Реферат: Каждый народ заявляет о себе через деятельность, т е. культуру




РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ

ОБЪЕДИНЕННЫЙ ИНСТИТУТ ИСТОРИИ, ФИЛОЛОГИИ И ФИЛОСОФИИ

МИНИСТЕРСТВО НАУКИ, ВЫСШЕЙ ШКОЛЫ И ТЕХНИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ

ТОМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ПРОБЛЕМНАЯ

НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ ИСТОРИИ, АРХЕОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ СИБИРИ

В. М. КУЛЕМЗИН Н. В.ЛУКИНА

Знакомьтесь:

ХАНТЫ

Ответственный редактор член-корреспондент РАН ^ В. И. Молодин

ВО «Н А У К А»

НОВОСИБИРСК 1992



ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие
Из истории знакомства
Семья и общество
Дом и очаг
В лесу как дома
На воде как на суше
На оленях как на вездеходе
Инструменты просты - изделия совершенны
Каким богам поклонялись ханты
Человек и его состояния
Охотники - создатели эпоса
Вместо заключения
Примечания



ПРЕДИСЛОВИЕ

Каждый народ заявляет о себе через деятельность, т. е. культуру. Только в рамках определенных законов, передающихся от одного поколения к другому (неписаных) или юридически оформленных (писаных), осуществляются различные виды отношений. Самыми существенными из них являются отношения, которые складываются в системе человек-природа, а также в обществе - между членами коллектива. Отношения и связи, зародившиеся в незапамятные времена, ревниво оберегались традицией, закреплялись в обычаях, обрядовых действиях, религиозных верованиях. Разумеется, какие-то утраты были неизбежны, но стремление к постоянству оставалось неизменным. Поэтому мы встречаемся с прошлым не только в виде рисунков на отвесных скалах или набора вещей в погребальных склепах, но и в повседневной реальности.

Благодаря объединенным усилиям специалистов разных отраслей знания удалось сформулировать важные методологические положения, без которых немыслимо дальнейшее познание любого общества. Одно из этих положений гласит, что в основе взаимодействия человека и окружающей среды лежит культура. Уже для самых ранних этапов развития человечества можно говорить о вторжении человека в природу, осуществляемом благодаря фактору культуры, а именно - орудиям охоты. Гораздо позднее взаимодействие двух систем - общества и природы - осуществлялось на основе скотоводства, земледелия и, наконец, индустрии. Характерно, что в этом взаимодействии все решающие события разворачивались и разворачиваются на уровне, определяемом только одной стороной - человеком. Поэтому средства контроля над разрушительным воздействием человеческой деятельности должны быть найдены именно в культуре, в поведении человека.

Острота экологической проблемы вызывает у науки интерес к любым формам взаимодействия человека и природы. Одна из форм известна по сибирским народам — охотникам и рыболовам. К ним относятся и ханты. В их культуре нарушение экологического равновесия, объективно вызываемое существованием за счет природы, сводилось к минимуму, и потому данный опыт природопользования заслуживает пристального внимания. Кроме того, немалый научный и практический интерес представляет само традиционное общество как функционирующая система. Знания о нем могут помочь в объяснении многих сложных ситуаций современного индустриального общества. В любой традиционной культуре, в том числе хантыйской, действовали надежные механизмы снятия биолого-социальных, территориальных, межнациональных и прочих противоречий. Часть этих механизмов, увы, оказалась разрушена прежде, чем они были изучены или хотя бы описаны, но некоторые из них мы надеемся здесь показать. Ну и наконец, мы надеемся, что знакомство с культурой хантов поможет читателю лучше понять традиции и обычаи собственного народа. Эту мысль предельно точно выразил еще в прошлом веке один из основателей мировой этнографии Макс Мюллер: «Кто знает одну культуру — не знает ни одной».

Данная работа написана профессиональными этнографами по просьбе хантов. Ее цель — ознакомить читателя с одной из древнейших сибирских культур. После небольшой работы Г. Старцева «Остяки» (1928 г.) это первая книга с общей характеристикой культуры хантов. Мы попытались рассмотреть отдельные сферы жизни народа как в материальном, так и в духовном выражении. Наше исследование обращено не только в прошлое, но касается судьбы традиционных явлений и в настоящем; оно прогнозирует также возможности сохранения и возрождения ценного народного опыта в будущем. Структура, стиль и форма подачи материала объясняются как задачами книги, так и спецификой этнографии как науки. Этнограф получает информацию, т. е. сведения о той или иной грани культуры, от самих носителей этой культуры. Затем информация подвергается отбору, классификации, научной обработке, осмыслению. Среди рассказчиков бывают лица разных возрастов и убеждений — от глубоких стариков, свято верующих в своих идолов, до современной творческой интеллигенции. По-разному они смотрят на некоторые вещи, по-разному поясняют, хотя всякий раз мы имеем дело с достоверной информацией. И она не должна быть искажена учеными при обработке или трактовке материала. Вместе с тем его научная подача требует использования специальных понятий и терминов, а они не всегда совместимы с традиционным народным пониманием явлений, о которых идет речь... Мы выбрали компромиссный вариант изложения, и насколько он удался — судить читателю.

При написании научных работ, как и этой книги, мы с глубокой благодарностью вспоминаем всех наших помощников-хантов. Они дружески принимали нас в своих домах, рассказывали и показывали все, что нас интересовало. Теперь мы возвращаем народу полученные у него знания.

При подготовке книги использован широкий круг литературы, а также наши собственные экспедиционные материалы. Они собраны среди разных групп хантов, проживающих от самой южной современной границы — Томской области — до Полярного Урала. Все наши материалы хранятся в архиве Музея археологии и этнографии Томского университета. Изучены, кроме того, музейные коллекции Томска, Тобольска, Омска, Ханты-Мансийска, Салехарда, Санкт-Петербурга, Тарту.

Предисловие и заключение подготовлены авторами совместно; Н. В. Лукиной написаны разделы: «Из истории знакомства», «Семья и общество», «Дом и очаг», «На оленях как на вездеходе», «Инструменты просты — изделия совершенны», «Охотники — создатели эпоса»;

В. М. Кулемзиным подготовлены разделы: «В лесу как дома», «На воде как на суше», «Каким богам поклонялись ханты», «Человек и его состояния». Иллюстрации подобраны Н. В. Лукиной, рисунки выполнены С. Г. Бардиным.



^ ИЗ ИСТОРИИ ЗНАКОМСТВА

Югры, остяки, ханты — три названия одного и того же народа. Самым точным является последнее, в котором заложено древнее самоназвание кантах, хантэ, что означает и 'народ', и 'человек'. В советское время оно стало официальным названием этноса, но в зарубежной научной литературе по сей день употребляется и прежнее — остяки. Происхождение последнего слова имеет разные объяснения, и одно из них возводит термин к самоназванию ас-ях 'обские люди'. Югра — это коми-зырянское и русское название предков хантов и близкородственных им манси, которых прежде называли вогулами. Оно известно по письменным источникам с XI в., но к XVII в. исчезает из них, чтобы через два столетия возродиться в научной литературе. В XIX в. было установлено, что ближайшие родственники хантов и манси по языку — венгры и возникло понятие «угорские языки и народы». Хантов и манси в отличие от венгров стали называть «обские угры». Их языки относятся к более широкой лингвистической общности — финно-угорской группе уральской языковой семьи. Термин «Югра» обладает какой-то притягательной силой для современной хантыйской и мансийск интеллигенции, он становится символом собственного языка и культуры. В 1989 г. в Ханты-Мансийском округе родилось народное движение «Спасение Югры».

В настоящее время основная масса хантыйского населения проживает в Тюменской области. Если учитывать административное деление, то основные районы их расселения — Нижневартовский, Сургутский, Октябрьский, Ханты-Мансийский, Белоярский и Березовский в Ханты-Мансийском автономном округе и Шурышкар-ский, Приуральский в Ямало-Ненецком автономном округе. Небольшая часть народа живет на севере Томской области, в Каргасокском и Александровском районах. Общая численность хантов, по переписи 1989 г., — 22 283 чел.' Их исконные поселения и угодья располагались в последние века по бассейнам Иртыша и Оби с притоками рек Демьянка, Конда, Васюган, Вах, Аган с Тромъёганом, Юган, Ним, Салым, Казым, Назым, Сы-ня, Куноват, Собь. По данным русских документов XVI в., хантыйское население проживало и западнее, по Северной Сосьве, Type, Чусовой, где позднее стали преобладать манси. Южными соседями издавна были татары и томско-нарымские селькупы, восточными — кеты и переселившиеся на Таз и Турухан селькупы, а также свободно кочующие эвенки, северными — ненцы. С начала XVII в. шло активное освоение Сибири российским населением, а коми проникали сюда еще раньше. Естественно, что в пограничных районах люди поддерживали контакты, учились друг у друга языку и разным ремеслам, женились. Но не всегда отношения были мирными. В хантыйском фольклоре немало преданий о военных сражениях, особенно с предками ненцев, татар. Сейчас это — не более чем факт истории. Один из наших рассказчиков так закончил повествование о каком-то из сражений: «А теперь ханты, ненцы — все вместе живут».

Исторически сложилось так, что хантыйское население не было однородным ни по языку, ни по культуре. Одни ученые разделяют хантыйский язык на две крупные группы — западную и восточную, а другие еще подразделяют западные диалекты на южные и северные. Согласно первой точке зрения2, западные, т. е. северные и южные, ханты говорили на трех диалектах: обдор-ском, приобском и прииртышском, но последний теперь практически исчез. Восточное наречие имеет два диалекта: сургутский и вах-васюганский. Существуют и другие классификации хантыйского языка. Различия между диалектами проявляются в фонетике, морфологии и лексике. Между удаленными диалектами они настолько велики, что некоторые ученые считают возможным говорить о существовании не одного, а нескольких хантыйских языков. Вот несколько примеров общих и различающихся терминов у двух групп, проживающих сравнительно недалеко друг от друга — в бассейнах рек Казым и Тромъёган (в соответствующем порядке): белка — лангки, лангки', внук — хилы, мокмок', дом — хот, кат; здравствуй — вуся, петявола; имя — нам, нэм; карась — маланг хул, муги; крыльцо — хот ов ел-пи\ лэпынг', лодка-долбленка — хоп, рыт', лошадь — лов, лэх', платок — ухшам, суминьтах', рубашка — ер-нас, ернис; рыба — хул, кул.

Письменность была создана для хантов советскими учеными в 1930—1950 гг. на шести диалектах и говорах: обдорском, казымском, среднеобском, шу-рышкарском, ваховском, сургутском. Художественная литература в настоящее время выпускается в основном на трех диалектах — шурышкарском, сургутском и казымском.

В антропологическом отношении ханты являются наиболее характерными представителями уральского антропологического типа, к которому относятся также манси, селькупы и ненцы. Самые близкие родственники хантов по происхождению, языку и культуре — манси; особенно близки северные группы. Не случайно многие путешественники и ученые с давних пор говорили о них вместе, а созданный на их территории округ получил двухчастное название.

Вещный и духовный мир хантыйского этноса складывался веками, если не тысячелетиями. За столь долгую историю было выработано два фонда культуры: один общехантыйский, а другой — групповой. Реалии общехантыйского культурного фонда: способ приготовления жарено-копченой рыбы, большие крытые лодки, закрывание лица женщины перед старшими родственниками мужа, медвежий праздник, богатейшее декоративно-прикладное искусство и др. Нужно заметить, что многое из этого фонда известно не только у хантов, но и у других народов. Особенности же объясняются тем, что расселился народ очень широко и у отдельных его групп оказались разные географические условия, неодинаковыми были и традиции соседних народов. Не удивительно поэтому, что ханты Томской области, например, вообще не знали оленеводства, а в Ямало-Ненецком округе тот же народ подстраивал свою жизнь под привычки оленя; первые могут по-настоящему насытиться только рыбой, а вторые — мясом; первые никогда не жили в чумах, а у вторых это основное жилище. Особенности такого рода можно объяснить различными природными условиями. Но чем объяснить отличия между двумя соседними группами, например пимской и казымской? В первой женщины носят одежду, запахивая одну полу на другую, а во второй полы распашной одежды стыкуются, но не запахиваются. В первой для ребенка изготовляют строгую дощатую колыбель, а во второй — узорную берестяную. Почему мастерица на р.Аган выскабливала орнамент по бересте свободным движением руки, а на Казыме рука как бы сдерживалась и узор получался более строгим?

Список подобных «почему?» может быть очень длинным, вот лишь некоторые примеры. В социальной организации, религии и фольклоре северных хантов большую роль играет деление народа на две половины — Пор и Мось; у восточных же хантов на их месте выступают три группы — Лося, Бобра и Медведя. У первых было обыкновение изготовлять изображения умерших людей, а у вторых — нет. В фольклоре северян у священного зверя медведя больше подчеркивали его небесное происхождение, а на востоке — земное.

Несомненно, между отдельными группами были контакты, и слухом о «других хантах» полнилась земля, но вряд ли, например, васюганские ханты имели представление о сынских. Сейчас территориальные барьеры в какой-то мере снимаются. Например, в Ханты-Мансийском Доме народного творчества работают представители казымских, аганских, васюганских хантов, и им известно, насколько богата и разнообразна культура народа в целом.

Особенности занятий, традиций, верований требуют долговременного и тщательного изучения каждой группы в отдельности. Пока наука не выполнила такой задачи. И, видимо, поэтому до сих пор нет солидной работы общего характера о традиционной культуре этого народа, хотя подобные книги о соседях — ненцах, кетах, татарах — уже изданы. Правда, уже в 1715 г. Григорий Новицкий написал книгу «Краткое описание о народе остяцком» — первое крупное сочинение по народам Сибири [3]. Оно касается почти исключительно южных хантов, но тем-то и ценно, ибо сейчас эта группа едва ли не полностью утратила свой язык и национальную культуру. Почти полтора столетия после Г. Новицкого никто всерьез не занимался изучением хантов, хотя интересные сообщения о тех или иных традициях, обычаях время от времени появлялись в печати. В 1840-х гг. сразу двое молодых исследователей — финн А. М. Кастрен и венгр А. Регули — заинтересовались своими далекими родственниками. Один увлекался языками, другой — фольклором, оба долго жили и путешествовали в Сибири. Они работали независимо друг от друга, но их человеческие судьбы оказались сходными: собрав огромный материал, оба умерли сравнительно молодыми от перенапряжения и подорванного здоровья, оставив после себя многочисленные опубликованные и еще не опубликованные работы.

Следующий всплеск интереса к хантам приходится на конец XIX — начало XX в. В 1880-х гг. финн А. Алквист опубликовал на хантыйском и немецком языках собранные им фольклорные тексты и исследование «О языке северных остяков» [4], а затем на немецком — описание своего путешествия «Среди остяков и вогулов» [5]. Из отечественных авторов нужно назвать лесничего А. А. Дунина-Горкавича, издавшего в начале XX в. три тома своего труда «Тобольский Север» с детальным описанием разных сфер жизни коренных народов [6]. У экономиста С. Патканова неожиданно пробудился интерес к героическим сказаниям хантов, и он провел по ним увлекательное и вполне профессиональное исследование. Его труды «Иртышские остяки и их народная поэзия», «Тип остяцкого богатыря по остяцким былинам и героическим сказаниям» изданы на русском и немецком языках [7]. Героический эпос — предмет увлечения и венгра И. Папай. Он был послан для расшифровки записей А. Регули, но собрал и собственный богатый материал. Записи того и другого составили семь томов и публиковались в Венгрии на хантыйском, венгерском и немецком языках с начала века до 1970-х гг. [8].

На рубеже веков в течение нескольких лет подолгу жили и работали среди хантов финские ученые У. Т. Сирелиус и К. Ф. Карьялайнен. Первый дал подробное описание и анализ некоторых занятий и, так сказать, материальных объектов. Солидные работы Си-релиуса о жилище, домашних ремеслах и средствах передвижения вошли в сборники, но имеются также две отдельные книги: «О запорном рыболовстве финно-угорских народов» и альбом «Орнаменты на бересте и мехе у остяков и вогулов» [9]. Они опубликованы в Финляндии на немецком языке почти сразу после написания, а недавно там же увидели свет экспедиционные дневники У. Т. Сирелиуса с новой ценной информацией [10]. К. Ф. Карьялайнен изучал разные диалекты хантыйского языка, и его «Остяцкий словарь», вышедший в 1948 г.,— единственное в мире многодиалектное издание [11]. Этому же автору принадлежит наиболее полное исследование и в другой области — его «Религия югорских народов» опубликована в трех томах в 1920-х гг. на финском и немецком языках [12]. Вскоре в Финляндии увидели свет «Вогульские и остяцкие мелодии», записанные К. Ф. Карьялайненом и его соотечественником А. Каннисто [13]. Срок издания фольклорных записей К. Ф. Карьялайнена наступил в 1970-х гг. Пока увидел свет один том — «Южно-остяцкое собрание текстов» на хантыйском и немецком языках [14]. Все его работы опубликованы в Финляндии. Там же в 1980 г. изданы на хантыйском и немецком языках сразу четыре тома «Южно-остяцкого собрания текстов», записанного в самом начале XX в. еще одним финским ученым — X. Паасоненом [15]. Посетил одну из групп хантов и швед Ф. Р. Мартин, издавший в 1897 г. в Швеции свой труд «Сибирика» на немецком языке [16].

В 1920-е гг. на Северный Урал попадает еще подростком, жаждущим приключений, В. Н. Чернецов — самая яркая личность среди советских угроведов. Его этнографические экспедиции в Северо-Западную Сибирь продолжались целую четверть века. Среди хантов он работал немного — больше среди манси и ненцев, но каждая его статья или книга становилась настоящим открытием. Без его работ не понять древнюю историю хантов и их культуру. В. Н. Чернецов интересовался всем — и жилищем, и изобразительным искусством, и социальной организацией, и фольклором, и обрядами. Он же открыл и раскопал интереснейшие археологические памятники. Еще его притягивали наскальные изображения Урала, и он написал о них книгу в двух частях [17]. Работы В. Н. Чернецова издавались с 1920-х по 1980-е гг., и последними под названием «Источники по этнографии Западной Сибири» были опубликованы этнографические дневники [18].

В середине 1920-х гг. Комитет по делам народов Севера проводил экономическое обследование. К хантам с этой целью ездили Г. Старцев и М. Б. Шатилов, но они изучали и другие стороны жизни народа. Вскоре у первого вышла небольшая книга «Остяки» [19], а у второго более основательная работа «Ваховские остяки» [20]. В 1930-х гг. участвует в создании письменности для хантов Н. Ф. Прыткова. Тогда начинается, а в трудные военные годы продолжается ее собирательская работа. Позднее было опубликовано глубокое исследование Н. Ф. Прытковой по одежде хантов [21]. Вместе с В. Н. Чернецовым она помогла Е. Д. Прокофьевой написать большой очерк о хантах и манси в солидном томе «Народы Сибири» [22].

В 1930-х гг. собирал материал по хантыйскому языку и фольклору немецкий ученый В. Штейниц. Он работал среди студентов только что созданного в Ленинграде Института народов Севера и совсем недолго в Сибири. Его записи и исследования издавались уже тогда, а после 1975 г. на хантыйском и немецком языках они переизданы в ГДР в виде четырехтомника «Остяковед-ческие труды» [23]. Жители некоторых хантыйских деревень, видимо, помнят, как в 1980-х гг. немецкие кинематографисты снимали фильм о В. Штейнице. В годы работы в Институте народов Севера он был учителем будущего хантыйского ученого Н. И. Терешкина, который в 1940—1950 гг. собрал на разных диалектах родного языка огромный материал по языку и фольклору. Им была задумана серия «Очерков диалектов хантыйского языка», но при жизни собирателя вышла только первая часть: «Ваховский диалект», а через 20 лет «Словарь восточно-хантыйских диалектов» [24]. Ценнейшие фольклорные записи Н. И. Терешкина, так и не увидев света, хранятся сейчас в семейном архиве.

В 1950-х гг. начинается серьезное изучение изобразительного искусства обских угров. В Финляндии была издана солидная работа Т. Вахтер по орнаменту [25]. В эти и последующие годы публиковал свои исследования известный советский ученый С. В. Иванов. Кроме статей он выпустил три книги: «Материалы по изобразительному искусству народов Сибири», «Орнамент народов Сибири как исторический источник», «Скульптура народов севера Сибири», где по интересующей нас теме имеются большие разделы [26].

С 1950-х гг. обско-у горской этнографией занимается 3. П. Соколова. Вначале вышли ее статьи по жилищу, затем по религиозным верованиям, этнической истории и современным процессам; но более всего исследователя интересовали вопросы, изложенные в книге «Социальная организация хантов и манси в XVIII—XIX вв.» [27]. Ею написаны научно-популярные книги «Страна Юго-рия», «Путешествие в Югру» [28].

1960—1970-е гг. дали новое поколение венгерских исследователей, имевших возможность вести сбор материала только" среди хантыйских студентов в Ленинграде. Из них Я. Гуя и К. Редей опубликовали в США каждый свою остяцкую хрестоматию [29] на английском и хантыйском языках, а последний еще и «Североостяцкие тексты (казымский диалект) с очерком грамматики» на немецком и хантыйском языках в ФРГ [30]. Несколько лет назад вышла «Остяцкая хрестоматия» Л. Хонти на венгерском и хантыйском языках [31]. В Венгрии же издано и исследование М. С. Бакро-Надь «Термины медвежьего культа в обско-угорских языках» [32]. Среди работающих сейчас наряду с этими авторами нужно назвать и Э. Вертеш, которая готовила и продолжает готовить упомянутые выше фольклорные записи X. Паасонена и К. Ф. Карьялайнена. Первый зарубежный исследователь, получивший после 1930-х гг. возможность недолго поработать в Ханты-Мансийском округе, — это венгерская аспирантка Лениградского университета Е. Шмидт. Ее фольклорные записи 1980-х гг. скоро увидят свет в Венгрии. Заканчивая этот сюжет, заметим, что многие зарубежные издания, даже старые, можно получить и сейчас в обменных фондах.

Мы почти ежегодно ездим в научные экспедиции к хантам последние два десятилетия. О том, что нас интересует, можно узнать из книг, которые мы написали вместе — «Васюганско-ваховские ханты» и «Материалы по фольклору хантов» [33] — либо каждый самостоятельно: В. М. Кулемзин — «Человек и природа в верованиях хантов», «Шаманство васюганско-ваховских хантов»; Н. В. Лукина — «Альбом хантыйских орнаментов», «Формирование материальной культуры хантов», «Мифы, предания и сказки хантов и манси» [34].

Приведенный перечень включает далёко не все имена и работы угроведов. Названы лишь авторы самых больших работ, но и среди малых есть настоящие жемчужины, которые перечитывает каждое новое поколение исследователей либо просто заинтересованных людей.

Следует отметить, что те моменты истории и культуры хантов, которые привлекали внимание своей яркостью, необычностью, были отмечены уже в ранних описаниях, а позднее нашли отражение в специальных исследованиях. Это касается прежде всего верований, танцев, фольклора. Гораздо меньше внимания уделялось материальной сфере бытия, почему иногда складывается впечатление об отсутствии особенного в ней. Мы здесь попытались избежать членения живого организма культуры на материальную и духовную составляющие.



^ СЕМЬЯ И ОБЩЕСТВО

Сын бога дал богатырю три зернышка величиной с косточку ягоды черемухи. Богатырь дал их съесть своей любимой жене. Тогда в углу ее обжорливого живота свернулся дорогой клубок из золотистого шелка. Целые 10 лунных месяцев она его носила. После того. как она его носила, она разрешилась от бремени у комля дерева, у которого женщины рожают.
Из героического сказания

Когда в хантыйской семье появлялся на свет новый человек, здесь его ждали сразу четыре мамы. Первая мама — которая родила, вторая — принявшая роды, третья — та, что первой подняла ребенка на руки, и четвертая — крестная мама. Ребенок очень рано начинал ощущать и свою роль будущего родителя. У северных хантов считалось, что в новорожденного вселяется душа кого-либо из умерших, и нужно было определить, чья именно. Для этого проводилось гадание: называли поочередно имена умерших родственников и каждый раз поднимали люльку с новорожденным. На каком-то из имен люлька как бы «прилипала», ее не могли поднять. Это было сигналом, что к ребенку «прилипла» душа названного человека, чье имя и получал ребенок. Вместе с именем к нему как бы переходила и родительская функция. Дети умершего человека считались теперь детьми новорожденного. Они называли его мамой или папой, делали подарки и относились как ко взрослому.

Духовный мир ребенка формировался под влиянием еще одной сильной привязанности — к животным, будь то щенок, олененок, прирученная птица или выдра. Он воспринимал их как равных себе и только со временем узнавал, что это существа другого рода и живут они по своим законам. Разъясняли подросшему ребенку и то, что дети бывают только у взрослых, а родителем он считается только в силу старинного обычая. Таким путем у ребенка пробуждали интерес к биологическим и социальным сферам жизни, он осознавал ее многообразие.





Рис. I. Ночная (1) и дневная (2) колыбели (с фото Н. Лукиной).



На некоторое время после родов, если была возможность, мать и ребенка изолировали от остальных членов семьи - в специальном «маленьком доме» либо просто в другом жилище. Их одежда не могла быть совершенно новой. Ребенка помещали в колыбель из старой бересты. После прекращения выделений у женщины и отпадения пуповины у ребенка их очищали чагой или бобровым мускусом. По представлениям хантов, ребенок первые дни связан с миром духов, с Анки-пугос, Калтась-анки, которая дает детей. К ней адресуются его первые звуки, улыбки во сне, беспричинный плач. Конец этой связи определяется по тому, что ребенок начинает улыбаться «по-человечески».

После временной колыбели ребенок получал две постоянные — ночную етн онтьт, сахан и дневную хат-левин онтьт (рис. 1). Первая — это берестяная коробка с закругленными углами, завязками над тельцем и дугой над головой — для накидывания покрывала. Дневные колыбели — двух типов: деревянная со спинкой и берестяная со спинкой, украшенная узорами. На спинку, под головку ребенка прикрепляли мягкую шкурку. Внутри колыбели на берестяную подстилку насыпали размельченные древесные гнилушки. Они хорошо впитывали влагу и придавали ребенку приятный запах. При намокании их убирали, но складывали только в определенных местах. Нельзя, например, считалось, класть их под растущее дерево, иначе ребенок будет качаться от ветра. К колыбелям было особое отношение:

счастливую берегли и передавали из поколения в поколение, а ту, в которой дети умирали, уносили подальше в лес. Для благополучия ребенка хранили и послед — в лесу, рядом с селением (рис. 2). На берестяную колыбель наряду с другими узорами наносили изображение глухаря — хранителя сна.





Рис. 2. Кузовок с последом на дереве (с фото Н. Лукиной).



Колыбель служила ребенку микрожилищем до трех лет. Он не только спал в ней, а нередко и сидел днем. Для кормления мать ставила колыбель себе на колени, а когда нужно было удалиться, подвешивала ее за ременные петли к шесту чума либо к крюку в потолке избушки. Можно было сидеть и работать рядом, качая колыбель ногой, продетой в петлю. При пеших переходах ее несли за спиной, соединив ременные петли на груди, а на время остановки в лесу подвешивали к наклонному дереву повыше от земли, где меньше мошки и не может заползти змея. В поездке на оленях или собаках мать ставила колыбель на свою нарту. Если ребенка оставляли дома одного, то в колыбель для охраны от злых духов клали символ огня — нож либо спички.

В первые месяцы новорожденного заворачивали в пеленки из мягкой ношеной одежды и одеяльце из шкурки зайца. Иногда на другой же день, а иногда через три-четыре месяца ему шили рубашку. Применялись нагрудники из мягкой кожи, ровдуги, ткани или бересты — последние с выскобленным узором. Мальчикам в колыбель клали набедренник из бересты для предохранения одежды от мокроты. Применялись и берестяные наколенники, по представлениям хантов предохраняющие ножки ребенка от искривления. Таких чисто детских элементов одеяния было немного. Еще в грудном, а точнее, в колыбельном возрасте детям шили почти полный комплект одежды — такой же, как у взрослых, но из более мягких материалов. Украшали ее иногда даже богаче, чем взрослому, прикрепляли колокольчики; девочкам надевали миниатюрные украшения. Дети рано получали небольшие копии других предметов взрослых: ножа, лука со стрелами и т. д.

У хантов женщина кормила ребенка грудью до двух—трех лет, а то и позже. На время длительной поездки ему давали сосать беличью лапку либо оленье сухожилие. И в эти, и в последующие годы детям не готовили пищу отдельно, они ели из общего котла. Конечно, им уступали лакомства, например мягкий костный мозг или кожицу с летних рогов оленей — хантыйскую жевательную резинку. Из покупных продуктов дети чаще ели печенье, сгущенное молоко. За столом дети сидели со взрослыми и пользовались той же посудой.

В этом, как и во многом другом, проявлялось стремление приобщить ребенка как можно раньше к настоящей, взрослой жизни. Такая концепция воспитания отражалась и в играх, и в раннем привлечении детей к труду. Игрушками служили в основном миниатюрные копии вещевого набора взрослых: у девочек — игольни-чек, коробочка со швейными принадлежностями, люлечка, у мальчиков — лодочка, лучок со стрелами, фигурки оленей. Детские куклы имели одну особенность — у них не было глаз, носа, рта. Фигурки с чертами лица — это уже изображение духа, который требовал заботы и почестей, а если не получал их, то мог принести владельцу вред. Поэтому старики неодобрительно относились к покупным куклам. Игры детей были нередко уроками труда.

Девочка в два-три года уже умела собрать из бисера браслетик, а мальчик — набросить аркан на любой предмет, напоминающий ему оленя. В шесть лет ребенок мог получить в самостоятельное управление оленью упряжку, набрать за сезон десятки килограммов ягод. С 12 лет девочка умела самостоятельно вести домашнее хозяйство, а мальчик ходил один на охоту.

Все это рушится, когда ребенок попадает в школу-интернат и его главной работой становится посещение уроков. Он сразу лишается возможности проявлять себя как самостоятельная творческая личность, его только учат, причем словесно. Дома же он учился больше сам — путем подражания, следования примеру отца или матери. Те относились к нему уважительно, как к равному, а в школе между ним и взрослыми проводится резкая грань. Дети леса и тундры острее, чем поселковые и городские, воспринимают социальное неравенство, ибо им почти не приходилось слышать в семье о зависимости от «начальства». И школьно-интернатская форма означает для них обезличивание. Покрой и узоры домашней одежды — это своего рода удостоверение личности; по ним можно судить о том, с какой реки или какого рода человек. Все это, к сожалению, мало учитывается теми, кто решает судьбы детей народов Севера.

Уклад семейной жизни был в целом патриархальным. Главой считался мужчина, а женщина во многих отношениях подчинялась ему, при этом каждый имел свои обязанности, свою функцию, благодаря чему регулировались межличностные отношения, создавалась гарантия от конфликтов. Бревенчатый дом строил мужчина, а чум из легких шестов воздвигала женщина; рыбу и мясо добывал мужчина, а готовила их на каждый день и впрок женщина; нарты и лыжи изготовлял мужчина, а одежду — женщина. В некоторых сферах существовало и более тонкое разграничение: например, посуду из бересты делала женщина, а из дерева — мужчина; почти всеми приемами орнаментации владела женщина, но штампованные узоры на бересту наносил мужчина. Конечно, распределение обязанностей было не абсолютным. Мужчина при необходимости сам мог приготовить пищу, а среди женщин были замечательные охотницы. В современных молодых семьях все чаще мужья помогают женам в тяжелых работах — доставке воды, дров. Разной интенсивностью мужского и женского труда объяснялось его дозирование. Мужчине иногда приходилось несколько дней гнать лося, после чего требовался длительный отдых для восстановления сил. Женские ежедневные хлопоты начинались с разведения огня ранним утром и заканчивались лишь с отходом ко сну. Даже в пути по ягоды женщина иногда ссучивала на ходу нитки. Посторонние люди чаще всего наблюдали лишь внешнюю сторону жизни семьи, и у них могло сложиться неверное представление о положении женщины.

Рассуждая на эту тему, следует, конечно, помнить, что в почти всемирной традиции принижения в той или иной мере статуса женщины ханты — не исключение. У них часть ограничений объяснялась физиологическими особенностями женщины — менструацией и родами. Считалось также, что она связана с миром духов. Женщине запрещалось переступать через вещи, связанные с мужчиной и его трудом, а также соприкасаться со священными предметами и местами. Запреты зиждились на мысли о том, что от женщины исходит нечто, переходящее на другие предметы и приносящее им вред. Другая группа ограничений — в пище, в общении с духами и умершими — диктовалась заботой о самой женщине, желанием оградить ее самое от вреда.

В социальной сфере важен еще один фактор — регуляция половых связей. Частично на этой основе развился обычай «избегания» между определенными категориями родственников. Так, женщина стыдилась показывать волосы и лицо старшему брату мужа и его отцу, поэтому при них низко опускала на лицо платок. Это делалось и в присутствии чужих мужчин. Будучи рядом с ними, она вела себя очень сдержанно, не говорила громко, не смеялась, и только с их уходом женщину как будто подменяли. Мужчины тоже избегали смотреть на нее прямо, а предназначенные ей слова говорили в пространство, как бы безадресно. Входя в помещение, где могла находиться «стыдящаяся» женщина, они предупреждали о себе покашливанием, чтобы та успела закрыться. В наши дни можно увидеть молодых женщин и с опущенным на лицо платком, и в спортивной шапочке, которая волосы скрывает, а лицо нет.

Уже исследователи начала XX в. имели основание сказать, что с течением времени круг запретов для женщины сужался. Социально-культурные условия последних десятилетий усилили эту тенденцию. Однако здесь бывают сложные ситуации, а иногда возникают и новые ограничения. Так, новинка XX в. — фотокарточка — могла открыть лицо женщины тому, кого она «стыдилась», и это вызвало ограничение на фотографирование. В традиционной жизни закрывать лицо платком девочку приучали с детства, но в современных условиях, в школе это, конечно, не делается. Однако, вернувшись в родную среду и выйдя замуж, бывшая школьница снова прячет лицо, так что ее не узнают при встрече бывшие соклассники. Еще один характерный пример. Молодая женщина с высшим образованием, живущая в городе, приезжает к своим братьям-оленеводам. Она старается соблюдать древние обычаи, но нарушает один из них — садится на аркан — и получает замечание от мужчин. Однако эти же мужчины советуются с ней, переходить ли им на арендный подряд, просят разъяснить, что это такое. Возникают и другие ситуации. Возьмем один пример из наших наблюдений последних лет. В работе исполкома и комитета КПСС Ямало-Ненецкого автономного округа активно участвовали женщины, однако входить в это здание в брюках им запрещалось или, по крайней мере, признавалось нежелательным.