Реферат: Утверждения С. П. Мельгунова, сделанные им ещё в 20-ые года Очём предлагаемый читателю его труд

С. П. М Е Л Ь Г У Н О В


З О Л О Т О Й

НЕМЕЦКИЙ КЛЮЧ

Б О Л Ь Ш Е В И К О В


В настоящее время (2000 ый год) за давностью лет


Рассекреченные немецкие архивы полностью подтверждают


Финансирование Ленина немецким генеральным штабом


Утверждения С. П. Мельгунова, сделанные им ещё в 20-ые года


О чём предлагаемый читателю его труд.


Редакция


От редактора


. П. МЕЛЬГУНОВ


Сергей Петрович МЕЛЬГУНОВ (1879-1956) — известный общественный деятель, журналист и историк. Издатель и редактор исторического журнала “Голос минувшего” (Петербург-Петроград, 1913-1923, 23 тома), впоследствии выходившего в Праге, Берлине и Париже под названиями “На чужой стороне” (1923-1925, 13 томов) и “Голос минувшего на чужой стороне” (1926-1928, 5 томов). В 1920 г. по делу “Тактического центра” в Москве Мельгунов был приговорен к смертной казни, замененной десятью годами тюрьмы. За рубежом Мельгунов издал ряд фундаментальных исторических трудов: “Красный террор в России” (1924), “Трагедия адмирала Колчака” (3 тома, 1930-1931), “На путях к дворцовому перевороту” (1931), “Как большевики захватили власть” (1939), “Золотой немецкий ключ большевиков”(1940), “Судьба императора Николая II после отречения” (1951), “Легенда о сепаратном мире” (1957). Посмертно издана его книга “Мартовские дни 1917 г.” (1961).


В “Золотом немецком ключе большевиков” (в одном из изданий книга названа “Золотой немецкий ключ к большевицкой революции”) исследуется важнейшая историко-революционная тема: о финансировании немцами ленинской партии в период подготовки и осуществления ею Октябрьской революции. Известно, что прямые доказательства связей ленинцев с германскими властями были собраны при Временном правительстве и сведены в 21 том “Дела по обвинению Ленина, Зиновьева и других в государственной измене”. Немедленно после Октября большевики захватили все материалы следствия и запрятали в секретные фонды Центрального партархива в Москве. В распоряжении историков остались только случайные публикации в повременной печати и воспоминания тех, кто имел отношение к событиям. Мельгунов свел их воедино, подвергнув тщательному сопоставительному анализу. В результате он получил хотя и мозаичную, вполне убедительную картину. Да, немцы революцию субсидировали. Больше того, без их поддержки она могла бы и не состояться.

В апреле 1917 г., будучи не в силах продолжать войну на два фронта, немцы перевезли в “пломбированном вагоне” из Швейцарии в Петроград группу большевистских вождей, наладили пересылку им (по “торговым каналам” своего агента Парвуса) буквально миллионов золотых рублей и поручили им развернуть “борьбу за мир”. Задача не была особенно трудной. Февральская революция разрушила общественные связи в стране, деморализовала армию, подорвала авторитет государственной власти. Так что большевики с задачей справились более чем успешно: не только довели дело до сепаратного мира с немцами (“похабного”, по выражению Ленина), но утвердились у власти и перешли к борьбе “за мир во всем мире”.

После второй мировой войны, когда открылись секретные немецкие архивы, в них обнаружились документы, подтвердившие скандальное участие императорской Германии в “пролетарской” Октябрьской революции. Большая часть этих неопровержимых свидетельств опубликована в статьях и книгах западных историков. Надо надеяться, что в нынешнюю эпоху гласности они станут доступными и советским читателям.


^ ОТ АВТОРА


Эта книга непосредственно примыкает к другой моей уже законченной работе о том, как большевики фактически захватили власть, то есть о перевороте октябре 1917 г. Выход книги в свет задержала лишь война. В истории октябрьского переворота я не касался вопроса, которому посвящен настоящий очерк, хотя определение источников денежных средств, находившихся в распоряжении последователей Ленина, имеет первостепенное значение для выяснения их успеха. Мне казалось более целесообразным выделить такую главу особо, так как ее хронологически надо было поставить в связь с другими фактами русской революции, которые предшествовали октябрьскому перевороту. Предлагаемый читателю очерк, таким образом написан вне всякой связи с событиями текущего дня, но эти события, как согласится читатель, придали характер некоторой особливой современности моему историческому повествованию.

1 января 1940 г,


^ I. “ЛЕГЕНДА” О НЕМЕЦКОМ ЗОЛОТЕ.

(Введение)

В “Истории октябрьской революции”, написанной Троцким, утверждается, что вопрос о немецком золоте, яко бы полученном большевиками, принадлежит к числу тех мифов, которыми богаты истории все революций — всегда “низвергнутый класс склонен искать причину всех своих бедствий... в иностранных агентах и эмиссарах”. Сделав соответственный исторический экскурс, автор заключает об “истории революции” Милюкова: “золотым немецким ключом либеральный историк открывает все загадки, о который он расшибся, как политик”.... “Я не думал, — восклицает тот же Троцкий в своей автобиографии (“Моя жизнь”)— что мне придется возвращаться к этой теме. Но нашелся писатель, который поднял и поддержал старую клевету в 1928 году. Имя писателя Керенский. И вновь недавний лидер большевицкой фаланги пытается издаваться над “безупречными доказательствами”, на основании которых через 11 лет Керенский говорил в “Современных Записках”, что “измена Ленина, совершенная в момент высшего напряжения войны, является безупречно установленным, неоспоримым историческим фактом”. Прошло новых 10 лет, и я готов еще раз поднять с вызовом бросаемую Троцким перчатку и повторить “глупую клевету”, может быть, только придав ей несколько иную формулировку и меньшую категоричность в смысле ея “безупречных” доказательств. И повторяя “клевету”, я ни в какой степени не чувствую упреков своей исторической совести. Некоторые круги современной эмигрантской публицистики не удовлетворяет неразборчивость квалификаций, которые применяют часто по отношению к большевикам их политические противники. Так, например, Кускова в “Последних Новостях” (“Парадоксы Немезиды” — № 6312) писала по поводу выпущенного в 1938 г. сборника избранных обличительных статей Бурцева — “Преступление и наказание большевиков”: “трудно в обвинениях Бурцева провести различии между политической тактикой пораженчества и простой агентурой в пользу иностранного государства и во вред своей родине”... “Когда люди толпы кричали большевикам: “немецкие агенты” это было понятно: человек толпы редко разбирается в политике и еще меньше в вопросах судебной справедливости. Но историк ... (*)Конечно, термины “шпионы”, “немецкие агенты” и пр., поскольку под этими словами подразумевается просто наймитство, сами по себе не подходят к социалистическому интернационализму ленинского большевизма. Однако, оценка совершенного этими фантастами социальной революции настолько зависит от субъективного восприятия, что грани между политическим пораженчеством и изменой в прямом смысле слова в сознании и очень многих должны подчас совершенно стираться,

*) Обращу внимание почтенного публициста на то, что сам политический руководитель органа, в котором ставился Бурцеву недоуменный вопрос, в своем историческом труде о революции 17 г. давал еще более упрощенную концепцию. Касаясь августовской резолюции московского совещания общественных деятелей, Милюков писал: “после 3-5 июля собственно можно было бы говорить не только о “слепом увлечении”, о “заблуждениях” и “увлечениях”, о “невольном” содействии врагу. Факт подкупа влиятельных вождей революции германскими деньгами был установлен официально следственной властью”. (“История II, 114).

. Мотивы становятся безразличны и тогда всякая терминология будет неточна. Для меня поэтому неважно, какими юридическими терминами можно определить подрывную работу ленинских выучеников во время войны и революции и под какие статьи уголовного кодекса в правовом государстве подводится получение в таких условиях от враждебной державы социальными экстремистами (*). Равным образом я отсекаю и всё вопросы революционной этики — с моральными оценками нельзя подойти к полной беспринципности ленинской тактики. Фактически меня интересует одна проблема, взятая, так сказать, — an und fuer sich — получали ли большевики от немцев деньги или нет? И здесь в истории “нелепых измышлений” не все так просто, как это хочет представить с присущей ему развязностью Троцкий. Одной только хлесткостью выражений и иронией нельзя разрушить создавшуюся уже “мифологию” и опровергнуть “наглую ложь о немецких миллионах”

Едва ли кто усомнится в первостепенной важности выяснения вопроса о немецкой субсидии для истории подготовки октябрьского большевистского переворота 1917 г. “Если бы у Ленина — утверждает Керенский с несомненным преувеличением — не было бы опоры во всей материальной и технической мощи немецкого аппарата пропаганды и немецкого шпионажа, ему никогда не удалось бы разрушение России”. “Утешительная историческая философия — старается съязвить Троцкий — согласно которой, жизнь великой страны представляет собой игрушку в руках шпионской организации сыска”. Да, закономерность исторических явлений очень относительна, и "его величество случай"

•) Характерно, что все большевистские мемуаристы, отрицающие, конечно, по отношению к себе обвинения в каких-либо сношениях с немецким правительством во время войны, безоговорочно определяют эти возможный отношения терминами: платные агенты, шпионы и пр., то есть применяют ту неразборчивую квалификацию, которая, как было указано, вызывает протесты.

при соприкосновении с конкретной действительностью может дать самый неожиданный социологический узор. К числу таких случайностей, конечно, надо отнести и наличность "золотого немецкого ключа". И как-то странно, что до сих пор никто не постарается по существу проанализировать имеющийся материал и проверить те данные, которые так или иначе могут ответить на вопрос: миф иди действительность роль немецких денег в истории русской революции, приведшей нас к великой трагедии.

К сожалению, общие утверждения, которыми переполнены публицистические преимущественно выступления политических противников большевиков, не исключая и настойчивых, шумных иногда, изобличений в течение ряда лет со стороны Бурцева, до некоторой степени дают возможность более или менее безнаказанно разыгрывать в высоких тонах негодования троцкистские рапсодии на темы о легендарном “золотом немецком ключе". Русское антибольшевистское общественное мнение до сих пор, например, стоит в недоумении перед разгадкой: насколько подлинны сенсационные так называемые американские документы о немецко-большевистском альянсе, опубликованные в 1918 году. Единственный анализ этих документов в русской литературе — очень краткий и поверхностный (в примечании) — можно найти только в тексте Милюкова, причем историк не дает в сущности никакого критерия для суждения о подлинности документов и скорее своим авторитетом освящает даже безусловную фальсификацию. Но еще более удивительно то, что подделку в этих документах не постарались выявить сами большевики, казалось бы наиболее заинтересованные в изобличении противников. Во всей советской литературе я мог встретить лишь отметку Троцкого в его “Истории: этой грубой подделке, не выдерживающей даже дыхания критики, многие образованные и проницательные люди варили до те пор, пока не обнаружилось, что оригиналы документов, исходящих яко бы из разных стран, написаны на одной и той же машинке" (?) (*). Почему такое пренебрежение? Может быть, на “грубую подделку” не стоило обращать внимания? Но почему в таком случае было обращено столько внимания на “фальшивые документы” о деятельности Интернационала, появившиеся в Зап. Европе в последующие годы и имевшие для большевиков совершенно второстепенное значение по сравнению с вашингтонской публикацией 18-го года? В 1921 г. была издана даже специальная книга “Антисоветские подлоги", в которой в связи с известным берлинским процессом Орлова и др. разоблачалась деятельность заграничных “фабрик фальшивок” для борьбы с советским союзом. Очевидно, что-то заставляло предпочитать формулу умолчания по отношению к американским документам.

Но полное табу в советской печати вы встретите по поводу знаменитого выступления маститого Эд. Бернштейна, поместившего 14 января 1921 г. в Vorwaerts'е статью Ein dunkels Kapitel. "Ленин и его товарищи — утверждал Бернштейн — действительно получили от императорской Германии огромные суммы. Я узнал об этом уже в конце декабря 1917 г. Через одного друга я навел справку у лица, имевшего отношение к официальным источникам, и получил подтверждающий ответ. Не узнал я лишь, как велика была сумма и кто был, или кто были посредниками. Теперь из источников, заслуживающих безусловного доверия, я узнал, что здесь речь шла о невероятных суммах, наверное, — свыше 50 мил. марок золотом, так что для Ленина и его товарищей не могло остаться места сомнениям, откуда притекали эти суммы”. Выступление авторитетного вождя немецкой социал-демократии вызвало, конечно, во всем мире большой шум;

*) Троцкий здесь, как мы увидим, механически повторяет чужие слова, не потрудившись даже вникнуть в их смысл, — речь идет не об оригиналах, а о копиях группы документов, напечатанных в приложении к основной публикации.

оно не нашло только откликов в советской литературе. Ни одним словом не обмолвился о нем слишком язвительный подчас Троцкий; замолчал его историк Покровский, посвятивший немало страниц “клевете при разборе истории революции Милюкова (“Противоречия г. Милюкова в сб. “Интеллигенция и Революция”). Нет упоминания о выступлении Бернштейна и в работах исторического семинария Института красной профессуры (“Очерки по истории октябрьской революции". 1927 г.), где имеется специальная глава об польских днях 17-го года, когда против большевиков “было создано... чудовищное дело Бейлиса № 2” *).

И у Троцкого, и у Покровского и у представителей Института “красной профессуры” весь “марксистский научный аппарат брошен на развенчание показаний “зауряд-прапорщика” Ермоленко, мелкого, малограмотного “шпиона военной охранки”, по характеристике Покровского — военнопленного, переброшенного немецким ген. штабом в апреле 17 г. на русский фронт в целях соответствующей агитации. Эта стрельба из пушек по воробьям производит тем более странное впечатление, что основное обвинение, выдвинутое против большевиков в июльские дни 17 г. по данным, полученным военной контрразведкой, не стояло, в сущности, в связи с показаниями Ермоленко. Между тем этих данных большевистские критики касаются лишь слегка, сглаживая углы, замалчивая или избегая наиболее острых пунктов, хотя в их распоряжении находится все многотомное архивное следственное дело, касающееся июльского мятежа большевиков. Производит впечатление, что на показаниях “филера”, которые сравнительно легко можно дискредитировать, хотят попросту отыграться.

*) Нельзя, конечно, к числу откликов на выступление Бернштейна отнести попутные замечания о “глупом заявлении" Бернштейна, которая можно найти в советской печати (например, в критической заметке Ленцера в “Красной Нови" (1925г) по поводу одной моей статьи в “На Чужой Стороне”).

Оправдание, построенное по такому методу, само по себе большой исторической убедительности иметь не может.

Я постараюсь подойти критически к тому материалу, который имеется в нашем распоряжении, и, но возможности объективно вскрыть все то, что может быть заподозрено в своей политической недоброкачественности, то есть выполнить отчасти ту работу, которую обязаны, были, по моему мнению, проделать большевистские историки, утверждающее, что немецкие деньги — это только легенда, только миф, присущей истории всех революций. У меня отнюдь нет претензии на раскрытие тайны до конца. Да и время, очевидно, еще не пришло. Немецкие тайники, могущие пролить свет, все еще под крепким запором. Архивы в России недоступны эмигрантскому исследователю, и приходится пользоваться опубликованными отрывками документов из вторых рук, в цитатах тенденциозных большевистских изысканий. К тому же я не чувствую в себе способностей сыскных дел мастера, необходимых в тех случаях, когда историку по неизбежности приходится вступать на путь следователя. И, тем не менее надо, поскольку это возможно, теперь же отделить шелуху в том, что мы знаем, — только таким путем возможно, хоть немного, прояснить темную главу в недавнем прошлом большевиков. Подобное прояснение настоятельно требуется в интересах современного изучения истории русской революции: следует установить какую, то базу, из которой можно было бы исходить, и наметить вехи, указывающая на путь, по которому надлежит идти.

11. ПРЕЛЮДИЯ.(1915-1б гг.)

1. Австро-украинская авантюра.

Приходится начать издалека и напомнить о разоблачениях, появившихся в первый год войны в русской легальной печати. Так в № 8 журнала “Современный Мир" (1915 г.) была напечатана статья Гр. Алексинского (тогда еще эмигранта) под заголовком: “О провокации". Заимствуя из дипломатической “желтой книги" изданной французским министерством иностранных дел в первые месяцы войны, секретную записку немецкого генерального штаба от 19-го марта 1913 г., в которой развивался план ослабления противной стороны в случай войны путем организации восстаний при посредстве особых агентов, завербованных среди влиятельных политических вождей революционных партий и снабженных соответствующими материальными ресурсами, автор статьи иллюстрировал практику уже эпохи войны примером некоего французского унтер-офицера Ренэ Тизона, освобожденного из плена в целях ведения пропаганды среди рабочих Франции в пользу мира с Германией. История Ренэ Тизона и его сношений с немецким социал-демократом Зюдекумом, инспирировавшим французского унтер-офицера, была разоблачена на столбцах социалистической “Нumanite". На основании данных, появившихся в № I Женевской “Боротьбы", официального органа заграничной организации украинской соц. дем. рабочей партии (в феврале 15г.), Алексинский рассказывал о том, что австрийцы пытаются делать в отношении русского фронта. Группой австрофильствующих русских украинцев - эмигрантов во Львове была создана организация — “Союз Освобождения Украины", поставившая себе целью возбудить революционное движение в Украине под флагом освобождения ея австро-венгерскими войсками. Союз издавал специальный орган "Ukrainische Nachrichten". "Боротьба" называла организаторов “Союза” — украинских соц. - дем. Д. Донцова (*), В.Дорошенко, М.Меленовскаго, И. Скоропись Иолтуховскаго, А. Жука и М. Зализника, причаслявшаго себя к украинским соц.- рев.,— платными слугами австрийского правительства и решительно протестовала против “позорного" дела на австрийские деньги подготовлять в России “украинское вооруженное восстание и рабочую революцию".

Делегаты “Союза" разъезжали по Румынии, Болгарии и Турции для того, чтобы наладить связи с революционными организациями в России. Филиальным отделением Союза явилась возглавляемая Меленевским константинопольская группа “украинских соц.-дем.", о которой нью-йоркская марксистская газета “Новый Мир" в октябре 14 г. сообщала: “В Константинополе нашлись люди, именующие себя украинскими и грузинскими национал сепаратистами, которые будто бы в цепях освобождения Украины и Грузии вступили в соглашение с турецким и германским правительствами. От имени демократии, революции и даже социализма эти господа выступили перед местными русскими эмигрантами и имели намерение втянуть в грязное и авантюристическое дело даже наших товарищей соц.-демократов". Последние “резко выступили против такого рода соглашения и позором и изменой окрестили действия этих субъектов, но были вынуждены не оглашать своей резолюции". В добавление Алексинский приводил из парижской, эмигрантской газеты “Голос" (25 ноября) другой документ — ответ грузинских соц.-дем, проживающих в Женеве “одной национально-политической организации", обратившейся к ним с “предложением воспользоваться современной всемирной войной для освобождения угнетенных наций в России: “обещав всякое материальное содействие.... посрединк-представитель подчеркнул, что их организация для достижения выше поставленной цели действует под покровительством одной из воюющих держав и получает от нее материальную помощь

*) Вскоре же заявил о своём выходе из Союза.

так как эта держава заинтересована в поражении России и ее союзников”. Женевские грузины, как и константинопольские соц.- дем., отказались от предложения организации, действующей “при материальной поддержке и под покровительством Гогенцоллернов, Габсбургов и их братьев”. Тогда же в парижском “Голосе” за подписью Троцкого появилась заметка под заглавием: “Верно ли?", следующего содержания: “Верно ли, что так называемый “СОУ”, в состав которого входят кое-какие бывшие русские революционеры, состоит на содержании королевского императорского, габсбургскаго генерального штаба? Верно ли, что “Вестник” этого союза, воспроизводящий прокламацию со словами: “Хай живе социальна революция” оплачивается из того же габсбургскаго источника? Верно ли, что б. Революционер г. Микола Троцкий*), адрес которого обозначен на немецком бюллетене Союза, состоит на службе при венской полиции? Верно ли, что эмиссары этого Союза в оправдание габсбургскаго доверия и габсбургских ассигновок разъезжают по Европе в поисках за такими русскими и в частности кавказскими революционерами, которые согласились бы свою ненависть сочетать с любовью к габсбургской короне и особенно к габсбургским кронам?»**) депо шло о моральной подкладке австрофильской

Таким образом, не “либеральный историк”, а сам Троцкий первым поставил вопрос о “золотом немецком ключе в грубой форме простой подкупности известной группы революционеров. “Либеральный историк" в то время с некоторым скепсисом отнесся к разоблачениям Алексинскаго деятельности “Союза Освобождения Украины", поскольку дело шло о моральной подкладке австрофильской ориентации Союза,—

*) Это “Микола Троцкий" и явился, очевидно, поводом для утверждения, что Лев Бронштейн (Н. Троцкий) служил в австрийской полиции.

**) Эта заметка Троцкого тогда же была воспроизведена в России в другой статье Алексинскаго в № 9 “Современного Мира” — "Австрийские провокаторы и российские путаники".

Милюков в “Речи” считал “мутным источником" партийную полемику “Боротьбы” и помощь, “неприличным” обвинение политических противников в “простой подкупности".

Было бы, конечно, слишком упрощенно представить организацию СОУ в виде, какой то полицейской выдумки австрийской власти. Идеи эта имела уже традицию в некоторых течениях украинской мысли, выдвигавших историческую роль Австрии в воссоздании самостоятельности Украинской державы,— традицию, которую во время войны питала и неразумная политика русского правительства, стремившегося, по выражение некоторых официальных лиц, покончить раз навсегда с “украинством”. При таких условиях завоевание Галиции — этого “Пьемонта” культурно-национальнаго возрождения Украины в представлении одних и “очага мазепннщины” в представлении других — действительно несло за собой разрушение достижений украинцев в общественно-политической и культурной жизни, и в силу уже этого галицийские “сичевые стрильци" организовались как бы на почве “самозащиты”. Так определяет позиции “Союза Осв. Украины" один из наиболее видных и объективных историков украинского движения проф. Дорошенко. Бесспорно, некоторые из вдохновителей СОУ оказались не очень разборчивыми в выборе средства осуществления своей идеи самостоятельной Украинской Державы и проявили, по нашему мнению, значительную политическую наивность, надеясь путем разгрома “Царской России” достигнуть “национальной независимости” Украины, но они сами впоследствии во всех подробностях рассказали и о своих целях, и о сношениях с генеральными штабами центральных держав и обо всех денежных суммах, ими полученных (в общем, около 800.000 марок). Это отчасти устраняет уже вопрос о “подкупности”*). К тому же и позиция СОУ в значительной степени уже изменилась с момента революции России.

*) Скоропись-Иолтуховский и Меленевский еще в 17 г. выпустили в Стокгольме соответствующую брошюру. Позднее Иолтуховский, перешедший уже на “гетманскую" платформу, в воспоминаниях: “Мои “Злочини”, напечатанных в венских сборниках “Хлибориб Украины" (1920-21 гг.), в деталях рассказал о деятельности СОУ. См. также Д. Одинец “Из истории украинского сепаратизма". "Совр. Зап.”, 68 кн,

Истории “Союза Освобождения Украины" я, конечно, не пишу и касаюсь попутно его деятельности лишь постольку, поскольку “авантюра" по устройству “революции" в Украине на австро-германские деньги может служить прелюдией к поискам “золотого немецкого ключа", который открывает большевистский тайник. Разоблачения Адексинскаго не произвели тогда должного впечатления на русское общественное мнение, а в части эмигрантской печати ему пришлось выслушать даже резкую отповедь за неуместность и несвоевременность публичного выступления, дающего лишь оружие в руки политических врагов. Но сама эмигрантская печать, тем не менее, недвусмысленно высказалась по поводу австрийской авантюры. Своего рода эпитафию на надгробный памятник СОУ, несколько речь шла о возможности привлечения русских социалистов к выполнению немецкого плана, можно было найти еще до разоблачения Адексинскаго в легальной печати в соц.- дем. Органе Троцкого и Мартова — “Новом Слове", занимавшем среднее положение между определенным пораженчеством Ленина в “Социал-Демократе" и оборончеством плехановцев. Солидаризуясь с “Боротьбой", 28 февраля 1915 г. “Новое Слово" заключало:. “Союз называется российской организацией, а по существу является организацией австрийской. Большинство членов Союза долгие годы жили в Галиции, забыли свое социалистическое прошлое, залезли в болото буржуазной украинско-националистической идеологии, за что ж были исключены из украинской партии; их организация является агентурой австрийского правительства, которое проявило к ним великую ласку и внимательность, пополнив приличной суммой крон их партийную кассу".

Австрийские планы явно потерпели неудачу. Русское украинское общественное мнение решительно отгородилось от австрийской ориентации СОУ, и московская “Украинская жизнь” особливо предупреждала о возможности “провокационных попыток”, в которые могли бы оказаться замешанными и “мечтатели" и “просто аферисты”. Если и велась в России, какая либо пропаганда, то большого успеха она не имела, и наддрепрянское население на нее не откликнулась Эмигрантская деятельность “мечтателей" и “аферистов" в Галиции практически свелось к некоторой пропагандистской работе в лагерях военнопленных в целях организации кадра будущей украинской армии, которая могла бы в рядах войск центральных держав участвовать в освобождении Украины от русского гнета.( *) Работа эта приобрела характер большой активности с момента, когда расколовшийся СОУ перешел на территорию и иждивение Германии. О ней нам придется еще упомянуть.

*) В своих очень интересных воспоминаниях “Война и революция на Украине" (в русском языке была напечатана в журнале "Историк и Современник”) Д. И. Дорошенко, занявший пост ответственного комиссара Врем. Правительства Галиции и Буковине, пожалуй, несколько искусственно подчеркивает только просветительную деятельность СОУ в среде русских военнопленных. Но, несомненно, политическое значение СОУ было в корне подорвано, как изменением принципов русской административной политики в отношении к украинству при вторичной оккупации Галиции (наступление Брусилова в 16 г.), когда ген. губернатором вместо гр. Бобринского был назначен Ф. Ф. Трепов, так н мстительными актами австрийской власти, ответившей массовыми виселицами на “русскую измену" галицийскаго крестьянства.


^ 2. ЗЛОЙ ГЕНИЙ — ПАРВУС.


Украинская акция могла оказаться путеводной звездой, намечавшей направление, в котором надлежало идти в поисках материальных средств всем иным “мечтателям" и “аферистам” остальных пертурбаций. В этом и значение той странички прошлого, которую мы только что перевернули. На фоне немецко-турецко -украинских разговоров и действий выдвинулась фигура, которой предстояло сыграть видную роль в последующих событиях. То был знаменитый “Парвус», русско-немецкий соц.- дем. Гельфанд, начавший свою карьеру в Германии в 90 гг., перекочевавший в 1905 г. в Россию и фигурировавший в петербургском Совете Раб. Деп. в эпоху первой революции в качестве единомышленника, а, может быть, и учителя Троцкого. Снова Парвус бежал в Германию. Затем появился в Константинополе и сделался турецким поданным. Во время войны константинопольская агентура СОУ подала специальную прокламацию Парвуса к русским социалистам и революционерам, в которой этот тогда уже “младотурецкий деятель “люто нападал" на русских социалистов за их “национализм и шовинизм". Парвус призывал помогать поражению России во имя интересов европейской демократии. Руководители Союза поясняли, что Парвус и Ленин являются “найкращи маркситськи голови" и что оба они высказались за “освобождение Украины"*). У Парвуса было уже революционное имя. И “Боротьба" с некоторым недоумением останавливалась перед фактом сношения Парвуса с австрийскими агентами: “Неужели Парвус (Парвус!) дал “Союзу Освобождения Украины" подкупить себя?

*) Там впервые было названо имя Ленина. Здесь Алексинский в те времена делает оговорку: “насчет Ленина константинопольским агентам верить нельзя”.

Довольно таинственную личность представлял собой Парвус. Поверим, что все спекулятивные коммерческие аферы на Балканах этого человека “исключительнейшего ума и блестящего таланта, по характеристике Ст. Ивановича, лично его знавшего, имел только благую цель получить необходимые для социалистической пропаганды миллионы — так он утверждал, впоследствии в ответ своим обвинителям. Не будем читать в сердцах и допустим, что, сделавшись с начала войны немецким патриотом и, превратившись в civis germanicus, этот “социалист с востока” с левым уклоном по-своему добросовестно выполнял лишь националистическую программу 4 августа 1914 г., принятую большинством немецкой социал-демократии и определявшую её тогдашнюю тактическую позицию. “Ренегат", “социалист-шовиннст", “немецкий Плеханов" по своему трафарету определил в “Социал-Демократе" Ленин. Слишком уже официальный штамп носил, однако, “социал-шовинизм" Парвуса, сохраняя, но внешности и все свое интернационалистическое содержание. Теория получалась весьма своеобразная. “Даже наряду с чудовищными теориями, которыми были переполнены заграничные издания Ленина и некоторых других интернационалистов,.. теория парвусовской “Die Glocke" выдавались своей явной искусственной придуманностью и несомненной преступностью" — так передавал известный писатель Гуревич (Смирнов), принадлежавший к соц-дем. кругам, своё первое заграничное впечатление в 1915 г. при ознакомлении с новым парвусовским органом (московская “Власть Народа» 7 Июля 17 г.). По воспоминаниям Гуревич излагал (конечно, с известной стилизацией) суть поразившей его, но содержанию статью в “Колоколе" другого “крайне левого немецкого соц.- демократа Ленша. Это были дифирамбы гению Гинденбурга, который признан де вместе с революционным пролетариатом России, низвергнуть царское самодержавие, а затем купно с германским уже пролетариатом совершить остальную революцию в Германии и в других европейских странах. Гинденбург — главнокомандующий армии всемирной социалистической революции!

Так оправдывалась позиция в войне, занятая большинством немецкой социал-демократии...

Так или иначе "изворотливый", “предприимчивый”, “ловкий” — эпитеты все лиц знавших его – Парвус вышел на большую политическую дорогу. Неудачная украинская афера лишь одно из звеньев широко, в общем, задуманного и осуществленного плана. Деятельность Парвуса переносится в центр, и с этого момента его имя на ролях посредника или организатора окажется тесно связанным со всеми страницами в истории выполнения этого плана. Коммерция и политика идут рука об руку — человеколюбивая операции с немецким углем в интересах рабочих союзов Дании сочетаются с научной деятельностью учрежденного в Копенгагене Парвусом “Института изучения социальных последствий войны”, откуда какие то невидимые нити проходят в дипломатические кабинеты германского посла в Копенгагене гр. Брокдорф-Ранцау и посла в Стокгольме барона фон-Люциуса, тянутся далее к ответственным представителям генерального штаба (полк. Николаи), к несколько странной фордовской “экспедиции мира" и к пацифистским русским кругам, тайным эмиссарам сепаратного мира — к общественному деятелю кн. Бебутову, журналисту Колышко и т. д., и т. п. Нейтральные Копенгаген и Стокгольм превращаются в химические колбы, где бацилла остальной революции в зависимости от момента, по указке из Берлина, перерабатывается в бациллу сепаратного мира. Идейный пацифизм, поскольку он был, тонул при таких условиях в океане авантюр и корысти.

Мы не будем присутствовать на этой “пляске ведьм" по выражению одного русского современника, принимавшего в ней участие, — ибо наша задача попытаться проникнуть лишь в большевистскую тайну, которой окружается легенда о немецком золотом ключе. Совершенно естественно, что богатой русской невестой, за которой стали ухаживать немецкие женихи, явилась та группа эмигрантов, которая восприняла пораженческие идеи Ленина. Понятны отсюда попустительства со стороны полицейских властей Австрии и Германии и отношении эмигрантов, ведущих пораженческую пропаганду,—попустительства, которой и глазах многих впоследствии превратились, как бы в доказательства “предательства” ленинцев. Прямого доказательства, конечно, здесь нельзя найти. Когда официальный документ, вышедший из недр австрйскаго министерства внутр. дел и представленный в военный суд, который должен был судить Ленина, (он был, по недоразумению в первые дни войны арестован жандармами в галицийской деревне, но обвинению в шпионаже, ссылается на авторитетное свидетельство ходатайствующему перед властями за Ленина соц.- дем. Викт. Адлера, утверждающего, что русский революционер Ульянов “смог бы оказать большие услуги в настоящих условиях”*) — это само, но себе гораздо больше характеризует тогдашнюю тактику Адлера, нежели согласию Ленина идти в ногу с немецкой властью.

Сами большевики в своих воспоминаниях рассказали немало фактов, свидетельствующих о реальных попытках связаться с ними и использовать их деятельность в пользу немецкого командования. Посредниками являлись разного рода социалисты, и Парвус первым между ними. В этом отношении особо интересны конкретные показания Шляпникова. Они относятся к моменту уже оформившегося Циммервальда и его “левой”, возглавляемой Лениным. Но психологическая обстановка благоприятствующая подобным комбинациям, стала складываться, как можно судить но примеру Адлера, уже с первых дней войны.

*) Документ этот, помеченный 23 августа 14г., опубликован в 2 томе “Ленинских сборников".

Вот что рассказала, например, ещё не бывшая в то время в рядах большевиков, Колонтай в “Отрывках из дневника 1914 г.” Эту интернационалистку совсем не трогала “судьба России”. Она спешит из Кольбурга в Берлин, “наивно” веря, что надо быть на месте, чтобы участвовать и действиях немецкой соц-демократии против войны, и встречает “стихийны гипноз: Фатерланд”! “Да здравствует победа культурной Германии”,— “таков язык немецких социалистов”. “Смердящий труп” — сказала Роза Люксембург. Колонтай арестована и сожалеет, что не успела уничтожить “компрометирующие документы” — мандат с печатью русской партии. Но это служит ей только на помощь... На другой день в полицейревире картина меняется: “Вы, известная агитаторша... русская социалистка не может быть другом русского царя... В