Реферат: Шепель, Федор Иван Сирко: действительность и легенды или Что писала о кошевом атамене зарубежная пресса 17 века // День(укр), 2012.№8/9(20. 01). С

http://www.day.kiev.ua/222335

Шепель, Федор Иван Сирко: действительность и легенды или Что писала о кошевом атамене зарубежная пресса 17 века // День(укр), 2012. -№ 8/9(20.01). - С. 8


Как ни странно, но до сих пор имелось, по сути, только одно фундаментальное научное исследование, посвященное жизни и деятельности Ивана Сирко. Книгу Дмитрия Яворницкого «Иван Дмитриевич Сирко, славный кошевой атаман Войска запорожских низовых казаков» (1894). Отныне, по нашему мнению, самой полной и наиболее точной биографией этого казацкого вожака стал труд выдающегося современного источниковеда, доктора исторических наук Юрия Мыцика «Иван Сирко». Построенный на тридцатилетнем тщательном изучении достояния историков и архивных материалов Украины, России, Польши и Германии, он, с одной стороны, развенчивает немало мифов, которые начали преследовать знаковую фигуру еще при жизни, а с другой — убедительно доказывает, что и без детских сказочек и легенд жизнеописание великого украинца не становится менее привлекательным или недостаточно славным.

Для сегодняшней Украины чрезвычайно актуален правдивый рассказ о личности легендарного кошевого атамана Запорожской Сечи. Оказывается, что бы там не привирали недруги, на нашей земле тоже жилы, а главное — действовали! — и непобедимые военачальники, и дальновидные кормчие, и просто сильные духом и телом люди. И бороться им приходилось в значительно более сложных условиях, чем, скажем, кое-кому сегодня в рамках украинской государственности, пусть и унаследованной от УССР. Период страшной Руины, который пришел на смену Хмельниччине, стал одним из самых болезненных напоминаний о неиспользованных шансах отечественной истории. Впрочем, Иван Сирко никогда не страдал болезнью второсортности: ни в братских объятиях Московии, с ее гостеприимной Сибирью; ни во время бесконечных войн с Османской империей и ее сателлитами; ни в дипломатических соревнованиях с хитроумной Речью Посполитой (в 1675 году польский король просил Сирко «выступить за церковь Божью и веру православную ради narodu ukrainskiego»); нет, даже во взаимоотношениях с единокровной старшиной и гетманами. Да, в условиях безгосударственности казацкий атаман (патриот и усердный защитник православия) ошибался. Впрочем, сделанное им для Украины пережило века. Его личность продолжает стремительно привлекать внимание и в третьем тысячелетии.

Иван Дмитриевич Сирко установил несколько своеобразных рекордов в истории Запорожской Сечи. В первую очередь они касаются ратных подвигов (о чем — ниже). Во-вторых, количество избраний на должность кошевого. Начиная с 1659 и по 1680 гг., он не меньше 15 раз возглавлял Войско низовое запорожское. (Кстати, Яворницкий считал, что только восемь.) Кость Гордиенко и св. Петр Калнышевский были кошевыми по 12 раз. По мнению Мыцика, сравняться в этом с Сирко может теоретически только Петр Конашевич (Сагайдачный). Но последнее нуждается в документальных подтверждениях.

Нынешнему поколению трудно даже представить, что «вся та доба квітчаста» (Николай Зеров), которая почти не сохранила после себя украинских письменных источников, находила отражение на колонках до сих пор еще мало изученных итальянских, польских, немецких, швейцарских газет ХVII века! Иван Сирко был объектом заинтересованности западной периодики не только как знакомый царей, королей, ханов, гетманов, полководцев. А в первую очередь потому, что для христианского мира Европы наравне с мальтийскими рыцарями воплощал образ героического борца против Османской агрессии. Анонимный польскоязычный автор «Стихотворной хроники» 1682 года считал, что даже фамилия кошевого, слово, которым обычно зовут псов, — богоданное. Ведь Иван Сирко, действительно, словно пес был поставлен Богом на страже христианских овечек.

Поскольку вокруг колоритной фигуры атамана существует множество легенд и небылиц, Мыцик очень ответственно подошел к освещению многих вопросов. Например, относительно его биографических данных. Хорошо известно, что умер атаман в 1680 году, а на момент смерти ему было около 75 лет. Поэтому, понятно, датой рождения автор считает 1605 год. А вот высказанное когда-то академиком Яворницким мнение о селе Мерефе под Харьковом как месте рождения — отбрасывает. Поскольку Сирко лично основал ту Мерефу, то есть был ее «осадчим» в 1658 году, уже имея за плечами свыше пятидесяти лет жизнь! Не удивительно, что летописцы еще называют это село «Сирковкой». «На самом же деле, — пишет историк, — казацкий вожак родился в Правобережной Украине». Мыцик убежден, что в созвучной Мурафе (Мурахве), которая стоит на берегах одноименной реки на Виннитчине. Где, к сожалению, отмечает он, до сих пор нет ни одного памятного знака относительно знаменательного события. Впрочем, некоторые краеведы считают, что происходит Сирко с территории, которая входит в современную Кировоградскую область. Не даром же, дескать, в 1992 году в селении Торговицы (и без того тесно связанном с подвигами атамана) Новоархангельского района установлен памятный знак — гранитная плита в честь Ивана Сирко, а в 2008 году здесь из бетона возвели величественный памятник «Казаку-порубежнику» (авторы Виктор Френчко и Аркадий Мациевский), который ученые А. Босый и С. Шевченко называют памятником Ивану Сирко.

Еще одной распространенной в народном сознании ошибкой является мысль, что кошевой происходил из общественных низов. Юрий Мыцик документально доказывает, что Иван Сирко — из православного благородного рода, известного со второй половины ХVII века. Даже короли Речи Посполитой в письмах называли атамана «уродзоным». Вот только разве что слово «шляхтич» в данном контексте не должно вызывать негативных эмоций, заложенных в подсознании многих из нас еще школьными учебниками сталинских времен. Это термин тождественный понятиям «рыцарь», «шевалье», «дворянин» и т. п.

Опровергается Мыциком и легенда о неграмотности воина. В первую очередь Иван Сирко как Кальницкий полковник вместе с другими старшинами подписался под Переяславскими статьями 1659 года (копия его подписи приведена на обложке книги). До нашего времени сохранилось тридцать шесть (!) писем Сирко, адресованных гетманам Украины Якиму Сомко, Михаилу Ханенко, Петру Дорошенко, Ивану Самойловичу, московским царям Алексею и Федору, королю Речи Посполитой Яну ІІІ Собескому, крымскому хану Селим-Гирею и другим заметным личностям того времени. И, что важно, в архивах продолжают находить новые письма.

В ходе пристального изучения настоящей биографии выдающегося запорожца развеивается еще несколько сказок о запорожцах. Во-первых, сечевики не чурались прекрасного пола и многие из них были женаты по христианскому обычаю. С другой стороны, как оказывается, Сирко ничего общего не имел также с казаками-гуленами, падкими к чужим женам. Был однолюбом. «Судьба жены Сирко была такая же нелегкая, — объясняет исследователь, — как и судьба гоголевского Тараса Бульбы». Да, степные рыцари, «подхваченные вихрем войны, на протяжении месяцев, а то и лет, были оторваны от отчего дома», но это еще не говорит об их изменчивом нраве. Супруги Сирко имели по меньшей мере двух взрослых сыновей (Петр, Роман) и двух замужних дочерей. В частности, немецкоязычная швейцарская газета Ordinari Wochen-Zeitung, которая выходила в Цюрихе, 30 июня 1680 года писала о бракосочетании Романа с дочерью покойного гетмана Левобережной Украины Ивана Брюховецкого. (Кстати, перепечатки из газеты приводятся в приложениях к книге Мыцика). Интересно, что после смерти отца, Роман оказался в Варшаве. «Сына такого великого мужа и вождя, — писал польский король Ян ІІІ Собеский в письме к запорожцам, — отважного борца за целостность христианства мы приняли к себе и взяли под опеку, чтобы показать миру, как мы благодарны рыцарскому труду его отца...». Умер Роман в Мерефе на глазах матери. Еще Яворницкий вдохновлял Илью Репина на создание картины «Кошевой Иван Сирко с двумя сыновьями едут из Мерефы в Запорожскую Сечь». Замысел так и остался нереализованным. Юрий Мыцик рассказывает и о других родственниках. Вспоминает также, что Сирко был кумом гетмана Петра Дорошенко (сосланного московским царем в Вятку в 1677 году). Имел и нескольких побратимов. В частности есаула Павла Грибовича, сосланного в 1672 году вместе с гетманом Демьяном Многогришным в Сибирь.

Жаль, что прижизненный портрет кошевого до сих пор не найден. Хотя такие поиски ведутся историками давно. Ведь внешность и нрав Сирко тоже далеко не всегда совпадают с общепринятыми представлениями о нем. Антропологическое обследование, произведенное около сорока лет назад, засвидетельствовало, что атаман был ростом 176 сантиметров, имел крепкое телосложение. Череп у него округлый, нос — прямой с небольшой горбинкой, немного скуластое лицо. Как ни странно, отмечает исследователь, но Репин, изобразив Сирко как главного героя в центре знаменитой картины «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», интуитивно схватил его внутренний и внешний образ, хотя творил с другого исторического лица (знаменитого героя русско-турецкой войны и командующего Киевским военным округом генерала Михаила Драгомирова). При случае добавим, что то письмо, которое послужило толчком к написанию знаменитой картины, является достопримечательностью литературного (преимущественно школярского и бурсацкого, а на современном языке — студенческого) творчества. Первые варианты «письма» известны еще с 1600 года, то есть — даже до рождения нашего героя. А есть списки, датированные 1619, 1620, 1667, 1677, 1683 и другими годами. Причем они подписаны нередко разными лицами («низовые казаки», «атаман Захарченко», «Иван Сирко») и имеют разных адресатов-султанов (Османа, Мехмеда IV и т.п.). Следовательно, это письмо не имеет ничего общего с реальной перепиской такого уровня. То, что данную достопримечательность чаще всего связывают с именем Сирко, лишь ярко подтверждает народную любовь к нему. При случае — и чрезвычайно деликатно! — ученый отмечает, что «утверждение Бузины (а как же без этого «поверхаххапайки!». — Авт.) о том, что это письмо якобы является фальсификатом ХІХ века, подтверждает только низкий уровень знания истории этого журналиста».

«Во многом, — отмечает Юрий Мыцик, — отличается от общепринятых стереотипов и нрав Сирко». Историк сильно разочаровывает авторов многочисленных статей и беллетристических произведений, которые считают, что «мужество и выдающиеся таланты полководца должны непременно идти в паре со склонностью к рюмке, разгульной, а то и распутной жизни, вспыльчивым безудержным характером, даже странностью». Оказывается, что в свете исторических источников Сирко, кроме того, что был хорошим семьянином, почти не употреблял крепкие напитки, избегал «сальных» разговоров, имел спокойный рассудительный характер. Не цеплялся за булаву, уважал сечевые традиции и имел большое доверие среди казаков. Был глубоко религиозным православным христианином, бессребреником, даже аскетом. Вносил пожертвования на Спасо-Покровский храм на Сечи и заботился о Спасо-Преображенском Межигорском монастыре в Киеве. Мыцика глубоко тревожит то, что в настоящий момент немало псевдоисториков заявляют о каких-то якобы языческих вкусах Сирко. О разного рода сверхъестественных, даже колдовских способностях. Все это — выдумка. Потому что и без того он удивлял современников незаурядностью и военной доблестью. «Приписывая совершенно серьезно Сирко фантастические способности, еще и связывая его с нечистой силой, — заверяет биограф, — творцы современных легенд оказывают медвежью услугу славному кошевому, унижая его как выдающегося полководца и как человека исключительного мужества и неординарных талантов».

Понятно, что больше всего сказано о Сирко-воине. Его современник, украинский летописец Самийло Величко, засвидетельствовал: «Это был тот их исправный и счастливый вождь, который с молодых лет вплоть до старости, забавляясь военными промыслами, не только значительно воевал Крым, но и отбивал пленный христианский ясырь. Он выплывал на лодках и в Черное море, громил он корабли и каторги, которые плыли из Константинополя в Крым, Азов... Его все войско очень любило и за отца своего почитало». Книга содержит практически всю известную из исторических источников информацию относительно военных побед кошевого. Поэтому не будем пересказывать обо всех битвах и боях, в которых принимал участие Иван Сирко. Советуем заинтересованным сделать это самостоятельно. Ведь и на этой ниве до сих пор бытует немало мифов, созданных и людьми порядочными, но с творческой неугомонной фантазией, и так называемыми «популяризаторами» или «первооткрывателями» на исторической ниве. При случае приведем слова ученого: «Сирко главную задачу видел тогда в борьбе против Османской империи и Крымского ханства. Это была кульминация его военной и политической карьеры... Достаточно сказать, что провел свыше 60 успешных походов и проиграл лишь одиночные бои!». Пытаясь быть точным, Мыцик не следует приятным для души каждого украинца утверждениям Яворницкого о полной непобедимости Сирко. В данном случае вспомним трактовку Омельяном Прицаком истории как точной науки — такой же, как математика или физика.

В панегирическом стиле Сирко воспевали даже те, кто враждебно относился к национально-освободительному движению украинского народа. Впрочем, научный работник не пытается идеализировать народного любимца. Ведь известно несколько фактов жестокости Сирко-воина, где он может предстать в непривлекательном свете. Особенно, если иметь в виду моральный аспект. Приведя эти факты, Мыцик резюмирует, что не стоит и здесь лакировать образ вождя запорожцев, который имеет достаточно заслуг перед собственным народом. Стоит брать его деятельность в контексте жестокой эпохи непрерывных кровопролитных войн. Ведь ни орд Чингисхана и Батыя (ХІІІ век), ни более поздних турецких и ногайских захватчиков в Украину никто не звал. «Когда же ордынцы пришли в Украину, — говорится в книге, — то превратили охоту за «ясырем» с украинцев, молдаван, поляков, россиян и т.п. на одну из прибыльных отраслей своей экономики. Без преувеличения можно сказать, что вся Европа, весь Ближний Восток знали о массовом уничтожении ордынцами людей в Украине, особенно малолетних детей и стариков, о превращении пленных в бесправных рабов (кого отправляли на галеры гребцами, кого на поля, кого в гаремы, кого в евнухи), об огромных рынках работорговли в Кафе (Феодосии. — Авт.), Стамбуле, Каире и многих других городах Османской империи. Борцы против этой империи прекрасно осознавали свою историческую миссию, и сам Сирко, по словам польского хрониста Коховского, выразительно сказал о цели своих походов: «Я ляхов не защищаю, этих тяжких нам панов и угнетателей наших вольностей, однако из двух зол я выбираю одно, меньшее, и главным врагом считаю того, кто забирает нашу жизнь и кровь, а не того, кто упоминается у нас о живности и доходах. Орда огнем и мечом воюет, она наполняет свои пустыни нашими женщинами и детьми, и посмотрите, сколько татары уничтожили или продали казацкого народа на галеры! С ними нужно воевать. Сам Бог говорит наступать на тех врагов Христова имени за сожженные или профанированные церкви Божьи. Идите за мной, я поведу вас». Жестокость порождала жестокость.

Изучая биографию Сирко, исследователь отмечает, что первая половина его жизни — полное «белое пятно». Даже шутливо сравнивает его жизнеописание с легендарным Ильей Муромцем, который, прежде чем совершать ратные подвиги, тридцать лет провел на печи. Впрочем, к зафиксированному в документах появлению среди сечевиков, не отбрасывает утверждений других историков о предыдущей «осадной» деятельности на Левобережной Украине и участии в Тридцатилетней войне на территории Франции под зафиксированным в документах именем казацкого вожака Seri. А от относительно наличия памятника на берегу Северного моря, вблизи Дюнкерка, выражает сомнение.

Немало поучительного имеется в книге и относительно темы «Сирко и Московия». В первую очередь, Иван Сирко был среди тех полковников (Иван Богун, Иосиф Глух, Григорий Гуляницкий, Григорий Лисницкий), которые отказались присягать царю и стали в ряды антимосковской оппозиции на Переяславской раде в 1654 году. Кстати, отказом ответило тогда и все Войско запорожское низовое. Самой большой и самой трагической ошибкой Сирко, по мнению Мыцика, стало нанесение в 1659 году удара в спину гетману Ивану Виговскому и крымскому хану, что способствовало тогда победе Московского государства. Словно «благодаря», в 1672 году в Санжарах князь Ромодановский коварно арестовал Сирко. Царь выдал на эту акцию 2 тысячи червонцев. Современник из Немирова так писал о событии: «Сирко-горемыка, который ехал к жене, был схвачен, и в тройных кандалах его сопроводили московиты в свою столицу». Из Москвы заслали в Тобольск. Несмотря на многочисленные выдумки о быстром освобождении, случилось это не раньше 1673 года, когда нависла угроза нового серьезного наступления Османской империи. 20 марта в царских палатах прошло совещание, на котором свершили едва ли не «страшный суд» над Сирко. Патриарх даже угрожал анафемой в случае нарушения слова воевать на стороне Московии. Поэтому летом Сирко уже вел в бой сечевиков с врагами христианства. Таким образом, именно Иван Сирко стал одним из первых украинских политических узников, которому удалось вырваться из сибирской каторги. В 1674 году Сирко дал убежище на Сечи самозванцу, выдававшему себя за царевича Симеона Алексеевича, который появился там после поражения восстания Степана Разина. Сирко делал вид, что поверил в искренность слов пришельца, потому что, по мнению Мыцика, надеялся при его помощи «поднять бурю в Московском государстве», как это случалось ранее, во времена Лжедмитрия. И в связи с настойчивыми требованиями о выдаче «царевича Симеона» говорил сечевикам: «Как одного его выдадим, тогда и всех нас Москва по одному растащит». «Убедили» в «ненастоящести» пришельца угроза конфискации домов и всего хозяйства Сирко в районе Мерефы, арест жены, зятьев и уничтожение многочисленного казацкого посольства, которое теперь находилось в Москве. Да, он немало воевал в союзе с северным соседом, но говорил: «Московия тяжело ходит, а с казацким войском мне легче».

Есть в книге и интересные данные о том, каким образом в начале 60-х годов кошевой Сирко рассматривался как реальный кандидат на должность гетмана. Рассказ об устроенном им антипольском восстании 1664 года. Непростые отношения с гетманом Петром Дорошенко. С интересом читаются страницы, на которых изображено знаковое событие в истории Украины, когда 21 июня 1674 года Сирко вышел на промыслы на берегах Ингула и перехватил посла от Дорошенко Ивана Мазепу, который направлялся к крымскому хану. «Панове-братья, — вероятно, известное каждому обращение Сирко в защиту будущего гетмана, — просим вас, не убивайте этот человека, может, он вам и отчизне нашей впредь пригодится». Интересно, что тогда Мазепа провел в степи с Сирко целых пять недель. Левобережный гетман Самойлович настаивал на выдаче Мазепы, но это противоречило сечевым традициям. Тогда Ромодановский приказал арестовать в Харькове жену Сирко и зятя Артеменко (кстати, в заложники воеводы брали и дочерей атамана). Лишь после этих интриг Сирко стал более покладистым. Впрочем, Мазепа остался жив и получил разрешение на проживание в Гетьманщине.

«Вообще было бы ошибочно думать, — делает вывод Юрий Мыцик, — что Сирко действовал как верный холоп его царского величества. Им двигали другие интересы, он хотел служить украинскому народу и всему христианству, защищая границы христианской Европы от мусульманской агрессии. Другой вопрос, что не всегда его действия отвечали интересам Украины, потому что Сирко иногда совершал значительные ошибки, слишком часто колебался между разными внешнеполитическими ориентациями». И дальше: «Однако не следует переоценивать лояльность Сирко как к Варшаве, так и к Москве. Под давлением обстоятельств он должен был корректировать внешнюю политику Сечи».

Автор книги отмечает, что «Сирко не имел покоя и после смерти... В 1709 г. русские карательные войска полковника Яковлева завоевали Чертомлыцкую Сечь, не щадя не только живых, но и мертвых, разоряя казацкое кладбище. Была разорена и могила Сирко, вандалы вытащили из нее ценные вещи, остались лишь следы от собольей шапки, которая была на голове покойника. Тело кошевого пришлось тогда же перезахоронить у с. Капуливки». В дореволюционную пору музейные работники приставили к могиле даже сторожа. При большевиках все изменилось. В 1939 году председатель Никопольского райисполкома заявил, что Сирко — петлюровец, а потому не стоит заботиться о его могиле. Последнюю варварски разрыли в 1967 году ночью при свете фар трактора. Подменили череп якобы для антропологических исследований. Вообще этот последний раздел о скитании мертвого Сирко написан Мыциком особенно эмоционально. Здесь же называются и фамилии некрофилов-украиноненависников.

В конце, рядом с большим научным аппаратом, ученый приводит перечень писателей, которых вдохновлял образ Ивана Сирко для написания художественных произведений. Когда-то Николай Зеров, вспоминая в одном из сонетов «чайки», «чубы» и «Сіркову стать довготелесу», опираясь на мнение одного из неопровержимых авторитетов тогдашней науки, все же выражал осторожное сомнение: «А може й те, що весь той вік несвітський // Є тільки виплід молодого сну, // Що й досі снить романтик Яворницький». Отдавая должное «казацкому батьке», отметим, что ценность анонсированного труда о. Юрия Мыцика не только в нескрываемой любви к запорожской древности, а в попытке писать историю «ніже тії коми». То есть быть по-научному точным и правдивым.

О. Юрій Мицик. Іван Сірко. — К.: Видавничий дім «Києво-Могилянська академія», 2010