Реферат: Шумерская литература

В. К. Афанасьева

Шумерский период в истории Двуречья охватывает околотысячи лет — с конца IV тыс. до н. э., когда в низовьях Тигра и Евфратаначинают складываться древнейшие классовые государства, и до конца III тыс. дон. э. В XXIV — XXII вв. до н. э. Шумер попал под аккадское владычество. Ноаккадцы-семиты жили бок о бок с шумерами еще с конца IV тыс. и к моментуприхода к власти аккадской династии были в значительной степени шумеризованы посвоей культуре. Поэтому во время аккадского господства ни шумеры, ни ихтрадиции подавлены не были, хотя аккадское влияние уже сказывалось на развитиихудожественного творчества Двуречья (особенно изобразительного искусства этогопериода). Последний этап независимой истории Шумера — правление III династииУра и династии Исина (XXI в. до н. э.) — время окончательного установлениярабовладельческого государства, выработки его идеологии, упорядочения системыпантеона и ритуала. Вскоре после этого Двуречье окончательно объединяется подвластью Вавилона, и шумеры перестают существовать как самостоятельнаянародность.

Шумерские памятники литературы дошли до нас в позднихзаписях, главным образом от так называемого послешумерского периода (XIX — XVIII вв. до н. э.), т. е. того времени, когда сами шумеры уже слились саккадцами, а шумерский язык уступил место аккадскому. Это были либо записи иликопии произведений, написанных на шумерском языке, либо двуязычные,шумеро-аккадские, тексты, что говорит о большой роли, которую продолжала игратьшумерская культура в истории Двуречья.

Что же касается ранних шумерских текстов, то нашисведения о них пока незначительны: нам известны некоторые школьные тексты,исторические надписи (строительные, хроникальные), самые древние из которыхвосходят к XXVII — XXVI вв. до н. э., а также гимны (особенно много ихпоявляется в конце III тыс. до н. э., во время III династии Ура, в честьобожествленных правителей этой династии). Правда, совсем недавно, в середине60-х годов, в местечке Абу-Салябих, неподалеку от древнейшего общешумерскогокультового центра Ниппура, американскими археологами был обнаружен большойархив, датируемый приблизительно XXVII — XXV в. до н. э., который, попредварительным данным, среди прочих клинописных документов включает большоечисло гимнов, мифов, поучений. Однако, пока эти памятники не изучены, мы можемотметить лишь крайнюю важность самого факта записи текстов литературногохарактера в столь ранний период [1]. И поэтому наш обзор целесообразно начать срассмотрения жанра, который самим своим возникновением обязан изобретениюписьменности — жанра исторической надписи.

Царские надписи появляются в Шумере во второй четвертиIII тыс. до н. э., незадолго до начала правления так называемой I династии Ура.

Первые такие надписи связаны со строительством храмови каналов и обычно представляют собой одну фразу: «Такому-то богу такой-тотакое-то сооружение построил». Затем надписи увеличиваются, перечисляется уженесколько сооружений, начинают упоминаться войны: «Когда такой-то разгромилтого-то или то-то, такое-то сооружение он построил». Известны подобного роданадписи царя Энмебарагеси, правителя города Киша, царей города Ура и др. Ксередине III тыс. до н. э. надписи становятся еще пространнее: в знаменитой «Стелекоршунов» Эаннатума, правителя города Лагаша (XXV в. до н. э.), уже содержитсяописание битвы, а надпись другого лагашского правителя, Энметены, на глиняномконусе (XXIV в. до н. э.) представляет собой краткую историю взаимоотношенийгородов Лагаша и Уммы.

Размеры надписей продолжают все увеличиваться ипараллельно начинают складываться основы стиля, который становится все болееобразным и выразительным. Некоторые из надписей уже воспринимаются нами какподлинно литературные памятники. Таковы поэтические надписи лагашскогоправителя Гудеи, время царствования которого падает на послеаккадский период(XXII в. до н. э.). Гудеа в ритмизованной форме не просто рассказывает опостройке храмов, он называет причины, побудившие его за нее приняться,например веление богов в пророческом сне.  

В сновидении некий человек явился.

Велик он, как небо, как земля велик,

Корона бога на его голове,

Орел Анзуд на его руке,

Буря внизу, у его ног,

Справа и слева львы лежат.

Дом свой построить он приказал, но смысла сна я непонял.

Над горизонтом свет засиял — женщина появилась.

Кто такая она, кто такая она?..

Правителю мать его, богиня Нанше,

Говорит: «Пастырь мой!

Сон твой да объясню тебе!

Человек, что как небо велик, как земля велик,

С короной бога на голове, с орлом Анзудом у руки,

У ног которого бури, справа и слева — львы,

Это брат мой Нингирсу воистину был,

Храм его Энинну тебе приказал он построить…  

Затем Гудеа описывает подготовку и ход строительства,восхваляет красоту и убранство возведенного здания, разнообразие и ценностьматериалов, привезенных для постройки из дальних стран.

Из надписи впоследствии развивается очень любопытный ивесьма характерный для Шумера, а позже и для Вавилонии жанр псевдонадписи. Внем имитируется стиль древней надписи и повествование ведется от первого лица.Посвящены псевдонадписи, как правило, военным событиям, в том числе, видимо, идействительно происходившим. К такого рода памятникам относятся анналылегендарного царя Адаба Лугальанемунду и описание войны царя Урука Утухенгаля свторгнувшимся в Месопотамию племенем кутиев и победы над кутийским царемТириканом.

Говоря об исторических и псевдоисторических текстах,необходимо упомянуть еще о некоторых любопытных памятниках, стоящих особняком.Так, в «Истории святилища Туммаль», находившегося в древнем шумерском городеНиппуре, перечисляются имена правителей разных городов, строивших иперестраивавших храм Туммаль и, видимо, оставивших там свои надписи. Наряду сизвестными из истории правителями Ур-Намму, Ибби-Суэном и другими, в нейупоминаются царь Урука Гильгамеш, его сын Ур-Нунгаль, а также правители городаКиша Энмебарагеси и его сын Агга, легендарный соперник Гильгамеша. Эти сведенияв соединении с другими данными позволяют предположить, что известный геройшумеро-аккадского эпоса Гильгамеш — историческое лицо.

Не менее интересен так называемый «Царский список»,очень важный для установления хронологической канвы истории Шумера, а также«Перечни названий годов» при III династии Ура.

«Царский список» содержит идею единой и вечной«царственности» — «нам-лугаль». Это некая магическая субстанция (царскоедостоинство), которая снизошла с небес и которой обладали правители. Списокперечисляет царей, обладавших «царственностью», и иногда, помимо стандартнойформулы («такой-то царь правил столько-то лет, такой-то город был поражен егооружием»), о том или ином царе сообщает какие-либо дополнительные данные,обычно легендарные. Согласно концепции «Царского списка», во время мировогопотопа «царственность» вернулась на небо, а затем снова спустилась с небес.Таким образом, династии, упомянутые в «Царском списке», делятся на «до потопа»и «после потопа».

Составлен список был не ранее времени III династии Ура(первоначально список был доведен до III династии Ура, а затем вновь продолжен).Хотя многие перечисленные в нем династии, как можно установить по историческимнадписям, правили одновременно, здесь они представлены последовательносменявшими друг друга. Это объясняется тем, что задачей списка было внушитьчитателю мысль о божественном происхождении власти III династии Ура и единой отначала мира преемственности этой власти по прямой линии. Между темдеспотическая царская власть была чужда ранней истории Шумера, и «цари» былитолько местными общинными вождями. Уже по одному этому ясно, что все данныесписка нельзя принимать безоговорочно.

«Перечни названий годов» при III династии Ура можносчитать первичной хроникой или летописью, ибо каждый год назывался в них покакому-нибудь выдающемуся событию, совершившемуся в этот год. Такие перечнисуществовали примерно с династии Аккада (XXIII в. до н. э.), но до нас они недошли.

Примечательно, что исторические тексты, несмотря наочевидные художественные достоинства ряда из них, сами шумеры не относили кчислу тех памятников, которые они включили в особый литературный канон.Принципы составления этого канона для нас еще не вполне ясны, но именно по немумы в значительной степени можем судить и о том, что считали шумеры своейлитературой, и о характере жанров этой литературы. Термин «канон», равно как и«канонизация», общепринятый в шумерологии, конечно, здесь условен и вызываетошибочные ассоциации с канонизацией древнееврейских или новозаветных текстов,ибо в данном случае речь идет скорее о процессе разработки окончательноголитературного варианта текста. Возможно, более уместен термин американскогоисследователя Л. Оппенгейма «поток традиций», к сожалению пока не привившийся.

Сохранилось несколько шумерских текстов, которые ихиздатель С. Н. Крамер назвал литературными каталогами. Тексты представляютсобой списки названий литературных произведений. Это удалось сравнительно легкообнаружить, поскольку шумеры в качестве названия текста брали начало первойстроки произведения, а в списках был ряд уже известных памятников. Самый древнийиз этих каталогов датируется временем III династии Ура, наиболее поздний — серединой I тыс. до н. э. По всей видимости, это не библиотечные каталоги, а,скорее, каталоги произведений, входивших в канон обязательного чтения писцов.Следует заметить, что грамотность в Двуречье была распространена гораздо шире,чем предполагалось ранее, и грамотными были не только представители жреческихкругов. Литературные тексты найдены во многих частных домах. Шумерские каталогисохранили для нас названия 87 литературных произведений. Для многих из нихуказаны авторы, по большей части легендарные (так, сочинение некоторыхпроизведений приписано богам). До нас дошла примерно одна треть памятников (32произведения) из числа названных в каталогах. Но в то же время каноническиесписки явно не включали всех литературных текстов, поскольку ряд сохранившихсяпроизведений туда не попал.

Всего известно около 150 памятников шумерскойлитературы (многие сохранились в фрагментарном виде). Среди них стихотворныезаписи мифов, эпические сказания, молитвы, гимны богам и царям, псалмы,свадебно-любовные песни, погребальные плачи, плачи о народных бедствиях,составлявшие часть храмового богослужения; широко представлена дидактика:поучения, назидания, споры-диалоги, а также басни, анекдоты, поговорки ипословицы. Конечно, такое распределение по жанрам совершенно условно иопирается на наши современные представления о жанрах. Сами шумеры имели своюсобственную классификацию — почти в каждом литературном произведении впоследней строке обозначен его «жанр»: хвалебная песнь, диалог, плач и т. д. Ксожалению, принципы этой классификации нам не всегда ясны: однотипные, с нашейточки зрения, произведения попадают в шумерских обозначениях в разныекатегории, и наоборот — к одной категории отнесены памятники заведомо разныхжанров, скажем гимн и эпос. В ряде случаев классификационные обозначенияуказывают на характер исполнения или музыкального сопровождения (плач подсвирель, песнь под барабан и т. д.), поскольку все произведения исполнялисьвслух — пелись, а если не пелись, то читались нараспев после заучивания потабличке. Неясность и разноплановость собственно шумерской классификации,требующей дальнейшего изучения, вынуждают нас при изучении шумерской литературыдля удобства пользоваться современными жанровыми категориями.

Пытаясь классифицировать шумерскую литературу, мысталкиваемся с теми же трудностями, как и при классификации любой другойлитературы Древнего мира: очень трудно отграничить собственно литературныепамятники от иных памятников письменности, отделить художественную литературуот деловой, фольклор — от собственно письменной литературы и прежде всеголитературу религиозную от литературы светской, поскольку вся идеологиядревности тесно связана с религией. Опыт показал, что при современном состояниинаших знаний выделение сравнительно больших групп памятников удобнее иобъективнее, чем дробная и детальная классификация. Поэтому известные намшумерские памятники мы попытаемся разбить на четыре обширные группы (кромерассмотренных выше исторических текстов, стоящих особняком) и уже внутри каждойгруппы будем давать там, где это возможно, более детальную дифференциацию. Этичетыре группы, на наш взгляд, следующие: космогонические и этиологические мифы;сказания о подвигах богов и героев; лирические тексты; педагогические идидактические сочинения (так называемые тексты Эдубы).

Религию шумеров условно можно определить какверования, основанные на общинных культах; иначе говоря, она принадлежала кдревнейшему типу религий. Культы носили во многом еще первобытный характер.Этические учения в религиозных воззрениях не играли роли, а наиболее важную ихчасть составлял магический ритуал. Между общинами не было никакого единообразияритуала и мифологии, но не было и противоречия между ними. Единого пантеона(вплоть до конца III тыс. до н. э.) у шумеров не было, хотя они и почиталинесколько общих космических божеств.

Большинство богов были покровителями отдельных общин,и в каждой общине с кругом этих богов связывался свой круг мифов.

Так, в городе Эреду, древнейшем центре Шумера,почитали бога Энки (акк. Эа), владыку подземных пресных вод и мирового океана,который считался также творцом и судьей богов и людей, богом плодородия, а вдальнейшем и богом мудрости. В другом крупном шумерском городе — Уре — чтилибога Нанну, или Зуэна, (букв. «Владыка знания»), повелителя луны, который частоизображался в виде быка с лазуритовой бородой.

Богиней-покровительницей города Урука, возвысившегося,как и Ур, еще в IV тыс. до н. э., была Инанна, или Иннин, богиня неба (планетаВенера), божество плотской любви, распрей и войны. В Уруке также чтили еебожественного отца Ана, владыку небосвода, и ее брата Уту, бога солнца.

Главным божеством города Ниппура был Энлиль, царьбогов и людей, который сравнительно рано стал общешумерским божеством.

Позже (в конце III — начале II тыс. до н. э.) всеверной части Двуречья, в Месопотамии, возникает город Вавилон, и начиная состаровавилонского периода главным богом всего пантеона делается бог Мардук,считавшийся сыном Эа-Энки, бога города Эреду, и отождествленный с младшимбожеством Эреду — богом Асаллухи (возможно, Вавилон первоначально был колониейжителей этого города).

Почти все мифологические памятники, которые дошли донас, найдены в школьной библиотеке Ниппура, однако они передают не толькотрадицию ниппурского цикла мифов, но также предания Эреду и особенно Урука. Этосвязано с тем, что III династия Ура, при которой складывался общий для всейстраны ниппурский канон, возводила свой род к мифическим и полумифическим героямУрука. Видимо, существовали циклы мифов и других городов, но традиция почти несохранила их.

Собственно космогонических шумерских мифов мы незнаем. Однако некоторыми сведениями о том, как шумеры представляли себеустройство и образование Вселенной, мы располагаем. Почти все сказанияначинаются чем-то вроде пролога, возможно представлявшего собой традиционнуюзапевку. В нем, как правило, идет речь о давно прошедших днях, когда богисоздавали землю и небо, причем рассказывается об этом как о чем-то хорошоизвестном и потому как бы мимоходом. Так, сказание о волшебном дереве хулуппуначинается запевкой:  

Когда небеса от земли отошли, вот когда,

Когда земля от небес отошла, вот когда,

Когда семя человечества зародилось, вот когда,

Когда Ан забрал себе небо, вот когда,

Когда Энлиль забрал себе землю, вот когда…  

Запевка еще перед одним мифом, о создании мотыги,говорит о том, как бог Энлиль разделил небеса и землю.

Возможно, что записи чисто космогонических мифов донас не дошли, но, скорее всего, их в Шумере и не было. Были, по-видимому, ввесьма отдаленное от записей мифологических текстов время отдельные сказания опервых деяниях богов, но в особое космологическое философское учение они невылились и кратко воспроизводились только в коротеньких, но обязательныхзаставках, прологах к другим сказаниям.

Однако, если мы мало знаем из шумерских мифов обустройстве Вселенной и небес, то организация жизни земной изложена в нихдостаточно подробно. Мифы о сотворении божеств, которым поручено следить запорядком на земле, о распределении божественных обязанностей, об установлениибожественной иерархии, о заселении земли живыми существами и даже о созданииотдельных сельскохозяйственных орудий составляют самую обширную часть шумерскоймифологической литературы. Творцами-демиургами выступают главным образом двабожества — Энки и Энлиль. Так, Энлиль порождает бога луны Нанну и некоторыхбогов подземного царства. В другом мифе он создает скотоводческих богов — Эмешаи Энтена (лето и зиму), которые приходят на землю и делают ее обильной иплодородной:  

Энтен приказывает овце родить ягненка,

Корове и телке велит он дать много мяса и жира, онсоздает изобилье.

В долинах дикому ослу, козлу и газели он дал радость,

Небесным птицам в вольном небе — он дал им витьгнезда.

Рыбам в море, в заболоченных реках — он дал им иметьпотомство.

Деревья он посадил, он создал плоды.

Зерно и травы он создал в изобилии…

Эмеш создал поля и деревья, сделал просторные стойла ипастбища,

В полях он создал изобилие…  

Деятельность Энки близка трудам Энлиля: он такжеблагодетельствует земной мир. В сказании «Энки и Шумер» [2] Энки отправляется впутешествие по земле и определяет судьбу отдельных городов и стран:  

О дом Шумера, да будут полны твои стойла,

Да умножатся стада твои,

Да будут полны овчарни, да будут бесчисленны стадатвоих овец.  

Энки создает плуг, мотыгу, форму для кирпича, онпоручает каждую область хозяйства заботам какого-либо божества: богу Энкимду(или Энки-Имду — «Энки создал») он вручает попечение над каналами и рвами;наполнив долины растениями и животными, отдает их во власть «царя гор»Сумукана; пастуха Думузи (акк. Таммуз) делает хозяином в овчарнях и стойлах. Вдругом мифе Энки создает город Эреду и поднимает его вверх из пучины морской, азатем плывет в Ниппур к Энлилю, чтобы тот освятил его город.

Путешествие богов за милостью к Энлилю, видимо,являлось содержанием еще целого ряда мифов. Так, до нас дошел миф о путешествиив Ниппур Нанны. В этом мифе Нанна едет к Энлилю из Ура с богатыми дарами и проситего наделить реки, леса и поля плодородием и богатством, что Энлиль охотноисполняет.

Так же как у Энлиля, просили милости и благословения иу Энки: миф о поездке богини Инанны из Урука в Эреду, по существу, являетсявариантом путешествия за благословением, но с совершенно иной разработкойсюжета. Инанна, желая облагодетельствовать свой город Урук, решает добыть длянего ме — некие материальные символы общественных установлений и институтов,которые хранятся у Энки. Но добивается она этого не смиренными мольбами, какНанна у Энлиля, а хитростью и коварством. Она поит Энки допьяна, а затем,выманив у него разрешение взять, что ей хочется, погружает ме в свою ладью итайком отплывает в Урук. По дороге ей три раза приходится сражаться сосказочными чудовищами, насылаемыми против нее протрезвевшим Энки, тем не менееона благополучно прибывает в город.

В этих ме, которыми Инанна нагрузила свою лодку,отражены представления шумеров о современных им достижениях цивилизации: ме — это и обряды, и священные законы, и божественный порядок; Инанна грузит в своюлодку верховную власть, силу богов, «возвышенную корону», власть пастыря, знакицарского достоинства, жреческие должности, разного рода ремесла и т. д.

До нас дошли два мифа о появлении человека на земле, иоба они очень характерны. В одном рассказывается о богине скота Лахар и богинезерна Ашнан. Их создали в Дулькуге, горнице рождения богов, Энки и Энлиль длятого, чтобы Ануннаки (божества, «которым бог небес Ан приказал родиться») могливоспользоваться их дарами и получить пищу. В то время еще ничего не былосоздано на земле, и Ануннаки не знали, что можно есть хлеб и пить молоко, «онижевали растения, как овцы, и пили воду из канав». Когда Лахар и Ашнан былисозданы в Дулькуге, Ануннакам предлагают воспользоваться продуктами, которыепроизводят эти боги. Но Ануннаки едят то, что создали Лахар и Ашнан, и неутоляют голода, пьют великолепное молоко в «превосходных овчарнях», но неутоляют жажды…  

И вот, чтобы следить за их превосходными овчарнями,

Человек получил дыхание жизни.  

Второй миф посвящен сотворению человека. В немрассказывается, как и кем был создан человек, а также указывается цель, радикоторой он появился: человеку предназначено трудиться на благо богов. Послетого как мир был устроен и на земле наведен порядок, этот порядок необходимобыло поддерживать: обрабатывать землю орудиями, которые создали боги, пастискот, собирать плоды. Но богам вскоре показалось это изнурительным. И тогдаЭнки и Нинмах решают создать на земле человека. Они лепят его из глины,определяют затем его судьбу и устраивают пир. На пиру и Энки, и Нинмах пьянеют.Нинмах снова берет глину и делает из нее шесть уродов (женщину, неспособнуюрожать, существо, лишенное пола, и т. д.), а Энки «дает им вкусить хлеба» иопределяет их судьбы.

Вначале созданные богами люди жили счастливо, хотя ими приходилось работать на богов. В двух дошедших до нас заставках к сказанию оверховном жреце Урука Энмеркаре, а также в мифе о проделках водного бога Энкирассказывается об этом «золотом веке» Шумера:  

Давным-давно, когда змей не было, скорпионов не было,

Гиен не было, львов не было,

Шакалов не было, волков не было,

Страха не было, ужаса не было,

У человека врагов не было…  

Благословенная жизнь легендарного города Тильмуна (совр.остров Бахрейн) примерно в таких же выражениях описана в мифе об Энки.

Видимо, именно этот «золотой век» закончился всемирнымпотопом, погубившим человеческий род, после чего богам пришлось создавать всезаново.

Шумерский миф о потопе (древнейший среди аналогичныхмифов, распространенных у самых различных народов Древнего Востока) начинаетсяс повествования о том, как искусно был создан род человеческийбогами-демиургами и как превосходно все было устроено на земле. Затем мы узнаемо решении богов уничтожить человечество, но причины этого решения остаютсянеясными. Далее рассказывается о набожном правителе Зиусудре, который,повинуясь божественному голосу, построил огромный корабль, благодаря этомукораблю спасся во время потопа и получил затем от богов бессмертие. Богипоселили Зиусудру, который назван в тексте «спасителем имени всех растений исемени рода человеческого», на острове Тильмун, в стране восхода солнца. «Имя»,по шумерским представлениям, есть сущность, нечто вроде души всех явлений материальногомира.

В рассмотренных нами шумерских космогонических иэтиологических сказаниях, рассказывающих об устройстве Вселенной и установлениипорядка на земле, явственно ощутимы две тенденции. С одной стороны, в своемстремлении канонизировать, распределить и упорядочить все земные и небесныеявления они носят отчетливые следы поздней (не ранее III династии Ура)жреческой обработки, сказавшейся в проповеди угодной жрецами морали: надоработать на богов, потому что они этого хотели, создавая человека; надо бытьбогобоязненным и исполнять культовые предписания, как это делал Зиусудра; надотерпеть все напасти, посылаемые богами, потому что только боги и спасут, и т.д.

Но, наряду с этой тенденцией, проступает и другая:хотя боги и творцы всего сущего на земле, они часто бывают злы, грубы ижестоки, их решения непонятны и нередко объясняются капризами, пьянством ираспущенностью. Таково, например, поведение богов Энки и Энлиля, которые рядомчерт удивительно напоминают так называемых «культурных героев» сказанийавстралийских, меланезийских и других первобытных народов. Черты эти,несомненно, очень древние и связаны с амбивалентным характером первобытногокульта, в котором комические и пародийные элементы играли значительную роль. Нохарактерно и знаменательно при этом то, что позднейшая жреческая обработка несумела сгладить эти черты или вовсе устранить их из шумерских мифов, которыетем самым явственно обнаруживают свою народную первооснову.

Указанные выше тенденции характерны и для многихдругих памятников шумерской литературы, в первую очередь для мифов, примыкающихк этиологическим и космогоническим, а именно рассказывающих о богах подземногоцарства и о судьбе тех, кто туда попадет.

Среди них особенно интересны мифы о рождении бога луныНанны и о нисхождении под землю богини Инанны.

Герой первого мифа, Наина, был сыном Энлиля и юнойбогини Нинлиль. В стародавние времена, когда человек еще не был создан и вНиппуре жили боги, Нинлиль вопреки совету своей матери отправилась купаться. Ееувидел Энлиль, воспылал к ней любовью и овладел ею. Поступок этот почему-тострашно разгневал богов (может быть, Нинлиль была слишком юна, в диалоге сЭнлилем она говорит ему: «Мое лоно мало, оно не знает соития, мои уста малы,они не умеют целовать...»). Боги изгоняют Энлиля в преисподнюю. Но Нинлиль,которая в чреве своем уже носит ребенка, будущего владыку небес — бога луныНанну, следует за Энлилем. И тогда Энлиль, которого беспокоит мысль о том, чтоего первенцу суждена жизнь под землей, совершает странные и загадочные поступки:он принимает поочередно вид трех стражей подземного царства: стража ворот,«человека адской реки» и перевозчика, соединяется в обликах этих существ сНинлиль, и она зачинает, кроме Нанны, еще трех богов, которые и должны остатьсяпод землей вместо Нанны.

Текст другого мифа, о нисхождении богини Инанны,начинается подробным рассказом о сборах Инанны в путешествие. Богиняпредчувствует, что ее затея опасна, и потому оставляет своему визирю Ниншубуруподробные наставления, что он должен делать, если она не вернется. Затем Инаннадостигает ворот подземного царства и требует, чтобы ее впустили. Царицапреисподней Эрешкигаль, узнав о ее прибытии, приходит в ярость и приказываетпривести Инанну к своему трону обнаженной. На все вопросы удивленной Инанны, когдаее проводят через семь ворот ада, ей отвечают: «Храни молчание, Инанна, законыподземного царства совершенны; о Инанна, не осуждай обычаев подземногоцарства». Когда Инанна, совсем нагая, предстала перед Эрешкигаль, та издалавопль проклятия, и Инанна превратилась в труп. Труп подвешивают на крюк. Междутем проходит три дня — срок, который Ниншубуру назначала Инанна, и визирьотправляется ее выручать. Энлиль и Нанна отказываются помочь ему, но Энкиреагирует иначе:  

Отец Энки Ниншубуру отвечает:

«Дочь моя! Что с ней случилось? Я тревожусь!

Инанна! Что с ней случилось? Я тревожусь!

Владычица стран! Что с ней случилось? Я тревожусь!

Жрица небес! Что с ней случилось? Я тревожусь!»

Из-под ногтей своих грязи достал, кургара сделал,

Из-под ногтей своих, крашеных красным, грязи достал,галатура [3] сделал.

Кургару травы жизни дал,

Галатуру воды жизни дал».  

Кургар и галатур отправляются с этими дарами вподземное царство, заклинают Эрешкигаль клятвой «небес и земли», требуют трупИнанны и оживляют его, но когда Инанна хочет покинуть Страну без возврата,судьи подземного мира Ануннаки ее задерживают:  

Инанна из подземного мира выходит.

Ануннаки ее хватают:

«Кто из спустившихся в мир подземный выходил невредимоиз мира подземного?

Если Инанна покинет Страну без возврата,

За голову голову пусть оставит!»  

Таков закон подземного царства (отсюда становитсяясным поведение Энлиля в мифе об Энлиле и Нинлиль: он создал трех боговподземного мира, чтобы получить возможность выйти оттуда для себя самого, атакже для своей супруги и своего первенца), и Инанна ищет себе замену. Онаподнимается на землю, преследуемая безжалостными демонами галла, готовыми влюбую минуту схватить ее или того, на кого она укажет. Инанна идет в городаУмму и Бадтибиру, но божества-покровители этих городов простираются пред неюниц, и она их милует. Инанна и демоны приходят в Кулаб, город ее супруга,бога-пастуха Думузи:  

Думузи в одежде власти, в царском покое сидит натроне.

Демоны галла его схватили.

Семеро их — его грудь разодрали, его кровь излили!

Семеро их — словно в горячке на него напали!

Пастушью флейту, свирель его на глазах его разбили!

Она на него взглянула — взгляд ее смерть!

Закричала она — в словах ее гнев!

Крик издала — проклятья крик:

«Его хватайте, его!»

Светлая Инанна пастуха Думузи отдала в их руки.  

Думузи в мольбе поднимает руки к брату Инанны, богусолнца Уту, и тот превращает его в газель (по другим версиям — в змею или вящерицу). Думузи ищет убежища у сестры своей Гештинанны (букв. «Виноградная лозанебес»?), но демоны и там его находят. Гештинанна готова пожертвовать собой иотправиться в подземное царство вместо брата, однако Инанна (если правильноинтерпретирован этот очень плохо сохранившийся отрывок мифа) выносит иноерешение: «полгода — ты (т. е. Думузи), полгода — твоя сестра».

Миф о нисхождении богини плодородия в подземноецарство, ее смерти и возвращении на землю, о замене ее собственным супругом, опреследовании его жестокими демонами и его трагической кончине был едва ли несамым распространенным в Шумере: до нас дошли многочисленные его варианты, посуществу составляющие целый цикл. Разные редакции этого цикла еще неканонизированы, поэтому вариации разнообразны и даже противоречивы: в одномварианте Инанна отдает Думузи демонам в гневе, в другом умоляет быть жертвой занее; один из рассказов о преследовании Думузи демонами начинается с плачаИнанны по любимом, безвременно ушедшем от нее супруге, другой — с мрачного снаДумузи, который толкует ему сестра его Гештинанна, предвещая несчастье иблизкую смерть. Существование многочисленных вариантов мифов, объединенныхобщей идеей умирания и воскрешения божества, объясняется, как мы уже указывали,разъединенностью общин, а также самой эволюцией мифологических представлений,дававших широкий простор для поэтизации метафоры «жизнь — смерть — жизнь». УходЭнлиля и Нинлиль может рассматриваться как некая ранняя стадия представлений обумирающем и воскресающем боге, трагическая гибель Думузи — как наиболее полноевоплощение их, возможно, отчасти уже в ритуальном драматическом действе,мистерии.

Сказания о деяниях богов и героев принято во многихисследованиях рассматривать как произведения мифологического или героическогоэпоса. В шумерской литературе нам известно одиннадцать таких сказаний, в томчисле девять — о подвигах смертных героев (обычно обожествленных царей) и два — о славных делах богов (поединках богини Инанны с чудовищем горы Эбех и богаНинурты со злым демоном Асагом).

Все те сказания, которые до нас дошли, объединитьпонятием эпос, как выясняется, очень трудно, хотя большинство их и связано другс другом общим местом рождения главных персонажей, так что гипотетически ихможно себе представить как некий цикл сказаний. Действительно, шумерскиесказания о подвигах героев последовательно повествуют о трех правителях городаУрука: Энмеркаре, сын Мескиангашера, основателя первой династии Урука;Лугальбанде, четвертом правителе этой династии, отце Гильгамеша; и, наконец, осамом Гильгамеше, имя которого прославил впоследствии аккадский эпос. Однаковсе это едва ли говорит о том, что мы располагаем фрагментами единого эпоса, аскорее, о том, что просто в силу ряда причин до нас дошли предания одногогорода Урука, в то время как, например, кишский и урский циклы не сохранились,хотя, судя по некоторым данным (ср. аккадские эпосы о кишском Этане и эредускомАдапе), существовали и они. Назвать эти предания героическим эпосом мешаеттакже не только то, что они разнохарактерны и мало соотносятся друг с другом,но и прежде всего специфика их содержания и стиля, позволяющая скорее видеть вних архаические формы богатырской или волшебной сказки.

о своему типу дошедшие шумерские сказания можноусловно разделить на три группы. К первой группе относится всего лишь одинтекст, рассказывающий о борьбе Гильгамеша, правителя Урука, с правителем Киша,Аггой. Это пока единственное известное нам произведение, жанр которого вкакой-то мере можно определить как песенно-героический. В этой песне-сказаниинет фантастических сцен и образов, сюжет ее, по всей видимости, совпадает сдействительными историческими событиями. Образ главного персонажа Гильгамешазначительно отличается от его образа в иных памятниках, где Гильгамеш наделенволшебно-сказочными чертами. Возможно, что сказание было сложено в честь победыУрука над Кишем, и мы имеем основание считать, что оно было записано не позжеXXVI в. до н. э., времени правления первой династии Урука, возводившей своюродословную к Лугальбанде и Гильгамешу (в конце первой династии Урука вШуруппаке (совр. Фара) Гильгамеш уже был обожествлен).

Ко второй группе сказаний относятся два текста,«Энмеркар и жрец Аратты» и «Энмеркар и Энсухкешданна». Оба они повествуют оспоре между правителем Урука Энмеркаром и верховным жрецом города Аратты. Впервом из них, одном из самых больших из дошедших до нас шумерских памятников,рассказывается, что владыка Урука, Энмеркар, желая построить храм Инанне, решилсобрать с жителей далекой Аратты, расположенной «за семью горами» (по-видимому,на Иранском нагорье), большую дань и по совету Инанны отправляет в Аратту гонцас требованием подчиниться Уруку. Гонец передает его послание и вместе с нимзагадывает верховному жрецу Аратты загадку.

Жрец растерян:  

Сердце верховного жреца затрепетало, и он зашатался.

Ответа не находит, ищет ответа.

Под ноги себе глазами лживыми смотрит, подбираетответ.

[Наконец] ответ нашел, слово произнес.

Гонцу ответа слова,

Как бык ревет…  

Дальнейший ход рассказа определен тем, что гонец ходитиз Урука в Аратту и обратно и передает послания главных героев. Оба онизагадывают друг другу волшебные загадки-задачи, смысл которых нам не всегдапонятен, и помогают себе в их разрешении различными магическими обрядами. Спорупридается столь большое значение, что в ходе его даже изобретаетсяписьменность: одно из поручений Энмеркара оказывается настолько сложным, чтогонец не может его повторить; тогда Энмеркар изобретает письмо и записываетсвои слова на глиняной табличке.

Сказание это, а также близкая ему по типу «Песнь обЭнмеркаре и Энсухкешданне» представляют много трудностей с точки зренияклассификации и датировки. Несомненно, какую-то важную роль в обоих сказанияхиграют сказочные элементы — волшебные загадки, колдовство и т. д. С другойстороны, форма спора, в которую они облечены, характерна для шумерской литературыболее позднего времени. Сложный, искусственный язык обоих памятников такжезаставляет отнести их ко времени более позднему, чем остальные сказания.Следует, наконец, заметить, что тема состязания и вражды двухгородов-государств, как и песнь о Гильгамеше и Агге, может отражать и какие-тореальные события.

Третью и самую многочисленную группу сказанийсоставляют те, которые наиболее явно напоминают волшебную богатырскую сказку.Всего их насчитывается восемь: «Инанна и чудовище горы Эбех», «Нинурта и чудовищеАсаг», «Гильгамеш и небесный бык», «Лугальбанда и гора Хуррум», «Гильгамеш идерево хулуппу» (первая часть рассказа о Гильгамеше, Энкиду и преисподней),«Гильгамеш и Гора Бессмертного», «Лугальбанда и орел Анзуд», «Энкиду иподземный мир» (вторая часть рассказа о Гильгамеше, Энкиду и преисподней).

Все они тесно связаны с мифологией, во всехприсутствует значительное число мотивов, известных мировой волшебной сказке;как правило, все они так или иначе обнаруживают сходную сюжетную схему,важнейшими моментами которой являются путешествие героя в другую страну илиподземное царство и связанные с этим испытания, герой обычно должен сразиться счудовищем или срубить священное дерево. Мы остановимся на двух сказаниях,наиболее хорошо изученных: о сражении Гильгамеша с чудовищем Хувавой и егопоходе за кедрами и о приключениях героя Лугальбанды (последнее опубликовано в1969 г. немецким ученым Клаусом Вильке).

Сказание «Гильгамеш и Гора Бессмертного» (по-шумерскионо называется «Жрец к Горе Бессмертного») начинается с того, что жрецГильгамеш задумывает поход в кедровые горы. По совету «раба своего» Энкиду онобращается за помощью к богу Уту.  

Гильгамеш козленка чистого, светлого взял,

Козленка рыжего, жертвенного к груди прижал,

Руку к устам в молитве поднес,

Богу Уту на небеса кричит:

«Уту, в горы стремлю я путь, ты ж помощником мне будь!

В горы кедров стремлю я путь, ты ж помощником мнебудь!»

Уту с небес ему отвечает:

«Могуч и почитаем ты, зачем же в горы стремишься ты?»

Гильгамеш ему отвечает:

«Уту, слово тебе скажу, к моему слову ухо склони!

О моих замыслах скажу, к моим надеждам слух обрати!

В моем городе умирают люди, горюет сердце!

Люди уходят, сердце сжимается!

Через стену городскую свесился я,

Трупы в реке увидел я,

Разве не так уйду и я? Воистину так, воистину так!

Самый высокий не достигнет небес,

Самый огромный не покроет земли,

Гаданье на кирпиче не сулит жизни!

В горы пойду, добуду славы!

Среди славных имен себя прославлю,

Где имен не славят, богов прославлю!»

Уту мольбам его внял благосклонно,

Как благодетель, оказал милость…  

Милость Уту состоит в том, что он дает в помощьГильгамешу семь чудовищ-амулетов (большинство из них в виде змей). Гильгамешбросает клич, собирает помощников — 50 холостых молодцов своего города, которые«как один человек на его сторону стали», идет в кузницу, где ему куют орудие(одно из них — двойной бронзовый топорик), и отправляется в поход. По дорогегерои пересекают семь гор и, по-видимому, каждую из этих гор преодолевают припомощи одного из чудовищ-амулетов.

Затем воины останавливаются, а Гильгамеш погружается вмагический сон, желая, очевидно, получить предсказание. Во сне к нему приходитрешение убить Хуваву, стража кедрового леса, и Гильгамеш пробуждается сословами: «И пока человек этот среди людей существует, я схвачу его, и будь онбог, я все равно схвачу его!»

Как только Гильгамеш и его спутники приблизились кжилищу Хувавы, тот бросает на них свои семь устрашающих «ужасов-блесков» или«молний-лучей». Но спутники Гильгамеша начинают рубить кедры, и едва толькопадает кедр, теряет свою силу один из магических лучей. Когда срублено седьмоедерево, Гильгамеш вступает в покои потерявшего свою силу Хувавы и ударяет егопо щеке. Хувава начинает молить о пощаде, и Гильгамеш уже склонен пощадитьпленника, но Энкиду противится этому и сам отрубает Хуваве голову. Затем героинесут голову Хувавы к Энлилю, верховному богу (по другим версиям, к Энлилю иего супруге Нинлиль). Энлиль приходит в великую ярость и проклинает убийцуХувавы, а его магическую силу распределяет среди явлений природы и живыхсуществ.

Сказание о герое Лугальбанде, мифическом отцеГильгамеша, также включает в себя многие элементы чудесного. Лугальбанда,оказавшийся в горах Забуа (видимо, где-то в Иранском нагорье), мечтает встретитьсяс гигантским орлом Анзудом (Анзу) в надежде, что тот поможет ему вернуться курукскому войску, которое (мы узнаем это из дальнейших событий) находитсягде-то по дороге в Аратту. Лугальбанда достигает огромного дерева, где Анзудсвил себе гнездо и, улетев на охоту, оставил своего орленка.  

Лугальбанда смекалист, поступает разумно:

В сладкую пищу — «божье яство»,

Раденье к раденью добавляя,

Мед вливает, мед добавляет,

В гнезде орлином перед орленком угощенье расставляет.

Птенец пожирает жир овечий,

А тот ему яство в клюв толкает.

Сидит орленок в гнезде орлином,

Он глаза ему сурьмою подкрасил,

Голову душистым можжевельником украсил,

Венец Шугур [4] из веток сделал.  

Возвращаясь с охоты, орел зовет орленка, но тот неоткликается. Орел в ужасе, но, подлетев к гнезду, видит своего птенцадовольным, сытым и в венке. Обрадованный орел обещает наградить того, кто этосделал. Он предлагает Лугальбанде богатство, славу, непобедимое оружие, ноЛугальбанда поочередно отказывается от них. Только после того, как орел говоритему:  

Что же ты, мой Лугальбанда?

Одари же меня заветным желаньем!

… Не нарушу слова!

Твоя судьба — в твоем желанье!  

Лугальбанда просит орла придать его ногам магическуюсилу и сделать его неутомимым в беге, на что орел охотно соглашается:  

В поднебесье Анзуд несется,

По земле Лугальбанда несется.

Орел с небес озирает землю, высматривает войскоурукское,

Лугальбанда с земли следит за пылью, поднимаемойвойском урукским.  

Перед расставанием орел просит Лугальбанду никому неоткрывать своего чудесного дара и улетает.

Лугальбанда радостно встречен родичами и соратниками,и все вместе они направляются к Аратте. Но подойти к Аратте они не могут, иммешает какое-то волшебное препятствие, и предводитель войска, верховный жрец ивождь Энмеркар, вызывает охотников отправиться к богине Инанне — отнести егопослание. Никто не решается на это, кроме Лугальбанды, и, благодаря волшебномудару Анзуда, он уже к ночи добирается до Инанны и передает ей посланиеЭнмеркара (рассказ-письмо Энмеркара повторяется слово в слово). От богиниЛугальбанда получает такой ответ: в водах Инанны (очевидно, возле Урука)развелось много рыбы, среди которых «гигантская рыба, что, как бог между рыбами… резвится, хвостом плещет, и блестит чешуя ее хвоста в священном месте, средисухих тростников». Кроме того, вокруг выросло много тамарисков, среди которыходин стоит в стороне. Энмеркар должен срубить этот тамариск, выдолбить изствола его чан, вырвать тростник, которым заросли «священные места», выловитьгигантскую рыбу и принести ее в жертву Инанне, предварительно сварив. Послеэтого, как предсказано в заключение сказания, он добудет победу над Араттой.

Как мы видим, шумерские сказания изобилуют мотивамиволшебных сказок (чудесного помощника и чудесных даров, вручаемых герою,благодарного животного, путешествия героя в потусторонний мир, обменапросьбами-загадками и т. д.). Часть этих мотивов, как показал в свое время В.Я. Пропп, косвенно отражает обряд инициации (посвящения юноши в полноправныечлены племенного коллектива), другие мотивы и элементы композиции могут бытьсвязаны с ритуалом в более прямой форме: например, гадание Гильгамеша с помощьюсновидения, хоровые заклинания его воинов и т. д.

Все это свидетельствует о том, что шумерские героическиесказания еще не эпос в полном смысле этого слова, а его более архаическиеформы, из которых подлинный эпос впоследствии разовьется. Шумеро-вавилонскиепамятники дают тем самым возможность проследить последовательную эволюциюэпических форм. Сравнительное изучение шумерских песен о Гильгамеше (III тыс.до н. э.), старовавилонской версии поэмы (нач. II тыс. до н. э.) и, наконец,окончательной ее редакции, датируемой первой половиной I тыс. до н. э.,представляет богатейший материал для решения многих вопросов генезисагероического эпоса.  

Понятие лирики применительно к памятникам шумерской даи всей древневосточной литературы значительно отличается от современного.Поскольку почти все дошедшие шумерские памятники культовые, среди лирическихпроизведений преобладают религиозные тексты: гимны, молитвы, псалмы,погребальные песни, заклинания, свадебно-обрядовая поэзия и т. д. Широкораспространены также всякого рода плачи — о народных бедствиях, вражескихнашествиях, разрушениях городов и т. д.

Наиболее полно представлен в шумерской литературе жанргимнов. Шумерские гимны — это богослужебные тексты, в которых восхваляется тоили иное божество, перечисляются его имена и деяния; они рассчитаны наколлективное, хоровое исполнение. Это обращение к божеству не личное, а целогоколлектива, поэтому эмоции, возникающие при исполнении гимна, — эмоцииколлективные.

Гимн особенно важен для изучения мифологии, ибо ниодин его троп не случаен и имеет мифологическое основание. Многочисленныеповторы, как во всех памятниках подобного рода, создают особое эмоциональноенапряжение и способствуют лучшему запоминанию текста. Большинство дошедших донас гимнов происходит из Ниппура и относится к Ниппурскому канону, поэтомузначительная часть их посвящена Энлилю и его сыну Нанне. Много гимновадресовано обожествленным царям, в таких гимнах содержатся ценные историческиесведения. Иногда в гимнах прославляются какие-либо деяния бога, тогда они тесносоприкасаются с сюжетными произведениями, в частности со сказаниями. Самишумерийцы относили гимны, как будто бы однотипные с нашей точки зрения, кразным жанрам: диалогам, хвалебным песням и т. п. Видимо, они различались поманере исполнения, а также по степени значимости. Так, большой гимн богуЭнлилю: «Энлиль! Повсюду грозные кличи его...» (в нем около 170 строк), которыйиграл в культе Энлиля особо важную роль, по-видимому, исполнялся при IIIдинастии Ура в связи с коронацией правителей в Ниппуре. Кроме гимнов богам ицарям, в шумерской литературе встречаются гимны городам и храмам: так,сохранились два гимна Экуру, храму Энлиля.

Плачи, в том числе и плачи о народных бедствиях, — также культовые тексты. Но самый древний памятник этого рода, который дошел донас, видимо, небогослужебный. Это плач о разрушении города Лагаша во время войныего правителя Уруинимгины с Лугальзагеси, царем Уммы. В нем перечисляютсяразрушения, произведенные в Лагаше, и проклинаются уммийцы:

«Люди Уммы, опустошив Лагаш, согрешили против богаНингирсу. Могущество, перешедшее к ним, будет отнято у них. Уруинимгина,владыка Гирсу, не виновен в этом. А Лугальзагеси, правитель Уммы, — пусть егобогиня Нисаба возложит этот грех на него».

Остальные плачи явно носили ритуальный характер(например, плачи о гибели Ура, о гибели Шумера и Аккада, о гибели царяИбби-Суэна и т. д.). Интересен плач «Проклятие Аккаду». В нем рассказывается,что богиня Иштар (Иннин) полюбила простого смертного Саргона и сделала еговеликим царем. Страна при нем процветала. Но затем его внук Нарам-Суэносквернил храм Энлиля и оскорбил божество. За это страна подвергласьопустошительному нашествию горного племени кутиев.

Плачи, как правило, представляют большой историческийинтерес. Им присущи черты, типологически сближающие их с пророческимиегипетскими текстами, например с «Речением Ипуера».

До нас дошли также две погребальные песни, которыеобнаружил известный шумеролог С. Н. Крамер среди клинописной коллекции Музеяизобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Обе эти песни-элегии вложены в устачеловека по имени Лудингира, который оплакивает смерть своего отца Нанны и женыНавиртум.

В прологе первой песни описывается болезнь отца. Далееподробно изложены обстоятельства его смерти, воспеты горе супруги покойного,скорбь сыновей, приведен плач по нему жрицы-плакальщицы. Заключает песню мольбак богам быть милостивыми к умершему в подземном царстве.

Вторая песня также открывается прологом, но здесь онсоставляет сорок семь строк и почти в два с половиной раза длиннее основнойчасти. Пролог начинается с описания смерти Навиртум, затем говорится о гореобитателей Ниппура. После не совсем ясного отрывка следует сам плач Лудингиры,скорбящего о тяжелой утрате, и несколько молитв за усопшую, ее мужа, детей идомочадцев.

Обе песни, без сомнения, не безыскусные записиподлинных плачей, а литературные произведения. Как предполагает их издатель С.Н. Крамер, они были созданы для нужд шумерской школы и использовались вкачестве учебных текстов: в Ниппуре была найдена учебная табличка, содержащаядвадцатую строку первого плача, переписанного и рукой учителя, и рукой ученика.

Близко к жанру погребальной песни примыкаетпроизведение, известное под названием «Человек и его личный бог». В нем некийсмиренный, праведный и мудрый человек, которого неожиданно поразил недуг,обращается к своему богу-хранителю с мольбами и жалобами. Это одно из самыхранних религиозно-философских сочинений, где ставятся вопросы о причинестраданий, о мирской несправедливости и о слепоте судьбы, подвергающейиспытанию достойного человека:

«Я — мудрец, почему же я должен иметь дело с невежественнымиюнцами? — вопрошает своего бога страждущий. — Я — знающий, почему же причисляютменя к невеждам? Пищи вокруг множество, а моя пища — голод».

Любовная лирика среди памятников шумерской письменнойлитературы занимает скромное место. По существу, все дошедшие до нас текстытакого рода — не любовные стихи в полном смысле слова, а ритуальные, свадебныепесни. Главной задачей каждого общинного культа было обеспечение благоденствияи умножения общины, и все главные родовые боги должны были содействовать этому.Поэтому обряд священного брака был для Месопотамии центральным. Сведения о том,как проходил этот обряд, дошли до нас только от времени III династии Ура, т. е.от конца III тыс. до н. э., поэтому для более раннего времени мы можем еговосстановить лишь приблизительно. Видимо, в зависимости от того, бог или богиняпокровительствовали общине, функцию партнера бога (или богини) брали на себяжрица и верховный жрец. Роль же самого бога или богини исполняли обычноцарственные лица. Дети от такого священного брака считались детьми бога. Так,правитель Лагаша, Гудеа, был сыном богини Нинсун (т. е. жрицы, исполнявшей рольбогини в священном браке), а его отец, предшествующий правитель Лагаша,выступал в этом случае как супруг богини.

В период III династии Ура мы встречаем несколько инуюформу ритуала: царь олицетворяет бога Думузи, а жрица — богиню Инанну. До насдошли любовные песни, посвященные одному из царей этой династии, Шу-Суэну, вкоторых к царю обращается жрица лукур-каскалла (букв. дорожная [жрица] — наложница), вступающая с ним в священный брак, а также большое число любовныхпесен, посвященных Инанне и Думузи. Эти песни тоже являлись частью священногообряда, совершавшегося каждый первый день Нового года. В песнях рассказываетсяо сватовстве Думузи, о зарождении их любви, причем влюбленные боги предстаютперед нами во вполне земном обличье. Так, в одном из диалогов Думузиуговаривает Инанну обмануть ее мать, сказав, что она пойдет «попеть ипоплясать» с подругой, а самой провести ночь любви с ним; другая песняначинается с ссоры влюбленных, причем рисуется заносчивый характер Инанны:  

— Если бы не мать моя, на улицу и в степь тебя быпрогнали!

Герой! Если бы не мать моя, на улицу и в степь тебя быпрогнали!

Если бы не мать моя Нингаль, на улицу и в степь тебябы прогнали!

Если бы не отец мой Зуэн [5], на улицу и в степь тебябы прогнали!

Если бы не брат мой Уту, на улицу и в степь тебя быпрогнали!

— Девушка, не заводи ссоры!

Инанна, обменяемся речами достойно!

Инанна, не заводи ссоры!

Нинэгалла [6], посоветуемся спокойно!

Мой отец твоего не хуже!

Инанна, обменяемся речами достойно!

Мать моя твоей не хуже!

Нинэгалла, посоветуемся спокойно!

Сам я бога Уту не хуже!

Нинэгалла, посоветуемся спокойно!

Речи, что сказаны, — речи желанья!

С ссорою в сердце вошло желанье!  

При всей связи с ритуалом характер этих песен уводитнас в круг народной поэзии. Это сказывается и на форме: отчетливо звучит ритмповторов, часто применяется простейшая рифма. Если мы попытаемся представитьсебе, как могла звучать такая песня, исполняемая, как указано в ней самой, подударные инструменты (барабаны или литавры), то, скорее всего, можно думать огромкой, с резкими запеваниями-выкриками мелодии частушечно-плясового рода.

Специфический жанр шумерской литературы составляют такназываемые школьные тексты, или тексты Эдубы. Слово «эдуба» в переводе означает«дом табличек». Так называлась шумерская школа — учреждение, где готовилиобразованных писцов. Шумерская школа возникла в связи с появлением клинописи:процесс овладения этой системой письма сложен и требует длительной подготовки.Среди самых древних письменных памятников (еще конца IV — начала III тыс. до н.э.) были найдены учебные тексты: списки слов для заучивания наизусть, а позжепословицы, притчи и поговорки. Своего расцвета шумерская школа достигает впервой половине II тыс. (до начала XVIII в.) до н. э. Первоначально целиобучения в школе были чисто практическими: в ней готовили писцов для дворовыххозяйств и храмов. Но, по мере развития школы, расширялась ее программа, иобучение становилось все более универсальным — в ней преподавали все отраслизнаний, существовавших в то время: математику, медицину, грамматику, а такжеизучали музыку и пение. Текстами Эдубы в шумерологии принято называть текстыучебные, а также рассказывающие о школьной жизни. Литературные тексты Эдубы (мыне касаемся здесь математических, грамматических и прочих сочинений) можноразделить на три группы.

В первую группу входят произведения, рисующие жизньшколы и преподавание в ней, при этом часто они представляют собой живыежанровые сценки.

Один из них рассказывает о дне школьника: «Ученик,куда ты ходишь с раннего детства? — Я хожу в школу. — Что ты делаешь в школе? — Я учу свою табличку, я рассказываю свою табличку, я пишу свою табличку...».Далее мы узнаем, что в школе существовала строгая иерархия — во главе ее стоял«отец Эдубы», были наставники, «старшие и младшие братья» (видимо, помощникиучителя) и старшие ученики. В школе были приняты телесные наказания, учителюплатили натурой.

Другой текст, получивший название «Отец и егонепутевый сын», содержит поучение отца, писца по профессии, сыну, который сталплохо учиться и отбился от рук. Отец укоряет сына и ставит ему в пример еготоварищей, которые уже приносят домой свой заработок:  

Соученики твои и товарищи —

Не пример тебе!? Почему им не следуешь?

Друзья твои и сверстники — не пример тебе?!

Почему им не следуешь?

Со старших бери пример,

Да и с младших бери пример!

Мудрые люди, что средь нас живут,

С тех пор, как Энки всему название дал,

Столь искусной работы, как дело писца, что я избрал,

Не могут назвать!

Ты не думаешь о деле моем,

Уже не говорю — о деле отца моего!

Энлиль уготовил людям судьбу,

С тех пор как всему название дал!

Сын да наследует дело отца!

А не то — ни почета ему, ни привета!  

Как видно из этой таблички, профессия писца постепеннопревращалась в наследственную; во всяком случае, человек, выбившийся в писцы,стремился к тому, чтобы сын унаследовал его дело.

Ко второй группе текстов Эдубы относятся дидактическиесочинения. Жанр нравоучений и наставлений был обусловлен самой системойпреподавания, и широкое распространение дидактических памятников в литературеПередней Азии в первую очередь связано с деятельностью шумерской школы. Всепоучения преследовали воспитательные цели и представляли собой или морализующееназидание (например, поучение бога Шуруппака Зиусудре), или практическиенаставления, как выполнять ту или иную работу (например, так называемый«Альманах земледельца», где само божество поучает земледельца, как и когдаорошать, пахать землю и т. д.).

Также характерны для дидактического жанрадиалоги-споры, в которых каждый из спорящих защищает свою точку зрения. Один изтаких споров условно называется «Пессимистической трилогией». В каждой из трехпар спорщиков этой «Трилогии» один утверждает, что все хорошо, а второй — чтовсе плохо. Кончаются обычно споры победой оптимиста. Иногда в подобныхдиалогах-спорах содержатся зачаточные формы социальной критики, иногда диалогоформляется как спор предметов или животных о своих преимуществах, напримермотыги и плуга, серебра и меди и т. п.

Наконец, третью группу текстов Эдубы составляют своегорода сборники изречений народной мудрости. Так, один из самых древних известныхнам учебных текстов, датируемый XXVII в. до н. э., содержит коллекцию пословиц.Чем объясняется это необычное и выпадающее из наших представлений о границахдревней письменности явление? Очевидно, здесь снова сказался воспитательный иприкладной характер школьных памятников: пословицы имели практическое значение,ими пользовались для обучения клинописи, поскольку оказалось, что фольклорныетексты, лаконичные и выразительные, очень удобны для заучивания.

До нас дошло много сборников, которые помимо пословицвключают в себя афоризмы и анекдоты, побасенки и притчи и т. п. В некоторыхкоротеньких притчах содержатся зачатки животного эпоса и басни. В этих жесборниках есть единственный пока известный нам образец шумерской прозаическойсказки. Сказка эта еще не издана целиком, но по опубликованным фрагментам ясно,что речь идет о чудесных приключениях пастухов из города Адаба.

Фольклорные тексты очень трудны для понимания, так какони больше, чем какие-либо другие памятники, связаны с бытовыми реалиями,используют разговорный язык и игру слов, смысл которой часто от нас ускользает.Тем не менее именно эти тексты приблизили к нам давно исчезнувший народ, с егоюмором и лукавством, меткой наблюдательностью, его зачастую таким понятным иблизким нам восприятием окружающей действительности. Вот несколько образцовшумерских пословиц и поговорок:

«Не отрубай голову тому, у кого она уже отрублена».

(ср. — «Не бей лежачего!»)

«Не переспав, не забеременеешь, не поев, не разжиреешь!»

«У того, у кого нет ни жены, ни ребенка, нет и кольцав носу!»

«Лисица помочилась в море и сказала: «Все море сделалая»».

«В Забаламе потонул паром, а в Ларсе подбираютбревна!»

«Мой бык тебе молоко принесет!»

(ср. «От него толку, как от козла молока»)

«Как слон в осевшей лодке!»

(ср. «Слон в посудной лавке!»)

«Взглянешь мимоходом — он муж, рукою коснешься — сыраяглина».

«Воин без командира — поле без пахаря!»

«Год за годом жую чеснок — ежегодно дерет он мнегорло!»

Памятники одной из самых древних литератур мирапредставляют собой, таким образом, картину яркую и разнообразную:мифологические и героические сказания, зачатки эпоса, лирики и драмы,произведения народной мудрости, хроники и исторические повествования. Однакоперед нами только незначительный и существенно ограниченный круг произведений — часть из них скрывается под нераскопанными холмами или погибла вместе смногочисленными памятниками материальной культуры и искусства, но еще большаячасть никогда не была записана и исчезла бесследно. Многое из того, что дошлодо нас, только выжимка из тех сокровищ устного творчества, которые мы можемреконструировать лишь в отдельных случаях, да и то весьма приблизительно.Появление письменности, конечно, дало толчок к созданию нового вида искусства,но еще в течение ряда веков (в Двуречье понадобилось на это тысячелетие и даженесколько больше) письменная литература должна была завоевать самостоятельностьи независимость от устных форм народного творчества. Шумерская литература важнадля нас, в частности, тем, что она раскрывает этот процесс перехода от устнойлитературы к письменной (в то время как устные жанры продолжают развиваться идальше по своим законам). Поэтому, хотя шумерские памятники часто близкифольклору больше, чем литературе, это все же и не фольклор в собственном смыслеслова; мы никак не можем рассматривать их, например, как запись древнегофольклориста, хотя бы и выполненную в практических (воспитательных илирелигиозных) целях.

Несамостоятельность письменных жанров на начальномэтапе их развития объясняет, по-видимому, то обстоятельство, что ранниепамятники шумерской литературы кажутся во многом несовершенными, композиция ихзачастую четко не выявлена, и читателя почти все время не оставляет ощущение,что в одном тексте и нередко без всякого связующего звена соединено несколькопроизведений. На форме этих памятников как будто бы сказалось желание лишьсобрать, записать, канонизировать уже готовое, и сами тексты нередко кажутсябезыскусной компиляцией.

Это мнимое несовершенство композиции, связанное сустным происхождением произведений шумерской литературы и отчасти ихмнемоническим назначением, объясняется тем, что они были рассчитаны не простона чтение вслух, а на публичное исполнение и, естественно, что некоторые отрывкиопускались, как само собой разумеющееся (особенно те, которые могли бытьвоспроизведены мимически). В рассмотренном нами мифе о нисхождении богиниИнанны, например, ничего не говорится о том, с какой целью Инанна отправилась вподземное царство (древнему исполнителю и слушателю это было и так ясно), затов одних и тех же выражениях, многократно повторенных, рассказано, как этопроизошло, ибо последнее было важнее:  

С Великих Небес к Великим Недрам помыслы

обратила.

С Великих Небес к Великим Недрам помыслы богиня

обратила.

С Великих Небес к Великим Недрам Инанна помыслы

обратила.

Моя госпожа покинула небо, покинула землю,

в нутро земное она уходит.

Инанна покинула небо, покинула землю,

в нутро земное она уходит.

Жреца власть покинула, жрицы власть покинула,

в нутро земное она уходит.

В Уруке храм Эану покинула,

в нутро земное она уходит.  

И далее перечисляется еще шесть храмов (а в другойверсии — тринадцать), откуда Инанна одновременно уходит в подземное царство. Наэтих повторах построено все сказание. Так, Инанна оставляет наставлениеНиншубуру, в котором говорит ему, что он должен делать через три дня и три ночи(в одной из версий — семь лет, семь месяцев и семь дней), после того как онауйдет:  

Когда в подземный мир я сойду,

Когда в подземный мир я войду,

На холмах погребальных заплачь обо мне,

В доме собраний забей в барабан,

Храмы богов для меня обойди,

Лицо расцарапай, рот раздери,

Тело ради меня изрань,

Рубище, точно бедняк, надень!

В Экур, храм Энлиля, одиноко войди!

Когда в Экур, храм Энлиля, войдешь,

Перед Энлилем зарыдай:

«Отец Энлиль, не дай твоей дочери погибнуть вподземном мире!

Светлому твоему серебру не дай покрыться прахом вподземном мире!

Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик вподземном мире!

Твой самшит да не сломает плотник в подземном мире!

Деве-владычице не дай погибнуть в подземном мире!»

И когда Энлиль на эти слова не отзовется, в Ур иди!  

В Уре Ниншубур должен предстать перед богом Наиной. Иснова повторяются те же строки, поскольку Ниншубур должен сказать то же самоеНанне. Эти же строки звучат и в третий раз, так как Инанна предполагает, что иНанна не захочет помочь ей, а в таком случае Ниншубур должен будет отправитьсяк Энки. Но и этого мало. Они повторены еще три раза, поскольку рассказывается,как Ниншубур выполнял поручение Инанны и ходил к Энлилю, Нанне и Энки. Этомонотонное и однообразное воспроизведение одних и тех же отрывков — средство,способствующее лучшему запоминанию произведения, а с другой стороны — наследиеустной передачи мифа, во многом похожей на шаманское камланье.

Однако неправильно было бы представлять эту делающуюсвои первые шаги письменную литературу как лишенную или почти лишеннуюхудожественного, эмоционального воздействия. Шумерская литература в высшей степениобразна и экспрессивна, чему способствовал сам метафорический образ мышления вДревности, и рассчитана она в первую очередь на то, чтобы воздействоватьэмоционально и непосредственно; магическая роль стихотворного слова делала этулитературу «языком богов» почти в буквальном смысле для ее творцов.

К сожалению, принципы шумерского стихосложения до сихпор нам неясны, и его трактовка вызывает гораздо больше трудностей, чем,скажем, стихосложение вавилонское. Однако отмечанная нами тесная связьшумерской литературы с устной поэзией позволяет все же достаточно отчетливо ирельефно представить основные используемые ею приемы и средства; ей свойственноострое ощущение ритма, который подчеркивается всеми разновидностямипараллелизма: и синтаксического, и синонимического, и анафорического. Для неехарактерны ритмические перечисления и повторы эпитетов, названий. Судя помногим данным, шумерская поэзия в высшей степени аллитеративна, а стремление кповторяемости одинаково звучащих слогов в конце фразы-строки, которая обычноодновременно несет в себе законченную мысль, приводит к развитию рифмы, хотя,вероятно, в самом начальном и примитивном ее виде. Во всяком случае, рифмовкаили, точнее, может быть, созвучие строк свойственны шумерской литературегораздо более, чем наследующей ей вавилонской. Все перечисленные выше средства,будучи, собственно говоря, атрибутами устной поэзии, не теряют своеговоздействия в литературе письменной, особенно если читатель, памятуя о еегенезисе и предназначении, попытается представить себе, как она воспринималасьна слух.

Письменная шумерская литература отразила и процессстолкновения первобытной идеологии с новой идеологией классового общества. Признакомстве с древними шумерскими памятниками, особенно мифологическими,бросается в глаза отсутствие поэтизации, идеализации образов. Шумерские богидаже не просто земные существа, мир их чувств не просто мир чувств и поступковчеловеческих, но постоянно подчеркивается низменность и грубость натуры богов,их облик непривлекателен и страшен. Божества, создающие живое существо из грязииз-под ногтей, творящие человека в пьяном состоянии, могущие из одного капризапогубить созданное ими человечество, как близки эти образы первобытномумышлению, подавленному неограниченной властью стихий и ощущением собственнойбеспомощности. А шумерское подземное царство? В описании его царит полнаябезнадежность, нет ни справедливого судии, подобного египетскому Осирису, нивесов, на которых взвешиваются поступки людей; нет никаких или почти никакихиллюзий не только относительно того, чем кончится жизнь, но и того, как этослучится. И видимо, потому, что природа была более жестокой к жителям Двуречья,чем к египтянам (наводнения, песчаные бури, скудость природных ресуров, сырой ивлажный климат), этим иллюзиям труднее было возникнуть.

Новая идеология должна была что-то противопоставитьэтому стихийному чувству ужаса и безнадежности, но вначале она сама была оченьбеспомощна, и ей ничего другого не оставалось, как закрепить свою беспомощностьв письменных памятниках, повторяющих мотивы и формы древней устной поэзии.

Постепенно, однако, по мере того как в государствахДвуречья идеология классового общества укрепляется и становится господствующей,меняется и содержание литературы, которая начинает развиваться в новых формах ижанрах. Процесс отрыва литературы письменной от литературы устной убыстряется иделается очевидным. Возникновение на поздних ступенях развития шумерскогообщества дидактических жанров, циклизация мифологических сюжетов знаменуют всебольшую самостоятельность, приобретаемую письменным словом, иную егонаправленность. Однако этот новый этап в развитии переднеазиатской литературы,по существу, продолжили уже не шумеры, а их культурные наследники — вавилоняне,или аккадцы.

Примечания

1. В настоящее время большинство этих памятниковготовится к публикации.

2. Большинство названий мифологических текстов условнои дано их первым издателем С. Н. Крамером.

3. Значение этих терминов не вполне ясно, «галатур»(«маленький певчий») — почти наверное, евнух. «Кургар» — шут и урод, возможно,также был евнухом.

/>4. Ритуальный венец или повязка. Егоделали из веток, или колосьев, или даже из драгоценного металла.

/>5. Зуэн, или Нанна, — лунноебожество, отец Инанны.

/>6. Нинэгалла (госпожа большого дома)- здесь эпитет Инанны.

Списоклитературы

Для подготовки данной работы были использованыматериалы с сайта www.philology.ru

еще рефераты
Еще работы по языкознанию, филологии