-Комельского монастыря Макария в 1610 г. сослали в тюрьму на Соловки, откуда 31 марта 1613 г. перевели в Ферапонтов монастырь46. Еще более красноречив документ об изгнании в 1682 г. игумена Николо-Озерского монастыря Иоасафа. Он бил челом архиепископу Симону о том, что монахи и представители крестьян "пришли ко мне, богомольцу твоему, в келью и бранили меня, и безчестили, и от игуменства мне без твоего святительского указу неведомо для чего и за какую вину отказали, и старцом меня называли, и посох у меня просили с насилием"47. Источник не говорит, за что так прогневались на своего игумена братия и крестьяне. Однако игумен Иоасаф продолжал занимать свое место и в 1683 - 1684 гг.48 Причины недовольства и изгнания из монастырей настоятелей были разными. Так, игумен Спасо-Нуромского монастыря писал, по словам келаря Ионы и братии в челюбитной, поданной царю Алексею Михайловичу в 1646 г., на крестьян подложные кабалы и грозился поджечь монастырь49. Причиной недовольства могли быть также пьянство, растрата монастырской казны или даже блудные дела.

Информацию о должностных лицах монастырей выясняем преимущественно из источников по Павлову Обнорскому, Корнильево-Комельскому и Николо- Озерскому монастырях. Структура их штатов была приблизительно сходной. Единичные упоминания о должностях монахов встречаются и в документах других обителей, однако документы Иннокентьево-Комельского, Арсеньево- Комельского и Спасо-Нуромского монастырей не позволяют полностью ее охарактеризовать. Далее пойдет речь преимущественно об относительно крупных Павлове Обнорском, Корнильево-Комельском монастырях, по которым в составе описей имущества сохранились списки проживавших в них людей.

Ближайшими сотрудниками настоятеля были келарь и казначей. Эти посты существовали во всех монастырях рассматриваемого региона. Келаря, как и настоятеля, выбирала монастырская братия. Он управлял монастырским хозяйством, в том числе и земельными владениями, поэтому его положение было особенно ответственным. Если тот или иной монастырь имел приписные пустыни, то келарь главного монастыря был лицом, которому они подчинялись административно и судебно. В документах по крайней мере XVI в. имя келаря писали рядом с игуменским, а в поземельных актах он, как правило, ставил свою подпись. Вкладная книга Арсеньево-Комельского монастыря, составителями которой были келари, позволяет выяснить, как долго тот или иной старец занимал эту должность. На протяжении второй половины XVI-XVII вв. записи в книге делали десятки людей, что прослеживается по чередованию различных почерков (их удалось выделить визуально на основе элементарных внешних признаков - написания отдельных букв, угла их наклона, расположения строк на листе и др.: всего зафиксировано около 50 почерков). Это говорит прежде всего о том, что перед нами подлинник, который составлялся на протяжении всего рассматриваемого периода. Из наблюдений за частотой смены почерков следует, что келари занимали эту должность от 2 до 3, реже - до 5 - 8 лет.

Келари участвовали в монастырской торговле, в судебных разбирательствах, касавшихся имущества монастыря. Некоторых келарей, как и игументов, приглашали в Вологду на различные праздники. Помощниками келарей в монастырях были монахи-подкеларники. По описи Корнильево-Комельского монастыря 1657 г., в ведении подкеларника находились иконы и посуда: "Сутки чюдотворца Корнилия древяные, росолничек, да оловеничек, да перешеичек,... 4 росолника древяных, 5 солонок оловянных белых ветхи гораздо, 10 блюд оловянных болших и малых" и др.50 Как видим, подкеларники заведовали в стенах монастырей отдельными отраслями хозяйства. И. К. Смолич считает, что они могли также вместе с посельскими старцами и приказчиками управлять монастырскими владениями51.

Ближайшим сотрудником келаря был казначей, также избираемый монастырской братией "ведати приход и росход деньгам и платью". Казначеи заведовали и распоряжались всей монастырской казной, составляли приходо- расходные книги. Они занимали должность не менее 2 лет. Об этом, в частности, свидетельствует запись в приходо-расходной книге Корнильево- Комельского монастыря 1576/77 гг.: игумен, келарь и братия дали "казначею Исайе в приход денег 90 рублев". Вероятно, ранее этими деньгами он не распоряжался. По истечении года казначей Исайя "осталные деньги в 85 году отдал в приход в 86 год тому ж казначею старцу Исайе"52.


С. 146


Казначеи также активно участвовали в монастырской торговле. Иногда они специально выезжали в Вологду или другие города на ярмарки для крупных монастырских покупок. Казначей же, распоряжаясь монастырской казной, выдавал деньги - "зажилое" священникам, монастырским слугам и работникам. Иногда обязанности казначея тесно переплетались с обязанностями келаря. Так, казначей Исайя в 1577 г. брал с крестьян деньги "за выход" (т.е. "зажилое"), по кабалам и собирал оброк, в то время как келарь также "взял у христиан на пустотных травах", по сути дела тот же оброк53. В подчинении у казначея находился "казенной службы подьячий", который, судя по всему, был и помощником келаря. Например, подьячий казенной службы Павлова Обнорского монастыря Иван Ефремов неоднократно ездил с келарем в Москву54. Видимо, в этом и заключалась одна из главных его обязанностей.

Келарь и казначей входили в состав монастырского собора, игравшего важную роль в управлении монастырем. Наиболее ранняя информация о соборных старцах содержится в житии Корнилия Комельского: "... Посих же призывает весь лик своея ограды ученик своих, и избра от них дванадесять и тем вручает монастырское строение и с ними всей братии"55. По мнению А. А. Савича, это была своего рода монастырская аристократия. У некоторых же из них, особенно пожилых, вопреки господствовавшим в монастырях общежительным уставам, могло быть отдельное хозяйство и крупные суммы денег56. Соборные старцы участвовали в принятии важнейших постановлений. Полагаю, что формулировка ""по приговору братцкому" игумен принял решение" предполагает в первую очередь участие соборных старцев. И. К. Смолич отмечает, что собор монастырских старцев в вопросах дисциплины имел почти такие же права, как и настоятель, он мог делать замечания и даже выговоры настоятелю57. Дело доходило и до прямых угроз и даже лишения настоятеля и других административных служителей своего места. Так, соборные старцы Спасо-Нуромского монастыря жаловались архиепископу, что казначей Иоасаф управляет имуществом монастыря "без братцкого совета", что послужило началом судебного разбирательства58. В изгнании же игумена из Николо-Озерского монастыря в 1682 г. участвовал лишь один соборный старец. Тот факт, что игумен Иоасаф все же остался на своем месте, может свидетельствовать о том, что остальные члены монастырского собора высказались против его отставки. Число соборных старцев известно лишь в Корнильево-Комельском монастыре - 12 человек. Такую же цифру, вероятно, символизирующую число апостолов Иисуса Христа, называют и другие исследователи59.

Были определенные обязанности и у монахов, не входивших в состав собора. Некоторые постриженники в ранге иеромонахов или иеродьяконов были священниками в монастырских церквах. Особенно это было характерно для Корнильево-Комельского монастыря, где практически все церковные должности в XVI-XVII вв. занимали монахи. Ведущее место среди них принадлежало уставщику, или эклессиарху. Им был, как правило, пожилой и наиболее опытный старец, хорошо знающий типикон (монастырский устав). Он отвечал за уставное совершение церковных служб. В некоторых вопросах, касающихся прежде всего церкви и ее внутреннего убранства, уставщик занимал положение более высокое, чем, например, казначей или келарь. Помощниками уставщика были головщики, канонархи (конархисты), псаломщики, пономари, "синодишники" (старцы, читающие во время службы синодик). В XVI в. канонархи, псаломщики и пономари назывались крылошанами (клирошанами), т.е. стоящими и поющими на клиросе. В штате Николо-Озерского монастыря упоминаются дьякон и синодишник, Спасо- Нуромского и Арсеньево-Комельского - черные попы. К концу XVII - началу XVIII в. должности монастырских священников все чаще стали занимать люди, не имеющие монашеского сана.

В монастырях обязательно был большой штат так называемых служебных монахов, надзиравших за различными отраслями и службами монастырского хозяйства. В зависимости от размеров монастыря и общего количества братии их число и круг обязанностей различались. В Павлове Обнорском, Корнильево- Комельском и Николо-Озерском монастырях упоминается конюшенный старец. Он, безусловно, играл в монастыре важную роль, поскольку в списках насельников, содержащихся в описях имущества, записывался сразу же после казначея. Главная его задача состояла в заботе о монастырских конюшнях, при которых часто располагалась особая конюшенная "казна" с упряжью, а также составление особых книг, куда он тщательным образом записывал всех монастырских лошадей. Конюшенные старцы следили не только за конюшнями, но и за другими службами, где использовались лошади, - за пожнями, дорогами и т.д.60 Конюшенный старец в Корнильево-Комельском монастыре собирал пошлины от торговли лошадями на ярмарке в селе Грязивицы (это право монастырь получил в 1677 г.)61, в Павлове Обнорском монастыре сопровождал настоятелей в дальних поездках. Подчинялись конюшему старцу конюхи, ясельничие, сторожа, которые были чаще всего из числа монастырских слуг или наемных работников.


С. 147


Следующим в списке монахов в описях Корнильево-Комельского и Павлова Обнорского монастырей стоял житенной старец, или житник. На этот пост, по наблюдению Б. Д. Грекова, назначались монахи не менее грамотные и образованные, чем казначеи62. Главной обязанностью житника был прием от крестьян хлеба в снопах, а также ведение учета прихода и расхода хлеба из житницы. Он же давал хлеб в качестве жалованья монастырским слугам и служебникам. В ведении житника находились также мельницы. Они могли выполнять и другие функции. Например, житник Корнильево- Комельского монастыря Антоний вместе с целовальником Иваном Епифановым в 1703 г. приносил в монастырскую казну таможенные сборы63.

После житника в списке стоял чашник, или погребной старец. Он следил за состоянием погребного двора и количеством поступающего в него хлеба, а также заведовал напитками, производившимися и хранившимися в монастыре. В Павлове Обнорском монастыре в 1654 г. у чашника "на квасной поварне четыре сковородки белых, три сковородки починиваных белые ж, два горшечка медных с кровлем, ставик масляной белой послужен, свешник масляной медяной, другой железной, дюжина стаканов оловянных... два пистика ... ситцо с венчиком, что перец сеют ветхой...", перечислены другая разнообразная посуда и инвентарь, в том числе косы, плуги, топоры, ужища (веревки) и др.64 Чашник из данного описания представляется своего рода кладовщиком, обеспечивающим всем необходимым монастырскую трапезу.

Одной из обязательных фигур в монастыре был хлебодарь, или хлебенный старец. Он надзирал за всем, что делалось в монастырской хлебне, и, как и житник, следил за мельницами. Под начальством хлебодаря работали служки - хлебники, помесы, мукосеи и др. В крупных Корнильево-Комельском и Павлове Обнорском монастырях были поварни, где несли послушание поваренные старцы. Их служба, как утверждал Б. Д. Греков, была независима от хлебодаря и существовала отдельно от хлебни65.

При монастырских мельницах жили мельничн