Реферат: Статус лингвистики как науки
Можносчитать, что подлинно научный период в истории лингвистики начинается сосравнительного изучения и реконструкции индоевропейских языков. В ходе своихобстоятельных исследований индоевропеисты постепенно выработали методику,пожалуй, более совершенную, нежели методы других наук, имеющих дело счеловеческими институтами. Многие формулировки, предложенные компаративистами,занимавшимися индоевропейскими языками, по своей четкости и регулярности близкик формулам, или так называемым «законам», естественных наук. В основесравнительно-исторического языкознания лежит гипотеза о регулярном характерезвуковых изменений, а большая часть морфологических преобразований понимается вкомпаративистике как побочный продукт регулярного фонетического развития.Многие были склонны отрицать, но в свете опыта, накопленного лингвистикой насегодняшний день, нельзя не признать, что именно этот подход позволил достичьнаибольших успехов в области проблематики истории языка. Почему следуетисходить из регулярности фонетических изменений и почему такие регулярностидолжны иметь место — на эти вопросы рядовой лингвист вряд ли в состоянии датьудовлетворительные ответы. Однако из этого вовсе не следует, что можно было бызначительно усовершенствовать методы лингвистического исследования, еслиотказаться от хорошо проверенной гипотезы и открыть путь для разного родапсихологических и социологических объяснений не связанных непосредственно стем, что мы сейчас уже знаем об историческом развитии языков. Психологические исоциологические объяснения той регулярности лингвистических изменений, котораядавно уже известна всем изучающим язык, конечно, желательны и даже необходимы.Но ни психология, ни социология не в состоянии предписывать лингвисту какиеименно законы истории языка он должен формулировать. В лучшем случае данныедисциплины могут побудить лингвиста энергичнее, чем раньше, стараться понятьисторию языка в более широком контексте человеческого поведения вообще — какиндивидуального, так и общественного.
Разработанныеиндоевропеистами методы были с явным успехом использован и в исследованияхязыков других семей. Совершенно очевидно, что методы эти столь же безотказнодействуют применительно к «примитивным» бесписьменным языкам азии иафрики, как и применительно к значительно лучше известным формам речи болееразвитых народов. Возможно, что как раз в языках этих более цивилизованныхнародов фундаментальная регулярность языковых процессов значительно чащенарушалась такими противоречащими ей тенденциями, как заимствования из другихязыков, смешение диалектов, социальная дифференциация речи. Чем больше мызанимаемся сравнительными исследованиями родственных «примитивных»языков, тем очевиднее становится тот факт, что фонетические законы ивыравнивание по аналогии — это основные ключи к пониманию процесса развитияразличных языков и диалектов из одного общего праязыка. Это положение хорошоподтверждают исследования профессора леонарда блумфилда в области центральныхалгонкинских языков и мои — на материале атабаскских языков: они являютсяубедительным ответом тем, кто отказывается верить в почти всеобщую регулярностьдействия всех этих неосознаваемых языковых сил, взаимодействие которых приводитк регулярным фонетическим изменениям и связанным с ними морфологическимпреобразованиям. Возможность предсказать правильность специфических форм в томили ином бесписьменном языке на основании сформулированных для негофонетических законов существует не только чисто теоретически — сейчас уже можнопривести немало реальных примеров таких подтвердившихся предсказаний. Не можетбыть никаких сомнений в том, что методам, первоначально разработанным виндоевропеистике, предназначено сыграть существенную роль и в исследованияхвсех других языков; кроме того, при помощи этих методов, в результатепостепенного их совершенствования, мы, возможно, получим и подтверждениегипотезы об отдаленном родстве языков разных групп, в пользу чего сейчасговорят лишь единичные поверхностные факты.
Однакоосновная цель данной статьи — не демонстрация достигнутых лингвистическихрезультатов, скорее привлечение внимания к некоторым точкам соприкосновениямежду лингвистикой и другими научными дисциплинами и, кроме того, обсуждениевопроса о том, в каком смысле о лингвистике можно говорить как о науке".
Значимостьлингвистически данных для антропологии и истории культуры давно уже сталаобщепризнанным фактом. В процессе развития лингвистических исследований языкдоказывает свою полезность как инструмент познания в науках о человеке и в своюочередь нуждается в этих науках, позволяющих пролить свет на его суть.Современному лингвисту становится трудно ограничиваться лишь своим традиционнымпредметом. Если он не вовсе лишен воображения, то он не сможет не разделятьвзаимных интересов, которые связывают лингвистику с антропологией и историейкультуры, с социологией, психологией, философией и — в более отдаленнойперспективе — с физиологией и физикой.
Языкприобретает все большую значимость в качестве руководящего начала в научномизучении культуры. В некотором смысле система культурных стереотипов всякойцивилизации упорядочивается с помощью языка, выражающего данную цивилизацию.Наивно думать, что можно понять основные принципы некоторой культуры на основечистого наблюдения без того ориентира, каковым является языковой символизм,только и делающий эти принципы значимыми для общества и понятными ему.Когда-нибудь попытка исследования примитивной культуры без привлечения данныхязыка соответствующего общества будет выглядеть столь же непрофессиональной,как труд историка, который не может воспользоваться в своем исследованииподлинными документами той цивилизации, которую он описывает.
Язык- это путеводитель в «социальной действительности». Хотя язык обычноне считается предметом особого интереса для обществоведения, он существенновлияет на наше представление о социальных процессах и проблемах. Люди живут нетолько в материальном мире и не только в мире социальном, как это принято думать:в значительной степени они все находятся и во власти того конкретного языка,который стал средством выражения в данном обществе. Представление о том, чточеловек ориентируется во внешнем мире, по существу, без помощи языка и что языкявляется всего лишь случайным средством решения специфических задач мышления икоммуникации, — это всего лишь иллюзия. В действительности же «реальныймир» в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычектой или иной социальной группы. Два разных языка никогда не бывают стольсхожими, чтобы их можно было считать средством выражения одной и той жесоциальной действительности. Миры, в которых живут различные общества, — эторазные миры, а вовсе не один и тот же мир с различными навешанными на негоярлыками.
Понимание,например, простого стихотворения предполагает не только понимание каждого изсоставляющих его слов в его обычном значении: необходимо понимание всего образажизни данного общества, отражающегося в словах и раскрывающегося в оттенках ихзначения. Даже сравнительно простой акт восприятия в значительно большейстепени, чем мы привыкли думать, зависит от наличия определенных социальныхшаблонов, называемых словами. Так, например, если нарисовать несколько десятковлиний произвольной формы, то одни из них будут восприниматься как«прямые» (straight), другие — как «кривые» (crooked),«изогнутые» (curved) или «ломаные» (zigzag) потому только,что сам язык предполагает такое разбиение в силу наличия в нем этих слов. Мывидим, слышим и вообще воспринимаем окружающий мир именно так, а не иначе,главным образом благодаря тому, что наш выбор при его интерпретациипредопределяется языковыми привычками нашего общества.
Итак,для решения наиболее фундаментальных проблем человеческой культуры знаниеязыковых механизмов и понимание процесса исторического развития языка,несомненно, становятся более важными, чем более изощренными становятся нашиисследования в области социального поведения человека. Именно поэтому мы можемсчитать язык символическим руководством к пониманию культуры. Но значениелингвистики для изучения культуры этим не исчерпывается. Многие объекты иявления культуры настолько взаимосвязаны с их терминологией, что изучениераспределения культурно значимых терминов часто позволяет увидеть историюоткрытий и идей в новом свете. Эти исследования, уже принесшие плоды в изученииистории некоторых европейских и азиатских культур, должны принести пользу и вделе реконструкции культур примитивных.
Длясоциологии в узком смысле слова данные лингвистики имеют не меньшее значение,чем для теоретической антропологии. Социолога не могут не интересовать способычеловеческого общения. Поэтому крайне важным для него является вопрос о том,как язык во взаимодействии с другими факторами облегчает или затрудняет процесспередачи мыслей и моделей поведения от человека к человеку. Далее, социолог неможет оставить без внимания и вопрос о символической значимости, в социальномсмысле, языковых расхождений, возникающих во всяком достаточно большомобществе. Правильность речи, то есть то явление, которое может быть названо«социальным стилем» речи, имеет к социологии значительно большееотношение, чем к эстетике или грамматике. Специфические особенностипроизношения, характерные обороты, нелитературные формы речи, разного родапрофессионализмы — все это символы разнообразных способов самоорганизацииобщества, которые имеют решающее значение для понимания развития индивидуальныхи социальных свойств. Но ученый-социолог не в состоянии оценить важность этихявлений до тех пор, пока у него нет вполне ясного представления о той языковойоснове, с помощью которой только и можно оценить этот социальный символизмязыкового характера.
Обнадеживающимпредставляется тот факт, что языковым данным все большее внимание уделяется состороны психологов. До сих пор еще нет уверенности в том, что психология можетвнести что-либо новое в понимание речевого поведения человека по сравнению стем, что лингвисту известно на основании его собственных данных. Однако всебольшее признание получает справедливое представление о том, чтопсихологические объяснения языковых фактов, сделанные лингвистами, должны бытьпереформулированы в более общих терминах; в таком случае чисто языковые фактымогут быть рассмотрены как специфические формы символического поведения.Ученые-психологи, на мой взгляд, ограничивают себя слишком узкими рамкамипсихофизических основ речи, не углубляясь в изучение ее символической природы.Это, по-видимому, связано с тем, что фундаментальная значимость символизма длячеловеческого поведения еще не осознана ими в достаточной степени. Однакопредставляется вполне вероятным, что именно изучение символической природыязыковых форм и процессов могло бы в наибольшей степени обогатитьпсихологическую науку.
Любоедействие может быть рассмотрено либо как чисто функциональное в прямом смыслеслова, либо как символическое, либо как совмещающее в себе оба эти плана. Так,если я толкаю дверь, намереваясь войти в дом, смысл данного действиязаключается непосредственно в том, чтобы обеспечить себе свободный вход. Ноесли же я «стучусь в дверь», то достаточно лишь слегка поразмыслить,чтобы понять: стук сам по себе еще не открывает передо мной дверей. Он служитвсего-навсего знаком того, что кто-то должен прийти и открыть мне дверь. Стук вдверь — это замена самого по себе более примитивного акта открывания двери.Здесь мы имеем дело с рудиментом того, что можно назвать языком. Громадноеколичество всяческих действий является в этом грубом смысле языковыми актами.Иначе говоря, эти действия важны для нас не потому, что сами онинепосредственно приводят к какому-либо результату, а потому, что они служатопосредующими знаками для более важных действий. Примитивный знак имеетнекоторое объективное сходство с тем, что он замещает или на что указывает. Так,стук в дверь непосредственно соотносится с подразумеваемым намерением эту дверьоткрыть. Некоторые знаки становятся редуцированными формами тех функциональныхдействий, которые они обозначают. Например, показать человеку кулак — эторедуцированный и относительно безвредный способ обозначить реальное избиение, иесли такой жест начинает восприниматься в обществе как достаточно выразительныйметод замещения угроз или брани, то его можно считать символом в прямом смыслеслова.
Символыэтого типа — первичны, поскольку сходство такого символа с тем, что онзамещает, остается вполне очевидным. Однако со временем форма символаизменяется до такой степени, что всякая внешняя связь с замещаемым им понятиемутрачивается. Так, нельзя усмотреть никакой внешней связи между окрашенной вкрасно-бело-синий цвет материей и соединенными штатами америки — сложнымпонятием, которое и само по себе не так легко определить. Поэтому можносчитать, что флаг — это вторичный, или отсылочный (referential), символ. Какмне кажется, понять язык с точки зрения психологии — это значит рассмотреть егокак чрезвычайно сложный набор таких вторичных, или отсылочных, символов,созданных обществом. Не исключено, что и примитивные выкрики, и другие типысимволов, выработанные людьми в процессе эволюции, первоначально соотносились сопределенными эмоциями, отношениями и понятиями. Но связь эта между словами иих комбинациями и тем, что они обозначают, сейчас уже непосредственно непрослеживается.
Языкознаниеодновременно одна из самых сложных и одна из самых фундаментальных наук.Возможно, подлинно плодотворное соединение лингвистики и психологии все ещедело будущего. Можно полагать, что лингвистике суждено сыграть очень важнуюроль в конфигурационной (configurative) психологии (gestalt psychology),поскольку представляется, что из всех форм культуры именно язык совершенствуетсвою структуру сравнительно независимо от прочих способов структурированиякультуры. Можно поэтому думать, что языкознание станет чем-то вроде руководствак пониманию «психологической географии» культуры в целом. Вповседневной жизни изначальная символика поведения совершенно затемненамногофункциональностью стереотипов, приводящих в недоумение своимразнообразием. Дело в том, что каждый отдельно взятый акт человеческого поведенияявляется точкой соприкосновения такого множества различных поведенческихконфигураций, что большинству из нас очень трудно разграничить контекстные ивнеконтекстные формы поведения. Так что именно лингвистика имеет оченьсущественное значение для конфигурационных исследований, потому что языковоеструктурирование в весьма значительной степени является самодостаточным и почтине зависит от прочих тесно взаимодействующих друг с другом неязыковых структур.
Примечательно,что и философия в последнее время все в большей, нежели раньше, степениначинает заниматься проблемами языка. Давно прошло то время. Когда философыпростодушно могли переводить грамматические формы и процессы в метафизическиесущности. Философу необходимо понимать язык хотя бы для того, чтобы обезопаситьсебя от своих собственных языковых привычек, поэтому неудивительно, что,пытаясь освободить логику от грамматических помех и понять символическуюприроду знания и значение символики, философы вынуждены изучать основы самихязыковых процессов. Лингвисты занимают престижную позицию, содействуя процессупрояснения скрытого еще для нас смысла наших слов и языковых процедур. Средивсех исследователей человеческого поведения лингвист в силу своей спецификипредмета своей науки должен быть наибольшим релятивистом в отношении своихощущений и в наименьшей степени находиться под влиянием форм своей собственнойречи.
Несколько слов о связи лингвистики с естественными науками. Языковеды многимобязаны представителям естественных наук — особенно физики и физиологии — втом, что касается их технического оснащения. Фонетика, необходимая предпосылкадля точных методов исследования в лингвистике, немыслима без употребления вакустику и физиологию органов речи. Лингвисты, которые интересуются в первую очередьфактическими подробностями реального речевого поведения отдельной личности, ане социализованными языковыми структурами, должны постоянно обращаться к помощиестественных наук. Однако очень вероятно, что и накопленный в результателингвистических исследований опыт также может в значительной мереспособствовать постановке ряда собственно акустических или физиологическихзадач.
Вобщем и целом ясно, что интерес к языку в последнее время выходит за пределысобственно лингвистических проблем. И это неизбежно, так как понимание языковыхмеханизмов необходимо как для изучения истории, так и для исследованиячеловеческого поведения. Можно только надеяться в этой связи, что лингвистыострее осознают значение их предмета для науки в целом и не останутся в стороне,огораживаясь традицией, которая грозит превратиться в схоластику, если невдохнут в нее жизнь занятия, выходящие за пределы изучения только формальногоустройства языка.
Каковоже, наконец, место лингвистики в ряду других научных дисциплин? Является лиона, как и биология, естественной наукой или все-таки гуманитарной? Мнепредставляется, что имеются два обстоятельства, в силу которых существует явнаятенденция рассматривать языковые данные в контексте биологии. Во-первых, этотот очевидный факт, что реальная техника языкового поведения приспособлена квесьма специфическим физиологическим особенностям человека. Во-вторых,регулярность и стандартность языковых процессов вызывает квазиромантическоеощущение контраста с абсолютно свободным и необусловленным поведением человека,рассматриваемым с точки зрения культуры. Однако регулярность звуковых измененийлишь на поверхностном уровне аналогична биологическому автоматизму. Как разпотому, что язык является столь же строго социализированной частью культуры,как и любая другая ее часть, но при этом он обнаруживает в своих основах итенденциях такую регулярность, какую привыкли наблюдать и описывать лишьпредставители естественных наук, он имеет стратегическое значение дляметодологии общественных наук. За внешней беспорядочностью социальных явленийскрывается регулярность их конфигураций и тенденций, которая столь же реальна,как и регулярность физических процессов в мире механики, хотя строгость еебесконечно менее очевидна и должна быть понята совсем по-другому. Язык — это впервую очередь продукт социального и культурного развития, и воспринимать егоследует именно с этой точки зрения. Его регулярность и формальное развитие,безусловно, основываются на биологических и психологических предпосылках. Ноэта регулярность и неосознанный характер основных языковых форм не превращаютлингвистику в простой придаток биологии или психологии. Языкознание лучше всехдругих социальных наук демонстрирует своими фактами и методами, несомненноболее легко устанавливаемыми, чем факты и методы других дисциплин, имеющих делос социологизированным поведением возможность подлинно научного изученияобщества, не подражая при этом методам и не принимая на веру положенийестественных наук. Особенно важно подчеркнуть. Что лингвисты которых часто исправедливо обвиняют в неспособности выйти за пределы милых их сердцу моделейосновного предмета их исследований, должны осознать, какое значение их наукаможет иметь для интерпретации человеческого поведения в целом. Хотят они тогоили нет, им предется все больше и больше заниматься теми проблемамиантропологии, социологии и физиологии, которые вторгаются в область языка.
Список литературы
Э.Сепир. Статус лингвистики как науки.