Реферат: С. Ф. Мельников-Разведенков

Экскурсия на Цейский ледник.

С. Ф. Мельников-Разведенков.

[Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа (СМОМИПК), выпуск 29, Издание Управления Кавказского Учебного Округа, Тифлис, 1901]

Редактор – Лопатинский Л.

Кто хоть раз принимал участие в какой-нибудь экскурсии, тот никогда не забудет ни дивных красот природы, которыми приходилось любоваться, ни пережитых душевных волнений.

С каждым годом все чаще и чаще раздаются голоса в необходимости устраивать с учащимися экскурсии в свободное от учебных занятий время; действительно удешевление способов совершать экскурсии было бы лучшим подарком для нашего учащегося юношества и их руководителей. С каким богатым запасом сил физических, а, главное, с каким богатым запасом новых неизведанных чувств и высоких наслаждений возвращались бы наши школьники после каникул к своим обычным учебным занятиям! Как изменились бы к лучшему и самые отношение детей к наставникам после проведенных вместе многих дней!

Мне лично приходилось много раз участвовать в ученических прогулках: во Владикавказе с учениками реального училища по предгорьям Кавказа, в Новороссийске с воспитанниками бывшей прогимназии, а теперь гимназии по склонам Варада и Мысхако, в Асхабаде с воспитанниками гимназии по склонам Капет-Дага, и в Ладожской станице, Кубанской области, с воспитанниками учительской семинарии по берегам реки Кубани. Несмотря на кратковременность таких прогулок, продолжавшихся, обыкновенно, не более 12-ти часов с отдыхами, дети и преподаватели долго помнили их; воспоминание же об одной из таких прогулок на Цейский ледник, продолжавшейся около недели, неизгладимо запечатлелись у меня навсегда. Воспоминание об этой экскурсии и составляют предмет настоящей статьи.

Наступили каникулы. Учащиеся компаниями и в одиночку стали разъезжаться из города по родным палестинам. Многие из членов педагогической корпорации потянулись по курортам и знаменитостям врачевать свои недуги. Педагоги, оставшиеся по каким-либо причинам в городе, по привычке ежедневно собираются в учебное заведение и, высидев положенное число часов, расходятся по домам с тем, чтобы на следующий день повторить то же, что и сегодня. Во время одного из таких ежедневных свиданий решено было компанией, вместе с семействами, устроить прогулку в горы, на Цейский ледник.

Быстро начались сборы: нужно было подыскать надежных дрогалей, запастись достаточным количеством провизии и даже медикаментами, так как в экскурсии должны были принять участие даже дети. Наконец, сборы окончены, все заготовлено, уложено и проверено. С общего согласие назначен день и час выступление из города. Рано утром, часов около 4-х, наша компания, состоящая из 30-ти человек, потянулась из Владикавказа по дороге в Архонскую станицу. От Владикавказа до Архонской станицы, приблизительно, на расстоянии 17-ти верст, дорога идет степью. По обе стороны дороги, по вспаханным в прошлом году полям, рос высокий бурьян, из которого гордо подымал свою голову светло-лиловый татарник; там и сям, среди бурьяна, виднелись белые звёздочки ромашки и голубенькие цветочки цикория; колючки, обнявшись друг с дружкой, составляли по обеим сторонам дороги труднопроницаемую стену. Изредка по степи видны были кулиги кукурузы, конопли и сарацинского проса.

Часа через два по выезде из Владикавказа, мы подъезжали уже к станице, длинной лентой растянувшейся по правому берегу речки Архонки. При самом въезде в станицу стоит постоялый двор с традиционным у ворот шестом, на котором болтается пучок сена. День был праздничный. По улицам, звонко пощелкивая семечки, ходили станичные дамы-бабы и девчата, разодетые в праздничные ярких цветов платья, покрой которых, особенно у старух, живо напоминал малороссийский женский костюм; точно также и в разговоре жителей станицы Архонской часто слышатся малороссийские слова, что свидетельствует о видной роли малороссов в образовании станичного население. У станичного духана, на черной вывеске которого красовалась написанная мелом надпись «Духан Архонской станицы, торговля распивочно и на вынос без кредита {* Среди терских казаков заметно желание щегольнуть в разговоре иностранными словечками, иногда совсем невпопад, как и в данном случае; вероятно, слово «кредит» на вывеске употреблено в значении кредитного билета, или денег вообще.} строго воспрещается», собралось многочисленное «общество» старых и молодых казаков в одних бешметах; только на некоторых молодых франтах сверх бешметов были надеты черкески.

Дорога наша лежала мимо хорошенькой, недавно построенной церкви; над входными дверьми в ограду ее сделана надпись 1883 – 1886, вероятно, время постройки и освящения церкви; церковь эта для большого население станицы, которое выражается числом около трех тысяч, довольно мала, хотя очень красива и производить приятное впечатление на проезжающих своей чистотой. На домах, как это заведено и в донских станицах, прибиты таблички из жести с изображением бочки, лопаты, ведра, полсти, одним словом, той вещи, с которой домохозяин должен являться для тушения пожара, в случае его появление в станице. Особенностью станицы нужно считать дешевое и обильное орошение, так как из речки Архонки жителями станицы проведены рукава, по которым вода из речки течет на станичные улицы, а оттуда уже особо в каждый двор; вследствие этого уличная жизнь в станице оживляется многочисленными стаями гусей, уток и тех милых животных, которых гоголевский городничий называл «французами»; они с тяжкими вздохами и кряхтеньем степенно расхаживают по улицам, тщательно наблюдая за их чистотой и опрятностью, так как санитарный надзор за станицей, главным образом, ложится на них.

Выехав за станицу, мы встретили высокие кусты бузины, усеявшей берег р. Архонки, через которую переправились вброд. По дороге от Архонской до Ардонской станицы, на протяжении 18-ти верст, нам пришлось, по большей части, вброд переезжать целую серию «Черных» речек, а затем Кабанку, за которой стоят Ардонские хутора; по дороге в эти хутора из Архонской станицы, на правой стороне дороги, стоят два большие кургана, несомненно насыпные, но еще неразрытые археологами. За Ардонскими хуторами протекает речка Фиагдон, версты через две от нее Кайдон {** Слово «дон» очень часто встречается в собственных именах кавказских речек; по-осетински «дон» значит вода, река; следовательно, в переводе на русский язык Фиаг-дон будет означить река (вода) Фиаг, Кай-дон = река Кай, Ар-дон = река Ар.} (Хайдон), на берегу которой, в тени небольших верб, мы сделали привал на несколько часов, с целью дать отдых лошадям и самим перекусить чего-нибудь, так как уже наступала обеденная пора.

Быстро закипела работа: каждому нашлось дело; один раскупоривал ящики с провизией, другой разводил костер для приготовление супу, кто разжигал самовар; дамы следили за сервировкой обеденного стола; только детишки, засидевшиеся годами в каменных ящиках в городе, мигом рассыпались по траве и лесу собирать цветы и ягоды. Кушанья, приготовленные собственными руками в необычной обстановке, показались всем необыкновенно вкусными. После трехчасового отдыха компания наша весело двинулась в дальнейший путь.

От привала нашего до станицы Ардонской было уже не более 4 верст, так что после отдыха мы скоро были в этой станице.

Ардонская станица смотрится щеголеватее Архонской, потому что в ней находился штаб казачьего Сунженско-Владикавказского полка, офицеры которого устроили в ней даже свой офицерский клуб. Станица лежит между рукавами большого притока реки Терека – Ардона, на ровной и открытой со всех сторон местности, засеянной по направлению к селению Алагирскому хлебом.

В Ардонской станице есть особого типа «Ардонское Осетинское духовное училище». Во главе этого училища стоить архимандрит, а преподают учителя с академическим образованием. Училище состоит из трех классов; причем в каждом классе воспитанники обязаны пробыть по два года, таким образом, они оканчивают училище по истечении только шести лет после поступления в него. Прием и выпуск учеников бывает через год. Предположим, что в настоящем году будет прием в первый класс, и ученики, только что поступившие в училище, проходят курс первого класса; на следующий год приема уже не бывает, а ученики, поступившие в предыдущем году в училище, оставаясь в том же помещении первого класса, изучают уже курс второго класса; по истечении второго года, объявляется снова прием в первый класс; ученики же, пробывшие в комнате первого класса два года и прошедшие за это время курсы первого и второго классов, переводятся в комнату второго класса и начинают в первом году своего пребывание в этой комнате и третьем по поступлении в училище проходить курс третьего класса, а в следующем году курс четвертого класса; затем, эти ученики, пробыв два года в комнате второго класса, переходят в комнату третьего класса. Таким образом, ученики третьего класса за два года проходят курсы пятого и шестого класса, ученики второго класса за два года проходят курсы третьего и четвертого классов, а в первом классе за два года курсы первого и второго классов.

Из предыдущего не трудно заключить, что курс Ардонского училища обширнее курса обыкновенных четырехклассных духовных училищ и меньше курса духовных семинарий; при этом нужно заметить, что ни древних ни новых языков в училище не преподается. Из Ардонского училища молодые люди выходят священно-церковнослужителями в осетинские приходы, лежащие в самых горах, куда находится очень мало охотников из русских идти на службу. Описанный тип училища имеет то преимущество с материальной стороны перед семинариями, что требует гораздо меньше расходов на наем помещения и на содержание личного состава, так как два учителя и начальник составляют весь штат училища.

От селение Алагирского, лежащего в 17-ти верстах к ю.-з. от Ардонской станицы, начинают подыматься уже предгорья Главного Кавказского хребта.

Селение Алагирское по своим постройкам скорее напоминает маленький уездный городок, в котором встречаются довольно хорошенькие домики, построенные на городской манер, с парадным крыльцом на улицу.

По середине Алагирского селения находится церковь, обнесенная оградой, напоминающей собой стены старинных городов, для довершения сходства с которыми на всех четырех углах ограды возвышаются круглые башенки. На церковной колокольне имеются башенные часы, показывающие на все четыре стороны жителям Алагира время, отбивая при этом четверти, получасы и часы. Внутри церковь украшена иконами старинного прекрасного письма. Около церкви на площади приютилась маленькая аптечка.

При взгляде на алагирские постройки, бульвар из пирамидальных тополей, городские костюмы представителей прекрасного и не прекрасного полов, можно заключить о зажиточности его население. Источниками блогосостояние алагирских жителей служат, во-первых, прекрасные фруктовые сады, черные груши которых под названием «алагирских» пользуются громкой заслуженной известностью на Северном Кавказе и отправляются большими партиями в обе столицы; во-вторых, часть беднейших жителей находит себе верный годовой заработок на серебро-свинцовом заводе, расположенном в одной версте к югу от Алагирского селения. На этом заводе руды не добывают, а привозят ее уже промытою из Садонских рудников; о которых будет сказано несколько ниже. На Алагирском заводе только выплавливают из руды свинец, из которого потом выделяют серебро. Чтобы не утруждать читателей массой специальных терминов, которые мне пришлось бы разъяснять на каждом шагу, я не буду описывать, как выплавливаются из руды серебро и свинец, что можно прочитать в специальных книгах; скажу только, что из 20.000, приблизительно, пудов добываемой ежегодно в Садонских рудниках свинцовой руды выплавливается на Алагирском заводе до 10.000 пудов свинца и от 35 до 40 пудов серебра {* К сожалению, приводимые мною цифры дают только приблизительное понятие о количестве добываемого и выплавляемого свинца и серебра, так как они взяты не из официальных данных, а со слов второстепенных на заводе лиц. Кроме того, данные эти относятся к тому времени, когда Алагирский серебро-свинцовый завод и Садонокие рудники эксплуатировались казной, а не частной компанией, которая ныне разрабатывает эти рудники.}. Работы производятся день и ночь отдельными сменами рабочих; причем серебро выплавливается только один раз в месяц, редко два раза; каждая выплавка дает кусок около двух и более пудов серебра.

Переночевав на постоялом дворе, рано утром из Алагира мы пустились в путь но Военно-Осетинской дороге {** Военно-Осетинская дорога ведет через Кавказские горы из Владикавказа в Кутаис, на Мамисоновский перевал; шоссе этой дороги начинается собственно от Алагирского седения и тянется через горы приблизительно на 120 верст.} в горы, по ущелью реки Ардона.

На протяжении, приблизительно, 20-ти верст от Алагира до аула Миджури (иногда слышится в произношении осетин Мизури и Мижури) Военно-Осетинская дорога идет по лесистому ущелью реки Ардона, по левому его берегу; по обе стороны дороги толпятся громадные горы, особенно возвышающаяся за Нахазом (так называется местность в 10-ти верстах от Алагира, куда алагирские обитатели выезжают на пикники). Оба склона гор покрыты стройными чинарами. По дороге к Нахазу резко бросается в глаза путешественнику, во-первых, обилие обожженных пеньков, стоящих около дороги, во-вторых, отсутствие чинар, у которых с какой-нибудь стороны не был бы обожжен ствол, что свидетельствует о варварском, бессмысленном и бесполезном истреблении вековых лесов, исчезающих вследствие такого отношение к ним человека и на Кавказе с замечательной быстротой. В пяти верстах от Алагира, у подножья гор, пробивается холодный, прозрачный ключ, по уверению алагирских жителей, железной воды (целебный ключ). Верстах же в пятнадцати от Алагира по Военно-Осетинской дороге уже слышится запах серных источников, и вот под скалой вы видите огромный грот, откуда несется особенно удушливый запах. Вы спускаетесь в грот и видите массу холодной, мутной, как бы мыльной воды, наполняете ею стакан и пьете... Противный запах тухлых яиц заставляет вас поскорее выплюнуть воду, – это серный холодный источник. С версту не доезжая до грота, под правым берегом реки Ардона, путешественник заметит две струи, одну зеленой воды (чистая серная вода), другую мыльного цвета (серная вода с примесью извести); около этих струй заметны отложения серо-желтоватого туфа. Красота видов не поддается описанию: с каждым шагом открывается новая чудная панорама. Вот вы поднялись по шоссе на страшную высоту, – над головой повисли громадные камни, готовые ежеминутно раздавить нас, как самое ничтожное насекомое; под нами, клокоча и пенясь, ревет Ардон. Густой лес чинар покрыл противоположный склон ущелья. За лесом выше летят в небо седые массивы, на вершине которых, в виде нароста, явилось жилище человека, жалкие сакли осетин.

От аула Миджури ущелье Ардона тянется между голыми скалами. Эти голые скалистые громады имеют самые причудливые формы: то вы видите легкий, грациозный шпиц [шпиль], пронизывающий облака; там виднеются зубцы какого-то волшебного замка, а вот стоит бесформенная громада, которая как бы презрительно смотрит на человека. Нет, даже и презрение она не хочет выразить к ничтожеству человека!

Военно-Осетинская дорога от аула Миджури в некоторых местах идет по самому берегу с ревом мчащегося Ардона, имея с другой стороны отвесные скалы, повисшие над дорогой; в некоторых местах она до того узка, что приходилось отпрягать пристяжную лошадь и проводить ее отдельно сзади повозки; так как двум лошадям идти рядом было невозможно. От аула Миджури по дороге то и дело попадаются однообразные памятники в виде плит, высеченных из камня и поставленных вертикально. На каждом памятнике вверху изображен круг с разноцветными радиусами; ниже, под кругом, по горизонтальной линии изображены газыри, ниже которых высечены довольно искусно изображения кинжала, шашки, пистолета, ружья, плети, коня и рога для питья вина. Все это раскрашено соответствующими действительности красками; в самой нижней части памятника по-русски написаны имя и фамилия покойника. Конечно, все эти памятники новейшего происхождения. От Миджури до ущелья речки Садона по дороге встречаются духаны, в которых можно достать не только напитки (водку, вино и пиво), но и чаю, сахару, мыла, яиц и кур; одним словом, эти духаны несколько напоминают наши сельские лавочки. Верстах в пяти от Миджури, по правому берегу Ардона находится аул Унал, в котором построена православная церковь; почти против Унала, при самой Военно-Осетинской дороге стоит аул Гулах, в котором есть такой же, как и вышеописанный духан. Желая составить себе понятие о горском духане, я в сопровождена некоторых спутников, под предлогом купить спичек, зашел в духан; у стены, противоположной от входа, было сделано нечто вроде прилавка, за которым стоял хозяин. На полках беспорядочно были разложены самые разнообразные товары: спички, мыло, сафьян, хлебные зерна, чай, запыленный сахар и другие необходимые для незатейливого обихода горца вещи. Над прилавком, почти у самого потолка духана, был горизонтально повешен деревянный шест, на котором висели, по-видимому, давно уже сваренные куры и тарань. Не успели мы затворить за собой дверь духана, как он стал наполняться большими и малыми посетителями, пришедшими полюбоваться редкими в горах гостями. Каждый из прибывающих посетителей считал своей священной обязанностью прежде всего сунуть нам поочередно свою грязную и нередко покрытую язвами и струпьями руку для пожатия, а затем отходил к стене, садился там на пол и, не спуская с нас глаз, изредка делился с соседом на своем гортанном наречии относящимися по нашему адресу замечаниями. Осмотрев духан и доставив даровое развлечение обитателям Гулаха, мы вышли из духана и присоединились к остальной компании.

Верстах в пяти от Гулаха в Ардон с левой стороны впадает речка Садон. Своротив с Военно-Осетинской дороги направо, по ущелью р. Садона, по шоссе, проложенному по правому берегу реки, через полчаса мы дошли до серебро-свинцовых рудников. Дорога на всем своем протяжении представляет крутой подъем по ущелью; в котором кое-где попадаются хвойные деревья. Верстах в двух пути по ущелью, на вершине высокой отвесной скалы расположен аул Садон, населенный осетинами, а за выступом этой скалы, у подошвы ее, на берегу реки Садона, лежит серебро-свинцовый завод, носящий по имени реки название «Садонский».

По рассказам старожилов, завод основан на том самом месте, на котором с незапамятных времен осетины добывали серебро-свинцовую руду. В царствование императора Николая I-го на этом месте были поселены заводские крестьяне, первые русские основатели поселка, в котором в 1855-м году была построена церковь во имя Равноапостольного князя Владимира, существующая и до настоящего времени. Мне в высшей степени хотелось взглянуть на православный храм в таких неприступных горах; вот почему утром, на другой день до приезде в Садон, я зашел к священнику и попросил его позволение осмотреть церковь. Батюшка любезно проводил меня в церковь. Церковь очень маленькая, но вполне достаточная по вместимости для прихожан завода и аула; внутри она содержится с замечательной чистотой: стены и свод ее выкрашены краской; иконы на иконостасе не имеют никаких окладов; подсвечники перед иконами выточены из дерева. Зато ризница для такой глуши роскошная: есть ризы ценою в 350 рублей; притом, их имеется около десяти перемен. Я полюбопытствовал узнать, сколько прихожан у садонской церкви, и оказалось, что в садонском приходе числится около 300 человек, причем прихожане рассеяны по горам на больших расстояниях, так что к приходу того же священника, кроме садонской церкви, принадлежат еще две церкви, одна в ауле Нузале (у туземцев слышится Нужал), а другая в ауле Цейском; о которых будет сказано несколько ниже. Многие аулы, принадлежащие к садонскому приходу, расположены на страшной высоте, куда можно проникнуть только верхом на лошади, почему у священников, живущих в горах, постоянно на конюшне стоять оседланные лошади, чтобы по первому же требованию можно было пуститься в опасный путь для совершение треб в своей пастве.

Так как горные осетины поражают своей бедностью, как увидит читатель ниже, то на доходы от прихожан жить священнику нет возможности; поэтому церковный причт, живущий в горных аулах, получает от «Общества Восстановления православия на Кавказе» определенное содержание, причем священнику отпускается от 300 до 700 рублей, смотря по величине прихода.

Теперь скажу несколько слов о Садонских рудниках. Ни одной паровой машины на заводе я не видел (должен в этом месте оговориться, что описание Садонских рудников сделано мною в то время, когда они эксплуатировались самим Правительством). Разработка в Садонских рудниках серебро-свинцовой руды производилась самым примитивным способом, о котором я скажу несколько слов. Сначала отыскивается жила серебро-свинцовой руды, а потом начинается ее разработка или в горизонтальном направлении (штольни), или вертикальном, а иногда и в наклонном положении (шахты). Работы в штольнях производятся следующим образом: с помощью железных прутьев разной длины и молотка рабочий в жиле серебро-свинцовой руды делает отверстие около вершка в диаметре на глубину от 8-ми до 12-ти вершков; в это отверстие затем насыпается заряд пороха от одной четверти до фунта весу, в сырых же местах вставляется динамитный патрон; потом отверстие плотно закупоривается глиняной пробкой с маленьким отверстием, в которое вставляется нитка, облитая серой. Рабочие зажигают конец нитки, а сами удаляются на почтительное расстояние или за угол подземного коридора, где таковой случится, и ожидают взрыва. Бывают случаи, что взрыв ничего не отрывает от жилы, иногда же отрывает кусок руды около кубического аршина и меньше. В продолжение суток таких взрывов делается от пяти до шести, так как требуется от четырех до пяти часов времени для того, чтобы пробуравить отверстие в жиле в вершок в диаметре и от 8-ми до 12-ти вершков в глубину. Работа в штольнях и шахтах продолжается круглый год в течение целых суток, причем работают тремя сменами; каждая смена

остается в шахте или штольне только 8 часов. Каждый рабочий в шахтах и штольнях круглым счетом получает один рубль в день за 8-ми часовой ежедневный труд. Плата же производится не за месячный иди дневной труд, а за кубическую сажень вынутой руды; за каждую кубическую сажень, вынутую из шахт, платят от 15-ти до 40 рублей, смотря по степени твердости грунта, в котором залегает жила; если грунт мягкий, – плата 25 рублей за кубическую сажень, причем четверо рабочих из такого грунта могут вынуть около пяти кубических сажен в месяц; если же грунт твердый, – плата 40 рублей за куб. сажень; в таком случае то же количество рабочих вынимает в месяц не много более двух кубических сажен. Харчи, сало для жирников, с которыми работают рабочие в шахтах и штольнях, и порох отпускаются в счет заработанной платы. Всего на заводе около 200 рабочих, главный контингент которых составляют осетины местного и ближайших аулов; кроме рабочих, на заводе имелось 13 солдат местной команды для охраны порохового склада, в котором бывало от 60-ти до 100 пудов пороху ежегодно. Вынутая на поверхность руда сортируется особыми рабочими, причем чистая руда откладывается для перевозки на Алагирский завод, а та руда, в которой окажется много посторонних примесей; толчется особыми деревянными толкачами, на конце которых приделаны чугунные молоты пуда по два весу; эти толкачи приводятся в движение водой; растолченная масса промывается несколько раз в особых промывальнях; посредством такой промывки отделяются посторонние примеси от серебро-свинцового песку, который затем уже отвозится на Алагирский завод. Промывка производится, приблизительно, около шести весенних и летних месяцев, а в остальное время прекращается, так как вода замерзает. Промывается песок поденными рабочими, преимущественно, осетинами, которые получают от 40 до 70 копеек в день; рабочие, которые промывают более крупный песок, получают меньше, чем промывающие мелкий песок. Как сказано выше, на Садонских рудниках ежегодно прежде добывалось более 20,000 пудов серебро-свинцовой руды, из которой на Алагирском заводе получалось до 10,000 пудов свинца и от 35-ти до 40 пудов серебра. Кроме того, в рудниках добывалось до 20,000 пудов цинковой руды, которая целиком вывозилась в Англию по цене 12 1/8 копейки за пуд.

Осмотрев Садонские рудники, компания наша снова вернулась на Военно-Осетинскую дорогу и двинулась в путь по направлению к Кутаису. Верстах в 3 – 4-х вверх по течению Ардона от Садонского ущелья, на левом берегу Ардона, стоить старинный осетинский аул Нузал (Нужал), в котором находится православная церковь, построенная еще в XIII столетии [1224-м году].

Нузальская церковь построена в честь Святого Великомученника Георгия и по своей архитектуре скорее похожа на пирамидальную кучу камней, аршин на 7 высоты, аршин 7 ½ длины, аршин 5 ширины; на вершине этой пирамиды стоит заржавевший железный крест; с южной стороны в церковь ведет низенькая дверь, а с трех остальных сторон проделано по одному маленькому окошку. О Нузальской церкви среди осетин сохранилось следующее предание: давным давно у осетин правили девять царей, все родные братья; одного из этих царей звали Сослан. Царь Сослан женился на грузинской царице Тамаре, которая до выхода за него замуж была женою русского князя Юрия Андреевича, сына Андрея Боголюбского. Между Юрием Андреевичем и Тамарой произошла крупная ссора, следствием которой совершился развод супругов; Тамара во второй раз вышла замуж за осетинского царя Сослана. С этого времени, благодаря трудам Тамары, стало распространяться христианство среди осетин. Три младшие брата Сослана приняли монашество, построили себе на правом берегу Ардона кельи, остатки которых указываются жителями Нузала и до настоящего времени среди отвесной и неприступной скалы; теперь человек уже не может проникинуть в древнее убежище царей-отшельников; только козы, пасущиеся по скалам, по карнизу, где когда-то была тропинка, близко подходят к гнездам-кельям, около которых еще и до сих пор, даже с дороги, можно видеть груды белеющих турьих черепов с рогами. Кроме того, братья-отшельники на левом берегу реки Ардона построили для себя маленькую церковь и расписали ее; вот эта-то церковь, по преданно осетин, и сохранилась в первоначальном своем виде до настоящего времени. Из достопримечательностей церкви; во-первых, нужно упомянуть о церковных ризах, пожертвованных в эту церковь покойной ГОСУДАРЫНЕЙ ИМПЕРАТРИЦЕЙ МАРИЕЙ АЛЕКСАНДРОВНОЙ; во-вторых, о древнем кресте с надписью на грузинском языке «Крест Христов», о старинной живописи и внизу иконостаса о портретах трех осетинских царей, строителей храма. Старожилы уверяют, что на правой стене церкви было написано завещание царей своим потомкам такого содержание: «Мы после себя оставляем вам [своим потомкам] столько золота и серебра, сколько песку и воды»; но будто со временем это завещание исчезло и теперь совершенно закрашено {* Очевидно, это предание относится к грузинской надписи на Нузальской церкви, в которой в кратких словах представлена история Осетии от времен царя Оса-Багатара, убитого царем Грузии Вахтангом Горгасалом (+ 499), до даря Давида Сослана. Вот эта надпись. «Нас было девять братьев – Чарджонидзе-Чархилановых, овсетин: Багатар, Давид-Сослан, – с четырьмя царствами боровшиеся, – Пидарос, Джадарос, Сакур и Георгий, грозно встречавшие врага; трое же из наших братьев – Исаак, Романоз и Басили – стали верными рабами Христа. Мы охраняем узкие дороги, проходящие из четырех углов. В Касарах я имею замок и таможенную заставу и здесь охраняю двери Хиди (Хиди по-груз. мост); веруя в загробную жизнь, в сем миpе прочно стою: золотоносной земли и серебряной, подобно воде, много имею; Кавказ я покорил, с четырьмя царствами боролся и похитил сестру грузинского царя, следуя нашему обычаю; он догнал меня, изменил клятвенно и грех мой принял на себя: Багатар отдан был течению воды, войско же овсетин истреблено. Кто из вас увидит этот стих, малостью пусть скажет поминание». Надпись нузальского храма приведена в еще ненапечатанном вapиaнте Географии Грузии Вахушта [Вахушти], откуда она перепечатана в брошюре «Мосе Хонели и его Амиран-Дареджаниани»; она помещена также в Хрестоматии Дм. Пурцеладзе. См. статью М. Г. Джанашвили «Извеcтия груз. летописей и историков о Северном Кавказе и Poccии» в Сборн. мат., вып. XXII, отд. I, стр. 43. Л. Л.}. Не трудно догадаться, что завещание это намекает на огромные природные богатства Кавказских гор, которые, без сомнение, еще в древности были известны обитателям Кавказа, в чем, отчасти убеждает и тот факт, что Садонские рудники, как сказано было выше, основаны на месте древних осетинских разработок серебро-свинцовых руд. Церковь Нузальская является настолько интересным историческим памятником, что, по словам местного священника, НАСЛЕДНИК ЦЕСАРЕВИЧ ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ГЕОРГИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ, ныне покойный, проезжая 8-го сентября 1893 года по Военно-Осетинской дороге, изволил посетить и осматривать эту церковь. (Подробное описание Нузальской церкви и рисунок ее можно найти на стр. 66-й и след. «Материалов по Археологии Кавказа, собранных экспедициями ИМПЕРАТОРСКОГО Московского Археологического общества, снаряженными на ВЫСОЧАЙШЕ дарованные средства». Выпуск 1-й. Под редакцией гр. Уваровой. Москва 1888 года).

Выше Нузала, на утесах, возвышающихся от левого берега Ардона, находится аул Назигин (Нажигин), в котором, обыкновенно, нанимаются проводники и лошади для восхождение на Цейский ледник. За Нузалом через Ардон устроена мост, за которым Военно-Осетинская дорога идет уже по правому берегу Ардона. Верстах в четырех от этого места находится урочище Святого Николая; так называется большой дом инженерного ведомства с флигелем и надворными постройками, обнесенный со всех сторон оградой. В этом доме обыкновенно останавливаются путешественники, желающие подняться на Цейский ледник. Здесь же имеется особая книга, в которой путешественники записывают не только свои фамилии, но и впечатления. Чего, чего только нельзя прочитать в этой книге!

Урочище Св. Николая лежит как раз при впадении реки Цеи в Ардон, на правом берегу последнего. Что за чудное местечко! Стоит это урочище на высокой котловине, обставленной со всех сторон горами; внизу горы эти покрыты богатейшими чинаровыми лесами, выше которых к голым скалам прилепились сосны и ели со своими причудливыми верхушками; еще выше вздымаются седые громады, увенчанные белыми шапками-ледниками. Чудный горный воздух, пропитанный смолистыми испарениями елей и сосен, заставляет выше подыматься грудь и учащеннее биться сердце. Наскоро напившись чаю, захватив проводников и вьючных лошадей, мы поспешили до захода солнца по ущелью Цеи дойти до горного аула Цейского, лежащего на значительной высоте, верстах в восьми от урочища Св. Николая. Поразительна красота ущелья реки Цеи: на каждом шагу открывается новый вид! Внизу бурлит река Цея, разбиваясь на мелкие пылинки и увлекая своим течением громадные камни; камни эти на своем пути ударяются друг о друга и о прибрежные скалы, производя по ущелью беспрерывный гул наподобие артиллерийской канонады; горная тропинка, извиваясь, как змейка, среди густых зарослей рододендронов, с каждым поворотом уносит путника все выше и выше; в заоблачную даль. Вот вы идете по самому берегу Цеи; с непривычки от быстрого падения воды, водяной пыли и гула начинает кружиться голова; вы подымаетесь немного выше и вступаете в рощу высоких стройных чинар, в тени которых сладко отдыхаете от утомительного пути; еще выше – приятный смолистый запах сосен заставляет вас поторопиться под тень сосновой рощи. Вот кончились леса и начались скалы, покрытые скудной растительностью. Жажда томит вас до тех пор, пока не доберетесь до светлого, как горный хрусталь, ручейка, с журчанием вырывающегося из-под камней. Наконец, вы выбираетесь по тропинке на гребень; перед вами разбросан Цейский аул, окруженный со всех сторон хлебными полями. Поразительны для путника эти горные покосы и поля! Представьте себе по крутому скату скалы покос. Житель долин только с большим трудом может удержаться на таком скате, тогда как житель гор не только умудряется производить тут покос, но и посевы. Мне, к сожалению, не удалось видеть полевых работ у горных осетин ни во время покоса ни во время уборки хлебов, так как покос был уже окончен, и ряды стогов и копен тянулись на страшных утесах от самого аула Унала до Цейского; хлеба же вследствие высокого местоположение еще не созрели (вероятно, на такой высоте они созревают не ранее 20-го августа, как и на далеком севере). Я с удовольствием прошел по этим горным полям; напрасно я старался увидеть на полях следы плуга или какого-нибудь удобрения, – ни того ни другого я не заметил. Всюду по полям валялись мелкие камешки, между которыми краснела глина; тем не менее на низкорослых нивах шумели крупные колосья пшеницы и ячменя. На возвратном пути, около аула Унала, мне пришлось видеть, как копны сена доставляются вниз, к аулу. Прикрепив один конец веревки у какой-либо скалы, горец обвивает другой конец ее вокруг своей талии и осторожно начинает приближаться к стоящей над обрывом копне сена. Подойдя к копне, горец другой веревкой опутывает ее, как сеткой, а затем сталкивает копну со скалы. Если веревка прочна, и копна увязана хорошо, она благополучно достигает до подножья скалы; в противном же случае, копна, ударяясь при своем падении об острые камни, рассыпается мелкими клочьями сена, и, таким образом, в один миг горец лишается копны сена, собранного с таким трудом и нередко с опасностью для жизни.

Когда компания наша подходила к Цейскому аулу, из него высыпала огромная толпа ребятишек. Можно только поражаться обилием детей в горных аулах. Цейский аул наперечет состоял из 15 – 20 саклей, из которых высыпало детишек не менее сотни. И что это были за дети! Грязные до такой степени, что нельзя было определить нормального цвета их кожи; еще более поражал нас их костюм. Нет никакой возможности определить покроя его. Соберите валяющиеся по улицам, по мусорным ямам тряпки, сшейте их на скорую руку нитками в нескольких местах и наденьте на ребенка, и эта груда тряпок, болтающихся на теле, даст точное понятие о своеобразном летнем детском костюме жителей горных осетинских аулов. Несмотря на все это, некоторые славные детские личики с устремленными на нас с любопытством и страхом черными глазенками были положительно хороши и заставляли нас на время забыть и грязь и тряпки, надетые на них; но вот показывается испитое, бледное лицо ребенка, покрытого массами паразитов и язвами, кое-где прикрытыми вонючими лохмотьями; обмазанными пластырем, произведением местных знахарей и знахарок, и дрожь пробегает по всем нашим членам. Проводник наш прикрикнул на эту толпу любопытных, и они как зверки рассыпались по своим норкам. Не лучше были костюмы и у взрослых мужчин и женщин: к нам из аула пришел старик, на котором была надета черкеска прямо на тело, без бешмета; таким образом, вся грудь его от шеи до пояса была открыта; видно было, что не случайно, второпях, он так принарядился, потому что цвет кожи его груди принял цвет сапога, давно не видевшего чистки.

Конечно, читатель сам догадывается, что ни один путешественник, если есть какая-нибудь возможность, ни за что на свете не решится остановиться на ночлег в осетинской сакле. Сакли Цейского аула двух родов: одноэтажные и двухэтажные; и те и другие сложены из небольших неотесанных камней, скрепленных жидкой глиной; такой постройки бывают в наших станицах заборы, сложенные из неотесанных камней собственными руками домохозяина и его домочадцев. Плоские крыши и полы саклей смазываются глиной; летом и зимой в них кишат мириады разноцветных насекомых; в особенности много их бывает в двухэтажных сакля