Реферат: С. В. Куликов Государственноправовой дискурс, императорское правительство и думская оппозиция в начале ХХ в

С.В. Куликов


Государственноправовой дискурс, императорское правительство и думская оппозиция в начале ХХ в.


Отношения власти и общества в России начала ХХ в. рассматриваются как отечественными, так и западными историками сквозь призму концепций либо партийного характера, либо позднейшего происхождения. При этом игнорируется государственноправовой дискурс начала ХХ в., прежде всего – идеи, разрабатывавшиеся государствоведами. Между тем, упомянутые идеи имели не только чисто научное, но и практическое значение, детерминируя поведение и бюрократов, и оппозиционеров.

Адекватное представление об отношениях между властью и обществом достижимо в контексте этого дискурса еще и потому, что благодаря такому методу преодолевается презумпция виновности, которая, в зависимости от политических пристрастий историка, прилагается к императору, бюрократии и общественности, не способствуя нейтральности научного анализа1.

Государствоведение начала ХХ, продолжая традицию предыдущего столетия, имело ярко выраженный монархический характер2. И это неудивительно – в то время почти все страны Европы, кроме Франции и Швейцарии, т.е. почти все цивилизованные страны, принадлежали к числу монархий.

Государствоведы различали два типа монархий – неограниченные, или абсолютные, в которых власть монарха ничем не ограничена, и ограниченные, или представительные, в которых власть монарха ограничена народным представительством3.

Огромное значение наследственной монархии, полагали государствоведы, являвшиеся идеологами «старого либерализма», возрастает еще более в связи с усилением межпартийной борьбы4 и влияния социализма5.

Чрезвычайную актуальность института наследственной монархии «старые либералы» признавали, прежде всего, для России6, трактуя даже дореформенное самодержавие в качестве предпосылки всяческих преобразований7. Более того, российская монархия расценивалась ими как условие для создания правового государства8. В наследственном монархе государствоведы видели ключевое звено конституционного режима9, а в представительной монархии – наиболее совершенный образ правления10. Идеологи «старого либерализма» постулировали примат аристократии11, которую считали социальной основой конституции12. Соответственно этому «старые либералы» критиковали эгалитаризм13 и демократию14, полагая, что последняя противоречит конституционному принципу15 и не имеет исторической перспективы16. Столь же критически они относились и к социализму17.

Работы апостола «старого либерализма» Б.Н. Чичерина пользовались огромной популярностью у бюрократических деятелей18.

Общественные деятели в начале ХХ в. испытывали на себе влияние «нового либерализма»19. Его самыми принципиальными поклонниками стали члены Конституционно-демократической партии. В отличие от «старых либералов», кадеты разделяли идеологию радикализма20, сближающегося с социализмом21. Именно поэтому кадеты считали монархию только этапом на пути к республике, которая была, по их мнению, более совершенным образом правления22. Независимо от того, являлись они «старыми» или «новыми» либералами, государствоведы делили ограниченные монархии на конституционные (дуалистические) и парламентарные23. В дуализме и парламентаризме видели особые формы правления24. В этом отечественные государствоведы следовали за немецкими коллегами25.

Основное различие между конституционно-дуалистической и парламентарной монархиями усматривали в объеме власти народного представительства. При дуализме он меньше, при парламентаризме – больше26. Разница между конституционно-дуалистической и парламентарной монархиями была вызвана разницей в условиях их появления. Первые возникали в ходе реформы сверху, когда происходило октроирование конституции государем, а вторые – как результат революции, когда пактированная конституция фиксировала условия договора между государем и его подданными27.

В конституционно-дуалистической монархии, полагали государствоведы, глава государства ограничен палатами только в законодательстве28, в управлении же он остается неограниченным. Именно поэтому правительство в такой монархии зависит от монарха29, который царствует и правит30, а не от народного представительства31 и общественного мнения32. Налицо, таким образом, дуализм двух независимых друг от друга отраслей власти – законодательной (представительство) и исполнительной (правительство)33.

Конституционно-дуалистическая монархия считалась особо предпочтительной формой правления для государств, недостаточно подготовленных к установлению народовластия34. Типичными примерами такой монархии были Германская империя и входившие в нее монархии, прежде всего – Прусское королевство. Впрочем, термин «дуалистическое государство» отличался универсальностью. К подобным государствам относили не только монархии, но и республики35, в частности США36.

Конституционно-дуалистическая монархия базировалась на принципе монархического суверенитета, согласно которому единственной персонификацией государства и источником всех властей, верховной властью, является государь. Эту точку зрения обосновали немецкие государствоведы37. Тем не менее, наделяя дуалистического монарха огромными правами, они трактовали его, в отличие от абсолютного государя, как ограниченного38.

Привитие абсолютной монархии дуализма превращало ее в правовое государство39. Для отнесения конституционно-дуалистической монархии к этому государству существовала веская причина. В основе ее политического строя лежал принцип разделения властей40, считавшийся краеугольным камнем правового государства41. Впрочем, наблюдавшаяся в конституционно-дуалистических монархиях обособленность исполнительной власти от законодательной была относительной42. При дуализме правительство не только сотрудничало с представительством43, но и в известной мере зависело от него44, если не прямо, то косвенно45. Более того, конституционно-дуалистические монархии могли эволюционировать по направлению к парламентаризму, т.е. к политической ответственности кабинета перед законодателями46.

Поскольку термин «конституционное государство» применяли по отношению не только к дуалистической, но и к парламентарной системе47, он имел, помимо узкого, и широкое значение48. Представители оппозиционной интеллигенции, разделявшие идеалы «нового либерализма», придавали термину «конституция» именно широкое значение и подразумевали под ней «парламентаризм»49.

Парламентарную монархию считали оптимальной формой правления, но только тогда, когда к ней подготовлено общество50 и представительство51. Эта монархия, полагали государствоведы, базируется на принципе народного суверенитета. В ней существует народовластие, т.е. участие представителей народа не только в законодательстве, но и в управлении52. Следовательно, парламентаризм находится в противоречии с принципом разделения властей53. В парламентарной монархии монарх царствует, но не правит. Именно такой была, и остается, монархия в Англии. Народное представительство, будучи парламентом, ограничивает венценосного главу государства, помимо законодательства, и в управлении54, прежде всего – при назначении министров55 и их увольнении56. Это и является парламентаризмом в узком смысле слова. При парламентаризме министры опираются в своей деятельности на доверие нижней палаты57 и общественное мнение58.

Государственноправовой дискурс начала ХХ в. преломлялся, прежде всего, в мировоззрении и деятельности Николая II59. Традиционно считается, что царь являлся консерватором, а потому шел на реформы как бы поневоле60. В действительности взгляды Николая и его поведение были намного сложнее61. В ритуале Николай демонстрировал приверженность вотчинному стилю управления. Но на практике он сознательно стремился к избеганию этого стиля62. Не в последнюю очередь потому, что, как государственный деятель, император являлся учеником выдающегося представителя бюрократического либерализма, председателя Комитета министров Н.Х. Бунге63. Лидеры консерваторов, обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев и великий князь Сергей Александрович, сильного влияния на Николая не оказывали64.

Созданию превратного впечатления о политической индивидуальности царя способствовали его крайняя скрытность65 и исповедывавшийся им культ отца, Александра III66. Это давало поводы для мнения о том, что сын имел воззрения, унаследованные от отца. Но сходство между ними являлось относительным. Николай высказывался «с глубоким чувством» о деде, Александре II, с мировоззрением которого у внука было «много общего»67. Ритуал Николая провозглашал неразрывную преемственность между старым и новым царствованием. Однако практика молодого царя противоречила его ритуалу, доказывая, что Николай возобновил осуществление политики Александра II68.

В начале царствования Николай разработал собственный реформаторский проект69. Основу этого проекта составило политическое завещание Н.Х. Бунге, содержавшее программу либеральных преобразований70. Реформаторская политика царя, вдохновляемая идеями Н.Х. Бунге, имела системный характер. Это подтвердили указ 12 декабря 1904 г. и последующие реформы71. Внешне указ 12 декабря выглядел как ответ на требования оппозиции. В действительности указ оказался торжеством не общественного, а правительственного либерализма, поскольку стал «полным осуществлением» завещания Н.Х. Бунге72. Кроме завещания, источниками реформаторского проекта Николая были программы преобразований, которые по заказу царя разработали министры внутренних дел В.К. Плеве, князь П.Д. Святополк-Мирский и П.А. Столыпин73.

Центральный пункт реформаторского проекта Николая подразумевал создание народного представительства. Царь являлся противником не идеи народного представительства, а такого понимания этой идеи, которое ассоциировалось исключительно с парламентарной системой, т.е. ограничением самодержавия, помимо законодательства, и в управлении74. Скептическое отношение к парламентаризму Николай воспринял не только от К.П. Победоносцева75, но и от Н.Х. Бунге76. Скептицизм императора вполне соответствовал общемировой тенденции, наметившейся в конце XIX – начале XX в. и заставившей говорить о кризиса парламентаризма77. Именно против парламентаризма царь и выступил в январе 1895 г., назвав «бессмысленными мечтаниями» планы земцев-радикалов об их участии «в делах внутреннего управлении»78. Будучи сторонником сотрудничества власти и общества, Николай полагал, что лидерство в реформаторском процессе, т.е. участие в определении того, кому, когда и как осуществлять необходимые реформы, должно сохраняться за короной79. В роли парламентарного монарха Николай лишился бы этого лидерства. Поэтому царь и дистанцировался от земцев-радикалов.

Нежелание Николая идти на создание парламента отнюдь не означало, что он является противником создания народного представительства80. Подготавливая реформирование российской государственности, Николай находил, однако, что конечной целью такого реформирования водворение парламентаризма может быть менее всего. Позиция царя предопределяли причины не только мистического, но и рационального характера. По мнению Николая, преградами на пути к установлению парламентаризма были политическая незрелость общества81 и консерватизм народных масс82. Эта мотивация отвечала либеральной идее83. Кстати, именно из опасения народного сопротивления царь не шел на немедленное дарование еврейского равноправия, веря в массовый антисемитизм и считая, что эта реформа вызовет погромы84.

В области ритуала, во избежание народного сопротивления модернизации и для поддержания социальной стабильности, Николай не столько являлся консерватором, сколько был вынужден играть роль консерватора. Но на практике он содействовал постепенному воплощению либеральных идей, прежде всего – идеи народного представительства. Вопрос о его создании Николай рассматривал, по меньшей мере, с 1900 г. и, следовательно, независимо от революционного и оппозиционного движения85.

Царский рескрипт министру внутренних дел А.Г. Булыгину возвестил 18 февраля 1905 г. о намерении Николая создать особое выборное учреждение для рассмотрения «законодательных предположений»86.

Царь, однако, не собирался способствовать установлению парламентаризма87. Точка зрения Николая соответствовала либеральной идее88. Новое учреждение, по мысли царя, должно было функционировать не как парламент, а как орган дуалистической системы.

Стремление Николая к сохранению сильной царской власти также соответствовало либеральной идее89. В этом его единомышленником являлся германский император Вильгельм II, находившийся во главе классической конституционно-дуалистической монархии90.

Решившись на создание представительства, Николай занимал центристскую позицию. Царь игнорировал политические рекомендации и правых, и левых91.

Намерение Николая ввести именно дуалистическую систему доказывается тем, что 6 июня 1905 г. он утвердил мнение Государственного совета «Об устранении отступлений в порядке издания законов». Оно установило обязательное прохождение законов через Государственный совет и, тем самым, формальное различие между законами и указами. Более того, мнение фактически ограничило царя в законодательстве92, т.е. создало главную предпосылку дуалистической системы.

Манифест 6 августа 1905 г. объявил о создании законосовещательной Думы, которая вписывалась не столько в отечественную, сколько в западноевропейскую традицию. Непублично это признавал сам Николай93. Манифест 6 августа означал дальнейшее ограничение царской власти в законодательстве94 и фактическое введение конституционно-дуалистической системы95, причем именно германского типа96.

В Думе Николай видел не временную уступку, а средство дальнейшего реформирования России97. Реакционная политика была для царя неприемлемой98. Поэтому 17 октября 1905 г. он и подписал манифест о даровании политических свобод, придании Думе законодательных полномочий и расширении избирательного права. Тем самым Николай подверг себя самоограничению, поступив согласно либеральному идеалу99, точнее – его немецкой трактовке100. Гарантом исполнения обещаний манифеста был император, о чем он заявлял неоднократно и публично101. Вместе с тем, создавая законодательную Думу, Николай не питал иллюзий относительно способности народного представительства быстро вписаться в политическую систему Российской империи102.

Поводы для царского пессимизма давали оппозиционеры. Они требовали еще более радикальных уступок, и прежде всего – всеобщего избирательного права, которого не было в большинстве европейских стран. Поэтому при рассмотрении проектов избирательных законов император отмежевался от левых103.

Выполняя обещания манифеста 17 октября, Николай действовал иногда слишком осторожно. Но эта осторожность была созвучна «старому либерализму»104. Если воплощение манифеста происходило не так, как хотелось бы оппозиции, то причиной поведения царя стала не только его консервативность, но и неспособность оппозиционеров порвать отношения с революционерами105.

Мотивируя свое поведение, оппозиционеры вменяли Николаю то, что он поддерживает отношения с черносотенцами, т.е. крайне правыми106. Казалось бы, это мнение подтверждается тем, что сразу после 17 октября царь неоднократно встречался с черносотенными депутациями, принял от одной из них значок только что образовавшегося Союза русского народа, посылал телеграммы крайне правым, лично финансировал их деятельность и одобрял антиеврейские погромы. На самом деле все эти аргументы несостоятельны.

Помимо черносотенных депутаций, Николай встречался и с представителями других, в том числе оппозиционных, организаций. Кроме того, приемы депутаций продолжались только «около полугода», до марта 1906 г., а затем прекратились107.

Принятие Николаем значка имело чисто ритуальное значение108. Если бы свой значок императору преподнесла какая-либо либеральная партия, то он бы его тоже принял. Но вопрос об этом либералы никогда не поднимали.

Телеграммы черносотенцам Николай посылал не по своей инициативе, а лишь в ответ на их приветственные телеграммы. Поскольку аналогичные телеграммы адресовывали царю и представители других партий, вплоть до октябристов, он отвечал и на них.

Никакой поддержки своими личными средствами царь и царица черносотенным изданиям и организациям не оказывали109.

Наконец, император неоднократно и публично осуждал погромную тактику110. Местной администрации он постоянно приказывал не допускать погромов111.

Несомненное отсутствие близости между Николаем и черносотенцами доказывается личным составом Придворного штата. В 1905 – 1907 гг. царь исключил из него общественных деятелей, имевших какое-либо отношение к радикальному движению и нелегализованной Кадетской партии112. В то же время, в течение 1906 – 1917 г. придворные, которые были лидерами либеральных партий, т.е. прогрессисты113, октябристы114 и националисты115, составляли заметную прослойку, особенно по сравнению с придворными, являвшимися руководителями СРН116. Последние составляли ничтожное меньшинство.

Следовательно, особые симпатии Николая к черносотенцам являются ничем иным, как мифом. Он появился не только по причине элементарной неосведомленности. Консервативность императора и влияние на него крайне правых постоянно преувеличивали опальные сановники, вроде С.Ю. Витте117, и участники оппозиционного движения118. Первые делали это для оправдания своих неудач, а вторые – для дискредитирования политического противника.

Дистанцированию царя от черносотенцев содействовали взгляды Николая на реформированное самодержавие. Имея четкие представления об абсолютизме, дуализме и парламентаризме, царь «отлично понимал различие его самодержавия до 1905 г. и после этого года»119.

В феврале 1906 г. Николай заявил депутации Самодержавно-монархической партии, что «его самодержавие» «останется таким, каким оно было встарь»120. Однако после 1905 г. под «самодержавием» Николай понимал порядок, во главе которого стоит не абсолютный монарх, а монарх, «независимый от какой бы то ни было верховной власти, как этот титул и понимали в Московской Руси»121. Самодержавие означало для царя не абсолютность, а, прежде всего, верховенство его власти. Существование в России с октября 1905 г. конституции признавалось им неофициально122. При этом Николай был не склонен отождествлять понятие «конституция» с парламентаризмом123. Однако, поскольку такое отождествление получило широкое распространение, во избежание того, чтобы не возникало сомнений в том, что введение конституции не означает установления парламентаризма, публично Николай не пользовался словом «конституция».

Провозглашая преемственность между Московской Русью и думской монархией, царь, на самом деле, считал последнюю фактором вестернизации124. Точка зрения Николая на реформированное самодержавие во многом совпадала со взглядами лидеров либерального Союза 17 октября. Октябристы трактовали самодержавие не как абсолютизм, а как суверенитет125.

Однако, в конечном итоге, Николай постоянно дистанцировался и от либеральных партий. Проводя реформы, царь не хотел казаться либералом126. Более того, само начало партийности вызывало у него неприятие127. Но либеральному идеалу соответствовало как дистанцирование монарха от партий128, так и неприятие им начала партийности129.

Нежелание Николая идентифицироваться с какой-либо партией детерминировалось убеждением императора в том, что сутью царской власти является независимость от сословий130 и политическая нейтральность131. Именно поэтому в конкретной внутриполитической ситуации России начала ХХ в., вплоть до 1917 г., Николай был центристом132. Это отвечало конституционной доктрине133.

Коренные изменения, произведенные в государственном строе Российской империи предшествовавшими реформами, закрепили Основные законы 23 апреля 1906 г.134

Автором проекта Основных законов, легшего в основу их окончательной редакции, был товарищ государственного секретаря П.А. Харитонов, один из опытнейших российских кодификаторов135.

Получив от императора в начале ноября 1905 г., через сенатора Н.П. Гарина, поручение составить новые Основные законы, П.А. Харитонов обратился к проектам конституции, подготовленным оппозиционными государствоведами. Согласно его воспоминаниям, он «добыл» от своего коллеги, статс-секретаря Государственного совета А.Г. Тимрота, привезенный им из-за границы «Проект русской конституции», выработанный членами «Союза Освобождения» под руководством П.Б. Струве136.

П.А. Харитонов распорядился отпечатать в Государственной типографии проект конституции, опубликованный в «Русских Ведомостях» 6 июля 1905 г. и подготовленный С.А. Муромцевым, а также программу Кадетской партии, принятую на ее учредительном съезде 12 – 18 октября 1905 г.137

Перечисленные документы были проникнуты идеей парламентарной монархии. Тем не менее, при подготовке проекта Основных законов именно эти документы, по признанию П.А. Харитонова, служили ему «путеводной нитью»138.

Кроме того, П.А. Харитонов использовал первый том сборника «Современные конституции», изданный в 1905 г. В.М. Гессеном и бароном Б.Э. Нольде139.

В какой же степени проекты оппозиционеров были востребованы П.А. Харитоновым?

Из 65 статей его проекта 52, или 80 %, генетически связаны со статьями проектов «Союза Освобождения» и С.А. Муромцева и пунктами кадетской программы140. Бюрократический проект конституции получился столь же либеральным, как и его источники, поскольку в нем весьма недвусмысленно проводилась идея парламентарной монархии.

В январе 1906 г. царь поручил обсудить подготовленный проект в совещании старших чинов Государственной канцелярии141. По завершении этого этапа разработки проекта из его 65 статей «харитоновскими» оставались 56 (86,2%)142.

Следовательно, так называемый проект Государственной канцелярии являлся лишь модификацией первоначального проекта, составленного П.А. Харитоновым. К этому моменту идея парламентарной монархии присутствовала в проекте по-прежнему143.

В феврале 1906 г. проект Государственной канцелярии оказался у председателя Совета министров графа С.Ю. Витте, а в марте проект обсуждался правительством144. Находя, что он получился излишне либеральным, С.Ю. Витте попросил управляющего делами Комитета министров барона Э.Ю. Нольде переработать проект в духе иностранных конституций, которые базировались на идее конституционно-дуалистической монархии145. Давая такое поручение, С.Ю. Витте учитывал не только собственные взгляды, но и точку зрения царя146.

Э.Ю. Нольде, в свою очередь, обратился к чиновнику Канцелярии Комитета министров и, одновременно, магистранту Петербургского университета по Кафедре государственного права И.И. Тхоржевскому147.

Составляя замечания по проекту, использованные С.Ю. Витте для подготовки своих замечаний, И.И. Тхоржевский руководствовался работами немецких юристов, обосновывавших идею дуализма и лежавший в ее основе монархический принцип. Неудивительно, что переработанный проект Основных законов нес на себе печать именно этого принципа148.

В результате цензуры С.Ю. Витте системообразующим элементом проекта стала идея не парламентаризма, а дуализма. Впрочем, даже к этому моменту из 70 статей переработанного проекта «харитоновскими» по своему происхождению оставались 47 (67,1%)149.

После обсуждения проекта в апреле 1906 г. в Особом совещании под председательством императора150 и утверждения им новых Основных законов из их 82 статей «харитоновскими» были 51 (62,2%)151.

Таким образом, более чем на три пятых Основные законы 1906 г. генетически связаны с либеральным проектом П.А. Харитонова. По крайней мере, настолько же была либеральна и первая действующая отечественная конституция.

Согласно мнению большинства государствоведов, совокупностью актов, изданных в 1905 – 1906 гг., монархия в России превратилась из абсолютной в ограниченную152, точнее – в конституционно-дуалистическую153.

Ограничение царской власти, независимо от его степени, давало основание для признания не только части, но и всей этой власти ограниченной154.

Поскольку термин «ограниченная монархия» являлся синонимом термина «конституционная монархия», существование в России с 1906 г. конституции представлялось несомненным даже оппозиционным государствоведам155, хотя и с оговорками156.

Термин «конституционная монархия» был синонимичен, также, термину «правовое государство», а потому юристы признавали и существование в реформированной России правового государства157. Доказательствами этого они считали функционирование народного представительства, которое ограничивает императора в законодательстве158, четкое отличие законов от указов монарха в материальном159 и формальном смыслах160 и подчинение указов законам, т.е. принципу верховенства права161. После установления большевистской диктатуры существование в дореволюционной России правового государства сделалось еще более очевидным162. Однако, хотя в России и существовало народное представительство, вплоть до 1917 г. отсутствовали парламент и парламентаризм163. Сейчас понятия «парламент» и «парламентаризм» имеют более широкое значение. Но это не дает повода для того, чтобы говорить или писать об истории российского парламентаризма, начиная с 1906 г. Впрочем, полномочия народного представительства, закрепленные в Основных законах, создали возможности для влияния Думы и на управление164, а также для эволюции конституционно-дуалистической монархии в сторону парламентаризма165.

Главными критиками Основных законов были кадеты, которые ассоциировали конституцию исключительно с народным суверенитетом и парламентарной системой, что противоречило «старому либерализму»166. Кадетские лидеры, а вслед за ними – и М. Вебер, называли Основные законы «Scheinkonstitution», «лже-конституцией»167. Такая оценка диктовалась не научной, а политической мотивацией168. Даже кадетские государствоведы, не заинтересованные в преувеличении прогрессивности царизма, считали, что участия Думы в законодательстве уже свидетельствовало о существовании в России конституции169. Характер именно конституции имели, по их мнению, новые Основные законы170. Доказательством отсутствия в России конституции оппозиционеры считали то, что Основные законы официально конституцией никогда не назывались. Однако, с точки зрения государственноправовой доктрины, подобная недосказанность не имела никакого принципиального значения171. Тем не менее, лидеры оппозиции, прежде всего П.Н. Милюков, это игнорировали172.

Реликтом абсолютизма оппозиционеры считали, в частности, статью 4 Основных законов. В ней по отношению к царской власти применялось понятие «самодержавная». Оппозиционеры, ссылаясь на старые Основные законы, полагали, что слова «самодержавная» и «неограниченная» – синонимы. Однако подавляющее большинство государствоведов пришли к выводу, что первое слово не синонимично второму173 и в течение предыдущих веков изменяло свое значение174. В терминах «самодержец» и «самодержавный» они видели лишь титулы175, символизирующие верховенство монарха176, полноту его власти177 и ее суверенитет178. Еще более весомым доказательством отсутствия в России конституции оппозиционеры считали противоречие между конституционной теорией и правительственной практикой. Но государствоведы находили это противоречие вполне естественным для страны, только что получившей конституцию, а потому доказательства ее отсутствия в нем не видели179.

В отличие от лидеров оппозиции, с тем, что после манифеста 17 октября и Основных законов самодержавие ограничено в законодательстве, Николай соглашался не только частным образом180, но и вполне официально181. Если он это делал не слишком настойчиво, то, главным образом, из опасения вызвать массовое сопротивление модернизации со стороны народа, большая часть которого, полагал император, несмотря на революцию, по-прежнему привержена неограниченному самодержавию182. Бюрократы, как и глава Империи, признавали ограниченность императорской власти, прежде всего – в законодательстве, не только сразу после манифеста 17 октября183, но и позднее184. Для них Основные законы были настоящей конституцией185 и предпосылкой создания правового государства186.

Сановники трактовали выражение «самодержавная власть» как понятие, не имеющее материального наполнения, т.е. как титул187. Подтверждение тому, что это понятие не связано с неограниченностью царской власти, они находили в российской истории допетровского периода188. Всего лишь титул бюрократы видели и в слове «самодержец»189. Они считали, что, начиная с XV в., значение понятия «самодержавие» неоднократно менялось190. Очередное изменение, по их мнению, произошло в 1905 – 1906 гг. С этого времени бюрократы трактовали понятие «самодержавие» как суверенность, непроизводность и верховество царской власти191, а также как ее неограниченность, но не вообще, а только в управлении192.

Полной неограниченности самодержавия в юридическом смысле сановники не признавали однозначно. Поэтому они не видели противоречия между реформированным самодержавием, конституцией193 и правовым государством194.

Некоторые из бюрократов, парламентаристы, даже полагали, что новые Основные законы создали предпосылки для парламентаризма, т.е. ограничения самодержавия, помимо законодательства, и в управлении195. Бюрократы, которых можно назвать дуалистами, связывали издание Основных законов исключительно с установлением дуализма196. Характерна, в этом смысле, программа политической организации бюрократической элиты – Отечественного союза197. В 1906 г. на его основе возникли Правая группа Государственного совета и Постоянный совет Объединенного дворянства, в отличие от союза действовавшие вплоть до 1917 г.

Программа союза выражала идеологию «старого», «дворянского», консервативного либерализма. Члены союза выступали против установления «такого парламентского строя, при котором (в противоположность режиму, существующему, например, в Германской империи и Соединенных Штатах) министры обязательно назначаются из среды большинства палаты и ответственны не пред главою государства, а пред палатою». Следовательно, сановники, будучи противниками парламентаризма, заявляли себя сторонниками дуалистической системы. Члены союза отмежевывались не только от кадетов, но и нарождавшегося черносотенного движения. Они полагали, что «народная расправа» со «смутой», революция справа, как и революция слева, «угрожала бы государству неисчислимыми бедствиями, обагрила бы кровью всю Россию и ввергла бы страну во все ужасы анархии»198.

Не только в 1905 – 1906 гг., но и впоследствии, вплоть до 1917 гг., представители бюрократической элиты дистанцировались от черносотенного движения199 и способствовали его свертыванию200. Сановники, поддерживавшие крайне правых, были маргиналами и составляли меньшинство201. Дистанцирование бюрократической элиты от черносотенцев и кадетов обеспечило центральное место правительственного либерализма в общеимперском политическом спектре 1906 – 1917 гг. Это место признавали за ним и его представители202, и лидеры оппозиции203.

Место того сегмента политического спектра, который вплоть до Февральской революции правительственный либерализм занимал как целое, можно определить еще точнее. Граница между правительством и оппозицией проходила в районе правого октябризма204. Неудивительно, что практическая программа Отечественного союза имела консервативно-либеральный характер205 и была близка к программе Партии октябристов206. Поэтому членов союза ортодоксальные консерваторы считали либералами207.

В контексте политического спектра начала ХХ в. бюрократы, входившие в союз, а впоследствии – в Группу правых Государственного совета и Постоянный совет Объединенного дворянства, были правыми, но не крайне правыми, не черносотенцами, т.е. сторонниками свертывания политических реформ 1905 – 1906 г., а умеренно правыми, консервативными либералами, т.е. сторонниками режима конституционно-дуалистической монархии, водворившегося в результате этих реформ. Одним из таких консервативных либералов являлся преемник С.Ю. Витте на посту председателя Совета министров И.Л. Горемыкин208. Хотя даже представители правого крыла высшей бюрократии не были противниками либеральных реформ, кадеты видели в бюрократах своосновных противников, что и предопределило ход работы 1-й Думы209.

Выступая перед депутатами и членами Государственного совета 27 апреля 1906 г., Николай II заявил, что они призваны им «к содействию в законодательной работе». Кроме того, царь отметил, что «для благоденствия государства необходима не одна свобода, необходим порядок на основе права»210. Царские слова были полностью созвучны либеральной идее211. В ответ депутаты под руководством кадетов, ориентировавшихся на трудовиков и социал-демократов, выработали адрес императору с требованиями политической амнистии, введения парламентаризма, упразднения Государственного совета и принудительного отчуждения частной собственности, прежде всего – помещичьих земель. Не только фактически, но и формально адрес призывал к государственному перевороту. Действительно, первые три требования противоречили только что принятой конституции, а последнее из них – фундаментальному принципу классического либерализма, принципу неприкосновенности частной собственности212. Следовательно, нижняя палата вывела саму себя за пределы политического поля думской монархии.

Ввести работу нижней палаты в рамки дуалистической системы попытался И.Л. Горемыкин213. Точку зрения премьера и правительства отразила консервативно-либеральная декларация кабинета, содержание которой одобрил император214. Отрицательную реакцию Думы на декларацию, зачитанную И.Л. Горемыкиным 13 мая, предопределило обозначившееся еще до ее созыва противостояние между правительством и оппозицией. Это противостояние детерминировалось непримиримостью не столько бюрократов, сколько думцев215.

Оппозиционеры в качестве причины конфликта между правительством и Думой выставляли то, что оно не представило ей ни одной либеральной реформы, желая занять нижнюю палату такими мелкими вопросами, как, например, законопроект об отпуске 40.029 рублей 49 копеек на перестройку оранжереи и сооружение прачечной при Юрьевском университете. Но помимо незначительных законопроектов, кабинет И.Л. Горемыкина представил законопроекты, подразумевавшие проведение либеральных реформ216.

Отношения между правительством и оппозицией резко ухудшились после того, как Дума приступила к расследованию обстоятельств Белостокского погрома, случившегося в начале июня, хотя нижняя палата, не будучи парламентом, не имела на это права. С точки зрения премьера Дума, стремившаяся к установлению парламентаризма, вышла за «свои законные полномочия», считая «возможным вмешиваться в ход административного управления»217. Поэтому правительство выступило за ее роспуск.

Николай до последнего момента пытался добиться соглашения с оппозицией. В этом императора поддерживал дворцовый комендант Д.Ф. Трепов. Он с одобрения Николая вел переговоры с лидерами Партии народной свободы, в том числе П.Н. Милюковым, по поводу образования кадетского кабинета, т.е. установления парламентаризма218.

Вину за неудачу попытки привлечения кадетов к власти С.Ю. Витте возлагал на них219.

Министр внутренних дел П.А. Столыпин, будучи противником образования парламентарного кабинета, выступал за формирование коалиционного общественно-бюрократического министерства220.

П.А. Столыпин и министр иностранных дел А.П. Извольский, также с одобрения царя, вели переговоры с теми лидерами оппозиции, которые могли бы войти в такое министерство.

Попытки бюрократов добиться соглашения с оппозиционерами на почве конституции разбились об их бескомпромиссность221. Однако даже 25 июн