Реферат: Крестные муки Михаила Булгакова

Крестные муки Михаила Булгакова

C пророческим романом Ф. М. Достоевского «Идиот» перекликается роман-предупреждение М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». У Достоевского Иисус и сатана встречаются в Санкт-Петербурге, тогдашней столице Российской империи. У Булгакова они разделены пространством и временем. Сатана свободно разгуливает по Европе и заезжает в Москву, столицу Советского Союза. Иисус Христос остаётся в Иерусалиме, где когда-то был распят. В Европе Его плохо помнят, поскольку места для Него здесь не находится. Сведения о Нём в Европе, включая Россию, – отрывочны и недостоверны. Булгаков подчёркивает, что посещения сатаной европейских стран – инспекционные. Он проверяет, хорошо ли исполняют европейские «подданные царства сатаны» беззаконные законы, данные им в противовес законам, установленным Богом. Булгаков даёт понять, что политические режимы всех европейских стран, включая Россию, – не более чем декорации, маскирующие антихристианскую сущность единого царства сатаны, для которого не существуют государственные границы. Булгаков, в традициях Пушкина, Гоголя и Достоевского, не критикует политический строй страны, а показывает, что формы правления в любой стране, согласившейся с властью сатаны, вторичны и не зависят от воли людей.

Михаил Афанасьевич Булгаков – уникальный писатель, произведения которого являются не столько художественной литературой, сколько зашифрованным посланием к потомкам, т.е. к нам, перешагнувшим из века XX-го в век XXI-й. Расшифровывать послания великого россиянина необычайно интересно, однако мало находится охотников заниматься этим трудоёмким делом. Гораздо проще и спокойнее давать литературоведческую оценку его художественным шедеврам. Или даже религиозную оценку, прежде всего его «роману о сатане». В частности, модным становится риторический вопрос: за Христа автор романа «Мастер и Маргарита» или против? Этот вопрос можно сформулировать иначе: с кем он – со Спасителем или с сатаной? Нельзя не отметить, что сам этот вопрос является оскорбительным для памяти великого россиянина, всю свою жизнь потратившего на борьбу с сатанинским режимом, установившимся в коммунистической России, как и в «демократической» Европе. К сожалению, этому мало кто верит. В частности, отмечается, что его образ Воланда-сатаны оказался самым привлекательным в романе «Мастер и Маргарита».

Образ Воланда действительно очень привлекателен, но это нисколько не умаляет православное подвижничество Булгакова, показанное в этом романе и не только в нём. Если бы Воланд был у Булгакова другим, это было бы искажением исторической правды, от которой писатель никогда не отступал. Булгаков твёрдо верил, что сатана – не выдумка, а действительный исторический персонаж, но действующий «инкогнито», не показываясь людям, за редким исключением. Правилом сатаны является действовать через своих «полномочных представителей», введённых во власть. Булгаков считает, что большевики получили власть из рук сатаны. Поэтому они и проводят скрытую политику сатанизма. Внешне их политика привлекательна, поскольку обставлена «красивыми декорациями» из гуманистических спектаклей. Благодаря этому им удалось привлечь на свою сторону значительную часть обманутого народа, но далеко не весь народ, остающийся в душе православным. Не случайно действие романа «Мастер и Маргарита» проходит на фоне всеобщего ожидания Пасхи.

Булгакова обвиняют в том, что его персонаж Иешуа – искажённый образ Христа. Булгаков предвидел эти обвинения и сознательно подчеркнул неоднозначность восприятия Христа людьми. Дело в том, что Спаситель являлся людям в различной ипостаси. Большинству – как Сын Человеческий, и только избранным – как Сын Божий. Булгаков даёт понять, что эта неоднозначность восприятия закрепилась в веках. Только в Православии Иисус Христос воспринимается как Спаситель и Жертвенный Агнец, а в европейском христианстве, берущем начало от Понтия Пилата, – лишь как вероучитель, давший миру религиозные идеалы, к которым необходимо стремиться, чтобы не погубить мир. Европейский мир вслед за Пилатом считает идеалы, провозглашённые Христом, красивыми, но недостижимыми. Стремясь сделать идеалы Христа достижимыми в земной жизни, католичество перерождается сначала в ереси, а затем – в атеизм и социализм, пришедшие из Европы в Россию. Булгаков показывает, что русские большевики и сочувствующие им верят в идеалы христианства, но не верят в Бога и поэтому реально служат укреплению царства сатаны, временно установившееся в России. Великий русский писатель пришёл к нам, чтобы сказать: спасти гибнущий мир можно только любовью, завещанной Спасителем. Любовь – единственное оружие, против которого не может устоять сатана. Именно в этом – смысл верной и вечной любви Мастера и Маргариты, защитная броня которой не позволила сатане завладеть их душами.

Удивительно, но с Булгаковым произошла та же история, что и с Иисусом Христом, а именно, двойственное отношение к нему. Получилось так, что нам предъявлено два Булгакова. Первый – тот, который и написал свои гениальные произведения. Но мы пока его плохо понимаем, поскольку ещё не доросли до его уровня. Второй – тот, который создан критиками. Именно этот «второй Булгаков» оказался неоднозначным: то ли ниспровергатель существующего общественного устройства, то ли сатанист, то ли просто растерявшийся интеллигент. Наряду с текстами, предъявленными нам Булгаковым, образовалось немалое количество «модернизированных» текстов, принадлежащих якобы тому же Булгакову. Но действительно тому же? Критики предъявили нам множество текстов из черновиков и дневников писателя, утверждая, что это и есть подлинные булгаковские тексты, которым только и можно верить, поскольку тексты опубликованных произведений «безнадёжно искажены цензурой». Точнее, сам автор их и исказил, но под давлением цензуры. Получается, что Булгаков изменил сам себе. Но это невозможно. Автор «Мастера и Маргариты» обладал удивительным даром обходить любую цензуру, каким обладал, например, Пушкин. Черновики же ему, как и любому крупному писателю, были необходимы в качестве подготовительного материала. Поэтому тот Булгаков, который навязывается нам критиками, – не подлинный, а искажённый. Чтобы в проблеме «двух Булгаковых» разобраться, приходится анализировать не только его классические тексты, но и тексты его критиков. И это – далеко не теоретический вопрос. Нельзя не констатировать, что даже самые доброжелательные критики продолжают «распинать» светлую память Михаила Булгакова. Такой «посмертной участи» Булгаков не желал для себя. Он не претендовал на свет всенародной славы в православной России, но претендовал на покой, на понимание со стороны потомков. Покой, доброе и любовное отношение к себе он заслужил.

Наиболее известным, а вместе с тем и наиболее спорным произведением Михаила Булгакова является роман «Мастер и Маргарита». Именно на него чаще всего обращает внимание критика. Но здесь возникает вполне закономерный вопрос: а не продал ли великий русский писатель Булгаков свою душу дьяволу, получив взамен всемирную славу? Многие так и считают, особенно те, кто болеет душой за чистоту православия, за торжество Истины Христовой. Священник Андрей Дерягин, например, приводит слова преподавателя Московской Духовной Академии М.М.Дунаева: «Мировоззрение автора «Мастера и Маргариты» оказалось весьма эклектичным. Но главное – антихристианская направленность его – вне сомнения. Недаром так заботливо маскировал Булгаков истинное содержание, глубинный смысл своего романа, развлекая внимание читателя побочными частностями. Тёмная мистика произведения помимо воли и сознания проникает в душу человека – и кто возьмётся исчислить возможные разрушения, которые могут быть в ней тем произведены?».1 Когда один священник говорит о якобы антихристианской направленности «Мастера и Маргариты – это его личная позиция. Когда и второй священник повторяет его слова – это уже тревожная тенденция, заставляющая задуматься об отношении общества к Булгакову.

Следует заметить, что подобная безапелляционная позиция не является единственно обозначенной. Высказываются и другие, более взвешенные оценки. Например: «Так что не надо позорить русскую литературу и отождествлять позицию Булгакова и позицию Воланда. Если считать, что через Воланда Булгаков выразил именно свои мысли о Христе и Евангелии, то вывод придётся сделать слишком страшный. Если уж великий русский писатель сделал Сатану положительным и творческим образом в своём романе – значит, русская литература кончилась. Осталась журналистика, у которой можно учиться разве что владению языком».2 Булгаков действительно вынужден был маскировать глубинный смысл своего романа, но не с целью обмануть читателей, а желая обойти атеистическую и антихристианскую цензуру. Это ему удалось, но ценой двойственного восприятия содержания романа и мировоззрения автора. Однако это ни в коем случае не означает двойственность провозглашаемой Булгаковым истины или эклектичность его мировоззрения. Речь может идти только о двойственности читательского восприятия и двойственном, неоднозначном характере той действительности, которую исследует и изображает Булгаков. Булгаков избегает прямых оценок этой неприглядной действительности, однако его отношение к ней резко отрицательно, и это очевидно.

М. М. Дунаев пишет: «Это был художник ищущей мысли, сложно-трагического мировосприятия: с одной стороны, – не приемлющий уродливого лица нового социалистического времени, с другой – неизбежно опирающийся на неустойчивое сознание эпохи, разрушенной 1917 годом, не отыскавший опоры ни в советской «культурной» среде, ни в эмигрантской, ушедшей с белой гвардией».1 Не опирался Булгаков на «неустойчивое сознание эпохи», а осуществил исследование сознания и эпохи дореволюционной, и послереволюционной, как и столкновение эпох в ходе гражданской войны. В то же время Булгаков в своей жизни и в своём творчестве опирается на православное мировоззрение, которое, несмотря на все домыслы критиков на этот счёт, отчётливо проявляется и в его наиболее известном произведении «Мастер и Маргарита». «Книга Булгакова присутствует в высокой культуре России. Эта книга присутствует в обязательной школьной программе. Это книга, через которую проходят все наши дети. И если мы от имени Церкви заклеймим этот роман сатанизмом, мы окажем хорошую услугу именно антихристианским группам и движениям. Вот для того, чтобы «Мастер и Маргарита» не превращался в учебное пособие по сатанизму, для этого и Церковь должна снять клеймо сатанизма с этой книги. Впрочем…, Церковь никогда такого клейма и не ставила. Не надо отождествлять отдельные публикации отдельных церковных публицистов… с мнением всей Церкви».2 Говоря о мировоззрении Булгакова, нужно верить прежде всего ему самому. «Когда я бегло поглядел у себя дома вечером номера «Безбожника», был потрясён. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне… Соль в идее: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Нетрудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены».3 Само собой разумеется, что человек, сказавший эти слова, не мог ни при каких обстоятельствах написать «апологию сатаны», в чём его несправедливо обвиняют те, кто не понял сокровенный смысл его лучшего произведения, в котором фактически подводятся итоги его творчества.

Следует заметить, что понять сущность мировоззрения Булгакова невозможно без анализа всего его творчества, не зацикливаясь на одном, хотя бы даже наиболее значимом произведении. Однако критики очень мало внимания уделяют другим романам, повестям и пьесам великого россиянина. Поэтому Булгаков до сих пор представляется создателем «романа о дьяволе». Помимо «Мастера и Маргариты» следует обратить внимание на такие его произведения, как «Записки покойника», «Роковые яйца», «Собачье сердце, «Белая гвардия», а также на его дневники. «Но более, чем скупые записи дневников, в том, что у Булгакова был опыт искренней молитвы, убеждают его книги. Вспомним последние строки «Белой гвардии»: «Перед Русаковым лежала тяжёлая книга в жёлтом кожаном переплёте. Глаза шли по строкам медленно и торжественно. «И увидал я мёртвых и великих, стоящих перед Богом, и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни; и судимы были мёртвые по написанному в книгах сообразно с делами своими. Тогда отдало море мёртвых, которые были в них, и судим был каждый по делам своим… И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное… И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет». По мере того как он читал потрясающую книгу, ум его становился, как сверкающий меч, углубляющийся в тьму. Болезни и страдания казались ему неважными, несущественными. Недуг отпадал, как короста с забытой в лесу отсохшей ветки. Он видел синюю, бездонную мглу веков, коридор тысячелетий. И страха не испытывал, а мудрую покорность и благоговение. Мир становился в душе… Последняя ночь расцвела. Во второй половине её вся тяжёлая синева, занавес Бога, облекающий мир, покрылась звёздами. Похоже было, что в неизмеримой высоте за этим синим пологом у царских врат служили всенощную. В алтаре зажигали огоньки, и они проступали на занавесе целыми крестами, кустами и квадратами. Над Днепром с грешной и окровавленной и снежной земли поднимался в чёрную, мрачную высь полночный крест Владимира. Издали казалось, что поперечная перекладина исчезла – слилась с вертикалью, и от этого крест превратился в угрожающий острый меч. Но он не страшен. Всё пройдёт. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звёзды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?».1 В романе «Мастер и Маргарита» Булгаков и рисует эту ночь, кажущуюся беспросветной, осенённой мечом вместо Креста, но которая обязательно пройдёт, и человечество увидит новое небо и новую землю Апокалипсиса. И поэтому у читателей, закрывших эту прочитанную книгу, подобную книге жизни, возникает не гнетущее, а светлое и освобождающее чувство, способное преодолеть тёмные соблазны сатанизма и вернуться к истинной вере в подлинного, а не искажённого Иисуса Христа. Воланд улетает во тьму преисподней, а мир остаётся в ожидании Воскресения Спасителя. И это – главный итог романа, да и всего творчества Булгакова.

Защитники чистоты христианского учения отрицают само наличие у Булгакова христианского мировоззрения, утверждая, что его произведения несут в себе не свет христианства, а тьму сатанизма. Однако и Гоголя нередко обвиняли в том, что в его сочинениях свет смешан с тьмой, что наносит ущерб христианскому сознанию. Но всё дело в том, что Гоголь, а вслед за ним и Булгаков сознательно изображали тьму сатанинского царства, освещённого слабым лунным светом. Булгаков последовательно проводит мысль, что неверный лунный свет тем не менее является светом надежды, ибо отражает в себе солнечный свет истины, которая скрыта в ночной тьме, но просвечивает сквозь неё. Лунный свет – один из центральных образов Булгакова, а именно образ надежды: солнца в царстве сатаны нет, но есть луна, помогающая найти тропинку из тьмы к подлинному свету, а тем самым и к истине. Разумеется, истина в данном случае оказывается искажённой, но не настолько, чтобы её невозможно было разглядеть, если не изменять православному сознанию, которому сам Булгаков никогда не изменял. Булгаков сделал открытие, которое потрясло его воображение, определив трагическое восприятие жизни. Дело в том, что свет истины, исходящий из Церкви Христовой, и восприятие этого света обществом – не одно и то же. Прихожане воспринимают этот свет в чистом виде, в его правде и истине. Но общество в целом так воспринимать не может. Общество видит этот свет искажённым сатанинской тьмой извращённых общественных отношений, т.е. не истинный свет христианского солнца, а его лунное неверное отражение. Искажение это – до такой степени, что обывателю кажется, будто этот неверный свет и несёт с собой ночную тьму, получившую наименование «средневековое мракобесие». Тем самым присутствие Церкви Христовой в обществе видно, но совершенно искажено. Утверждая это, Булгаков опирается на факты, однако верит, что даже этот неверный лунный свет поможет людям найти дорогу к храму. В этом – проявление неистребимого булгаковского оптимизма, который передаётся и читателям.

Гоголь поставил общество перед зеркалом комедии, в которой общество увидело собственное непривлекательное изображение. Булгакову не до смеха, поскольку осатанелость общества зашла слишком далеко и грозила стать необратимым процессом. Поэтому Булгаков ставит общество перед зеркалом сатиры, острой, как карающий меч. По замыслу сатирика, это зеркало отражает не внешний облик общества, где общественные болячки закамуфлированы с помощью косметических средств, но, подобно рентгену, просвечивает все его внутренности, которые из невидимых становятся видимыми во всей своей неприглядности. Люди как бы «выворачиваются наизнанку» и пугаются самих себя. Охвативший их ужас должен заставить обратиться к Богу за помощью и защитой. Однако страх, как и гоголевский «смех сквозь слёзы», оказывается малоэффективным лекарством от социальных болезней. Люди, развращённые атеизмом, готовы скорее обратиться за помощью к сатане, чем к Богу, поскольку Бог обещает награду за гробом, а сатана – прямо сейчас. Это и показывает Булгаков в своих произведениях. Примечательно, что Маргариту и Мастера осуждают представители Церкви, в то время как рядовые читатели относятся к этим героям с пониманием и сочувствием, помня, что «мы все такие». На протяжении многих десятилетий советский человек при возникающих жизненных проблемах шёл не в Церковь, а в партком, даже если был верующим, не говоря уже о тех, кто не верит в загробную жизнь, а таких в советской России было, может быть, большинство. К этому людей вынуждала жизнь, основанная на власти сатаны, а тем самым на лжи. Булгаков прав, утверждая, что жить не по лжи в царстве сатаны с его противоестественными законами практически невозможно.

Гоголь, убедившись в слишком слабой эффективности литературного и театрального воздействия на общество, перешёл к прямому разговору с читателем, непосредственно выражая свои православные убеждения в книге «Избранные места из переписки с друзьями». Общество его не поняло, но, по крайней мере, дало возможность высказаться. У Гоголя всегда оставалась надежда, что его поймут если не современники, то потомки. У Булгакова не было даже такой возможности, поскольку советская цензура совместно с советскими карательными органами не позволяла высказываться никому, кто хоть сколько-нибудь противоречил официальной идеологической установке. Единственно, что оставалось Булгакову, – опровергать ложь так называемого «советского образа жизни» с помощью доказательства от противного, показав абсурдность навязанных стране идеалов через их действительное воплощение. Особенно это видно в романе «Мастер и Маргарита». «Булгаков построил книгу так, что советский читатель в «Пилатовых главах» узнавал азы атеистической пропаганды. Но автором этой узнаваемой картины оказывался… сатана. Это и есть «доведение до абсурда», reductio ad absurdum. Булгаков со всей возможной художественной очевидностью показал реальность сатаны. И оказалось, что взгляд сатаны на Христа вполне совпадает со взглядом на него атеистической государственной пропаганды. Так как же тогда назвать эту пропаганду? Научной или?.. Оказывается, в интересах сатаны видеть во Христе идеалиста-неудачника. А значит, чисто «научного» атеизма нет. Атеизм – это хорошо замаскированный (или забывший о своём источнике) сатанизм».1 Необходимо уточнить, что Булгакову и не нужно было доводить до абсурда действие романа, поскольку сама жизнь во власти сатаны является абсурдной. Абсурдность советской действительности он и показал, но выдал это за вымысел, чтобы обезопасить себя от «карающей десницы социалистической законности». Отсюда и возникло недоразумение. Великий мистификатор вынужден был выдать себя за сторонника социализма. Поскольку же социализм и сатанизм для Булгакова – одно и то же, он оказался как бы невольным сторонником сатанизма, за что его до сих пор критикуют, не понимая, что это лишь маска, скрывающая подлинное лицо автора «Мастера и Маргариты». Для Гоголя маска была не нужна, для Булгакова, творившего в эпоху официального атеизма, маска оказалась необходимостью. Булгакова, как и Гоголя, не поняли современники. Причину такого непонимания объяснил Гоголь. «Смысл внутренний всегда постигается после. И чем живее, чем ярче те образы, в которые он облёкся и на которые раздробился, тем более останавливается всеобщее внимание на образах. Только сложивши их вместе, получишь итог и смысл созданья. Но разбирать и складывать такие буквы быстро, читать по верхам и вдруг – не всякий может; а до тех пор долго будут видеть одни буквы».2

Было бы опрометчиво воспринимать творчество Булгакова исключительно как сатиру. Подобно Гоголю, Булгаков ставит больному обществу точный диагноз. Болезнь общества Гоголь обозначил одним словом: пошлость, являющуюся пороком, несовместимым с христианством. Пошлость, как установил Булгаков, закономерно переросла в атеизм, являющийся высшей стадией затянувшейся болезни. Гоголь отмечает контраст между эмпирической жизнью России и религиозными надеждами, которые некоторые критики назвали религиозными мечтаниями. Гоголь показал, что религиозные надежды – не романтические мечтания, а конкретная программа жизни, предложенная Православием, и эта программа плохо выполняется вследствие переориентации людей от духовных ценностей к материальным интересам. Общество к Гоголю не прислушалось и впало в атеизм, ворвавшийся в Россию вместе с европейским просвещением. Затянувшаяся болезнь уже не поддавалась лечению. Поэтому Булгаков никакого лечения, никакой программы действий не предлагает. Он предлагает ждать, пока болезненный нарыв атеизма перезреет и прорвётся, после чего общество получит возможность самоисцеления с Божией помощью. С этим и связаны религиозные надежды Булгакова, которым чужды романтические мечтания.

Как и Гоголь, Булгаков протестует против духовного невежества, поразившего Россию. «Да кто же он, наконец, такой? – в возбуждении потрясая кулаками, спросил Иван… Вчера на Патриарших прудах вы встретились с сатаной… Не может этого быть! Его не существует… Уж кому-кому, но не вам это говорить. Вы были одним, по-видимому, из первых, кто от него пострадал… И, право, я удивляюсь Берлиозу! Ну вы, конечно, человек девственный… но тот, сколько я о нём слышал, всё-таки хоть что-то читал!.. Он человек не только начитанный, но и очень хитрый».1 Берлиоз – человек начитанный, читавший даже немецких философов Гёте и Канта, и, тем не менее, духовно невежественный. Это невежество имеет гордое название – атеизм. Духовное невежество поразило не только красных комиссаров, но и широкие слои интеллигенции и даже многих крупных учёных, таких, как, например, всемирно известный академик Павлов. Невежество это не является безобидным, но даёт санкцию на безответственные революции и другие социальные преступления, ибо, как справедливо заметил Достоевский, являющийся одним из предшественников Булгакова, – «если Бога нет, то всё позволено».

Берлиоз обсуждает с Воландом-сатаной моральное доказательство бытия Бога, а именно утверждение Канта, что без Бога мораль невозможна. «Итак, человек не есть часть природы, у человека есть дистанция к миру вещей. Мир, откуда произошёл человек, – мир свободы, мир, существующий вне предикатов физического мира – времени и пространства. И это мир нравственно окрашенный, ибо его значимость и существование мы воспринимаем именно в опыте нравственного выбора. И потому, говорит Кант, «морально необходимо признавать бытие Божие… Приняв свободу, человек не только логически, но и морально будет принуждён к принятию Бога».2 Берлиоз, как истинный атеист, не приемлет моральный аргумент Канта и находит в этом полную поддержку сатаны. «Именно, именно, – закричал он, и левый зелёный глаз его, обращённый к Берлиозу, – засверкал … ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут».3 Моральный аргумент Канта не только доказывает бытие Бога, но и опровергает теорию эволюции, утверждающую, что человек произошёл от обезьяны. Уже поэтому хорошо образованный Берлиоз должен был считать аргументацию Канта антинаучной. Так же должен был считать и сатана, «подаривший» человечеству плоды с древа познания добра и зла, т.е., в понимании атеистов, «научные плоды». Против теории эволюции, не считающейся с моральными принципами, выступает Булгаков в романе «Собачье сердце». Профессор Преображенский, казалось бы, говорит об эволюции, но не как о теории развития и преобразования видов, а в узком значении колебаний отдельных внутривидовых свойств человека. Но это не эволюция и вообще не совершенствование. Известно, что у гениев чаще всего рождаются бездарные дети. Это настолько очевидно, что считается почти законом. Профессор Преображенский преобразовал собаку в человека, а точнее – в пародию на человека, поскольку «новый человек», лишённый моральной основы, дающейся Богом, а не природой, остаётся животным, хотя бы даже в человеческом облике. И этот лжечеловек оказывается вне сферы нравственности, а тем самым и вне сферы свободы. «Человеческая свобода – реальность, философски более значимая, чем мир явлений. Но основной закон иерархии гласит, что низшее не может породить высшее… Если свобода есть способность исходить из самого себя, то у свободы не может быть причины, и мир не мог породить свободу. Если причина необходимым образом произвела свободу, то слово свобода к результату неприложимо. Свобода не понуждается к бытию миром детерминизма, свобода получается из небытия. Она может возникнуть только «из ничего» – таков один из смыслов христианского креационизма».1 Булгаков последовательно отстаивает именно эту точку зрения, а не точку зрения Воланда и атеистической науки.

Законы, предложенные сатаной и принятые людьми, освобождают от нравственной ответственности. Человек воображает, что это и есть свобода, хотя на самом деле это порабощение духа плотью и полное подчинение сатане. В царстве сатаны не может быть свободы именно потому, что в нём не признаётся нравственная ответственность. Это показывает Гоголь, и это же утверждает Булгаков. Гоголь всю жизнь боролся с нечистой силой. Не уставал разоблачать нечистую силу и Булгаков, но это разоблачение критики неправомерно приняли за оправдание сатаны и сатанизма. Булгаков, развивая идеи Гоголя, показывает, что русский народ втянут в процесс богоборчества не по своей свободной воле, а в результате изощрённого сатанинского искушения, проникшего в Россию под видом прогрессивного европейского просвещения, прежде всего – модных социальных теорий, предлагающих революционное преобразование общества. Обманутый народ поверил «европейским благодетелям» и собственным революционерам, навязавшим построение «общества социальной справедливости», в котором не оказалось места Богу. Булгаков убедительно показал, что без помощи Бога нельзя построить ничего хорошего, но лишь государство всеобщего абсурда, или царство сатаны, что одно и то же. Булгаков, как и Гоголь, говорит о невидимых глазу порождениях злого духа, возбуждающих мир и делающих реальность фантастической. Впрочем, у Гоголя фантастической реальность не столько становится, сколько предполагается. У Булгакова реальность полностью фантастическая и лишённая здравого смысла. Гоголь пишет: «Диавол выступил уже без маски в мир. Дух гордости перестал уже являться в разных образах и пугать суеверных людей, он явился в собственном своём виде. Почуя, что признают его господство, он перестал уже и чиниться с людьми. С дерзким бесстыдством смеётся в глаза им же, его признающим; глупейшие законы даёт миру, какие доселе ещё никогда не давались, – и мир это видит и не смеет ослушаться… Что значат эти странные власти, образовавшиеся помимо законных… Что значит, что уже правят миром швеи, портные и ремесленники всякого рода, а Божии помазанники остались в стороне?.. Что значат все незаконные эти законы, которые видимо, в виду всех, чертит исходящая снизу нечистая сила, – и мир это видит весь и, как очарованный, не смеет шевельнуться? Что за страшная насмешка над человечеством! И к чему при таком ходе вещей сохранять ещё наружные святые обычаи Церкви, небесный Хозяин которой не имеет над нами власти? Или это ещё новая насмешка духа тьмы?».2 Гоголь здесь в нескольких словах обрисовал мир, который изображает Булгаков в своих произведениях. И этот мир – не вымышленный, а существующий в действительности и именно в советской России. Здесь и сатана, свободно разгуливающий по Москве со своей свитой, и незаконные законы, глупейшие, доселе невиданные, с помощью которых сатана правит великой страной, и странные власти, не только образовавшиеся помимо законных, но и изгнавшие их. Здесь правят миром не помазанники Божии, а портные, сапожники и другие ремесленники, и правят уже не посредством моды, а с помощью государственного насилия. Здесь уничтожаются «за ненадобностью» святые обычаи Церкви, разрушаются храмы, уничтожаются священники, поскольку люди отказались от законной власти Бога в пользу противозаконной власти сатаны. Как можно обвинять Булгакова в пропаганде и защите сатанизма, когда у него не только не находится ни одного слова в защиту сатанинского произвола, но и показаны все трагические последствия этого узаконенного беззакония?

Булгаков называет по именам бесов сатанинских, заполонивших советскую Россию, и оказывается, что это – те самые персонажи, которых открыл миру Гоголь. «Диковинный сон… Будто бы в царстве теней, над входом в которое мерцает неугасимая лампада с надписью «Мёртвые души», шутник-сатана открыл двери. Зашевелилось мёртвое царство, и потянулась из него бесконечная вереница. Манилов в шубе, на больших медведях, Ноздрёв в чужом экипаже, Держиморда на пожарной трубе, Селифан, Петрушка, Фетинья… А самым последним тронулся он – Павел Иванович Чичиков в своей знаменитой бричке. И двинулась вся ватага на Советскую Русь, и произошли в ней тогда изумительные происшествия».1 Много бед натворил в России Чичиков и его «коллеги». Когда же власти спохватились и стали его ловить, результат оказался тот же, что и попытки поэта Безродного поймать иностранного консультанта Воланда. Чичикова и след простыл, потому что он и есть сатана. Нечто похожее писал и современник Булгакова Бердяев, но более смело, потому что, находясь в парижском изгнании, был недосягаем для карающих революционных органов. «Русские люди, желавшие революции и возлагавшие на неё великие надежды, верили, что чудовищные образы гоголевской России исчезнут, когда революционная гроза очистит нас от всякой скверны. В Хлестакове и Сквозник-Двухановском, в Чичикове и Ноздрёве видели исключительно образы старой России… Нет уже старого самодержавия, но по-прежнему Хлестаков разыгрывает из себя важного чиновника, по-прежнему все трепещут перед ним… По-прежнему Чичиков ездит по русской земле и торгует мёртвыми душами. Но ездит он не медленно в кибитке, а мчится в курьерских поездах и повсюду рассылает телеграммы. Та же стихия действует в новом темпе. Революционные Чичиковы скупают и перепродают несуществующие богатства, они оперируют с фикциями, а не реальностями, они превращают в фикцию всю хозяйственно-экономическую жизнь России. Многие декреты революционной власти совершенно гоголевские по своей природе и в огромной массе обывателей они встречают гоголевское к себе отношение».2

Роман Булгакова «Мастер и Маргарита» в процессе работы над ним имел несколько названий: «Чёрный маг» (1928 – 1929), «Копыто инженера» (1929 – 1930), «Великий Канцлер» (1932 – 1936), «Князь тьмы» (1937). «Мастер и Маргарита» становится названием этого романа только в 1938 году. Между тем роман вполне мог бы называться «Ревизор». Воланд – это ревизор, прибывший в одну из подотчётных стран для проверки деятельности чиновников, стоящих на страже законов царства сатаны. И он остаётся доволен этой деятельностью, способствующей умерщвлению человеческих душ. В комедии Гоголя «Ревизор» показаны два ревизора: истинный и ложный. Ложный ревизор проводит ревизию с позиций ложной совести, которая от сатаны. Подлинный ревизор, явившийся в конце действия, – это подлинная совесть, которая от Бога. Осуществляется эта ревизия самим Государём как помазанником Божиим. В советской России Государя нет, а есть ставленники сатаны. Сатана в образе Воланда и приходит к ним с ревизией. Но это не значит, что настоящий ревизор не придёт. Булгаков показывает, что Воланд буквально бежит из Москвы накануне праздника Светлого Воскресения, потому что в этом день у людей пробуждается истинная совесть – ревизор от Бога, и люди становятся неподвластны сатане. Более того, при чтении этого фрагмента романа «Мастер и Маргарита» возникает предчувствие того, что и Россия, подобно Иисусу Христу, воскреснет в один из этих дней, и тогда богоборческое сатанинское правительство сбежит, вернув Россию Богу. Именно этим объясняется светлое чувство, возникающее у читателей после чтения этого великого романа.

Следует иметь в виду, что Булгаков не мог открыто осуждать власть сатаны в России, потому что для него власть большевиков была частью власти сатаны, а карательные органы большевистской власти готовы были уничтожить всякого, кто хоть сколько-нибудь усомнится в её «высшем предназначении». Подвиг великого писателя земли русской в том и заключался, что он даже в условиях карающей цензуры сумел сказать много, чтобы предупредить людей о грозящей опасности уничтожения нации. Об этом свидетельствует не только всё его творчество, но и его предсмертные слова. «Плохо кончается роман. Беспросветно». Так пишет Кураев. Но шепчет в предсмертном бреду Булгаков: «Чтобы знали… чтобы знали…» А для чего знать? Неужели лишь для того, чтобы убедиться в беспросветности и бессмысленности жизни? Нет, Булгаков знал про свой роман и нечто иное. И это иное – то светлое, освобождающее и весёлое чувство, которое испытало множество людей, когда к ним пришла эта книга. А это ещё раз доказывает, что только художник, его интуиция и гений – истинные властители созданного им мира. И ни в чьей больше воле изменить его законы и суть».1 Но это доказывает и нечто большее. Только Бог, создавший мир, истинный Властитель этого мира, и никто не в силах изменить его: ни сатана, ни богоборческое правительство. Именно это и хотел сказать Михаил Булгаков в романе «Мастер и Маргарита», а также во многих других произведениях.

Пока миром правит сатана, жизнь теряет свою подлинность и превращается в театр абсурда с его загадочными, непонятными законами и противоестественными правилами и обычаями. В этом театре не живут, а играют плохие пьесы. Актёры, играющие в «театре жизни», делятся на ведущих и артистов массовок. Есть также профессиональные критики, которых «театр кормит», и профессиональные зрители, готовые платить за то, чтобы наслаждаться театральным зрелищем. И есть зрители случайные, посещающие театр изредка. Булгаков и изображает жизнь как театральное действие, по образцу гоголевского «Ревизора».

Булгаковская Москва – фантастический город, полный нечистой силы. Но это, как и у Гоголя, – вся Россия с её чиновниками-управленцами, губящими своей сатанинской деятельностью великую державу. Острота гоголевской и булгаковской сатиры в равной степени направлена против бесчисленной армии чиновников, заражённых «вирусом европейского просвещения», а тем самым – духовного невежества, как, например, Берлиоз из «Мастера и Маргариты». И чиновники, «рождённые революцией», оказались теми же, что и у Гоголя: это те самые человеческие пороки, получившие человеческое воплощени