Лекция: Carpe Jugulum. Хватай за горло! 22 страница
Овес развернул черный бархат и увидел золотую цепь, на которой висел маленький золотой топор с двумя лезвиями.
Он потрясенно уставился на подарок.
– У Шона неважно получаются черепахи, – пояснила Маграт, пытаясь заполнить паузу.
– Я буду хранить это как величайшее сокровище, – откликнулся наконец Овес.
– Конечно, мы понимаем, этот символ не такой уж священный… – развел руками король.
Овес покачал головой.
– Кто знает, ваше величество? Святость – там, где мы ее находим.
За спиной короля стояли по стойке смирно Джейсон и Даррен Ягги. У обоих носы были заклеены пластырем. Они торопливо отскочили в стороны, давая дорогу королю, который, казалось, даже не заметил их.
Нянюшка Ягг ударила по клавишам фисгармонии, символизируя отбытие королевской четы и ее свиты.
– Если на рассвете заглянешь в кузницу Джейсончика, он попробует подлатать эту твою фигтармонию, – пробормотала она.
В нянюшкином эквиваленте это значило, что всемогучий Овес только что удостоился трех дружных «ура» и признательности всего населения Ланкра. И священнослужитель это оценил.
– Удивительно, сколько людей сегодня здесь собралось, – сказал он. – Не сомневаюсь, все они пришли сюда спонтанно.
– Не испытывай судьбу, юноша, – буркнула, вставая из‑за фисгармонии, нянюшка Ягг.
– Было очень приятно с тобой познакомиться, госпожа Ягг.
Нянюшка уже сделала несколько шагов, но Ягги всегда оставляют за собой последнее слово.
– Не могу сказать, что я отношусь к тебе хорошо, – слегка напряженно промолвила она. – Но если ты постучишь в дверь кого‑нибудь из Яггов в этих краях… то всегда найдешь там горячую пищу. Кроме того, ты такой тощий. Даже на карандаше мясника и то больше мяса.
– Спасибо.
– Но на пудинг даже не рассчитывай.
– Не буду.
– Ну, тогда… – Нянюшка пожала плечами. – Удачи тебе в Убервальде.
– Уверен, Ом будет сопровождать меня, – сказал Овес.
Интересно, подумал он, насколько можно разозлить нянюшку, если разговаривать с ней абсолютно спокойно? И пользовалась ли этим когда‑нибудь матушка Ветровоск?
– Надеюсь, – хмыкнула нянюшка. – Не хотелось бы, чтобы он остался ошиваться тут.
Когда нянюшка отбыла, Овес развел костер из кошмарной кровати и расставил вокруг него на просушку песенники и молитвенники.
– Привет…
В темноте ведьма выглядит весьма своеобразно. Ты видишь, как к тебе приближается висящее в воздухе лицо. Но потом контрастность несколько пришла в себя, часть темноты отделилась от целого и превратилась в Агнессу.
– О, добрый вечер, – кивнул Овес. – Спасибо, что заглянула. Никогда прежде мне не доводилось слышать, чтобы люди пели сами с собой хором.
Агнесса смущенно откашлялась.
– Ты действительно собираешься отправиться в Убервальд?
– Ну, у меня ведь нет причин больше здесь задерживаться.
Левая рука Агнессы несколько раз дернулась. Агнесса крепко обхватила ее правой рукой.
– Наверное… – едва слышно произнесла она. – Нет! Заткнись! Сейчас не время!
– Прошу прощения?
– Это я себе, – с несчастным видом произнесла Агнесса. – Послушай, все знают, что ты помог матушке. Просто делают вид, что не знают.
– Да, конечно.
– И тебе все равно?
Овес пожал плечами. Агнесса снова откашлялась.
– Я думала, ты еще останешься здесь на какое‑то время.
– Но зачем? Я здесь никому не нужен.
– Вряд ли вампиры и все прочие обрадуются твоим гимнам и псалмам, – едва слышно произнесла Агнесса.
– Ну, может, я еще как‑то пригожусь, – пожал плечами Овес. – Сориентируюсь на месте.
Несколько секунд Агнесса стояла в замешательстве.
– Я хочу подарить тебе вот это, – наконец сказала она и протянула ему небольшой мешочек.
Овес достал оттуда маленькую баночку. Внутри, заливая поле чистым холодным светом, горело перо феникса.
– Это от… – начала было Агнесса.
– Я знаю, от кого это, – перебил Овес. – От госпожи Ветровоск, верно? Я ее здесь не видел.
– Э… Она сегодня отдыхает.
– Поблагодари ее от моего имени, хорошо?
– Она просила передать, что ты можешь брать это во всякие темные места.
Овес рассмеялся.
– Э… да. Э… я могу прийти утром и проводить тебя… – неуверенно произнесла Агнесса.
– Будет очень мило с твоей стороны.
– Ну, тогда… до… ну, ты понимаешь…
– Да.
Агнесса, казалось, боролась с каким‑то внутренним сопротивлением.
– А еще я принесла… хотела передать тебе… ну, может…
– Да?
Правая рука Агнессы быстро нырнула в карман и достала небольшой пакетик из промасленной бумаги.
– Это припарка, – выпалила она. – Очень хороший рецепт, в книге говорится, что она всегда помогает. Если ее нагреть и приложить к больному месту, с прыщами она творит просто чудеса.
Овес бережно взял в руки пакетик.
– Возможно, это самый приятный подарок в моей жизни, – сказал он.
– Э… я рада. Это… э… от нас обеих… До свидания.
И Агнесса удалилась в сумерки. Овес смотрел ей вслед, а потом что‑то на небе привлекло его взгляд.
Парящий орел поднялся над тенью гор и вылетел в освещенную заходящим солнцем часть неба. А потом, сверкнув золотом, он снова скрылся в темноте.
С такой высоты орел мог видеть на много миль вокруг.
Над Убервальдом разразилась обещанная буря. Небо было испещрено росчерками молний.
Некоторые молнии били совсем рядом с самой высокой башней замка Тольконеприближайтеськнему. Игорь стоял на резиновом коврике и раздвигал телескопическую мачту с шариками, которые уже начали светиться. На голову Игорь надел резиновую шапочку, чтобы пластина случайно не заржавела.
Нижней частью гудевшая от напряжения мачта упиралась в какой‑то завернутый в одеяло сверток.
Наконец мачта была установлена. Игорь вздохнул. Теперь оставалось только ждать.
– ЛЕЖАТЬ, МАЛЫШ! ПЕРЕСТАНЬ, Я СКАЗАЛ… ОТПУСТИ! ОТПУСТИ СИЮ МИНУТУ! ХОРОШО, СЛУШАЙ… ПРИНЕСИ? ПРИНЕСИ? ВОТ МОЛОДЕЦ…
Смерть проводил взглядом упрыгавшего прочь Охвостка.
Он несколько не привык к такому. Дело было даже не в том, что люди редко когда испытывают радость при виде него, хотя последние мгновения жизни частенько бывают сложными и весьма мучительными, поэтому многие с облегчением встречают невозмутимую фигуру в черном. Но с подобным энтузиазмом он ни разу не сталкивался – и с таким количеством разлетавшихся во все стороны слюней тоже. Это несколько смущало. Возникало ощущение, что он что‑то делает не так.
– А НУ, ИДИ СЮДА, УДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНЫЙ ПЕСИК. БРОСЬ… ПОЖАЛУЙСТА, ОТПУСТИ. ТЫ НЕ СЛЫШИШЬ, Я ВЕЛЕЛ ОТПУСТИТЬ? ОТПУСТИ СИЮ МИНУТУ!
Охвосток опять умчался. Ему было весело, и он не собирался заканчивать игру.
Из‑под балахона донесся легкий звон. Смерть вытер руки о мягкую ткань, избавляясь от собачьих слюней, и достал из‑под плаща жизнеизмеритель, в котором весь песок перетек в нижнюю колбу. Но само стекло было бесформенным, скрученным, покрытым рубцами, и прямо у Смерти на глазах оно вдруг начало наполняться синим светом.
Смерть щелкнул пальцами. Как правило, он никогда не шел на уступки, но похоже, сейчас это был единственный способ вернуть косу.
Молния ударила в мачту.
В воздухе завоняло паленой шерстью.
Игорь немного подождал, после чего обошел сверток, оставляя за собой след расплавленной резины. Опустившись на колени, он аккуратно развернул одеяло.
Охвосток зевнул. Огромный язык облизал руку Игоря.
Игорь облегченно улыбнулся, и тут же из недр замка донеслись звуки могучего органа, исполнявшего «Токкату Для Девушек В Ночных Рубашках, Подпоясанных Терниями».
Орел наконец опустился в горную чашу, в которой раскинулся Ланкр.
Косые лучи солнца освещали озеро и огромную треугольную волну, состоящую из треугольных волн поменьше и направляющуюся от берега к ничего не подозревающему островку.
По горам эхом разносились крики:
– Ну чо, выдракс!
– Тащи, тащи, тудым‑сюдым!
– Воля‑халява!
– Нак‑мак‑Фигли!
Орел пролетел над озером совсем низко, потом бесшумно взмыл над тенистыми лесами, обогнул деревья и вдруг сел на ветку дерева рядом со стоящим на поляне домиком.
Матушка Ветровоск проснулась.
Ее тело не шевелилась, но взгляд прыгал с одного предмета на другой, а нос в полумраке выглядел более крючковатым, чем был на самом деле. Потом матушка немного успокоилась, ее плечи расслабились, и она перестала напоминать нахохлившуюся на ветке птицу.
Прошло еще некоторое время, она встала, потянулась и подошла к двери.
Вроде бы ночи потеплели. Она чувствовала, как в земле начинает расправляться трава. Год миновал грань, начал свой путь от тьмы к свету… Конечно, тьма придет снова, но так устроен мир, так положено. Однако сейчас все только начиналось.
Закрыв наконец дверь, матушка развела огонь, достала коробку свечей из комода, зажгла все до единой и расставила в блюдцах по комнате.
На столе скопившаяся за два дня лужица вдруг покрылась рябью и как‑то странно вздыбилась в центре. Оторвавшаяся от нее капля устремилась вверх и попала точно в мокрое пятно на потолке.
Матушка завела часы и качнула маятник. Выйдя из комнаты, она быстро вернулась с куском картонки и привязанной к нему потрепанной веревочкой. Устроившись в кресле‑качалке, она достала из очага головешку.
Матушка выводила буквы, часы тикали. Еще одна капля, покинув стол, устремилась к потолку.
Потом матушка Ветровоск повесила картонку на грудь и с улыбкой откинулась на спинку кресла. Кресло еще некоторое время раскачивалось – совсем не в такт падавшим вверх со стола каплям и тиканью часов, – а потом остановилось.
На картонке было написано:
ВСЕ ИСЧО
?
Я НИ УМИРАЛА
Свет потускнел. Время «могу» закончилось, и наступило раннее «не могу».
Буквально через несколько минут на соседнем дереве проснулась сова. Взмахнув крыльями и сорвавшись с ветки, она полетела над лесом.
[1]В том смысле, что есть заразные и смертельно опасные болезни, а есть болезни почти даже невредные – просто некоторое время вы ходите полусогнувшись и шарахаетесь от немытых фруктов.
[2]Зачастую, чтобы всего‑навсего вежливо попросить ее: «Пожалуйста, не делай то‑то и то‑то».
[3]Несмотря на категорический отказ иметь что‑либо общее с демократией («зачем‑еще‑нужен‑король‑а‑если‑он‑где‑ошибется‑так‑мы‑его‑сразу‑поправим!»), слуги из жителей Ланкра получались неважные. Да, они могли готовить еду, копать землю, стирать белье, дворцевать, лакировать, но состояние прислуживания было абсолютно чуждо менталитету среднего ланкрца. Тем не менее король Веренс с пониманием относился к данной проблеме и не сказал ни слова, когда Шон пригласил гостей в обеденный зал криком: «Знатный харч! Навались, пока не остыло!»
[4]За исключением почтовых переводов, к которым прилагались записки примерно одинакового содержания: «Дарагие мам и пап, в Анк‑Морпорке у меня неплохие дела, за эту неделю я заработал(а) цельных семь долларов…»
[5]В свободное от всех прочих занятий время матушка Ветровоск увлекалась так называемым Заимствованием, то есть она перемещала свой разум в голову какого‑нибудь существа и некоторое время путешествовала там. Согласно мнениям знатоков, за последние несколько веков матушка считалась наиболее искусной в данном виде ведьмовства в Овцепикских горах – она была способна проникнуть даже в разум существа, фактически не обладавшего разумом.
[6]Для короля Веренса был очевиден тот факт, что армия королевства Ланкр будет малочисленной и ничтожной, даже если он соберет под ружье все взрослое население, поэтому он искал другие способы занять достойное положение на военной карте Плоского мира. Именно Шону пришла в голову идея о ланкрском армейском ноже, совмещавшем полезные в боевых условиях инструменты и приспособления. Научно‑исследовательские работы продолжались уже несколько месяцев. Столь незначительные успехи объяснялись во многом тем, что в осуществлении этого единственного оборонного проекта деятельное участие принимал сам король, и Шон до трех раз в день получал записки с предложениями по усовершенствованию конструкции. Как правило, королевские предложения звучали примерно так: «устройство (достаточно маленькое) для поиска потерянных вещей» или «затейливое приспособление в виде крючка для различных целей». Некоторые заявки Шон дипломатично внедрял в жизнь, но большинство записок просто‑напросто «терял» (насколько это позволяла наглость). В противном случае ему пришлось бы создать единственный в мире карманный нож на колесах.
[7]Лейтмотив Гильдии Цирюльников‑Костоправов.
[8]На крайне редких картах Овцепикских гор первая буква Убервальда изображается весьма странно, то есть как «O», но жители Ланкра никогда не обращали внимания даже на знаки ударения, не говоря уж о каких‑то двух лишних точках над буквой, которые обязательно скатятся и где‑нибудь потеряются.
[9]Жители Ланкра придерживались очень твердых убеждений: всякий религиозный обряд должен вестись на каком‑нибудь древнем и, соответственно, непонятном языке, иначе и не обряд это вовсе.
[10]Отличаясь весьма оригинальным подходом к подбору имени, в данном вопросе жители Ланкра чаще руководствуются принципом «звучит – не звучит». Некоторые ланкрские имена лишь выглядят вполне подходящими и логичными, на самом деле это чистое совпадение. К примеру, по улицам королевства вполне могла ходить Хламидия Ткач, если бы ее мать вдруг не решила, что имя Салли произносить куда проще.
[11]Король Веренс давно мечтал о том, чтобы кто‑нибудь сочинил государственный гимн Ланкра, возможно, восхваляющий растущие тут прекрасные деревья, и даже назначил небольшую награду. Однако нянюшка Ягг обвинила его в напрасном разбазаривании государственных финансов, поскольку у всех государственных гимнов только один куплет, вернее, у всех гимнов один и тот же второй куплет, состоящий из таких слов, как «нур… хнур… мур… нур‑нур, хнур… нур… нур‑хнур», которые поются до тех пор, пока кто‑нибудь не вспомнит последнюю строку первого куплета, которую и орут все до единого во всю мощь своих глоток.
[12]Ланкрское слэнговое выражение. В обществе, которое в своем развитии уже миновало стадию выгребных ям и засыпных сортиров, было бы использовано иное выражение. К примеру, «дергаешь мою цепочку».
[13]Историки зачастую недооценивают роль нижней части кишечника в национальном развитии стран.
[14]На правой руке Игоря было целых два больших пальца. Как он сам выражался: если штука такая полезная, почему не пришить две?