Лекция: Поучение второе на освящение церкви 3 страница

Ныне исполняются слова Христовы: «Тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира» (Мф. 24, 21). «Услышите о войнах и о воен­ных слухах»— вот скорбь. «Восстанет народ на народ, и царство на царство» — вот беда. «Тогда будут предавать вас на мучения и вы будете не­навидимы всеми» — вот скорбь. «Будут глады, моры и землетрясения по местам»— вот беда (Мф. 24, 6-7, 9).

Предзнаменует Богослов: «Дети! Последнее время. И как вы слышали, что придет анти­христ» — вот скорбь. «И теперь появилось много антихристов»— вот беда (1 Ин. 2, 18). Со всех сторон мир пылает огнем бед и скорбей: «Опас­ности от единоплеменников, опасности в городе, опасности между лжебратиями» (2 Кор. 11, 26).

Сколь много скорбей претерпел усопший в Бозе архимандрит в этой горящей печи, в наши, говорю, полные бед времена, это не нужно много и объяснять. Достаточно ска­зать, что, пребывая около тридцати лет в на­чальствовании в этой святой обители, он проводил в бедах уставных, в размышлениях, в скорбях, в хлопотах немалый свой век. Ког­да войны отовсюду тревожили постоянным страхом: «Извне нападения врагов, внутри стра­хи» (2 Кор. 7, 5), не должен ли бы и он жало­ваться вместе с Давидом: «Истощилась в болез­ни жизнь моя и годы мои прошли в воздыханиях» (Пс. 30, 11)? Ибо разве не болезнь — видеть истощенную войнами христианскую Украи­ну? Разве не воздыхание — слышать о проли­вающейся крови людей православных? Разве не болезнь не один раз видеть стесненную не­приятелями святую обитель? Разве не возды­хание — слышать близ себя сверкающий меч басурманский? Разве не болезнь — видеть волков мысленных, нападающих на его духов­ное стадо? Разве не воздыхание — стараться о том, чтобы каждого из братии представить Христу непорочным, как бы «обязанные дать» о нем «отчет» (Евр. 13, 17)? При всех тех болез­нях и воздыханиях он был как бы медью, рас­каленной в печи, прохлаждаясь одним только Богом и говоря: «Ты мое прибежище от скорби, объявшей меня! Радость моя! Избавь меня от окруживших меня!» (Пс. 31,7).

Показал также твердость, как один из тех, которых знаменуют Христовы медные ноги. Богослов, как вы слышали, видел Хри­ста с медными ногами. Навуходоносор, на­против, видел золотого идола с глиняными ногами: голени железные, а некая другая часть глиняная, то есть сами ступни, на ко­торых стоял тот болван, были глиняными. Почему они были глиняными, это надлежит узнать.

Если ноги Христовы, по объяснению св. Амвросия, были подобны меди для того, что­бы изобразить через это твердость набожных людей, то ноги идола были глиняными для того, чтобы через это была познана нетвер­дость людей ненабожных. Ибо, как известно, глиняные ноги только до тех пор стояли, до тех пор держали на себе своего болвана, пока не оторвался камень, а как только упал ка­мень, они не только сами сокрушились, но и всего идола обратили в прах. Подобно тому и нетвердые люди только до тех пор кажутся пребывающими в набожности, пока не падет на них, как бы камень, какое-либо приключе­ние. Другие же терпеливы до тех пор, пока не случится какой-нибудь повод к нетерпеливо­сти: дотоле трезвы, чисты и добры, пока нет случая к пьянству, греху и злобе; дотоле на­божны, пока нет причины к безбожию. Когда же падет на них, подобно падению камня на глиняные ноги, какое-либо искушение, то оно сокрушает их твердость, и они повергают свою несправедливую добродетель как золо­того, но бездушного идола, на землю и обра­щают в прах.

Не таковы ноги Христовы, уподобленные меди. Не таковы, говорю, те люди, которые тверды в добрых учениях. Хотя бы они шли и среди множества камней преткновения и соблазна, они «не преткнут о камень ногу свою» (Пс. 90, 12), не упадут и не разобьются.

Таков был и усопший в Боге архимандрит. Не как глина, но как медь стоял он твердо, как бы водруженный и неподвижный, так что ни ветры напастей, налетавшие на него и на всю обитель из мира, не поколебали его, ни реки испытаний не потопили его, ни внеш­ние и внутренние скорби и беды не сокруши­ли его как какую-либо глину, ни сети вражий не вредили ему настолько, чтобы он пал в ка­кую-либо глубокую и известную яму по пути к спасению. Он всегда был столпом, и стол­пом, утвержденным в Боге, говоря словами Писания: «Утвердилось сердце мое в Господе, Господь — утверждение мое и прибежище мое» (Пс. 17, 3). Из таких духовных материй, из терпения и твердости, созидался усопший в Боге высокопревелебный архимандрит, сози­дался не только как столп Соломонов, стоя­щий в церкви, но и как столп Даниилов, хит­роумно созданный в Екбатане Мидийской.

Еврейский историк Иосиф пишет, что святой пророк Даниил, находясь в плену в идолопоклоннической стране, имел там вели­кую силу, ибо царь возвеличил его и поставил князем над воеводами и над всей Вавилон­ской страной, и что он соорудил в Екбатане, мидийской столице, столп весьма великий, дивный и великолепный, потратив на него немало средств, и этим столпом восстановил упавшую славу израильского народа в земле неприятельской. Тот столп имел две особо от­менные вещи. Во-первых, как сообщает исто­рик, он и после долгого времени казался столь новым, как будто был выстроен теперь: по прошествии нескольких сот лет, ко време­ни этого историка, строение осталось таким, как будто бы оно было выстроено при нем, и всегда казалось новым. Во-вторых, в нем по­гребались цари мидян, парфян и персов, и та­ким образом он сделался единой гробницей этих владетелей и монархов.

В такой же столп духовно созидал себя усопший в Боге высокопревелебный архи­мандрит, ибо воистину имел в себе обе вещи, приписанные историком столпу Даниилову. Что касается всегдашней новизны сего стол­па, то здесь я назову ею великодушие, кото­рое, мужественно претерпевая все находящие извне скорби, утешается в едином Боге. Ибо как новизна столпа Даниилова не была по­вреждена воздушными переменами, ветрами и дождями, так и великодушие мужественно­го человека не изменяется от находящих из­вне напастей. Кто не изнемогает в скорбях, кто не бывает удручен напастями, кто не па­дает в малодушии и маловерии и, возложив всю печать свою на Бога, полагает надежду в Нем одном и Им прохлаждает свое сердце, тот всегда нов, радостен в Боге и как бы бес­печален, по Писанию: «Нас огорчают, а мы всегда радуемся» (2 Кор. 6, 10). Ибо находящие извне скорби умножают в богодуховенном муже не печаль, а духовную радость о Боге.

Воспевает пророк Аввакум: «Хотя бы не расцвела смоковница и не было плода на вино­градных лозах, и маслина изменила, и нива не дала пищи, хотя бы не стало овец в загоне и ро­гатого скота в стойлах, — но и тогда я о Гос­поде радуюсь и возвеселюсь о Боге Спасе моем» (Авв. 3, 17-18).

Смотрите, откуда этот пророк, исполнен­ный Святого Духа, преисполняется радос­тью? Не от скорбей ли, напастей и печалей? Сады, говорит он, огороды и виноградники не дадут плода, не будет урожая в поле, голод будет среди людей и скота, и если кто-либо похитит волов от яслей, разве не напасть, раз­ве не печаль и хлопоты будут от этого для гос­подина? А пророк вместо скорби и печали воспевает: «Я о Господе радуюсь и возвеселюсь о Боге Спасе моем». Почему и говорит, когда слу­чаются такие печали: если я снесу их мужест­венно и не буду малодушествовать, то достиг­ну совершенства и буду возвышен Богом. «Господь Бог мой, сила моя, и направит ноги мои к совершенству и на высоту возведет меня» (Авв. 3, 19)!

Видите, как находящие на богодухновенного мужа скорби умножают его духовную ра­дость о Боге. Прекрасно говорит об этом свя­той Киприан, согласуясь с пророческими словами: «Пусть не будет плода в виноградни­ке! Пусть обманет древо маслинное! Пусть злаки увянут от зноя, и поле не даст урожая! Что в этом христианам, что в этом служите­лям Божиим, которых призывает рай, кото­рых ожидает благодать и богатство небесного царствия? Пусть радуются о Господе, а злое и противное мира сего пусть несут с мужеством, если чают будущих благ!»

Такова была новизна, таково было муже­ственное великодушие, такова была всегда духовная радость в Боге ныне поминаемого богодухновенного мужа, высокопревелебного архимандрита. Не было ли плодов в вино­граднике, то есть добра в святой обители, как бы те виноградники были опустошены наше­ствием неприятельским, оскудевала ли пища у овец, то есть умалялись ли доходы словес­ных овец в Богородичной овчарне, пропадали ли волы от яслей, то есть отходили ли местно­сти к польской стране и как бы уводились у святой обители волы, случались ли другие по­добные немалые скорби, напасти и заботы, — этот столп не терял своей новизны, сей, гово­рю, богодухновенный муж не терял своего великодушия, упования и духовной радости в Боге, но в тайных молитвах своих песносло-вил сердцем вместе с Аввакумом: «Я же о Госпо­де возрадуюсь и возвеселюсь о Боге Спасе моем», — ибо он хорошо помнил совет святого апос­тола Иакова: «С великою радостью принимайте, братия мои, когда впадаете в различные иску­шения», то есть в скорби, в печали и различные напасти (Иак. 1, 2).

Что касается другой вещи, достойной при­мечания, которую имел столп Даниилов, того, что в нем погребались цари мидян, парфян и персов, то и ее можно усмотреть мысленными очами в нашем столпе духовном. Да будет мне позволено здесь назвать смертные грехи царя­ми, и царями нечестивыми. К этому мне дает повод апостол в следующих словах: «Да не цар­ствует грех в смертном вашем теле» (Рим. 6, 12), — где он называет грех царем, и это исти­на. Ибо известно, что как царь обладает свои­ми подданными, так грех водит за собой того, кого оседлает и в чьем сердце укоренится. И потому, сколь много грехолюбивый человек имеет грехов и страстей, которые совершает, столь же много он имеет нечестивых царей, которым повинуется: «которого хочу, не делаю, а которого не хочу, делаю» (Рим. 7, 19).

Эти нечестивые цари, грехи, говорю, смертные, у одного живут и царствуют, у дру­гого умирают и погребаются. Они живут и царствуют у того человека, который не имеет смерти пред очами, обещая себе долгую жизнь и говоря: все время в моей власти, ус­пею покаяться в старости. У такого греховное царство заложило свою столицу, как свиде­тельствует об этом Давид: «Как нет успокоения в смерти их». Святой Иероним с еврейского языка читает это место так: «Как не помышляли о смерти своей, посему овладела ими гордость совершенно, оделись они в неправду и нечестие свои. Происходит как из тука неправда их, хо­дят они по любви сердца» (Пс. 72, 4, 6-7). Они, говорит он, не мыслили о смерти, и потому в них воцарились все грехи. Умирают же и по­гребаются эти нечестивые цари у того челове­ка, который всегда имеет смерть пред очами. У того, кто «поминает кончину», грех не посе­лится: «Вовеки не согрешишь» (Сир. 7, 39).

Прекрасно говорит апостол от лица всех помнящих о смерти: «Смерть действует в нас, а жизнь в вас» (2 Кор. 4, 12), — то есть как бы говорит: «Вы потому так много себе позволя­ете и беспечно грешите, что в вас действует жизнь, и вы надеетесь долго прожить на све­те, мы же живем скромно в страхе Божием и остерегаемся грешить, ибо в нас действует смерть, мы имеем смерть пред очами, мы смотрим во гроб: «Страх смерти напал на нас» (Пс. 54, 5)».

Обращаюсь здесь к духовному столпу на­шему, телом уже сошедшему во гроб, а душой пребывающему на небе, к высокопревелебному его милости отцу архимандриту Печерскому, и повторяю, что в нем погребались цари мидян, парфян и персов, погребались, а не царствовали, умирали, а не жили, побежда­лись, а не побеждали, ибо в нем действовала смерть, ибо он памятовал о смерти. Мир сей, полный прелестей и соблазнов, подобный ца­рю персов, предавшихся волхвованию и чаро­ванию; плоть, восстающая против духа, как царь парфян, почитающих скверную Венеру дьявол, погубляющий наши духовные плоды, как царь мидян, имеющих страну бесплод­ную, — все эти злые, но сильные цари, если когда-либо приступали к той непобедимой крепости, если когда-либо атаковали тот крепкий столп, совершенно изнурившись над ним, как младенцы над камнем, принуждены были пасть около него трупами, становились мертвыми и погребались.

Погребен был в нем мир, когда он с моло­дых лет оставил «мир и все, что в нем» (1 Ин. 2, 15), и жил в иноческом чине непрерывно до конца своей жизни, ибо хорошо знал, что «про­ходит образ мира сего» (1 Кор. 7, 31), и проходит так, как говорит Давид об одном превознося­щемся в мире кедре: «И прошел я мимо, и вот, его нет» (Пс. 36, 36). Слова: «мимо прошел», — халдейский Парафраст (толкователь) упо­требляет в третьем лице и читает это место так: «Мимо он прошел, и вот его нет». Подоб­но этому проходит и мир сей: «Мимо он про­шел, и вот его нет». Писание не говорит: «и вот его уже нет», но: «И вот его нет», то есть как бы говорит: и тогда, когда был мир, его по-прежнему не было, ибо сколько бы веков он в себе ни имел, все в нем неистинное, все непо­стоянное, все как будто бы и не было. Имеет богатство, подлинно существующее, но скоро погибающее, имеет почести, но неистинные, ибо они скоро изменяются, имеет роскошь, но не существующую, ибо она скоро утекает. И потому, хотя мир и существует, но его как бы нет и не было: «И вот его нет». Благоразум­но поступил усопший в Боге архимандрит, когда подобно Марии избрал «благую часть» (Лк. 10, 42): избрал отвержение мира, как вещь истинно добрую, которая, противопо­ложно неистинному и непостоянному миру, заслуживает себе вечное пребывание на небе.

Погребено было в нем мудрование плоти, восстающей против духа, когда по совету апо­стольскому он умерщвлял «тело свое» (1Кор. 9, 27), чтобы жить с Христом Господом, ибо он знал, что достигнет вечной жизни не иначе, как через самоумерщвление, согласно словам Писания: «Умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге» (Кол. 3, 3). Сначала сказано умерли, и умерли через умерщвление своего тела, а потом уже обещается вечная жизнь со Христом. И Моисей вышел с людьми изра­ильскими из Египта в землю обетованную не ранее того, как в нем были поражены смер­тью первенцы египетские. Подобно этому и человек не войдет в жизнь вечную до тех пор, пока не истребит в себе самоумерщвлением своих страстей.

Усопший в Боге умертвил в себе того еги­петского первенца, когда духовными трудами, воздержанием, постом, бодрствованием и по­клонами так истомил себя, что у него оста­лись лишь кожа да кости, и потому свободно мог сказать о себе словами Давида: «Кости мои как сухое дерево высохли, и я как сено высох» (Пс. 101, 4).

Пал побежденный этой крепостью и дья­вол, которого он победил молитвой как ме­чом. Ибо молитва — это меч, как говорит святой Златоуст: «Когда бесы видят нас во оружейными молитвой, они отбегают как разбойники и злодеи, узревшие воинский меч, обнаженный над их головой». Как зло­деи отвращают свою голову от меча, так и дьявол уклоняет свою шею от молитвы. Но истинно то, что во блаженной памяти преста­вившийся отец наш был весь на молитвах, весь на прилежном исполнении церковных и келейных правил, почему и побеждал молит­вой, как мечом, человекоубийцу-дьявола (см. Ин. 8, 44).

Итак, у сего духовного столпа находили свою смерть и погребение мир, плоть и дья­вол, как некогда в столпе Данииловом цари персов, парфян и мидян.

Когда возлюбленная в раю в Песни Пес­ней начала заниматься созиданием неких ду­ховных столпов, то ей припевал Дух Святой: «Ноздри твои как столп, шея твоя как столп» (Песн. 7, 5). Затем и сама она говорит о себе: «Сосцы мои как столп». Не хотел ли здесь Дух Святой от лица возлюбленной сказать это тем людям, которые в нашем мире стараются со­зидать не иные столпы, как ноздри, шею и грудь? Ибо те, которые хотят наслаждаться тщетной людской славой, как бы неким запа­хом, которые усиленно стараются об этом и к этому прилагают все свои силы, — не творят ли, говорю, они ни что иное, как «созидают но­здри свои как столп», и столп дымный, о кото­ром вспоминается в книгах Судейских: «Явил­ся огонь, исходящий от города, и столп дымный» (Суд. 8, 40). Ибо, как известно, дым бывает там, где огонь обжигает какую-либо вещь. Подобным образом происходит и тщетная слава от людской хвалы, и как дым разливает­ся в воздухе и исчезает, так и пустая похвала исчезает как дым.

Те, которые много о себе думают, от гор­дости высоко вытягивают свою шею, стара­ются возвыситься, не творят ли они не что иное, как «созидают шею свою как столп», и столп из тростника? Ибо как тростник возра­стает высоко вверх, а внутри пуст, так и счита­ющий себя чем-то — ничто. А те, которые всю мысль свою утопили в богатстве, не творят ли они не что иное, как созидают сосцы свои как столп, говоря душе своей: «Много добра лежит у тебя на многие годы». Они как сосцы: «Ешь, пей, веселись» (Лк. 12, 19).

Так мог бы сказать Дух Святой, приравни­вая сосцы Своей возлюбленной к некоторым людям. Однако известно, что Дух Святок имел здесь в виду особые богословские доб­родетели Своей возлюбленной: веру, надежду и любовь. Когда Он говорит: «Ноздри твоя, как столпы», — Он показывает ей веру, которая не­видима, по словам апостола: «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в не­видимом» (Евр. 11, 1). И как благовонная вещь, хотя бы она хранилась где-либо невидимо для очей, узнается по запаху, так и вера, хотя она невидима, однако через нее, как бы по како­му-то запаху, познается в нас Бог.

Когда Дух Святый говорит: «Шея твоя как столп», — то показывает ее надежду на Бога. Ибо как столп, так и надежда возносится го­ре, утверждается Богом; и как столп бывает неподвижным, так и «надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется вовеки» (Пс. 124, 1). Когда же говорит: Сосцы твои как столп, — то этим являет любовь ее, исходящую из серд­ца, никуда не разливающуюся, но прямо на­правляющуюся к Богу.

Не погрешу, если обращу эти слова Свято­го Духа к нашему столпу духовному, усопшему в Боге отцу и пастырю, ибо он был воистину совершенным в этих трех добродетелях: вере, надежде и любви. Не такой он был человек, чтобы созидать «ноздри свои как столп», чтобы, говорю, желать суетной людской славы и воз­носиться в тщеславии подобно дыму в возду­хе. Он не созидал «шею свою как столп», ибо не возносился на высоту гордости и самомне­ния, как пустая трость. Он не созидал и «сосцы свои как столп», ибо не полагал надежды своей на имения, но собирал их для того, чтобы со­сать их, как сосцы, питая теми сосцами убо­гих, и основывал всего себя на вере, надежде и любви.

Был столпом, непоколебимым в вере, как свидетельствуют об этом его устные диспуты с противниками и написанные им мудрые от­веты на хульные вопросы, предложенные го­нящими благочестие.

Был столпом в надежде, что извещает са­мо набожное житие его, всегда происходящее из надежды. Никогда человек не стал бы отда­ваться великим духовным трудам, подвигам, молитве и другим добрым делам, если бы он не надеялся получить за это милость от Бога. Но истинно то, что усопший в Боге архиман­дрит был весьма набожной жизни, как это всем известно, и потому имел совершенную сильную надежду на Бога.

Был столпом в любви, в любви к Богу и ближнему. Что он любил Бога, это видно уже из того, что он любил ближнего, ибо «любящий брата любит Бога» (1 Ин. 4, 21), а что он любил ближнего, это засвидетельствуйте вы, имев­шие с ним постоянное общение, пользовав­шиеся его благосклонностью, насыщавшиеся его добротой и узнавшие любовь его, и при­знайте, что как в вере и надежде, так и в любви он был столпом крепким и сильным. Но, ви­дя сильную крепость столпа сего, обратим очи свои и на высоту его.

Высота столпа сего, как я думаю, и как признаете и все вы, заключалась ни в чем ином, как в великом самоуничижении. Воз­вышением для него было то, чтобы быть сми­ренным, ибо «унижающий себя возвысится» (Мф. 23, 13). И поистине ничто не возрастает пред Богом так высоко, как святое смирение.

Пророк Самуил, когда он однажды при­шел в дом Иессея и пред ним поставлен был малый отрок Давид, услышал глас с неба, го­воривший ему: «Встань и помажь Давида, ибо он благ» (1 Цар. 16, 12). Святой Григорий удив­ляется здесь тому, что Бог повелевает столь великому пророку встать пред малым дети­щем. «Разве, — говорит он, — пророк не мог сидя помазать малого отрока на предназна­ченное ему Богом высокое место? Что это значит: «Встань и помажь его?» — неужели от­рок был столь велик, что он не мог помазать его сидя?» И затем он сам отвечает на свой во­прос: «Сидя мы не можем достигать высоких вещей. Великая добродетель — смирение, ве­лика высота смиренных, если с вершиной их не могут сравниться и пророки!»

На великую высоту возрос через смирение ныне поминаемый отец и пастырь наш. Ибо быть стражем святых нетленных мощей в пе­щерах, быть первостоятелем в этой святой, Богом созданной Богородичной церкви и па­стырем словесного избранного стада, — разве это не великая и высокая вещь? Иметь вели­кую милость у пресветлых и благочестивых великих Монархов, быть воспоминаемым с любовью пресветлым монаршим синклитом, иметь всяческое почтение от ясновельможно­го реймантора, — разве все это не великая и высокая вещь? Наконец, иметь доброе имя и блаженную память от каждого из людей, как духовного, так и светского сословия, и у всего народа не только при жизни, но и по смерти, — и это также вещь немалая! Сам Соломон зави­довал сему, когда сказал: «Лучше иметь имя до­брое, чем богатство многое» (Притч. 22, 1).

Но каким же образом он возрос на столь великую высоту? Воистину, через смирение, кроме других добродетелей: «стяжал смире­нием высокая» (тропарь общий святителям), каковым смирением был ис­полнен в сердце, исполнен в словах, испол­нен в добрых нравах, а через это он высок не только у людей, но — надеемся — и у Бога, ибо за смирение Господь помянул и поминает его в небесном Своем царстве.

Назначение столпа, возвышающегося вверх, — носить тяжесть, поддерживать вели­чину строения. Исполнял сие назначение и усопший в Боге пастырь наш. Он подкреплял святую Церковь, был столпом святой обители и для каждого особо был утверждением. Под­держивал Церковь такими плечами, какими некогда Павел заповедал подкреплять ее Ти­мофею: «Будь образцом для верных в слове, в жи­тии, в любви, в духе, в вере, в чистоте» (1 Тим. 4, 12). Был столпом святой обители, подобным столпу в храме Соломоновом, ибо воистину эта святая обитель подобна церкви Соломо­новой, в которой были позолоченные стены, а Херувимы, осеняющие алтарь, и все необхо­димые для служения сосуды были из чистого золота; было медное море, которое поддержи­вали своими хребтами двенадцать волов; на стенах, столпах и дверях были нарисованные подобия фиников, кедров и маслин и подо­бия Ангелов.

Все это, слушатель, ты можешь усмотреть духовными очами в сей святой обители, как бы во второй церкви Соломоновой. Найдешь здесь и стены позолоченные, которыми слу­жат уставы иноческого жития, как и святой Калл ист, говоря о евангельском виноградни­ке, огражденном оплотом, разумеет под той оградой закон.

Законами, установленными для иноческой жизни, святая обитель ограждается и защи­щается, как стенами. И стены эти позолочен­ные, а позолотил их выполированным чище золота разумом иже во святых отец наш Васи­лий Великий, а после него многие преподоб­ные, потом преподобные отцы наши, патроны этого святого места Антоний и Феодосии и прочие угодники печерские. Эти законы, как бы непреоборимые стены, они прочно утвер­дили творениями и жизнью своей, как о том пишется и в нашем Патерике Печерском: «Восхотел преподобный Феодосии, игуме­ном, утвердить монастырь свой ограждением, кроме вещественного, мысленным, то есть чинным уставом иночествующих».

Найдешь здесь и Херувимов, осеняющих алтарь: таковы предстоящие пред алтарем Божиим и приносящие за себя и за весь мир бес­кровную Жертву. Они воистину Херувимы, ибо носят на себе Христов образ. На них, как на Херувимах, Христос почивает, согласно песнопению Дамаскинову: «Херувимы, яко на вас почил есть Христос!»

Увидишь здесь и сосуды золотые, которы­ми являются превелебные их милость отцы соборные, как бы носящие некий мед, мед во устах, как бы в золотом сосуде, имеют, гово­рю, доброе и здравое попечение о целости и устроении святой обители; разумным стара­нием их устраивается эта святая обитель, и потому она может сказать о них: «Это мои из­бранные сосуды, назначенные постоянно но­сить в себе тщательное попечение обо мне, чтобы я всегда пребывала в целости и поряд­ках моих ненарушимою».

Увидишь здесь и море медное, поддержива­емое волами. Это море — святое послушание. Как известно, море в церкви Соломоновой было устроено для омытия священников, вхо­дящих в алтарь на служение, и для очищения скверн. Подобно этому, святое послушание есть средство омывания грехов и очищения совести для всех тех, которые, искренно и с усердием отдав себя на службу Богу, исполня­ют обеты послушания до своей кончины.

Море это, то есть святое послушание, дер­жат волы, то есть истинные послушники, ибо, как известно, инок и послушник — это вол, который тянет ярмо Христово: «Возьмите», — говорит Христос, — «иго Мое на себя и научи­тесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Мф. 11, 29). Как вол, так и усердный послуш­ник безропотно несет все, что на него ни воз­ложат, исполняет все, что бы ему ни повеле­ли, и исполняет без ропота. Какое бы бремя ни возложили на него, он несет его, внимая словам Христовым: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф. 11, 28).

Найдешь тут, как и в церкви Соломоновой, подобия фиников, кедров, маслин и Ангелов, а ими являются все превелебные, честные во Христе отцы и братия, из которых одни, как финики, цветут, добре возрастая: «Праведник как финик процветет» (Пс. 91, И); другие ум­ножают свои плоды, как кедры Божий: «Как кедр, что в Ливане, размножится» (Пс. 91, 13): иные приносят духовные плоды, как маслина плодовитая: «Я же как маслина плодовитая в доме Божием» (Пс. 51, 10); а другие, уже до­стигнув совершенной жизни, являются как бы Ангелами во плоти и украшают святую обитель, как подобия фиников, кедров и мас­лин украшали церковь Соломонову.

Итак, эта святая обитель подобна церкви Соломоновой. А все это духовное здание под­крепляет и утверждает своей главой высокий в Боге превелебный его милость господин отец архимандрит, отец и пастырь наш. Ибо на нем, как на столпе, поистине возлежит все здание, на него все взирают, и утверждаемые им, стоят непоколебимо все порядки, весь чин, Укреплял эту духовную церковь, обитель Печерскую, духовный столп, усопший в Боге архимандрит, поддерживал, как второй Ат­лант, и в такие времена, когда святая обитель переживала наибольшие внутренние и внеш­ние брани, совершавшиеся в Отечестве. Он был утверждением и для каждого, в особенно­сти же носил немощи вверенных ему овец, будучи одним из числа тех, которым сказано: «Вы, сильные, должны сносить немощи бессиль­ных» (Рим. 15, 1). Слушая его учительные сло­ва, немощные подкреплялись ими, как лекар­ством, взирая на его добродетельную жизнь, каждый из братии созидался и опирался, как бы на столп. Видя его отеческую милость к се­бе, он держался около него, как виноградная лоза у кола своего, и, следуя за ним, как овца за своим пастырем, питался от него в доста­точной мере духовной пищей.

На столпах обычно полагаются какие-ли­бо знаки для вечной памяти. Так, на римских столпах находились изображения римских кесарей. На столпах Александровых были письмена на память о победах его. На пира­мидах Маккавейских были корабли и оружия. На гробе Иосифа были помещены каменные снопы в память того, что он прокормил зем­лю Египетскую во время голода. На столпе Давидовом — щиты и стрелы: «Тысяща щитов висит на нем и все стрелы сильных» (Песн. 4, 4). Наконец, столпы в церкви Соломоновой, как сказано выше, были украшены золотыми се­тями, лилиями и яблоками.

И сей столп церкви Христовой, усопший в Боге, высокий в Боге превелебный, его ми­лость отец архимандрит Печерский, имел в своей жизни, а ныне имеет в нашей памяти знаки, но не по подобию каких-либо иных столпов, а по подобию столпов премудрого Соломона, стоявших во Святая Святых. Воз­зрением памяти своей мы можем видеть на этом мысленном столпе золотые сети, кото­рыми служит его премудрое учение. Мудрость в Святом Писании называется рекой и морем, как, например, она говорит о себе у Сираха: «Насыщает мудростью, как Фисон, наполняет разумом, как Евфрат и как Иордан во дни жатвы; и ниже: Труды мои были мне рекою, и река моя была мне морем» (Сир. 24, 27—28, 34). Учения, подобные рекам и морю по неисчер­паемой мудрости, являются сетями, как гово­рит святой Дамаскин, обращаясь к апостолам: «Мрежею (сетью) учений ваших вселенную уловисте».

Искусен был в такой ловле и усопший в Боге отец наш, ибо он с молодых лет начал ловить словесных рыб сетью учения, приводя их в разум. Я хорошо знаю, что, напившись вод премудрости из разных рек, из разных, го­ворю, школ, куда и через моря путешество­вал, он сначала начал учить с прилежанием в Киевской Братской школе. И здесь сколь много студентов вразумил в цветущей моло­дости и показал искусными в премудрости, столь же много уловил для Христа рыб малых. Потом приступил к ловле в глубине больших рыб, когда с кафедры простирал целый невод проповеди слова Божия о царстве Божием и тем уловлял людей, направляя к смирению и набожности. Еще далее приступил в глубину с сетями учения, когда и в ректорстве, и в игу­менстве уготовлял рыб, плавающих в водах духовной мудрости, к столу Христову не толь­ко словом, но и житием, полезным в иночест­ве, чистотой, нищетой и послушанием.

Всего же глубже распростер духовные свои сети, когда за свои высокие достоинства был вознесен на пречестное место в этой свя­той обители, на архимандрию. Здесь он столь приукрасил сети своего премудрого учения зо­лотом большого старания, трудов и подвигов, что я смело могу сказать о нем: «На столпе мрежи златыя духовнаго онаго столпа нашего украсила сеть», и сеть не простая, а золотая. Ибо слова полезного учения, как в сети нити, связываются одни с другими и становятся ве­ликой сетью.

Великое учение, подкрепляемое исполне­нием на себе самим делом слов учительных, — это чистое золото, и словесные рыбы уловляются не столько простой, сколько золотой се­тью. Люди, говорю, получают пользу не столько от изреченных слов, сколько от доб­рых дел своего учителя и от его добродетель­ной жизни.

еще рефераты
Еще работы по истории