Реферат: Два подхода к изучению истории языка
С. А. Старостин
Есть в принципе два подхода. Один — это глоттогенез:думать, как мог возникнуть язык, какие могут быть его истоки, как соотноситсячеловеческая коммуникация с коммуникацией животных и т.д. Это вполне легитимнаятема, но, к сожалению, здесь мало на что можно рассчитывать, кроме ответовобщих и, может быть, даже спекулятивных.
Другое — это движение сверху вниз (от нашего временивглубь истории), то, что делаем мы, то есть постепенное сравнение всех языковыхсемей и «пошаговое» продвижение вглубь. Мы, может быть, никогда и не дойдем доистоков, но зато максимально продвинемся вглубь и даже попытаемся восстановитьпервые стадии развития человеческого языка. Это сравнительно-историческийметод, сравнение языков, реконструкция.
И тут тоже есть разные подходы и разные методы. Сейчасприходится все время полемизировать с американцами, потому что у них совершеннодругая школа — гринберговский метод массового сравнения. Джозеф Гринберг (ужепокойный, в прошлом году он умер) был, конечно, великий лингвист. Он первымсделал классификацию африканских языков, разделил их на четыре семьи; онзанимался американскими языками и выдвинул теорию о том, что все они, всущности, представляют собой одну «америндскую» макросемью, кроме северных — эскимосских и надене. Последняя его книга — о евразийской семье языков, котораяпрактически совпадает с нашей ностратической. Гринберговская методика основанана методе массового сравнения. Он смотрит на современные языки в большихколичествах и обнаруживает какие-то общие модели, сходства в системахместоимений, не устанавливая соответствий, не делая реконструкций, а простопытаясь сделать классификацию. На наш взгляд, это такая эвристика, определениена глазок. У Гринберга остался ученик — Меррит Рулен из Стэнфорда, с которым мысопредседательствуем в нашей новой программе.
Это пятилетняя программа в институте Санта Фе,посвященная эволюции человеческого языка. В программе участвуют и американскиеученые, и российские. Реально и австралийские — Пейрос, и израильские — Долгопольский, но в основном это все российская школа, выходцы из бывшего СССР.Есть англичане, есть европейцы (Вацлав Блажек из Чехии и др.) — мы собралиболее-менее всех, кто занимается дальним родством.
Весь последний год я занимался организацией этойпрограммы, провел четыре конференции. Всех надо собрать, более того, надопримирить: реально этой тематикой в мире, если хорошо «поскрести по сусекам»,занимаются человек тридцать, не больше, и необходимо то, что в американскойпрактике называется «team-work». Конечно, очень много лингвистов занимаютсяотдельными частными семьями, и мы со всеми стараемся сотрудничать ииспользовать их результаты, но людей, которые занимаются собственномакрокомпаративистикой, очень немного. Практически всех мне удалось собрать напоследней январской конференции в Нью-Мексико. Все работают интересно,результаты у всех есть.
Главное — это необходимость как-то «притереть» друг кдругу российскую и американскую школы. Оба подхода, на мой взгляд, имеют правона существование.
Прежде чем что-то реконструировать, устанавливатьсоответствие между языками, мы должны иметь хотя бы приблизительноепредставление о языковых семьях. Любимый пример Рулена — это индоевропейскиеязыки. Конечно, представление о том, что есть индоевропейская семья, сложилосьзадолго до того, как возник сам сравнительно-исторический метод. Сначала простозаметили бросающиеся в глаза сходства между санскритом, латынью, греческим. Небыло никакой научной методики, тем не менее было вполне ясное представление отом, что индийские языки и европейские языки должны восходить к общемуисточнику, потому что иначе трудно объяснить наблюдаемые параллели. Толькопотом, когда стали анализировать эти сходства, обнаружилось, что естьрегулярные соответствия, что нужно реконструировать праиндоевропейские формы ит.д. То есть в каком-то смысле «массовое сравнение» оправданно. И это — главныйтезис американцев: даже индоевропейскую семью установили без всякого вашегосравнительного метода, почему же нельзя так же поступить и с остальнымисемьями? Метод «массового сравнения», в сущности, — это почти отсутствиеметода: просто смотришь на языки и видишь. И действительно, возьмем, например,индоевропейские личные местоимения — «меня, mich, moi», во втором лице — «ты,тебя, dich, toi». Достаточно взгляда на систему личных местоимений, и мывынуждены сказать, что здесь скорее всего общность происхождения. С другойстороны, возьмем северно-кавказские языки: лезгинские зун «я», вун «ты»;абхазские са «я», ва «ты». Cразу невооруженным взглядом видно, что это — другаясемья, там другая система местоимений, и они очень сходны между собой. Дляэтого не требуется никакой работы, достаточно посмотреть, как будет «я» и «ты».Кроме местоимений, можно набрать и еще какое-то количество сходной лексики. Донекоторого уровня такой подход себя оправдывает.
Но вот мы определили, где какие местоимения, а дальше?Личные местоимения — это чрезвычайно устойчивый и архаичный элемент, но запериод в 10 — 12 тысяч лет даже и система личных местоимений исчезает — меняется на другую. При этом сходств в остальных сферах лексики остается ещеменьше, часто слова и корни меняются до полной неузнаваемости. И тогда уже неостается никаких видимых критериев.
То есть в какой-то момент массовое сравнение перестаетработать. Утрачивается почти все. Какие-то слова и корни сохраняются в языках,но уже классификацию по ним фактически определить невозможно.
А дальше — две возможности. Либо мы останавливаемся,говорим, что глубже классификации сделать невозможно. Довольно многие так иделают, считая, что есть временной лимит, предел, дальше которого наукабессильна. Либо мы должны предложить какой-то выход.
Вот этот выход как раз и предлагает российская школа — это реконструкция.
Основное достоинство сравнительно-исторического методазаключается в том, что мы можем восстановить исходное состояние, конечно,приблизительно, условно, но, тем не менее, достаточно верно воссоздать илексический состав праязыка, и его грамматику. И тогда мы уже можем сравниватьне современные языки, а реконструированные, которые в случае родства, по логикевещей, должны быть ближе друг к другу, чем их современные потомки. Поэтомувыход из этой ситуации, преодоление этого временного барьера существует. И это- реконструкция. Рабочая платформа, на которой можно всех объединить, сказав, имы хороши, и вы хороши, но мы все-таки лучше, потому что можем идти дальше ивидеть глубже. Происходит масса баталий, но все-таки какая-то общая позициянаходится.
Про эту программу говорить можно много. Интересносказать, кто ее «пробил» и что это за институт Санта Фе. Это чистоисследовательское учреждение, американский «think-tank», и лингвистики там досих пор не было: исследовалась теория сложных систем, генетика, математика ит.д. Инициатором всей этой программы оказался Мюррей Гелл-Манн — нобелевскийлауреат по физике, автор теории кварков, один из основателей института истрастный любитель лингвистики. Он был в близких отношениях с Гринбергом, всюжизнь интересовался языком, человек колоссальной эрудиции — с ним можно вполнесерьезно обсуждать японские этимологии. Личность совершенно фантастическая!Встретившись с ним на конференции в Санта Фе в 1997 году, мы разговорились, ион сам предложил, что надо бы попробовать что-то организовать в этом институте.И вот попробовал, и совершенно неожиданно все получилось.
Списоклитературы
Для подготовки данной работы были использованыматериалы с сайта www.philology.ru