Реферат: Окаянные дни в судьбах и творчестве И. Бунина и А. Куприна

Окаянные дни в судьбах и творчестве И. Бунина и А.Куприна

Выполнил :

Сморгонь 2003

Октябрьская революция –часть русской истории, часть русской культуры. Здесь слиты воедино и триумф идрама народа. Начавшись под лозунгом общечеловеческих и общероссийскихценностей она, как многие революции начала корчиться в судорогах насилия,террора, диктатуры. Насилие не могло обойти и интеллигенцию, которая в силусвоей духовности активно осуждала произвол и жестокость. Большевистским лидерамне могли импонировать И. А. Бунин, М. Горький, В. Г. Короленко, поднимавшиесвой голос в защиту невинно репрессированных. Большинство российскойинтеллигенции ещё до революции не принимало ленинских идей, а после революции,не увидев осуществления провозглашенных идеалов, уехали за границу.

Бунин в пору революциивыступил охранителем исконных, стародавних устоев. Как трагедию, как воцарениехаоса, слепой стихии, воспринял Бунин события 1917 года. Он часто повторял словаПушкина о «русском бунте бессмысленном и беспощадном». Современник Бунина Д.Мережковский так обозначил эту позицию в своей книге «Вечные спутники»:«Говорят, что я государев холоп… что я не друг народа. Конечно, я не другреволюционной черни, которая выходит на разбой, убийства и поджог. Я ненавижувсякий насильственный переворот: всё насильственное, всякие скачки мнепротивны. Потому что они противны природе. » Те же мысли высказывает Бунин всвоей книге «Окаянные дни». На страницахэтой книги показаны люди толпы, к которым он относился по-разному: кого-тожалеет, многих ненавидит. Этот другой непривычный Бунин, он совсем не похож нааристократа, академика, но даже в этих очень злых записях он выступает какхудожник, оскорблённый не только за себя, но и за Россию. Шкала прежнихценностей была для Бунина незыблемой, самоочевидной: «Подумать только, надо ещёобъяснять то тому, то другому, почему именно не пойду служить в какой-нибудьПролеткульт! Надо ещё доказывать, что нельзя сидеть рядом с чрезвычайкой, гдечуть не каждый час кому-нибудь проламывают голову, и просвещать насчет«последних достижений в инструментовке стиха» какому-нибудь хряпе с мокрыми отпота руками! Да порази её проказа до семьдесят седьмого колена, если она даже«антиресуется» стихами!» (Окаянные дни»).

Бунинпокинул Россию в феврале 1920 года, через Константинополь, Софию и Белградпопал в Париж, где и обосновался, проводя лето в городке Грас, в ПриморскихАльпах.

Февральская революция 1917 года засталаКуприна в Гельсингфорсе, откуда он немедленно выехал в Петербург. В потрясшихстрану переменах он увидел подтверждение своим мечтаниям о будущей, свободной исильной России. С самых первых «дней свобод» Куприн становится темпераментнымгазетчиком-публицистом, а вскоре берётся редактировать эсеровскую газету«Свободная Россия». В статьях Куприна, написанных в первые месяцы послеОктября, отразилась двойственность и противоречивость его отношения креволюции. Он пишет о «кристальной чистоте» вождей большевиков, но выступаетпротив конкретных шагов Советской власти – продразвёрстки, политики военногокоммунизма; писателя страшат насильственные методы подавления контрреволюции.

Куприн высоко ценитнравственный и духовный подвиг русского народа, его героическую историю исвободолюбивые традиции. Он исполнен глубокой веры в светлое будущее России:«Нет, не осуждена на бесславное разрушение страна, которая вынесла на своихплечах более того, что отмерено судьбою всем другим народам. Вынесла татарскоеиго, московскую византийщину, пугачевщину, крепостное бесправие, ужасыаракчеевщины и николаевщины, тяготы непрестанных и бесцельных войн, начатых попочину деспотических шулеров или по капризу славолюбивых деспотов – вынесла этонепосильное бремя и всё-таки под налётом рабства сохранила живучесть, упорствои доброту души… Вспомните декабристов, петрашевцев, народовольцев, переберите вуме весь кровавый синодик наших современников, борцов, сознательно погибших нанаших глазах за святое и сладкое слово – Свобода.… Вспомните и нашумногострадальную литературу, этот термометр угнетённого общественногосамосознания. Она задыхалась, принужденная к молчанию, надолго совсемзамолкала, временами жалко млела, но никогда и никто не мог поставить её наколени и приказать говорить холопским языком…»

Нострашная разруха, надвигающаяся на страну, ужасает Куприна. Это навязчивоеслово встречало его всюду: он натыкался на него в газетах, манифестах иприказах, в вагонных разговорах и в семейной болтовне. Зловещие симптомыразрухи Куприн видит повсюду – и в бесконечных очередях за хлебом, и вразложении петроградского гарнизона, и в начавшемся неуклонном развале русскойармии. У Куприна рождается план издания газеты для крестьянства «Земля» в связис этим в декабре 1918 года он был принят В.И.Лениным. Однако изданию не сужденобыло осуществиться. Судьба Куприна была решена, когда в октябре1919 года войскаЮденича заняли Гатчину. Куприн былмобилизован в белую армию и вместе с отступающими белогвардейцами покинулродину. Вначале он попадает в Эстонию, затем – в Финляндию, а с 1920 года сженой и дочерью поселяется в Париже.

28марта 1920 года Бунин прибыл в Париж. Он пошёл в дом №77 по рю де-Гриннель, в русское посольствоза видом на жительство, хотя, собственно говоря, жить было негде. В посольствепринимали согласно живой очереди, которая была чуть короче, чем площадьСогласия. Все просили как милостыни разрешение жить здесь, а сердцем тянулисьтуда. Надежда Тэффи, уже получившая «вид», опубликовала заметку:

НОСТАЛЬГИЯПыль Москвына старой ленте шляпыЯ как символ свято берегу…

…Приезжаютнаши беженцы, изнеможённые, почерневшие от голода и страха, отъедаются,успокаиваются, осматриваются, как бы наладить новую жизнь, и вдруг гаснут.

Тускнеютглаза, опускаются вялые руки, и вянет душа, душа, обращённая на восток.

Ниво что не верим, ничего не ждём, ничего не хотим. Умерли.

Боялись смерти дома и умерли смертью здесь.

Вотмы – смертью смерть поправшие.

Думаемтолько о том, что теперь там… Интересуемся только тем, что приходит оттуда.

В эмиграции не только не прервалась внутренняясвязь Бунина с Россией, но и ещё более обострилась любовь к родной земле истрашное чувство потери дома. Россия навсегда останется не только «материалом»,но и сердцем бунинского творчества. Только теперь Россия полностью отойдёт вмир воспоминаний, будет воссоздаваться памятью. Бунин говорил Вере Николаевне,что «он не может жить в новом мире, что он принадлежит к старому миру, к мируГончарова, Толстого, Москвы, Петербурга; что поэзия только там, а в новом миреон не улавливает её».

Воздействие эмиграции натворчество Бунина было глубоко и последовательно. Как и прежде, он сдвигаетжизнь и смерть, радость и ужас надежду и отчаяние. Но никогда ранее невыступало с такой обостренностью в его произведениях ощущение бренности иобречённости всего сущего — женской красоты, счастья, славы, могущества.Созерцая ток времени, гибель далёких цивилизаций, исчезновение царств («ГородЦаря Царей», 1924), Бунин словно испытывает болезненное успокоение, временноеутоление своего горя. Но философские и исторические экскурсы и параллели неспасали. Бунин не мог оставить мыслей о России. Как бы далеко от неё он ни жил,Россия была неотторжима от него. Однако это была отодвинутая Россия, не та, чтораньше начиналась за окном, выходящим всад; она была и словно не была, всё в ней встало под вопрос и испытание. Вответ на боль и сомнение в образе России стало яснее проступать то русское, чтоне могло исчезнуть и должно было идти из прошлого дальше. Иногда, под влияниемособо тяжёлого чувства разрыва с родиной, Бунин приходил к настоящему сгущениювремени, которое обращалось в тучу, откуда шли озаряющие мысли, хотя горизонтоставался беспросветен. Но сгущение времени далеко не всегда приводило во мрак.Напротив, Бунин стал видеть, ища надежды и опоры в отодвинутой им России,больше непрерывного и растущего, чем, может быть, раньше, когда оно казалосьему само сабой разумеющимся и не нуждалось в утверждении. Теперь, как быосвобождённые разлукой от застенчивости, у него вырвались слова, которых онраньше не произносил, держал про себя, — и вылились они ровно, свободно ипрозрачно. Трудно представить себе, например, что-нибудь просветлённое, как его«Косцы» (1921 г.). Это рассказ тоже со взглядом издалека и на что-то само посебе будто малозначительное: идут в берёзовом лесу пришлые на Орловщинурязанские косцы, косят и поют. Но опять-таки Бунину удалось разглядеть в одноммоменте безмерное и далёкое, со всей Россией связанное; небольшое пространствозаполнилось, и получился не рассказ, а светлое озеро, в котором отражаетсявеликий град.

Была, впрочем, однапроблема, которой Бунин не только не опасался, а, наоборот, всей душой шёл ейна встречу. Он был занят ею давно, писал в полном смысле, и ни война, ниреволюция не могли его привязанность к ней пошатнуть, — речь идёт о любви.Любовь в изображении Бунина поражает не только силой художественнойизобразительности, но и своей подчинённостью каким-то внутренним, неведомымчеловеку законам. Нечасто прорываются они на поверхность: большинство людей неиспытывают их рокового воздействия до конца своих дней. Такое изображение любвинеожиданно придаёт трезвому, «беспощадному» бунинскому таланту романтический отсвет. Близость любви и смерти, ихсопряжённость была для Бунина фактом очевидным, никогда не подлежала сомнению.Однако катастрофичность бытия, непорочность человеческих отношений и самогосуществования – все эти излюбленные бунинские темы после гигантских социальныхкатаклизмов, потрясших Россию, наполнились новым, грозным значением. «Любовь прекрасна» и «любовь обречена» – этипонятия, окончательно совместившись, совпали, неся в глубине, в зерне каждогорассказа личное горе Бунина-эмигранта.

Среди разных тем, которыепоочерёдно занимали Бунина, в это время, наблюдалось некоторое общеестремление. Это началось вскоре после того, как прошёл у него первый моментраздражения и написались выступления, речи и полурассказы-полустатьи, которымион отозвался на события, занёсшие его к иным берегам. Дальше, чем чаще, темподробней стал возвращаться в его рассказы образ России, которую он знал итеперь заново передумывал, тем больше была заметна их близость и тяготение другк другу. Порой это были целые серии, состоявшие из рассказов-зарисовок,законченных, казалось бы, и в то же время открытых, указывающих куда-то дальше («Русак»,«В саду», «Подснежник» и т. д.), — как эскизные листы из одного итого жеальбома; иногда что-нибудь покрупнее, как уже готовый фрагмент, какой-то уголкартины, которую предстоит написать («Далёкое»), — но так или иначе это целоевсё настойчивее напрашивалось, обозначалось. Где-то внутри его уже готовилась ивыступала вперёд «Жизнь Арсеньева», огромное полотно, запечатлевшее старуюРоссию.

В эту пору в восприятиисовременников Бунин предстаёт как живой классик. В 1933 году он первым средирусских писателей был удостоен Нобелевской премии в области литературы

В годы войны Бунин закончилкнигу рассказов «Тёмные аллеи», которая вышла впервые в Нью-Йорке в 1943 году.Книга эта целиком о любви. «Всякая любовь – великое счастье, даже если она неразделена» — эти слова из книги могли бы повторить все «герои-любовники» уБунина. При огромном разнообразии индивидуальностей, социального положения –они живут в ожидании любви, ищут её и, чаще всего, опалённые ею, гибнут. Такаяконцепция сформировалась в его творчестве ещё в предреволюционное десятилетие.

Как поэт Бунин оттачивал исовершенствовал свой дар, однако здесь муза, вдохновение посещали его нечасто.Немногочисленные стихи, написанные в эмиграции, пронизаны чувством одиночества,бездомности и тоски по России:

У птицы есть гнездо, у зверя есть нора…

Какгорько было сердцу молодому,

Когдая уходил с отцовского двора,

Сказатьпрости родному дому!

Узверя есть нора, у птицы есть гнездо…

Какбьётся сердце, горестно и громко,

Когдавхожу, крестясь, в чужой, наёмный дом

Ссвоей уж ветхою котомкой!

Нетруднозаметить, что и с точки зрения житейской, и с точки зрения историческойпоследнее двадцатилетие его долгой жизни оказалось рассеченным пополам: первое,«мирное» десятилетие отмечено его нобелевским лауреатством, спокойной исосредоточенной работой над романом «Жизнь Арсеньева», относительнойматериальной обеспеченностью и окончательным признанием его таланта;десятилетие следующее принесло оккупацию Франции гитлеровскими войсками, голоди страдания писателя в отрезанном Грасе, а затем – тяжёлую болезнь и медленноеугасание в подлинной нужде и гордой бедности.

Вночь на 8 ноября 1953 года Бунин скончался в Париже, в скромной квартирке наулице Жака Оффенбаха.

Присодействии Бунина Куприны поселились в парижском квартале Пасси, почему-тооблюбованном русскими эмигрантами, которые говорили: «Живём на Пассях». Наулице, носящей имя опереточного композитора Жака Оффенбаха, в одном доме и наодном этаже с Буниным была снята четырёх комнатная меблированная квартира.

АлександрИванович тяжело переносил жизнь на чужбине, ему претили нравы эмигрантскойсреды. «Чем талантливее человек, тем труднее ему без России», — пишет он водном из писем. Куприн всегда любил Россию горячо и нежно. Но только в разлукес ней смог найти слова признания и любви. Теперь, ничем не сдерживаемые, онивылились чисто и светло в непрестанной тоске и тяге «домой»: «Есть, конечно,писатели такие, что их хоть на Мадагаскар посылай на вечное поселение – они итам будут писать роман за романом, а мне всё надо родное, всякое – хорошее,плохое – только родное». В этом, быть может, проявилась особенностьхудожественного склада Куприна. Он накрепко, больше, нежели И. А. Бунин или И.С. Шмелев, был привязан к малым и великим сторонам русского быта,многонационального уклада великой страны. Но теперь быт исчез. Исчезли рабочие,подневольные страшного Молоха, исчезли великолепные в труде и в разгулекрымские рыбаки, философствующие армейские поручики и замордованные рядовые.Новых людей, новой России Куприн не видит. Перед его глазами не привычныйпейзаж обнаженной Москвы, не панорама дикого Полесья, а чистенький«Буа-булонский лес» или такая нарядная и такая чужая природа французскогоСредиземноморья… Он делает очерковые зарисовки о Париже, Югославии, югеФранции, но само «вещество» поэзии способен найти по-прежнему во впечатленияхот родной русской действительности. Напрасно художник старается по памятивосстановить знакомый уклад и силой воображения «вдвинуть» его в чужой мир. Бытуходит, как песок сквозь пальцы. Он дробится на мелкие крупинки, на капли.Недаром цикл своих миниатюр в прозе, вошедших в сборник «Елань», писатель так иназывает «рассказы в каплях». Он помнит множество драгоценных мелочей,связанных с Родиной, помнит, что «еланью» зовётся «загиб в густом сосновомлесу, где свежо, зелено, весело, где ландыши, грибы, певчаие птицы и белки»;что «вереей» куртинские мужики называют холм, торчащий над болотом; он помнит,как с кротким звуком «пак!» лопается весенней ночью набрякшая почка и каквкусен кусок чёрного хлеба, посыпанный крупной солью. Но эти детали подчасостаются мозаикой – каждая сама по себе, каждая отдельно.

Купринпостоянно чувствует себя заключенным в некий магический круг мелкотемья. И,подобно другим писателям русского зарубежья, он посвящает своей юности самуюкрупную и значительную вещь – роман «Юнкера». «Юнкера» не просто «домашняя»история Александровского училища на Знаменке, рассказанная одним из еёпитомцев. Это повесть о старой «удельной» Москве – Москве «сорока сороков»,Иверской часовни и Екатерининского института благородных девиц, что наЦарицынской площади, вся сотканная из летучих воспоминаний. Несмотря на обилиесвета, празднеств – «яростной тризны по уходящей зиме», великолепия бала вЕкатерининском институте, нарядного быта юнкеров-александровцев, это печальнаякнига. Вновь и вновь с «неописуемой, сладкой горьковатой и нежной грустью»писатель мысленно обращается к своей Родине.

«Живёшьв прекрасной стране, среди умных и добрых людей, среди памятников величайшейкультуры, — писал Куприн в очерке «Родина». – Но всё точно понарошку, точноразвёртывается фильм кинематографа. И вся молчаливая, тупая скорбь в том, чтоуже не плачешь во сне и не видишь в мечте ни Знаменской площади, ни Арбата, ниПоварской, ни Москвы, ни России». Этим чувством безудержной хроническойностальгии пронизано последнее крупное произведение Куприна – повесть «Жанета».

Самымгорьким чувством Куприна было остроеощущение своей ненужности. Художник Билибин в конце 1936 года получилразрешение вернуться на Родину. В разговоре с советским послом В. П. Потемкинымбыл затронут вопрос о возможном возвращении в СССР самых лучших и достойныхлюдей эмиграции. Говорили и о Куприне. Перед отъездом Билибин пригласилАлександра Ивановича к себе в гости. Сидя за столом, он много с восторгомговорил о Советском Союзе и о причинах, побудивших его вернуться домой. Купринвдруг ожил, весь заговорился и вдруг воскликнул: «Боже, как я вам завидую!»Билибин спросил его, – почему же он не последует его примеру? Но Куприн острочувствовал свою вину перед Родиной, переживал свой отъезд и некоторые статьи,написанные под влиянием первых лет эмиграции. Он не мог поверить в возможностьвозвращения. Очень скоро разрешение вернуться на родину было получено, все визыбыли оформлены. В мае 1937 года Куприн с женой прибывают в Москву, встречаютгорячий приём писательской общественности, новых поколений своих читателей. Онпубликует очерк «Москва родная», у него созревают новые творческие планы.Однако здоровье Куприна было подорвано, в августе 1938 года он скончался.Похоронен Куприн в Санкт-Петербурге на Литераторских мостках Волкова кладбища.

Списоклитературы:

1.

Русская литература хх века. Л. А. Трубина. Москва.Издательство «Флинта», издательство «Наука». 1998 г.

2.

Куприн. Олег Михайлов. Москва. «Молодая гвардия». 1981г.

3.

Холодная осень. Иван Бунин в эмиграции ( 1920 – 1953). Москва. «Молодая гвардия». 1989 г.

4.

Русская литература хх века. «Скрин» Москва.«Траст-Имаком» Смоленск. 1995 г.

5.

Русские писатели. Биобиблиографический словарь.Москва. «Просвещение». 1990 г.

6.