Реферат: Огородникова Л. А. Анализ лирических стихотворений М. Цветаевой и Б. Пастернака в школе

Огородникова Л.А. Анализ лирических стихотворений М. Цветаевой и Б. Пастернака в школе
Современники отмечали, что вся поэзия Марины Цветаевой – это отражение её жизни и судьбы, пережитого; душа её стремилась освободиться от переполняющей сердечной боли через слово.

Рельсы

В некой разлинованности нотной

Нежась наподобие простынь –

Железнодорожные полотна,

Рельсовая режущая синь!


Пушкинское: сколько их, куда их

Гонит! (Миновало – не поют!)

Это уезжают-покидают,

Это остывают-отстают.


Это – остаются. Боль как нота

Высящаяся... Поверх любви

Высящаяся... Женою Лота

Насыпью застывшие столбы...


Час, когда отчаяньем, как свахой,

Простыни разостланы. – Твоя! –

И обезголосевшая Сафо

Плачет, как последняя швея.


Плач безропотности! Плач болотной

Цапли, знающей уже... Глубок

Железнодорожные полотна

Ножницами режущий гудок.


Растекись напрасною зарёю,

Красное, напрасное пятно!

...Молодые женщины порою

Льстятся на такое полотно.

Стихотворение «Рельсы» написано в 1923 году, во время эмиграции, которая обернулась для Цветаевой бедой, несчастьем, нищетой, бесконечными мытарствами. Рельсы, уходящие вдаль и символизирующие «даль, уходящую, как боль», - сквозной образ, возникающий в стихотворении. Он становится как бы частью души лирического героя.

Ключевые слова первой строфы – «железнодорожные полотна», «простыня», «режущий» - повторятся и в последующих строфах.

Железнодорожное полотно ассоциируется с полотном простынным. Глагольная форма «нежась» усиливает эту ассоциацию. Рельсы – постель, но не брачное ложе, а то, что связано с гибельными последствиями: трагической изменой, роковой любовью. Синий цвет испокон веков считался зловещим. А здесь ещё и «режущая синь», значит, жестокая, губительная. Нагромождение дисгармоничных звуков [ж- р-н] усиливает трагическое ощущение гибельных страстей.

Вторая строфа начинается с цитаты из пушкинских «Бесов». Только у Пушкина: «Куда их гонят?» А у Цветаевой –

...куда их

Гонит!

Безличное восклицательное предложение делает интонацию напряжённой, увеличивая ёмкость образа рельсов, в которых есть что-то бесовское. Кажется, что рельсы движутся. «Миновало» - опять безличное предложение, после него тире – излюбленный цветаевский приём.

Строфа насыщена глагольными формами, семантически близкими, но различающими оттенки значений слова: «уезжают-покидают», «остывают-отстают» (нанизывание синонимов часто встречается в стихах Цветаевой). Рельсы уходят вдаль, значит, кто-то уезжает, а кто-то остаётся покинутым, а для кого-то рельсы становятся местом погибели («остывают-отстают»).

Следующая строфа состоит из незаконченных фраз. Чувство боли преобладает над другими чувствами. Дважды повторяется эпитет «высящаяся». Боль сравнивается с «нотой высящейся», женою Лота, которая была олицетворением верности, преданности, любви.

В четвёртой строфе опять неожиданное сравнение: «отчаяньем, как свахой...» (абстрактное понятие и человек). Тот же мотив интимности: «простыни разостланы» и крик в сладостной истоме: «Твоя!». Железнодорожное полотно должно стать для кого-то местом успокоения, потому что постель постлана «отчаяньем». Неслучайно упоминается древнегреческая поэтесса Сафо, которая писала о любви и погибла от неразделённого чувства. И вновь неожиданное сравнение:

...Сафо

Плачет, как последняя швея.

Оно рождено сложностью лирического переживания.

Следующая строфа построена из безглагольных конструкций, что позволяет поэту достичь особой экспрессии в передаче чувств лирического героя. Два слова, на которых сосредоточено внимание: «плач» и «гудок». Если первое обозначает жалобные нечленораздельные звуки, выражающие сильную взволнованность, боль, горе, то второе – механический звук со зловещим скрежетом:

Ножницами режущий гудок.

Приём контраста использован Цветаевой не только на содержательном, но и на фонетическом уровне. Звуки [пл-о-л-а-и] повторяются в словах, передающих плач, стон, вопль, страдание человека. Но их никто не слышит, поэтому и сравнивается «плач безропотности» с «плачем болотной цапли».

С названными звуками диссонируют [г-ж-д-р-жн-ц-щ-д]. Слово «гудок» рифмуется с весьма выразительным «глубок». Глубок, значит, достигший полноты своего проявления, высшего предела. Неизбежная пауза в конце второй строки усиливает значительность эпитета «глубок».

В последней строфе появляется цветовой эпитет «красное...пятно». Произошло ужасное: пролилась кровь. В стихотворении А.Блока «На железной дороге» происходит подобная драма. Дважды повторяется эпитет «напрасный»: «напрасною зарёю», «напрасное пятно». Рифмуются ключевые слова строфы: «зарёю» - «порою», «пятно» - «полотно». «Режущая синь» железнодорожного полотна стала «красным, напрасным пятном». Напрасный – значит ненужный. И снова односоставное предложение без подлежащего:

Растекись напрасною зарёю,

Красное, напрасное пятно!

Повелительная форма глагола и риторическое обращение усиливают экспрессивность строк.

Перед последним предложением многоточие. Как и любой знак препинания у Цветаевой, оно неслучайно. После восклицательного предложения следует горькое молчание, свидетельствующее о переполненности чувствами лирического героя после страшной трагедии, о невозможности что-то ещё сказать. В последнем предложении метафора кратка и исчерпывающа. Нечто интимное звучит в словах: «молодые женщины», «льстятся», «полотно». Значит, задето самое важное, самые сокровенные чувства. О них и написано стихотворение Марины Цветаевой, которое, как и любое её произведение, автобиографично, «кровно» связано с её жизнью.

Вспоминают, как плывя в Елабугу, стоя у борта теплохода, Марина сказала: «Вот так – один шаг, и всё кончено!» Она была готова к смерти, примеряла её на себя. К 31 августа 1941 года создалась ситуация, когда стало невозможно понять других, а собственные чувства и инстинкты не поддавались осмыслению Сильнейшее чувство неуверенности, желание порвать узы, которые мешают, изменить свою жизнь, выйти из тупиковой ситуации – вот что заставило поэтессу накинуть петлю на шею. Выход из тупика мог быть только один – уход из жизни.