Реферат: Встречи руководителей кпсс и советского правительства с деятелями литературы и искусства

СТЕНОГРАММА ВСТРЕЧИ РУКОВОДИТЕЛЕЙ КПСС И СОВЕТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА С ДЕЯТЕЛЯМИ ЛИТЕРАТУРЫ И ИСКУССТВА


17 декабря 1962 г.


ХРУЩЕВ. Разрешите товарищи мне уж, видимо, как старшему по чину открыть наше совещание.

Какая цель нашей сегодняшней встречи? У нас давно было желание та­кое, еще летом хотелось повторить встречу в Семеновском(67). Там лучше ле­том, есть где походить и погулять. Если вы мне позволите некоторую воль­ность, я бы сказал, с вашим братом разговаривать, делать вам доклад — это дело нудное и для того, кто делает, и для тех, кто слушает. Вы сами привык­ли делать доклады и привыкли, чтобы вас слушали. Поэтому лучшая форма — вольная беседа. Но летом мы были лишены этой возможности, а зимой это невозможно. Но желание было у нас, и, кроме того, мы получили ряд пи­сем, в которых выражалось пожелание художников, писателей, чтобы встре­титься и иметь такой обмен мнениями.

И мы считаем, что необходимость такая есть. Какой-то острой необходи­мости у нас, конечно, нет, такой необходимости нет. Мы считаем, что поло­жение в партии, как мы считаем, хорошее. Положение в стране хорошее. Международное положение нашей страны, мы считаем, отличное, просто отличное, такого положения мы никогда не имели. А то, что кризис мы пе­режили, — так мы живем в такое время, когда эти кризисы одни будут воз­никать, ликвидироваться, а другие будут нарастать. Пока существуют в мире два лагеря — это процесс жизни, деятельности и борьбы нашей, а в общем, мы считаем, положение хорошее.

Но здесь представлена интеллигенция всего нашего Советского Союза, это, так сказать, главные строители коммунистического общества. Поэтому мы хотим вас послушать и сами хотим кое-что сказать.

Все вы, конечно, большие мастера разного направления, и нам предсто­ит с вами строить огромное здание коммунистического общества. Поэтому каждый из вас должен принести и положить свой труд, свою лепту, свой кирпич, так сказать, в это здание. А мы, если можно так выразиться, волею судеб и волею партии и народа — мы вроде в десятниках ходим при этом строительстве И мы хотим, чтобы этот материал, который каждый кладет, чтобы он был добротный, чтобы, если из этого материала положить фундамент, материал этот выдержал нагрузку большого здания, потому что это даже не высотное здание, а выше всех высотных, потому что это коммунистическое общество.

А некоторые несут материал, считая, что это самый добротный материал, но, с нашей точки зрения, он не выдерживает испытания ни по стойкости, ни по давлению или на разрыв. Всякие другие формы испытания материалов имеются, я тут могу запутаться, среди вас много инженеров, поэтому я буду осторожным в выражениях.

Но давайте разберем, какой материал дают нам. Он добротный? Каждый мастер считает, что он самый добротный материал дает. Но кто же судья, что добротное, а что недобротное. Ведь каждый из вас, если вам предоставить возможность, поговорите между собой и вряд ли договоритесь. И это нам понятно. Поэтому давайте в таком коллективе обменяемся мнениями.

Это я выступаю для затравки. Товарищ Ильичев — подготовленный оратор от Центрального Комитета. Потом вас послушаем, и мы примем участие в обмене мнениями.

Слово имеет тов. Ильичев.

ИЛЬИЧЕВ. Как уже сказал Никита Сергеевич, со времени последней встречи деятелей литературы и искусства с руководителями партии и правительства прошло уже около двух с половиной лет. Тем временем произошли и в нашей стране, и на международной арене серьезные изменения. Прежде всего состоялся ХХII съезд партии(68). Принята новая Программа партии. Ленинским курсом идут наша партия и наш народ к победе коммунизма.

Сегодня мы вновь собрались, чтобы обменяться мнениями по наиболее волнующим всех нас вопросам развития советской литературы и искусства Надо сразу же сказать, чтобы отвести всякого рода недоразумения, что ни­чего чрезвычайного, ничего сверхобычного не произошло. Центральный Комитет удовлетворен положением дела в развитии нашей культуры. Разви­тие ее в общем идет в правильном направлении, покоится оно на здоровой основе, идет в ногу со временем и верно бьет в нужную цель.

Встречи, доверительные и откровенные беседы руководителей партии и правительства с деятелями советской культуры стали уже хорошей традици­ей. И по мере нашего дальнейшего развития вперед они, вероятно, будут становиться все чаще и чаще и вовсе не потому, что будут происходить в той или иной сфере развития культуры какие-то чрезвычайные происшест­вия. Так будет возникать внутренняя потребность встречаться, обменивать­ся мнениями, сверять свои часы и направлять их в нужную точку, в нужном направлении.

Хорошо, что это стало традицией, и это, кажется, все одобряют. Про­шлые беседы, судя по всему, были полезными. Сегодняшняя встреча, кото­рая, надо надеяться, будет также полезной, идет в развитие этой хорошей традиции.

Никита Сергеевич сообщил вам, что у Центрального Комитета давно созрела мысль о встрече с представителями нашей советской творческой интеллигенции, но по разным причинам, больше не зависящим от руково­дителей партии, эта встреча состоялась только сегодня. Таким образом, как-то было взаимное стремление к взаимной встрече, она была продиктована политической и идейной целесообразностью.

Сейчас неизмеримо повысилась ответственность за развитие идеологической, духовной жизни советского общества. Нельзя не думать в наше время о чистоте и прочности наших идейных позиций, о духовном вооружении народа, о главном направлении, главной линии в развитии советской литературы и искусства. Ведь это, как признано в новой Программе нашей партии, мощное средство коммунистического воспитания трудящихся.

Никита Сергеевич и другие руководители партии и правительства недавно посетили выставку московских художников(69). Они ознакомились также с работами художников-абстракционистов и произведениями скульптора Э. Не­известного. Там же на выставке формалистические работы некоторых ху­дожников, в частности художников Никонова, Фалька, Васнецова и других, были подвергнуты серьезной объективной и справедливой критике.

Никита Сергеевич и другие товарищи высказали отрицательное отноше­ние к формализму, по-деловому и очень убедительно раскритиковали формалистическое искусство за его отрыв от жизни народа, за умышленно уродливое изображение жизни. Было заявлено, что ленинские принципы партийности и народности искусства лежали и будут лежать в основе политики нашей партии в области литературы и искусства.

Встреча руководителей партии и правительства с московскими художни­ками произошла, разумеется, не случайно. С одной стороны, вообще руко­водители партии и правительства интересуются культурными явлениями в нашей жизни, а с другой стороны, в Центральный Комитет партии и в пра­вительство, в адрес Никиты Сергеевича в последнее время стали поступать письма, в которых ставятся острые, можно сказать, коренные вопросы раз­вития нашего искусства.

В чем, говоря кратко, их смысл?

Авторы писем в решительных выражениях протестуют против поощре­ния формалистического искусства, против попрания реалистических тради­ций, составляющих славу русского классического и советского искусства, у некоторых художников все явственнее проступает тяготение к абстракт­ной живописи, и это вызывает беспокойство. Абстракционисты действуют активно — организуют выставки своих «произведений», рекламируют их пе­ред зарубежными корреспондентами и таким образом пытаются поставить на службу своим целям как силы внутренние, которые их отчасти поддер­живают, так и силы внешние, к голосу которых они хотели бы, по-видимо­му, прислушаться. Рекламируют перед зарубежными корреспондентами свое искусство, выдают себя за единственных представителей искусства, носите­лей искусства, а художников-реалистов объявляют тормозом в развитии ис­кусства. Всех, кто стоит на позициях социалистического реализма, подвер­гают осмеянию и нередко вынуждают уходить в оборону.

Требование понятности и доступности искусства ставится под сомнение. Все чаще раздаются голоса, пока только голоса, что массам подлинно новатор­ское искусство всегда непонятно, ибо массы не могут воспринимать современ­ный язык искусства и что, наряду с художниками для масс, могут и должны быть художники для немногих, для избранных, то есть рассечь единое соци­алистическое искусство на искусство якобы новаторское, но непонятное, не­доступное, и на искусство доступное, понятное, приземленное или заземлен­ное, не окрыленное никакими творческими новаторскими исканиями.

Большая группа художников — товарищи Решетников, Ромадин, Судаков, Ефанов, Цыплаков, Кацман, Коржев и другие — обратилась в президиум недавно проходившего Пленума Центрального Комитета партии с письмом. В своем письме они пишут (цитирую):

«В настоящее время формалистами ставятся под сомнение, как устаревшие, высказывания В.И. Ленина и решения партии о реалистическом искусстве. Свои выступления и практическую деятельность формалисты направляют к возрождению формалистических тенденций, осужденных решениями партии.

Мы обращаемся в Центральный Комитет партии и просим сказать, что же устарело в этих решениях. Если они не устарели, то выступления против этих решений в печати, по радио и телевидению необходимо рассматривать как ревизионистские, способствующие проникновению чуждой нам идеоло­гии».

Группа проповедников формализма, указывают далее авторы письма, вос­пользовавшись неправильным в прошлом отношением — произвольным не­правильным отношением — к произведениям таких художников, как Штеренберг, Шевченко, Фальк, Древин и другие, подхватили сейчас их как зна­мя и под этим знаменем пытаются протащить в советское изобразительное искусство буржуазную идеологию. Я оговорюсь, это не я говорю, а цитирую письмо авторов-художников.

И действительно, на выставке московских художников много острых дискуссий возникает у таких картин, как «Завтрак» Васнецова, «Геологи» Никонова, «Обнаженная» и «Натюрморт» Фалька, «Аниська» и «Натюрморт селедка» Штеренберга, «Материнство» Пологовой и другие.

Посетители выставки, как вы могли в этом убедиться, в своем подавляю­щем большинстве осуждают эти картины, возмущаются уродливым, нарочи­то усложненным, окарикатуренным изображением жизни.

Еще более тяжелое впечатление оставили «произведения» абстракцио­нистов, например «Автопортрет», «Только» Б. Жутовского, «Космонавты», «Плес» В. Шорца, «1917-й» Л. Грибкова и другие. Чувство протеста вызыва­ют также работы Э. Неизвестного — «Разрушенная классика», «Рак» и дру­гие.

Если о достоинствах или недостатках работ Никонова, Фалька, Васнецо­ва еще как-то можно спорить, то о так называемых произведениях группы молодых людей, именующих себя «искателями» и пролагателями нового в искусстве, вообще спорить не о чем, они стоят вне искусства, как его пред­ставляет народ, тот главный потребитель, для которого работаем все мы и в том числе наша художественная интеллигенция.

И если зарубежные корреспонденты, которых зазывал художник Белютин — вдохновитель абстракционистов, широко расписали в буржуазных га­зетах о «выставке» молодых художников, то, конечно, только для того, что­бы оскорбить, унизить наше советское искусство.

— Вот, мол, смотрите, традициям Репина приходит конец.

Дело, по-видимому, не только в том, что на выставке московских худож­ников представлены (формалистические картины, изображающие каких-то бе­зысходно мрачных, угрюмых и уродливых людей, написанные с явным подра­жанием не лучшим образцам буржуазного искусства периода его упадка.

Дело в том, что формалистические произведения превозносятся некото­рыми неразборчивыми критиками и теоретиками как новаторские, объявляются единственно правомерными, противопоставляются всему лучшему, что создано реалистическим искусством. Речь идет, таким образом, как бы о столбовой дороге социалистического искусства, как бы о той, что в совет­уем социалистическом искусстве столбовой дорогой становятся так назы­ваемые новаторские, противопоставленные реалистическому формы искус­ства.

Когда читаешь статьи таких «теоретиков», то убеждаешься, что под ви­дом борьбы за многообразие искусства пытаются утвердить формалистиче­ское единообразие, под флагом преодоления диктата в искусстве — навязать другой диктат, диктат субъективных вкусов, чуждых всякому нормальному, здоровому человеку.

ХРУЩЕВ. Я вижу, Неизвестный здесь сидит. Это тоже нескромность скрывается за Неизвестным — избрать себе фамилию Неизвестный, чтобы через фамилию Неизвестного сделаться известным. Я просил лучшие про­изведения поставить, что это будущая скульптура. Я просто не разбираюсь, и я даже доволен, что не разбираюсь, претит то, что видишь, — это порно­графия, а не искусство. Пусть принесут сюда, чтобы это была наглядная критика.

ИЛЬИЧЕВ. Даже грязная абстракционистская мазня объявляется послед­ним словом художественного прозрения, «исканиями в искусстве».

Есть же у нас искусствоведы, товарищи, которые утверждают, что глав­ная беда нашего искусства та, что оно не всегда еще стоит на высоте требо­ваний, беда состоит в том, что в искусстве недостаточно распространен аб­стракционизм, который призван, по их мнению, вдохнуть в него новую све­жую силу, новую свежую кровь.

ХРУЩЕВ. Это еще не последнее его произведение, там еще есть1.

ИЛЬИЧЕВ. И то хорошо.

ХРУЩЕВ. Нет, вы посмотрите, там другое есть. Я его спрашивал: это что такое? Это, говорит, женщина. Раз он говорит, что это женщина, наверное, он считает, что это женщина. А я, например, не могу сказать, что это жен­щина. Говорят, что это новое, это мы берем на знамя, мобилизуем людей на строительство коммунизма. Какой дурак пойдет под этим знаменем строить коммунизм! (Аплодисменты.)

ИЛЬИЧЕВ. Таким образом, по мнению некоторых, абстракционизм дол­жен вдохнуть какую-то новую жизнь в социалистическое искусство. Но между тем в этом и комизм положения. Даже на Западе угар абстракциониз­ма начинает проходить. Люди мало-помалу начинают прозревать.

Некоторые художники обижаются на справедливую критику абстракци­онизма и формализма. На что же, собственно, обижаться? Ведь абстрак­ционистские и модернистские новации есть отход от основной линии раз­вития советской литературы и искусства, отказ от связи художественного творчества с жизнью народа, с практикой коммунистического строитель­ства.

В самом деле: какая же это связь и что это за связь с народом, если жизнь народа не изображается и на мнение и вкусы народа не обращается никакого внимания? Не должно быть недомолвок. Наши, так сказать, со­ветские абстракционисты и поклонники западных мод в искусстве, может быть, субъективно они не хотят и, наверное, не хотят, а объективно вступают в противоречие с Программой партии, одобренной всем советским народом.

До какого пренебрежения к духовному богатству своего народа дойти, чтобы заявлять, что «народ не дорос до понимания откровений абстракционистов».

А до чего дорастать-то? До потери здравого смысла и нормального человеческого вкуса? Кто дал нам право на отказ от наших замечательных социалистических традиций в искусстве? Почему преклонение перед буржуазным искусством, которое пытается, по словам В И. Ленина, забивать человека, парализовать его волю и энергию в борьбе за светлое будущее, считается передовой, новаторской позицией?

У нас нередко пытаются не только А. В. Луначарского, но даже В.И. Ленина представить в качестве чуть ли не сторонника лозунга «Пусть расцветают сто цветов». В некоторых случаях есть уже опыт расцветания этих ста цветов. Если и был какой-нибудь один цвет, то он был подавлен другими сорняками, забившими даже то здоровое, что было.

ХРУЩЕВ Я вот вижу здесь автора скульптуры. Я сам видел эту скульптуру и спросил автора: что это такое? Он говорит: это женщина. В этой скульптуре была дыра, спрашиваю: что это такое? Говорит: это должен быть плод.

Я сказал: как вас мать родила, если вы способны изобразить в таком понимании женщину.

ИЛЬИЧЕВ. Неправилен такой взгляд в отношении Луначарского и просто кощунственным является такой взгляд в отношении В.И. Ленина.

Вспомните, с каким убийственным сарказмом В.И. Ленин в беседе с К. Цеткин говорил о претензиях абстракционистов на новаторство: «Да, дорогая Клара, ничего не поделаешь, мы оба старые. Для нас достаточно, что мы, по крайней мере, в революции остаемся молодыми и нахо­димся в первых рядах. За новым искусством нам не угнаться. Мы будем ковылять где-нибудь позади».

Надо почувствовать весь сарказм, всю ту ленинскую злость по отноше­нию к абстракционистам, претендующим на законодательство в искусстве!

Формалистические тенденции стали оказывать заметное влияние не только на изобразительное искусство, но и на музыку, литературу, кинема­тографию.

В музыке, например, начала разрастаться волна увлечения дикими завы­ваниями различных зарубежных джазов. Может быть, надо говорить – не джазовой музыкой вообще, ведь есть и мелодичная музыка, хорошо воспри­нимаемая народом. Речь идет о какой-то какофонии звуков, которая лишь по недоразумению именуется музыкой.

В кинематографии также за последнее время появились незрелые и даже порочные в идейном отношении фильмы. Некоторые деятели киноискус­ства, да и не только они, одержимы страстью, как говорил когда-то Никита Сергеевич, покопаться на заднем дворе и не хотят видеть, просто слепнут, когда речь идет о генеральной магистрали нашего развития.

Все чаше и чаще стали публиковаться стихотворения и прозаические произведения, в которых в погоне за оригинальностью новой формы не только выхолащивается жизнеутверждающее содержание, но и нередко те­ряется всякий смысл.

Просил бы обратить внимание на недавно опубликованный в «Литера­турной газете» отрывок из последней повести Василия Аксенова(70), человека в общем талантливого, но опять ужимочки эти, блатное, жаргонное, эти элементы цинизма к женщине, неуважения к товарищу, легкомысленного отношения к любви, элементы какого-то фыркающего скептицизма.

Известно, что некоторые зарубежные туристы, корреспонденты буржуазных газет выискивают в нашей стране различных недовольных людей.

ХРУЩЕВ. Нет, опять не это. Я трезвый был, и автор знает, что не это,

ИЛЬИЧЕВ. Видимо, не все могли взять, Никита Сергеевич

ХРУЩЕВ. Вы помните: это, говорит, голова, а это — то-то. В общем, я не могу объяснить, автор вам поможет разобраться, он мне помогал. Я просил принести это, пусть люди посмотрят. Но нет этого, видимо, сам автор считает это недоработанным. (Смех) Ну ладно, обойдемся и без этого, хватит и что есть. Извините, я вас перебил.

ИЛЬИЧЕВ. Каждому оратору приятно, когда есть такие хорошие вставки.

ХРУЩЕВ Разные вкусы. Что для одного хорошо, другому не нравится.

ИЛЬИЧЕВ. Как я уже говорил, разные буржуазные журналисты, аккредитованные в Москве, выискивают различных недовольных, по различным причинам недовольных людей, в нашей стране, но занимающихся сочинительством, приобщенных к литературе. Они пытаются приобрести у них произведения, чернящие нашу жизнь.

Сравнительно недавно в Нью-Йорке была издана книга Александра Есенина-Вольпина, сына Есенина, «Весенний лист». Автор книги — сравнительно молодой человек, родившийся в 1924 г., окончил механико-матема­тический факультет и аспирантуру Московского университета и даже защитил диссертацию на степень кандидата физико-математических наук. Говорят даже, что в математической области просто был способный чело­век, ему бы трудиться и создавать те кирпичи, о которых говорил Никита Сергеевич, класть хорошие добротные кирпичи в фундамент. А он решил положить другие кирпичи, какие — я вам сейчас передам.

Он написал стихи и сочинил философский трактат. Что касается фило­софского трактата, то кредо его таково: «анархия — мой политический идеал». А каково его идейно-художественное кредо? Вот как он изображает нашу жизнь, советских людей:


Как я многого ждал! А теперь

Я не знаю, зачем я живу

И чего я хочу от зверей,

Населяющих злую Москву!

...Женщин быстро коверкает жизнь.

В тридцать лет уже нет красоты...

А мужья их терзают и бьют

И, напившись, орут как коты.

А еще — они верят в прогресс,

В справедливый общественный строй;

Несогласных сажают в тюрьму,

Да и сами кончают тюрьмой.


Такие подлые «откровения», конечно, привлекли зарубежных издателей. Есенин-Вольпин с презрением пишет о нашей молодежи, призывая ее к самым черным делам, убеждает ее подняться против социализма. Он на­столько пропитан ненавистью, настолько мыслит «соками желчного пузы­ря», что даже тем, кто пойдет за ним, он не сулит никакого добра.

Этот человеконенавистник исповедуется перед зарубежным буржуазным миром:


Очень жаль, но не дело мое

Истреблять этих мелких людей. (Населяющих Москву – Л.И.2)

Я зато совращу на их казнь

Их же собственных глупых детей!

Эти мальчики могут понять,

Что любить или верить — смешно,

Что тираны их — мать и отец

И убить их пора бы давно!

Эти мальчики кончат петлей,

А меня не осудит никто, —

И стихи эти будут читать

Сумасшедшие лет через сто!


Вот характерный образец звериной идеологии врага социалистического строя, советского общества, строящего коммунизм.

За рубежом книга Есенина-Вольпина разрекламирована как манифест нового поколения «бунтующей» советской молодежи. Конечно, этот проходимец не имеет никакого отношения к советской творческой интеллигенции - это сгнивший на корню ядовитый гриб.

Но мы не можем закрывать глаза на то, что среди наших молодых лите­раторов встречаются поэты и писатели, которые нет-нет, да и пальнут по своим, возведут в герои какого-нибудь фыркающего скептика или начнут проповедовать цинизм и пошлость, только чтобы не быть похожим на всех.

Конечно, такого рода фактов у нас уж не так много для такой страны для такого народа и партии, делающей такое великое дело, как строительство коммунизма.

Главное направление в развитии нашей литературы и искусства — это здоровое направление, наша творческая интеллигенция — надежный по­мощник партии. Но именно поэтому и нетерпимы те ненормальные явле­ния, которые встречают протест у нашего народа, умеющего по достоинству оценивать произведения литературы и искусства.

Почему же в нашем изобразительном (да и только ли в изобразительном искусстве?) кое-кто стал сходить с принципиальных позиций социалистиче­ского реализма и подражать тем течениям, которые были охарактеризованы В.И. Лениным как нелепейшие кривляния?

Видимо, такого рода явления не случайны. Они свидетельствуют о не­правильном понимании некоторыми товарищами характера борьбы с бур­жуазной идеологией, непримиримости и бескомпромиссности наших идей­ных позиций, идейных марксистско-ленинских позиций нашей партии.

После того как руководители партии и правительства осмотрели художе­ственную выставку в Манеже и высказали критические замечания, которые, если вы следили за печатью, в целом одобрены различными представителя­ми всех слоев населения нашей страны, среди известной части творческой интеллигенции стали распространяться слухи, упорно, назойливо, частью открыто, частью исподтишка, что вот-де, мол, начался новый поход против творческой интеллигенции, против людей, ищущих новые формы, новые пути. В частности, в адрес Никиты Сергеевича поступило несколько писем, в которых выражается такая мысль: сделайте все для того, чтобы не повторилось то, что имело место в период культа личности Сталина.

Вот, например, что писали Никите Сергеевичу товарищи Фаворский, Всеволод Иванов, Чуковский, Сельвинский, Катаев, Ромм, Завадский, Пророков, Чуйков, Бубнов, Алпатов, Шостакович, Эренбург, Симонов, Лебедева, Голицын, Захаров, Каверин, Коненков:

«Дорогой Никита Сергеевич!

Мы обращаемся к Вам как к человеку, больше всего сделавшему в искоренении сталинского произвола в жизни нашей страны. Мы, люди разных поколений, работаем в разных областях искусства, у каждого из нас свои вкусы, свои художественные убеждения. Нас объедини­ла в этом обращении к Вам забота о будущем советского искусства и советской культуры.

Вы рассказали советским людям об огромном ущербе, причиненном нашей стране благодаря многолетнему господству сталинских методов, когда подавлялся творческий дух народа. В тех областях, где мы работаем, зачастую судьбу художественного произведения решали чиновники, не понимав­шие и не любившие искусство. Мы с радостью видели, как партия восста­навливает дух Ленина: свободу и справедливость. Архитекторы радуются возможности строить современные дома, писатели — возможности писать правдивые книги; легче дышится композиторам и работникам театра; наша кинематография создает теперь фильмы, разные по художественному на­правлению, картины, встреченные пониманием и признанием и у нашего народа, и за рубежом.

Мы обрадовались выставке московских художников, потому что это пер­вая выставка за четверть века, на которой могли быть выставлены, художни­ки разных направлений. Есть там произведения крупных художников, по­гибших в лагерях или доведенных до смерти голодом и невозможностью по­казать свои работы зрителю в сталинское время.

Такая выставка стала возможной только после XX и XXII съездов партии, у нас могут быть разные оценки тех или иных произведений, представленных на выставке. Если мы все обращаемся к Вам с этим письмом, то только пото­му, что хотим сказать со всей искренностью, что без возможности существо­вания разных художественных направлений искусство обречено на гибель.

Мы видим теперь, как начинают толковать Ваши слова на выставке ху­дожники того самого направления, которое единственно процветало при Сталине, не давая другим возможности работать и даже жить.

Мы глубоко верим, что Вы не хотели этого и что Вы против этого. Мы обращаемся к Вам с просьбой остановить в области изобразительного ис­кусства поворот к прошлым методам, которые противны всему духу нашего времени».

Примерно такое же письмо, с некоторыми вариациями, прислала другая группа товарищей, которая, между прочим, даже призывала «к мирному со­существованию в области идеологии».

Товарищи писали в письме:

«Советские писатели едины в своем отношении к народу и к партии. Од­нако в нашей литературе еще не изжиты нездоровые, нетоварищеские отно­шения. Мы считаем, что пришла пора покончить с этой своеобразной хо­лодной войной и установить в ней мирное сосуществование всех направле­ний, без которого невозможна плодотворная творческая деятельность».

Товарищи, подписавшие последнее письмо, наверное, обстоятельно вдумавшись в его содержание, решили потом отозвать письмо, взяли его обратно.

^ ХРУЩЕВ. И хорошо сделали. А еще лучше было бы, если бы совсем не писали. (Аплодисменты.)

ИЛЬИЧЕВ. Поэтому будет правильно не называть их фамилий. Они, видимо, не очень-то продумали положения своего письма, и оно должно рассматриваться, очевидно, не как документ, а как черновик, эскиз документа. Чем же, однако, вызваны обращения деятелей литературы и искусства в ЦК КПСС?

В ЦК нет сомнений в том, что в общем они вызваны глубокой озабоченностью состоянием дел в литературе и искусстве, искренним желанием способствовать их успешному развитию и расцвету.

Однако авторы писем, по-видимому, смешивают два различных вопроса: творческое содружество советских деятелей литературы и искусства, стоящих на марксистско-ленинских позициях, позициях социалистического реализма, и взаимоотношения различных идеологических направлений, отражающих в конечном счете противоположные политические, классовые позиции.

Одно дело – творческое содружество наших советских деятелей литературы и искусства различных стилей и творческих почерков. Партия за такое содружество, за самую тесную дружбу, самые товарищеские, подлинно братские взаимоотношения между различными отрядами нашей творческой интеллигенции. Может быть, говорят они разным художественным языком, но придерживаются единой марксистско-ленинской идеологии принципов социалистического реализма.

Без такого содружества художников, твердо стоящих на марксистско-ле­нинских позициях, не может быть развития нашей советской литературы, нашего советского искусства.

Но мы должны внести полную ясность:

– мирного сосуществования социалистической идеологии и идеологии буржуазной не было и быть не может. Партия выступала и будет выступать против буржуазной идеологии, против любых ее проявлений в нашей стра­не. Следуя указаниям Владимира Ильича Ленина, наша партия всегда отста­ивала и будет отстаивать партийность в литературе и искусстве.

Партия решительно и непоколебимо стояла и стоит за партийный ле­нинский курс в развитии литературы и искусства.

В идеологии идет и не прекращается ни на минуту схватка с буржуазным миром, идет борьба за души и сердца людей, особенно молодежи, борьба за то, какими будут они, эти люди, что возьмут с собой из прошлого, что при­несут в будущее.

Мы не имеем права недооценивать идеологическую диверсию буржуаз­ной идеологии и в сфере литературы и искусства.

«Идея сосуществования в области идеологии, — говорил Никита Серге­евич, — на деле есть не что иное, как предательство интересов марксизма-ленинизма, интересов социализма».

Некоторые наши поэты, небольшая часть, усердно пропагандируют так называемое общечеловеческое начало в художественном творчестве — ни тебе классов, ни капитализма в мире как будто и нет, нет вроде бы и борьбы за коммунизм!

Может быть, выпуклее других, но не наиболее откровенно, эту тенден­цию вызывала Новелла Матвеева в стихотворении «Солнечный зайчик», посвященном С.Я. Маршаку. По мысли автора, поэт похож на солнечного зайчика. От имени этого космического косого и говорит этот автор:


Я не беру,

не отнимаю:

Я отдаю,

Я отдаю,

Я всех люблю.

Всех понимаю.

Для всех танцую.

Всем пою.


Самуил Яковлевич Маршак, конечно, отнюдь не поет всем даже в произведениях, которые он сочиняет для детей. Маршак — поэт с ярко выраженной гражданской тенденцией и с хорошо понятым долгом перед обществом. И когда ему посвящают стихотворение «Солнечный зайчик»: всем пою, всем даю...3

^ ХРУЩЕВ. А где же — берут?

ИЛЬИЧЕВ. А кто берет?

В письме, направленном в Центральный Комитет (это уже третье письмо) группа художников-абстракционистов, молодых, раскритикованных, уверяет, что они ищут свою дорогу в социалистическом искусстве и что якобы без таких поисков не может быть движения вперед.

Вообще не может быть двух мнений: поиски должны быть, они бывают часто мучительными. Всякое подлинное искусство не дается просто, оно связано с огромным напряжением умственных, нервных, физических усилий. Но они уверяют дальше, что стремятся прославить чистоту русской женщины, выразить красоту советского человека, покоряющего космос.

^ ХРУЩЕВ. Это показана красота женщин. По некоторым признакам вро­де женщина, а так вообще трудно определить. (Оживление, смех.)

ИЛЬИЧЕВ. Вот что касается красоты и чистоты русской женщины, то вы можете, товарищи, сами убедиться, как низко может пасть человек, погнав­шийся за чужой модой. Что же касается до поисков, то хочется сказать иск­ренно, что не они ищут, а их уже нашла и потащила за собой чуждая нам идеология.

^ ГОЛОСА. Правильно.

ИЛЬИЧЕВ. О таких вещах стоит задуматься не только молодым форма­листам, но и их защитникам, покровителям и отчасти вдохновителям.

Партия проводит курс на развитие демократии советского общества.

Кто может отрицать, насколько более свободной, более творческой стала вся атмосфера нашей жизни, какие благоприятные условия созданы у нас для художественного творчества. Но нет ли среди некоторых деятелей ис­кусства, точнее среди обитающей около искусства публики, людей, которые хотят представить дело так, будто наступила пора безнаказанного своеволия анархиствующих элементов.

Ведь именно такие люди, болтая о свободе творчества, отступают с пар­тийных позиций, скатываются в болото примиренчества к буржуазным влияниям.

В вопросе свободы творчества должна быть полная ясность. Вспомните, как В.И. Ленин, выступая за подлинную свободу, свободу для народа, разоблачал демагогические попытки утвердить анархическое понимание свободы как свободы от общества, от долга перед народом. Надо отвергнуть такое понимание свободы во вред обществу.

У нас есть полная свобода борьбы за коммунизм. У нас нет и не может быть свободы борьбы против коммунизма. (Аплодисменты.)

Глубоко прав был М Горький, когда он страстно выступал против анархического своеволия, «против свободы, начиная с той черты, за которой свобода превращается в разнузданность», угодную «древнему индивидуализму мещанина». Мировая реакция и ее идеологи очень хотели бы восстановления в Советском Союзе «свободы» эксплуатации, «свободы» обмана трудящихся и для начала - осуществления анархической разновидности буржуазных концепций «свободы творчества».

Возможно, есть такие люди, которые представляют дело так: раз в нашей стране покончено с произволом периода культа личности Сталина, людей не сажают за политические преступления, значит, все позволено и нет каких ограничений моему хотению.

^ ХРУЩЕВ. А это тоже произвол. Но это он творит, поэтому он считает это законом.

ИЛЬИЧЕВ. Значит, можно не только малевать уродливые картины, но и превозносить их как новаторские искания. Значит, можно поносить передовые традиции нашего искусства и освистывать тех, кто выступает в их защиту, потому что это, видите ли, «ограничение свободы, зажим и администрирование».

^ ХРУЩЕВ. Если бы этим людям дать власть и возможность, вы посмотрели бы, как они с вами поступили. Они бы вам показали «свободу». (Аплодисменты.) Они сегодня за свободу потому, что их ничтожное меньшинство, но если бы они стали большинством, то они в бараний рог скрутили бы вас. Это была бы «свобода» в их понимании.

ИЛЬИЧЕВ. Такие люди хотели бы, чтобы никто не смел перечить когда они пытаются поносить все созданное нашим народом в тяжелой, исполненной лишений, но и в великой борьбе за победу социалистического строя.

Товарищи рассказывают, что иногда при обсуждении различных творческих вопросов на различных собраниях создается такая атмосфера, когда от­стаивать правильные партийные позиции считается неудобным, немодным, что можно прослыть ретроградом и консерватором, подвергнуться обвине­ниям в догматизме, сектантстве, узости, отсталости и т.д.

^ ХРУЩЕВ. И в сталинизме.

ИЛЬИЧЕВ. И в сталинизме. На днях на конференции работников кино известный режиссер Сергей Герасимов, вклад которого в искусство всем из­вестен, заявил, что теперь требуется мужество, чтобы отстаивать позиции социалистического реализма, что революционные баррикады (смотрите, как особенно выразил суть) превращаются у нас подчас в дырявый плетень, че­рез который легко можно лазить туда и обратно. Хорошо, точно.

Можно ли относиться терпимо к подобным, хотя бы единичным, явлениям, можно ли плестись в хвосте отсталых настроений?

Осуждая формалистические выверты в изобразительном искусстве в пер­вые годы революции, В.И. Ленин подчеркивал, что они чужды здоровому вкусу нормального человека. И показательно, что Владимир Ильич считал очень важным, чтобы сами художники-реалисты но во всеоружии профессиональных знаний и опыта выступали против чуждых и враждебных нам нравов и тенденций в современном искусстве. То были первые годы советской власти, когда силы молодого социалистического искусства были еще очень слабы.

Как же могут те, кто создал искусство, которое снискало любовь и уважение миллионов людей в нашем стране и за ее рубежами, мириться с возрождением формалистическо