Лекция: Испытай сердце своё и найдёшь, что ничто не может вполне удовлетворить и наполнить его, кроме Бога. Его и взыщи – всеми силами души своей. Если взыщешь так, обретёшь. 4 страница

Кроме того, необходимо иметь в виду, что и в других религиях повествование об избавителе человеческого рода тоже играет очень важную роль. Как можно объяснить это явление?

Родоначальники человеческого рода, нарушив повеление Божие, оборвали ту тесную связь, которая существовала вначале между ними и Богом, и навлекли на себя и на всё своё потомство несчастье, заключающееся в удалении от Бога. Но при этом они получили от Него обещание, что на землю придёт Избавитель, Который восстановит положение, бывшее до грехопадения. Эти взгляды христианского вероучения находят себе подтверждение в существовании среди различных народов, в том числе и заокеанских, сходных между собой сказаний о первоначальном золотом веке, о грехе первых людей, о всемирном потопе и о грядущем Избавителе. Так как всё человечество имеет общее происхождение, то вполне понятно, что одни и те же идеи доминировали среди разных народов, т.к. они передавались из поколения в поколение.

Ожидание Избавителя от нужд и бед, Спасителя от нищеты и отчаяния этого мира было общим у многих народов; всё это жило в народном сознании с незапамятных времён. Кое-что при этом изменялось, кое-что прибавлялось, развивалось, приукрашалось фантазией; кое-что смешалось с искажёнными представлениями народов, живших во тьме язычества. Чище всего сохранились эти чаяния в народе древнееврейском, бывшем тогда народом избранным, ибо он хранил верность единобожию и таким образом сохранил правильное понятие о Божестве. Поэтому книги, написанные еврейскими пророками, проникнутые ожиданием Мессии, являются как бы живыми картинами, нарисованными на фоне такой пророческой перспективы. Некоторые из них, написанные за сотни лет до Христа, изображают отдельные моменты Его жизни с поразительной точностью. Таким образом, взвесив всё это, мы должны будем сказать: если вся история до сих пор не была нелепой шуткой и насмешкой над человечеством, если всё это страстное ожидание Избавителя, наполнявшее сердца стольких народов, имеет, действительно, реальное основание, то почему не мог быть этим Избавителем Богочеловек Иисус Христос?

«Священное Писание (Библия) не есть боговдохновенная книга, так как в ней имеются противоречия между повествованиями различных книг, ошибки географического или исторического порядка. Значит, эти книги написаны различными людьми, а вовсе не Святым Духом, как думают христиане».

Здесь прежде всего следует установить, что понимают христиане под боговдохновенностью Св. Писания.

Безбожники считают, что, по мнению верующих христиан, боговдохновенность Библии заключается в том, что личность бытописателя как бы упраздняется и Св. Дух диктует ему каждую букву. В этом случае все книги Библии были бы написаны совершенно одинаковым стилем и слогом, и их заглавия: от Луки, от Марка, от Иоанна, Послания св. ап. Павла или Пятикнижие Моисеево – были бы совершенно неоправданны. На самом же деле, согласно христианскому учению, боговдохновенность Св. Писания заключается в том, что Св. Дух внушает автору той или другой книги Библии мысли, которые этот последний излагает письменно. Св. Дух охраняет его от заблуждений, поэтому во всей Библии нет заблуждений. Конечно, это относится только к тому, что говорил сам боговдохновенный бытописатель, а не описываемые им лица. Иначе бы пришлось утверждать, что Библия учит тому, что Бога нет, т.к. в ней находятся слова: Сказал безумец в сердце своём: нет Бога (Пс. 52:1).

Кстати, заметим, что здесь ясно и кто сказал, и что сказал, но иногда Библия не даёт нам такой ясности. Так, например, говоря об устройстве мира, о классификации животных и их различных свойствах, библейские повествователи вовсе не имели своей целью зафиксировать и утвердить существовавшие тогда неправильные космографические или естественно-исторические взгляды. В этих случаях они просто пользовались понятными тогда всем выражениями, оставляя их без изменения, т.к. это ничуть не мешало сообщению в Библии тех знаний религиозного порядка, которые нужно было передать людям. Это важный момент для правильного понимания Библии.

Представим себе, что получилось бы, если бы под воздействием Духа Святого точные знания о действительном строении и происхождении мира, обо всех свойствах растений и животных стали бы использоваться в книгах. Если бы в те времена стали говорить об атомах и молекулах, протонах и электронах, о строении вселенной и мириадах солнц, во много раз размерами своими превосходящих наше солнце, о целом мире микроскопических животных, которых ещё тысячелетиями никто не мог видеть. Что поняли бы тогда их современники, а также ещё целые поколения их потомков в повествовании Библии?

«Библию нельзя считать Священной книгой, так как в ней слишком много рассказывается oб обманах, нарушениях супружеской верности, даже о кровосмешениях и убийствах, и Библия не всегда осуждает такие поступки».

Библия является Священной книгой вовсе не потому, что все её герои были святыми с точки зрения современных христианских требований. Библия, как книга правдивая, изображает своих героев со всеми присущими им недостатками. Язык её порой резок, почти груб, ибо такой была и жизнь описываемых ею людей. Библия всегда осуждала грех, и многие страницы её полны увещаниями прекратить греховную жизнь, не оскорблять Бога грехами. Говоря о тяжком грехе Давида, Библия устами пророка Нафана осуждает его поступок как достойный смерти.

Конечно, в Ветхом Завете понятие о грехе ещё не было таким ясным, как в Новом Завете – нельзя за один и тот же проступок одинаково строго взыскивать с несовершеннолетнего и со взрослого человека. Даже Авраам, отец избранного народа, вышедший из среды неверных, не вполне смог отрешиться от их понятий и представлений. Эти понятия не сразу искореняются Богом. Божий Промысл медленно и терпеливо воспитывает человека, а не принуждает его сразу, а потому и нарушения супружеской верности в те времена не могли так строго осуждаться, как впоследствии. Также и связи между родственниками не считались большим грехом, так как в самом начале всё человечество являлось группой кровных родственников.

Библия способствовала укреплению нравственных понятий, христианство освятило и возвысило их, и, в конечном итоге, даже неверующие обязаны христианству установлением моральных законов. Подсознательно они признают их ценность, почёрпнутую из Библии.

«В Библии говорится, что мир создан 6-7 тысяч лет тому назад, а до этого не было ничего. Наука же доказала, что мир существует миллионы или даже миллиарды лет».

В Библии нигде не говорится, что мир был создан определённое число лет назад. Лишь на основании некоторых приведённых в Библии данных в древнее время сложилась традиция определять время от сотворения мира до Рождества Христова в пять тысяч лет с лишним. Эта традиция не только не является обязательной для христиан, но, вообще, в наше время не выражает мнение верующих христиан по этому вопросу. Да и так ли уж это важно для самого вероучения? Например, дата Рождества Христова была в своё время высчитана неточно, однако и до сих пор ею продолжают пользоваться для летоисчисления, и никому это не мешает.

«В Библии говорится о том, что мир был создан за шесть дней, а наука доказала, что развитие мира потребовало миллиарды лет».

Библия повествует о том, что мир появился не сразу в один миг, а был создан Богом в определённые последовательные периоды времени, которые в Библии образно названы днями: И был вечер, и было утро – день один (Быт. 1:5). По завершении творения наступает седьмой день. И почил (Бог) в день седьмой от всех дел Своих (Быт. 2:2).

Совершенно ясно для всякого, хорошо знакомого с Библией, что нельзя понимать это повествование в том смысле, что Бог, завершив сотворение мира в шесть дней, нуждался в отдыхе, подобно человеку, и в седьмой день отдыхал. Такое понимание было бы грубейшим уподоблением Бога, Всемогущего Духа, слабому, ограниченному существу – человеку.

Седьмой день обозначает, что сотворение мира завершилось; он охватывает собой весь период времени после появления на земле человека – венца земных тварей; этот период будет длиться до конца истории рода человеческого.

Когда же эта история прервётся, когда произойдёт воскресение мёртвых и Страшный Суд, тогда настанет последний, восьмой, вечно длящийся день – венец всей мировой истории. Тогда спасённые люди уподобятся Ангелам. Поэтому-то Церковь на Востоке и считает восьмой день днём Ангелов и установила праздник Архистратига Михаила, верховного начальника всех Ангелов, 8 ноября.

Из этого видно, что и другие дни творения никак не следует понимать в смысле наших суток в 24 часа, а в смысле периодов времени, в течение которых протекало развитие и формирование важнейших областей космоса.

То, что день в плане Божием отнюдь не тождествен с нашим днём, указано в Библии со всей определённостью: Пред очами Твоими тысяча лет как день вчерашний (Пс. 89:5).

Понятие о дне – понятие чисто человеческое, о нём не могло быть и речи при создании мира, так как тогда и самого человека ещё не было.

«В Библии говорится о том, что весь род человеческий произошёл от Адама и Евы, а наука доказывает, что человечество происходит не от одной пары людей, чему свидетельством являются весьма большие отличия людей различных стран и материков».

Здесь следует различать два вопроса. Во-первых, «полифилетизм[2]», давно разрешённый. В то время, когда наивно говорили: «Человек происходит от обезьяны», – думая этим всё объяснить, некоторые учёные предложили следующую гипотезу: различные человеческие расы произошли от различных животных: белая раса – от шимпанзе, чёрная – от гориллы, а жёлтая – от орангутанга. Нашлись идеологи расизма, которые подхватили эту гипотезу, когда она уже давно была забракована всеми учёными. В наше время о «полифилетизме» говорят только в шуточном порядке.

Второй вопрос – «полигенизм», согласно которому человечество не произошло от одного человека или от одной пары, но от более или менее многочисленной группы первых людей, появившихся почти одновременно и происходивших, с анатомической точки зрения, от очень близкого человеку вида животных. Главное отличие человека заключалось в его свободной воле.

Без сомнения, большинство учёных склонны стать на точку зрения, согласно которой новый вид не может иметь такой ограниченной основы, как одна или две особи. По мнению эволюционистов, «эволюционная единица» не является обыкновенно одной особью, но «населением», группой. Однако в последние годы некоторое число экспериментов подчеркнуло эволюционное значение особи. Итак, вопрос этот спорный, мнения о нём расходятся и ни одно из них не претендует на достоверность.

В том, что касается происхождения человека, учёные считают, что было бы невозможно найти практическое разрешение вопроса, даже если нашлись бы ископаемые останки первых людей и их предполагаемых предков – животных. С анатомической точки зрения, между ними почти не было бы разницы. Радикальное отличие первых людей заключалось бы в человеческой душе, мысли, воле. Невозможно было бы эти ископаемые останки подвергнуть психологическим анализам, чтобы определить их способность к абстракции и степень их умственного развития.

«Библия противоречит сама себе: то она изображает Бога как невидимого Духа, то как Кого-то в образе человека, которого можно видеть, угощать, с которым можно разговаривать и т.д.»

Никакого противоречия в этом нет: Библия ясно говорит, что люди не могут видеть Бога таким, каков Он есть. Бог есть Дух, т.е. не имеет телесности, а значит, и видимости. Но Бог, желая блага людям, являлся им, принимая те формы, какие могли воздействовать на органы чувств человека, а через них на его разум и волю, чтобы подвигнуть их на благие дела. Бог абсолютно не теряет при этом Своей духовности. Самой высшей формой Богоявления было воплощение Сына Божия в Иисусе Христе. Но и при этом Божество нисколько не изменилось и не потеряло Своих свойств. Второе Лицо Пресвятой Троицы соединилось с человеческой природой Иисуса Христа в одном лице. Поэтому Иисус Христос есть совершенный Бог и совершенный человек. Способ такого соединения непостижим для человеческого разумения, но это не значит, что он невозможен.

«Христианское учение, опираясь на Библию, говорит о Едином Боге и в тоже время о Трёх Божественных Лицах, т.е. как бы уже о трёх Богах, но такое учение противоречит человеческому разуму».

Это учение не противоречит человеческому разуму: оно лишь превышает то, что разум способен постичь. Если бы учение о Пресвятой Троице действительно говорило, что Бог Един, и в то же время существует три Бога, то такое утверждение, конечно, противоречило бы здравому человеческому смыслу и было бы абсурдным. Но ничего подобного христианское учение не утверждает. Оно говорит лишь, что Бог, единый в Своём Существе, троичен в Лицах, а это не одно и то же.

То, что совершенно непостижимо для нас, привыкших иметь дело с несовершенными существами, возможно в Боге. Не считали ли мы когда-то непостижимыми и противоречащими разуму современные научные открытия, а тем не менее они стали реальностью?

«Христос жил в Назарете; в действительности же, в те времена, когда писались Евангелия, Назарета ещё не существовало, т.к. еврейский историк Иосиф Флавий нигде не упоминает о нём. Евангелисты выдумали Назарет, т.к. они слышали, что Мессия (Христос) придёт из среды назореев (секты еврейских аскетов), и решили, что Он был жителем «города Hазapeта»».

Это нелепое утверждение можно слышать только из уст малограмотных людей. Назарет, как и некоторые другие города, не упоминается Иосифом Флавием только потому, что он был маленьким местечком, а не значительным городом. Поэтому к его жителям и относились презрительно, что упоминается в Евангелии: Из Назарета может ли быть что доброе? (Ин. 1:46). Древние перечисления городов были совсем иными, чем современные списки в учебниках географии. О большой точности в древности не заботились.

Однако разве не глупо предполагать, что евангелисты, якобы выдумывая историю Иисуса Христа, почему-то назвали не существовавший тогда город (или даже несколько городов)? Иногда некоторые из безбожников доходят до абсурда, объявляя тоже несуществовавшим во времена Христа даже город Вифлеем, существование которого известно за много столетий до Христа.

Производить же Назарет от назореев – значит обнаруживать полную безграмотность в отношении еврейского языка, так как эти слова в своих корнях имеют совершенно разные буквы и звуки и обнаруживают сходство в звуках лишь при переводе на другой язык.

Ж. ЛАДРИЕР

КАК НАУЧНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ВКЛЮЧАЕТСЯ

В ХРИСТИАНСКУЮ ЖИЗНЬ

Научность и научная деятельность

Научное и религиозное мировоззрение могут казаться несовместимыми. Некоторые образованные люди полагают, что религиозную жизнь нельзя согласовать с научной деятельностью, потому что наука – замкнутая система, в которой нет места для религиозных взглядов. Если религия находится вне рамок научного метода, основанного на строго проверенных опытах и не нуждающегося в помощи религиозных верований, то к чему эта религия? Если Бог необходим только вне границ научного мировоззрения, то Его можно временно «поставить в скобки», счесть вопрос о Боге второстепенным, по сравнению с серьёзной научной работой.

Содержание некоторых научных теорий кажется противоречащим религиозным взглядам. Во времена Галилея были богословы, не знавшие, как сочетать его научную теорию с религиозным мировоззрением. Мы, верующие, знаем, что гелиоцентрическая система Галилея нисколько не противоречит религиозным убеждениям. Но гармония между религиозными и научными взглядами не всегда бывает сразу очевидна. Иногда нужен период «дозревания» тех или иных взглядов. Тем временем неверующему может показаться, что верующие неискренни, что, жалея в глубине души о новом успехе науки, они просто стараются приспособиться к создавшемуся положению вещей, убедившись в том, что волей-неволей им необходимо уступить ещё одну позицию.

В наше время возникает вопрос о происхождении человека: является ли он только частью природы, или в нём заложена духовная мощь, отличная от космических сил. По мнению Паскаля, расстояние между духом и телом бесконечно. Спрашивается: каково будет последнее слово науки? Согласуется ли оно с учением Церкви?

Наконец, ставится вопрос о смысле науки: чем является она в конечном итоге? Каково поле её деятельности, её метод? Каково соотношение между научной деятельностью и человеческой жизнью вообще? Можно ли сказать, что наука оперирует фактами, тогда как философия основывается на идеях, а религия – на слепой вере?

Чтобы ответить на эти вопросы, рассмотрим, чем является наука по существу, каково её отношение к философии и что представляет собой научный метод. Во второй части этой статьи мы определим место науки в перспективе царствия Божия.

Содержание науки не исчерпывается фактами и явлениями. Говорят, что в основе науки лежат факты. На первый взгляд, наука не теория в греческом смысле слова, т.е. не созерцание. Она реалистична, говорит о фактах, постоянно возвращается к действительности. Но если лучше присмотреться к научной деятельности, то станет очевидным, что факты сами по себе не представляют большого интереса (следует, конечно, различать радикальным образом науку от её применений). Интересны не факты, а их объяснение. Чередование фактов инертно. Как отличить факты, представляющие интерес с научной точки зрения? Нужно толкование фактов. Оно другого порядка, чем сами факты. Наука необходима именно потому, что мы не ощущаем непосредственно доступную пониманию структуру вселенной. Она не только простое собрание фактов, а вопрос, заданный реальности под руководством разума. Наука продвигается благодаря гипотезам, а гипотеза есть творческая мысль. Цель науки – создать не каталог цифр, а систему. Чтобы осветить какой-либо предмет, надо поставить его в атмосферу света, окружающую его со всех сторон. Это освещающее пространство носит в науке название научной теории. В строгом смысле слова наука не имеет права называться наукой, пока у неё нет теоретического обоснования. Оно как бы даёт науке аттестат зрелости. В развитии научного знания теория иногда предшествует эксперименту. Координация теорий создаёт систему или «теории» в греческом смысле слова.

Вполне основательно подчеркнуть «оперативный», т.е. поддающийся математическим исчислениям и укладывающийся в математические формулы, характер современной науки. Хотя применение экспериментального метода играет главную роль в её развитии, понятия, которыми выражаются приобретенные знания, носят оперативный, т.е. алгебраический, характер.

Переход от теории к эксперименту, контролирующему теорию, и обратно – от эксперимента к теории – носит название «праксис» – делание. Иными словами, «праксис» – это действие, направляемое мыслью, или мысль, открывающаяся в действии. Теория может вести к расчётам; они дают ей смысл, вносят в неё активный элемент и, наоборот, они вносят в действие, в технику, например в освоение космоса, теоретический, созерцательный элемент. В математике надо не только достичь результатов, но показать, каким путём они были достигнуты.

Лучший метод для создания системы – это вывод. Он имеет абсолютный, своего рода принудительный характер. Если вы приняли А, то вы должны принять и В. Можно с этим согласиться только при условии, что была понята необходимая связь между А и В. В самих этих представлениях заключена, как говорили греки, «мощь семенной (развивающейся, как семя) мысли».

Процесс постоянного развития тоже является характерным для науки. Она не только совокупность знаний, а деятельность, направленная к приобретению знаний и всегда опережающая уже приобретённые знания. Вот почему, может быть, правильнее говорить о научной деятельности, чем просто о науке. Деятельность эта никогда не доходит до конечных границ. Научная работа – терпеливое и трудное продвижение вперёд как бы в полумраке. Никогда нельзя достичь уверенности в абсолютной правильности научных взглядов; необходим постоянный контроль. То, что казалось неопровержимым физикам XIX века, показало свою несостоятельность в XX веке. Приобретённые знания имеют относительный, а не абсолютный характер.

Хотя наука в первую очередь есть деятельность, эта деятельность является только осуществлением проекта, созданного умом, ищущим не то, что надо «делать», а то, что надо «понять». При этом слово «понять» не должно восприниматься в психологическом смысле. Здесь речь не идёт о том субъективном состоянии, в котором мы ясно видим, как сочетаются те или иные явления, как организуется данная область фактов. Факты только отправная точка, а явления только предлог. Наука стремится оставить за собой область фактов и дойти до доступной пониманию системы, по отношению к которой эти факты являются только следами, только осязаемой проекцией.

«Понять» в строго научном смысле – значит перейти от области фактов в область системы; возвыситься до «теории» (созерцания); это, стало быть, непременно выйти из своего кругозора, из чисто психологического состояния своего «я», с тем чтобы познать на опыте метапсихологическую реальность «логоса». Ибо существует научный логос, т.е. разумное научное рассуждение, содержащее в себе внутренний свет; в нём мрак осязаемого мира, в котором мы вращаемся, уступает ясности чистых соотношений.

То, что мы осязаем, есть только знак; его надо расшифровать, как зашифрованное сообщение. Осязаемое – шифр реальности, содержащейся в самом осязаемом и в то же время находящейся вне его и являющейся его живой истиной. Конечная цель науки — создать научное мировоззрение, вне политических разграничений, в котором логос мира будет освещён со всех сторон.

Речь научная и речь философская

Научный логос ещё не вполне открыт; он открывается постепенно. Его существование остаётся, стало быть, частично проблематичным и условным; во всяком случае, оно недоказуемо.

Но наука в целом основывается на веровании в его существование; все её усилия направлены на проверку этого верования. Наука стремится узаконить это верование, на которое она опирается, и этим самым как бы доказать себя самой себе.

Научная речь не то, что философская речь; а между тем она на неё походит многими своими аспектами. Пожалуй, в конечном итоге, научная и философская речь составляют одну и ту же речь, но это единство речи, столь очевидное для эллинов, стало для нас очень таинственным и весьма трудно мыслимым.

Оставляя в стороне этот вопрос единства целостной речи, сосредоточимся на речи научной. Эта речь – не наша речь; она не является выражением такого представления о мире, которое находилось бы в нас. Она – речь вселенной и, как таковая, она анонимна и безлична, что и позволяет назвать её универсальной.

В той мере, в какой мы выражаем что-либо относительно научной речи, мы только признаём то, что нам предложено, разбираем отрывки предоставленного нам текста. Мир (т.е. совокупность того, что мы познаём опытом, что может быть данным нам, что может подействовать на нашу изначальную пассивность) превращается в речь посредством символов, созданных человеком. Но эта речь отнюдь не ограничивается нашими символами. Она – истина мира, как бы его тайная душа, доступная пониманию материя; не образ, или отблеск, или проекция, а светящийся стержень, одновременно ключ к уразумению и онтологическая опора.

В широком смысле слова наука есть логос мира, открывающийся в нас. Когда мы занимаемся научной деятельностью, мы становимся местом, где проявляется и слагается логос мира, где выражается система, в которой выявляется истина мира. Поскольку мир даётся в непосредственном ощущении, он не выразитель, а только символ этой истины. Таким образом, мы становимся причастными самой жизни логоса, включающей нас в движение своих внутренних соотношений и в необходимый процесс своего развития.

Содержание научной установки

Существование науки и необходимость продолжать научные исследования основывается на том, что логос мира продолжает быть сокровенным логосом. Он содержит в себе всё необходимое, чтобы открыться в нас; но этот процесс едва только начался, и от нас зависит продолжение или прекращение этого развития. Из этого следует, что у человека есть ответственность по отношению к миру. Участь мира частично находится в его руках. Удивительно и грандиозно то, что происходит в человеке: переход от «фюзис» (природы) к логосу. Человек может дать возможность истине и справедливости твориться в нём. Истина и справедливость – два основных стимула (онтологических горизонта), руководящих деятельностью человека.

Ещё один элемент научной установки, определяющий его отношение к жизни, обозначается греческим словом «койнония» (общность, универсальность). У учёных создаётся чувство коллективной ответственности по отношению к человечеству. Чем больше люди будут заниматься научной деятельностью, тем яснее они будут открывать общечеловеческую связь, основанную на науке. Наука связывает нас одной общей силой – силой логоса. Логос находит выражение в теориях, созданных человеком. Следовательно, человек несёт ответственность в мире, если он рассматривает науку как миссию, как средство для завершения мира.

Разумеется, человек ничего не творит (в подлинном смысле этого слова), однако он совершает действия, создающие структуры, которые иначе могли бы вылиться в другую форму. Таким образом, мы находимся перед своеобразным творчеством, порученным человеку. В нравственном порядке мы имеем дело с созиданием подлинно человеческого мира, а в порядке мышления – с созиданием сферы логоса.

Можно сказать, что всё дано с самого начала. Но всё дано во мраке. То, что дано, представляется как совокупность возможностей, весь смысл которых развиваться в меру, являющуюся не чем иным, как внутренним законом всемирного порядка.

На фон феноменального развития (т.е. развития явлений), по плану которого распределяются в неистощимом множестве виды, предлагаемые нам ощутимым миром, – на фон феноменального развития проецируется развитие другого порядка, доступное только разуму; в этом развитии вырисовывается сочетание фигур, совокупность которых составляет прозрачное царство мысли.

Судьба мира может читаться в каждой из этих категорий развития, но вторая категория имеет, можно оказать, самую важную функцию – установление постижимого; это завершение и раскрытие смысла мира. В процессе мышления смутно воспринятое доходит до раскрытия своего содержания, непроницаемость земли переходит в кристальную прозрачность небес.

Наука именно и является тем переходом, благодаря которому мир природы находит завершение и апофеоз в мире логоса. Это означает, что в начале не только открылись различные возможности, но и проявилось действие преображающего динамизма. Этот переход происходит в человеке. Великое назначение человека – проявить то, что было сокрыто, перевести неодушевлённую природу в стадию, доступную пониманию. Мы как будто предаём наши жизни сокрытому в мире логосу, чтобы он мог высказаться. Это происходит вследствие того, что человеческий дух родствен динамизму логоса и проникается им. Назначение человеческого духа в научной области заключается в том, чтобы некоторым образом питать собственным естеством движение, рождающее логос, в котором космос будет одновременно воспринят, превзойдён и завершён.

НАУКА В ПЕРСПЕКТИВЕ СПАСЕНИЯ

И ЦАРСТВИЯ БОЖИЯ

Бдительность по отношению к науке

Наукой, стало быть, руководит основной динамизм. Это не динамизм природы или человеческого разума, а динамизм логоса. Разум человеческий обладает, конечно, свойственным ему динамизмом, принимающим разные формы, в зависимости от различных уровней умственной жизни. В научных исследованиях динамизм человеческого разума подчиняется динамизму логоса, который в то же время словно обитает в нём и оживляет его.

Таким образом, мы имеем дело с опытом, который для человека является видом самозавершения. Но он, прежде всего, и по существу своему есть завершение мира, благодаря деятельности человека. Что же нам следует думать об этом опыте, если включить его в перспективу христианской жизни, христианской веры? В основе христианского духовного опыта есть тоже основной динамизм, не принадлежащий человеку, хотя и действующий в нём – это динамизм благодати, благодаря которому человеческая жизнь приобретает новую сущность – сущность жизни вечной.

В первую очередь надо отдать себе отчёт в совершенно ясном и радикальном различии между динамизмом благодати и динамизмом логоса. Между ними существует, по выражению Паскаля, разница порядков, т.е. они принадлежат к разным сферам, и различие между порядком благодати и порядком логоса неизмеримо больше расстояния между порядком логоса и порядком физических веществ. Благодать – дар свыше: Должно вам родиться свыше (Ин. 3:7), – и поэтому её можно назвать сверхприродным даром.

С момента её появления она производит решающее изменение и полагает начало совершенно иному виду существования. Это означает, что наука сама по себе не может внести никакого вклада в христианскую жизнь. Жизнь логоса, т.е. науки, имеет тоталитарный характер: глубокое стремление науки – создать цельную и замкнутую систему, в которой могла бы выявиться полнота постижимого. Вероятно, подобная система никогда не будет создана; возможно даже, что она внутренне противоречива. Но стремление к такой системе налицо, и это стремление может быть настолько сильно, что способно овладеть человеческим умом и властвовать над ним в такой мере, что он станет совершенно недоступным каким-либо иным запросам.