Реферат: Что такое отдельный язык?
А.Ю. Мусорин
Вопрос,вынесенный в заглавие данной статьи, не нов; над ним работали такиеотечественные и зарубежные лингвисты, как Л.Э. Калынь [1], Г.А. Климов [2], Р.Леч [3], Д.И. Эдельман [4], Б. Казаку [5], К. Хегер [6], Дж.А. Грирсон [7] имногие другие. Вместе с тем, проблема эта по-прежнему далека от разрешения. Влингвистике по-прежнему отсутствует общепринятое определение понятия«отдельный язык», что на практике приводит к появлению такихнаименований-монстров, как «сави язык/диалект», «курдариязык/диалект», «земиаки язык/диа-лект» [8]; к возникновениютакого странного термина, как «формы романской речи», применительно карумынскому, истрорумынскому и мегленитскому.
Припопытке определить понятие «отдельный язык» мы сталкиваемся с тремяразличными ситуациями. Первая ситуация связана с оппозицией «язык — диалект» в синхронном аспекте. В рамках этой ситуации возникают вопросытипа: каков статус упомянутых выше сави, курдари и земиаки, почему белорусский- это самостоятельный язык, а поморский — всего лишь диалект русского и др.
Втораяситуация связана с оппозицией «язык — диалект» в диахронном аспекте.В рамках этой ситуации возникают вопросы типа: до какого момента мы можемговорить об украинских, белорусских и великорусских диалектах древнерусскогоязыка, а с какого момента — о трех отдельных восточнославянских языках; скакого момента поздние латинские диалекты Италии перерастают в собственноитальянский язык и др.
Третьяситуация связана с функционированием в рамках одного социума двухблизкородственных, но различных литературных языков. В рамках такой ситуациивозможны две подситуации. В первой подситуации мы имеем дело с двумялитературными языками, опирающимися на две различные группы говоров в рамкаходного этнического образования. Примером тому могут служить букмол (bokmal) инюноршк (nynorsk) в современной Норвегии. Во второй подситуации мы сталкиваемсяс сосуществованием в рамках одного этнического коллектива двух литературныхязыков без опоры на различные группы говоров или иные различающиеся между собойформы народной речи. Примером тому может служить языковая ситуация вДопетровской Руси, породившая в отечественной славистике проблему соотношенияцерковнославянского и древнерусского литературных языков. Одни исследователи,как, например, Л.Г. Панин, рассматривают церковнославянский «как функциональныйвариант единого древнерусского литературного языка» [9]; другие, как Н.И.Толстой, видят в церковнославянском самостоятельный язык, выполнявший вправославном восточноевропейском регионе примерно те же функции, что и латынь вСредние Века в Западной Европе [10].
Критериивыделения самостоятельного языка для каждой из обозначенных здесь ситуаций должныбыть разделены. Рассмотрим их применительно к первой ситуации. Здесь в качествепервого критерия вслед за Д.И. Эдельман мы предлагаем «наличие илиотсутствие взаимопонимания между носителями форм речи, представляющих различныелокальные единицы» [11], однако мы считаем необходимым указать нанекоторую ограниченность в действии этого критерия: если отсутствиевзаимопонимания действительно может свидетельствовать о том, что перед намиразличные языки, то наличие такого взаимопонимания ни в коей мере несвидетельствует, что перед нами всего лишь диалекты одного языка. В самом деле,носители большинства тюркских языков вполне способны на бытовом уровне пониматьдруг друга без переводчика, однако никому не придет в голову рассматривать,скажем, шорский и татарский как диалекты единого тюркского языка. Кроме того,данный критерий применим, по преимуществу, к бесписьменным языкам. Что жекасается языков с устойчивой письменно-литературной традицией, то для нихгораздо более значим другой критерий: использование носителями различных идиомодной или различных литературно-письменных форм. Так, например, различныедиалекты китайского не приобретают статуса самостоятельных языков, несмотря нато, что взаимопонимание между их носителями совершенно невозможно. Приобретениюими статуса самостоятельных языков препятствует, с одной стороны, наличиеединого общекитайского литературно-письменного языка (в прошлом — вэньянь,сейчас — путунхуа), с другой стороны — отсутствие в местах распространения техили иных диалектов локальных письменно-литературных норм. Здесь в качествепримера интересно привести дунганский (хуэйский) язык. Будучи первоначальноодним из северокитайских диалектов, дунганский сумел сформировать своюсобственную литературно-письменную традицию, отличную от общекитайской, и статьотдельным языком. Это было обусловлено тем, что дунгане, в отличие отсобственно китайцев, были мусульманами и пользовались в течение многих веков некитайской иероглифической, но арабской графикой. Аналогичные отношенияскладываются между чешским и словацким: взаимопонимание между их носителями, покрайней мере на бытовом уровне, особых трудностей не представляет, но,поскольку чехи и словаки ориентируются на различный письменно-литературныйстандарт, чешский и словацкий имеют статус самостоятельных языков.
Ещеодним важным критерием определения статуса идиом относительно друг другаявляется наличие/отсутствие традиций перевода с одной идиомы на другую. Наличиеустойчивой переводческой традиции свидетельствует, как правило, о том, чтоперед нами два самостоятельных языка: с диалекта на литературный язык, равнокак и с литературного языка на диалект, как правило, не переводят. Не переводятобычно и с одного диалекта на другой. Создание переводов с одной идиомы надругую, в тех случаях, когда взаимопонимание между носителями идиом не слишкомзатруднено, является, кроме всего прочего, еще и демонстрацией собственнойинаковости, отдельности. По этой причине стремление повысить статус своейродной идиомы, добиться ее признания в качестве самостоятельного языка нередкоприводит к появлению переводов там, где в этом нет никакой практическойнеобходимости. Здесь в качестве примера интересно рассмотреть языковую ситуациюв Югославии 70-х — 80-х годов XX века. Так, унитаристы, сторонники сохранениясербскохорватского языка и стирания языковых различий между сербами ихорватами, резко выступали против практики перевода с сербского варианта языкана хорватский. Хорватские же националисты, напротив, активно переводилипроизведения сербских писателей и поэтов, несмотря на то, что перевод частозаключался в замене одного слова или даже одного звука в целом предложении! Вотобразцы таких «переводов» сербского поэта Й. Змая на хорватский:
Даме метне ко за краља
Местохлеба све переца
Данасси нам срећан био
Da me metne tko za kralja
Mjesto kruha — sve pereca
Danas si nam sretan bio [12]
Четвертымкритерием выделения самостоятельного языка является языковое самосознание егоносителей. «Языковое самосознание — это представление говорящих о том, накаком языке они говорят» [13]. «Если коллектив говорящих считаетродную речь отдельным языком, отличным от языков всех соседей, значит то, начем данный коллектив говорит, — это отдельный самостоятельный язык» [14].
Иногдаязыковое самосознание может находить свое отражение в тех или иныхзаконодательных актах. Здесь, опятьтаки, показателен югославский опыт. Так,если до 1990-го года в хорватской конституции государственным языком был названхорватскосербский, то с 1990-го года — хорватский. В Сербии, согласноконституции, сербскохорватский язык был государственным до 1992-го года; в1992-м году «вместо наименования 'сербскохорватский язык' официальнопровозглашен сербский язык и кириллический алфавит» [15].
Иногдаизменение статуса идиомы связано с изменением статуса этнической группы,использующей данную идиому в качестве средства общения. Так, например, сойоты — небольшой тюркский народ, проживающий на территории Бурятии, до 1993 г.считались субэтносом тувинцев, а их язык, соответственно, диалектом тувинского.В 1993 г. сойоты были признаны отдельным народом, а их диалект — самостоятельным языком [16].
Пятымкритерием самостоятельности языка является наличие лингвонима — названия даннойидиомы, употребляемого ее носителями и отличного от всех наименований,применяемых данным языковым коллективом по отношению к языкам соседей. Авторуэтих строк не известен ни один случай, когда бы некоторый языковой коллектив,осознающий свой язык как нечто самостоятельное и отдельное, пользовался бы дляего обозначения тем же названием, что и для языка соседнего народа. Данный критерийтесно связан с четвертым, поскольку наличие лингвонима является одним извнешних проявлений языкового самосознания. Наличие отдельного лингвонима, каккритерий, особенно важно в тех случаях, когда идиома уже вышла из употребления,и мы не можем поинтересоваться у ее носителей, осознают ли они ее как отдельныйязык или нет.
Таковыкритерии выделения самостоятельного языка применительно к первой — синхронической ситуации. Теперь рассмотрим ситуацию, связанную с оппозицией«язык — диалект» в диахронном аспекте. Эта ситуация представляетсянам наиболее простой: с того момента, как носители территориальных диалектовнекоего языка начинают осознавать свои диалекты в качестве самостоятельныхязыков, пользоваться для их обозначения новыми лингвонимами и формировать новыйлитературно-письменный стандарт, мы можем говорить о том, что язык-предокполностью прекратил свое существование, уступив место новым языкам, появившимсяв результате его распада. Наиболее чистым случаем такой ситуации являетсяистория преобразования территориальных разновидностей поздней латыни всамостоятельные романские языки: ни один из новых романских языков не сохранилнаименования языка-предка, ни один из них не претендовал на то, чтобырассматриваться в качестве более прямого и непосредственного продолжениялатыни, чем другие романские языки. Несколько иначе обстоит дело сдревнерусским и современным и восточнославянскими языками. Наиболее крупный изних, собственно русский, сохраняет лингвоним языка-предка. Это создает иллюзиютого, что современный русский является непосредственным продолжением языкаКиевской Руси, а то время как белорусский и украинский представляют собойсвоего рода побочные отпочкования, что, конечно же, совершенно не соответствуетдействительности: литературный стандарт современного русского языка, впрочем, идвух других восточнославянских языков не является продуктом историческогоразвития литературных письменных традиций Древней Руси, а территорияраспространения древнерусского языка примерно в равных долях распределена междусовременными Россией, Белоруссией и Украиной.
Третьяситуация, как уже было сказано выше, представлена двумя совершенно различнымиподситуациями. Рассмотрим первую из них — связанную с сосуществованием в рамкаходного этнического коллектива двух различных литературных языков, опирающихсяна две различные группы говоров. Здесь для определения статуса идиомы могутбыть использованы такие критерии, как языковое самосознание носителей, наличиеили отсутствие регулярной практики перевода с одной идиомы на другую, а такжепроисхождение каждой из этих идиом. Так, в соответствии с этим критерием,норвежские нюноршк и букмол вряд ли могут рассматриваться как два вариантаодного языка: если первый из них является результатом исторического развитиядревненорвежских диалектов, то второй сформировался на базе датского,импортированного в Норвегию в XIV в. после того, как страна попала под властьДании, и ставшего разговорным языком большей части городского населения. А вотдва литературных варианта марийского — горный и луговой — считать отдельнымиязыками, по-видимому, нет оснований: и тот, и другой возникли в результатекодификации различных диалектов марийского языка.
Втораяподситуация связана с сосуществованием в рамках одного этнического коллективадвух литературных языков, не связанных по происхождению с какими-тотерриториальными разновидностями народной речи. Эта подситуация всегдапредполагает наличие какой-либо формы двуязычия в обществе. Если при первойподситуации мы сталкиваемся с территориальным распределением идиом (нюноршкраспространен в западных провинциях Норвегии, а букмол — в центральных ивосточных), то при второй подситуации — с функциональным. Так, русский язык вДревней Руси функционировал в качестве основного разговорного языка, в качествеязыка права и разного рода деловой документации, в качестве языка частнойпереписки (новгородские берестяные грамоты) и некоторых жанров литературы.Церковнославянский же выступал как язык богослужения, как язык философской,богословской, житийной и др. литературы, как язык ученых диспутов. Такоераспределение двух близкородственных идиом порождает соблазн рассматривать их вкачестве функциональных стилей одного языка.
Первымкритерием определения статуса идиом в данной подситуации является языковоесознание членов социума, пользующегося этими двумя идиомами. Важно знать,воспринимаются ли носителями эти две идиомы как различные языки или как формыодного языка. Если идиомы воспринимаются носителями как отдельные языки, онидолжны маркироваться отдельными лингвонимами. Кстати, именно так и обстоялодело в Древней Руси: древнерусский язык обозначался термином«руськыи», а церковнославянский — термином «словеньськыи».Другим критерием, свидетельствующим в пользу того, что перед нами отдельныеязыки, является наличие переводов с одной идиомы на другую. При этом необходимозаметить, что отсутствие переводов вовсе не свидетельствует о том, что переднами два варианта одного языка! В самом деле, при наличии жесткогораспределения функций и сфер употребления между двумя идиомами возможностиперевода оказываются весьма ограниченными: перевод юридического документа нацерковнославянский язык шел, по видимому, в разрез со всеми традициямиделопроизводства Древней Руси, а перевод богослужебного текста на русский былбы попросту кощунством. Последнее было связано с представлением о сакральностицерковнославянского языка, нашедшем недвусмысленное выражение в утвержденииИоанна Вишенского: «Словенский язык… простым прилежным читанием… к Богуприводит» [17].
Ещеодним критерием, свидетельствующим, что перед нами два самостоятельных языка,может выступать несовпадение территории распространения двух идиом. Так,русский язык во все века функционировал только на территории Российскогогосударства, в то время как церковнославянский в качестве языка церкви, ученойи житийной литературы функционировал также на территории Сербии, Болгарии,Великого Княжества Литовского и даже романоязычной Молдавии! Впрочем,совпадение территории распространения двух идиом опять-таки не свидетельствует,что перед нами два варианта одного языка: территория распространения амхарскогои геэза (богослужебный язык эфиопской церкви) идентична или почти идентична,однако совершенно очевидно, что перед нами два различных языка. В пользу этогосвидетельствует критерий происхождения идиом из одного или двух различныхисточников: геэз входит в северную группу эфиопосемитских языков, а амхарский — в южную. Точно так же этот критерий свидетельствует о нетождественностидревнерусского и церковнославянского языков: первый из них сформировался набазе восточнославянских диалектов, а второй имеет южнославянское,болгаро-македонское происхождение.
Определениестатуса таких идиом, как древнерусский и церковнославянский, амхарский и геэзособой проблемы не составляет. Гораздо сложнее понять, чем являются поотношению друг к другу армянский и грабар. С одной стороны, эти идиомы обладаютразличными лингвонимами, с другой — они имеют общее происхождение, общуютерриторию распространения и связаны с одной и той же этнокультурной средой.
Список литературы
1.Калынь Л.Э. Диалектологический аспект проблемы «язык — диалект» //Известия АН СССР. — 1976. — Т. 35. — Серия языка и литературы, № 1.
2.Климов Г.А. Фридрих Энгельс о критериях языковой идентификации диалекта //Вопросы языкознания. — 1974. — № 4.
3.Леч Р. К вопросу о соотношении категорий «язык» и «диалект»// Русское и славянское языкознание. К 70-летию чл.-корр. АН СССР Р.И.Аванесова. — М., 1972.
4.Эдельман Д.И. К проблеме «язык или диалект» в условиях отсутствияписьменности // Теоретические основы классификации языков мира. — М., 1980;Эдельман Д.И. Проблема «язык или диалект» при отсутствии письменности(на материале памирских языков) // Лингвистическая география, диалектология иистория языка. — Ереван, 1978.
5. Cazacu B. In jurul controverse lingvistice: limba sau dialect(Problema clasificarii idiomurilor romanice suddunerene) // Studii si cercetarilingvistice. — Bucuresti, 1959. — T. X. — № 1.
6. Heger K. «Sprache» und «Dialect» alslinguistisches und soziolinguistisches Problem // Folia linguistica. — TheHague, 1968.
7. Grierson G.A. «Language» and «Dialect» //Linguistic Survey of India. — V. 1. — Pt. 1. — Calcutta, 1927.
8.Дардские и нуристанские языки. — М., 1999.
9.Панин Л.Г. История церковнославянского языка и лингвистическая текстология. — Новосибирск, 1995. — С. 50.
10.Толстой Н.И. История и структура славянских литературных языков. — М., 1988.
11.Эдельман Д.И. К проблеме «язык или диалект». — С. 129.
12.Багдасаров А.Р. Социолингвистический аспект языковых отношений в Хорватии иСербии во второй половине XX в. // Язык. Культура. Этнос. — М., 1994. — С. 204.
13.Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. — М., 1994. — С. 94.
14.Там же. — С. 95.
15.Багдасаров А.Р. Указ. соч. — С. 208.
16.Леонтьев А.А. Культуры и языки народов России, стран СНГ и Балтии. — М., 1998.- С. 262-263.
17.Успенский Б.А. Языковая ситуация и языковое сознание в Московской Руси:восприятие церковнославянского и русского языка // Византия и Русь. — М., 1989.- С. 208.
18.Дьяконов И.М. Введение. Афразийские языки // Афразийские языки. Семитскиеязыки. — М., 1991. — С. 7.