Реферат: Современные исследователи о роли иностранного капитала в Февральской революции

Е. В. Лазарева

Современные исследователи
о роли иностранного капитала
в Февральской революции

Вопрос о роли иностранного капитала в свержении самодер­жавия и прихода к власти Временного правительства относится к одним из наиболее дискуссионных в историографии Февральской революции 1917 г. в России. Он поднимался еще в дореволюционной литературе. Российские исследователи­экономисты в работах 1914 — 1917 гг. рассматривали такой аспект, как роль иностранного капитала враждующей страны в условиях войны. И. И. Левин писал: совершенно ясно, какую опасность представляют собой немецкие деньги в России в момент объявления войны; они будут немедленно востребованы, а хозяйство страны, и без того потрясенное, внезапно лишится крупных сумм1. Кроме того, он считал, что война показала универсальность «германского засилья», т.е., повсеместное преследование германским капиталом политических задач2.

В. С. Зив замечал, что в условиях войны германский капитал стремится найти новые формы. Для России, с его точки зрения, представляет опасность организованный германский акционерный капитал в союзе со специализированным германским трудом3.

В 1911 г. впервые вышла книга С. А. Нилуса, в дальнейшем четырежды переиздаваемая до января 1917 г., весной этот последний тираж был почти полностью уничтожен по приказу Временного правительства. В работе приводились тексты масонских протоколов, из которых следовало, что экономические кризисы неоднократно инспирировались с целью формирования условий, при которых государства вынуждены прибегать к внешним займам4. Главной целью этих займов являлось поставить страны в зависимость от кредиторов (сионских банкиров) через выплату процентов. Далее приводилось пояснение того, что поскольку внешний заем — это выпуск правительственных векселей, содержащих процентные обязательства пропорционально сумме заемного капитала, то государство выплачивает средства, перекрывающие изначально полученные, а долг так и остается непокрытым5. Внешние займы, в данном контексте, трактовались как проявление государственной слабости и формирования отношений подданства заимодавцу. На основании этого автор делал вывод, что составленная в ХIХ в. масонская программа в ХХ в. — планомерно и успешно реализуется.

В советской историографии одно время под влиянием взглядов И. В. Сталина доказывалось, что приток иностранных капиталов обусловил усиление зависимости царизма от западных кредиторов для захвата новых позиций в промышленности России6. М. Я. Гефтер писал, что полуколониальный характер подчинения российской экономики «английским и американским финансовым группам виден из установки на добычу сырья (при сокращении, например, на Урале производства черных металлов). А также из паразитических приемов хозяйствования — хищническую разработку недр и получение в самые короткие сроки огромных дивидендов»7. Из этого делался вывод, что Февральская революция носила национальный характер и должна была освободить Россию от засилья иностранного капитала.

Современные исследователи доказывают, что специфика притока в начале ХХ в. в Россию иностранного капитала заключалась в том, что перед Первой мировой войной четко обозначились следующие тенденции: неуклонно снижалась доля иностранных инвестиций в производственной сфере. В то же время очень быстро рос внешний государственный долг России. Одновременно происходило упрочение позиций западного банковского капитала, зачастую тесно сотрудничавшего с российским.

К 1917 г. в промышленность России было вложено около 2,5 млрд. руб. иностранного капитала. Эти средства распределялись следующим образом: Франция — 31%, Англия — 24%, Германия — 20%, Бельгия — 13%, США — 5%8. Согласно данным А. Г. Донгарова, английский, бельгийский и французский предпринимательский капитал стремился к созданию собственных компаний, тогда как германский — преобладал в акциях российских обществ9.

Обращает на себя внимание тот факт, что доля участия иностранного капитала в промышленности России у различных исследователей варьируется: Франции — от 25% до 30%, Англии — от 22% до 32%, Германии — от 8% до 37% или в абсолютных цифрах это составляет: 38,5 млн. руб. и 378 млн. руб.10

По мнению Ю. А. Петрова, государственный долг России Германии на конец 1917 г. (без учета контрпретензий) составлял 1 345 млн. руб., а частные инвестиции и претензии — 721,6 млн. руб. В том числе: находящиеся в Германии акции российских акционерных обществ — 225 млн. руб., участие германского капитала в русских промышленных предприятиях — 200 млн. руб.11 Эти данные близки к известным данным П. В. Оля12. По расчетам Ю. А. Петрова, французские инвестиции составляли 731,7 млн. руб., английские — 507,5 млн. руб., германские — 441,6 млн. руб.13

Л. В. Сапоговской получены следующие цифры финансовых вложений в отечественную горнозаводскую промышленность: 1900 г. — отечественный промышленный капитал — 49,9%, иностранный капитал — 9,4% (остальные средства — дворяне, купцы, банки и т д.). 1917 г. — отечественный промышленный капитал — 52%, иностранный капитал — 16%14. В 1910 г., по словам В. П. Тимошенко и А. Э. Беделя, иностранная доля составляла 19,9 млн. руб. — 31,5% всех вложений. В 1913 г. — 152,3 млн. руб., или 29% всех вложений, и в 1917 г. — 19%15.

Большинство акционерных обществ с немецким участием являлись филиалами однородных обществ в Германии. Эта форма была особенно развита в химической, электротехнической и металлургической промышленности, т.е. в тех отраслях производства, где германский капитал имел доминирующее значение16.

Характерной чертой американского предпринимательства стало использование появившихся в США крупномасштабных корпораций, интегрировавших в интересах массового спроса производственные и сбытовые функции. Британские корпорации, устремившиеся в Россию в 1900 е гг., тоже, по мере врастания в хозяйство страны, проявляли склонность к сотрудничеству с местными банковскими группами17.

По расчетам Л. В. Сапоговской, в 1917 г. 46,7% уральских фирм было связано с банковским капиталом, доля иностранного капитала в 1917 г. в фирмах с высоким уровнем концентрации производства и капитала составляла 16%18. В медной промышленности финансовая общность ряда предприятий была установлена группой Вогау, с другой стороны, тенденция к трестированию была заложена в деятельности англо­русской финансовой компании, так называемой Кыштымской корпорации19.

Г. С. Моисеев описывает деятельность торгового дома «Вогау и Ко», который сначала сосредоточил в своих руках всю реализацию уральской меди. Затем, путем договоров с синдикатом «Медь», с необъединенными заводами, а также через договоры с медеплавильными заводами, постепенно становился центром медного рынка, монополизировав покупку, продажу и экспорт меди за границу20.

Цифры внешнего публичного долга России к началу первой мировой войны (в 1913 г.) в публикациях варьируются от 8 млрд. руб.21 до 12,7 млрд. руб.22 И. А. Дьяконовой подсчитано, что на 1 января 1914 г. долг России составлял 8,8 млрд. руб. Из этой суммы, как она пишет, на государственные займы (срочные и бессрочные) приходилось примерно 5,7 млрд. руб. и железнодорожные займы — около 3,1 млрд. руб.23

Иностранные займы превратились в инструмент, при помощи которого выкачивались из страны созданные в ней накопления. Кроме того, авторами отмечается, что до начала ХХ в. удельный вес заграничных вложений в российские ценные бумаги неуклонно возрастал. Темпы их роста обгоняли темпы роста производимого в России национального продукта. Следовательно, зависимость ее экономики от иностранного капитала возрастала24.

По данным В. П. Мотревича, к октябрю 1917 г. внешний долг России составил 16 млрд. руб., на оплату одних только процентов требовалось ежегодно 3 млрд. руб., т.е. сумма, равная всему государственному бюджету России в 1913 г.25 В 1913 г. из 19 крупных банков России — 11 были основаны на иностранном капитале, на них приходилась значительная часть средств (более 3 млрд. руб.)26.

В том, что касается государственных займов России — представители различных концептуальных подходов единодушны во мнении об опасности кредиторской задолженности и ее отрицательном влиянии на российские национальные интересы. Это обосновывается теми аргументами, что только на выплату процентов требуются суммы, сопоставимые со всем государственным бюджетом, а также при размещении новых займов дает возможность добиваться от страны-­должника дипломатических и военно-­экономических уступок27. В то же время они приходят к диаметрально противоположным выводам о том, какую роль иностранный капитал сыграл в событиях конца 1916 — начала 1917 г. в России.

М. В. Назаров в своих работах проводит подробный анализ механизма финансирования российских революций. По его сведениям, в годы Первой мировой войны у еврейских банкирских домов в разных странах были свои, не всегда совпадавшие интересы, но в одном они были солидарны — царская Россия рассматривалась как единственная страна, против которой надо вести войну28. В числе главных финансистов революций в России, со ссылкой на книгу американского профессора Э. Саттона, М. В. Назаров называет связанных между собой партнерскими, и часто родственными, отношениями кланы Варбургов, Морганов, Рокфеллеров, Шиффов29.

Данным автором указаны и основные пути денежных потоков: во-первых — целевые кредиты, главным образом, из США и других «нейтральных» стран30. Во-вторых — банковские проводки, в частности, через международные Русско­Азиатский, Сибирский и другие банки31. И, наконец, непосредственная передача средств исполнителям на целевые расходы32.

М. В. Назаров делает вывод, что главной целью войны было свержение российской монархии. Это, по его словам, выявилось в дни Февральской революции, когда — еще до отречения Николая II — 1 марта 1917 г. Англия и Франция официально заявили через своих послов, что «вступают в деловые отношения с Временным Исполнительным Комитетом Государственной Думы — единственным законным правительством России»33. Премьер­-министр Великобритании Ллойд Джордж произнес в парламенте речь, опубликованную в российских газетах, где выражал огромную радость от свержения русского монарха и оттого, что начинается новая эпоха в истории мира, являясь первой победой принципов, из-за которых в Европе и была начата война34. В марте 1917 г. российскими газетами была растиражирована цитата из «Дэйли ньюс», в которой говорилось, что «Февральская революция — величайшая из всех одержанных союзниками побед, этот переворот несравненно важнее, чем победа на фронте»35.

С точки зрения М. В. Назарова — Февральская революция произошла не потому, что тяготы войны стали невыносимы, а потому, что был очевиден успешный для России конец войны. Это заставило поторопиться русских заговорщиков из думских кулуаров и их зарубежных покровителей, т.к. после победного окончания войны свергнуть монархию было бы значительно труднее36.

Другие авторы высказывают мнение о том, что, несмотря на засилье иностранного капитала, в 1916 г. промышленность России, перестроенная на военный лад, в целом обеспечивала нужды фронта37, который к этому времени оправился от первых потерь и стабилизировался вдали от жизненно важных центров Российской Империи.

Д. В. Гаврилов в исследовании по геополитической стратегии в первой мировой войне указывает, что в 1916 г. в России был создан мощнейший военно-­промышленный потенциал, который остался невостребованным в связи с революциями 1917 г. и выходом из войны. При этом он ссылается на мнение У. Черчилля, являвшегося тогда военным министром Великобритании и написавшего, что к 1917 г. — «долгие отступления русской армии закончились.., фронт был обеспечен и победа — бесспорна… Россия пала, держа победу уже в руках»38.

Данные процессы значительно ускорились во время мировой войны. К 1917 г. объем зарубежных инвестиций сократился примерно на треть и не превышал 20% всех средств в отечественной промышленности, тогда как размер задолженности по внешним займам вырос многократно. Положение иностранного и международного финансового капитала в период войны оставалось достаточно стабильным.


1См.: Левин И. И. Германские капиталы в России. – Пг., 1918. Изд. 2­е. – С. 82.


2Там же. – С. 4.


3См.: Зив В. С. Иностранные капиталы в русских акционерных предприятиях. – Пг., 1915. – Вып. 1: Германские капиталы. – С. 9.


4См.: Нилус С. А. Близ есть, при дверех… – М., 2004. – С. 160.


5См.: Там же. – С. 161.


6См.: Гефтер М. Я. Из истории проникновения иностранного капитала в горную промышленность Урала и Сибири накануне первой мировой войны // Докл. и сообщ. Ин­та истории АН СССР. – М., 1954. – С. 137.


7Там же. – С. 138.


8См.: Бобович И. М. Экономическая история России. 1861 — 1914: Учеб. пособие. – СПб., 1996. – С. 115; Века А. В. История России. – М., 2003. – С. 667.


9См.: Донгаров А. Г. Иностранный капитал в России и СССР. – М. 1990. – С. 36.


10См.: Донгаров А. Г. Иностранный капитал в России и СССР. – С. 20; Бовыкин В. И. Иностранное предпринимательство в России // История предпринимательства в России / Книга 2. Вторая половина ХIХ — начало ХХ века. – М. 1999. – С. 110.


11См.: Петров Ю. А. Проблемы государственного долга и частные германские инвестиции в России. // Экономическая история России ХIХ — ХХ вв.: современный взгляд. – М., 2000. – С. 160.


12См.: Оль П. В. Иностранные капиталы в народном хозяйстве довоенной России. – Пг., 1922. – С. 9.


13См.: Петров Ю. А. Проблемы государственного долга и частные германские инвестиции в России. – С. 160.


14См.: Сапоговская Л. В. Уральская горнозаводская промышленность на рубеже ХIХ — ХХ вв. – Екатеринбург. 1993. – С. 51.


15См.: Тимошенко В. П., Бедель А. Э. Опыт использования иностранных инвестиций в хозяйственном развитии страны. – Екатеринбург. 1998. – С. 12.


16См.: Дьяконова И. А. Прямые германские инвестиции в экономику имперской России // Иностранное предпринимательство и заграничные инвестиции в России. – М. 1997. – С. 124.


17См.: Бовыкин В. И. Иностранное предпринимательство в России. – С. 125.


18См.: Сапоговская Л. В. Уральская горнозаводская промышленность на рубеже ХIХ — ХХ вв. – С. 52.


19См.: Там же. – С. 168.


20См.: Моисеев Г. С. Цветная металлургия Урала (1917 — 1945 гг.). – Екатеринбург. 2003. – С. 12.


21См.: Бобович И. М. Экономическая история России. – С. 114; Предпринимательство и предприниматели России от истоков до начала ХХ в. – М., 1997. – С. 100.


22См.: Мотревич В. П. Экономическая история России. – Екатеринбург. 2003. – С. 246.


23См.: Дьяконова И. А. Довоенный публичный долг Российской империи // Финансы. – 1998. – № 6. – С. 69.


24См.: Предпринимательство и предприниматели России от истоков до начала ХХ в. – С. 104.


25См.: Мотревич В. П. Экономическая история России. – С. 270 .


26См.: Выбор пути. История России 1861 — 1938 гг. – Екатеринбург, 1995. – С. 221.


27См.: Дмитриев А. В. Иностранный капитал на Урале // Урал. – 1993. – № 4. – С. 166; Сметанин С. И. История предпринимательства в России. Курс лекций. – М., 2004. – С. 172; Иностранное предпринимательство и заграничные инвестиции в России. – С. 12.


28См.: Назаров М. В. Вождю Третьего Рима. – М., 2004. – С. 128.


29См.: Назаров М. В. Тайна России. – М., 1999. – С. 50–51.


30См.: Назаров М. В. Вождю Третьего Рима. – С. 130.


31См.: Назаров М. В. Тайна России. – С. 56.


32См.: Там же. – С. 50–52.


33Назаров М. В. Вождю Третьего Рима. – С. 132.


34См.: Биржевые ведомости. 1917, 8 марта.


35Новое время. 1917. 12 марта; Утро России. 1917, 9 и 12 марта.


36 См.: Назаров М. В. Вождю Третьего Рима. – С. 134.


37См.: История России. Учебник. Изд. 2­е. – М., 2003. – С. 327.


38Гаврилов Д. В. Урал в геополитической стратегии первой и второй мировых войн // Горнозаводский Урал ХVII — ХХ вв. Екатеринбург, 2005. – С. 449.