Реферат: Читают по мне поминальную молитву

Григорий Горин

Поминальная молитва


«… На моей могиле в каждую годовщину моей смерти

пусть оставшийся мой сын, а также мои зятья, если пожелают,

читают по мне поминальную молитву.

А если читать молитву у них не будет особого желания,

либо время не позволит, либо это будет против их религиозных убеждений,

то они могут ограничиться тем, что будут собираться вместе

с моими дочерьми, внуками и просто добрыми друзьями

и будут читать это мое завещание, а также выберут

какой-нибудь рассказ из моих самых веселых рассказов

и почитают вслух на любом, понятном им, языке,

и пусть мое имя будет ими помянуто

лучше со смехом, нежели вообще не помянуто…»

Шолом-Алейхем (из «Завещания») 1915 г.


^ ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


Пролог


На сцене все участники спектакля. В центре – Артист, исполняющий роль Тевье. Говорит, обращаясь непосредственно в зал.

АРТИСТ-ТЕВЬЕ. В деревне Анатовка с давних пор жили русские, украинцы и евреи. Жили вместе, работали вместе, только умирать ходили каждый на свое кладбище.. Таков обычай! Здороваясь, русские снимали шапки. Евреи шапок не снимали никогда!.. Обычай!

^ Крик петуха. Стали высвечиваться крыши домов Анатовки. Часть актеров надели картузы. послышался колокольный перезвон. Часть актеров перекрестились.

У русских был поп. У евреев – ребе! Мудрые люди, между прочим… знали ответы на все вопросы…

^ ОДИН ИЗ АРТИСТОВ (обращаясь к попу). Батюшка, отчего петух по утрам поет?

ПОП. Так ему Бог повелел, сын мой.

ОДИН ИЗ АРТИСТОВ. Батюшка, а вот что раньше было: курица или яйцо?

ПОП. А раньше, голубчик, все было…

^ ВТОРОЙ АРТИСТ (обращаясь к ребе). Ребе, а почему курица не летает?

РЕБЕ. Так ей Бог повелел!

ВТОРОЙ АРИТСТ. Ребе, а вот почему петух стоит на одной ноге?

РЕБЕ. Не морочь голову… потому, что если он и эту ногу уберет, то наверняка свалится…

АКТЕР-ТЕВЬЕ (в зал). Умные люди были, дай Бог им здоровья. А еще в деревне был урядник. Один на всех! Потому, что вера у людей может быть разная, а власть – одна…

^ Появляется Урядник с гусем.

УРЯДНИК. Мужики! Чей гусак без присмотра бегает: православный али иудейский?

Все задумчиво рассматривают гусака, чешут затылки.

ОДИН ИЗ АРТИСТОВ. Та, вроде, наш…

ВТОРОЙ. А, може, и наш…

УРЯДНИК (с угрозой.) А коли хорошо подумать, мужики?

^ ПЕРВЫЙ И ВТОРОЙ (вместе). Наверное, ваш, ваше благородие…

УРЯДНИК. О! Це дило! А я, дурак, гадаю, чей гусак? (свернул гусаку шею, ушел).

АКТЕР-ТЕВЬЕ. Справедливый был человек… А еще в деревне жили Степан-плотник, Мотеле-портной, Федька-писарь и молочник Тевье-Тевль. Евреи звали его Тевье, а русские – Тевлем. И было у него пять дочерей, две коровы и одна лошадь, такая старая, что могла везти телегу только с горы. А когда дорога шла на подъем, Тевье-Тевль впрягался в телегу сам. (Впрягается в телегу). И тогда он даже снимал шапку, чтоб не липла к волосам, и со стороны уже было трудно понять кто идет – иудей или православный. Да и честно сказать, какая разница, если человек беден и из последних сил тащит свой воз…

Тихо зазвучала музыка. Все разошлись, оставив на сцене Тевье, который отчаянно тянул телегу и что-то бормотал под нос.


^ КАРТИНА ВТОРАЯ


Ржание коня, Тевье тащит телегу.


ТЕВЬЕ (поднял лицо к небу). Боже милосердный, всех кормящий и насыщающий! Если ты создал человека – человеком, а лошадь – лошадью, то разве справедливо, что человек тянет оглобли, а эта холера плетется сзади и ржет? Знаю, что ответишь: «Не ропщи, ибо путь каждого записан в Книге Судеб…». Это так! Но важно, на какой странице… я к тому, что если Тебе было угодно создавать сперва бедных, а потом – богатых, то я был готов встать во вторую очередь… Мне не к спеху! Как говорится, лучше последним на свадьбе, чем первым на похоронах… и кому было б плохо, если б я был богат? Не сказано ли в Писании: «Рука дающего да не оскудеет»… Тобою данное, Тебе бы и вернулось… короче! Я бы отдал половину денег молящимся, половину – в сиротский дом, половину – кладбищенским нищим, и только последнюю половину взял бы себе… и то сказать, не себе – дочкам на приданое. Ну, еще жене на платье… Коровам на сено… Лошади на овес. (Ржание коня)… Вот! Самому-то мне ничего не надо… На тарелку супа и хлеб всегда заработаю, а больше – зачем? Сказано мудрыми: «И богатые червонцы не глотают, и бедные камни не едят…» и будь я хоть трижды богач Ротшильд, все равно ходил бы в этом рваном камзоле и старых сапогах… Не доить же коров во фраке? (Ржание коня)… Лошадь смеется… (Оглянулся). Нет, коняка, хорош бы был Ротшильд, если бы вышел запрягать тебя в цилиндре и лаковых штиблетах. Да еще гаркнул по-французски: «Цыц! Холера на твою голову». (Задумался). А как же будет по-французски «Цыц, холера?!»… Не знаю. Поэтому все в мире правильно… Ротшильд – это Ротшильд, Тевье – Тевье, а лошадь – лошадь! И сказано в Писании: «Не по своей воле живет человек!» (Улыбнулся). Впрочем, Боже, что я толкую тебе о Святом Писании? Кто из нас читал, а кто диктовал?..

^ В конце монолога на дороге появился ПЕРЧИК, молодой человек в студенческой фуражке и со связкой книг в руках. Несколько секунд с улыбкой наблюдал за Тевье.

ПЕРЧИК. Между прочим, «цыц» будет «цыц»!

ТЕВЬЕ (оглянулся). Вы это кому, молодой человек?

ПЕРЧИК. Никому! Просто говорю: и по-французски «цыц» будет «цыц». А «холера» - холера!

ТЕВЬЕ. Вот как? Интересно. Не каждый день встретишь на дороге образованного человека. Откуда шагает такой умный паренек?

ПЕРЧИК. Паренек шагает издалека.

ТЕВЬЕ. Вижу по башмакам. А, если по фуражечке, то, наверное, из самого Киева?

ПЕРЧИК. Верно, реб Тевье.

ТЕВЬЕ. А если и меня по имени знаете, стало быть, родом из здешних мест?

ПЕРЧИК. Родом, реб Тевье, я из той деревни, где много вопросов задают и вопросом на вопрос отвечают.

ТЕВЬЕ. Значит, наш… Из Анатовки. Я и смотрю – лицо знакомое. Не иначе, думаю, отца паренька знал.

ПЕРЧИК. Знали, реб Тевье.

ТЕВЬЕ. Кто ж таков? Чем занимался?

ПЕРЧИК. Отец говорил: «дело мое – табак, деньги – и дым…

ТЕВЬЕ. Перчик-папиросник? Как же, как же… Хороший был человек, царство ему небесное. Сам не курил и другим не советовал… Оттого и по миру пошел со своей табачной лавкой. Но вижу, кое-что оставил, раз сын в университетах учится.

ПЕРЧИК. На «кое-что» не проживешь… поэтому иду в деревню подработать.

ТЕВЬЕ. Хорошее дело. В Писании сказано: «Всяк своим трудом кормится»… Только смотрю, для деревенского труда не очень ты годен. Руки гладкие…

ПЕРЧИК. Зато язык в мозолях. Им и прокормлюсь. Учительствовать буду… Детей учить… У вас есть дети?

ТЕВЬЕ. Этим богатством Бог не обидел. Пятеро.

ПЕРЧИК. Ну, вот и возьмите. Много не попрошу: харчи, да ночлег.

ТЕВЬЕ (замялся). Харчи не жалко. Лишняя тарелка стол не перевернёт. А вот ночлег… Тут подумать надо. Дочки у меня. Три на выданье… пусти козла в огород, он зараз научит капусту крошиться.

ПЕРЧИК. Мудрый вы человек, реб Тевье. Без приговорки слова не скажете… только ведь и я анатовский… Закон знаю: «Вошел в чужой дом, садись, где стул поставят»

^ Появился УРЯДНИК.

УРЯДНИК (приветливо). Здорово, Тевль!

ТЕВЬЕ. Здравия желаю, ваше благородие.

УРЯДНИК. Опять на тебе телега едет?

ТЕВЬЕ. Лошадь попросила – субботу справлять. (УРЯДНИК хохотнул). Да и то сказать: не велика тяжесть. Господин урядник на себе всю деревню везет и не жалуется.

УРЯДНИК. О, це верно! (захохотал). Люблю я тебя, Тевль. Веселый ты человек! Ну, как дела? Как коммерция?

ТЕВЬЕ. Врагам моим такую коммерцию. Заказали дачники сыр, творог, повез им с утра, а они еще вчера в город уехали. Час в ворота стучался, пока кобель не выскочил…

УРЯДНИК. Кобель, говоришь? Ну, дела. (Захохотал, но тут же стал серьезным). Кстати. Напомнил… у меня ж тоже незадача вышла… Посылает меня с утра жинка до тебе… «Сходи, - говорит, - до Тевля, купи две головки сыра…». Я вышел, полдороги прошел, сую руку в карман, - денег нема! Возвертаюсь, говорю: «Жинка, а идее деньги?». А она: «Яки деньги? Ты, - говорит, - злодей, либо их потерял, либо пропил… Тащи сыр!». Ну, что скажешь? Не дура ли баба?

ТЕВЬЕ. Что скажу? У меня та же история… Выехал – бы полон бидон сметаны, а дорогой половина утряслась… Сейчас приеду, жена в крик: идее деньги? Нема денег. Иде сметана?

УРЯДНИК. Погоди, Тевль, погоди со сметаной… я про сыр. Ты ж мою Оксану знаешь…

ТЕВЬЕ. А вы мою Голду будто нет?

УРЯДНИК. Моя начнет голосить – хоть святых выноси!

ТЕВЬЕ. Моя начнет, вашу не слышно будет.

УРЯДНИК. Ну, одно слово, - бабы, ядри их корень!

ТЕВЬЕ. Я бы добавил что-нибудь из Писания, но лучше не скажешь!

Пауза.

УРЯДНИК. Ну, что делать будем, Тевль? Советуй.

ТЕВЬЕ. Я так скажу: не дам два сыра, ваша голосить будет, дам два сыра – моя. Дам один! Пусть обе голосят, холера им вбок!

УРЯДНИК. О, це верно! Хороший ты человек, Тевль, хотя и еврей.

ТЕВЬЕ. Кому-то надо быть евреем, ваше благородие. Уж лучше я, чем вы…

УРЯДНИК. Опять верно! (Захохотал, но вдруг посерьезнел, отвел Тевье в сторону). А что это за хлопец?

ТЕВЬЕ. Студент из Киева.

УРЯДНИК. Вижу, что студент. А к нам зачем? Документ у него есть?

ТЕВЬЕ. Его документ на носу написан. Это сын Перчика-папиросника.

УРЯДНИК. Нам все едино: папиросник – не папиросник… Документ должен быть, у нас сообчение: в Киеве беспорядки. Эти студенты да жиды народ волнуют… (Перчику). Хлопец, вы кто?

ПЕРЧИК. Человек.

УРЯДНИК. Вижу, что не лошадь! А пачпорт у вас есть? Или «вид на жительство»?

ПЕРЧИК (указал в сторону деревни). Вон он – мой вид на жительство. Там родился, там отец лежит…

УРЯДНИК. Смотрю, острый вы на язык…

ПЕРЧИК. Фамилия такая – Перчик!

УРЯДНИК. А не угодно ли вам, сударь, с вашей фамилией пройти в участок!

ТЕВЬЕ. Погодите, ваше благородие…

УРЯДНИК. Не мешай, Тевль! Тут дело серьезное… Разберемся, кто таков, откуда идет, к кому…

ТЕВЬЕ. Ко мне идет. Девочек моих учить… Французскому!

УРЯДНИК. Это еще зачем?

ТЕВЬЕ. Как зачем? У меня девицы на выданье. Ну сам посуди, ваше благородие, посватается до меня богатый человек, даст Бог, сам Ротшильд, на каком языке ему сказать «да»?

УРЯДНИК (недовольно). Ну, смотри, Тевль! Головой за него отвечаешь.

ТЕВЬЕ. Двумя, ваше благородие. (Протягивает две головки сыра).

УРЯДНИК. Нет, Тевль, одной! Как договорились… (Взял головку сыра, ушел).

ПЕРЧИК. Напрасно вы перед ним шапку ломите, реб Тевье. Не те времена. В Киеве мы добились уже кое-каких прав. Городовой нам честь отдает и обращается, как положено: «Господин студент!»

ТЕВЬЕ. Где киев, где мы?.. Не сказано ли в Писании: «всяко место – свой порядок»!

ПЕРЧИК. Не знаю я таких слов и порядок такой – не порядок! Порядок будет, когда восторжествует свобода, и когда не станет ни бедных, ни богатых…

ТЕВЬЕ. А кто же будет?

ПЕРЧИК. Равноправные люди…

ТЕВЬЕ. Во как! Хорошо! Ну, с бедными я договорюсь, а с богатыми не уверен. Куда ж их богатство денется?

ПЕРЧИК. Поделим на всех поровну.

ТЕВЬЕ. Умный вы человек, Перчик, многому, видно, в университетах научились… Только я вам так скажу: чужое поделить – не велика премудрость! Попробуй свое отдать …

ПЕРЧИК. А чего у меня есть? Книжки? Пожалуйста! (кинул книги в телегу). Теперь они общие…

ТЕВЬЕ. Тогда и телега общая… Тащи!!

^ ПЕРЧИК улыбнулся, впрягся вместе с Тевье в телегу. Вдвоем они с трудом сдвигают её с места.

Ну, как тебе, Перчик, такая новая жизнь?

ПЕРЧИК. Ничего, реб Тевье… (Кряхтит). Главное, труд и свобода.

ТЕВЬЕ. Труд, это – точно. А насчет свободы, свободной у нас осталась пока только лошадь… Мы – тащим!..

Тихо переговариваясь, увозят телегу.


^ КАРТИНА ВТОРАЯ


Дом Тевье.

Предсубботняя суета. За столом Голда и две девочки, младшие дочери Бейлке и Шпринца, готовят тесто для пирогов. Чуть в сторонке Хава режет лук и читает книгу, лежащую у нее на коленях.

ГОЛДА (девочкам). Смотрите сюда! Вот так крутим, вот так – бьем! (Месит тесто). Что говорит тесто? «Я готово!». Что говорит скалка? «А не прокатиться ли нам?». Поехали! (Раскатывает тесто скалкой). Цок, цок, дрожки, едут по дорожке!!

ДЕВОЧКИ (радостно). Цок! Цок!

^ Хава всхлипывает.

ГОЛДА. Хава, кончай резать лук. Обревелась!

ХАВА. Книжка грустная, мама.

ГОЛДА. Какая книжка, когда в руках нож? Думаешь, грамотные не режутся?.. Отложи! (Встает). Отложи, тебе говорят!

ХАВА. Мам, ну оставь.. На самом интересном месте…

ГОЛДА (забирая книгу). На самом интересном месте вернется отец, а у нас ничего не готово… Солнце садится!

ДЕВОЧКИ. Цок, цок, дрожки! (балуются скалкой).

ГОЛДА. Хватит кататься! Приехали! (Отбирает скалку). Бог мой, что вы тут натворили?

^ Входит старшая дочь Цейтл с охапкой дров.

А где Годл?

ЦЕЙТЛ. Ушла за водой.

ГОЛДА. Надеюсь, не к Черному морю? Уже час, как нет…

ЦЕЙТЛ кладет дрова у печки, начинает ее разжигать. Входит Степан.

СТЕПАН. Здорово, соседи!

ГОЛДА (продолжает орудовать с тестом). Здравствуй, Степан.

СТЕПАН. Не вовремя?

ГОЛДА. Глаза есть, решай сам.

СТЕПАН. Голова трещит.

ГОЛДА. Степан, сразу говорю: в доме ни грамма.

СТЕПАН. Раскалывается башка… Ну, хоть поворожи, Голда.

ГОЛДА. Степан, ты видишь – руки заняты… Суббота на носу.

СТЕПАН. К тому и говорю… Расхвораюсь кто вам завтра коров доить будет?

ГОЛДА (перестала месить). Ох, горе мое… (Вытирает руки). Садись на стул. (Дочери) Хава, займись тестом…

Степан садится на стул, закрывает глаза. Голда встает сзади, простирает над ним руки. Начинает что-то бормотать.

ХАВА. Дикость какая-то. В наш век – ворожба!

СТЕПАН. Цыц! Мать не учат!

ГОЛДА. Молчи, Степан. Думай о приятном… (Бормочет заклинание). Цейтл, печь дымит…

ЦЕЙТЛ. Вижу… (Раздувает огонь).

СТЕПАН (открыл глаза). Сырые-то потом кладут… сперва щепочки…

ГОЛДА. Степан, думай о приятном… (Бормочет).

^ Входит Годл с ведром воды.

Наконец-то… За смертью хорошо посылать.

ГОДЛ. Знаешь, мама, кого встретила? Менахема-Мендла… Родственника…

ГОЛДА. И что?

ГОДЛ. Сказал, что придет к нам…

ГОЛДА. Только его не хватало. Тебя зачем посылали: за водой или за родственником?

СТЕПАН (открыл глаза). Это какой Менахем?

ГОЛДА (с раздражением). Степан, не думай о нем. Думай о приятном…

^ Входит Менахем-Мендл, мужчина городского типа в сюртуке и шляпе.

МЕНАХЕМ. Мир дому сему!

ГОЛДА. Спасибо на добром слове. Извините, у нас кавардак. Канун субботы.

МЕНАХЕМ. Все понимаю. А где Тевье?

ГОЛДА. Где бывают люди до заката? Работает.

МЕНАХЕМ. Все понимаю. Я тоже очень занят. (Садится). Может быть, и хорошо, что его нет.

ГОЛДА. Извините, Менахем, не могу уделить вам минуты, лечу соседа. (Бормочет заклинание).

МЕНАХЕМ. На здоровье. Он мне не мешает. (Закуривает сигару). У вас не курят?

ГОЛДА. Теперь курят.

МЕНАХЕМ (взял из чашки изюм). Где вы берете такой крупный изюм?

ГОЛДА. Это вы берете, мы покупаем.

МЕНАХЕМ. Резонно. Так вот, Голда, у меня к вам дело. Начну издалека… Как вы думаете, чем я сейчас промышляю?

ГОЛДА. Откуда знать бедной женщине, чем занимается такой удачливый коммерсант? наверное, торгуете воздухом или прошлогодним снегом… Наверное, разбогатели… Видела как-то вашу жену. Глаза заплаканы… Наверное, от счастья…

МЕНАХЕМ. С такой женщиной говорить, надо сперва хорошо подпоясаться… Не буду издалека. Начну с середины. Да. Был я и страховым агентом, был и на Одесской бирже, был и в Киевском остроге… Но теперь все.! С прошлым покончено! Теперь у меня в руках настоящее дело… И оно будет интересно для вас. Я – сват.

ГОЛДА (вздрогнув). Кто?

Девочки с любопытством уставились на МЕНАХЕМа.

МЕНАХЕМ. Я же говорил, вы заинтересуетесь. Я – сват! С тем и пришел.

ГОЛДА (дочерям). А ну, дети, марш во двор!

Дочери робко выходят.

И не подслушивать! (Трогает Степана). Степан! Голова прошла?

^ Степан храпит.

МЕНАХЕМ. Бог с ним, он нам не мешает… так вот, Голда, я вам расскажу, как стал сватом. Начну издалека…

ГОЛДА. Умоляю, Менахем, начните с ближнего края.

МЕНАХЕМ. Хорошо. Вообще-то такой разговор надо бы начинать с хорошей закуски и рюмки водки…

ГОЛДА. Тише, Степан проснется… Умоляю, Менахем, говори…

МЕНАХЕМ. Хорошо. Так вот, Голда, после того, как я вышел из острога, куда, как вы знаете, попал по недоразумению и по той же причине вышел, я поселился в Киеве на одной квартире… А у хозяйки был дядя-сват. Некто Лебельский, может быть слышали?.. Всем сватам – сват! Король! Половина всех счастливых браков – его работа… Если есть хот одна невеста в Виннице, а один жених в Таганроге, он их найдет, и – без промаха… дуплетом в угол…

ГОЛДА. Лебельский – это Лебельский. При чем здесь ты?

МЕНАХЕМ. Притом, что он – умер! (Голда вздрогнула). Что делать, мадам Голда? Такова жизнь. Человек, что столяр… Столяр живет-живет и умирает, и человек тоже… Так вот! Лебельский уходит в лучший мир, а его пожитки переходят к моей хозяйке… А хозяйка, надо вам сказать, имела ко мне симпатию! Что можно понять… Я всегда при бабочке и пахну хорошим табаком… Так вот она мне вдруг говорит: «Менахем, а не сгодится ли вам это?» (Достает пачку бумажек, напоминающую колоду карт).

ГОЛДА. Что это?

МЕНАХЕМ. Клад! Клондайк… Есть такое место в Америке, там золота, что у нас куриного помета… Называется это – на нашем «сватовском» языке – «шпаргалы»… Тут все. Женихи, невесты, вдовы, вдовцы, бери сверху – не ошибешься… (Тасует колоду). Например (читает): «Кишинев. Аптекарь Ефим Балясный. Не первый красавец, но еще ничего. Ежедневно молится. Имеет дом с видом. Хочет брюнетку»… Или (открывает вторую карту): «Проскуров. Арон Свидерский. Убежденный холостяк; но готов попробовать… Хочет образованную и чтоб играла на инструментах…» Или… «Вильна. Семен Мильдонис. При очках, но видит хорошо… Наполовину немец. Ищет того же…» (Протягивает колоду). Снимите карту, Голда!

ГОЛДА. Подождите, Менахем. Какое это к нам имеет касание? Где Вильна? Где Анатовка?

МЕНАХЕМ. Голда, я похож на идиота? Нет! Этого даже мои враги не считают… Я знаю, что вы бы хотели местный материал… Снимите карту! (Голда нерешительно берет бумажку). Читайте!

ГОЛДА. Я не умею.

МЕНАХЕМ. Тогда послушайте грамотного человека… «Анатовка. Мясник Лейзер-Волф. Вдовец при крепких деньгах. Ищет девушку из хорошей семьи». Вот почему я приехал в эту Богом забытую деревню. Я нашел ему в Бердичеве вариант из хорошей семьи… Она, правда, чуть хромает, но в этом тоже есть шарм – не убежит на сторону… И вот я прихожу к нему, делаю предложение, а он мне говорит: «Менахем! Зачем далеко, когда есть близко?.. Если вы хотите устроить мое счастье, сосватайте мне дочку Тевье Цейтл… Я из-за нее не сплю ночей… Она приходит ко мне в лавку и уносит мое сердце…» Прошу обратить внимание, простой мясник, но выражается поэтично…

ГОЛДА. Да вы знаете, сколько ему лет?

МЕНАХЕМ. Что значит «сколько лет» для мужчины? Наши предки жили по пятьсот…

ГОЛДА. Пятьсот лет она с ним не выдержит. И потом Тевье его не любит…

МЕНАХЕМ. Что значит «Тевье не любит»… Кому важны его чувства? Голда, вы хотите для дочки богатого мужа или нет?

ГОЛДА. Какая мать не хочет счастья дочери? И потом, она у меня старшая… Начинать надо с нее.

МЕНАХЕМ. Ну?

ГОЛДА. Тевье не захочет мясника. Тевье хочет образованного…

МЕНАХЕМ. Образованный в округе один я, но я уже женат. Поэтому не будем искать золото в кармане с дыркой… Пусть Тевье сходит к мяснику. Тот его ждет для разговора… У мужчин это просто… Сядут за стол, посмотрят друг другу в глаза, нальют рюмку водки…

СТЕПАН (проснувшись). Что вы говорите «сядут за стол»?

ГОЛДА (Менахему). Я же просила – тише! Ну как, Степан, прошло?

СТЕПАН (потрогал голову). Отпустило. Руки у тебя, Голда, золотые… так что вы говорите «за стол»?

ГОЛДА. Ничего не говорим! Все! Разговор кончен… у меня тесто в печи кричит… (Бросилась к печке).

^ Открылась дверь, в дом заглянул Мотл. Он взволнован.

МОТЛ. Добрый день!

ГОЛДА (возясь у печки). Добрый день, Мотл.

МОТЛ. Реб Тевье еще не пришел?

ГОЛДА. Как видишь.

МОТЛ. У меня к нему разговор.

ГОЛДА. Слава Богу, не ко мне. Мотл, умоляю, подожди во дворе, иначе мы останемся без ужина.

^ Мотл поспешно исчезает.

МЕНАХЕМ. Кто этот юноша?

ГОЛДА. Местный потрняжка…

МЕНАХЕМ. Женат?

ГОЛДА. Кто за него пойдет? Ни кола, ни двора…

МЕНАХЕМ. А в перспективе?

ГОЛДА. А в перспективе – больная мама…

МЕНАХЕМ. Жаль… У меня есть одна вдова в Житомире… Хочет молоденького…

ГОЛДА. Вы же его видели, Менахем… Есть у него силы на вдову?

СТЕПАН. Ну, ладно… Я пойду, что ль?

МЕНАХЕМ. Степан, а ты женат?

СТЕПАН. А то как же?

МЕНАХЕМ. А дочери у тебя есть?

СТЕПАН. А то как же?

МЕНАХЕМ. Тогда у меня до тебя тоже есть разговор…

^ Менахем-Мендл и Степан уходят. Появляются дочери и Мотл, молча начинают расставлять стол. Цейтл отводит Голду в сторону.

ЦЕЙТЛ. Мама, зачем он приходил?

ГОЛДА. Я же просила – не подслушивать.

ЦЕЙТЛ. Так нельзя, мама… Я – взрослый человек.

ГОЛДА. Девушка не должна этим хвастать, дочка…

^ Бросается к печи, достает противень с пирожками. Цейтл отводит в сторону Мотла.

ЦЕЙТЛ. Все точно… Это был сват… Ты сегодня же должен поговорить с отцом.

МОТЛ. Я как раз собирался…

ЦЕЙТЛ. Год собираешься…

МОТЛ. Но пойми, так не принято… Жених сам себя не предлагает!

ЦЕЙТЛ. Еще пару дней, и будет поздно… Если отец кому-то даст слово – все!

МОТЛ. Я же говорю: сегодня… У меня есть повод… (Шепотом). Я ему сшил пиджак!

ЦЕЙТЛ (испуганно). Мотл, это – большой риск. Вдруг не подойдет…

МОТЛ. Подойдет! У меня верный глаз…

ЦЕЙТЛ. С чего ты взял?

МОТЛ. Раз я выбрал теля…

^ Во дворе слышны голоса, фырканье лошади.

ГОЛДА. Явился, наконец…

ХАВА. Да еще не один. С ним какой-то парень…

ГОЛДА. О, господи! Не дом – проходной двор!

^ Достает из печи противень с пирожками. Входит улыбающийся Тевье, с ним Перчик.

ТЕВЬЕ. Всем доброй субботы! Голда, у нас – гость! Знакомьтесь: это моя жена, это – мои дочери, а это… (Нерешительно смотрит на Мотла).

МОТЛ. Я так… на минутку…

ТЕВЬЕ. Это – Мотл. Он – «так… на минутку…». А это – Перчик! Вы его, наверное, помните… Когда-то в детстве вместе играли. А теперь, дети, он будет вас учить. И не чему-нибудь, а фанцузскому… Перчик , скажите что-нибудь людям на известном вам языке…

ПЕРЧИК. Бонсуар, медам энд месье… Же сюит ре оре ву вуар…

ТЕВЬЕ (востроженно). А!? Почище соловья… Вся деревня лопнет от зависти…

ГОЛДА (ставит на табуретку таз, берет кушин с водой). Остынь, Тевье. Остынь… Умой лицо и заодно голову…

ТЕВЬЕ. Все переодеваются… Справляем субботу!

^ Все расходятся. Тевье, фыркая, моется над тазом.

ГОЛДА (тихо). С ума сошел? Приводить в дом мужчину.

ТЕВЬЕ. Он – местный, он знает закон…

ГОЛДА. Мужчина, есть мужчина. Он за себя не ручается…

ТЕВЬЕ. Голда, тихо! Я ему сказал «да», мое слово – все!

^ Вытирается, надевает чистую белую рубаху.

ГОЛДА. Сегодня приходил человек от мясника Лейзера, просил, чтоб ты зашел для разговора…

ТЕВЬЕ. Знаю я его разговор. Хочет купить мою бурую корову. Не дам!

ГОЛДА. Тевье…

ТЕВЬЕ (строго). Голда! Я сказал!

Подходит Мотл со свертком под мышкой.

МОТЛ. Реб Тевье, у меня к вам тоже разговор.

ТЕВЬЕ. Не сейчас, Мотл. С разговорами мы не доберемся до стола, солнце село, а я еще не одет.

МОТЛ. Я к тому и говорю… (разворачивает сверток). Вот. Это для вас.

ТЕВЬЕ. Что это?

МОТЛ. Пиджак.

ТЕВЬЕ. Мотл, я не заказывал…

МОТЛ. Это – сюрприз. Первый сюрприз. Второй скажу, когда примерите…

ГОЛДА. Он же из разных кусков, Мотл…

МОТЛ. Голда, я – бедный портной. У меня нет денег на дорогое сукно… Но лучшие лоскуты я пустил в дело. Наденьте, реб Тевье…

^ Тевье с трудом влезает в пиджак. Тот ему явно мал.

МОТЛ. Живот… Живот втяните, реб Тевье… (С трудом застегивает пуговицу).

ТЕВЬЕ (тяжело дыша). Ну, как?

ГОЛДА. Что ты меня спрашиваешь? Человек старался, значит – спасибо…

МОТЛ. А по-моему, хорошо… Рукава потом чуть наставлю… А теперь, реб Тевье, второй сюрприз... Только я хочу, чтоб сперва собрались все. Вся ваша семья!

ТЕВЬЕ (хрипит). Говори скорей, Мотл. Я же застегнут…

МОТЛ. Все! Все сюда… (входят дочери и Перчик). Послушайте меня. Я хочу сказать вашему отцу важное слово…

ТЕВЬЕ (хрипит). Говори же, холера тебя подери!

МОТЛ (страшно волнуясь). Реб Тевье… Голда… Я – простой человек. Я – бедный человек… Я…

^ Треск. Пиджак лопнул по швам.

ТЕВЬЕ. Я предупреждал…

МОТЛ (в отчаянии). Я – несчастный человек. Если у портного нет денег даже на хорошие нитки, он не портной… Ему лучше вообще не жить… (Бросается к выходу, Цейтл останавливает его).

ЦЕЙТЛ (в отчаянии). Папа! Мама! Так же нельзя… Он старался… Останься, Мотл!

ТЕВЬЕ. Конечно, конечно… (успокаивает Мотла)… Ну, ты мужчина или кто? Будем считать, что это – жилетка… Не все сразу! Сказано в Писании: «И Бог создал все сущее не за один день…»

МОТЛ. Когда я куплю швейную машинку…

ТЕВЬЕ. Тогда и поговорим… Все! А сейчас – за стол. У нас суббота или нет?.. Женщины, отойдите, я должен помолиться.

^ Покрывает голову, начинает тихо молиться. К нему подходит Голда.

ГОЛДА. Тевье…

ТЕВЬЕ. Я сказал: женщинам отойти!

ГОЛДА. Но я же не досказала… Это – важно. (Тевье тихо молится). Приходила бабушка…

ТЕВЬЕ. Чья?

ГОЛДА. Моя.

ТЕВЬЕ (вздрогнув). У тебя жар, Голда? Бабушка умерла двадцать лет назад…

ГОЛДА. Поэтому и говорю: важно! Она пришла ко мне во сне…

ТЕВЬЕ. Тьфу! Уйди, женщина…

ГОЛДА. Послушай, это – знак! Она пришла и сказала; пусть Тевье завтра же сходит к мяснику Лейзеру…

ТЕВЬЕ (взбешен). Твоя бабушка – дура, а ты – в нее…

ГОЛДА. Это – грех, Тевье. А такие слова в канун субботы – грех вдвойне! Если бабушка пришла с того света, значит, это – знак!

ТЕВЬЕ (поднял руки к небу). Скажи, Тебе нужна такая молитва? Это же – базар, а не молитва! (Заорал). Все к столу! Зажечь свечи! И ни каких разговоров, кроме как с Богом!

Все встают вокруг стола. Зажигают свечи. Звучит музыка. Все тихо поют песню Субботы: «Всемогущий Господь! Спаси нас и сохрани! С краю сцены появляется Степан с доской и рубанком.

СТЕПАН. Половина Анатовки справляла субботу, половина – воскресенье! Одни думали, что Бог отдыхал на шестой день, другие – на седьмой… А я думаю, Бог никогда не отдыхал… У Бога столько делов – не переделать!

Стругает доску. Песня усиливается.

З А Т Е М Н Е Н И Е


^ КАРТИНА ТРЕТЬЯ


Трактир. Несколько посетителей за разными столиками. Чуть в стороне – писарь Федя с газетой. На возвышении – небольшой оркестрик. За стойкой Трактирщик. Входит Менахем-Мендл, одет торжественно. Подходит к стойке.

МЕНАХЕМ. Добрый день, Войцек.

ТРАКТИРЩИК. День добрый, пан Менахем.

МЕНАХЕМ. Войцек, нужен столик с краю для важного разговора. Бутылку хорошей водки, пару рюмок, букет цветов… И еще заказ музыкантам: играть тихо, для настроения…

ТРАКТИРЩИК. Все будет исполнено… (подводит Менахема к одному из столиков). Вот здесь удобно?

МЕНАХЕМ. Хорошо. Цветы дашь свежие, а не со вчерашних.

ТРАКТИРЩИК. Разумеется! Я чувствую, у пана завелись, наконец, денежки…

МЕНАХЕМ. Имеем задаток. Но если дело выгорит, будешь с процентами… Заказ запишешь на счет мясника Лейзера… Больше ни о чем не спрашивай, тайна!

ТРАКТИРЩИК. Конечно, пан Менахем. Тайна – так тайна! Только рюмки надо ставить большие. Тевье из наперстков не пьет…

МЕНАХЕМ. Невозможно делать дела в деревне… Все всё знают! (Трактирщик уходит, Менахем подходит к Феде). Здравствуй, Федор.

ФЕДЯ. Здравствуйте.

МЕНАХЕМ. Что пишут в газетах?

ФЕДЯ. Ничего хорошего… Холера в Одессе, погром в Кишиневе.

МЕНАХЕМ. Поэтому я их и не покупаю. Надо иметь стальные нервы, чтобы еще платить за эти новости. Про Анатовку ничего?

ФЕДЯ. Слава Богу, нет.

МЕНАХЕМ. Тогда будем жить, как жили… Послушай, Федор, у меня дело. Вы ведь у нас главный книжник, все про все читали… У вас нет на памяти какой-нибудь красивой истории, как старик полюбил молодую?

ФЕДЯ. Зачем вам это?

МЕНАХЕМ. Федор, вы, слава Богу, не еврей, и не учитесь у нас дурному. Не отвечайте вопросом!

ФЕДЯ. Отелло был в возасте… Гетман Мазепа.

МЕНАХЕМ. О! Берем гетмана… Это нам ближе… И шо он ей говорил?

ФЕДЯ. Погодите… Вспомню… (цитирует).

Нет! Не мгновенными страстями

Пылает сердце старика,

Окаменелое годами,

Упорно, медленно оно

В огне любви раскалено.

Но поздний жар уж не остынет

И с жизнью лишь его покинет…

МЕНАХЕМ. Дай Бог здоровья вам, и тому, кто сочинил… Вот вам «фотка». (Протягивает фотографию). Вы этого человека знаете…

ЕЛЯ. Лейзер-мясник!

МЕНАХЕМ. Тихо! Не кричите! Не Лейзер-мясник, а Лейзер-жених! Напишите ему тут эти мазепины слова… Красивым почерком!.. Папа невесты уважает стихи…

ФЕДЯ (испуганно). Вы говорите о Тевле-молочнике?

МЕНАХЕМ. Да. А что?

ФЕДЯ. Мясник сватает дочь Тевля?

МЕНАХЕМ. Что вы так разволновались?! У вас интерес?!

ФЕДЯ (вскочил). Да говорите же!

МЕНАХЕМ. Тихо! Юноша! Он сватает старшую … Цейтл. В чем проблема?

ФЕДЯ (обрадовано). Тогда ни в чем! Тогда напишу…

МЕНАХЕМ. Имеете виды на другую?.. Сочувствую, юноша. Здесь это не принято... «Птица с рыбой гнезда не вьют!»…

^ Появился Лейзер-мясник. Он в строгом нарядном сюртуке. Менахем поспешно бросается ему навстречу.

Реб Лейзер! Прошу! Все готово! (Подводит его к столику). Здесь вам не помешают.

ЛЕЙЗЕР. Слушай, Менахем, что-то я нервничаю. (Указывая на цветы). К чему весь этот цирлих-манирлих? Я человек простой. Да? Да. Нет? Нет. Согласен – ударили по рукам! Не согласен – повернись спиной, и зад в зад, - кто дальше прыгнет!

МЕНАХЕМ (поморщился). Стоп! Реб Лейзер, это – разговор. Мы не в лавке… Дело тонкое… Вы первый раз женитесь во второй, поэтому слушайте меня… Беседа с папой – это отдельный случай! Начинайте издалека, потихоньку…. Вы не в том возрасте, чтобы гнать лошадей…

ЛЕЙЗЕР. Причем здесь возраст? У меня еще все, как у молодого (характерный жест)…

МЕНАХЕМ (поморщился). Это все покажете невесте. Папе нужно другое. Папе нужна обходительность…

^ Появился Тевье.

Я отсяду, меня нет, но если что – я здесь! (отсаживается за другой столик).

ТРАКТИРЩИК. Вечер добрый, пан Тевье! Проходите, вас ждут…

ТЕВЬЕ (тихо Трактирщику). Хочет купить мою бурую корову. Шиш ему!

ТРАКТИРЩИК (подмигнул). Все понимаю…. Тайна есть тайна!

ТЕВЬЕ подходит к столику, где сидит ЛЕЙЗЕР. ТРАКТИРЩИК делает знак музыкантам, те начинаю играть лирическую мелодию.

ЛЕЙЗЕР. Вечер добрый, реб Тевье.

ТЕВЬЕ. Вечер добрый, реб Лейзер.

ЛЕЙЗЕР. Не выпьете ли со мной рюмки?

ТЕВЬЕ. Не хочу огорчать вас отказом. (Садится).

ЛЕЙЗЕР (наливая). Ну, как дела? Как вообще? То… да се?..

ТЕВЬЕ. Слава Богу, и «то» хорошо, и «се» не лучше. Трудимся помаленьку… не сказано ли в Мудрой книге: «и в поте лица добудешь хлеб свой…»

ЛЕЙЗЕР. И то верно. Тогда выпьем, как говорится, за жизнь… Лехаем!

ТЕВЬЕ. Лехаем!

Выпили.

ЛЕЙЗЕР. Ну, вот… А что вообще слышно?.. Что вы скажете, к примеру, за «англо-бургскую войну»?

ТЕВЬЕ. Не хочу вас расстраивать, реб Лейзер, она уже пять лет, как кончилась…

ЛЕЙЗЕР. Да? Тогда еще выпьем?!

ТЕВЬЕ. Почему бы нет?

^ Выпили.

ЛЕЙЗЕР (решительно). Реб Тевье, я человек простой. Вы тоже – не из графьев, хотя и знаете грамоте… Зачем же нам кружить, как муха у окна, когда есть форточка? Короче! Вы, наверное, уже смекнули, зачем я вас позвал?

ТЕВЬЕ. Да, реб Лейзер. И хоть я выпил вашу водку, прямо скажу: нет!

ЛЕЙЗЕР. Прямо спрошу, почему?

ТЕВЬЕ. Живое существо, реб Лейзер. Душа за нее болит.

ЛЕЙЗЕР. Но всему есть срок. Приходит возраст – надо отдавать!

ТЕВЬЕ. Куда спешить? Река еще не загорелась…

ЛЕЙЗЕР. Реб Тевье, что за нежности при нашей бедности? У вас, слава Богу, она не одна… Есть еще!

ТЕВЬЕ. Тут только начни. Возьмете одну, захотите другую.

ЛЕЙЗЕР. Что мне делать с двумя?

ТЕВЬЕ. Да то же, что и с одной… Я вас не первый день знаю.

ЛЕЙЗЕР (растерян). Стоп, реб Тевье! Я должен пройтись, обдумать ваши слова… (Встает, походит к столику, за которым сидит Менахем). Слушай, Менахем, он – не в себе… Предлагает мне двух!

МЕНАХЕМ (обдумав услышанное). Тонкий маневр… Не соглашайтесь! Настаивайте на одной…

^ ЛЕЙЗЕР возвращается к столику ТЕВЬЕ.

ЛЕЙЗЕР. Реб Тевье, разговор не получается, начнем сначала.

ТЕВЬЕ. С англо-бургско войны?

ЛЕЙЗЕР. Нет. С «лехаем»!

^ Налили рюмки, выпили.

Реб Тевье, вы знаете, я человек простой, но обеспеченный. Слава Богу, в доме все есть, в подвале – тоже… Только здесь пусто. (Показывает на сердце). Приходишь вечером домой, ложишься в чистую постель, гасишь свечу, и такое одиночество… (Всхли^ ЧАСТЬ ВТОРАЯ


КАРТИНА ПЕРВАЯ


Настала зима. Белый снег закрыл крыши домов Анатовки, засыпал деревья. Проваливаясь в сугробы, Тевье тащит свою повозку с бидонами.

ТЕВЬЕ. Верно сказано: неисповедимы пути Господа нашего! А при таком-то снеге и подавно… Конечно, наши предки через пустыню шли, муки терпели, но все-таки не мерзли… А тут ни рук, ни ног, один язык еще как-то словами ворочается… (Поднял глаза к нему). Дыхнул бы теплом своим, Господи… Обогрел бы… Я ж, по твоей воле, все-таки молочник, а не мороженщик… Лошадь хромает, коровы орут, Голда расхворалась… Не много ли для одного человека?.. А если это конец света наступает, то дай знак… Пришли Мессию! Пусть приведет нас в Царство Света.

^ В глубине сцены появляется мужчина в кургузом пиджачке, засыпанном снегом.

Ох, Господи! Это еще кто?

МЕНАХЕМ. Добрый вечер, реб Тевье!

ТЕВЬЕ. Менахем?.. Вот так-так… А я думал: кто это полем идет? Не новый ли Мессия?.. Потом гляжу – нет. Если Мессия, то почему без пальто?

МЕНАХЕМ. Ах, реб Тевье, не напоминайте мне про пальто. Идиотский случай. Ехал поездом с Киева. Напротив садится симпатичный господин. В шубе. Я, натурально, говорю: не желаете ли в картишки? Он говорит: с удовольствием!..

ТЕВЬЕ. И что?

МЕНАХЕМ. Долго рассказывать… В общем, беру два раза не тот прикуп, на третий – отдаю пальто… однако, не зайти ли нам в трактир? У меня до вас срочный разговор.

ТЕВЬЕ. Не могу, Менахем. Голда хворает… Пойдем ко мне.

МЕНАХЕМ (испуганно). К вам нельзя… Я уже был.

ТЕВЬЕ. Опять сватал?

МЕНАХЕМ. Реб Тевье, полгода, как бросил это дело. Всех не переженишь! Я теперь - страховой агент. Страхую от несчастных случаев. Пожар, наводнение…

ТЕВЬЕ. И с этим шел ко мне?

МЕНАХЕМ. Реб Тевье, я похож на идиота? Чему у вас гореть? Ладно. Не можете в трактир, поговорим здесь. Начну по порядку, издалека…

ТЕВЬЕ. Не очень издалека, Менахем. Замерзнешь по дороге.

МЕНАХЕМ. Так вот, реб Тевье, вы меня сто лет знаете… Я человек современный, но от политики держусь в стороне. Не еврейское это дело. Но вот три недели назад иду по Крещатику, вдруг вижу – толпа. Крики, шум… впереди – человек с красным флагом. И кто? Перчик!

ТЕВЬЕ. Наш?

МЕНАХЕМ. А чей же? Я тогда сразу подумал: ох, не еврейское это дело махать флагом на Крещатике… И только это хотел ему сказать, как налетели казаки… Свист! Шашки наголо! Кошмар! Хватают меня, тащат в участок… Допросы, расспросы: кто нес флаг? Где от Перчик? Я говорю: господа хорошие, откуда мне знать? Я, конечно, агент, но страховой… Куда там! Всыпали по первое число, бросили в холодную… Мороз не как здесь, но тоже неприятно. В общем, через две недели едва отпустили… Взял я ноги в руки и бегом из Киева! Провалитесь, думаю, со своими демонстрация