Лекция: ФУЦЗЯНЬ 5 страница

Все слышали треск сучьев и веток.

Все чувствовали дрожь земли.

Неожиданно с поля раздался страшный крик женщины, за ним — мычание буйволов и звон колоколов.

Шаманка танцевала свой танец.

Ее гибкое тело завораживало, раздирало мозг, тащило в черные пещеры, жгло и терзало.

Оцепенели мужчины и женщины.

 


Чжэцзян

И только дети заметили, что идет дождь. Сначала одиночными каплями, словно ночные гонги, потом прозрачными нитями, что ска­тывают пыль в серые шарики.

А потом хлынул ливень.

И теперь плакали крестьяне и танцевали дети.

Старейшины были довольны и спокойны.

Муж шаманки был счастлив и безумно влюблен.

В середине поля, под струями дождя, глядя на черные мокрые головешки, женщина прижимала к груди горсти влажной земли — и в глазах ее было Просветление и чистые слезы счастья.

Внезапно она поднялась и посмотрела на дорогу.

Вдали, в пелене шумного дождя уходил к реке царевич.

Он шел, размышляя о природе удара из Пустоты в Пустоту.

А женщина упала на колени и улыбнулась ребенком ему вслед.

Вечером у реки Бодхи увидел дерево.

Подойдя к нему, он повесил на ветку свой плащ. Отложил в сто­рону посох и суму. Встал лицом на Юг и прочитал слова гимна Небу, Земле, Солнцу.

Затем, сидя в асане Лотоса, сделал Пранаяму.

Разглядывая листочки дерева, царевич успокоил свое сердце и разум.

Через час он встал и начал повторять движения, о которых думал в дороге.

Бодхи наносил удары в воздух с такой скоростью, что не было видно ни самого удара, ни движения тела. Казалось, что он не двигается.

После занятий по боевому искусству царевич вновь сидел под деревом и размышлял:

«Если увеличить скорость удара до космической скорости, то со стороны всем покажется, что движение — медленное.

А происходит изменение земной сущности в космическую. Космическое таится в земном, жесткое — в мягком, а быстрое — в медленном. Только в Пустоте нет Разделения.

Пустота рождает Разделение, но никогда Разделение не родит Пустоту.

Значит, удар из Пустоты есть Разделение.

Отсюда вывод: забудьте об ударе, Пустота сама все сделает».


Аньхой

И среди ночи царевич вновь занялся отработкой ударов, захва­тов и бросков.

Потратив на сон один час, ровно в пять часов утра Бодхи вновь

продолжил занятия.

Переплывая на джонке рыбака бурное течение реки Чанцзян, ца­ревич, протянув руку, погладил волны.

Бодхи был сущностью рек, гор, лесов и полей.

Так же, как он разговаривал с камнями и травой, он разговари­вал с деревьями и водой.

Сейчас он просто любовался красавицей Чанцзян.

Длинная река Чанцзян рождается в горах Тибета и, прорываясь через ущелье Трех Ворот —- Саньшэнься, пересекает Поднебесную с

Запада на Восток.

С помощью своих дочерей — озер Поянху и Дунтинху — она дару­ет крестьянам бескрайние поля риса, зерна, проса и ячменя.

Фея Чанцзян не только кормит своих детей, она дает жизнь туто­вым деревьям, а это -— гордость Чжун-Го, волшебный шелк.

Расплатившись с рыбаком, Бодхи стал подниматься по оранже­вой дороге на желто-зеленый холм.

Он шел по великим землям Аньхоя.

Красавица с корабля любви показала на карте из шелка город Хэфэй. Чтобы дойти до него, надо было пройти через города Аньцин

и Луань.

С реки подул прохладный ветер, и зашумели пахучие сосны на

холме. Впереди была дорога в Хэфэй.

АНЬХОЙ

Сидя под навесом харчевни в ожидании чашки риса с рыбной приправой, Бодхи увидел на улице странную процессию.

В тележке, запряженной коричневым оленем, восседал старец в одежде ученого.

В одной руке он держал кувшин вина, а в другой — кубок. Изряд­но пьяный и веселый, он наливал себе вина и, выпив, кричал:

— Дорогу! Дорогу! Истине, которой нет!

За повозкой пьяного ученого шли двое слуг с лопатами на

плечах.


Слуги тоже были пьяные и веселые.

А лопаты они несли, потому что их хозяин, ученый Лю-Бань, го­ворил:

— Наша Поднебесная — это одна церемония! Рождаешься — церемония!

Умираешь — церемония!

Пьешь чай — и тут церемония!

Хватит ритуалов и церемоний!

Где упаду, где умру — там и закопайте!

Поняли, олухи Небесного Дракона?

— Поняли, господин Лю-Бань!

И пьяные слуги церемонно кланялись ученому, четырем частям света, лопатам, кувшину с вином, облакам, и еще много чему — ритуал есть ритуал! Церемония есть церемония!

Повозка остановилась, и слуги вывели из нее ученого мужа под руки и поставили перед Бодхи.

Шатаясь, ученый поднял руку и важно огляделся:

— Это ты, Да-Мо? Да, это ты! Зонтик, борода и чаша. Какова, скажи мне, глубина сущности Будды?

Со всех сторон к беседующим стали собираться люди. Им было интересно, что ответит чужеземец великому ученому Лю-Баню, на во­просы которого не было ответов.

Бодхи сидел и смотрел перед собой, не обращая внимания на ученого.

— Он молчит!

Он не знает ответа!

Он не знает глубину учения Будды!

Люди стали перешептываться.

Раздался смех толпы*

А ученый, довольный собой, выпил залпом еще кубок вина.

— В последний раз спрашиваю: какова глубина учения Будды?

Царевич встал из-за стола и подошел к ученому. Неожиданно

схватил его, поднял и швырнул в пруд, где хозяин харчевни разводил карасей.

Вращаясь и размахивая руками, ученый с высоты трех метров камнем рухнул на середину запруды. /1юди ахнули и побежали к берегу.


Аньхой

Из воды долго никто не показывался.

Но вот появились пузыри и стали расходиться круги на воде.

С шумом появилась голова Лю-Баня.

Фыркая и хлопая руками по воде, он кричал:

— Я понял! Я видел! Учитель!

Люди бросились к нему и вытащили его на берег.

В мокрой одежде ученый подбежал к месту, где сидел Бодхи, и

прокричал:

— Я понял глубину учения Будды, Учитель!

Но Бодхи не было. Он уже ушел.

Смешался с толпой торговцев, горожан, крестьян. Растворился в криках шумного города Нанкина. Ученый Лю-Бань вернулся на берег озерка и до рассвета сидел, глядя на воду и прыгающих из воды карасей. На лице его светилось солнце Просветления.

Утром в харчевне, где собираются торговые и мастеровые люди, ученый набрел на царевича, который завтракал блюдом из овощей и

рыбы.

Не обращая ни на кого внимания, Лю-Бань прошел к столу и,

учтиво поклонившись, пригласил Бодхи в гости в загородный дом.

Увидев у слуги ученого древние свитки, царевич взял свой посох,

суму и пошел рядом с ученым.

— А сейчас мы пойдем в сад, где нас ждут ученые друзья, — му­дрец, сделав учтивый поклон, пошел впереди.

По привычке запоминая все вокруг, царевич пошел следом.

Волшебный сад находился позади большого дома, на месте хо­зяйственного дворика, и был огорожен белой стеной, которая делала

сад «миром в мире».

Стена, словно извивающийся дракон, повторяла все линии скло­на холма. Крытая черепицей и клумбами, в особых местах она имела начертания благих иероглифов.

Гость и хозяин прошли по крытой извилистой галерее, ограж­денной с одной стороны стеной, а с другой — изысканно подобранной зеленью бамбука, кипариса и изогнутой вишни.

Они шли мимо укромных, красочных двориков и, внезапно свер­нув по аллее, подошли к пруду с островками и резными мостами, с

 


Аньхой

живописными берегами, красивыми валунами — камнями красного, оранжевого, яхонтового и синего цветов.

На секунду Бодхи понял, что это древний сад, что он говорит о невидимом, ускользающем, словно шлейф феи, саде Великой Пу­стоты.

Выйдя на одну из террас для созерцания видов, царевич увидел

павильоны и беседки для уединения,

домики для учебных занятий, созерцания,

музицирования, купания, приготовления снадобий

и для послеобеденного сна.

Благородные сосны с гор Тяньшу, в коре которых поет ветер,

стойкий бамбук, деревья счастья — персик и слива,

магнолия, гранат, и хурма — символы долголетия

росли в саду, не привлекая излишнего внимания, но неумолимо

притягивая взор сладким, необъяснимым очарованием.

В саду сквозь круглые и квадратные переходы были видны сотни

видов пиона — «царя цветов».

Это было воплощением чистого Ян.

А вот Инь царевич почувствовал в цветке покоя и долголетия — хризантеме.

И вокруг них, словно на балу волшебниц и фей, танцевали, дышали, переливались розы, гортензии, нарциссы, камелии, гиацинты, гранаты и орхидеи.

Рядом с царственным пионом были его спутники —

шиповник и роза,

для белого пиона — мак и алтей, .

для сливы — камелии и магнолии,

для лотоса — тубероза,

для хризантемы — бегонии.

Орхидея — изящество и скромность.

Бамбук — душевная прямота и скромность.

Хризантема, расцветающая осенью — благородство Души в су­ровое время.

Магнолия — женская красота.

Лотос — чистота сердца в мире пыли и грязи.

Персик — долголетие и счастливое супружество.

Хурма — радость жизни.

Из прозрачной воды тянулся к солнцу символ душевной чистоты, неуязвимой для грязи и пыли мира — белый лотос.


Пройдя мимо деревьев дуба, ясеня, бука и платана, среди ман­дариновых деревьев они пришли в беседку, где их ждали ученые

друзья.

Вокруг павильона Небесной Мудрости цвели сливы, бамбук и

сосна.

Потом царевич понял, что это были символы трех учений

Чжун-Го:

сосна — Чжу-Цзя,

слива — Дао-Цзя

и бамбук — Фо-Цзя.

Все вместе они представляли образ взаимной преданности и в

летний зной, и в зимнюю стужу.

В павильоне для созерцания хозяин, поклонившись царевичу,

оставил его одного.

Подойдя к светлому, искрящемуся ручью, весело сбегающему с

холма и убегающему в заросли магнолий, Бодхи медленно умыл руки

и лицо.

Потом, пройдя на середину беседки, сел в позе Лотоса, повер­нувшись лицом на Восток, где поднималось солнце.

Сложив пальцы в мудру Покоя и улыбаясь внутренне, Бодхи смо­трел на цветы лотоса в пруду и представлял вокруг себя великих му­дрецов, чьи слова он запомнил, слушая Ю-Ши, которого спас от раз­бойников.

Вечером странствующий ученый Ю-Ши устроил пир для своих

друзей.

Это были образованные люди, те, кого в Поднебесной называли Цзинь Ши, что означало «постигший мудрость».

В своих странствиях по дорогам Тянь-Ся Бодхи много раз встре­чался с учеными людьми и проникся к ним уважением.

Несмотря на войны, вторжения, голод, разорение, наводнения или землетрясения

в шумных городах или родных деревнях,

во дворцах или хижинах,

в монастырях или на бескрайних дорогах

ученые Цзинь-Ши размышляли о будущем Поднебесной.

Они дарили людям свои открытия,

свои замыслы, свою жизнь.


Аньхой

Многие из них открыто говорили императорам Истину, их при­говаривали к казни, но они не каялись. У них был особый долг перед Родиной. У ученых людей была своя Честь.

Но, чтобы провозгласить Истину, быть ученым, следовало пройти сложную систему сдачи экзаменов.

Надо было знать «У Цзин» — пять книг-основ школы учителя Кун-Цзы.

Надо было понимать

математику, свод законов, словесность,

военное дело, религию, музыку, стрельбу из лука.

Строгие судьи принимали экзамены трех ступеней.

Не каждый мог дойти до последнего испытания. Но если это слу­чалось, слушатель становился гордостью Поднебесной.

Он становился ученым мужем.

Со времен борющихся царств к экзаменам допускали не по знат­ности происхождения, а по личным способностям. И в этом сказалась мудрость Поднебесной, где люди почитали грамотность, книги, зна­ния и ученых Цзинь-Ши — хранителей знаний.

После обильной и изысканной трапезы гости перешли в сад, в просторный павильон для бесед за чашей вина.

Вечер выдался теплым, лишь ветер иногда будил листья дере­вьев, очарованных прозрачной луной.

Ученые люди держались свободно. Они шутили, произносили то­сты, и, между прочим, ставили вопросы, которые могли бы запутать любого философа.

Бодхи слушал, как ученые мужи говорили,

что человек изначально зол и, уже рождаясь, он коварен, низок, хитер и что доброта его — деланная. Что только наказание может за­ставить его служить государству,

что человек изначально добр, что, рождаясь, император и нищий одинаковы,

что людям надо дать Знание, а потом спрашивать, добрый он или злой,

что не надо давать народу Знание. Слабый народ —- сильное го­сударство.


 

Аньхой

Вот здесь Бодхи еще раз вспомнил странствующего ученого, ко­торый говорил ему о разных школах философии и великих Учителях Поднебесной Кун-Цзы, Лао-Цзы, Ян Шане, Мо-Ди, Сюнь-Цзы — Учите­лях академии Цзя-ся, что обосновали великое открытие о взаимодей­ствии Инь-Ян и пяти первоэлементов бытия.

После прекрасного вина из Гуандуна спор ученых стал еще

яростнее.

Теперь они говорили об императорской власти, чиновниках и от­ношении народа к ним.

Сказал ученый Лу-Ю:

— В человеке присутствуют и силы Ян, и силы Инь. Это касается всего — и власти тоже.

Но должна быть добродетель, на которую надо равняться.

Сказал ученый Ду-Фу:

— Если воспитать человека, то перед ним встанет вопрос, зачем ему служить императору, его вельможам, евнухам, чиновникам, если они глупы, развратны, алчны и злы?

Он даже волоском не пожертвует во имя такой Поднебесной. Сказал ученый Ай-У:

— Император — сын Неба. А Небо на Земле — это народ.

И если император, как отец государства, не выполняет свои обя­занности, то его нужно заменить. Отобрать у него Мин — право на правление Поднебесной.

В таком случае Гэмин —- революция — есть единственная воз­можность спасти государство.

Сказал ученый Бань-Гу:

-— Если император и народ будут следовать ритуалу — всеобщему закону добродетели, то, наконец, в Поднебесной наступит Гармония.

Ведь сказал учитель Кун-Цзы: пусть Отец будет отцом, Сын — сы­ном, Государь — государем, а Подданный — подданным.

Возразил ему ученый Ян-Чжоу:

— Ритуал, закон — все это опутывает человека, делает его ли­цемерным.

Люди должны жить свободно! Как река! Как Дао! И если законы, ритуалы, обычаи, традиции и обряды будут подобны Дао, то люди будут работать, улыбаясь, женщины — рожать, улыбаясь, воины будут горды, защищая Родину, а поэты — торжественны и радостны!


Аньхой

Сказал хозяин дома, ученый Ван-Чу:

— Не надо мудрствовать, надо наслаждаться жизнью. А что думает гость Да-Мо?

Бодхи поднял чашу и сказал ученым мужам:

— Хорошее в Аньхое вино. Все засмеялись.

Хозяин хлопнул в ладоши — и рядом с павильоном для бесед приглашенные музыканты стали играть прекрасные мелодии золотой осени.

Рано утром Бодхи поблагодарил хозяина дома и ушел в город.

Со слов ученого Ван-Чу он теперь знал, что в Хэфэе существует торговый дом, чьи товары ходят по великому Шелковому Пути, но са­мое главное — на воротах этого дома изображен зонтик.

На шумном базаре Хэфэя среди погонщиков мулов, верблюдов, буйволов, среди торговцев лапшой, пирожками, требухой, среди купцов, монахов, служанок, стражей порядка, среди чумазых и чистых, наряженных и оборванных мальчишек смотрел Бодхи на представление уличных канатоходцев. Люди, задрав головы вверх, не переставали кушать, грызть, же­вать, пить и при этом издавать крики страха и восторга. Базар, словно улей, забит до отказа людьми. Но, в отличие от пчел, ос, шершней и шмелей, люди здесь метались, бежали, догоняли, бросались вправо-влево, носили, отбирали, давали, плакали и смеялись, говорили и постоянно что-то ели. И шумели гонцы, чиновники, глашатаи. И хохотали блудницы, ростовщики, игроки в кости. И кричали носильщики, грузчики, возчики. И среди бурлящей толпы люди на бегу продавали талисманы и сдавали внаем жилье, зазывали в сети любви и предсказывали будущее, разыгрывали представление и раздавали фальшивые монеты, заключали сделки и устраивали уличные бои. Все это покрывалось городской пылью алчности. Все это обнималось хрупкой одеждой надежды. Всем хотелось денег, удовольствий, почитания и власти. 4 И все бежали к дверям без дома!


 

Аньхой

Среди истошных криков торговцев, сквозь белую, липкую пыль Бодхи увидел рядом с лотком продавца пирожками с рыбьей требухой нищего слепого.

В истрепанном, с дырами, халате, с морщинами страданий на лице, старик молча сидел на земле, у ног его стояла деревянная чаша с обломанными краями.

Бодхи подошел к нищему и бросил монету в чашу.

Неожиданно старик схватил его за руку, и на лице его мелькнуло зыбкое облако улыбки.

Царевич сел на землю рядом с нищим, который начал говорить, не поворачивая головы:

— Найди Зло и уничтожь его, Да-Мо!

Сначала они будут говорить, что главное в этом мире — человек.

Потом они скажут, что «Я» человека — самое главное.

«Я» должно быть сытым, богатым и полным удовольствия.

И вот из таких «Я» создастся государство, и ему захочется богат­ства и власти, чтоб весь мир признал это «Я».

И тогда начнется война — одна, другая, третья… Будут уничто­жены целые народы, не похожие на это «Я».

Детей, женщин, стариков будут жечь, травить, душить.

«Я» человека — это алчность и жажда власти.

И когда это «Я» поймет, что оно не вечно, оно будет убивать еще больше и кровожаднее.

Бодхи повернулся к нищему:

— Я не вечен. ]

Не в моих силах уничтожить Зло будущих поколений.

— Путник, ты один из тех, кто знает Свет! Кто видел Свет!

Ты сумел вырваться из рабских оков «Я» — научи этому других. Зло — это не тень человека. Его можно держать в узде.

— Мир тебе, добрый человек!

— Мир и здоровье тебе, Да-Мо.

Бодхи переходил рыночную площадь. Внезапно остановился.

Обернувшись, он увидел, как трое толстых продавцов мяса, схва­тив нищего, пытавшегося украсть кусок, бросили его на холодную землю и пинали ногами.

Царевич подошел к ним и попросил остановиться.

Один из здоровых, румяных мясников развернулся к нему:

— Убирайся прочь, бродяга!

 


Аньхой

Может, вы вместе и заодно? Тогда мы и тебе намнем бока. Толпа вокруг хохотала и улюлюкала. Нищий плакал под ударами.

Медленно и внимательно смотрел Бодхи на лица толпы — возбужденной, злой, капающей слюной от удовольствия и тре­бующей крови.

Он смотрел на их рты, глаза, руки,

пытаясь найти в них хоть что-то человеческое.

Но это была толпа тех, кто может

вешать, жечь, травить и резать себе подобных.

Стоило только дать им знак!

Стоило взять в руки факел и повести их за собой!

Жажда богатства, власти — для темного разума,

жажда удовольствий — для зыбкого тела

превращали людей в чудовищ.

Они становились палачами самим себе.

Волна злобы, жестокости,

волна жажды крови витала над орущей толпой.

Бодхи нижней частью ладони нанес резкий удар в горло высоко­му мяснику.

Так же спокойно нанес рубящий удар ниже затылка второму.

Третий мясник бросился на него с ножом для рубки костей — и получил страшный удар ногой в живот. Вторым ударом ноги лысый мясник был отброшен за свой прилавок.

Царевич поднял дрожащего нищего и еще раз посмотрел на лица толпы.

Страх! Липкий страх, словно муха на меду, застыл на их лицах.

Их ноги дрожали.

Их губы кривились.

Бодхи дал нищему золотую монету и медленно пошел в сторону торговых домов в восточной стороне города.

Под старым вязом, покрытым ранами и болью, были разбросаны камни, которые выбросило весной половодьем.

Серые валуны.

Серое свинцовое небо.

Серые горы под бесцветным небом.

Закутавшись в плащ, Бодхи смотрел, как холодный ветер, летя­щий с Желтого моря, треплет высохшую траву.


«Человек слаб. Но слаб он не перед лицом наводнений и земле­трясений.

Он слаб перед самим собой.

Чтобы насытить энергией свое исчезающее «Я»,

он берет ее у других — хватает, отбирает, вырывает

у своих родителей, у своих детей, у близких и дальних.

А энергия жизни уходит. Что остается у него?

Страх! Бессилие, перерастающее в злость, недоверие.

Страх за все, что он сделал, забирая энергию у других.

И причина всему — Незнание!

Болезни и страх смерти кружат над ним.

Его мозг не получает достаточно крови — и он начинает сходить с ума, обрекая на это и своих потомков».

Бодхи поднял голову. В небе летели стрижи.

Ветер стих, и появилось солнце, в мгновение все изменив.

Горы стали красными, небо — синим, камни — зелеными.

«Надо дать людям Знание.

Надо научить их смотреть своему Злу-тени в глаза.

Надо научить людей не бояться своего темного «Я».

Таковы условия разделенного мира.

Но можно стать выше этих условий.

Небо одно — оно неделимо.

Вместо «Я» надо сказать «Мы».

Соединять, а не разделять.

Любить, а не ненавидеть».

У менял Бодхи узнал точно, где находится торговый дом купца Ду-Фу, чей торговый знак был похож на зонтик.

Он твердо знал, что по порядку символов шестым будет зонтик,

означающий Праведную Власть.

В квартале было несколько торговых домов-складов.

Мимо Бодхи проходили громадные повозки с грузом, которые та­щили буйволы с кораблей на реке.

Им навстречу выходили караваны верблюдов, груженные гро­мадными запечатанными коробами и тюками.

На улицах было чисто и пахло свежестью.

Пахло чаем, рисом, благовониями.

Возле громадных ворот складов стояла охрана.

Вдоль зданий постоянно шли грузчики и работные люди.

 


Аньхой

Каждый купец Поднебесной имел своих постоянных работников Но иногда набирали людей с улиц.

Дойдя до квартала продавцов пряностями, царевич услышал шум и крики людей.

Мимо него пробежали стражники городской управы. Пробежала повозка пожарных. И побежали люди.

Когда Бодхи добежал до торгового дома Ду-Фу, там уже собра­лась большая толпа людей.

Все кричали, спорили и что-то доказывали друг другу.

Бодхи увидел в стороне от толпы старика, который сидел у стены дома и плакал.

Бодхи присел напротив и положил руку старику на плечо.

— Говори медленно, что случилось?

— Господин Ду-Фу вместе со вторым старостой считали тюки с шелком для отправки по великому Шелковому Пути.

Я находился в глубине склада, когда появилось это… Старик был испуган. Губы его дрожали. Плечи тряслись. Глаза истекали болью слез.

Бодхи поднял старика за плечи и легко ткнул его пальцем в чакру Вишудху.

Потом провел ладонью над лицом — и старик успокоился.

— Что было дальше?

— Это в черном спросило что-то у господина. Потом оно выхва­тило кинжал, и тогда...

— Хорошо. Понятно.

А куда отправились паломники с Запада, что гостили у твоего господина?

— Если вы знаете… паломник был один.

Господин говорил с ним каждый вечер, но несколько дней назад паломник ушел. Никто не понял из слуг, когда он ушел.

— Мир тебе, старик! Не бойся. Я друг.

Вот держи. Глоток вина тебе поможет. Бодхи дал старику золотую монету и ушел. Вечером, у реки, он нашел спокойный постоялый двор, где и про­вел ночь.


Аньхой

Сидя на открытой террасе и глядя на бурлящий ночной город, Бодхи думал:

«Символов восемь — Посвященных восемь. Порядок никто не менял.

Морская раковина — проповедь Будды.

Погребальная урна — торжество Истины.

Бесконечный узел — символ вечной Жизни.

Две рыбы — супружеское счастье.

Лотос — совершенство Будды.

Зонтик — праведная Власть».

Следующим было колесо, символ Истины и Жизни.

Искать следовало по движению на Восток — значит, надо идти в земли Шаньдунь.

На другой день рано утром, после занятий по боевому искусству Бодхи, сидя под горной сосной, разглядывал узор на камне у ручья Красных Волков.

«Даосский отшельник сказал, что выражением Космоса-Пустоты является Великий Предел Тай-Цзы.

Значит, если стоять в асане Пальмы -— Тадасана, то это — Кос­мос, стоит сделать шаг влево или вправо — мы попадаем в разде­ленный мир — Тай-Цзы, где мгновенно начинают взаимодействовать силы Ян и Инь.

Отсюда получается, согласно закону Инь-Ян, что в каждый мо­мент движения задействована только одна сила, которая тут же пере­ходит в обратную. !

Вдох-выдох, резкий выброс — плавное уклонение.

Влево-вправо, удар-уход, хочешь идти вперед — иди назад!

Напряжение-ослабление, день-ночь, вечер-полдень.

Инь-Ян, меч и ветер.

Пустая рука-нога и полная рука-нога».

Бодхи встал и начал двигаться влево-вправо, вперед-назад. «Символ Великого Предела — это круг, где переливаются одна в другую противоположные силы. Солнце-Луна, День-Ночь, Мужчина-Женщина, Вата и Игла, — внезапно Бодхи озарило, —-

 


Цзянсу

Основа основ — это движение по кругу.

Йогины показывали ему движение космического шара-огня.

Здесь происходит подобное.

Энергия создает между ладоней светящийся шар.

Шар в стойке набирает силу, из белого становится красным.

Шар в ладонях — стоит его направить на врага...

Все движения руки должны плыть вокруг горящего энергетиче­ского шара.

Траектория удара — круговая, движения по земле — круговые.

Великий Предел, Тай-Цзы, таит в себе космическую мощь для тех, кто научится набирать через дыхание энергию Ци».

Бодхи не заметил, что давно движется с шаром в руках вокруг сосны.

Двигаясь вокруг сосны, Бодхи следил за шаром в руках — и вдруг замер.

«Но в Космосе все движется не по обычному кругу, а по круговой спирали. Как взрывы в космической Пустоте!»

ЦЗЯНСУ

Юг есть Юг. Южане всегда южане.

Только здесь мудрец может стать безмерно глупым,

принцесса полюбить нищего,

вор быть поэтом, торговец — магом,

а водонос — звездочетом,

только здесь девушка может влюбиться в старца,

трус стать героем, герой — уйти в монахи,

а богач раздать все свое золото бедным.

Люди на Юге считают, что

сумасшедшие, пьяные, влюбленные, поющие и спящие

видят Бога.

И только на Юге человек может

часами смотреть на огонь и сказать затем одно слово -— вода!

Юг есть Юг.

Юг — это Солнце!

А Солнце — это Свобода!

Смеющаяся женщина-Свобода!


Цзянсу

Бодхи проходил мимо громадных, блистающих на солнце храмов Солнца и Луны.

Он шел по дор<зге из белого камня, ведущей к одним из двенадца­ти ворот Нанкина. Нанкина — столицы правителей южных династий.

Столица южного государства состояла из

трех миров, трех городов, трех границ, трех стен.

Внешний город — для купцов, ремесленников, горожан.

Внутренний город —■ для священников, чиновников, монахов.

Запретный — для императора, его семьи и его свиты.

Царевич проходил внешний город, который походил на бушую­щий, ревущий людской океан. Здесь было много

буддийских монастырей, пагод, курилен, а еще больше

рынков, постоялых дворов, открытых торговых рядов, аптек, бань, театров и городских управ.

Только через час, пройдя пожарную каланчу, ряды торговцев мясом, рыбой, рисом, овощами, Бодхи вышел на аллею, ведущую во внутренний город. Пройдя через ворота с бойницами, башнями и парапетами, он вышел на гранитную дорогу, идущую вдоль храмов, дворцов, зданий библиотек, зданий суда, мимо обсерватории, мимо висячих садов, площадей, фонтанов и к полудню достиг стен запретного города.

Дворец императора по законам Фэн-Шуй находился в северной стороне и смотрел лицом на Юг.

Внутри неприступных стен было пять дворцов.

К центральному дворцу вела широкая дорога, посыпанная белым песком.

По краям императорской дороги цвели вишневые, грушевые, яблоневые и персиковые деревья.

Дворец охраняли солдаты столичного гарнизона из армии Центра. Восток, Юг, Запад, Север государства охраняли еще четыре армии.

По древнему закону первых царей в армию набирали крестьян. Набирали на один год.

 


Цзянсу

Обучали их мастера боевых искусств.

Военные Поднебесной помнили слова Учителя Кун-Цзы: «Вести людей на войну, не обучив — значит предавать их».

Царевич прошел главные ворота закрытого города незамеченным. Он шел по громадной площади,

со всех четырех сторон окруженной зданиями, храмами, соединенными между собой мостами, дорожками, галереями. Мимо громадных зданий, храмов, фонтанов, садов, мимо многочисленной охраны лучников, мастеров меча и копья шел царевич к главному дворцу императора У-Ди династии Лян. По широкой лестнице Бодхи поднялся и, пройдя главную арку, вошел в тронный зал.

Император У-Ди восседал на каменном троне эпохи Хань и слу­шал доклад первого министра.

еще рефераты
Еще работы по истории