Реферат: Гуссерль логические иследования картезианские размышления

Эдмунд ГУССЕРЛЬ

ЛОГИЧЕСКИЕ ИСЛЕДОВАНИЯ

КАРТЕЗИАНСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ


Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. Кризис европейского человечества и философия. Философия как строгая наука / Эдмунд Гуссерль. – Минск: Харвест; Москва: Аст, 2000. – 452 с. – (http://www.i-u.ru/biblio/)



Содержание

Предисловие
 

^ ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Предисловие редактора русского издания

Предисловие автора

Введение

§ 1. Спор об определении логики и существенном содержании ее учений

§ 2. Необходимость пересмотра принципиальных вопросов

§ 3. Спорный вопрос. Путь нашего исследования

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Логика как нормативная и, в частности, как практическая дисциплина

§ 4. Теоретическое несовершенство отдельных наук

§ 5. Теоретическое восполнение отдельных наук метафизикой и наукоучением

§ 6. Возможность и правомерность логики как наукоучения

§ 7. Продолжение. Три важнейшие особенности обоснований

§ 8. Отношение этих особенностей к возможности науки и наукоучения

§ 9. Методические приемы наук представляют собой отчасти обоснования, отчасти вспомогательные средства для обоснования

§ 10. Идеи теории и науки как проблемы наукоучения

§ 11. Логика или наукоучение как нормативная дисциплина и как техническое учение

§ 12. Соответствующее определение логики

ГЛАВА ВТОРАЯ. Теоретические дисциплины как основы нормативных

§ 13. Спор о практическом характере логики

§ 14. Понятие нормативной науки. Основное мерило, или принцип, ее единства

§ 15. Нормативная дисциплина и техническое учение

§ 16. Теоретические дисциплины как основы нормативных

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Психологизм, его аргументы и его позиция в отношении к обычным возражениям

§ 17. Спорный вопрос, относятся ли существенные теоретические основы логики к психологии

§ 18. Аргументация психологистов

§ 19. Обычные аргументы противников и их психологистическое опровержение

§ 20. Пробел в аргументации психологистов

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Эмпиристические следствия психологизма

§ 21. Два эмпиристических следствия, вытекающих из психологистической точки зрения, и их опровержение

§ 22. Законы мышления как предполагаемые естественные законы, которые, действуя изолированно, являются причиной разумного мышления

§ 23. Третье следствие психологизма и его опровержение

§ 24. Продолжение

ГЛАВА ПЯТАЯ. Психологистические толкования логических принципов

§ 25. Закон противоречия в психологистическом толковании Милля и Спенсера

§ 26. Психологическое толкование принципа у Милля устанавливает не закон, а совершенно неопределенное и научно не проверенное опытное положение

§ 27. Аналогичные возражения против остальных психологических истолкований логического принципа. Смешение понятий, как источник заблуждений

§ 28. Мнимая двусторонность принципа противоречия, в силу которой его надо понимать, как естественный закон мышления и как нормативный закон его логического упорядочения

§ 29. Продолжение. – Учение Зигварта

ГЛАВА ШЕСТАЯ. Силлогистика в психологическом освещении. Формулы умозаключения и химические формулы

§ 30. Попытки психологического истолкования силлогистических положений

§ 31. Формулы умозаключения и химические формулы

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Психологизм, как скептический релятивизм

§ 32. Идеальные условия возможности теории вообще. Точное понимание скептицизма

§ 33. Скептицизм в метафизическом смысле

§ 34. Понятие релятивизма и его разветвления

§ 35. Критика индивидуального релятивизма

§ 36. Критика специфического релятивизма и, в частности, антропологизма

§ 37. Общее замечание. Понятие релятивизма в более широком смысле

§ 38. Психологизм во всех своих формах есть релятивизм

§ 39.Антропологизм в логике Зигварта

§ 40. Антропологизм в логике Б. Эрдмана

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Психологистические предрассудки

§ 41. Первый предрассудок

§ 42. Пояснительные соображения

§ 43. Идеалистические аргументы против психологизма. Их недостатки и верный смысл

§ 44. Второй предрассудок

§ 45. Опровержение: чистая математика тоже стала ветвью психологии

§ 4б. Область исследования чистой логики, подобно области чистой математики, идеальна

§ 47. Основные логические понятия и смыслы логических положений подтверждают наши указания

§ 48. Решающие различия

§ 49. Третий предрассудок. Логика как теория очевидности

§ 50. Превращение логических положений в равнозначные положения об идеальных условиях очевидности суждения. Получающиеся положения не являются психологическими

§51. Решающие пункты в этом споре

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Принцип экономии мышления и логика

§ 52. Введение

§ 53.Телеологический характер принципа Маха-Авенариуса и научное значение экономики мышления

§ 54. Более подробное изложение правомерных целей экономики мышления, главным образом, в сфере чисто дедуктивной методики. Отношение их к логическому техническому учению

§ 55. Экономика мышления не имеет значения для чистой логики и учения о познании. Ее отношение к психологии

§ 56. Продолжение Ύστερον πρότερον обоснования чисто логического через экономику мышления

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Заключение критических исследований

§ 57. Сомнения, вызываемые возможным неправильным истолкованием наших логических идей

§ 58. Точки соприкосновения с великими мыслителями прошлого и прежде всего с Кантом

§ 59. Точки соприкосновения с Гербартом и Лотце

§ 60. Точки соприкосновения с Лейбницем

§ 61. Необходимость детальных исследований для гносеологического оправдания и частичного осуществления идеи чистой логики

Приложение

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Идея чистой логики

§ 62. Единство науки. Связь вещей и связь истин

§ 63. Продолжение. Единство теорий

§ 64. Существенные и внесущественные принципы, дающие науке единство. Абстрактные, конкретные и нормативные науки

§ 65. Вопрос об идеальных условиях возможности науки или теории вообще

§ 66. Б. Тот же вопрос в отношении содержания познания

§ 67. Задачи чистой логики. Во-первых: фиксация чистых категорий значения, чистых предметных теорий и их закономерных осложнений

§ 68. Во-вторых: законы и теории, коренящиеся в этих категориях

§ 69. В-третьих: теория возможных форм теорий, или чистое учение о многообразии

§ 70. Пояснения к идее чистого учения о многообразии

§ 71. Разделение труда. Работа математиков и работа философов

§ 72. Расширение идеи чистой логики. Чистое учение о вероятности как, чистая теория опытного познания
 

^ КАРТЕЗИАНСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ

Эдмунд Гуссерль и его «Картезианские размышления»

Введение

§ 1. Декартовы «Размышления» как прообраз философского самоосмысления

§ 2. Необходимость радикального возвращения к началу философии

РАЗМЫШЛЕНИЕ I. Путь к трансцендентальному ego

§ 3. Картезианский переворот и ведущая финальная идея обоснования науки

§ 4. Раскрытие финального смысла науки посредством погружения (einleben) в нее как в ноэматический феномен

§ 5. Очевидность и идея подлинной науки

§ 6. Различия в очевидности. Философское требование аподиктической и самой по себе первой очевидности

§ 7. Очевидность бытия (Dasein) мира неаподиктична; его вовлеченность в картезианское ниспровержение

§ 8. Ego cogito как трансцендентальная субъективность

§ 9. Область действия аподиктической очевидности «Я есмь»

§ 10. Отступление. Трансцендентальный поворот как упущение Декарта

§ 11. Психологическое и трансцендентальное Я. Трансцендентность мира

РАЗМЫШЛЕНИЕ II. Раскрытие поля трансцендентального опыта согласно его универсальным структурам

§ 12. Идея трансцендентального обоснования познания

§ 13. Необходимость предварительного исключения проблем, связанных с областью трансцендентального познания

§ 14. Поток cogitationes. Cogito и cogitatum

§ 15. Естественная и трансцендентальная рефлексия

§ 16. Отступление. Ego cogito – необходимое начало как трансцендентальной, так и «чисто психологической» рефлексии

§ 17. Две стороны исследования сознания и его коррелятивная проблематика. Направления описания. Синтез как изначальная форма сознания

§ 18. Отождествление как основная форма синтеза. Универсальный синтез трансцендентального времени

§ 19. Актуальность и потенциальность интенциональной жизни

§ 20. Своеобразие интенционального анализа

§ 21. Интенциональный предмет как «путеводная нить» трансцендентального исследования

§ 22. Идея универсального единства всех предметов и задача их конститутивного исследования

РАЗМЫШЛЕНИЕ III. Конститутивная проблематика. Истина и действительность

§ 23. Уточнение понятия трансцендентальной конституции с различением «разумного» и «неразумного»

§ 24. Очевидность как самоданность предмета и ее разновидности

§ 25. Действительность и квазидействительность

§ 26. Действительность как коррелят очевидного подтверждения

§ 27. Хабитуальная и потенциальная очевидности, выполняющие конститутивную функцию по отношению к смыслу понятия «сущий предмет»

§ 28. Презумптивная очевидность опыта мира. Мир как идея, коррелятивная совершенной очевидности опыта

§ 29. Материально – и формально-онтологические регионы как индексы трансцендентальных систем очевидностей

РАЗМЫШЛЕНИЕ IV. Развертывание конститутивной проблематики самого трансцендентального ego

§ 30. Трансцендентальное ego неотделимо от своих переживаний

§ 31. Я как тождественный полюс переживаний

§ 32. Я как субстрат хабитуальностей

§ 33. Полная конкретность Я как монады и проблема его самоконституции

§ 34. Принципиальное развитие феноменологического метода. Трансцендентальный анализ как анализ эйдетический

§ 35. Экскурс в эйдетическую внутреннюю психологию

§ 36. Трансцендентальное ego как универсум возможных форм переживания. Сущностные законы, управляющие совместимостью переживаний как протекающих одновременно и последовательно

§ 37. Время как универсальная форма всякого эгологического генезиса

§ 38. Активный и пассивный синтез

§ 39. Ассоциация как принцип пассивного генезиса

§ 40. Переход к проблеме трансцендентального идеализма

§ 41. Подлинное феноменологическое самоистолкование ego cogito как «трансцендентальный идеализм»

РАЗМЫШЛЕНИЕ V. Раскрытие сферы трансцендентального бытия как монадологической интерсубъективности

§ 42. Изложение проблемы опытного познания другого ego как ответ на обвинение в солипсизме

§ 43. Ноэмато-онтический способ данности другого ego как трансцендентальная путеводная нить конститутивной теории опыта «другого»

§ 44. Редукция трансцендентального опыта к собственной сфере

§ 45. Трансцендентальное ego и редуцированное к собственной сфере восприятие себя самого как психофизического человека

§ 46. Собственная сфера как сфера актуальностей и потенциальностей потока переживаний

§ 47. Полная монадическая конкретность собственной сферы включает в себя интенциональный предмет. Имманентная трансцендентность и первопорядковый мир

§ 48. Трансцендентность объективного мира как относящаяся к более высокому уровню, чем первопорядковая трансцендентность

§ 49. Набросок хода интенционального истолкования опыта «другого»

§ 50. Опосредованная интенциональность опыта «другого» как «аппрезентация» (аналогическая апперцепция)

§ 51. Удвоение как ассоциативно конституирующий компонент опыта «другого»

§ 52. Аппрезентация как вид опыта, обладающий своим собственным стилем подтверждения

§ 53. Потенциальности первопорядковой сферы и их конститутивная функция в апперцепции другого

§ 54. Разъяснение смысла аппрезентации, в которой осуществляется опытное познание «другого»

§ 55. Установление сообщества монад и первая форма объективности: интерсубъективная природа

§ 56. Конституция более высоких уровней интермонадического сообщества

§ 57. Разъяснение параллели между внутренне-психическим и эгологически-трансцендентальным истолкованием

§ 58. Дифференциация проблем в интенциональной аналитике интерсубъективных сообществ более высокого уровня. Я и окружающий мир

§ 59. Онтологическая экспликация и ее место в строении конститутивной трансцендентальной феноменологии в целом

§ 60. Метафизические результаты нашего истолкования опыта «другого»

§ 61. Традиционные проблемы «психологического генезиса» и их прояснение в феноменологии

§ 62. Обзорная характеристика интенционального истолкования опыта «другого»

Заключение

§ 63 Задача критики трансцендентального опыта и познания

§ 64. Заключительное слово

Приложение

Р. Ингарден. Примечания к французскому переводу «Картезианских размышлений»
 

^ КРИЗИС ЕВРОПЕЙСКИХ НАУК И ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНАЯ ФЕНОМЕНОЛОГИЯ

I. Кризис наук как выражение радикального жизненного кризиса европейского человечества

§ 1. Действительно ли существует кризис наук при всех их постоянных достижениях?

§ 2. Позитивистская редукция идеи науки лишь к науке о фактах. «Кризис» науки как утрата ею своей жизненной значимости

§ 3. Обоснование автономии европейского человечества вместе с новым пониманием идеи философии, возникшего в эпоху Ренессанса

§ 4. Несостоятельность вначале успешной науки нового времени и непроясненностъ ее мотивов

§ 5. Идеал универсальной философии и процесс его внутреннего разложения

§ 6. История философии нового времени как борьба за человеческий смысл

§ 7. Исследовательский замысел этой рукописи

II. Объяснение генезиса. Противоречия между физикалистским объективизмом и трансцендентальным субъективизмом, возникшего в новое время

§ 8. Генезис новой идеи универсальности науки в ходе преобразования математики

§ 9. Математизация природы Галилеем

§ 10. Генезис дуализма господствующей парадигмы (Vorbildichkeit) естествознания. Рациональность мира «more geometrico»

§ 11. Дуализм как основа непостижимости проблем разума, как предпосылка специализации наук, как основание натуралистической психологии

§ 12. Общая характеристика физикалистского рационализма нового времени
 

^ КРИЗИС ЕВРОПЕЙСКОГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА И ФИЛОСОФИЯ
 

ФИЛОСОФИЯ КАК СТРОГАЯ НАУКА

Натуралистическая философия

Историцизм и миросозерцательная философия


Предисловие

 

Эдмунд Гуссерль (1859-1938) является одним из выдающихся мыслителей XX века, основателем феноменологии. Э. Гуссерль – ученый, заложивший теоретические основы современного западного мышления и определивший проблематику практически всех направлений западной философии (экзистенциализма, культурной антропологии, герменевтики, структурализма, деконструктивизма).

Эдмунд Гуссерль родился в 1859 году в Австрии. В двадцать два года он закончил математический факультет Лейпцигского университета. Его пригласили работать ассистентом у известного математика К. Вейерштрасса в Берлинском университете. Именно в это время Гуссерль стал интересоваться философией и философскими вопросами в математических науках.

В течение почти трех лет – с 1884 по 1886 год – Гуссерль получал философское образование в Венском университете под руководством очень знаменитого тогда профессора философии Франца Брентано (1838-1917). В 1887 году Гуссерль защитил свою докторскую диссертацию в Галльском университете. Многие годы он преподавал в нескольких учебных заведениях в Геттингенском, Фрейбургском и Галльском университетах. В 1891 году появилось его первое большое произведение – «Философия арифметики» – в котором он пытался подвести эмпирическую основу под все математические науки.

Начало нового этапа в творчестве Эдмунда Гуссерля было ознаменовано появлением «Логических исследований», опубликованных в 1900-1901 годах. «Логические исследования... вызваны были неустранимыми проблемами, на которые я постоянно наталкивался в моей долголетней работе над философским уяснением чистой математики и которые, в конце концов, Прервали ее... Чем глубже я анализировал, тем сильнее сознавал, что логика нашего времени не доросла до современной науки, которую она все же признана разъяснять», – писал Гуссерль в своем сочинении. Эта работа принесла автору широкую известность: через несколько лет благодаря ей возникло так называемое «феноменологическое движение», просуществовавшее до начала 30-х годов.

Третий – «трансцендентальный» – этап в формировании философии Э. Гуссерля связывают с вышедшей в 1913 году его работой «Идеи чистой феноменологии», в которой он обозначает сферу исследования собственно феноменологии как философской науки. Автор поставил перед собой задачу найти единственно верную основу философии, наук и любого знания вообще. В изданных в 1932 году «Картезианских размышлениях» Гуссерль пытается дать окончательное и по возможности полное определение трансцендентальной философии. «Можно, пожалуй, сказать, что наши размышления, в сущности, достигли своей цели, а именно, привели к конкретной возможности раскрыть картезианскую идею философии как универсальной науки с абсолютным основанием. Показать эту конкретную возможность... значит указать необходимое и несомненное начало и столь же необходимый метод, к которому всегда можно обратиться и которым одновременно очерчивается систематика всех осмысленных проблем вообще», – писал Эдмунд Гуссерль в заключении к своим «Картезианским размышлениям».

Последняя книга Гуссерля – «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология» – была практически полностью подготовлена к печати им самим еще в 1938 году, но вышла только после его смерти, в 1954. В этой работе он пытается исследовать причины и истоки упадка западно-европейской культуры и всего западного общества в целом, он обращается к неисследованным к тому времени проблемам социальности и обыденности сознания.

Эдмунд Гуссерль умер в 1938 году, оставив после себя богатое творческое наследие. Его идеи были восприняты многими школами философии, психологии и социологии.


^ ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

 

Предисловие редактора русского издания

«Логические исследования» проф. Э. Гуссерля – первая часть которых, посвященная уяснению понятия и основ науки логики, предлагается теперь вниманию русских читателей -представляют, по согласному мнению специалистов, одно из самых выдающихся произведений логической литературы последних лет. Бесспорная заслуга Гуссерля – все равно, разделяем ли мы его собственную точку зрения или нет – состоит в том, что он вносит подлинную ясность в основные логические понятия и тем содействует разрешению споров, которые грозят затянуться до бесконечности в силу двусмысленности и неопределенности понятий и терминов. Таковы споры о «нормативном» или «естественном» характере логических законов, об объективности и субъективности познания, об отношении между логикой и психологией и т. п.

Сам Гуссерль стоит на точке зрения, которую можно было бы назвать идеалистическим объективизмом. Он проводит резкую и ясную границу между объективным идеально-логическим содержанием мышления и субъективным, реально-психологическим процессом мышления; на почве этого разграничения он решительно отвергает все попытки перенести на содержание мышления или познания субъективистические или психологистические категории, применимые к процессу мышления и заимствованные из рассмотрения последнего. Эта позиция находится в двойственном отношении к идеям Канта и к современным философским учениям, отразившим влияние Канта. С одной стороны, никто глубже, чем Кант, не подметил основного различия между психологическим происхождением и логическим (или гносеологическим) значением наших идей, между генетическим (каузальным) объяснением познания в психологии и критическим уяснением его в гносеологии; достаточно указать, что именно это различение положило конец многовековому спору между эмпиризмом и рационализмом путем выяснения, что познание психологически проистекает из опыта, но логически не может быть целиком обосновано на опытных данных. С другой стороны, однако, можно также сказать, что никто не содействовал распространению психологизма и субъективизма в философии более, чем Кант, который заставил весь объективный мир «вращаться» вокруг человеческого сознания. Правда, понятия «сознания», «разума» и т. п. употребляются Кантом в столь многозначном и мало выясненном смысле, что, как известно, весьма трудно уловить подлинное значение соответствующих утверждений Канта. Однако невозможно отрицать наличность прямых противоречий в его анализе познания, и бесспорно, что оба эти мотива – и психологистический, и антипсихологистический – присутствуют и даже резко выражены в его философии. Этим было создано, по справедливому замечанию Гуссерля, «невыносимое смешение отчасти правильных, отчасти ложных утверждений». В какой мере это смешение царит еще и в современной гносеологии, находящейся под сильнейшим влиянием Канта и разных форм кантианства, – это показывает представленный Гуссерлем поучительный разбор логических работ Зигварта, Эрдмана, Ланге и др. Гуссерль, по меньшей мере, вносит полную ясность в положение дела, решительно примыкая к антипсихологистической тенденции Канта и столь же решительно отвергая противоположную, психологистическую тенденцию.

Еще большее значение имеет труд Гуссерля, если противопоставить его тем уже явно психологистическим и релятивистическим идеям, которые приобрели большую популярность в последнее время. Мы разумеем не только логические воззрения Милля, но и главным образом «эмпириокритицизм», а также самоновейшую форму скептического релятивизма – так называемый «прагматизм». Эмпириокритицизм, который пользуется исключительным признанием среди некоторой части нашей интеллигенции, подвергнут сжатой, но меткой и мастерской критике в особой (IX) главе этой книги. Признание плодотворности и законности «принципа экономии мышления» как телеологической точки зрения в психологии познания сочетается у Гуссерля с убедительным уяснением несостоятельности этой философской концепции, поскольку она притязает заменить собою подлинный гносеологический анализ. О «прагматизме» Гуссерль еще не упоминает, так как появление его книги (в 1900 г.) предшествует расцвету этого движения, но читателю нетрудно будет отнести общие аргументы Гуссерля и к этой, самой резкой форме критикуемого им субъективизма. Принципиальный объективизм Гуссерля приобретает, таким образом, и широкий культурно-философский смысл, как одинокий, но сильный протест как бы самого научного духа против распространяющихся влияний скептического и субъективистического умонастроения, грозящих пошатнуть доверие к научной истине и поколебать ее самодовлеющее значение.

Перевод предлагаемой первой части работы Гуссерля не представлял особых терминологических затруднений, так как большинство сложных и трудно передаваемых новых логических терминов, введенных Гуссерлем и в изобилии употребляемых им во второй (специальной) части его исследования, либо вообще не упоминаются в первой части, либо же встречаются в ней только спорадически и без твердо установленного технического значения, так что их можно было передавать описательно и в зависимости от общего контекста. Некоторое сомнение вызывала только передача термина «Wissenschaftslehre». Слово «наукоучение», на котором я остановился при его переводе, отчасти неудобно тем, что оно исторически ассоциировалось с системой Фихте, к которой идеи Гуссерля не стоят ни в каком близком отношении. Однако заменить его удобным в иных отношениях термином «теория науки» (не говоря уже о менее точных передачах) оказалось невозможным, так как именно теоретический характер этой дисциплины является в работе Гуссерля спорным вопросом, подлежащим разрешению. С другой стороны, если сам автор пользуется термином «Wissenschaftslehre» – который по-немецки тоже ведь непосредственно наводит на мысль о системе Фихте – в новом значении, примыкая не к учению Фихте, а к одноименному учению Больцано, то не было основания не делать того же и в русском переводе.

С. Франк.

^ Спб., октябрь, 1909 г.

Предисловие автора

Логические исследования, опубликование которых я начинаю с этих пролегомен, вызваны были неустранимыми проблемами, на которые я постоянно наталкивался в моей долголетней работе над философским уяснением чистой математики и которые, в конце концов, прервали ее. В частности, наряду с вопросами о происхождении основных понятий и основоположений математики эта работа касалась также трудных вопросов ее метода и теории. То, что в изложении традиционной или всякого рода новой логики должно было бы казаться легко понятным и до прозрачности ясным, а именно рациональная сущность дедуктивной науки с ее формальным единством и символической методикой, представлялось мне при изучении действительной природы дедуктивных наук сложным и проблематичным. Чем глубже я анализировал, тем сильнее сознавал, что логика нашего времени не доросла до современной науки, которую она все же призвана разъяснять.

Особенные затруднения испытал я, занимаясь логическим исследованием формальной арифметики и учения о многообразиях (Mannigfaltigkeitslehre) – дисциплины и метода, выходящих за пределы всех специальных числовых и геометрических форм. Это исследование привело меня к соображениям весьма общего характера, возвышавшимся над сферой математики в узком смысле и тяготевшим к общей теории формальных дедуктивных систем. Из множества наметившихся при этом проблем я упомяну здесь лишь об одной группе.

Явная возможность обобщений или видоизменений формальной арифметики, путем которых она без существенного нарушения ее теоретического характера и счислительной методики может быть перенесена за пределы количественной области, должна была привести к мысли, что количественное вовсе не относится к универсальной сущности математического или «формального» познания и вытекающего из него счислительного метода. Когда я затем в лице «математизирующей логики» познакомился с действительно неколичественной математикой, с неоспоримой дисциплиной, обладающей математическою формой и методом и исследующей отчасти старые силлогизмы, отчасти новые, не известные традиционной логике формы умозаключения, тогда предо мною стали важные проблемы об общей сущности математического познания вообще, о естественных связях или возможных границах между системами количественной и неколичественной математики и в особенности, например, об отношении между формальным элементом в арифметике и формальным элементом в логике. Отсюда я, разумеется, должен был прийти к дальнейшим, более основным вопросам о сущности формы познания в отличие от содержания познания и о смысле различия между формальными (чистыми) и материальными определениями, истинами и законами.

Но еще и в совершенно ином направлении я был втянут в проблемы общей логики и теории познания. Я исходил из господствующего убеждения, что как логика вообще, так и логика дедуктивных наук могут ждать философского уяснения только от психологии. Соответственно этому психологические исследования занимают очень много места в первом (и единственном, вышедшем в свет) томе моей «Философии арифметики». Это психологическое обоснование в известных отношениях никогда не удовлетворяло меня вполне. Где дело касалось происхождения математических представлений или развития практических методов, действительно определяемого психологическими условиями, там результат психологического анализа представлялся мне ясным и поучительным. Но как только я переходил от психологических связей мышления к логическому единству его содержания (единству теории), мне не удавалось добиться подлинной связности и ясности. Поэтому мною все более овладевало принципиальное сомнение, как совместима объективность математики и всей науки вообще с психологическим обоснованием логики. Таким образом, весь мой метод, основанный на убеждениях господствующей логики и сводившийся к логическому уяснению данной науки путем психологического анализа, пошатнулся, и меня все более влекло к общим критическим размышлениям о сущности логики и, в частности, об отношении между субъективностью познавания и объективностью содержания познавания. Не найдя ответа в логике на вопросы, уяснения которых я от нее ждал, я в конце концов был вынужден совершенно отложить в сторону мои философско-математические исследования, пока мне не удастся достичь бесспорной ясности в основных вопросах теории познания и в критическом понимании логики как науки.

Выступая теперь с этой попыткой нового обоснования чистой логики и теории познания, явившейся результатом многолетнего труда, я надеюсь, что самостоятельность, с которой я отграничиваю свой путь от путей господствующего логического направления, ввиду серьезности руководивших мною мотивов не будет ложно истолкована. Ход моего развития привел к тому, что в основных логических взглядах я далеко отошел от произведений и мыслителей, которым я больше всего обязан в своем научном образовании, и что, с другой стороны, я значительно приблизился к ряду исследователей, произведения которых я раньше не сумел оценить во всем их значении и которыми поэтому слишком мало пользовался в своих работах. Я должен, к сожалению, отказаться от дополнительного внесения обширных литературных и критических указаний на родственные исследования. Что же касается моего дерзновенного критического отношения к психологической логике и теории познания, то я напомню слова Гете: «Ни к чему не относишься так строго, как к недавно оставленным заблуждениям».

^ Галле, 21 мая 1900г.

 

ВВЕДЕНИЕ

 

§ I. Спор об определении логики и существенном содержании ее учений

«Авторы сочинений по логике сильно расходятся между собой как в определении этой науки, так и в изложении ее деталей. Этого заранее можно было ожидать в таком предмете, в котором писатели одни и те же слова употребляли для выражения совершенно различных понятий»1. С тех пор как Дж. С. Милль этими словами начал свою столь ценную обработку логики, прошло уже не одно десятилетие, выдающиеся мыслители по обе стороны Ламаншского пролива посвятили свои лучшие силы логике и обогатили ее литературу новыми изложениями, но все же и теперь эти слова являются верным отражением состояния науки логики. Еще и теперь мы весьма далеки от единодушия в определении логики и в содержании важнейших ее учений. Нельзя сказать, чтобы современная логика представляла ту же картину, что и в середине XIX столетия. Под влиянием указанного замечательного мыслителя из трех главных направлений, которые мы находим в логике, – психологического, формального и метафизического – первое получает значительный перевес по числу и значению своих представителей. Но оба других направления все же продолжают существовать, спорные принципиальные вопросы, отражающиеся в различных определениях логики, остались спорными, а что касается содержания учений, развиваемых в систематических изложениях логики, то еще теперь и, пожалуй, в большей мере, чем прежде, можно сказать, что различные авторы пользуются одинаковыми словами, чтобы выразить разные мысли. И это относится не только к изложениям, исходящим из разных лагерей. В том направлении, в котором царит наибольшее оживление, – в психологической логике мы встречаем единство взглядов лишь в отношении отграничения дисциплины, ее основных целей и методов; но вряд ли нас можно будет обвинить в преувеличении, если к развиваемым учениям и тем более к противореч^ ГЛАВА ПЕРВАЯ

 

ЛОГИКА КАК НОРМАТИВНАЯ И, В ЧАСТНОСТИ, КАК ПРАКТИЧЕСКАЯ ДИСЦИПЛИНА

 

§ 4. Теоретическое несовершенство отдельных наук

Из повседневного опыта мы знаем, что художник, искусно обрабатывая свой материал или высказывая решительные и зачастую верные суждения о ценности произведений своего искусства, лишь в исключительных случаях исходит из теоретического знания законов, руководящих направлением и порядком хода практической работы и вместе с тем определяющих мерила ценности, согласно которым испытывается совершенство или несовершенство законченного произведения. Художник-творец по большей части не способен дать нам надлежащие сведения о принципах своего искусства. Он творит не на основании принципов, не по ним он и оценивает. В своем творчестве художник следует внутреннему побуждению своих гармонически развитых сил, в суждении – своему тонко развитому художественному чутью и такту. Но так обстоит дело не только в изящных искусствах, мысль о которых напрашивается здесь прежде всего, но и в искусствах вообще, в самом обширном значении этого слова. Это применимо, следовательно, также к научному творчеству и к теоретической оценке его результатов – научного обоснования фактов, законов, теорий. Математик, физик, астроном для выполнения даже наиболее значительных своих научных работ также не нуждается в постижении последних основ своей деятельности. И хотя полученные результаты обладают для него и других значением разумного убеждения, он все же не может утверждать, что всюду выяснил последние предпосылки своих умозаключений и исследовал принципы, на которых основывается правильность его методов. Но с этим связано несовершенное состояние всех наук. Мы говорим здесь не о простой неполноте научного познания истин данной области, а о недостатке внутренней ясности и рациональности – качеств, которых мы вправе требовать независимо от степени развития науки. В этом отношении и математика, обогнавшая все науки, не может притязать на исключительное положение. Нередко она считается идеалом науки вообще; но насколько ее действительное состояние не соответствует этому мнению, показывают старые и все еще нерешенные споры об основах геометрии и правомерных основаниях метода мнимых величин. Те самые исследователи, которые с неподражаемым мастерством применяют замечательные методы математики и изобретают новые методы, часто оказываются совершенно не в состоянии дать удовлетворительный ответ о логической правильности этих методов и о пределах их правомерного применения. Но хотя науки развились, несмотря на эти недостатки, и дали нам такое господство над природой, о котором прежде нельзя было и мечтать, все же они не могут удовлетворить нас в теоретическом отношении. Это не кристально ясные теории, в которых были бы вполне ясны функции всех понятий и утверждений, все посылки – точно анализированы и где, следовательно, общий результат стоял бы вне всяких теоретических сомнений.

 

§ 5. Теоретическое восполнение отдельных наук метафизикой и наукоучением

Чтобы достичь этой теоретической цели, необходимо прежде всего, как это признано почти всеми, заняться рядом исследований, относящихся к области метафизики. Задача последней состоит в фиксировании и изучении неисследованных, зачастую даже незамеченных и все же весьма существенных предпосылок метафизического характера, лежащих в основе всех наук или, по крайней мере, тех, которые имеют дело с реальной действительностью. К таким предпосылкам принадлежит, например, утверждение, что существует внешний мир, расположенный в пространстве и во времени, причем пространство носит математический характер эвклидовского многообразия трех измерений, а время – характер ортоидного2 многообразия одного измерения; такова предпосылка о том, что всякое становление (Werden) подлежит закону причинности и т. д. В наше время эти предпосылки, безусловно относящиеся к области первой философии Аристотеля, принято называть весьма неподходящим именем гносеологических.

Но этого метафизического основ